Евхаристия (причащение)

О чинопоследовании Таинства Евхаристии мы подробно говорили в разделе, посвященном богослужению суточного круга. В настоящем разделе речь пойдет о духовном и богословском значении Таинства Евхаристии, а также о различных практических аспектах индивидуальной подготовки к этому Таинству.

Под Таинством Евхаристии мы понимаем не только сам акт причащения Святых Христовых Тайн, но и все чинопоследование литургии. В отличие от большинства церковных таинств, которые в современной практике отошли в разряд частных богослужений, Таинство причащения сохраняет свой общественный, соборный характер. Причащение неотделимо от литургии. Даже в тех исключительных случаях, когда причащение совершается вне литургии (например, когда священник на дому причащает больного или умирающего), оно мыслится как продолжение литургии, совершенной в храме. Причащение на литургии Преждеосвященных Даров, за которой не происходит преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христа, мыслится как продолжение предшествующей полной Евхаристии, за которой это преложение совершилось.

Евхаристия – сердцевина жизни христианской Церкви, ее стержень и опора. Евхаристия древнее Священного Писания Нового Завета, всех догматических и канонических церковных установлений. Церковь выросла из Евхаристии и зиждется на Евхаристии. Таинство Евхаристии является не только основой бытия всего церковного организма, но и стержнем духовной жизни христианина.

Первая Евхаристия была совершена Христом на хлебе и вине. Хлеб и вино относятся к древнейшим и наиболее универсальным символам. В Ветхом Завете хлеб – символ пищи, насыщения, а значит, и символ жизни; вино – прежде всего, символ радости: И вино веселит сердце человека, и хлеб сердце человека укрепит (Пс. 103:15). Хлеб есть дар Божий: обилие хлеба означает благословение Божие в награду за праведность (см.: Пс. 36:25, 131:15) и трудолюбие (см.: Притч. 12:11). Недостаток хлеба (см.: Иер. 5:17; Иез. 4:16; Плач. 1:11), или хлеба и вина (см.: Плач. 2:12), является наказанием, посылаемым Богом за грехи. Бог наделяет пророка Елисея чудесным даром умножать хлеб (см.: 4Цар. 4:42–44); этим же даром обладает Христос (см.: Мф. 14:15–21). Спаситель заповедует ученикам молиться о хлебе насущном (см.: Мф. 6:11), в то же время напоминая им, что Отец Небесный знает обо всех нуждах человека (см.: Мф. 6:25–32). В отличие от Иоанна Крестителя (см.: Лк. 1:15; Мф. 11:18) Христос употребляет вино (см.: Мф. 11:19; Лк. 7:34); на браке в Кане Галилейской Он претворяет воду в вино (см.: Ин. 2:1–10).

В качестве элементов богослужебного культа хлеб и вино известны уже в Ветхом Завете. Мелхиседек, царь Салимский, который был «священником Бога Всевышнего», выносит навстречу Аврааму хлеб и вино (см.: Быт. 14:18): в христианской традиции Мелхиседек воспринимается как прообраз Христа, а хлеб и вино – как прообраз Евхаристии. «Хлебы предложения» находились в Иерусалимском храме на золотом столе (см.: 3Цар. 7:48); рядом с хлебами стоял сосуд с вином (см.: Чис. 4:7). «Хлеба возношения» были частью жертвенного ритуала: они приносились в жертву Богу вместе с агнцами (см.: Лев. 23:17–18). Вино также использовалось в качестве одного из элементов жертвоприношения (см.: Исх. 29:40; Лев. 23:13; Чис. 15:5, 10, 28:7, 14; Ос. 9:4).

В христианской Церкви хлеб и вино с самого начала были основными элементами евхаристического богослужения. Для Евхаристии должно употребляться чистое виноградное вино, в которое добавляется вода. В практике Русской Православной Церкви вино для Евхаристии употребляется только красное, притом, как правило, сладкое (десертное). В некоторых других Поместных Православных Церквах используются также розовые и белые вина. В Католической Церкви принято для Евхаристии употреблять белое вино. Употребление красного вина обычно объясняют его внешним сходством с человеческой кровью, однако такое сходство не требуется ни святоотеческой традицией, ни каноническими предписаниями. Более существенным фактором, чем цвет вина, является его качество: вино должно быть без примесей. Недопустимо поэтому употребление для Евхаристии тех сортов вина, в которых присутствуют спирт, сахар, ароматические добавки.

Некоторые раннехристианские секты (эвиониты, энкратиты, маркиониты, манихеи, акварии и др.) практиковали совершение Евхаристии на хлебе и воде, однако Церковь решительно отвергла такую практику. Церковные каноны запрещают совершение Евхаристии на ягодных и фруктовых соках, однако в некоторых исключительных случаях отклонения от правила допускались.

В основе евхаристического богословия восточных отцов Церкви лежит евангельское повествование о Тайной Вечери (см.: Мф. 26:26–29; Мк. 14:22–25; Лк. 22:19–20), беседа Христа о Хлебе Жизни (см.: Ин.6:32–65) и учение о Евхаристии апостола Павла. Именно эти новозаветные тексты стали тем фундаментом, на котором строилось святоотеческое понимание Евхаристии, ее смысла и содержания, способов ее совершения, ее значения для духовной жизни.

Теме Евхаристии уделяли внимание уже мужи апостольские II века. Священномученик Игнатий Богоносец, обращаясь к ефесянам, писал: «Старайтесь чаще собираться для Евхаристии и славословия Бога». В Послании к Филадельфийцам он подчеркивал единство Евхаристии как залог единства Церкви во главе с епископом: «Старайтесь иметь одну Евхаристию; ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна Чаша в единении Крови Его, один жертвенник, как и один епископ с пресвитерством и диаконами». В «Послании к Смирнянам» Игнатий говорит о еретиках, которые «удаляются от Евхаристии и молитвы, потому что не признают, что Евхаристия есть Плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи, но которую Отец воскресил по Своей благости». При этом Игнатий подчеркивает, что истинной является только та Евхаристия, которая совершается епископом или тем, кому он поручил это.

Для Игнатия Богоносца хлеб Евхаристии – источник вдохновения на мученический подвиг. По пути на казнь, готовясь к тому, чтобы быть отданным на съедение львам, Игнатий пишет:

Нет для меня сладости ни в пище тленной, ни в удовольствиях этой жизни. Хлеба Божия желаю, хлеба небесного, хлеба жизни, который есть Плоть Иисуса Христа, Сына Божия, родившегося в последнее время от семени Давида, и пития желаю – Крови Его, которая есть любовь нетленная.

Таинство Евхаристии неоднократно упоминается в трудах другого священномученика II века – Иринея Лионского . Говоря об установлении Евхаристии Христом, Ириней пишет:

Давая наставление Своим ученикам приносить Богу начатки сотворенного Им, не потому, чтобы Он нуждался, но чтобы сами они не были бесплодны и неблагодарны, взял из сотворенного хлеб и благодарил и сказал: это есть Тело Мое (Мф. 26:26). Подобно и чашу из окружающего нас творения Он исповедал Своею Кровью и научил новому приношению Нового Завета, которое Церковь, приняв от апостолов, во всем мире приносит Богу, дающему нам пищу, начатки Его Даров в Новом Завете.

Опровергая гностическое представление о том, что Плоть не может участвовать в спасении, Ириней говорит о Причастии Плоти Христа как о залоге всеобщего воскресения:

Когда же чаша растворенная и приготовленный хлеб принимают Слово Божие и делаются Евхаристиею Тела и Крови Христа, от которых укрепляется и поддерживается существо нашей плоти; то как они говорят, что плоть непричастна дара Божия, то есть жизни вечной, – плоть, которая питается Телом и Кровью Господа и есть член Его?.. Эта плоть питается от чаши Его, которая есть Кровь Его, и растет от хлеба, который есть Тело Его. И как виноградное дерево, посаженное в землю, приносит плод в свое время, или пшеничное зерно, упавшее в землю и истлевшее, во многом числе восстает чрез Дух Божий, все содержащий, а это потом по премудрости Божией идет на пользу человека и, принимая Слово Божие, становится Евхаристией, которая есть Тело и Кровь Христовы, так и питаемые от нее тела наши, погребенные в земле и разложившиеся в ней, в свое время восстанут, так как Слово Божие дарует им воскресение во славу Бога и Отца.

Среди писателей III века особое внимание теме Евхаристии уделял на Востоке Ориген, а на Западе – Тертуллиан и Киприан Карфагенский. В «Послании к Цецилию о таинстве Чаши Господней» Киприан говорит о Евхаристии как о «Предании Господнем», совершаемом так, как первоначально совершил его Христос. Киприан настаивает на том, что в Евхаристии должно употребляться вино с водой, а не одна вода. Тема Евхаристии затрагивается и в книге «О молитве Господней» в связи со словами «Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Начиная с IV века Евхаристия становится объектом внимания многих отцов Церкви на греческом Востоке. Важный вклад в развитие евхаристического богословия внесли святители Иоанн Златоуст и Кирилл Александрийский, а также преподобные Иоанн Дамаскин, Симеон Новый Богослов и Николай Кавасила. Представляется важным рассмотреть учение этих отцов о Евхаристии.

