О русском церковном управлении

Настоящая статьи принадлежать перу почившего протоирея А. М. Иванцова-Платонова, считавшегося одним из лучших наших церковных писателей. Они были написаны по специальному приглашению покойного И.С. Аксакова в качестве церковной программы „Руси и напечатаны в №№ 1–16 этой газеты за 1882 год. В них, действительно, дана полная и обстоятельная программа к восстановлению у нас правильного течения и самостоятельного развитая церковной жизни. В них также ответ на смущающий многих вопрос о судьбах и живучести нашего раскола. Мы глубоко убеждены, что не обрядовые различия, не то или иное начертание или толкование церковных текстов мешают единению с Церковью старообрядцев, а именно те отступления и неустройства нашей церковной организации, какие рисует в своем труде о. Иванцов. Неустройства эти такого свойства, что совесть верующего человека с ними безусловно примириться не может. Мирится с ними наше равнодушие к делу Церкви, наше невежество в церковных вопросах. На почве этого равнодушия и невежества нынешние печальные порядки окропили, покрылись плесенью давности и уже почти ни в ком не вызывают страстного и горячего желания оживить и обновить нашу церковную жизнь.

Разбудит ли из этой апатии кого следует высший голос неленностного пастыря, из-за могилы напоминающего о печальном положении и нуждах бедной русской Церкви – не знаем. Во всяком случае, читатель ясно увидит разницу между желаниями и действительностью и поймет, почему в своем нынешнем состоянии русская Церковь уже не является в жизни русского народа тою могучею светлою силою, какою была во все предшествующее периоды русской истории, почему вместо побед она отмечает лишь поражения...

Сергей Шарапов.

Выборное начало в церковной жизни должно быть применяемо не только по замещению приходских священнических мест, но и епископских. Ослабление живой связи между высшими пастырями и паствами в настоящее время весьма много зависит от назначения епископов на епархии и перемещения их из одной епархии в другую без ведома и участия самих паств. В применении к высшим пастырским должностям, древняя Церковь дорожила выборным началом еще более, чем в применении к низшим.

Каким порядком должны быть избираемы епископы на епархии, и кому должно принадлежать право избрания? В рассуждение о епископской должности нужно различать следующие стороны дела: а) епископ есть высший пастырь, нравственно-религиозный руководитель всего церковного общества, составляющая известную епархию; б) епископ есть главный начальник епархиального духовенства, имеющий особые ближайшие отношения к его интересам, нуждам, обязанностям, и т. д.; в) наконец (или, может быть, об этом нужно сказать прежде всего), епископ есть представитель высших церковных полномочий, проводник обще-церковных начал и стремлений в частный, епархиальный орган церковной жизни.

На все эти стороны дела и должно быть обращено внимание при избрании епископов. Епископ не должен быть правителем выборным от одного мирского общества епархии, или от одного духовенства, или от одной высшей церковной власти. Но в избрании епископа должны принимать участие живые агенты всех трех указанных сторон, т. е. высшей церковной власти, местного духовенства и мирского общества, составляющие известную епархию.

Затем, по различию элементов, составляющих церковное общество известной епархии, частные избирательские группы и права должны быть комбинируемы различным образом.

Например, смотря по тому, какой в епархии преобладает элемент дворянской или крестьянской, различно может быть определяемо участие того и другого элемента в избрании епископов. В епархиях столичных, где находится и высшее государственное управление страны, представительство высшей государственной власти должно быть особенным агентом в избрании правителя епархии. В тех епархиях, где много монастырей, в ряду лиц епархиального духовенства, принимающих участие в избрании епископа, должно быть дано значительное место лицам монашествующим. В тех местностях, которые являются средоточием умственного образования страны, где есть высшие учебные, особенно высшие духовно-учебные учреждения, особенное участие в избрании епископов должно быть предоставлено представителям этих учреждений. В таких епархиях, где христианство только насаждается, которые имеют миссионерский характер, представительство высшей церковной власти, конечно, должно иметь более значения, чем представительство местного, только еще составляющегося церковного общества, и т. д. Все это наперед может быть определено, дабы не было недоразумений и пререканий при самих избраниях.

Самый же порядок избрания епископов, применительно к древним обычаям и существу самого дела, кажется, мог бы быть устроен следующим образом. По упразднению епископского места в известной епархии, в ту епархию должен прибыть старший епископ (архиепископ) церковного округа, к которому принадлежит епархия), с полномочием от высшей церковной власти (от св. Синода) произвести избрание и с поручением, если то найдет нужным высшая церковная власть, рекомендовать упраздненной епархии известного кандидата на епископское место, объяснив местным представителям качества рекомендуемого кандидата. Если представители местного духовенства пожелают иметь епископом другого кандидата, а не того, который рекомендуется высшею церковною властью, они могут, не стесняясь рекомендацией, предложить избирательному собранию своего кандидата. Представители мирского общества епархии также могут предложить своего кандидата или присоединиться к предложению архиепископа, или к предложению местного духовенства. Желательно было-бы, чтобы при избраниях такого рода, после обстоятельных взаимных разъяснений, в конце концов достигалось полное соглашение трех указанных избирательные агентов.

Если-же такое соглашение, при всех взаимных разъяснениях и доводах, не будет достигнуто, кандидатом должен быть признан тот, на стороне которого окажется избирательное большинство (двух избирательных агентов против одного). Этот кандидат и должен быть представлен высшей церковной власти на утверждение, если против него не будет предъявлено сильного отвода существенных возражений со стороны, остававшейся в меньшинстве. Если же будут предъявлены такие возражения, или если большинства совсем не состоится, и всякая из трех избирательных сторон будет настаивать на своем кандидате, глава избирательного собрания, архиепископ, должен представить все дело на усмотрение Синода. В Синоде дело должно решиться единогласно. Если же и там выйдут споры относительно предлагаемых кандидатов, дело, по молитве, должно решиться жребием. Если, наконец, члены Синода, по внимательном рассмотрении дела, придут к такому заключению, что нельзя утвердить епископом ни одного из предложенных кандидатов, Синод должен поручить окружному архиепископу составить новое избирательное собрание, но во всяком случае не назначать епископа лишь собственною властью, без ведома и участия самой епархии.

Такой порядок избрания на первый взгляд нам представляется лучшим. Но если бы в нем оказались какие неудобства, недосмотры и ошибки, его, конечно, можно было бы поправить и усовершенствовать в частностях, с сохранением основной идеи.

Решение Синода должно быть высшею инстанцией в утверждении избранного епископа. Представлять чисто-церковное дело избрания епископского на утверждение государственной власти – нет оснований. Государственная власть может выразить свое мнение лишь о том, нет ли препятствий новоизбранному епископу вступить в управление епархией (имеющее соприкосновение и с гражданскими интересами страны), а не о том, может ли избранный церковью кандидат быть посвящен в епископа (вопрос чисто-церковный). Иными словами, государственной власти может принадлежать в этом деле лишь право допущения или протеста (нет препятствий или представляются препятствия), а не одобрения или утверждения (быть такому-то таким-то епископом), и притом, как мы уже сказали, только относительно вступления в управление епархией, а не относительно самого возведения в епископское звание. И конечно, чтобы в подобных случаях не выходило замешательств и недоразумений между церковною и государственною властью, Синод, прежде утверждения ново-избранного епископа, может узнать, нет ли со стороны государственной власти препятствий к допущению означенного епископа на управление епархией.

Что касается до посвящения избранных в епископское звание, нет надобности им предпринимать для этого путешествие в столицу или в тот город, где находится высшее церковно-правительственное учреждение, св. Синод. Подобные путешествия для самих посвящаемых бывают соединены с большими трудностями и издержками. И самый обряд посвящения, при всей торжественности своей, в столице, где население чуждо интересам той епархии, для которой посвящается епископ, далеко не может иметь на окружающую среду того влияния, какое может иметь в самой этой епархии. Всего целесообразнее посвящение ново-избранных епископов совершать на самом месте будущего их служения, в кафедральном соборе епархии, избравшей епископа, чтобы не только духовенство, но и мирское общество этой епархии могло принять живое ц искреннее участие в молитвах о ниспослании высшей церковно-иерархической благодати ново-посвящаемому пастырю, услышать те обеты и обязательства, какие он за всю епархию принимает на себя пред высшею церковною властью, представительницею вселенской церковной власти, и то первое живое пастырское слово, с которым вновь посвященный епископ при самом посвящении может обратиться к своим пасомым, – чтобы вместе с тем торжественное заявление ἄξιος, возглашаемое при посвящении епископа, между прочим, и от лица местной церкви, для которой он посвящается, имели не формально-церемониальное, а живое нравственное значение.

Самое посвящение в епархиальном городе может совершить опять архиепископ того церковного округа, к которому принадлежите епархия, с несколькими другими ближайшими епископами. Несколько дней пребывания старшего окружного архиепископа и нескольких епископов ближайших епархий в кафедральном городе той епархии, для которой посвящается новый епископ, может быть очень полезно и для ближайшего братского руководства вновь посвященного епископа в архиерейском служении и управлении епархией. И в этом отношении он здесь, на месте самого служения своего, может получить гораздо более, чем при путешествии в отдаленную столицу, где местные интересы его родной епархии никому не могут быть близки, и где вместо живого пастырского руководства от своих ближайших собратий, он может скорее ознакомиться с такими официальными отношениями столичной жизни вообще и канцелярски-синодской среды в частности, без знания которых, может быть, полезнее было бы оставаться eпapxиaльным епископам.

При свободном избрании епископа самими епархиями, всегда, конечно должны быть принимаемы во внимание известные качества и условия, при которых известное лицо может быть предлагаемо кандидатом на епископскую должность. Какие это условия и качества?

Желательно, чтобы и на будущее время по возможности удерживался в русской Церкви обычай, издавна у нас утвердившийся – обычай избирать епископов предпочтительно из лиц монашествующих, и в особенности принадлежащих к ученому монашеству. Хотя этот обычай не имеет непреложных канонических оснований¹, тем не менее он ведет свое начало из глубокой древности и согласуется с высоким понятием о достоинстве епископского сана. Издревле в епископы предпочтительно (хотя и не исключительно) избирали лиц, прошедших путь аскетического воспитания, особенно если эти лица владели при этом хорошим научным образованием. В нашей русской Церкви обычай видеть епископами монахов, и в последнее время ученых монахов, до того утвердился в общем мнении, что для большинства народа странным бы показалось (но крайней мере на первых порах) видеть епископа не монаха, а для людей образованных не менее странно было бы слышать о возведении в епископство лица, не имеющая научного образования (кроме исключительных случаев и лиц, отличающихся особенными нравственными качествами). Нужно только желать того, чтобы в нашем отечестве не ослабевал дух истинного аскетизма, и чтобы в нашем монашестве всегда находились люди с высокою образованностью, способные как по нравственным, так и по умственным качествам стоять во главе русского духовенства и всего русского церковная общества, люди способные понимать требования времени и правильно руководить вверяющиеся им духовные паствы. Без этих условий, конечно, один монашеский клобук или один диплом высшего учебного заведения (какой бы то ни было, хотя бы диплом и не высокого разбора) еще не могут быть достаточными условиями кандидатуры на епископское звание.

При всем желании однако-ж, предпочтительно видеть на епископских кафедрах высокообразованных иноков (если таковых всегда будет оказываться довольно для замещения епископских кафедр), нет оснований совершенно устранять от кандидатуры на епископское звание и других лиц, владеющих высокими умственными и нравственными качествами, нет основания прежде всего устранять вдовых или безбрачных священников, имеющих высшее научное образование и отличающихся достойными нравственными качествами (таких, напр., лиц, как покойный ректор Московской Академии А. В. Горский, или профессора той же академии Делицын и Голубинский, или когда-то известные в Москве протоиереи Терновский, Другов и др.). И в случае избрания таких лиц в епископское звание, никаких нет оснований побуждать их предварительно принимать монашество. Подобное принятие монашества чуть не накануне назначения на епископство, не совсем согласное и с самыми обетами монашескими² и с характером епископского служения³, допускается, вероятно, из опасения (конечно, преувеличенного), как бы не смутить народ, давши ему епископом человека, хотя и вполне достойного, но не имеющего монашеского клобука. Но подобные пострижения в монашество в свою очередь смущают людей, высоко чтущих идею монашества, и идею епископства.

Затем, хотя предварительное в продолжение многих лет прохождение низших церковных должностей есть наилучшая подготовка к епископскому служению, при всем том многолетняя принадлежность к клиру не может считаться неотменным условием кандидатуры на епископский сан. И в древней Церкви дозволялось представлять кандидатами на епископский сан высокообразованных и благочестивых мирян, в короткое время проводя их через низшие церковные должности. И такие лица, как св. Киприан Карфагенский, Амвросий Медиоланский, Тарасий, Никифор и Фотий Константинопольские, были не бесчестием, но украшением и славою занимаемых ими кафедр. Без сомнения и у нас, если бы лица, обладающие таким же высоким богословским образованием и такою ревностью к Церкви, как Хомяков или Юрий Самарин, были избираемы епископами, от таких избраний не мало могло бы быть пользы для Церкви.

