<span class=bg_bpub_book_author>Галина Чинякова</span> <br>Благодарная память сердца

Галина Чинякова
Благодарная память сердца

(13 голосов4.7 из 5)

Оглавление

Есть тела небесные и тела земные;
но иная слава небесных, иная земных.
Иная слава солнца, иная слава луны,
иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе.
(1Кор. 15:40-41)

О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были.
В. А. Жуковский

Отец (1909-1983)

Детство. Моршанск

Наш отец, Павел Игнатьевич Чиняков, родился 7/21 января 1909 года в Барашеве – тихой слободе среднего русского уездного города Моршанска, Тамбовской губернии. История города начинается 16 сентября 1779 года, когда по повелению императрицы Екатерины Алексеевны древнее село Морша, – центр хлебной торговли на Цне, стало именоваться городом. В 1786 году знаменитый писатель Гавриил Романович Державин был назначен наместником Тамбовской губернии и, проезжая через Моршанск, хорошенько проучил местных чиновников: вместо того, чтобы отметить наградой одного из них, встретившего Гавриила Романовича колокольным звоном, Державин снял услужливого чиновника с должности. Во время своего наместничества Г. Р. Державин пытался образовать в Моршанске несколько училищ, но его начинание не сразу прижилось, поскольку местные жители с крайней неохотой отдавали в обучение своих детей. Вследствие придворных интриг Гавриил Романович был отозван со своей должности и вынужден давать объяснения императрице Екатерине II: «Возрадовались все его гонители, и вместо того, чтоб справедливый Сенат и истинный защитник невинности должен был сказать и войти с докладом, что ответы уже Державиным присланы, и как в них не находится никакой вины его, то предать ее величества благосоизволению; напротив, тотчас препроводили в Москву, опасаясь допустить оклеветанного в Петербург, чтоб как-либо присутствием своим в сем городе не открыл своей невинности, ибо письменных жалоб его не боялись, потому что они, преходя чрез руки статс-секретарей и почт-директора, приятелей и приверженцев их, не могли никак проникнуть до императрицы. Словом, Державин был в крайнем со всех сторон утеснении, ибо Вяземского и Безбород — кина партия, то есть Сенат, генерал-прокурор, генерал-губернатор и статс-секретари, – все были против него. <…>

Таким образом должен он был, против желания всех благомыслящих, в исходе 1788 года оставить Тамбовскую губернию, в которой он много полезного сделал, как то: . Написал топографию губернии. Учредил в губернском правлении порядок для сокращения производства, которого прежде не было…<…> . Подобно сему, сокращены и исполнены были самым делом, а не на одной только бумаге, губернские публикации, которых, как известно, во всяком правлении от почты до почты вступает великое множество. <…>. Ведомости, получаемые из казенной палаты о получении доходов и о недоимках, а равно и из судебных мест о решенных и нерешенных делах, согласно законам и учреждению, приказал присылать только в два срока, а не несколько раз, как и когда кому вздумалось, и делал по ним градской и сельской полиции только два раза в год предписание, штрафуя неисправных без лицеприятия, чем и труд облегчался, и исполнение чинилось действительнее, как по запутанности дел частые, но слабые предписания. По казенной части в сборе податей и свидетельств казны на основании законов такое сделал по зависящим от губернского правления местам распоряжение, что и поныне государственное казначейство при ревизировании счетов руководствуется оным. 6. Разобрал по точной силе законов вины преступников, содержащихся без всякого прежде различия в тюрьмах, сделав распоряжение, кого отпустить на расписки и поручительство, кого содержать строже, кого слабее, рассадя их всех по особым номерам, по мере их вин и преступлений, и перестроя из старых строений, с пособием сумм приказа общественного призрения, благоучрежденный тюремный дом с кухнею, лазаретом, приказал в нем содержать возможную чистоту и порядок, чего прежде не было, а содержали в одной, так сказать, яме, огороженной палисадником, по нескольку сот колодников, которые с голоду, с стужи и духоты помирали, без всякого о них попечения.

7. Учредил типографию, в которой печатались не токмо указы сенатские, но и прочие скорого исполнения требующие предписания губернского правления, а также и губернские ведомости о ценах хлеба, чем обуздывалось своевольство и злоупотребление провиантских коммиссионеров, и о прочем, к сведению обывателей нужном. 8. Исследованы препятствия и затруднения судовому ходу по реке Цне, по коему суда назад от Рыбной не возвращались, и к облегчению плавания придуманы средства… <…> 9. Купил по препоручению императрицы для запасного петербургского хлебного магазина муки около 100000 кулей, который <хлеб> обошелся с поставкою дешевле провиантского ведомства 115 копейками, из чего видно, что он бы мог положить себе в карман без всякой опасности до 100 000 рублей. 10. Открыл убийство в Темникове княгини Девлет-Кильдеевой племянником ее Богдановым, которое совершилось, так сказать, с ведения городничего и прочих вемских чиновником. Исправил дороги, приумножил доходы приказа общественного призрения в год до 40 тысяч рублей.

Но несмотря на все сии попечения и заботы о благосостоянии вверенной губернии,

Державин, по злобе сильных его недоброжелателей, отлучен из Тамбова и явился в Москве к суду 6‑го Сената департамента, по вышесказанному доносу наместника, отправя жену свою к матери ее в Петербург». Прямой, нелицеприятный, безупречно честный Державин не устраивал местное начальство, и его недоброжелатели сделали все возможное, чтобы выжить его из Тамбовской губернии.