В проповедях, беседах и толкованиях Иоанна Златоуста мы встречаем развернутое учение о Евхаристии, отличающееся последовательностью и ясностью. Частое обращение Златоуста к теме Евхаристии вызвано прежде всего тем, что ему приходилось комментировать «евхаристические тексты» из Евангелий и апостольских посланий. Кроме того, литургический контекст большинства его бесед, произносившихся в храме за богослужением, делал тему Евхаристии актуальной для его слушателей.

Златоуст всегда особенно настаивает на реальности присутствия Христа в евхаристических хлебе и вине, на реальности соединения верующего с Христом через Причастие. Святитель подчеркивает, что Тело Христа в Евхаристии не отличается от того тела, которое лежало в яслях, висело не кресте и вознеслось во славе к Престолу Небесного Отца:

Это тело почтили волхвы, когда оно лежало в яслях... А ты видишь его не в яслях, а на жертвеннике, видишь не женщину держащую, а священника предстоящего и Духа, осеняющего предложенное с великой щедростью; и не просто только видишь это тело, как они (видели), но знаешь и силу его и все домостроительство, знаешь все, что совершилось чрез него, будучи тщательно научен всем тайнам.

Когда ты увидишь Его предложенным, то скажи самому себе: чрез это тело я уже не земля и пепел, уже не пленник, а свободный; чрез него я надеюсь достигнуть небес и уготованных там благ – бессмертной жизни, жребия Ангелов, соединения со Христом; смерть не устояла, когда это тело было пригвождаемо и уязвляемо; солнце сокрыло лучи свои, увидев это тело распинаемым; разорвалась в то время завеса, распались камни, потряслась вся земля; оно – то самое тело, которое было окровавлено, пронзено копьем и источило всей вселенной спасительные источники – кровь и воду. А почему прибавил: который преломляем (1Кор. 10:16)? Потому что это делается в Евхаристии; а на кресте этого не было, но было даже противное: кость Его, говорит Писание, да не сокрушится (Ин. 19:36). Чего Он не претерпел на кресте, то претерпевает в приношении для тебя и дает преломлять Себя, чтобы исполнить всех.

Приобщающиеся Тела и пьющие Кровь Его – помните, что мы приобщаемся Тела, нисколько не различного от того тела, которое восседает горе, которому поклоняются Ангелы, которое находится близ нетленной Силы, – это именно (Тело) мы вкушаем. О, сколько открыто нам путей ко спасению! Он сделал нас Своим Телом, дал нам Свое Тело.

Кровь Евхаристии, согласно Златоусту, есть та самая Кровь, которую Христос пролил за спасение мира:

: Находящееся в чаше есть то самое, что истекло из ребра Господа, того мы и причащаемся. Чашей благословения назвал ее потому, что мы, держа ее в руках, прославляем Его, удивляемся и изумляемся неизреченному дару, благословляя за то, что Он пролил ее для избавления нас от заблуждения, и не только пролил, но и преподал ее всем нам.

Для того чтобы ученики на Тайной Вечери не смутились, Христос Сам первым испил собственную Кровь, подчеркивает Златоуст. Кровь Христова для верующего обладает целительными и животворными свойствами:

Эта кровь придает нам вид цветущий и царский; рождает красоту невообразимую; не дает увядать благородству души, непрестанно напояя ее и питая... Эта кровь, достойно принимаемая, отстраняет и далеко прогоняет от нас демонов, призывает же к нам Ангелов и Владыку Ангелов. Демоны бегут оттуда, где видят кровь Владыки, а Ангелы туда стекаются. Пролитая (на кресте), эта кровь омыла всю вселенную... Эта кровь – спасение душ наших. Ею душа омывается; ею украшается; ею воспламеняется. Она делает наш ум светлее огня. Она делает нашу душу чище золота. Эта кровь излилась – и сделала небо для нас доступным.

Причастие Тела и Крови Христовых, открывая верующему врата Царства Небесного, становится уже здесь, на земле, источником освящения и спасения:

Эта трапеза есть сила для души нашей, крепость для сердца, основание упования, надежда, спасение, свет, жизнь. Отойдя туда с этой жертвой, мы с великим дерзновением вступим в священные обители, как бы огражденные со всех сторон золотым оружием. Но что я говорю о будущем? Это Таинство и здесь делает для тебя землю небом.

Златоуст предостерегает против недостойного причащения, под которым он понимает причащение небрежное, неблагоговейное, «с неуважением»:

Достойно причащающиеся ныне встретят тогда (Господа) грядущего с небес; а (причащающиеся) недостойно подвергнутся погибели... Если к одежде царской никто просто не посмеет прикоснуться нечистыми руками... то как мы дерзнем принимать с неуважением Тело всех Бога, Тело непорочное, чистое, соединенное с Божественным естеством, которым мы существуем и живем, которым сокрушены врата смерти и отверсты своды небесные?

Что понимает Златоуст под «достойным» причащением? То причащение, которое сопровождается духовным трепетом и пламенной любовью, верой в реальное присутствие Христа в Святых Дарах и сознанием величия святыни:

Не полагай, что это хлеб, и не думай, что вино... Приступая, не думайте, будто вы принимаете Божественное Тело от человека, а представляйте, что вы принимаете Божественное Тело словно огонь из клещей самих Серафимов, которых видел Исайя, спасительную же Кровь станем принимать как бы касаясь устами Божественного и Пречистого ребра. Сколь многие ныне говорят: желал бы я видеть лицо Христа, образ, одежду, обувь! Вот ты видишь Его, прикасаешься к Нему, вкушаешь Его.

Ты желаешь видеть одежды Его, а Он дает тебе не только видеть Себя, но и касаться, и вкушать, и принимать внутрь. Итак, никто не должен приступать с небрежением, никто с малодушием, но все с пламенной любовью, все с горячим усердием и бодростью.

С особой силой и почти шокирующим натурализмом Златоуст говорит о единении верующего с Христом в Таинстве Евхаристии. В Причастии Христос преподает нам всего Себя, для того чтобы мы стали братьями и друзьями Его; он дает нам Свое Тело, чтобы мы, вонзая в него свои зубы, насыщали им все свои желания:

Для того Он смешал Самого Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это знак самой сильной любви... Чтобы ввести нас в большую дружбу с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами Плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание. Будем же отходить от этой трапезы, как львы, дышащие огнем, страшные для диавола, помышляя о нашей Главе и о той любви, какую Он показал к нам. Часто родители отдают детей своих на вскормление другим; а Я, говорит (Спаситель), не так, но питаю вас Своею Плотью, Самого Себя предлагаю вам... Я захотел быть вашим братом; Я ради вас приобщился Плоти и Крови; и эту Плоть и Кровь, чрез которые Я сроднился с вами, Я опять преподаю вам.

Развивая тему единения верующего с Христом, Златоуст обращается к учению апостола Павла о Церкви как о Теле Христовом, а о верующих как о членах этого Тела:

Приобщаясь, мы не только делаемся причастниками и общниками, но соединяемся с Христом. Как тело (Христово) соединено с Христом, так и мы чрез этот хлеб соединяемся с Ним... Далее (Павел) сказал: приобщение Тела (1Кор. 10:16); так как приобщающееся отлично от того, чему оно приобщается, то уничтожает и это, по-видимому малое, различие. Именно, сказав «приобщение Тела», хочет выразить еще более тесную близость и говорит: Один хлеб, и мы многие одно тело (1Кор. 10:17). Что я говорю «приобщение»? – продолжает он. – Мы составляем самое тело Его. Что такое этот хлеб? Тело Христово. Чем делаются причащающиеся? Телом Христовым: не многими телами, а одним телом. Как хлеб, составляясь из многих зерен, делается единым, так что хотя в нем есть зерна, но их не видно и различие их неприметно по причине их соединения, так и мы соединяемся друг с другом и с Христом.

Если Златоуст развивал учение о Евхаристии в экзегетическом и литургическом контексте, то для Кирилла Александрийского определяющим был христологический контекст, а именно – контекст его спора с Несторием о двух природах Христа. Он показывал, что разделение единого Христа на «два сына», два субъекта, превращает причастие в «антропофагию». Причащаясь, мы вкушаем не Божество, но обоженную плоть Христа. При этом Христос вселяется в нас вместе с обеими природами – Божественной и человеческой:

Кем же был Тот, Кто сказал: ядуший Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем (Ин. 6:56)? Если это некий человек в отдельности, а вовсе не Слово Божие, ставшее как мы, то делаемое – человекоядение и, конечно же, приобщение лишено пользы. Я слышу, как Сам Христос говорит: Дух животворит, плоть не пользует нимало (Ин. 6:63). Что касается ее собственной природы, плоть тленна. Она никоим образом не оживотворит других, сама искони болея тлением. Но если ты говоришь, что тело есть собственное Самого Слова, то... что мы едим – Божество или плоть?.. Мы едим, не Божество поглощая, – прочь неразумие! – но собственную Плоть Слова, ставшую животворящей... Поскольку же Тело Самого Слова – животворящее, которое Оно сделало собственным чрез соединение истинное и превышающее ум и слово, то и мы, приобщаясь Его Святых Плоти и Крови, во всем и всячески оживотворяемся: в нас пребывает Слово – и божественно, чрез Духа Святого, но и человечески, чрез Святую Плоть и Честную Кровь.