Безбрачное или вдовое или добровольно (по взаимному соглашению) отрешенное от супружеской жизни, вообще бессемейное состояние со времени Трулльского собора⁴ признается необходимым условием для принятия епископского звания. И ранее того в древней Церкви очень немного можно указать случаев, когда епископами были люди, продолжавшие жить семейною жизнью (хотя такие случаи и бывали, и не воспрещались церковными законами). Конечно, бессемейное состояние более соответственно и самим обетам епископского служения, всецело и безраздельно посвящающего себя Церкви, и более, по-видимому, представляет ручательств, чтобы не проявились в правителе епархии попечения и склонности, несоответственные интересам паствы (непотизм, любостяжательность и т. д.,– хотя на деле иногда бывает и так, что люди бессемейные более семейных оказываются способными вдаваться в такие склонности, а иные семейные более бывают свободны от них). На этом основании нужно конечно желать, чтобы православный паствы всегда имели возможность находить себе лучших людей для пастырства между лицами бессемейными. Но если бы оказались и в этом отношении затруднение, означенное правило Трулльского собора нельзя считать на все времена безусловно неотменным. Есть древнейшее правило апостольское: подобает епископу быть единым жены мужу⁵. Только, конечно, восстановление для семейных людей права быть избираемыми в епископское служение могло бы быть допущено лишь по несомненной необходимости (каковой пока не оказывается) и не только соборным решением местной русской Церкви, но и до соглашению с другими православными восточными Церквами.

Что касается до умственных качеств, требуемых для епископского звания, то, конечно, как мы уже сказали, епископом должен быть человек, способный в умственном отношении стоять во главе как духовенства, так и мирского общества, составляющего епархию. Можно было бы пожелать при этом кого-нибудь определенного внешнего образовательного ценза, например, такого, чтобы кандидатами на епископское звание были предлагаемы лица, имеющие высшую учено-богословскую степень. Но можно опасаться, как бы при таком ограничении не был закрыть доступ к епископству нескольким таким лицам, которые могли бы быть украшением епископского звания. У древних Греков не менее, чем у нас, было уважение к богословской учености. Но древняя греческая церковная история сохранила нам память о многих таких случаях, когда при избрании епископов не много-ученые, но благочестивые люди были предпочитаемы многоученым, и это оказывалось к пользе церковной. И в нашей русской Церкви, при указанном ограничении, не оказалось бы возможности бывшему сибирскому миссионеру, протоирею Вениаминову, сделаться епископом Камчатским и потом митрополитом Московскими. А между тем, его один из первых признал того достойным умнейший и образованнейший из русских архипастырей нового времени – Филарет Московский.

О нравственных качествах, твердом православии, искреннем благочестии, неукоризненном образе жизни, ревностной преданности Церкви, как качествах, необходимых высшим пастырям Церкви, нечего и говорить. Это, конечно, такие условия, которые прежде всего нужно иметь в виду при избрании кандидатов на епископское служение.

В заключение может представляться вопрос: каким образом духовенство и миряне какой-нибудь отдаленной епархии, при упразднении у них епископского места, могут разузнавать и находить достойных кандидатов на такое место? Собственно говоря, таких вопросов не нужно было бы и предлагать, если бы не оказывалось людей, охочих выдумывать несущественные и невозможные затруднения для того, чтобы запутывать дела, сами по себе совершенно правые и ясные. Если теперь у нас, когда православный паствы давно отучены от того, чтобы видеть у себя архипастырей по своему избранию и желанию, мало между ними идет речей о том, какого им дадут нового архипастыря на место умершего или перемещенного в другую епархию, то из этого вовсе не следует, чтобы в них вновь не пробудился интерес к этому тогда, когда было бы восстановлено для паств это желанное и законное право. И в настоящее время православные и благочестивые русские люди, без всяких административных или каких бы то ни было публичных указаний, ведают таких, которые особенно способны быть духовными руководителями православных паств. Замечательные проповедники и опытные духовники, служащие при какой-нибудь мало известной приходской церкви, делаются известными в целой епархии, и иногда не одной. Высокие подвижники, проживающее в отдаленных монастырях, привлекают к себе почитателей со всех сторон обширного русского царства, хотя о них иногда и ничего не ведают считающие себя представителями русского общественного мнения. О замечательных ученых, даровитых писателях, заявляющих себя в духовной литературе, нечего и говорить; их имена известны по их трудам. Умственные и нравственные качества высших представителей духовного образования в академиях становятся известны по всей России через их учеников. Наконец, если и не искать далеко, сколько при правильном и свободном развитии жизни церковной, в каждой местности может оказаться людей, отличающихся умом, опытностью, усердием к делу, преданностью Церкви!.. Русские старообрядцы, владеющие скудными средствами образования, не пользующееся свободою в устроении церковных дел, не имеющие правильно организовывать епархии, находят возможность избирать себе пастырей, которые так или иначе удовлетворяют их духовным потребностям. Православным ли людям, пользующимся большим светом образования, покровительством государственной власти, большой свободой общественной жизни, не сумет воспользоваться в существенном деле церковном теми правами, какими пользуются темные и загнанные сектанты?..

Вместе с восстановлением правильного избрания епархиальных пастырей, сами собою должны прекратиться административные перемещения их из одних епархий в другие, сделавшиеся так обычными в последнее время. Против подобных перемещений, когда они только что стали обнаруживаться, в древней Церкви, высказывались очень сильные протесты. И у нас на Руси в прежние века подобные перемещения никогда не получали такого распространения, как в последнее время. Мы теперь получаем иногда известия о таких перемещениях епископов, которые подлинно могут изумлять своей неожиданностью (например из Иркутска в Могилев или из Симферополя в Томск), и причины которых могут быть понятны разве лицам, близко ведающим секреты синодской канцелярии и вообще столичных бюрократических отношений.

В случаях наиболее благовидных перемещений епископов оправдываются или побуждением – развести епископа с епархией, в которой у него возникли неприятные отношения, или соображением – дать заслуженному епископу более почетную или более прибыльную епархии. Но случаи первого рода не могут найти себе серьезного оправдания. Если у епископа возникает разлад с управляемою им епархией, нужно обратить внимание на причины такого разлада и на то, кто в нем виноват. Если виновата паства, недовольная правильными действиями епископа, – нет основания удалить епископа от такой паствы, поощряя в ней дух своеволия и неправильные отношения. Если виноват епископ, переведение его за вину в другую епархию обидно для той новой епархии. Затем, нужно смотреть на степень разлада. Если разлад произошел от взаимных недоразумений, от случайной ошибки, от недостаточной опытности епископа, – такой разлад легко устранить (и нужно устранять) высшим пастырским влиянием (внушением окружного архиепископа или св. Синода). Если же причина разлада заключается в личных качествах и воззрениях епископа, трудно исправимых, – такому епископу трудно давать какую бы то ни было епархию. При настоящем развитии бюрократических отношений, причиною перемещений архиереев большею частью бывает разлад их не вообще с паствою, а с какими-нибудь случайными представителями власти или общественного влияния, например, с губернатором или с богатым помещиком, купцом, и т. д. Но давать ход такого рода случаям, поощрять их, переводить епископа, любимого целою паствою и преданного пастве, по желанию одного или нескольких лиц, руководящихся в отношениях к епископу вовсе не церковными побуждениями, совершенно не полезно для правильного развитая церковной жизни.

Скажем при этом кстати, что в случае значительных ошибок и неисправностей (или хотя бы и превышений власти) епископа по управлению епархией, если однако эти ошибки и неисправности не настолько важны, чтобы епископа совсем нужно было устранить от управления епархией, вместо того, чтобы переводить его самостоятельным правителем на другую епархию, гораздо целесообразнее было бы на некоторое время определять его помощником-викарным епископом к другому благонадежному епископу. Приобретши более опытности и такта под руководством своего собрата и исправленный таким образом, епископ впоследствии может опять восстановить свою репутацию и быть избранным в самостоятельного правителя какой-нибудь епархии. Такой способ исправления у нас почему-то не практикуется; вероятно, считается унижением для епископского сана. Но унижения духовному сану, нам кажется, здесь было бы гораздо менее, чем в удалении епископа, еще способного к служению, на покой в монастырь, даже без настоятельства в монастыре, или во временном низведении провинившегося священника на служение причетника, даже с лишением одежды считающейся принадлежностью священнослужительского звания – рясы, что, к сожалению, практикуется у нас чаще, чем сколько оказывается нужны для вразумления неисправных священников. (И редко это служить к исправлению провинившихся. Кажется, лучше было бы в подобных случаях наказывать провинившихся временным заключением в монастырь или отрешением от церковного служения на некоторое время, с сохранением некоторого содержания их неповинной семье, как это, к чести духовного ведомства, еще и поддерживается в нем до настоящего времени).

Другое побуждение, служащее основанием епископских перемещений – дать особенно деятельному и способному епископу лучшую епархию – еще менее заслуживает уважения и представляется по самому существу дела оскорбительным, как для достоинства епископского сана, который у всех епископов в существе своем один и тот-же, так и для достоинства епархии, которые могут быть различны по численности, богатству, пожалуй, и образованности населения, но равны между собою по своим духовным христианским правам н потребностям. Впрочем, так как и высшая иерархические места занимаются людьми,– мы, пожалуй, не станем совсем отрицать возможности-поощрять в них усердие к церковному служению чисто человеческими побуждениями и соображениями. Только нельзя же допускать, чтобы из таких побуждений и соображений вырабатывалась в церковной жизни целая система, положительно противная основаниям и существенным интересам церковной жизни. По возможности между епископами должны быть устраняемы всякие поводы к местничеству, к предпочтению одних епархий перед другими.

Существеннейшее основание этих предпочтений заключается в том, что одни епархии дают епископам более доходов чем другие. Как ни мало соответственными с значением епископского сана могут представляться подобные расчеты, особенно в виду того обстоятельства, что у нас епископы – люди одинокие, бессемейные, обязавшие себя обетом монашеской нестяжательности, – мы не будем опять слишком строго судить и о подобных соображениях, принимая во внимание то, что они теперь отчасти как бы невольно возбуждаются и поддерживаются в лицах занимающих епископские места укоренившимся положением дела. Разница в большей или меньшей доходности архиерейских мест в настоящее время всего более зависит от того, в каких епархиях доходами каких монастырей предоставляется пользоваться епископам в качестве настоятелей. Но нам кажется, что эта собственно статья епископских доходов должна быть совсем уничтожена или как можно более ограничена. Пусть епископам положено будет определенное и во всех епархиях равное содержание, соответственное и значение, и потребностям епископского служения. Другие случайные источники епископских доходов: добровольные вознаграждения за служение в богатых приходах, личные подарки и пожертвования делаемые епископам, не настолько значительны, чтобы из-за них выходила существенная разница в доходности различных епархий. При том, это, можно сказать, такие источники, обилие которых иногда более может зависать от лица служащего, чем от места служения, и которые во всяком случае не могут быть основанием для предпочтения одних епархий перед другими. Предоставление же в пользу епископов настоятельских доходов от монастырей, мы говорим, полезно было бы совсем вывести из употребления. Епископы, на которых возлагается забота об управлении целыми епархиями, не могут входить в непосредственное управление монастырями в качестве настоятелей. А оставлять монастыри под настоятельством епископов лишь в качестве духовных аренд или пребенд – не соответственно ни достоинству епископского сана, ни правильному устроению монастырской жизни.

Из доходов монастырских и вообще епархиальных могли бы быть отпускаемы значительный суммы на приличное и, если угодно, роскошное содержание епископского штаба служебного, п собственно церковно-служебного, а не келейно-служебного, т. е. на содержание при епископе хорошего хора певчих, достаточного количества иподиаконов, на устройство архиепископской ризницы, на содержание домашней архиепископской канцелярии, на устройство при архиерейском доме под ближайшим наблюдением архиерея учебных и благотворительных заведений. Эти расходы, конечно, могут быть различны в различных епархиях, но и они должны определяться не произвольными распоряжениями архиерейской власти, а добровольным усердием самих епархий. Что касается до расходов, имеющих отношение к личной домашней жизни архиереев,– по этой статье, пожалуй, могли бы быть отчисляемы ежегодно суммы на содержание архиерейской прислуги, архиерейской конюшни, на ремонтировку архиерейского дома, но в определенных по штату и незначительно разнящихся в различных епархиях размерах...

Когда таким образом будет устроено содержание архиереев, не будет для них соблазна желать перемещения из одних епархий, с которыми они уже сжились, в другие, более выгодные. Такие перемещения, впрочем, как мы уже сказали, сами собою почти должны прекратиться, как скоро восстановлен будет правильный порядок замещения епископских мест по выбору самих епархий. Административная власть не будет иметь оснований менять епархиальных правителей, без ведома и согласия самих епархий.

Но возможны и при этом частные случаи, когда сама епархия, по упразднению в ней епископского места, вместо выбора нового епископа, может пожелать и пригласить к переходу на вакантную кафедру епископа из другой епархии. Такие случаи бывали и в древней Церкви. И хотя они бывали там очень редко, и хотя в древней Церкви относились с особенным одобрением к тем епископам, которые и в подобных случаях, не смотря на усиленные призывы, отказывались от перемены одной епархии на другую,– тем не менее совершенно устранять такого рода случаи древняя Церковь не считала нужным, чтобы и с этой стороны не стеснить свободу епархии в выборе епископов (Нужно только, чтобы при этом не было никаких соблазнов или приманок, при перезыве епископов из одних епархии в другие). В особенности древняя Церковь всегда относилась с непререкаемым уважением к желанию государственной власти – приглашать к занятию епископского места в столице, среди высшего и образованнейшего общества, пастырей из других епархий, приобретших себе известность образованием, красноречием, высокою нравственною жизнью, и т. д. (Нужно впрочем сказать, что и в подобных случаях государственная власть делала иногда очень крупные ошибки, если при таких перемещениях руководствовалась главным образом мнениями господствующими при дворе, а не меньшими самой Церкви). Но вообще такого рода перемещения в древней Церкви имели совсем не тот характер и никогда не получали таких размеров, как перемещения епископов в нашей русской Церкви в новые времена.