Тем не менее в начале XX века в Моршанске были приходские училища и школы, три женских гимназии, женская профессиональная школа и платное мужское реальное училище, преобразованное впоследствии в железнодорожную школу. В XIX веке Моршанск был главным поставщиком сукна для армейского обмундирования и махорки, а во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. снабжал фронт обмундированием, снаряжением и махоркой.

Барашевскую слободу скромного уездного города с каменными особняками в один-два этажа называли слободой текстильщиков и железнодорожников. Дома барашевцев были, в основном, каменными, а жители – состоятельными и, судя по воспоминаниям современников, набожными. Особенно чтили моршанцы Вышенскую Казанскую икону Богородицы из Успенской Вышенской пустыни, расположенной неподалеку, и окрестностях Шацка. Во время эпидемии холеры чудотворный образ с крестным ходом торжественно приносили в Шацк и затем в Моршанск. После пребывания иконы в городе и усиленных молитв перед ней в продолжении трех недель смертоносная болезнь совершенно отступала от Моршанска и его предместий. Так, по прекращении холеры в 1853 году благодарные жители города пожертвовали на Вышенскую Казанскую икону Божией Матери серебряную раму с надписью: «Святой Заступнице и Ходатаице за грешных обитателей города». Старожилы рассказывали, когда во время крестного хода с чудотворной иконой по Барашевской слободе все жители выходили встречать свою Заступницу, на Тамбовском шоссе невозможно было протолкнуться. Ход шел неспешно, с непрерывными песнопениями. Однако после революции положение изменилось: крестные ходы стали запрещать. Вследствие голода в 1918 году в деревнях вспыхнула «испанка», смерть начала косить людей. Крестьяне по обычаю прибегли к заступничеству Божией Матери и с крестным ходом, проводить который разрешили власти, стали обходить Шацкую и Моршанскую земли. В одной из деревень чекисты арестовали не только служившего иеромонаха, но и самый чудотворный образ Пресвятой Богородицы. В Чрезвычайной Комиссии издевались и над священником, и над иконой, – плевали на нее, возили по полу, пинали. Узнав об этом глумлении над своей святыней, крестьяне двинулись «стеной выручать Божью Матерь». «Обезумели все… Бабы, старики, ребятишки. Председатель Чрезвычайной Комиссии открыл огонь из пулемета. Пулемет косит по рядам, а они идут, ничего не видят, по трупам, по раненым, лезут на пролом, глаза страшные, матери детей – вперед; кричат: «Матушка, Заступница, спаси, помилуй, все за Тебя ляжем…» Страху уже в них не было никакого. Очень много их тогда большевики с перепугу побили». Позже чудотворный образ, уже лишенный драгоценной ризы, верующие все-таки вызволили и передали протоиерею Василию Яковлеву, служившему в селе Эммануиловка близ Успенской Вышенской пустыни. После закрытия храма в 1939 году священника арестовали, но икону удалось сохранить. Выйдя из тюрьмы, он продолжил свое служение. Возможно, подобные эксцессы в придачу к грабительской продразверстке и вызвали Моршанский мятеж 1918 года.

Одноэтажный каменный дом Чиняковых, происходивших из казенных крестьян, стоял напротив новой каменной церкви во имя святителя и чудотворца Николая.

Белоснежный пятикупольный храм окружала высокая массивная ограда с башенками, построенная из красного кирпича. Помимо основного престола, в храме было два придела, – во имя Казанской иконы Божией Матери и великомученика и целителя Пантелеймона. Прихожане любовались внутренним убранством церкви: позолоченными резными иконостасами искусной работы, иконами прекрасного академического письма, изящными бронзовыми паникадилами. Необычный световой эффект создавали цветные витражи, украшавшие окна. С большим вниманием и вкусом подобранный набор колоколов радовал гармоничным звучанием. По обычаю, после опустошительного городского пожара 1875 года, жители Барашева хранили в церковных подвалах сундуки с наиболее ценными вещами. За алтарем храма был разбит обширный сад, где в праздник Преображения Господня церковные служители собирали яблоки и после освящения плодов раздавали их прихожанам. Слева от входа в церковь располагалось кирпичное здание церковно-приходской школы, которую в 1918 году преобразовали в общеобразовательную. Через дорогу (Тамбовское шоссе, ныне – улица Кирова), рядом с домом, где жила папина семья, находилась церковная конюшня. Павел с детства страстно полюбил лошадей и впоследствии часто их рисовал. В 1937 году закончились службы в Никольском храме: городские власти разместили здесь колхозные ремонтные мастерские, а затем – городскую библиотеку. В 1941 году здание новой Никольской церкви в Барашеве взорвали. Память Павла Игнатьевича сохранила, как в 1920‑е годы на улице пылали костры из выброшенных икон, но его домашние сохранили родовые святыни.

Комментировать

*

Размер шрифта: A- 15 A+
Тёмная тема:
Цвета
Цвет фона:
Цвет текста:
Цвет ссылок:
Цвет акцентов
Цвет полей
Фон подложек
Заголовки:
Текст:
Выравнивание:
Боковая панель:
Сбросить настройки