Способ преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христа для нас неизвестен, однако мы безусловно веруем в реальность преложения. Преподавая нам Свои Плоть и Кровь под видом хлеба и вина, Христос «срастворяется» с нашими телами и оживотворяет нас:

Он прямо сказал: сие есть Тело Мое и сия есть Кровь Моя (Мф. 26:26–28), чтобы ты не подумал, что являемое есть образ, но неким неизреченным (действием) Всемогущего Бога принесенное воистину претворяется в Тело и Кровь Христовы, и, причастившись их, мы принимаем животворящую и освящающую силу Христову. Ибо нужно было Ему чрез Святого Духа в нас боголепно раствориться некоторым образом с нашими телами Святою Плотью Своею и Честною Кровью, которые мы и получили в животворящее благословение, как в хлебе и вине, чтобы мы не оцепенели, видя Плоть и Кровь предлежащими на святых престолах в церквах. Ибо Бог, соразмеряясь с нашими немощами, посылает в предлежащие силу жизни и изменяет их к действию Своей жизни.

Преподобный Иоанн Дамаскин посвящает отдельную главу «Точного изложения православной веры» суммарному анализу православного учения о Евхаристии. Вслед за другими восточными отцами Дамаскин утверждает, что Бог избрал хлеб и вино для Евхаристии из снисхождения к человеческой немощи. Однако с этими материальными веществами Он сочетал Свою Божественную природу, дабы мы через них приобщились к Божеству. Хлеб и вино Евхаристии после преложения суть не символ или образ тела и крови Христовых, но истинное Тело и истинная Кровь Христа:

: Хлеб же и вино берутся потому, что Бог знает человеческую немощь, которая с неудовольствием отвращается от многого, что совершается несогласно с обычаем. Поэтому, по обычному Своему снисхождению к нам, Он через обычное по естеству совершает то, что выше естества... Так как люди обычно употребляют в пищу хлеб, а пьют воду и вино, – Он сочетал с этими веществами Свое Божество и сделал их Своими Телом и Кровью, для того чтобы мы через обыкновенное и естественное приобщились тому, что выше естества. Тело воистину объединяется с Божеством, тело, (родившееся) от Святой Девы, но (объединяется) не (так), что вознесшееся тело нисходит с неба, а (так), что самый хлеб и вино прелагаются в Тело и Кровь Божии... Хлеб и вино суть не образ Тела и Крови Христовых (да не будет!), но само обожествленное Тело Господа, так как Сам Господь сказал: сие есть не образ тела, но Тело Мое, и не образ крови, но Кровь Моя.

Тело и Кровь Христа, по словам Дамаскина, «входят в состав нашей души и тела, не истощаясь, не подвергаясь тлению и не извергаясь вон... но (входят) в нашу сущность для охраны, отражения всякого вреда, очищения всякой скверны». Причастие действует на человека очищающим образом: если Тело и Кровь Христа обретают в человеке «поддельное золото», то они очищают его огнем суда. Именно в этом смысле Дамаскин понимает слова апостола Павла о недостойном причащении, в результате которого многие становятся немощными, больными и умирают (см.: 1Кор. 11:29–30). Болезнями и всякого рода бедствиями Святые Тайны очищают человека, чтобы он не был осужден в будущем веке.

Через причащение мы «соединяемся с Телом Господа и с Духом Его и делаемся телом Христовым», говорит Дамаскин. Благодаря причащению «мы делаемся причастниками Божества Иисуса», «входим в общение со Христом и делаемся причастниками Его плоти и Божества».

В своем месте мы касались учения Симеона об обожении человека благодаря воплощению Сына Божия. Именно через сознательное причащение Святых Христовых Тайн это обожение становится для христианина реальностью. По словам Симеона, Христос в Причастии преподает нам ту самую Плоть, которую воспринял от Пресвятой Богородицы. Вкушая ее, «мы имеем в себе всего воплощенного Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Самого Сына Божия и Сына Девы и Всенепорочной Марии, сидящего одесную Бога и Отца». Когда мы принимаем внутрь себя Тело Христа, «Он больше не познается по плоти, будучи в нас, как младенец, но пребывает бестелесно в теле, неизреченно смешивающийся с нашими сущностями и природами и обоготворяя нас, как сотелесных Ему, сущих плотью от Его плоти и костью от Его костей».

Об обожении как о следствии покаяния и причащения Симеон говорит на основе собственного духовного опыта:

...Очистившись покаянием и потоками слез, причащаясь обоженного Тела, и я становлюсь богом неизреченным соединением. Итак, вот Таинство! Душа и тело... становятся едино в двух сущностях. Итак, эти оба, единое и двойственное, причастившись Христу и испив Крови, обеими сущностями, а также природами соединившись с моим Богом, становятся богом по причастию.

Нередко преподобный Симеон описывает Евхаристию, используя образы света и огня. Такой символизм традиционен для отношения к Евхаристии в Православной Церкви: он находит отражение и в сочинениях святых отцов, и в богослужебных текстах. Симеон Метафраст, старший современник Симеона Нового Богослова, в своих молитвах перед причащением развивает тему огня, который не попаляет грешников, но очищает грех. В «Каноне ко святому причащению» мы читаем: «Якоже огнь да будет ми, и яко свет Тело Твое, и Кровь Спасе мой Пречестная, опаляя греховное вещество, сжигая же страстей терние, и всего мя просвещая поклонятися Божеству Твоему».

Используя традиционную символику, Симеон развивает свое учение о Евхаристии в характерной для него мистической манере:

...Сам Хлеб, сходящий с неба и дающий жизнь миру... да будет тебе наслаждением и пищей, которой нельзя насытиться и которая не оскудевает. Вино же – не подобное этому видимому вину, но кажущееся вином, осознаваемое же как Кровь Христова, свет несказанный, сладость неизреченная, веселие вечное.

(Посредством святого Причастия) Ты делаешь меня, прежде помраченного, светом... Ты осияваешь меня сиянием бессмертия. Я изумляюсь и сгораю внутренне, желая поклониться Тебе.

Свет есть Христос Иисус, Спаситель и Царь всего. Хлеб Его Пречистой Плоти есть свет; Чаша Его Честной Крови есть свет.

Характерной особенностью учения Симеона о причащении является его настойчивое утверждение о том, что причащаться необходимо «с созерцанием и сознанием». Причащаясь, человек должен созерцать Бога душевными очами и ощущать Его живое присутствие в освященных Дарах:

Если (причащение) совершается в чувстве и сознании, то ты причащаешься достойно; а если не так, конечно же, ты ешь и пьешь недостойно. Если в чистом созерцании ты приобщился того, чего ты приобщился, се, сделался ты достойным подобной трапезы; если же ты не стал достойным, ты не прилепишься (к Богу), отнюдь не соединишься с Богом. Итак, да не воображают приобщающиеся Божественных Тайн недостойно, что благодаря им они просто так прилепляются и соединяются с Невидимым Богом.

В самой идее сознательного причащения нет ничего необычного; она восходит к учению апостола Павла о необходимости рассуждать о Теле Господнем (см.: 1Кор. 11:28–29), то есть подходить к причастию сознательно. Необычным в учении Симеона является то, что критерием достоинства названо «чистое созерцание», то есть не что иное, как мистический опыт видения Бога. Фактически Симеон признает только такое причащение, которое сопровождается этим опытом. По его мнению, те, кто приобщается без мистического созерцания, питают лишь свое тело, но вовсе не душу. Как ты можешь думать, спрашивает Симеон, что приобщился вечной жизни, если ты не чувствуешь, что начал жить жизнью небесной, что принял в себя хлеб всепросвещающий и пламенеющий огнем? Свет сияет тебе, но ты слеп; пламя согревает тебя, но ты холоден. «Так принимая (Святые Тайны)... ты остаешься не принявшим (их), не вкусившим и совершенно ничего не имеющим в себе».

Развивая эту идею, Симеон приходит к следующему радикальному утверждению:

Если ядущие Его Плоть и пиющие Его Кровь имеют жизнь вечную... мы же, вкушая их, не чувствуем, что в нас происходит что-то большее, чем (при вкушении) чувственной пищи, и не принимаем в сознании иную жизнь, значит, мы приобщились простого хлеба, а не одновременно и Бога.

Подобные утверждения достаточно редко встречаются в святоотеческой литературе. Укажем, однако, в качестве параллели на цитированные выше слова Григория Нисского о том, что если человек принял Таинство крещения в младенчестве, но в дальнейшей жизни не показал никакой перемены к лучшему, для такового «вода остается водой», потому что в нем «отнюдь не обретается дар Святого Духа». Таким образом, по мнению обоих писателей – Григория Нисского и Симеона Нового Богослова, – принятие Таинства, будь то Евхаристия или крещение, предполагает, что Святой Дух должен быть явлен в том, кто принял Таинство. Если за совершением Таинства не следует такое явление Духа Святого, оно было совершено без пользы: вода остается простой водой и хлеб – простым хлебом. Как и у Григория Нисского, у Симеона речь идет о состоянии человека, участвующего в Таинстве: хлеб остается просто хлебом для того, кто принимает его недостойно.