Считая делом вредным возбуждать и питать в епископах несоответственные их сану расчеты и стремления перемещениями их с кафедр менее почетных на почетнейшие и менее прибыльные на прибыльнейшие, мы, однако же, признаем, что было бы весьма полезно поддерживать между епископскими степенями известную градацию, но не ради возбуждения человеческих страстей любостяжательности и тщеславия, а ради пользы церковной, и чтобы эта градация имела не случайный и произвольный характер, а основывалась на древних порядках церковных и историческом складе русской жизни.

Прежде всего мы полагали бы весьма полезным восстановит в русской Церкви значение архиепископий – не в нынешнем их смысле, когда архиепископство остается не имеющим никакого существенного значения титулом, отличающих одних епископов от других, а в смысле древнем, когда с званием архиепископа соединялось действительное отправление высшей церковной власти, заведующей целым церковным округом и имеющей в подчинении себе нескольких епархиальных епископов.

Восстановление архиепископий с архиепископскими округами было бы весьма полезно для поддержания в епархиальном управлении правильного единства, контроля, братски-церковного совета и руководства. В настоящее время такого руководства и контроля над епископами почти совсем не существуешь, или, лучше сказать, есть над ними лишь весьма слабый контроль и руководство в синодской канцелярии. Именно в канцелярии, а не в самом Синоде, ибо Синод, во-первых, стоит над епископами очень высоко и далеко, а во-вторых, члены Синода часто меняются по распоряжению светской власти; в нынешнем году известный епископ, как член Синода, влиятельный человек, а в следующие годы, в качестве простого епархиального правителя, он также мало может иметь влияния на направление дел церковных, как и другие епархиальные епископы. Митрополиты, как епископы значительнейших городов и постоянные члены Синода, имеют несколько более влияния, но и это влияние носит случайный, личный, а не какой-либо правильный, юридически или канонический характер. Во всяком случае, епархиальные правители знают, что опоры им нужно искать теперь главным образом не в членах Синода и митрополитах, а в синодской канцелярии, разумея здесь светских синодских чиновников, с обер-прокурором во главе. Равным образом и представительства и предстательства за епархиальных архиереев перед высшею церковною и государственною властью, которое иногда может оказываться очень нужным, в настоящее время никакого нет, кроме опять случайных связей в той же синодской канцелярии. Но желательно было бы не такого чиновнически-бюрократического, чуждого церкви контроля, руководства и представительства, а истинно-церковного, пастырски-братского. Такой контроль, такое руководство и представительство для епархиальных епископов и могли бы быть установлены через восстановление власти архиепископов и архиепископских округов. При более свободном и правильном развитии жизни церковной, при восстановлении обычая⁶ собирать местные соборы, при восстановлении выбора епископов, учреждение архиепископий для наблюдения над свободно-избранными епископами, для руководительства их и в случае нужды – предстательства за них, для созывания соборов и председательства на них, вообще, для более согласного и правильного руководства делами целого церковного округа – тем более окажется необходимым.

В указанных видах полезно было бы всю русскую Церковь разделить на несколько постоянных архиепископских округов. По существенным географическим, этнографическим и историческим основаниям, округа могли бы быть, например, такие:

1) Северно-Русский или Новгородско-Петербургский (со включением сюда православных финляндских и отзейских церквей). 2) Срединно-русский пли великорусский – Московский. 3) Южно-русский или малорусский – Киевский. 4) Новороссийский – Одесский. 5) Западно-русский или белорусский и литовский – Виленский (со включением православных церквей, находящихся в бывшей Польша). 6) Восточно-русский – Казанский: епархия поволжская, уральская и кавказская; этот обширный по пространству и разносоставный по населению округ, с большим развитием церковной и народной жизни в означенных местностях, конечно, впоследствии мог бы быть разделен. 7) Наконец, округ азиатско-русский – Сибирский, где могло бы быть учреждено, сравнительно с нынешним, гораздо большее количество епархий, и затем в последствии произойти и разделение округа на две половины – Восточно-Сибирскую и Западно-Сибирскую.

Стоить при этом обратить внимание на то, что слишком большие протяжения русских епархий и самых приходов, не имеющие подобия в других восточных Церквях, представляются во многих отношениях весьма неудобными. В средних великорусских епархиях, где население довольно густое, неудобства эти еще не так чувствуются, по крайней мере со стороны формального отправления церковных обязанностей. Но в Сибири и в некоторых местностях на севере и востоке Европейской России, где приходы раскидываются на несколько десятков, иногда на сотни верст, а епархии-на целые тысячи верст, при самом внимательном отправления церковных обязанностей (а какие же могут быть средства и правильно следить за ними в таких местностях?), может случаться даже то, что не мало младенцев могут отойти в другую жизнь некрещенными и не мало взрослых – не напутствованными Святыми Тайнами, и священнические места в отдаленных приходах по нескольку месяцев могут оставаться незамещенными. В таких местах необходимо более дробное разделение приходов и епархий. По населению приходы и епархии будут при этом малолюднее, доходов приходским причтам будет меньше, архиерейских кафедр нельзя содержать с такою пышностью, как они теперь содержатся. Но в этом, без сомнения, еще нет такой беды, как в том, чтобы в православном населении давать умирать младенцам без крещения и взрослым без покаяния, или оставлять по нескольку месяцев приходы без священников. С более самостоятельным и применимым к местным потребностям устройствам церковной жизни в таких местностях, духовенству (священникам, причетникам и самим архиереям) и соблазна не будет мерять условия своей материальной обстановки материальной обстановкой духовного быта в средних великорусских епархиях или в столичных городах. А впоследствии и в этих местностях население будет возрастать, приходы и епархии по числу жителей увеличиваться, и материальные условия жизни духовенства, с развитием самой исторической жизни, будут постепенно улучшаться.

Введение в церковной администрации разделения по округам, сообразно с существенными географическими, этнографическими и историческими основаниями, кроме указанных выше соображений, представляется весьма полезным именно еще в том отношении, что оно более открываешь возможности к самостоятельному устроению церковной жизни в различных округах, применительно к их местным особенностям, а не по однообразным казенным шаблонам, составляющимся в петербургских канцеляриях.

Архиепископом церковного округа может быть или старейший по службе из епископов этого округа, или епископ главного окружного города. То и другое практиковалось в древней Церкви. Но само по себе ни то, ни другое не может давать твердого ручательства в том, чтобы архиепископами делались действительно пастыри ревностнейшие и опытнейшие в церковном управлении. Старейший по службе епископ может быть менее других младших способен в церковном управлении. И местный епископ главного окружного города может уступать другим и в старшинстве службы, и в искусстве управления. Поэтому одним старшинством службы или епископством в главном окружном городе не может быть решен однажды навсегда вопрос о даровании епископам архиепископских прав и степени. Вопрос этот в каждом отдельном случае должен быть решаем высшей церковною властью. В святейшем Синоде или на соборе нарочито собранном (дело это стоить того) из епископов известного округа должен быть избираем способнейшей и надежнейший к управлению целым округом; и так как окружное епископское управление в известных случаях может иметь отношения и к гражданскому управлению, то на утверждение архиепископов в их должности необходимо соизволение Высочайшей власти.

Жительство архиепископу всего приличнее иметь в главном окружном городе, хоть бы до возведения в архиепископство он был епископом и другого города. Окружные города: Петербург, Москва, Казань, Одесса и др. более могут дать и внешних удобств к устроению архиепископий.

Но каково должно быть отношение архиепископа к другому местному епископу той епархии, в которой находится окружный город, если не сам этот местный епископ будет возведен в архиепископскую степень? При архиепископе, живущем в главном городе церковного округа и управляющем делами этого округа, во всяком случае необходим другой епископ для заведывания делами той епархии, в которой находится окружной город. Ибо архиепископу, заведовающему делами целого церковного округа; невозможно вместе с тем непосредственно заведовать и всеми делами той епархии, в которой он будет иметь жительство на ряду с другими епископами. Ему нередко и подолгу придется отлучаться из этой епархии для присутствовали в Синоде, для обозрения других епархий, на соборы, собирающиеся в главных городах страны по важнейшим церковным случаям, на соборы, собирающееся в других епархиях по поводу избрания епископов, и. т. д. Епархия в это время не может оставаться без пастыря. Поэтому при архиепископе в окружном городе всегда должен быть другой епископ, заведующий делами местной епархии – в качестве архиепископского викария или в качестве полноправного епископа самостоятельно, подобно другим епископам, управляющая делами той епархии, причем архиепископ над этой епархией будет иметь лишь высшее наблюдение, как и над другими епархиями, а непосредственно в частные eпapxиaльные дела не будет входить. Такое или иное отношение двух епископов, живущих в одном городе, который есть вместе и окружной, и eпapxиaльный, должно определяться тем, как будет избран окружной архиепископ. Если в архиепископа будет избран местный епископ той епархии, в которой находится архиепископская кафедра, он может, если захочет и найдет удобным, оставаться здесь и местным епархиальным епископом: в таком случае другой епископ будет вновь избран к нему в качестве викария. Если же окружным архиепископом будет избран епископ другой епархии, а не той, в которой находится окружный город, епископ, доселе управлявший этой епархией, по прежнему должен управлять ей со всеми правами самостоятельного епископа, под высшим лишь архиепископским наблюдением; а в упразднившуюся с выбором нового архиепископа епархию должен быть избран другой, также совершенно самостоятельный епископ.

Таким образом, при окружных архиепископах остающихся вместе с тем и eпapxиaльными правителями тех епархий, в которых они живут, всегда должны быть викарные епископы. Вот новый тип епископства: епископы подчиненные, управляющее делами известной епархии лишь в той мере, в какой им это предоставляется главным правителем епархии. Таких викаpиeв могут иметь не только архиепископы в окружных городах, но и простые епископы, живущие в других епархиях, в особенности престарелые, слабые здоровьем, вообще обременяющееся eпapxиaльными делами и, конечно, заявившие об этом высшей церковной власти. Избираться в викарные епископы должны по соглашению между правителем епархии и самой епархией (т. е. представителями от духовенства и мирского общества епархии- на eпapxиaльныx съездах), утверждаться в должности святейшим Синодом (высшей государственной власти об этом не представляется надобности и докладывать); посвящаться – обычным способом епископского посвящения. На содержание викарных епископов нет надобности назначать какая-нибудь особенные ассигновки. В тех случаях, когда викаратство учреждается по добровольному соглашению местного епископа и самой епархии, и содержание его должно получаться из средств епископа и епархии. А в том случае, когда учреждение викариатства является необходимым, т. е. когда местный епархиальный епископ избирается вместе с тем а окружным архиепископом, причем в руках его соединяются и два оклада: епископский и архиепископский, ему не трудно будет удалить хоть половину одного из них на содержание викария. Впрочем, в иных случаях, где викаратство учреждается не столько по добровольному заявлению со стороны епископа и епархии, сколько по существенной необходимости, по особенной трудности и многосложности епархиальных дел, на содержание викарных могут быть отчисляемы и особенные оклады из общих церковных или государственных источников.

Из викарных епископов могут подготовляться хорошие кандидаты для замещения полных епископских месть. Впрочем, они не должны считаться, по самому званию своему, непременными и преимущественными кандидатами на самостоятельный епископские места. Свободный выбор самих епархий в этом случае никак не должен быть стесняем. Не только в других епархиях, но даже в тех самых, где викарные епископы уже заведывали епархиальными делами, в случае упразднения епископской кафедры, вместе с викарными епископами (или даже и совсем помимо их) могут быть предъявляемы и избираемы и другие кандидаты на замещение полного епископского места: архимандриты, протоиереи, священники и даже достойные миряне. В таком случае, викарный епископ у вновь избранного должен оставаться в таком же подчинении, как и у прежнего правителя епархии. Таким образом, из викарных епископов иные по времени могут становиться самостоятельными правителями епархии, иные могут оставаться навсегда викарными, а иные, оказывающиеся малоспособными, могут быть и увольняемы на покой.

Таким образом у нас открывается три градации епископского сана: викарные епископы, самостоятельные епископы и архиепископы-правители церковных округов. Кроме того, за некоторыми епископами может быть удержано и звание митрополитов. Это название в особенности приличествует епископам главных городов страны, бывших или остающихся столичными городами,– т. е., как и ныне, епископам Киевскому, Московскому и Петербургскому. Всякий из этих митрополитов может быть и архиепископом своего церковного округа, но может и не быть им. Тогда, при звании митрополита, он все-таки должен быть подчинен высшему надзору окружного архиепископа. На все это можно указать основания в древней церковной практике.

Как объяснено в предшествовавших статьях, по нашему предположению, должны быть удержаны в русской Церкви все существующие ныне епископские степени и наименования: викарные епископы, архиепископы, митрополиты. Только этим наименованиям должен быть возвращен их древний нормальный смысл; эти степени должны быть поставлены в правильный взаимные между собою отношения.

Нет ли надобности восстановить в России и высшую из епископских степеней, издавна приобретшую особенное значение на православном Востоке, доселе сохраняющуюся в других восточных Церквях, некогда существовавшую и в русской Церкви, но с ХVIII века уничтоженную, т. е. степень патриаршескую?

