Деяния Вселенских Соборов, Том 5

Том 1 * Том 2 * Том 3 * Том 4 * Том 6 * Том 7

Содержание

Исторические сведения о пятом Вселенском соборе

ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О ПЯТОМ ВСЕЛЕНСКОМ СОБОРЕ

Спустя немного после того, как халкидонский собор на благоразумнейших определениях, как на якорях, утвердил в невозмутимом мире православную веру, обуреваемую с разных сторон, вновь появившаяся буря опять направила против нее не только те же волны, т. е. евтихианские и несторианские, но и устаревшие заблуждения Оригена. Из мастерской или, лучше, из пропасти этих трех ересей вышли снова великие движения и охватили всю Церковь. Скажем немного о каждой отдельно. Во-первых, евтихианское безумие, скорее вследствие страха, чем добровольно, подавленное, таилось в душах многих, и когда представилась возможность, вырвалось из своих засад и самым сильным образом потрясло три восточных патриархата – александрийский, антиохийский, константинопольский. Услышав о смерти императора Маркиана, который при жизни мужественно защищал халкидонскую веру и законами и оружием, и освободившись от этой боязни, все, бывшие приверженцами Диоскора, подняли святотатственную голову; предводителями их были тогда Тимофей Элур и Петр Монг¹. Окруженные первоначально толпами еретиков, они нападают на Протерия, бывшего тогда по определению халкидонского собора епископом александрийским, убивают его, скрывшегося в церковной крещальне, разрывают на части, бросают в огонь и остатки пепла разбрасывают по ветру. С величайшим прискорбием принял это император Лев, наследовавший Маркиану; и когда узнал, что александрийцы так беснуются по ненависти к халкидонскому собору, то грамотою спросил об этом соборе отдельно всех епископов, бывших на нем. По этому случаю они оставили о соборе самые похвальные отзывы; существуют и послания их к императору Льву. За несколько времени до убийства Протерия епископство захватил Элур. Хотя против него сделан был строжайший приговор, как собором епископов, так и великим благочестием императора; но они не могли достигнуть того, чтобы с того времени александрийская кафедра не была разделена в течение многих лет между двумя епископами – одним православным другим евтихианским; потому что даже Петр Монг и другие подобные ему добились этой чести, не без жестоких притеснений и огорчений православных.

Так набушевали евтихиане в Александрии, и не менее в Антиохии под предводительством Севера, который² родился в Созополе писидийском, занимался некогда в Берите судебными делами, и вдруг из судейского сделался монахом, а из монаха евтихианцем, и потому был изгнан из монастыря аббатом Нефалием и пришел в Константинополь, где, снискав благосклонность императора Анастасия и сенаторов и окружив себя сбродными толпами потерянных людей, низвергает с антиохийской кафедры православного и благочестивого епископа Флавиана³ и занимает его место. Как только он завладел этой кафедрой, вопреки своей клятве, анафематствует святой халкидонский собор⁴, разоряет церкви, наводит на людей благочестивых страх, ссылает их в ссылку, подвергает бичеваниям; особенно он допускает гнусное злодеяние по отошению к тремстам монахам⁵, которых постоянства он не мог поколебать ни угрозами, ни ласками; он их обезглавливает и приказывает оставить непогребенными на добычу ночным псам; наконец все места оскверняет стенаниями, кровию и трупами. Удивительно, как один человек и так много убийств совершил и так много ересей совместил!

Вот каким жестокостям подверглись от евтихиан антиохийцы. Не менее плачевным (жестокостям подверглись) и жители Константинополя, – сначала при епископе Акакии, который был жарким защитником Петра Монга⁶, способствовал последнему удержать александрийское епископство, сделался коварным предателем халкидонской веры, и хитрыми выходками долгое время старался усыпить бодрственность римских первосвященников, – потом при Анфиме⁷, который, отказавшись от трапезунтского епископства и прибегнув к величайшему злодеянию, похитил епископство константинопольское и осквернил его нечестивыми еретическими обычаями и пороками. Так как это тяжело подействовало на римского первосвященника Агапита⁸, который прибыл в то время в Константинополь по делу Феодата, царя готфов, то он не только удержался от всякого совета и общения с Анфимом, но и низвел его с патриаршей кафедры, не смотря на сопротивление августы Феодоры, и возвел на его место Мину, мужа испытанной святости, которого и посвятил сам своею рукою в церкви святой Марии, при одобрении всего народа и сената. Все эти деяния, спустя немного, были признаны как на поместном соборе, который собрал Мина при легатах апостольской кафедры, так и соизволением и определением императора Юстиниана. Подавленная этими двумя событиями сила некоторых еретиков несколько затихла. Доселе об евтихианах.