Еще одной особенностью евхаристического благочестия Симеона является его утверждение о том, что причащение должно непременно сопровождаться слезами. Эту идею Симеон заимствовал у своего духовного отца, преподобного Симеона Благоговейного, который писал: «Без слез никогда не причащайся». В одном из Огласительных Слов Симеон Новый Богослов описывает, как однажды, когда он зачитал группе монахов и мирян это высказывание своего духовного отца, слушатели сказали в ответ с насмешкой: «В таком случае мы никогда не будем причащаться, но все останемся без Причастия». Пораженный такой реакцией, Симеон развивает свое учение о том, что всякий, кто желает достичь истинного сокрушения и слез, приобретает их через исполнение заповедей Божиих: «Хочешь ли никогда не причащаться без слез? Делай ежедневно то, что поешь и читаешь, и тогда ты сможешь и это непрестанно совершать». Иными словами, если человек в своей жизни следует тому, что слышит в церкви за богослужением, то он сможет всегда со слезами умиления приступать к Причастию.

Реакция слушателей Симеона представляется вполне естественной, если вспомнить, что в аскетической традиции слезы во время молитвы рассматриваются как дар Божий. «Немногие имеют дар слез», – говорится в сочинении, приписываемом Афанасию Александрийскому. Симеон тоже называет слезы «божественным даром». Однако он утверждает, что склонность к плачу и умилению зависит не от природных свойств, а только от доброй воли человека. Слезы – дар Божий, посылаемый тем, кто делами явил доброе произволение. Если мы не можем плакать, в этом наша вина. Кто приобщается без слез, тот должен винить самого себя, ибо, если бы пожелал иметь их, он мог бы исполнить все заповеди Божии и получить дар плача и умиления. То, что другие авторы воспринимали как идеал, Симеон считает нормой.

Учение Симеона о Евхаристии, несмотря на свой радикальный характер, оказало несомненное влияние на формирование евхаристического благочестия в Православной Церкви. В частности, многие мысли Симеона нашли отражение в «Последовании ко святому причащению». Одна из молитв «Последования», начинающаяся словами «От скверных устен, от мерзкаго сердца», носит имя Симеона Нового Богослова и составлена на основе одного из его гимнов.

Тема обожения человека через Евхаристию, занимавшая столь важное место у преподобного Симеона, нашла продолжение в трудах поздневизантийского автора Николая Кавасилы. Он обращает внимание на то изменение (преложение), которое происходит с верующим благодаря причащению:

Когда изливается в нас Христос и соединяет с нами Себя Самого, Он изменяет и в Себя преобразует нас, как каплю воды, влитую в беспредельное море мира.

Когда Христос приводит к трапезе и дает вкушать Свое Тело, Он всецело изменяет получившего Таинство и преобразует в собственное свойство, и персть, приняв царский вид, бывает уже не перстью, но телом Царя, блаженнее чего нельзя и помыслить. Оно – последнее Таинство, потому что нельзя простираться далее, нельзя и прибавить большего. Ибо душа и тело тотчас в Причастии становятся духовными, потому что душа смешивается с душой (Христа), тело с (Его) Телом и кровь с (Его) Кровью. И что же от этого? Лучшее одерживает верх над более слабым и божественное овладевает человеческим, и, как говорит Павел о воскресении, поглощена бывает смерть жизнью (см.: 2Кор. 5:4). О величие Таинств! Как возможно ум Христов смешать с нашим умом, волю Его с нашей волей, тело соединить с телом и кровь с кровью нашей? Можно жить посредством пищи, но пища, не будучи живой, не может сама собой внести в нас жизнь. Поскольку же она помогает жизни, присущей телу, то и представляется, что она есть причина жизни для принимающих ее. А хлеб жизни – Евхаристия – сам жив, и благодаря ему истинно живы те, кому он преподается. Там пища превращается в питающегося, и рыба, и хлеб, и все иное вкушаемое – в кровь человеческую, здесь же все наоборот. Ибо Хлеб жизни Сам движет питаемого, и изменяет, и прелагает в Себя Самого.

Суммируя сказанное о понимании Таинства Евхаристии у восточных отцов Церкви, мы можем выделить несколько ключевых утверждений:

1) в Причастии верующему подаются истинные Тело и Кровь Христа, а не просто хлеб и вино;

2) в Причастии верующий принимает то же самое тело, которое родилось от Девы Марии, пострадало на кресте, умерло, воскресло и вознеслось к Отцу, и ту же самую кровь, которая была пролита ради спасения мира;

3) Причастие соединяет человека с Христом, делает его сродником Христа и «сотелесным» Ему;

4) Причастие объединяет верующих друг с другом;

: 5) причащаться надо со страхом, благоговением и умилением;

6) через Причастие верующий становится богом по благодати;

7) достойное причастие является залогом спасения и жизни вечной.

В современном Православии нет общепринятого мнения относительно того, как часто следует причащаться. Практика одной Поместной Православной Церкви в этом плане может существенно отличаться от практики другой Церкви, и даже внутри одной Поместной Церкви различная практика может существовать в разных регионах, епархиях и приходах. Иной раз даже на одном приходе два священника по-разному учат о том, как часто следует приступать к Таинству Евхаристии.

Такое положение явилось следствием многовековой эволюции литургического чина и евхаристического благочестия, – эволюции, которую протопресвитер Александр Шмеман назвал «метаморфозой в восприятии – не только церковным народом, но и епископатом, духовенством и, наконец, богословами – самой сущности Евхаристии». Метаморфоза эта заключалась в том, что сначала Евхаристия превратилась из братской трапезы в торжественное общественное богослужение, а затем понимание Евхаристии как события, в котором участвует вся община, уступило место представлению о причащении как о частном религиозном акте. Евхаристия и поныне сохраняет характер общественного богослужения, однако причастие превратилось в частное дело каждого православного христианина; присутствие на Евхаристии перестало предполагать непременное причащение.

Чинопоследование литургии верных в принципе не предполагает присутствия в храме молящихся, но не причащающихся. Однако многовековая практика фактически узаконила таковое присутствие; причастие же для многих превратилось в редкое событие, требующее особой подготовки. Ритм причастия и посещения храма у многих верующих не совпадает: некоторые приходят на литургию по воскресеньям и праздникам, а причащаются раз или несколько раз в году.

Если мы обратимся к истокам, то увидим, что в раннехристианской Церкви Евхаристия и причастие были связаны с «днем Господним» – первым днем недели (см.: Деян. 20:7; 1Кор. 16:2), посвященным воспоминанию воскресения Христова. Именно в этот день все члены общины собирались на Евхаристию и причащались Тела и Крови Христа в воспоминание Его смерти и воскресения. День Господень, или «день солнца», остается нормативным временем совершения Евхаристии и во II веке, о чем свидетельствует Иустин Философ («в так называемый день солнца бывает у нас собрание в одном месте всех живущих по городам или селам... и происходит раздаяние каждому и приобщение Даров, над коими совершено благодарение»).

Однако уже в III–IV веках количество дней, когда совершается Евхаристия, увеличивается: к дню Господню прибавляются суббота, дни праздников и дни памяти мучеников. Василий Великий свидетельствует о том, в какие дни Евхаристия совершалась в Кесарии Каппадокийской: «Мы приобщаемся четыре раза каждую неделю: в день Господень, в среду, пятницу и субботу, а также и в другие дни, когда бывает память какого-либо святого». Таким образом, в IV веке в Кесарии Евхаристия совершалась как минимум 4 раза в неделю.

Увеличение числа дней, в которые совершалась Евхаристия, не привело к более частому причащению. Напротив, если в раннехристианской общине в еженедельной Евхаристии участвовали все члены, то теперь прихожане стали посещать службы в те дни, когда сами считали нужным. Присутствуя на Евхаристии, они совсем не всегда приобщались Святых Тайн. Об обычае крайне редко приступать к Причастию свидетельствует в конце IV века Иоанн Златоуст: «Многие причащаются этой жертвы однажды во весь год, другие дважды, а иные несколько раз». Златоуст отмечает, что не только миряне, но и некоторые «находящиеся в пустыне», т.е. отшельники, «причащаются однажды в год, а иногда и через два года».

С другой стороны, Руфин свидетельствует о том, что в некоторых монашеских общинах IV века существовал обычай ежедневного причащения: он описывает обитель аввы Аполлония в египетской пустыне, где все монахи принимали Причастие ежедневно около девятого часа (т.е. в три часа пополудни). Ежедневное причащение, впрочем, никогда не стало общепринятой нормой в монастырях православного Востока.