С представлением о восстановление патриаршества возбуждаются иногда разные преувеличения опасения. Опасаются того, как бы с развитием в Церкви высшего единоличного управления не ослабело начало совещательное, коллегиальное, соборное. Опасаются того, как бы при восстановлении патриаршества не стало возникать у Церкви столкновений с государством (та и другая мысль высказаны в самом Духовном Регламенте). Но по существу дела серьезных оснований для таких опасений не может быть. Предполагать в русской Церкви еще большее, сравнительно с совершившимся, ослабление совещательная, соборного начала, кажется, уже нет и возможности. Напротив, патриаршеская власть могла бы дать правильное средоточие, твердую опору для более широкого развития совещательная соборного начала. При патриархах восточных существуют и постоянные синоды, и собираются в потребных случаях нарочитые поместные соборы. Опасаться от патриаршей власти каких-нибудь столкновений с государственною властью – также, по существу дела, нет оснований. Не таков вообще дух восточной Церкви, чтобы от неё можно было ожидать смуту для государства. На высшей степени своей силы, например, во времена митрополита Алексея, церковная власть являлась у нас лишь опорою власти государственной. Частный пример столкновений Никона, и может быть, не столько с царскою властью, сколько с боярским высокомерием, ничего не доказываете. И в древней Византии патриаршая власть никогда не являлась серьезною соперницей государственной власти: там сама государственная власть наиболее заботилась о развиты патриаршеской власти. Во всяком случае всякие возможные столкновения между церковной и государственной властью могут быть предустранены точным разграничением самых сфер, подлежащих ведению той и другой власти. Правильная норма такого разграничения держится в самом духе восточного христианства, и затем она может быть подробно развита положительным законодательством в виду некоторая смешения элементов государственной и церковной власти, которое стало проявляться у нас в новое время.

Между тем, восстановление патриаршества в русской Церкви могло бы быть весьма желательно по многим причинами

Нельзя, конечно, от одного титула патриаршеского ожидать каких-нибудь чрезвычайных благ, например, полнейшего развитая церковной самостоятельности, упразднения бюрократических порядков в жизни церковной, и т. д. Но при правильной постановке патриаршей власти, несомненно, много может быть пользы и для внутреннего развитая церковной жизни. Уже то одно важно, что во главе Церкви будет стоять один высший пастырь, считающий себя ответственным за правильное управление церковных дел и порядков. Его властью не должны быть подавляемы низшие органы церковного управления, но он должен возбуждать эти органы к живой и правильной деятельности и наблюдать за их исправностью. Он не может становиться в противление к государственной власти, но он будет постоянным представителем за Церковь перед государственною властью. Ему должна быть предоставлена для этого широкая возможность непосредственного доступа к Государю (как это было в древней России и в древней Греции); и чем ближе будут отношения между высшими представителями церковной и государственной власти, тем больше пользы будет и для Церкви, и для государства.

Затем, восстановление патриаршества требуется самым внешним положением и значением русской Церкви среди других православных Церквей. Церковь наша – самая сильная, самая обширная между всеми восточными Церквями; она во многих отношениях опора для других православных Церквей. За что же ей быть лишенною того права – иметь высшего церковного пастыря, каким пользуются другие, менее значительные Церкви? Разоренные и обезлюдевшие, находящиеся под магометанским подданством, Церкви Сирская и Египетская имеют своих патриархов. У православных Сербов австрийских, также не пользующихся национальной независимостью, окруженных со всех сторон влияниями католической пропаганды и численностью своей равняющихся населению любой нашей епархии, есть свой патриарх. А в русской Церкви, имеющей более шестидесяти миллионов православного населения, нет своего патриарха. Древние русские Государи, как скоро сознали силы и значение своей страны, считали за честь для страны и Церкви иметь в России своего патриарха. Какая есть причины к тому, чтобы такой взгляд не удерживался в России и в настоящее время?

Наконец, восстановление патриаршества в России может оказаться необходимым для более правильного развитая отношений нашей Церкви к другим православным Церквам. Отношения эти в новые времена слишком ослабели. Вопреки началу братского общения, составляющему существенную основу православия, сношения между поместными восточными Церквями сделались весьма редки. Ни в нашей Церкви не бывает соборов, на которых бы присутствовали пастыри других Церквей; ни на соборах, собирающихся в других Церквях, наши пастыри не принимают участия. От этого в между-церковных отношениях возникли взаимное отчуждение и запутанность. Накопилось много вопросов, которые настоятельно требуют разрешения и которые не могут быть решены в отдельных Церквях без сношения с другими (например, Болгарский церковный вопрос на юге или старообрядческий у нас). Возникли в различных поместных Церквях разности в церковной практике, соблазняющие многих (например, разности в способе присоединения католиков и протестантов к православию у нас и у Греков). Сношения между-церковные несомненно должны восстановиться и оживиться. Вновь должны быть созываемы соборы, на которых пастыри русской Церкви могли бы участвовать вместе с пастырями других Церквей в решении общих церковных вопросов. Но чтобы на этих соборах пастыри русской Церкви могли иметь соответствующее её положения значение и влияние, необходимо, чтобы они имели и степени церковный не низшие пастырских степеней других Церквей. Русскому митрополиту едва ли бы дали на соборе место в ряду патриархов. А иметь на соборе место и значение ниже не только патриархов Александрийского и Антиохийского, но и Сербского карловицкого – едва ли было бы соответственно положению высшего представителя русской Церкви.

Никаких собственно церковных препятствий к восстановлению патриаршества в России быть не может. Восточные патриархи изъявили на то согласие еще в XVI веке. Может быть только, соответственно настоящему положению России, русскому патриарху могло бы быть предоставлено теперь в ряду других патриархов высшее место и значение, чем какое было тогда предоставлено. В XVI веке русский патриарх признан был младшим в отношении: к другим восточным патриархам. Но порядок старейшинства (и соединенного с ним общецерковного значения) между высшими пастырями в древней Церкви изменялся соответственно с возрастающим или уменьшающимся вследствие исторических обстоятельств значением самих поместных Церквей. Во всяком случае, русская Церковь, как обширнейшая, значительнейшая, независимая от иноверной государственной власти, располагающая наибольшими материальными средствами и духовными силами, являющаяся во многих случаях опорою для других православных Церквей, должна и de jure, канонически, получить между другими восточными Церквами такое значение, какое уже выработалось для неё историей, фактически.

Что касается до вопросов об избрании, посвящении патриарха, признании его другими патриархами, то по всем этим вопросам есть уже сложившаяся церковная практика не только в других Церквях, но и в нашей Церкви. Патриарх должен быть избираем собором (возможно полнейшим) епископов местной Церкви-с согласия государственной власти, которая конечно, не может относиться безразлично к тому, кто будет высшим правителем Церкви во вверенной ей Богом стране. По особенной необычайной важности этого дела, соборному избранию патриарха вполне соответственно совершаться или в личном присутствии самого Государя, или по крайней мере в присутствии его чрезвычайного уполномоченного. Как венчанный Глава православного народа и высший охранитель Церкви (в её внешнем состоянии и устройстве), Государь православный может сам предложить собору епископов желаемого кандидата на патриаршие место или дать свое согласие на выбор собора, или, в случае представления собором нескольких кандидатов, дать свое утверждение в пользу одного из них. Посвящение патриарха должно, конечно, совершаться в России, но в присутствии, если только это окажется удобоисполнимым, кого-либо из восточных патриархов. С другими патриархами общение новоизбранного открывается обычными пастырскими грамотами ).

Большую часть времени патриарху, конечно, пришлось бы жить там, где находится центр высшего государственного и церковного управления – в резиденции Императорской. Но самой кафедре патриарха всего приличнее оставаться там, где она и прежде находилась – в Московском Успенском соборе.

Что касается до отношения патриарха к той епархии и тому архиепископскому округу, где будет находиться патриарха кафедра, то здесь тот же вопрос, какой представляется нам при определении отношений архиепископа к той епархии, в которой он живет. И здесь этот вопрос может быть решен на тех же основаниях, т. е. патриарх может быть и окружным архиепископом известного церковного округа, может и не быть им. Для непосредственного же управления обычными епархиальными делами той епархии, в которой будет жить патриарх, конечно, в ней должен быть особенный епископ. Патриарху самому не может оставаться возможности входить в непосредственное заведывание обычными делами местной епархии. Содержание патриарха и вся обстановка патриаршего штата и двора должны быть устроены не на местные только средства той епархии, в которой будет жить патриарх, а из общих церковных и государственных источников. И, конечно, в России может найтись таких источников достаточно для того, чтобы устроить все это вполне соответственно значению патриаршего сана.

Об отношениях патриарха к Синоду и к временно созываемым в Церкви соборам мы будем говорить в особой статье. Здесь скажем только то, что с учреждением патриаршества никак не упразднится потребность как в постоянно существующем Синоде епископов, так, кроме того, и в особенных соборах, от времени до времени могущих собираться. Напротив, с восстановлением патриаршества все это должно получить твердое и правильное, на основание древних канонов церковных значение.

Архиерейская власть, по учению, установившемуся в православной Церкви восточной, есть центральный орган церковного управления. Все другие органы управления епархиального: консистории, духовные правления (где они еще сохранились), благочинные, представляются лишь подчиненными органами архиерейской власти, действующими по данному от неё полномочиями, помогающими ей в управлении епархиальными делами и потому зависимыми от неё как в выборе или утверждении своих членов, так и во всех своих действиях и решениях.

Мы не намерены ничего высказывать против такого строя воззрений по существу дела и не находим никакой надобности желать проведения в нашем епархиальном управлении каких-нибудь конституционных или демократических начал. Но мы считаем необходимым поставить такой вопрос: действительно ли архиерейская власть в настоящее время так поставлена у нас, чтобы она могла быть живым и деятельным органом церковной жизни, и действительно ли другие органы епархиального управления находятся в живой связи с ней и правильно совершают те отправления, которые от неё предоставляются им?

Едва ли кто стал бы отрицать то, что наши высшие пастыри имеют мало живой связи со своею паствою, и не только с паствою, но и с самыми органами епархиального управления. Apхиереи лично не присутствуют в консистории, а просматривают лишь на дому консисторские доклады, представляемые секретарем или одним из членов консистории, – при чем иногда домашняя архиерейская канцелярия представляет промежуточную инстанцию между архиерейскою и консисторскою властями, инстанцию весьма влиятельную. В духовные правления (там, где они существуют) архиереи редко заглядывают даже при совершаемы (через несколько лет по одному разу) объездах епархии. О личном отношении благочинных к архиереям нечего и говорить. Благочинных в епархии оказывается иногда по пяти, по восьми десятков. Благочинные живут в отдалении от епархиального города, редко бывают в нем, попадают к apxиepeю в такое время, когда архиерей бывает занять другими делами. Иные aрхиереи своих благочинных не знают в лицо и плохо знают но фамилиям⁷.

Этот недостаток живой связи между архиереями и подчиненными им органами епархиального управления отчасти зависит от самих существующих ныне способов назначения епископов на епархии и перемещениях из одних епархий в другие. Когда на управление епархией назначается лицо совершенно неизвестное епархии и не знающее её, или когда архиерей после нескольких лет пребывания в одной епархии перемещается в другую, он естественно не успевает узнать не только вообще своей паствы, но и самих своих помощников по епархиальному управлению. Эти причины могут устраниться с восстановлением правильного выбора епископов, о чем мы говорили в предшествовавших статьях. Но есть, кроме того, и другие весьма важные обстоятельства, препятствующие архиерейской власти стать в те нормальные отношения к епархии, какие требуются самым существом дела.

Епархии наши слишком обширны. В иных епархиях есть до тысячи церквей и приходов тысячами с четырьмя пятью духовными лицами семейных, которые не только в своих служебных, но и в семейных и в имущественных отношениях подчинены архиереям. Всякое дело, касающееся церковных причтов, не только важное, но и неважное, по существующему положению, должно восходить непосредственно до архиереев. Не только определение дьячков и просвирен и наблюдение за их поведением, но всякий личный и имущественный спор между дьячками и просвирнями, незначительная поправка в церкви, всякое пожертвование в церковь, всякий церковный расход свыше ста рублей,– все это должно быть представляемо на рассмотрение и решение архиереев. А у архиерея, кроме формально-административных дел, есть много других. Архиереям нужно совершать служения по церквам; и желательно, чтобы они служили, сколь возможно чаще, не только в соборных церквях и монастырях или в таких приходах, где есть богатые старосты и именитые прихожане, но и в других церквах для назидания паствы-для назидания народа. Архиереям нужно проповедовать пастве Слово Божие; и желательно, чтобы они проповедовали возможно больше. Архиереям нужно наблюдать за духовно-учебными заведениями и за состоянием религиозного обучения во всех светских заведениях; и желательно, чтобы связь архиереев с духовно-учебными заведениями была возможно ближе и наблюдет за религиозным образованием в светских школах возможно серьезнее. Архиереям нужно поддерживать связи с обществом; и желательно, чтобы эти связи были возможно живее и плодотворнее, не ограничивались только кругом административных лиц или богатых помещиков и купцов, а захватывали бы по возможности и простой народ. Архиереям нужно разрешать затруднительнейшие религиозно – нравственные вопросы, давать советы и наставления, разрешать советы и недоумения, с которыми могут обращаться к ним духовные и мирские лица; и желательно, чтобы обращались больше и больше. Архиереям нужно участвовать в разных местных учреждениях и комитетах правительственных и общественных, учебных, административных и благотворительных, писать в святейший Синод отчеты об епархиальном управлении, различные ответы, доклады, мнения, записки, проекты, объяснения, и т. д. Нужно, наконец apxиeрею иметь и несколько свободных часов на домашнюю молитву, на чтение, размышление, на отдых... Можно ли при таком множестве дел внимательно относиться к каждому из них по существу?