Но не менее потрясла восток и несторианская ересь, которой много способствовали три сочинения, изданные тремя авторами, из коих один был Феодор епископ, Мопсуестский, который, прежде ефесского собора, так писал против Евномия и Аполлинария⁹, допускавших одно естество во Христе, что явно отвергал и то учение, что одно однакоже лице Христово, и что Бог облекся плотию, и что Мария была материю Бога¹⁰. Итак, когда оказалось, что он сеял семена несторианства и плевелы, то еще раньше относительно его был большой спор между Проклом константинопольским, Кириллом александрийским и Иоанном антиохийским. Несториане же, увидев, что, по осуждении Нестория, книги его воспрещены православным¹¹, и опасаясь, чтобы не иссяк источник, из которого народ мог бы черпать несторианский яд, издали в свет сочинения Феодора Мопсуестского, и не только на греческом, но и на сирском, армянском и персидском языках. Другой был Феодорит, епископ кирский, который двенадцати главам ефесского исповедания веры, которые были написаны Кириллом, противопоставил столько же анафематств. Третий был Ива, епископ едесский. Написав к Персу Маре послание, он изобличил в нем Равулу, своего предшественника, в том, будто он незаконно предал анафеме (Феодора) Мопсуестского, о котором отзывался как о послужившем много Церкви и во многих битвах с еретиками являвшемся учителем храбрым. Это послание для многих послужило соблазном и склоняло людей простых на сторону Мопсуестского и Нестория, которых учение оно заключало в себе. Когда об этом передано было константинопольскому епископу Проклу; то он, из опасения, чтобы Церковь вследствие этого не потерпела какого-либо урона, посланием просил и умолял Иоанна антиохийского обуздать Иву, как дышащего злодеяниями. Иоанн не обратил на это внимания, равно и преемник его Домн. Итак дело оставалось нетронутым¹² до императора Феодосия младшего и Флавиана, епископа константинопольского, по повелению которых епископы Фотий и Евстафий, созвав в Берите, в Финикии, собор, исследовали дело Ивы. Едва можно поверить, сколько и каких безчестий едесский клир нанес своему епископу. Тщательно однакож разобрав дело с той и другой стороны, собор определил, чтобы он с одной стороны произнес анафему Несторию, с другой удержал епископство. Но гораздо бесчеловечнее поступил с ним Диоскор и его приверженцы; они жестоко преследовали Иву, проповедовавшего о двух естествах Христа, против Евтихия, как учителя разногласящего с ефесским собором и с Кириллом. Потом они, заочно и не выслушав его, обвинили его и заключили в разные темницы. Потом, после многих споров об этом деле, бывших не без сильного потрясения Церкви, Ива воззвал к собору халкидонскому. Прочитав беритские акты, этот собор решил возвратить Иве, произнесшему анафему на Нестория, общение и восстановить его епископом своей церкви. Однако ж о послании его к Персу Маре собор не издал определенного, ясного, общего и единодушного определения. Итак им, как еще не осужденным Церковию, многие пользовались на погибель свою и других. Это о клиентах и патронах Евтихия и Нестория.