В святоотеческой литературе мы встречаем различные рекомендации относительно частоты причащения. Иногда эти рекомендации имеют лишь самый общий характер. Например, во II веке Игнатий Богоносец говорит: «Старайтесь чаще собираться для Евхаристии и славословия Бога» («собираться для Евхаристии» – значит причащаться, так как во времена святого Игнатия на Евхаристии причащались все присутствующие). В IV веке Кирилл Иерусалимский увещевает свою паству: «От Причастия сами себя не отлучайте».

В других случаях рекомендации более конкретны. Преподобный Нил (IV в.) говорит: «Воздерживайся от всего тленного и каждый день причащайся божественной Вечери, ибо таким образом Христово Тело бывает нашим». Святитель Василий Великий пишет: «Хорошо и весьма полезно каждый день приобщаться и принимать Тело и Кровь Христовы». О ежедневном причащении упоминают и Киприан Карфагенский, и блаженный Августин.

Вопрос о частоте причащения нередко увязывается в патристической литературе с темой достоинства и недостоинства причастников. Уже в IV веке сложилось представление о том, что, по причине своего недостоинства, христианин не должен часто приступать к Святым Тайнам. Против такого представления высказывался, в частности, святой Кирилл Иерусалимский: «Из-за скверны грехов не лишайте себя сих священных и духовных Тайн».

Некоторые посвящали сорок дней Великого поста подготовке к причащению, затем на Пасху причащались и после этого воздерживались от причастия в течение всего года. Имея в виду этот обычай, Иоанн Златоуст спрашивает: «Кого нам одобрить? Тех ли, которые причащаются однажды, или тех, которые часто, или тех, которые редко?» И отвечает:

Ни тех, ни других, ни третьих, но причащающихся с чистой совестью, с чистым сердцем, с безукоризненной жизнью. Такие пусть всегда приступают; а не такие – ни однажды. Почему? Потому, что они навлекают на себя суд, осуждение, наказание и мучение... Ты сподобляешься трапезы духовной, трапезы царской и потом опять оскверняешь уста нечистотой? Ты намащаешься миром и потом опять наполняешься зловонием? Скажи мне, увещеваю: приступая к причащению через год, неужели ты думаешь, что сорока дней тебе достаточно для очищения твоих грехов за все время? А потом, по прошествии недели, опять предаешься прежнему?.. Сорок дней ты употребляешь на восстановление здоровья души, а быть может, даже не сорок, и думаешь умилостивить Бога? Ты шутишь, человек. Говорю это не с тем, чтобы запретить вам приступать однажды в год, но более желая, чтобы вы непрестанно приступали к Святым Тайнам.

Таким образом, достойным делает человека не время, употребленное на подготовку к причастию, а образ жизни, который он ведет. Недостойным причастия бывает не тот, кто часто причащается, но тот, чья жизнь не соответствует величию и святости Тела и Крови Христовых.

Златоуст подчеркивает, что причащаться надо не только в посту или в большие праздники, но и за каждой литургией:

Замечаю, что многие просто, как случится, больше по обычаю и заведенному порядку, чем с рассуждением и сознательно, приобщаются Тела Христова. Настало, говорят они, время святой Четыредесятницы, или день Богоявления: каждому, каков бы кто ни был, должно приобщиться Тайн. Но время не дает права приступать, потому что не праздник Богоявления и не Четыредесятница делают приступающих достойными, а светлость и чистота души. С этими качествами приступай всегда; без них – никогда... Великую вижу здесь несообразность. В другие времена, бывая чище, вы, однако, не приобщаетесь; в Пасху же, хотя бы на вас лежало преступление, вы приобщаетесь. О обычай! О предрассудок! Напрасно приносится ежедневная жертва, напрасно предстоим мы пред алтарем Господним, – никто не приобщается!

С большой силой убеждения Златоуст говорит о том, что если человек недостоин причастия, он недостоин и присутствия в храме и должен уходить вместе с оглашенными. Если же он достоин присутствовать в храме, тогда он может и причащаться за литургией:

Если ты недостоин приобщения, то недостоин и участия, и, значит, – в молитвах. Ты слышишь, как проповедник возглашает: «Елицы в покаянии, изыдите все». Которые не приобщаются, те в покаянии; если и ты в покаянии, то ты не должен приобщаться, потому что не приобщающийся бывает из числа кающихся... Но ты ведь не из их числа, а из могущих приобщаться? И однако не обращаешь на это никакого внимания и как бы считаешь это дело ничтожным? Посмотри, умоляю тебя: вот стоит царская трапеза; Ангелы служат трапезе; Сам Царь здесь присутствует. А ты стоишь небрежно, нет у тебя никакой мысли, и к тому же – в нечистых одеждах. Но одежды твои чисты? В таком случае приступи и приобщись... Всякий, кто не приобщается Святых Тайн, стоит бесстыдно и дерзко... Если бы кто, будучи позван на пир, изъявил на это согласие, явился и уже приступил бы к трапезе, но потом не стал бы участвовать в ней, то – скажи мне – не оскорбил ли бы он этим звавшего его? И не лучше ли было бы таковому вовсе не приходить? Точно так и ты пришел, пел песнь, как бы признавая себя вместе со всеми достойными, потому что не вышел с недостойными. Почему же ты остался, а между тем не участвуешь в трапезе? Я недостоин, говоришь ты. Значит, ты недостоин общения и в молитвах, потому что Дух нисходит не только тогда, когда предложены Дары, но и когда поются священные песни... Бог призвал нас на небеса, к трапезе Царя великого и дивного, – а мы отказываемся, медлим, не спешим воспользоваться этим призывом? Какая после этого у нас надежда на спасение?

В то же время Златоуст подчеркивал важность тщательной подготовки к участию в Таинстве причащения:

В древности многие приступали к Святым Тайнам без разбора и как случилось, особенно в то время, когда Христос преподал их. Заметив вред, какой происходит от небрежного приступления, отцы, собравшись вместе, назначили сорок дней поста для молитв, слушания слова Божья и церковных собраний, дабы все мы, тщательно очистив себя в эти дни молитвами, милостыней, постом, всенощными бдениями, слезами, исповедью и всеми другими средствами, приступали, таким образом, с чистой совестью, насколько нам это возможно.

Уклонение от причащения упоминается и в канонических правилах Православной Церкви. Второе правило Антиохийского Собора гласит: «Все, входящие в церковь и слушающие Священные Писания, но, по некоему уклонению от порядка, не участвующие в молитве с народом или отвращающиеся от причащения Святой Евхаристии, да будут отлучены от Церкви до тех пор, пока не исповедуются, покажут плоды покаяния и будут просить прощения, – и таким образом смогут получить его». Об этом же говорит и 9-е Апостольское правило.

Сознание греховности должно не препятствовать причащению, но, наоборот, возбуждать в христианине стремление чаще приступать к Причастию для исцеления души и тела. Об этом в VI веке говорит преподобный Иоанн Кассиан Римлянин:

Мы не должны устраняться от причащения Господня из-за того, что сознаем себя грешными. Но еще более и более надобно поспешить к нему для уврачевания души и очищения духа, однако же с таким смирением духа и веры, чтобы, считая себя недостойными принятия такой благодати, мы желали более уврачевания наших ран. А иначе и однажды в год нельзя достойно принимать причащение, как некоторые делают... оценивая достоинство, освящение и благотворность Небесных Тайн так, что думают, будто принимать их должны только святые и непорочные; а лучше бы думать, что эти Таинства сообщением благодати делают нас чистыми и святыми. Они подлинно выказывают больше гордости, нежели смирения, как им кажется, потому что, когда принимают их, считают себя достойными принятия их. Гораздо правильнее было бы, если бы мы со смирением сердца, по которому веруем и исповедуем, что мы никогда не может достойно прикасаться Святых Тайн, в каждый день Господень [т.е. каждое воскресенье] принимали их для врачевания наших недугов, нежели... верить, что мы после годичного срока бываем достойны принятия их.

В IX веке преподобный Феодор Студит практиковал ежедневное причащение и советовал другим монахам причащаться часто. Одно из его дисциплинарных правил предписывает епитимию инокам, которые «уклоняются от дня литургии»; другое предусматривает наказание тем, кто добровольно уклоняется от причащения. В одном месте Феодор укоряет тех, кто не причащается дольше сорока дней без основательной причины. Сожалея о небрежном отношении монахов к причащению, Феодор говорит: «Если в воскресенье еще приступают к Таинствам, то когда собрание бывает в другой день, никто не подходит. Прежде даже в монастыре позволялось ежедневно причащаться желающим, ныне же весьма редко случается такое или и вовсе не встретишь этого нигде». Из писаний Феодора явно, что он поощрял частое причащение и что некогда, – во времена, которые он помнил, – обычай ежедневного причащения (для желающих) был распространен; тем не менее в его время было уже немало иноков, которые приступали к Святым Тайнам крайне редко.