Нужно сказать притом, что в этом множестве дел есть не мало и совершенно излишних, ничтожных, которых не было бы никакой надобности доводить до архиерейского рассмотрения, и которые тем не менее обязательно восходят на архиерейское решение. Например, разрешение браков в пятой и шестой степенях родства по существу дела уже признано позволительным; а между тем, на каждый случай такого рода считается нужным испрашивать особое архиерейское разрешение. В иных епархиях на то, чтобы отслужить в приходской церкви по особенной нужде литургию несколько раньше или позже обычного времени (но в законное время), произвести на праздник звон в большой колокол-требуется всякий раз архиерейское разрешение.

Архиерей в помощь себе по епархиальному управлению имеют подчиненные административные органы: консистории, духовные правления, благочинных. Но отношения между этими административными органами в епархиальном ведомстве и отношения всех их к высшей епархиальной власти так запутаны, что они не только не облегчают друг друга, но часто еще более усложняют и затрудняют дело. Во всех этих органах безразлично смешивают все области и отправления епархиального управления, и ни один из них не имеет своей ответственной. Например, благочинный но отношению к своему округу есть и администратора и судья, п следователь, и нравственный руководитель подчиненных, и т. д. И точно также во всех других органах епархиального ведомства смешиваются все части епархиального управления, следственная, судебная, административная, учительная, и т. д. Вследствие этого одно и тоже дело без нужды проходить через несколько инстанций, и каждая инстанция может решать его по своему. Например, благочинный по известному судебному делу может произвести следствие и составить заключение. Но это следствие может быть пересмотрено и вновь перерешено в духовном правлении, потом в консистории, и в конце концов архиереи, по личному усмотрению или под влиянием каких-нибудь советов и соображений негласного, неадминистративного свойства, может перерешить это дело совершенно по своему. Всякая епархиально-административная инстанция может при этом оказаться и совершенно – полновластною, и совершенно безвластною в таком или ином направлении дела; одна инстанция то входить в сделку с другой, то подрывает значение другой. Такой или иной исход дела может зависеть от случая и от придаточных денежных обстоятельств, которые в таких случаях должны сопровождать дело по всем инстанциям, от низших до высших, за исключением разве самой высшей. (Aрхиереи сами не берут взяток, но служащие около них домашние секретари, письмоводители, иподиаконы, келейники очень берут, потому что исход дела иногда много может зависеть от того, в какую минуту, при какой обстановке, в каком расположены духа архиерей станет читать доклад об этом деле и когда поэтому удобнее подложить его на благоусмотрение владыки). И не только дела сложные, спорные, но и дела совершенно ясные без нужды проходить в епархиальном ведомстве через несколько инстанций, на каждой инстанции делаясь предметом мздоимства. Например, такое простое и обычное дело, как прием и просмотр церковно-приходских отчетностей: метрических, исповедных, клировых и приходо-расходных ведомостей, в иных епархиях проходить через две, а в иных через три инстанции: через благочинного, духовное правление и консистории. И во всякой инстанции при этом приеме платятся деньги (по крайней мере в большей части епархии). И все-таки ни в одной инстанции эти отчетности серьезно не просматриваются и сдаются окончательно в консисторский архив непроверенными и неисправленными. И ни одна инстанция, берущая деньги за прием и просмотр их, не считает себя ответственною за их исправность, так что, если впоследствии, по особенному случаю, откроется в ведомостях какой-нибудь церкви недосмотр или ошибка, отвечать за ошибку будет все-таки причт этой церкви; по этому поводу ему придется давать новые взятки, и т. д.

Вследствие указанного положения дела открывается в епархиальном управлении непомерное развитие бюрократизма. При слабости живых сношений между епархиальною властью и подчиненными ей органами, при запутанных взаимных отношениях между этими органами, при передачах одного и того же, и самого незначительного, дела через множество инстанций, изводится в епархиальном ведомстве огромная масса писанной бумаги. Там, где при личном объяснении дело могло – бы решиться в нескольких словах, возникает целое канцелярское дело со множеством докладов, справок, резолюции, мнений, решений и перерешений. При этом в епархиально-административные органах выдерживается педантическая точность относительно внешних форм бумагописания. Соблюдение этих форм обращает на себя большее внимание, чем самое существо дела. От этого бумаги, исходящая из епархиальных присутственных мест, отличаются особенным многословием и запутанностью. В какой-нибудь консисторской бумаге, испещренной всякого рода условными канцелярскими формулами, между двумя главными терминами: слушали и приказали, с большим трудом приходится иногда добираться до живого человеческого смысла. Одно подробное изображение большими буквами полного архиерейского титула на всяком прошении, на всяком докладе, представляемом apxиерею по самому незначительному делу, сильно затрудняет непривычных людей и поглощает не мало времени, которое могло бы быть употреблено на более существенное дело. Привычка к условным канцелярским формам в духовном ведомстве сильна до того, что для простого оповещения о том, например, чтобы по случаю рождения или крещения в Царском Семействе нового члена был отслужен во всех церквях благодарственный молебен, пишутся десятки (по всей стране – тысячи) формальных указов ко всем благочинным, и потом рассылаются сотни объявлений от благочинных, на которых ни один священник не может написать просто читал такой-то, а непременно: в ведении и исполнении такого-то указа (или объявления) подписуюсь, такой-то губернии, такого-то уезда, такого-то села, такой-то церкви, священник такой-то (имя, отчество, фамилия). И со всеми этими процедурами дело затягивается так, что в иные места подобное объявление приходит месяца через два, через три после события, и в иных церквях умершего члена Царствующего Дома продолжают поминать здравствующим еще долго после того, как повсюду уже сделалось известным о его смерти. (А кажется, это такое простое дело, что без всяких особенных оповещений однажды навсегда для всех церквей могло бы быть дано общее руководство – как поступать в подобных случаях). Все это, конечно, мелочи, но в этих мелочах сказывается общий характер епархиального управления? Все это мелочи, но на них, если сложить все вместе, уходить масса времени и труда совершенно напрасно!

Наконец, страсть к канцелярщине, к напрасному бумагописанию доходит в епархиальном управлении до того, что в иных епархиях собирают такого рода сообщения, подписки и отписки, которые решительно никакого смысла не имеют или являются в настоящее время совершенным анахронизмом. Например, в иных епархиях от всех лиц, вступающих в клир церковный, доселе кажется, требуется подписка в том, что они не принадлежат к масонским ложам и не будут позволять своим женам носить модных шляп и платьев ярких цветов; а от всех служащих священнослужителей отбираются подписки в том, что у них нет в домах книг, запрещенных каким-то синодским указом двадцатых годов, что ими делаются прихожанам внушается о привитии оспы, о пользе разведения картофеля, о неупотреблении в пищу сырой белужины и севрюжины, и т. д. Все это, конечно, предметы полезные, но зачем требовать формальных обязательств об исполнении предписаний, объявленных за полстолетия назад и имевших тогда особенное, временное значение? И разве в настоящее время не нашлось бы предметов, о которых священники могли бы делать внушения прихожанам с большей пользой, чем о разведении картофеля? (Что касается до привития оспы, то хотя это дело давно уже перешло из под ведения священнослужителей в другие руки, священнослужители все еще остаются обязанными – два раза в год представлять о том письменные ведомости по установленной форме⁸.

Рядом с крайним развитием бумагописания идет в епархиальном управлении чрезмерное усиление светского чиновничества или приказничества. Приказный элемент весьма силен в духовном ведомстве самою своею численностью. Хотя число чиновников в консистории и вообще служащих (в том числе сторожей, ибо консисторские сторожа, как и архиерейские лакеи, также считаются в духовном ведомстве своего рода чиновниками, и значение их по отношению к духовенству едва ли менее значения благочинных) в последнее время значительно сокращено⁹, темь не менее и в настоящее время этих служащих так еще много, что их несомненно можно было бы убавить не менее как на 2/3 вместе с сокращением и самих бумажных дел консисторских. Но, кроме того, что содержание такой массы чиновничества отяготительно для финансов духовного ведомства (жалованья чиновники консисторские берут немного, но взятки разве не составляют обременения для духовенства?), особенно вредная сторона развития чиновничества в духовном ведомстве состоит в том, что оно получило здесь далеко не соответствующее своему положению и характеру самого ведомства значение и влияние. Это значение и влияние очень велики. Мы, кажется, без преувеличения сказали, что консисторскиe сторожа имеют значение в епархии не менее благочинных, а консисторские столоначальники наверное сильнее самих членов консистории; секретарь же консистории сильнее не только первенствующего члена кафедрального протоиерея, но иногда и самого архиерея.

Такое непомерное развитие чиновнического значения само собою условливается крайним развитием бумажной формалистики, запутанностью отношений между различными органами епархиального управления, неопределенностью самых законов, действующих в духовном ведомстве). Где много бумагописания, где бюрократически формализм преобладает над сущностью дела, там неизбежно особенное усиление чиновничества. Чиновники – мастера и знатоки всех тонкостей бумажного формализма. В этом отношении они всегда сильнее не только всякого члена консистории, хотя бы он был из самых ученых академиков, но и всякого архиерея, поступающего на епархию из ректоров семинарии или академии. Попробуй новый член консистории или даже архиерей, недавно поступившей на епархии, повести войну с консисторскими чиновниками, ограничить их значение и злоупотребления, они могут сотню раз запутать его формальными тонкостями, сбить с толку, поставить в смешное положение, даже подвести под ответственность. Поневоле ему приходится начинать действовать под руководством чиновничества, а потом, втянувшись в это руководство, епархиальный правитель уже становится не в состоянии освободиться от него и сам перестает сознавать постыдность и тяготу такого руководства¹⁰.

Есть еще и особенная причина, ненормально усиливающая в епархиальном управлении значение светского чиновничества, в ущерб значению самой духовной администрации. Светское чиновничество поставлено в епархиальном управлении, как своего рода status in statu, не только в малой зависимости от духовной eпapxиaльнoй власти, но отчасти как бы и в пpoтивoдeйcтвие ей¹¹. Чиновников консистории выбирают не члены консистории и большею частью не сам архиерей, но главным образом секретарь; он же назначает и столоначальников духовных правлeний там, где они существуют. А секретари консистории во всех епархиях назначаются самим обер-прокурором св. Синода (большею частью из чиновников Синода), и при этом, мы слышали, им дается право и обязанность непосредственно обер-прокурору писать негласные донесения не только о ходе дел в консистории, но и о действиях самого aрхиерея. Это делается будто бы для того, чтобы обуздать произвол архиерейской власти, иметь постоянный контроль над епархиальными правителями. Но законен ли такой контроль, соответствует ли духу церковного управления? Между тем, при указанных условиях становится ясным, почему чиновничество в епархии может считать себя почти совершенно независимым от eпapxиaльнoй власти и быть сильнее всех членов собственно духовной администрации. Он чувствует, что находится под покровом власти гораздо сильнейшей, чем власть архиерейская, под покровительством синодального обер-прокурора, который (de facto) собственно и есть в настоящее время высший глава и правитель русской Церкви.

Была попытка, при составления консисторского устава, и вообще консистории, т. е. и духовных членов её, поставить независимо от архиерейской власти, и отчасти в оппозицию ей.

Уставом консисторским утверждение членов консистории предоставлено Синоду, п членам дано широкое право доводить до Синода свои мнения, несогласные с мнением архиерея¹². Но относительно духовных членов консистории эта попытка создания епархиальной оппозиции не могла удаться. Духовные члены консистории, хотя поставлены довольно независимо от архиерея по должности членов консистории, но они остаются в тоже время совершенно зависимыми от него по самому приходскому служению, как священники и протоиереи. Потому оппозиция духовных членов консистории мнениям и действиям архиереев есть явление почти немыслимое, становящееся возможным лишь тогда, когда в консистории чувствуют, что положение архиерея в Синода или канцелярии обер-прокурорской шатко, что там ждут со стороны епархии повода к тому, чтобы сделать замечание apxиepeю или перевести его в другое место. Но и в таких случаях духовному члену консистории, осмелившемуся выступить с оппозицией против архиерея, большею частью приходится получать тяжелое возмездие, если не от этого самого архиерея, то от его преемника. А светскому чиновнику консистории, сколько-нибудь видному (невидному нет и надобности втягиваться в борьбу с архиереем), что существенно может сделать архиерей? Если даже он и настоял бы на удалении его из консистории, этот чиновник найдет себе место в другой консистории, или в другом ведомстве, или даже в самой синодской канцелярии, где он получить возможность одними сплетнями седмерицею отплатить apхиерею, выгнавшему его из епархии... Вот эти причины и вынуждают архиереев жить в ладу со светскими чиновниками консистории.