К этим ересям присоединилось и третье бедствие от двух монахов Новой лавры (это был монастырь святого Саввы в Палестине), Нонна и Леонтия византийского¹³. Не смотря на то, что были слишком невежественны, они, выбрав из сочинений Оригена все особенно важные его ошибки, рассеяли их по всему востоку; самая важная из них следующая: душа, говорят они, существует прежде своего тела; быть может, еще на небесах она совершила прегрешения. Притом небо, солнце, луна, звезды и воды, которые над небесами, суть некие одушевленные и разумные силы. Кроме того (они говорят), что, в воскресении, тела людей восстанут в круглой и шарообразной форме, что мучения всех нечестивых людей и даже самых демонов будут иметь конец, и что нечестивые и демоны будут возвращены в прежний свой быт и в прежнее состояние; в заключение всего (они говорят), что Христос был пригвожден ко кресту и за демонов, и что Ему то же самое должно будет претерпевать в будущие веки от злых духов, сущих на небе. Чтобы их безумие и как бы заразительное зло со дня на день не распространялась более и более, император Юстиниан по усиленной просьбе об этом некоторых иерусалимских монахов¹⁴, диакона Пелагия, апокрисиария папы Вигилия, и константинопольского патриарха Мины, обуздал не только евтихиан своими высочайшими законами, но и оригенистов своим строжайшим эдиктом, который потом вполне был одобрен голосом всех патриархов и папы Вигилия, и в котором, между прочим, говорится то, что из сочинений Оригена выскочили Манес, Арий и все прочие еретики, как свирепые звери из логовищ.

Весть об этом осуждении не без скорби принял Феодор¹⁵, епископ Кесарии каппадокийской, человек весьма преданный Оригену, акефал по ересе-учению и весьма неприязненный диакону Пелагию. Чтобы, по возможности, помочь Оригену и акефалам, он прежде всего советовал императору Юстиниану, у которого он успел снискать себе милость и благоволение, чтобы он не так много утруждал себя и заботился о преследовании акефалов и защищении халкидонского собора, что дело легко можно уладить, предав публичному осуждению книги Мопсуестского, послание Ивы и анафематства Феодорита. Ибо, говорил, все действующие за одно с Евтихием, хотя и принадлежащие разным сектам, не по иным причинам отвергают халкидонские акты, как потому во-первых, что этот собор Феодориту и Иве, за ересь лишенным их кафедр, возвратил прежние места, – далее потому, что одобрил послание Ивы, заключающее в себе одобрение Феодориту. Итак, если исправить эти ошибки, то святейший собор будет принят всеми. Вот что́ говорил Феодор Юстиниану, хотя и весьма лживо, но за то и весьма горячо. Ибо халкидонский собор как Феодориту и Иве возвратил епископское достоинство не иначе как после достойных плодов покаяния, так и Мопсуестскому не оказал никакой чести. Так как в частности и собственно об нем тогда не поднимали никакого вопроса, то и не последовало никакого определения; но если о нем вскользь упомянуто было в послании Ивы, то упоминание это сделано было исторически, как обыкновенно читаются на соборах многие послания частных лиц и епископов. Ибо немало различия между решением собора и простым упоминанием; если бы следовало обсуждать все, о чем упоминается, то дело затянулось бы до бесконечности. Поэтому Феодор, епископ Кесарийский, недобросовестным расположением Юстиниана домогался не возвращения мира Церкви, но того, чтобы подорвать доверие к халкидонскому собору, относительно которого он настаивал на том, что собор требует очищения.