Аналогичную ситуацию мы наблюдаем в XI веке на примере преподобного Симеона Нового Богослова и иноков современных ему монастырей. Сам Симеон причащался ежедневно и считал возможным «со слезами ежедневно причащаться страшных Тайн», тогда как его оппоненты находили это невозможным. По мнению Симеона, исполняющий заповеди Божии и проводящий жизнь в покаянии «весьма достоин не только в праздник, но каждый день... пребывать в причастии этих Божественных Тайн... Так поступая и так настроенный, он ежедневно просвещается душой, получая помощь от причастия Святых (Тайн), и скоро возводится к совершенному очищению и святости».

Настаивая на возможности ежедневного причащения, Симеон, однако, отнюдь не считал его обязательным для всякого монаха. Обращаясь к новоначальному иноку, он пишет о том, с какими чувствами ему надлежит присутствовать на литургии: «Стань с трепетом, как видящий Сына Божия, закалаемого для тебя. И если ты достоин и получил разрешение на это, приступи со страхом и радостью приобщиться неизреченных Тайн». Таким образом, условием причащения ставится достоинство причастника и получение разрешения на причастие от духовника. Следовательно, если монах не подготовился и не получил разрешения, он может отстоять литургию не причащаясь.

Мы видим, что на протяжении многих веков и в монастырях, и в миру существовала различная практика в отношении частоты причащения. Единый стандарт имел место, по-видимому, только в раннехристианскую эпоху, когда все верующие собирались на Евхаристию и причащались каждый воскресный день. Уже в IV веке наблюдается значительный разнобой, который продолжается на протяжении многих веков: в иные эпохи принято причащаться чаще, в иные реже. Практика причащения, кроме того, различается в зависимости от региона. К XVII-XVIII векам на всем православном Востоке, включая грекоязычный мир, Балканские страны и Русь, прочно устанавливается практика редкого причащения мирян.

Однако голоса сторонников частого причащения не умолкают. В конце XVIII века деятели движения колливадов – святитель Макарий Коринфский и преподобный Никодим Святогорец – составили «Книгу душеполезнейшую о непрестанном причащении Святых Христовых Тайн», впервые опубликованную в 1783 году в Венеции. В книге, написанной как бы от лица одного автора, собраны свидетельства из различных источников, подтверждающие необходимость и законность частого причащения.

Прежде всего, автор обращается к чинопоследованию Божественной литургии, указывая на все возгласы священника, приглашающие присутствующих причащаться Святых Тайн, и спрашивает:

...На основании всего этого священного чина Божественной литургии я прошу вас, братья мои, скажите мне со страхом Божиим и прислушиваясь к совести в вашей душе, не очевидно ли, что те христиане, которые приходят на литургию, обязаны причащаться часто? Не имеют ли они долга делать это, и чтобы была явлена литургия как общение, собрание и трапеза, и чтобы не оказались они преступниками того, во что веруют и что исповедуют? А если они не причащаются, как сами признаются, то боюсь, боюсь, не оказываются ли они преступниками? И поэтому я не знаю, имеют ли истинный чин и уместно ли то, что их приглашает священник, и другие слова и священнодействия и Устав, который бывает на литургии? Потому что все, как один, отступают, и не находится ни один христианин, который исполнил бы их и послушался бы приглашения священника или, чтобы сказать лучше, Бога, но (каждый) уходит от Святыни ни с чем, не приняв ее и не подойдя, чтобы причаститься.

По словам автора книги, «чин таков: Святой Хлеб должен разделяться на каждой литургии, и те верные, у которых нет препятствия, должны приходить причащаться». Благодаря частому причащению «просвещается ум, светлеет разум, очищаются все силы души». Частое причащение и соединение с Христом становится для человека залогом воскресения в жизни вечной:

Если, брат мой, ты приступаешь к Тайнам часто и достойно причащаешься этих нетленных, этих Препрославленных Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа и становишься сотелесником и сокровником Христу, животворящая сила и действие этих Пресвятых Тела и Крови в воскресении праведных оживотворят и твое собственное тело и оно воскреснет нетленным.

Без частого причащения, напротив, «мы не можем освободиться от страстей и взойти на высоту бесстрастия». Тот, кто откладывает причащение, теряет внимание, не хранит ум от помыслов, впадает в нерадение, и тепло Божественной благодати в нем охлаждается. Человек становится беспечным и небрежным, теряет страх Божий, сдержанность в чувствах и осторожность в движениях, позволяет себе «полную вольность и в еде, и в словах, и в неподобающих зрелищах и слушаниях, так что он делается подобным коню, который, не имея узды, соскальзывает во всякую пропасть греха».

Запрет же на частое причащение авторы книги называют «дурным», «лукавым» и «злейшим» обычаем. Он настолько укоренился, «что мы не только не причащаемся сами, но и если каких-нибудь других людей увидим, что они часто приступают к Божественному приобщению, то мы их порицаем, осуждая их как якобы неблагоговейных и не уважающих Божественные Тайны, тогда как нам следовало бы брать с них пример».

В качестве подготовки к причащению в книге упоминается молитва, исповедь и выполнение епитимии. В то же время предлагается жить в постоянной готовности к принятию Причастия, так чтобы по звону колокола можно было оторваться от обычных дел, прийти в храм и причаститься Святых Тайн:

Видишь непостижимый дар? Он не только умер за нас, но и Самого Себя предложил нам в пищу. Что может быть большим знамением крепкой любви? Что может быть спасительнее для души? К тому же обычную пищу и питие никто не отказывается есть каждый день, а если и не поест – чрезвычайно огорчается. Что же касается не обыкновенного хлеба, но Хлеба жизни и не обычного питья, но Чаши бессмертия, то мы относимся к ним как к вещи неважной и не абсолютно необходимой. Что может быть более безумным и безрассудным? Впрочем, как бы дела ни обстояли до сих пор, на будущее, прошу вас, будем оберегаться, зная силу Дара, и, насколько возможно, очищенные да причащаемся святынь. И если случится, что мы заняты какой-нибудь работой, как только зазвучит колокол, да оставляем дело и идем причащаться Даров с великой охотой.

Отвечая на вопрос о том, полезно ли причащаться три раза в год, Макарий и Никодим отвечают: «И это хорошо и полезно, но чаще причащаться – намного лучше». И разъясняют, воспроизводя аргументацию Иоанна Златоуста:

Ибо чем более кто приближается к свету, тем более просвещается, чем более приближается к огню, тем более согревается, чем более сближается со святыней, тем более освящается. Так, чем чаще кто приступает к Богу в причащении, тем более и просвещается, и согревается, и освящается. Брат мой, если ты достоин причащаться два или три раза в год, то ты достоин причащаться и чаще, как говорит божественный Златоуст, только внимательно готовься и не теряй этого достоинства. Итак, что же нам препятствует причащаться? Наше нерадение и лень, которые нас побеждают. И поэтому мы не готовимся, насколько это в наших силах, чтобы приобщиться.

Если невозможно причащаться ежедневно, то, по крайней мере, считают авторы книги, нужно причащаться по субботам, воскресеньям и праздникам:

Поскольку редкое причащение причиняет нам столь великие и неизъяснимые беды, а частое приобщение дарует нам столь высокие, столь большие, столь небесные и сверхъестественные блага и в этой жизни, и в будущей, почему мы так медлим причащаться? Почему не готовимся с должной подготовкой приобщаться Божественных Тайн, если не каждый день, то хотя бы каждую субботу или воскресенье и каждый праздник?

Святитель Макарий и преподобный Никодим решительно восстают против распространенного в их время обычая не причащаться на Пасху (этот обычай сохраняется во многих местах православного мира по сей день):

Те, которые хотя и постятся перед Пасхой, но на Пасху не причащаются, такие люди Пасху не празднуют... Те, которые не подготовлены в каждый праздник причащаться Тела и Крови Господних, не могут по-настоящему праздновать и воскресные дни, и другие праздники в году, потому что эти люди не имеют в себе причины и повода праздника, которыми является Сладчайший Иисус Христос, и не имеют той духовной радости, которая рождается от Божественного приобщения.

Напротив, те, кто причащается часто, празднуют Пасху и воскресение души каждый день, в течение всего года:

Хочешь праздновать каждый день? Хочешь праздновать Светлую Пасху когда пожелаешь и радоваться радостью неизреченной в этой прискорбной жизни? Непрестанно прибегай к Таинству и причащайся с должной подготовкой, и тогда ты насладишься тем, чего желаешь. Ведь истинная Пасха и истинный праздник души – это Христос, Который приносится в жертву в Таинстве.

Авторы «Книги душеполезнейшей» почти дословно воспроизводят учение Симеона Нового Богослова о жизни как о непрестанном празднике приобщения к Богу. По мнению Симеона, причастие всю нашу жизнь превращает в Пасху, в переход из земного бытия в небесное: «Если ты так празднуешь, так и Святые Тайны принимаешь, вся жизнь твоя да будет единым праздником, и даже не праздником, но начатком праздника и единой Пасхи, переходом и переселением от видимого к умопостигаемому».