И они действительно стараются жить в ладу; в случае, если чиновники консистории слишком обижают подведомых им священников и причетников, архиереи дают неимущим свои собственные деньги, дабы они получили возможность взнести требуемую в консистории взятку – великодушие, делающее честь архиерейскому сердцу, но не совсем рекомендующее достоинство положения архиереев, как правителей епархии... А с другой стороны и чиновники консистории, нужно им отдать справедливость, не злоупотребляют слишком выгодами своего положения относительно архиереев: не доносят на них так часто, как могли бы, не запутывают их тонкостями крючкодейства, стараются даже сглаживать и исправлять ошибки, делаемые епархиальными владыками, показывают пред лицом их всякую вежливость и смирение (хотя заочно позволяют себе рассуждать о них гораздо либеральнее, чем дозволяется то хотя бы членам консистории). Но за то они ревниво оберегают против всяких покушений архиепископских одно свое право-право брать взятки как только возможно и с кого возможно. И архиерей большей частью и не делают посягательств на это право и, кажется, сами не особенно тревожатся тем, что это право не совсем согласно с достоинством епархиального управления... Лично наши епархиальные преосвященные большею частью люди нравственные и не корыстные. Лично они весьма редко берут взятки и надобности в том не имеют; но подле них, с ведома их, в собственной их канцелярии, в консистории идет такая живодерня, которая везде сделалась притчею. А они лишь сетуют о том, что в газетах и журналах поднимаются иногда голоса против злоупотреблений епархиального управления!..

Где усиливается преобладание бумажного делопроизводства и приказнического влияния, где существует запутанность отношений между различными административными инстанциями и неудовлетворительность самых законоположению, касающихся известной части управления, там в управлении являются два органически связанные между собою недуга: проволочка дел и мздоимство. Нет надобности много говорить о том, что эти два недуга составляют самое существенное зло нашего епархиального управление – зло глубокое и неисцельное, не поддающееся никаким мероприятиям, никаким самым благонамеренным попыткам к исправлению. До какой степени проволочка дел имеет место в вашей духовной администрации, об этом можно заключать по самому Уставу консисторскому, в котором для доклада дел вновь поступающих назначается срок месячный¹³. И это, как законом определяемая норма, есть, конечно, лишь идеал, от которого действительность может отступать очень далеко. Прибавьте к этому, что в духовном ведомстве, кроме консистории, есть еще несколько административных инстанций, что эти инстанции находятся в крайне неопределенном отношении между собою, что очень многие из дел, возникающих в епархии, проходит через все эти инстанции, иногда возвращаясь по нескольку раз в одну и ту же инстанцию. (Например, прошение, поданное к apxиерею чрез его канцелярию сдается на рассмотрение в консистории, откуда со справками возвращается к apxиерею, от него опять тем же путем сдается в консисторию для дополнительных справок, потом опять возвращается к apxиерею, и т. д.).

Можно ли при этом удивляться, что в духовном ведомстве иные дела тянутся по два, по три года, и что каждому apxиepeю сдается от его предшественника множество так называемых нерешенных дел, которые и решить никакой надежды нет? Говорят, что проволочка дел есть необходимое явление в епархиальном управлении вследствие крайней многочисленности и сложности дел и недостатка рабочих рук в кaнцeляpии консисторской. Но отчего при этом одно и тоже дело тянется дольше или меньше, смотря по тому, насколько бывают влиятельны придаточные обстоятельства, прилагаемые к делу лицами, заинтересованными в том? И зачем, при сложности дел по существу, канцeляpия консисторская обременяет себя множеством переписки совершенно излишней и ни на что не нужной? Наверное, эта переписка могла бы быть сокращена по крайней мере на половину даже при нынешнем строе епархиально-административных органов, без всякого их преобразования.

Вместе с отяготительною проволочкою дел в eпapxиaльнoй администрации в сильнейшей степени распространено взяточничество. Об этой язве eпapxиaльногo управления нечего и говорить. Так она всем известна; так много существует о ней повсюду рассказов. Берут взятки почти во всех инстанциях епархиальной администрации. Берут по большей части благочинные (иные под благовидным предлогом вознаграждений за служение в подведомственных церквях или в виде благодарности за посещение, иные прямо с вымогательством), берут в духовном правлении, берут почти на каждом шагу в консистории (всего менее, впрочем, самые члены консистории), берут на подворьях архиерейских архиерейские секретари, письмоводители, протодиаконы и ипoдиaкoны, келейники, и т. д. И для человека непривычного к такому порядку дел всего затруднительнее в этом случае бывает то, что за одно и тоже дело приходится давать в разных местах – разным лицам. Нужно дать благочинному; нужно дать в духовном правлении – членам, письмоводителю, сторожу; нужно дать в консистории – секретарю, столоначальнику, помощнику его, протоколисту, архивариусу, писцам, сторожам – за производство дела, за доклад, за скрепу, за печать – и Бог знает за что и сколько кому. Люди привычные все это знают; на всякое дело есть определенная такса (minimum), соответственно с существо и дела и состоятельностью лица, заинтересованного в деле. Но в делах особенных – щекотливых берут уже помимо всякой таксы, берут по нескольку раз с вымогательством и насилием – деньгами и вещами, берут, сколько можно взять¹⁴.

Это крайнее развитие взяточничества оправдывают иногда недостаточностью казенного содержания консисторским и другим чиновникам духовного ведомства. Действительно, казенное содержащие их в прежнее время было до крайности скудно, да и теперь далеко неудовлетворительно. Но несомненно и то, что взятки берутся далеко не от одной нужды. При крайней скудости казенного жалованья чиновники консистории успевают наживать себе очень значительный состояния. Достаточное содержащие им, конечно, нужно положить, чтобы устранить последние предлог к оправданию взяточничества, но взяточничество от того наверное не прекратится, как не прекращалось оно от разных частных мер, предпринимаемых благонамеренными правителями епархии. Источники взяточничества коренятся во всем строе епархиальной администрации: в неудовлетворительности законоположений, которые можно толковать вкось и вкривь, в запутанности отношений между различными епархиальными органами, в относительной самостоятельности и бесконтрольности и вместе бесправности всякой отдельной инстанции, в непомерном осложнений бумажной формалистики, при которой направление всякого дела можно поворачивать куда угодно, в относительной бесконтрольности и бессудности приказного консисторского люда, который, как мы уже сказали, почти изъять из непосредственного местного духовно-епархиального управления, и т. д. И искоренение взяточничества может быть лишь с преобразованием целого строя епархиального управления.

Из представленного в предшествовавшей статье очерка существенных недостатков нашего епархиального управления, кажется, довольно ясно обозначается и то, какие меры могли бы быть приняты для исправления этих недостатков.

1) Нужно освободить архиереев от множества мелочных дел по епархиальной администрации, передав их в ведение церковно-административных органов, чтобы архиереи могли лучше сосредоточить свое внимание на делах важнейших, которые по существу своему особенно требуют их внимания, чтобы, кроме епархиальной администрации, они более имели досуга для других дел высшего пастырского служения и для непосредственного сближения с подчиненным им клиром и с самою паствою.

2) Нужно поставить низшие органы епархиального управления в правильные отношения между собою и к архиерейской власти, чтобы эти органы не были взаимно подчинены друг другу и подавляемы один другим, а все группировались бы около одной центральной aрхиерейской власти и от неё непосредственно получали компетенции для самостоятельного действования в пределах, каждому административному органу предоставленных, и чтобы архиерейская власть ко всем этим органам имела не бумажное только, а непосредственно живое, личное отношение.

3) Нужно самые дела епархиального управления между различными инстанциями его по возможности распределить так, чтобы не было надобности одному и тому же делу проходить через несколько инстанций и быть перерешаемым в каждой из них, а чтобы каждая инстанция самостоятельно и вместе с тем ответственно могла заведовать известным кругом дел, её ведению предоставленных.

4) Нужно по возможности пересмотреть, исправить и привести в порядок самые законы, относящиеся к епархиальному управлению, в особенности государственные и синодальные указы нового времени, чтобы не было в них противоречий и неопределенностей, не представлялось поводов к разнотолкованиям и перетолкованиям, и чтобы новые церковные законы более соответствовали основным началам древнего церковного законодательства, а не каким-либо внешним для церковной жизни началам и влияниям, утвердившимся в церковном управлении в новейшее время.

5) Нужно по возможности сократить и упростить канцелярскую переписку в епархиальном управлении, отменив совсем писание множества бумаг, не имеющих никакого существенного значения, и везде, где можно, заменив бумажное ведение дела личным, устным.

6) Нужно ограничить и поставить в надлежащее пределы влияние светского чиновничества – приказных канцеляристов в духовном ведомстве, чтобы они действительно были подчинены (и определены на должность, и в отправлении должностей) собственно духовному элементу епархиальной администрации, а не властвовали над ним.

7) Вместе с указанными преобразованиями сами собою постепенно должны искорениться и два существенные недуга нашей епархиальной администрации-проволочка дел и мздоимство. Но так как эти недуги вошли уже так сказать в плоть и кровь епархиальной администрации, сделались органическими недугами её сами по себе, независимо от причин, первоначально вызвавших их, то, дабы и по устранении этих причин они не продолжали удерживать силу сами по себе – по преданию, по привычке, нужно, ограничив по возможности штат канцелярских служителей в духовном ведомстве и назначив всем, как должностным лицам, так и канцелярским служителями соответственное жалованье, со всею строгостью преследовать потом, особенно на первых порах, всякое проявление взяточничества и умышленной проволочки дел с корыстною целью.

Самый же состав епархиального управления, применительно к началам и целям нами здесь обозначенным можно было бы, кажется, устроить так:

А) Высшим после архиерея и ближайшим к нему органом епархиального управления должна оставаться консистория. Но консистории, также, как и архиереи, должны быть освобождены от многолетства неважных дел, которые могут быть переданы низшим органам епархиального управления; она должна остаться помощницей архиерею в важнейших делах, которые должны восходить до архиерейскогo рассмотрения. Таковы по преимуществу дела о замещении церковных должностей, о построении новых церквей, об открытии новых приходов, важнейшая судные дела в духовенстве, которые не могут быть решены в низших инстанциях, заведывание общими епархиальными имуществами, монастырями, благотворительными заведениями находящимися в непосредственном ведении епархии, дела, касающиеся отношении епархиальной власти к местному гражданскому и высшему церковному и гражданскому управлении, дела о распространены неправославных учений в епархии, о преступлениях против религии и церковного благочиния, о незаконных браках и pacтopжeнии браков, насколько все это входить в компетенцию высшей епархиальной власти. Как эти дела должны распределяться между членами консистории, какие из них и насколько должны быть предоставлены ведению отдельных членов и какие должны рассматриваться и обсуждаться в целом составе консистории, это частью должно быть определено в самом Уставе консисторском, частью должно зависеть от личного усмотрения архиереев-по соображению с местными наличными силами консистории... Члены консистории должны быть большею частью из белого духовенства, так как большая часть самых дел, рассматриваемых здесь, касается белого духовенства. Члены эти должны быть утверждаемы самим архиереем¹⁵, но лучше будет, если архиерей половину этих членов будут избирать сами, а избрание другой половины будут предоставлять духовенству на епархиальных съездах. Для разбора монастырских дел в консистории и член, выбранный от монастырей епархией. Наконец, так как в консистории рассматриваются мнения дела, касающиеся мирян и их отношений к приходскому духовенству, то не лишним будет иметь в консистории представителей и от мирян – по выбору самих же мирян на епархиальных съездах. Секретари и другие чиновники консистории должны избираться самою консисторией и утверждаться apxиepeем. Секретарями консистории должны быть люди, имеющие общее юридическое и специальное церковно-каноническое образование (лица эти не должны быть непременно светскими чиновниками, но могут иметь и священный сан). Как членам консистории, так и всем чиновникам должно быть положено определенное соответственное жалованье из общих церковных сумм. Если же в какой епархии, сверх определенные по штату числа членов и чиновников, найдут нужным иметь еще нескольких, жалованье им должно идти из местных епархиальных источников¹⁶.

Консистория должна иметь при архиерее значение совещательного и вспомогательного учреждения, содействующая, а не противодействующая архиерею в управлении епархией, подкрепляющая, а не ослабляющего и ограничивающая архиерейскую власть. Консистория должна предварительно рассматривать дела, поступaющие на решение к архиерею, заготовлять по ним справки, составлять доклады, предлагать мнения по рассмотренным делам. Но решение дел, как и ответственность за них, должны принадлежать архиерею, и он может постановлять решения, за своею ответственностью, не только вопреки мнениям большинства членов консистории, но и всего состава их. За то членам консистории должна быть предоставлена самая широкая свобода мнений; и не только большинство членов, но и каждый отдельный член, в случае несогласия своего мнения с разрешением архиерея, может требовать занесения его в протокол. При особенной значительности таких разногласий или при частых повторениях их, окружный архиепископ, которому должны представляться ежегодные отчеты по управлению каждой епархией, должен обращать на них особенное внимание и принимать меры к поддержанию правильных отношений между архиереем и консисторией. Существенная же разница в отношениях консистории к архиереям по тому образцу, какой мы предполагаем, разница от нынешнего характера этих отношении, должна состоять в том, что архиерей лично, по крайней мере два или три раза в неделю, должны присутствовать в консистории. Это, конечно, не унизит значения архиерейской власти, а поставить ее в более правильный отношения к непосредственным её помощниками. Это даст и мнениям консисторским, и решениям архиерейским большую твердость и авторитетность, и устранить множество излишней переписки между консисторией и архиереем. Свободы мнений членов консистории личное пpиcyтствиe apxиeрея не должно стеснять: напротив, только при постоянном участии членов консистории в обсуждении дел при самом архиерее может развиться между ними настоящая свобода мнений – не как личная привилегия какого-нибудь члена, ближе других стоящая к архиерею, и не как выдающейся подвиг, требующий особенного гражданского мужества, а как общий долг всех членов вспомогательная епископу епархиального учреждения, обязательный для них по самому существу их служения. С другой стороны, шесть или десять часов занятий в консистории в течение недели не обременять архиерея. Так как при этом сами собою должны сократиться у архиереев деловые приезды, доклады и рассмотрения дел на дому, то при предполагаемом нами порядке у архиереев от дел административных должно оставаться не менее, а более времени на другие дела их пастырского служения... Разумеется, не все подготовительный работы в консистории должны производиться в присутствии архиерея: все справки по делам должны быть подготовляемы заранее, но при архиерее должны быть доклад и обсуждение всякого дела, прямо ли поступающего в консистории, или передаваемого туда apxиереем. В случае невозможности для архиерея быть в консистории в определенный день (например, за служением в какой-нибудь церкви), или в случае отсутствия его из епархиального города (например, при объезде епархии), он может поручить председательство в консистории и решение известного рода дел своему викарию, где таковой имеется (а в присутствии самого правителя епархии викарий должен иметь в консистории лишь совещательный голос-на ряду с другими членами), или старейшему члену. Дела же более важные, не требующие спешного решения, могут откладываться до личного председательства архиерея в консистории, так как отсутствие aрхиерея из епархиального города – в самых важных случаях (при объездах епархии, или при отъезде на окружной епископский собор) все-таки не должно быть очень продолжительно.