Итак вот чего домогался Феодор с своими приверженцами. Но несториане мешали ему тем, что, не имея возможности поднести народу свой яд чрез книги Нестория, старались достигнуть этого чрез оставшиеся сочинения Мопсуестского, Феодорита и Ивы. Много пререканий и споров породили в то время эти три главы¹⁶: первая о книгах Феодора Мопсуестского, другая об анафематствах Феодорита против Кирилла, третья о послании Ивы. Император Юстиниан спросил о них отсутствующих епископов, которые отозвались о них самым невыгодным образом. Но так как после этого отзыва многих не могли убедить отказаться от защищения трех глав: то, сперва по согласию папы Вигилия¹⁷, который принимал в этом деле главное участие, потом по увещанию императора Юстиниана эти главы представлены на рассмотрение вселенского собора, равно как и дело акефалов и оригенистов. Чтобы последним не дозволяли быть епископами ни в каком месте, их нужно было осудить многочисленным собором самих же епископов. Итак, в 27 году (царствования) императора Юстиниана и в 12-м после консульства Василия (т. е. в 553 г. по Р. X.), был объявлен пятый собор, константинопольский, занявший кафедру по смерти Мины, Аполлинарий александрийский, Домнин антиохийский, и три занимавшие место Евстохия, патриарха иерусалимского, именно: Стефан, Георгий, Дамиан: всех же было сто шестьдесят пять епископов¹⁸. Папа Вигилий был в это время в Константинополе. Его несколько раз просили присутствовать на соборе – сперва три патриарха и семнадцать епископов, униженно просивших его об этом от лица всего собора¹⁹, потом три патриция, посланные вместе с епископами императором. Впрочем никакие просьбы не могли склонить его к отступлению от обычая его предшественников, уклонявшихся от вселенских соборов²⁰, особенно потому, что ему казалось несовместным с достоинством апостольской кафедры заседать между одних почти чужих епископов; так как он немногих взял с собою из Италии; ибо отправлялся не на собор, а к императору. Впрочем, он обещал свое согласие на все те пункты, какие законно будут определены священным собором.

Как только собрание узнало об этом, отцы открыли собор в четвертый день майских нон, и начали с Феодора Мопсуестского²¹: рассмотревши с одной стороны его книги, с другой возражения против него Кирилла, Прокла, Вавилы, они провозгласили анафему Феодору Мопсуестскому и его книгам и определили (что́ было тогда предметом спора для многих), что еретиков Церковь может осуждать даже после смерти. Потом перешли к посланию Ивы²², и, сопоставив с ним халкидонские акты, решили, предав оное анафеме, уничтожить, как несогласное с истинною верою. То же последовало решение²³ и на анафематства Феодорита; а кроме этого ничего, потому что он был принят в общение Львом и халкидонскими отцами, так как явно проклял Нестория. По совершении этого изданы 14 правил которыми православная вера была изъяснена против Нестория, акефалов и других еретиков; происшедших от Евтихия и Севера. Итак, вот те акты пятого собора, которые дошли до нас.

На, этом соборе был поднят вопрос также и о заблуждениях Оригена, Дидима и Евагрия²⁴; и когда были прочитаны сочинения монахов Евлогия, Конона, Кириака и Панкратия, которые они представили собору, в опровержение ложного учения Оригена, и рассмотрены сочинения, изданные против Оригена Юстинианом и одобренные папою Вигилием, тогда все отцы единогласно осудили Оригеновы заблуждения и общим приговором обвинили ложное учение его.

Далее, этот пятый собор в самых сильных выражениях подтвердили римские первосвященники – сначала Вигилий (с согласия которого он и был созван)²⁵, потом Пелагий²⁶, написавший в его защиту знаменитое послание, далее, св. Григорий великий²⁷, Николай первый²⁸, Лев девятый²⁹ и другие, также соборы – вселенские шестой и седьмой и прочие (поместные). Не смотря на то, что этот собор утвержден и был под защитою Императора Юстиниана, многие не убоялись наносить ему разного рода порицания за то, что будто он был несогласен с собором халкидонским³⁰, что незаконно осудил уже по смерти несколько невинных епископов, что уничтожил три главы, бывшие долгое время в употреблении. И это зло так широко разрослось, что не только несколько епископов в отдельности отвергали этот собор, но даже один поместный собор³¹ из епископов Истрии, Лигурии, Венеции и других городов Италии, и прежде всего Павлин аквилейский³² и Гонорат медиоланский дерзнули отвергнуть его публично, не только без согласия римского первосвященника, но даже при явном с его стороны противодействии. Посему Пелагий с Нарсесом патрицием и правителем целой Италии³³ вынуждены были позаботиться о обуздании столь наглого людского упрямства властию государя, а Павлина и Гонората, виновников гнусного раскола, отослать под военною стражею в Константинополь. Это обстоятельство еще более раздуло пожар, пока священнейшими увещаниями и декретами блаженных первосвященников Григория и Сергия³⁴ ересь не была обуздана до такой степени, что стали уважать пятый собор даже отвергавшие его епископы.