Древняя Русь в вопросе о частоте причащения, очевидно, следовала византийским нормативам, однако с веками, как и в Греции, причащение на Руси становилось все более редким событием, а правила подготовки к причастию неуклонно ужесточались. В России XVIII-XIX веков причащение превратилось в ежегодно исполняемую повинность; наиболее благочестивые миряне и дети причащались пять раз в год – в посты и в день Ангела. Такая практика была официально зафиксирована «Катехизисом Православной Греко-Восточной Церкви», составленным митрополитом Московским Филаретом: «Церковь матерним гласом завещавает исповедоваться перед духовным отцом и причащаться Тела и Крови Христовых ревнующим о благоговейном – четырежды в год или и каждый месяц, а всем непременно – однажды в год». Таким образом, причащение раз в год представлено как общепринятая норма, а четыре раза в год или даже ежемесячно – как признак особого благочестия.

Более того, ежегодное причащение и исповедь предписывались церковными и государственными законами. В частности, закон от 8 февраля 1716 года предписывал «всякаго чина людям непременно исповедоваться каждый год». На неисповедавшихся закон предписывал налагать штрафы, обязанность взимания которых возлагалась на губернаторов. Указ от 17 февраля 1718 года предписывал священникам доносить губернским властям на неисповедавшихся, с тем чтобы с них по ведомостям взыскивались штрафы: с разночинцев и посадских людей по рублю, во второй раз по два рубля, в третий по три, а с поселян первый раз по десять денег, второй по гривне, третий – по пяти алтын. Указом от 19 ноября 1721 года для сбора штрафов назначалось «потребное число офицеров и солдат». Эти курьезные предписания – подобные указы издавались на протяжении всего XVIII века – были вызваны не столько заботой о благочестии населения, сколько стремлением выявить среди них скрытых раскольников и сектантов. Ежегодная исповедь и причастие воспринимались как доказательство благонадежности. В XIX веке «штрафы за неисповедь» были отменены, однако ежегодная исповедь и причастие оставались нормой, о которой регулярно напоминали синодальные и консисторские предписания.

Однако и в России XIX века было немало выдающихся церковных деятелей, которые ратовали за более частое причащение. Одним из них был святитель Игнатий Брянчанинов, советовавший причащаться часто. Комментируя слова Василия Великого «Частое причащение жизни что иное значит, как не частое оживление?», святитель Игнатий говорит: «Частое причащение – что иное значит, как не обновление в себе свойств Богочеловека, как не обновление себя этими свойствами? Обновление, постоянно поддерживаемое и питаемое, усваивается. От него и им истребляется ветхость, приобретенная падением; смерть вечная побеждается и умерщвляется вечною жизнью, живущею во Христе, источающеюся из Христа; жизнь – Христос водворяется в человеке». По словам святителя, «приобщение Святым Тайнам установлено ежедневное. Ежедневное приобщение жизни Христовой долженствует ежедневно оживлять христианина духовною жизнью».

Другим выдающимся церковным деятелем, который выступал за частое причащение, был святитель Феофан Затворник. Отвечая на вопрос одной дамы, которая жаловалась на то, что ее желание часто причащаться не встречало поддержки, Феофан писал, ссылаясь на Василия Великого:

Много вас теребят по поводу частого причащения. Не смущайтесь. Присмотрятся – перестанут. И всем следовало бы так делать, но не вошло это у нас в обычай. На Востоке христиане часто причащаются, не в одни Великие посты, но и кроме них. Первоначально же в церкви Христовой за всякою литургиею все причащались. Еще во время св. Василия Великого одна барыня спрашивала его, можно ли часто причащаться и как часто? Он отвечал, что не только можно, но и должно; а на то, как часто, сказал: мы причащаемся четыре раза в неделю – в среду, пятницу, субботу и воскресенье. Мы – это, разумеется, все кесарийцы: ибо вопрос касался не священнодействующих, а мирян. Сказав так той вопрошавшей, он не определил ей числа, сколько раз причащаться, а только пример показал, оставив ей на свободу – делать как сможет, оставив, однако ж, в силе внушение, что причащаться надо часто.

Святитель Феофан, как и Никодим Святогорец за столетие до него, обращал внимание на то, что само чинопоследование Божественной литургии приглашает к участию в Таинстве всех присутствующих:

Да и сама литургия, смотрите, что требует? На всякой литургии священнослужитель приглашает: со страхом Божиим и верою приступите. Следовательно, на всякой литургии и можно приступать. Тем более можно приступать часто. У нас иные говорят даже, что грех – часто причащаться; иные толкуют, что нельзя раньше шести недель причащаться. Может быть, кроме этих, и другие есть в сем отношении неправости. Не обращайте внимания на эти толки, – и причащайтесь так часто, как потребность будет, ничтоже сомняся. Старайтесь только всячески приготовляться как должно приступать со страхом и трепетом, с верою, с сокрушением и покаянными чувствами. Докучающим же речами об этом отвечайте: ведь я не инуде прихожду ко святому причастию, всякий раз имею разрешение от духовного отца моего. И довольно.

Призыв к частому причащению Святых Христовых Тайн содержится во многих письмах святителя Феофана к разным лицам и трудах, обращенных к широкому читателю. По мысли святителя, «частое причастие Святых Христовых Тайн (можно прибавить: сколь можно частое) живо и действенно соединяет с Господом новый член Его, чрез Пречистые Тело и Кровь Его, освящает его, умиротворяет в себе и делает неприступным для темных сил». Однако в своей пастырской практике святитель Феофан учитывал и личное духовное устроение каждого человека. Одной женщине о частоте причастия он пишет: «Что касается до чаще, то не надо учащать, потому что частость эта отнимает не малую часть благоговения к сему величайшему делу... разумею говение и причащение».

На рубеже XIX и XX веков практику частого и даже ежедневного причащения возродил святой праведный Иоанн Кронштадтский. В кронштадтском Андреевском соборе, настоятелем которого он был, он совершал литургию ежедневно; за литургией, как правило, причащались все присутствующие. В своем богословском дневнике Иоанн Кронштадтский оспаривал распространенную практику редкого причащения и настаивал на том, что причащаться нужно как можно чаще – если возможно, ежедневно:

Есть люди, которые только по нужде и необходимости приступают к принятию Святых Тайн раз в год. Это... нехорошо, потому что исполняют уже свой христианский долг как бы из-под палки, по необходимости... А если Господь есть истинный хлеб, то мы должны желать этого хлеба не только раз в год, но, по возможности, каждый месяц, каждую седмицу, даже каждый день. Почему так? Потому, что это – хлеб насущный для нас, для нашей души, а так как хлеб насущный нужен нам каждый день, то и в небесной пище – в Теле и Крови Христовых, мы нуждаемся каждый день. Поэтому и в молитве Господней мы молимся: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь...»

Церковь всегда осознавала, что причащение великой святыни – Тела и Крови Христовых – требует от человека внутренней готовности. Апостол Павел предупреждал христиан:

Посему кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. От того многие из вас немощны и больны и немало умирает (1Кор. 11:27–30).

Святитель Феофан Затворник объявляет, что слова «испытывает себя» означают здесь достойное приготовление. «В чем оно? В очищении совести. Принеси покаяние во грехах и положи твердое намерение впредь не грешить, а вместо грехов творить всякую добродетель, и ты достойно готов к причастию». Со временем, когда причастие становится редким событием в жизни христианина, складывается практика особой внешней подготовки – говенья, включающего в себя пост и чтение установленного молитвенного правила.

В Типиконе – церковном Уставе, употребляемом в Православной Церкви, содержится следующее предписание касательно причащения: «Егда хощет кто причаститися Святых Христовых Тайн, подобает ему сохранити всю седмицу, от понедельника пребыти в посте, и молитве, и трезвости совершенной всеконечно – и тогда со страхом, и велиим благоговеинством приимет Пречистые Тайны». Иными словами, перед причащением необходимо поститься в течение целой недели.

В Следованной Псалтири издания 1651 года, в начале «Последования ко святому причащению», содержатся еще более жесткие инструкции под названием «От правил святых апостол Втораго Собора». Здесь предписывается не просто поститься в течение недели перед причащением, но вообще на весь период говения отказаться от масла (растительного) и воды, употребляя пищу один раз в день:

Когда хочешь причаститься в субботу или в воскресенье, проведи всю неделю до причащения в сухоядении, без масла и питья. Если же будет необходимость причаститься поскорее – по болезни или по иной причине – воздержись хотя бы три дня от масла и питья, вкушая один раз в девятый час, и тогда причастись. Впрочем, говорим это ради необходимости, потому что это нелепо, а нужно в течение семи дней, со страхом и трепетом, готовить себя к причащению Тела и Крови Христовых воздержанием, постом, бдением, молитвой и слезами. С вечера нужно хранить себя от всякого лукавого помысла, ночь же проводить со всяким вниманием во многих коленопреклонениях.

Очевидно, что цитированные указания Типикона и Следованной Псалтири (эта Псалтирь доныне употребляется старообрядцами) не могли появиться в ту эпоху, когда верующие причащались регулярно. Подобного рода предписания стали появляться тогда, когда причащение превратилось в редкое событие и к нему стали подходить как к особому, исключительному моменту в жизни христианина, требующему многодневной подготовки.