Б) Для заведывания епархиальными делами меньшего значения должны быть образованы, в помощь архиереям, в каждом уезде низшие административные органы. Такие органы, мы говорим, должны быть образованы в каждом уезде. Нынешнего благочиния не могут быть такими органами местного епархиального управления, потому что они слишком мелки; их в епархии очень много. Передавать архиерею в руки нынешних благочинных все те дела, которые, по нашему мнению, можно изъят из непосредственного ведения архиерейского, было бы неудобно: отношения к архиерею пятидесяти или восьмидесяти благочинных епархии могли бы выйти слишком сложны и запутаны. Поэтому нам и представляется лучшим взять более крупную единицу епархиального деления – уезд, тем более, что уезд составляет административную единицу и в гражданском управлении страны. В уезде мы не предполагаем надобности восстановлять прежние духовно-административные коллегии низшей степени, т. е. духовные правления, значение которых совершенно парализовались частью давлением высшего присутственного места – консистории, частью и самым коллегиальным устройством этих правлений, при котором между членами их могли возникать разномыслия, непримиримый и неуправляемый никаким высшим авторитетом. Нам представляется более удобным, чтобы духовное управление в уезде имело по преимуществу личный характера т. е. чтобы в каждом уезде был у архиерея помощник и наместник, лично от него избираемый (как непосредственный его наместник, за действия которого остается ответственным сам архиерей) и лично от него зависящий,-следовательно, к консистории помимо архиерея никакого отношения не имеющий и никакому давлению с её стороны не подлежащий¹⁷.

Приискание названия для этой новой должности не может представить затруднение. Нет надобности прилагать к ней латинские названия администратора или суффрагана; всего лучше восстановить для неё название протоиерея в его истинном смысле как первого из иереев, предстоятеля или первостоятеля между другими иереями и посредника между ними и архиепископской властью. В настоящее время название протоирей совершенно утратило у нас свой серьезный смысл. Не только в каждом большом городе можно найти по нескольку протоиереев, но в Петербурге в одной и той же церкви, имеющей четыре или пять священников, два, а иногда и три или четыре из них носят название протоиерея; в Москве же много есть протоиереев в таких церквях, где, кроме их, совсем нет других священников. Какое значение имеет при этом название – прото?¹⁸.

При этом может представиться следующий вопрос. Если для устранения неудобств, соединенных с обширностью наших епархий, представляется полезным – епархиальным архиереям иметь в каждом уезде помощников себе по управлению духовными делами уезда, то почему этим помощникам епархиальных епископов не иметь также титула епископов, хотя бы викарных, – или почему бы каждую епархию не раздробить на несколько частей по числу уездов, и в каждой из этих частей не поставить своего самостоятельного епископа? Эти небольшие епархии больше соответствовали бы древним греческим (παροικοίαις), а нынешний епархиальный епископ стал бы к ним в отношение архиепископа. Таким образом у нас установился бы в распределении и пространстве епархии порядок близкий к тому, какой существует в греческой Церкви, ибо там епархии не больше наших уездов и архиепископские округи не больше наших настоящих епархий). По многим причинам, однако же, нам представляется более целесообразным сохранить в русской Церкви тот принцип распределения епархии, какой утвердился у нас от самого начала епархиального устройства Церкви. Т. е. пусть будут у нас епархии обширные, но пусть в каждом уезде обширной епархии архиерей имеет себе помощника по управлению – протоиерея. Иначе, если вместо нынешних шестидесяти епархий образовать их в России, по числу уездов, до тысячи, – трудно будет сохранить какую-нибудь церковную централизацию в такой обширной стране, как Россия. А централизация церковная, конечно в надлежащих пределах – без крайностей, все-таки необходима для правильного развитая церковной жизни и соотношений её с государственною жизнью. При множестве вновь открытых епископств трудно было бы удержать и значение епископского сана на той высоте, на какой он еще и теперь держится у нас в представленных народном, а это представление может принесть свою пользу впоследствии для сохранения крепости церковной жизни. И так как каждому из вновь поставленных епископов нужен был бы какой-нибудь архиерейский штат, то для этого потребовались бы новые очень значительные расходы из средств церковных или государственных. Трудно было бы при таком порядке находить в России и достаточное число епископов из лиц безбрачных. А хотя принцип безбрачия епископов, как мы говорили уже во второй статье, и не составляет непреложного закона в Церкви, тем не менее, по установившемуся преданно, желательно было бы сохранение этого принципа в церковной жизни в возможной чистоте, – по крайней мере в настоящее время трогать его было бы несвоевременно. Наконец, в том порядке церковного управления, какой мы проектируем, т. е. когда епархиальные архиереи разделять управление с уездными протоиереями, представляется и наилучший путь к устранению в Церкви всяких столкновений между крайностями начал епископальная и пресвитеранского – таких столкновений, которые производили сильные потрясения в западной церковной жизни, и зародыши которых, может быть, уже существуют и у нас. Нет надобности давать развиваться таким ненормальным направлениям в жизни церковной, какие легко пресечь и устранить заблаговременно.

Мы уже сказали, что уездные протоиреи, как ближайшие помощники и наместники архиерея, должны иметь непосредственное отношение к нему самому; от консистории они должны быть независимы. Она не должна иметь на них никакого давления, и они не должны иметь к ней никаких прямых отношений, кроме разве тех, что иные дела, возникающая в уезде, но превышающие компетенцию протоиерейских полномочий, должны переходить в консистории; но и то лучше, если они не прямо от протоиepeeв будут передаваться в консистории, а через посредство архиерея.

В заведывание уездных протоиереев могла бы отойти весьма значительная часть дел, в настоящее время находящихся частью в ведении архиереев и консистории, частью в ведении благочинных, которых значение и способности оказываются часто недостаточными для многих дел, им препоручаемых. Так, в ведение протоиереев могли бы быть предоставлены следующие дела: а) Прием, просмотр и хранение всех приходских отчетностей метрических, исповедных и приходо-расходных книг со всего уезда с ответственностью за исправность их более серьезною, чем какую можно было бы возложить на консисторию, в которую ныне стекается со всей епархии такое множество этих отчетностей, какого проверить и при самом добросовестном отношении к делу нет возможности, б) Выдача всяких справок ж выписок из метрических книг и других церковных документов- с тем, чтобы и все граждане присутственные места признавали за этими выписками и справками такое же официальное значение, как за получаемыми ныне из консистории. Это весьма облегчило бы всех имеющих нужду в метрических свидетельствах и вынужденных в настоящее время брать их (с значительными тратами) лишь в губернском городе в консистории (Те же выписки неофициального или менее официального значения, какие ныне предоставляется выдавать самим приходским причтам, должны и на будущее время оставаться в их ведении).

в) Наблюдение за состоянием церквей, находящихся в уезде, за поновлениями и постройками, производящимися в них, исключая разрешения на построение новых церквей, которые должны оставаться в ведении архиерея, но в Синод, как ныне, не должны восходить, г) Разрешение всяких местных церковных расходов, по заявлениям причтов и приходов, которым в этом отношении должна быть предоставлена самостоятельность гораздо большая, чем какая теперь предоставляется, д) Наблюдение за поведением всего уездного клира и отношениями причтов к приходам; разбор менее значительных жалоб и распрей, возникающих между членами клира и между клириками и прихожанами; более значительные жалобы, распри и вообще судные дела, конечно, должны быть передаваемы на рассмотрение архиереев или через архиереев в консистории. Соответственно с сказанным, протоиереям должны быть предоставлены и известный права делать замечания, налагать взыскания и наказания низших степеней; высшие же степени взысканий, конечно, должны остаться во власти архиереев е) Наблюдение над учебными и благотворительными заведениями, находящимися при церквях уезда, над приходскими школами, попечительствами, богадельнями и т. д. Для этого, равно как и для выполнения полномочий, означенных под буквами в, г и д, протоиреи по крайней мере раза два в год должны совершать объезд порученного их ведению округа. ж) Утверждение церковных старост, членов попечительств и других приходских учреждены, по избранию местных приходов и т. д. Мы не перечисляем тех всяких других дел, которые могут перейти в ведение протоиереев частично от епископов и консистории, частично от благочинных, но несомненно то, что при такой передаче с одной стороны архиерей и консистория освободились бы от великого множества дел, ныне подлежащих их ведению; с другой стороны – епархиальное управление получило бы более сосредоточенности, чем при нынешнем слишком мелком административном делении – по благочинным. Благочиннические округи мы, впрочем, признаем полезным сохранить, но не для административных целей, а для других, о которых речь ниже).

Имея в своем ведении такое большое количество дел по духовному управлению целого уезда, протоиереи, очевидно, не могут быт в тоже время настоятелями отдельных приходов. Пусть они будут настоятелями соборных (бесприходных) церквей, находящихся в уездных городах и обеспеченных постоянным и достаточным содержащем из общих церковных источников.

Для специального отправления особенных обязанностей по духовному управлению, для производства следствий по формальным обвинениям и жалобам на членов причта, церковных старост и т. д., у уездных протоиереев должны быть особенные помощники-духовные следователи. Иметь таких следователей необходимо потому, что производить следствия самим правителем уездов, протоиереем, при множестве других дел, было бы невозможно; пользоваться-же для этого пособием благочинных также неудобно, потому что за благочинными желательно сохранить (как скажем ниже) другой характер, и из благочинных далеко не всякий может оказаться, как и теперь не всякий оказывается, способным следователем. Для этого дела необходимы и особенная подготовка, и более или менее частая практика. Духовными следователями должны быть люди с значительным церковно-юридическим или каноническим образованием – из студентов духовных академий или юридических факультетов университета. Избрать таких лиц нужно архиереям совместно с членами консисторий. Такими следователями могли бы быть и лица, не имеющие духовного сана. Но для лучшего понимания церковно-приходских отношений, для большей авторитетности в среде духовенства, а также и для более твердого нравственного обеспечения добросовестного исполнения этого дела (обеспечения священнической совести), лучше иметь таким лицам духовный сан, быть священниками также бесприходных соборных церквей уезда, так как и им совмещать свои обязанности с приходским служением, при частых разъездах по следствиям, невозможно.

Может быть, не бесполезно было бы в соборных церквях уездных городов, кроме протоиерея – администратора и священника – следователя, иметь еще священника официального проповедника, который бы постоянно занимался делом проповеди, чтобы по крайней мере в главных церквях каждая уезда дело это было обеспечено, чтобы желающие слушать церковную проповедь могли в праздник пойти в известную церковь в уверенности, что они там услышат хорошую проповедь, и чтобы пример городского соборного проповедника мог быть образцом в деле проповеди и для других священников.

По временам этот проповедник, кроме города, мог бы проповедовать и в других местах, например там, где по особенному состоянию паствы окруженной сектантством, особенно нужна хорошая церковная проповедь, или при особенно торжественных случаях: при освящении церквей, при праздновании храмовых праздников в таких местах, где пожелали бы того сами местные священники не особенно сильные в проповеди, и т. д. Этому же соборному проповеднику мог бы быть поручень просмотр проповедей других проповедников уезда-не с целью цензуры, а с целью братского руководства, причем особенно способных к этому делу соборный проповедник мог бы рекомендовать и архиерею). Избирая таких проповедников из лиц, владеющих высшим образованием и отличающихся особенными талантами, и имея их под непосредственные своим наблюдением, архиереи могли бы через них и вообще возвышать дело проповеди в епархии.

Желательно также было бы (скажем кстати, хотя это и не относится собственно к устройству управления епархиального), чтобы при соборных церквях уездных городов духовенство уездов могло иметь лучшие образцы, лучшие школы благочинного и благолепного совершения церковного богослужения.

Можно было бы желать, чтобы в клире соборном всегда были хорошие чтецы, и певцы, и чтобы во главе их стоял опытный и усердный к делу руководитель-священник, который бы но только мог наблюдать за правильным и благолепным отправлением богослужения в соборной церкви, но мог бы обучать и желающих учиться хорошему церковному пению для приходских церквей, и наблюдать за преподаваемым церковного пения в городских и сельских школах, а также наблюдать и за тем, насколько удовлетворительно читают и поют причетники в сельских церквях, в каких селах особенно держится хорошее церковное чтение и пение, и т. д. При таких мерах можно было бы значительно поднять дело благолепного совершения богослужения в епархиях.