К этой же эпохе относится формирование «Последования ко святому причащению» – собрания молитв, которые верующий должен прочитать утром в день причастия, перед литургией. Данное последование не входит в число богослужений суточного круга и не упоминается в Типиконе. Составлено оно из молитв, приписываемых различным авторам, в том числе Василию Великому, Иоанну Златоусту, Иоанну Дамаскину, Симеону Метафрасту и Симеону Новому Богослову. Молитвы эти, чрезвычайно богатые по богословскому содержанию, не имеют литургического характера, однако наполнены аллюзиями на богослужебные тексты. Их основной тон – покаянный и умилительный; они призваны настроить верующего на евхаристический лад, помочь ему проникнуться благоговением перед Таинством Евхаристии.

В середине XVII века на Руси употреблялось последование, значительно отличавшееся от употребляемого ныне и по составу, и по продолжительности. В него входили 18 молитв и канон, начинавшийся словами «Виждь, душе, Христа закалаема». Это последование и поныне употребляется в старообрядческих общинах. В синодальную эпоху оно было значительно сокращено, в результате чего из 18 молитв в нем осталось лишь 11 (в некоторых изданиях 10), причем сокращены были наиболее длинные молитвы. Канон был заменен на иной – начинающийся словами «Хлеб живота вечнующаго». Однако даже в таком сокращенном виде чтение этого последования занимает не менее получаса.

В современной практике Русской Православной Церкви чтение «Последования ко святому причащению» считается обязательным для каждого христианина, готовящегося к принятию Святых Тайн. Помимо этого, достаточно распространено предписание перед причащением вычитывать три канона – покаянный, Богородице и Ангелу Хранителю и, кто пожелает, Акафист Иисусу Сладчайшему.

Относительно поста перед причащением инструкции разных духовников могут значительно отличаться одна от другой. Наиболее строгие духовники требуют, чтобы верующие постились всю неделю. Более «умеренные» – чтобы постились три дня (ввиду того что среда является постным днем, трехдневный пост перед воскресеньем превращается в четырехдневный). И в том и в другом случае, однако, постным днем оказывается суббота. Пост в субботу никогда не был традицией Православной Церкви. Более того, он был одним из пунктов обвинения, выдвигавшегося на протяжении нескольких веков в поздней Византии и на Руси в адрес католиков на основании 64-го Апостольского правила: «Если кто из клира усмотрен будет постящимся в день Господень или в субботу, кроме одной только Великой Субботы, да будет извержен; если же мирянин, да будет отлучен» (55-е правило VI Вселенского Собора уточняет, что это правило должно соблюдаться и в Риме). В настоящее время в Католической Церкви пост в субботу упразднен, тогда как в Православной Церкви некоторые духовники превращают субботу в постный день для своих прихожан, готовящихся к причащению.

Характерно, что предписание соблюдать семидневный или трехдневный пост перед причащением не распространяется на священнослужителей. Объясняют это обычно тем, что священнослужители часто причащаются, а потому не могут постоянно поститься. Однако ситуация, в которой на мирян налагаются более строгие аскетические правила, чем на священнослужителей (включая монашествующих), представляется недопустимой и противоречащей смыслу литургии, на которой все – и епископ, и священник, и мирянин – предстают перед Богом и предстоят Богу в равном достоинстве или, точнее, в равном недостоинстве. В такой ситуации, кроме того, к священнослужителям могут по справедливости быть отнесены слова Христа о фарисеях: Связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плени людям, а сами не хотят и перстом двинуть их (Мф. 23:4).

Суровые правила подготовки к причащению, требование многодневного поста и вычитывания продолжительных молитвенных последований в настоящее время порой отталкивают и отпугивают верующих от причастия. Поэтому в некоторых приходах, в частности в московском храме Святителя Николая в Кузнецах, по словам его настоятеля, протоиерея Владимира Воробьева, практикуется «облегченный» способ подготовки к причастию: «Для тех, кто живет глубокой христианской жизнью, молится Богу, регулярно ходит в храм, соблюдает постные дни и годичные посты, для того чтобы причащаться в воскресенье, нужно поститься в среду и пятницу, а в субботу не вкушать мясо, нужно прочитать Последование ко святому причащению». При этом чтение трех канонов не требуется.

Такой порядок, как представляется, мог бы быть введен и в других храмах. Этот порядок трудно даже назвать «облегченным», поскольку он предполагает следование всем предписаниям церковного Устава, включая соблюдение всех постов – как многодневных, так и однодневных. По крайней мере, он не навязывает верующим дополнительных постов – сверх тех, что предписаны Уставом. Главное же – он направлен на то, чтобы верующие могли часто причащаться Святых Тайн, чтобы причащение не превращалось в экстраординарное событие, подготовка к которому требует особых аскетических усилий.

Отметим, что в Греческой Церкви пост перед причащением не является обязательным, хотя и практикуется благочестивыми верующими. Отсутствует у греков и требование исповеди перед каждым причастием. Данный обычай, как и многие другие церковные установления, русские в свое время переняли от греков, однако сохранился он сегодня только в Русской Церкви.

Связь между исповеданием грехов и причащением зафиксирована в многочисленных источниках, и обычай исповедовать грехи перед причащением относится к глубокой христианской древности. Он существовал уже во II веке, о чем свидетельствует «Учение двенадцати апостолов» («Дидахи»): «В день Господень, собравшись вместе, преломите хлеб и благодарите, исповедавши прежде грехи ваши, дабы чиста была ваша жертва». Речь здесь, однако, идет, не об исповеди как об отдельном Таинстве, а об общем исповедании грехов в контексте евхаристической молитвы. Такое исповедание (confessio) присутствует, в частности, в Тридентской мессе, где священник адресует его Богу, святым и всем присутствующим в храме. В литургиях, сохранившихся в употреблении в Православной Церкви, нет особой молитвы исповедания грехов; тем не менее покаяние в грехах проходит в качестве одного из лейтмотивов через многие молитвы литургии. Кроме того, перед началом литургии (в конце входных молитв), а также перед причащением предстоятель испрашивает прощения у сослужащего клира.

Исповедание грехов перед причащением упоминается в ряде поздневизантийских источников, например у Макария Коринфского и Никодима Святогорца: «Достаточно только сделать сокрушенную исповедь, исполнить по-настоящему епитимию и подготовку, как сразу можно это получить и стать сотелесниками и сокровниками Христу». Здесь, в отличие от «Дидахи», имеется в виду сакраментальная исповедь. Однако приведенные слова не обязательно следует понимать как требование исповеди перед каждым причащением в качестве непременного условия. Скорее, речь идет о том, что человек, желающий часто причащаться, должен исповедоваться регулярно.

Когда исповедь трактуется как обязательное условие для причастия, это может создавать для верующих целый ряд неудобств. В некоторых приходах исповедь происходит в течение всей литургии в отдельном приделе храма. В результате желающие причаститься значительную часть времени проводят в очереди вместо того, чтобы внимательно вслушиваться в слова богослужения; привилегией же слушать богослужение пользуются те, кто не причащается. В других приходах из-за наплыва верующих (по большим праздникам в некоторых православных храмах причащается несколько тысяч человек) исповедь совершается крайне поспешно или же заменяется так называемой «общей исповедью». В подобных случаях исповедь превращается в формальность, требуемую лишь для того, чтобы человек мог приступить к Таинству Евхаристии.

При этом очевидно, что повсеместная отмена исповеди перед причастием может внести соблазн и смущение в среду верующих, а в долгосрочной перспективе грозит постепенной утратой потребности в ней и размыванием церковного самосознания, как это произошло, в частности, в Римско-Католической Церкви после II Ватиканского Собора. Любые шаги в этой области должны быть тщательно выверены и продуманы, чтобы не сломать многолетних традиций, выработанных русским церковным благочестием.

Очевидно, выработать универсальные правила подготовки к причащению в современной ситуации было бы крайне сложно. Приходы настолько отличаются один от другого по размеру, а прихожане настолько отличаются друг от друга по уровню воцерковленности, по степени следования церковным правилам, что вряд ли возможна выработка единого общего стандарта. От каждого пастыря требуется рассудительность и индивидуальный подход, учитывающий особенности данного региона, прихода и каждого конкретного прихожанина.

Несколько руководящих принципов тем не менее можно было бы сформулировать в качестве ориентиров для пастырей:

1)   должно поощряться частое причащение – по возможности по всем воскресным и праздничным дням;

2)  правила подготовки к причащению не должны быть более строгими для мирян, чем для духовенства. Однако, конечно, они должны быть более строгими для тех, кто причащается редко, чем для тех, кто причащается часто;

3) должна поощряться регулярная исповедь, но не от каждого верующего следует требовать непременной исповеди перед каждым причастием. По согласованию с духовником для лиц, регулярно исповедующихся и причащающихся, соблюдающих церковные правила и установленные Церковью посты, может быть установлен индивидуальный ритм исповеди и причастия.

Думается, что следование этим принципам в качестве ориентиров (при всех возможных местных и частных вариантах) помогло бы оздоровить обстановку на многих приходах, вернуть Таинству Евхаристии то центральное место, которое оно должно занимать в жизни церковной общины и каждого верующего.