Протоирей соборной церкви – администратор уездного духовенства – и священник, заведующий производством следствием по духовно-судным делам, необходимо должны иметь при себе нескольких писцов. Эти писцы могут быть и светские вольно-наемные, но ничто не может препятствовать тому, чтобы такими писцами были также клирики соборные.

Таким образом, при соборных церквях уездных городов могло бы быть сосредоточено все существенное, что нужно для благоустроения церковной жизни в целом уезде. Если бы так устроились причты соборных уездных церквей, из них сами собою образовались своего рода местные капитулы или каноникаты на подобие тех капитулов, каноникатов или деканств какие существуют в западных Церквях, и какие, по предположениям некоторых исследователей, существовали в древней русской Церкви. Это были бы настояния уездные духовные правления, устроенные только совершенно иначе и поставленные более самостоятельно, чем существовавшая у нас прежде духовные правления, которые были лишь какими-то низшими излишними отделениями одного высшего для всей епархии административно-бюрократические учреждения -консистории.

Разумеется, при предполагаемом устройстве соборных уездных причтов, им нужно бы было назначить определенное содержание. Ибо хотя у этих причтов, приходов не имеющих, и могли бы быть некоторые случайные доходы (напр., в этих церквях, при благолепном устроение церковной службы, были бы конечно, хорошие кружечные, тарелочные, и свечные сборы, было бы служение молебнов, исповедь и причащение говеющих по постам; кроме того, священник-проповедник мог бы быть и законоучителем» в местных учебных заведениях, священник-регент мог бы получать некоторое вознаграждение от желающих обучаться церковному пению или от устрояемых им хоров и т. д.); но эти доходы во всяком случае не были бы настолько значительны и постоянны, чтобы ими вполне обеспечивалось содержание означенного причта. Притом определенный официальные обязанности, возлагаемые на членов такого клира, сами собою требовали бы и определенные вознаграждения. Из каких источников может быть назначаемо это вознаграждение: из государственных общих церковных (синодских) или местных епархиальных, об этом постараемся поговорить в особой статье в связи с разъяснением общего вопроса о правильном устройстве и распределении материальных денежных средств по духовному ведомству.

В) Сосредоточивая большую часть духовно-административных дел низшей степени в ведении уездных духовных управлений (при соборных церквях уездов), мы предполагаем небесполезным сохранить и нынешнее разделение епархий на более мелкие сравнительно с уездами участки, или на так называемые благочиннические округа. Только благочинным мы считаем полезным дат иное значение, чем какое они теперь имеют. В настоящее время благочинные соединяют в своих руках все функции духовного уездного управления: они и администраторы, и следователи, и судьи, и передатчики приказаний высшей духовной власти подведомому духовенству, и вместе с тем нравственные руководители духовенства своего округа. Немногие из благочинных, по своей опытности и по личным свойствам, могут оказаться способными в равной степени исправности исполнять все эти обязанности. Притом соединение разных функций духовного управления в одних руках само собою мешает правильной постановке каждой из них в отдельности. Например, трудно достигнуть того, чтобы духовенство благочиннических округов стало относиться с полным доверием к благочинным, как к своим ближайшим советникам и нравственным руководителям, пока благочинные останутся формальными следователями и судьями над подведомым им духовенством, пока в их руках останется право не только формально аттестовать всякого из членов клира относительно исправности в служении и поведении, но и отдавать под формальный суд и производить этот суд, и даже наказывать членов клира, хотя бы и низшими мерами наказания. Мы полагали бы более полезным перенести все административный обязанности нынешних благочинных на уездных протоиереев, следственный – на особых духовных следователей, судную власть сохранить за ними разве лишь по делам неформальным, по таким делам, которые можно решить словесно – мировым решением. Главным – же образом мы полагали бы полезным удержать за благочинными и возвысить значение нравственных руководителей и советников округа. Они могли бы раза два в года посещать подведомые им приходы, наблюдать за исправностью и поведением клира, за религиозно-нравственным состоянием прихожан, за отношениям прихожан к клиру, – но не затем, чтобы на основании этого составлять какие-либо формальный отчетности, донесения и аттестации или возбуждать формальный следственный и судные дела, а затем лишь, чтобы давать советы, наставлять, разрешать недоумения, указывать неисправности, происходящая от неопытности, и т. под. Благочинные при этом могли бы вести и дневники своим обозрениям, записывать в них особенно замечательный явления в религиозно-нравственной жизни духовенства и самого народа, отмечать священнослужителей, оказывающих особенно доброе влияние на прихожан, отличающихся особенным усердием к проповеди, к обучению народа, к устроению приходской благотворительности, а также отмечать и наиболее небрежных по исполнению обязанностей, худых по поведению членов клира. Но опять-таки, на основании этих отметок не должны быть возбуждаемы никакие следственные и судные дела; эти замечания не должны сообщаться ни местным администраторам – уездным протоиереям, ни консисториям. Лишь архиереям благочинные могли бы сообщать, и то не формально, а словесно, свои наблюдения вообще о состоянии религиозно-нравственной жизни духовенства и народа в подведомых им местностях, и в особенных случаях-о частных лицах из подведомого клира, отличающихся особенно добрым или дурным направлением, заслуживающих или особенного внимания и поощрения, или исправления и даже устранения от церковного служения. Благочинные могли бы в известной мере входить и в возникающие между членами клира и прихожанами распри, принимать и разбирать жалобы, но такие, которые можно покончить на месте, словесным мировым решением. Если-же жалоба по своей значительности требует формального следствия, или если спорящие стороны не соглашаются удовлетвориться мировым решением благочинных, благочинный может только объявить, что дело должно быть подведено формальным порядком, заявлено администратору – протoиeрею, и т. д. Благочинным должно быть предоставлено и право делать внушения и замечания членам подведомого клира; но эти внушения и замечания должны иметь братские, пастырские, а не начальнический характер. Они не должны быть заносимы ни в какой формальный отчетности о поведение и служение членов клира. Самою высшею из дисциплинарных мер, предоставляемых благочинным, может быть разве такая: когда какой-нибудь член клира отличается дурным поведением и, несмотря на делаемые ему внушения, не показывает исправления, благочинный может сделать отметку о нем в своем журнале и потребовать от виновного, чтобы он сам расписался в этом журнале в принятии внушения. (Такого рода отметки, в случае надобности, могут быть справками и при возникновении формальных следствий о проступках или вообще дурном поведении членов клира). Полезно благочинным раз или два в год собираться вместе с подведомым духовенством, обсуждать вопросы и затруднения общей и местной церковной практики, назидать друг друга взаимными советами, делиться наблюдениями, и т. д. Но эти собрания также должны иметь братские, пастырские, а не официальный, административный характер. Дела, обсуждаемые на этих собраниях, и решения, постановляемые на них, могут не записываться ни в какие протоколы. Лишь в том случае, если присутствующее на собрании потребуют, чтобы какое-нибудь заявление или решение было доведено до сведения местного протоиерея или и самого архиерея, благочинный должен исполнить это постановление, как первый представитель своего округа. Понятно, что при таких, чисто нравственных отношениях благочинных к подведомому им духовенству, при отношениях, основанных на взаимном доверии и нравственном авторитете, благочинными могут быть утверждаемы от архиерея лица, избираемые духовенством и представителями приходов самого благочиннического округа¹⁹. Никакие высшие власти не должны мешаться в эти выборы, и архиереи должны всячески оберегать свободу их, чтобы получить от такого учреждения пользу, какую по существу дела при правильной постановке может оно принести.

Таков, по нашему мнению, мог бы быть характер административного церковного устройства в каждой епархии. Существенные черты его, в отличие от нынешнего епархиального управления, должны состоять в том, чтобы каждый епархиально-административный орган имел особенную, предоставленную ему сферу дела и ответственности, и чтобы все подчиненные архиерею низкие органы eпapxиaльногo управления, оставаясь взаимно независимыми один от другого, имели прямое и непосредственное отношение к одной высшей архиерейской власти.

Никакие формы администрации, налагаемые так сказать на поверхность свободного течения жизни и соприкасающиеся с жизнью лишь стороною, сами по себе не способны дать правильного развитая жизненным отправлениям, если в самом организме нет живых сил, или если живые силы организма лишены возможности проявлять себя и своими проявлениями повторять целесообразность и неиспорченность самых административных форм, придумываемых для наилучшего обеспечения правильности жизненных отправлений. Поэтому, никакие переустройства собственно церковной администрации сами по себе не могут еще возвысить жизненного строя Церкви, если вместе с тем не будут возбуждены и возвышены в Церкви внутренние духовные силы, составляющая самое существо религиозной жизни, т. е. вера, благочестие, преданность церковным интересам, живое духовное разумение, живая христианская любовь, и т. д. Но касаясь в настоящих статьях лишь мимоходом вопроса о возбуждении и развитии в Церкви этих внутренних духовных сил, мы вместе с тем признаем, что эти внутренние нравственные силы, насколько они и сохраняются в церковной жизни (а ОЕЬ, без сомнения, в такой или другой степени всегда сохраняются в Церкви, ибо без них совсем бы не существовала и самая церковная жизнь), тогда только однако ж могут иметь надлежащее воздействие на правильное развитие и отправление самых административных форм церковной жизни, когда для беспрепятственного проявления этих воздействий в свою очередь будут у Церкви живые и свободные в своих отправлениях органы. И православная Церковь давно выработала себе такие органы в различных применениях соборного начала к управлению жизни церковной. Соборное начало в церковном управлении есть наилучшая охрана этого управления от перехода в бездушно – административный механизм. Церковь сама называет себя соборною, и в лучше времена церковной жизни соборное Начало всегда пользовалось в ней особенным уважением; в древней Вселенской Церкви соборному началу предоставлялось широкое применение в жизни церковной.

И у нас на Руси, в прежни времена соборное начало имело довольно значительное развитие в церковной жизни, начиная с низших ступеней её, где прежде всего в каждой местности населенной православным христианством является приход, сосредоточенный около местного храма и имевшим свои правильные свободные собрания для избрания членов причта, для заведывания церковным хозяйством, для устроения дел местной благотворительности, – и оканчивая самыми высшими инстанциями церковного управления, где при митрополитах и патриархах собирались со всей Земли русской соборы для рассмотрения важнейших дел церковных, а иногда и государственных. Но со времени церковного и государственного преобразования России в XVIII веке, соборное начало потеряло у нас почти всякое значение в жизни церковной, также как земское в жизни государственной. Лишь в последнее время, в минувшее благодетельное царствование, вместе с восстановлением начатков самоуправления земского, положены были некоторые начатки и к восстановления самоуправления церковного. Эти начатки выразились в так называемых окружных епархиальных съездах духовенства, открытых с преобразованием духовных училищ и семинарий в шестидесятых годах. Епархиальные съезды, с самого открытия их, показали довольно живое отношение к тем делам, которые предоставлены были их ведению, и успели сделать не мало полезного в устроении этих дел. Но, к сожалений, при самом открытии, в самой постановке съездов допущено несколько неправильностей и односторонностей, которые и препятствуют съездам приносить всю ту пользу для лишений церковной, какую они должны приносить по существу дела. Это и дает повод противникам всякого оживления жизни церковной, всякого проявления соборного начала в каких бы то ни было видах, возвышать свои голоса против этих слабых зачатков местного церковного самоуправления. К сожалению, к голосам этих людей, восстающих против всяких проявлений церковного самоуправления из личных видов – из предзанятых тенденций, присоединяются иногда и люди искренне и благонамеренные, душевно преданные благу Церкви и желающие восcтaнoвлeния соборного начала в высших сферах церковного управления. Как будто оживление церковного духа и восстановление соборного начала может сразу выразиться в высших сферах церковной жизни, если оно вместе с тем будет систематически подавляемо в низших!

Eпapxиaльным съездам делаются многие и довольно справедливые упреки. Но из всех этих упреков, при правильном рассуждении, должен следовать не тот вывод, чтобы нужно было в самом зародыше подавить и уничтожить эти слабые зачатки церковного самоуправления, а тот, чтобы дать этим зачаткам более широкое развитие, более живое значение, более правильную постановку. Прежде всего съездам делается тот упрек, что они поставлены в неправильное отношение к епископской власти и являются по местам как бы органом оппозиции низшего духовенства против епархиальной администрации, т. е. против самого архиерея, консистории, благочинных, и т. д. В этом упреке много преувеличения. Съезды епархиальные далеко не имеют такого значения, чтобы представлять сколько-нибудь серьезную оппозицию архиереям и консисториям. Постановления съездов представляются на утверждение архиерейской власти, и архиерею ничего не стоит большую часть этих постановлений отвергнуть без всякой аппеляции. Если-же на этих съездах высказываются иногда мнения не совсем согласные с порядками епархиальной администрации, то высшая епархиальная власть, вместо того, чтобы оскорбляться такими мнениями, с большою пользою могла бы принимать их к сведению для исправления этих самых порядков. Впрочем, чтобы устранить всякий повод к недоразумениям и столкновениям между съездами и епархиальною властью, нужно поставить их в ближайшее живое отношение,– чтобы съезды собирались, делали заявления и постановляли решения не заглазно от епархиальной власти, а под непосредственным председательством apxиeреев. Личное присутствие архиереев на съездах, также как и в консистории, не только не стеснить свободы совещаний съездов, но даст большую твердость их постановлениям и устранит всякий повод к столкновениям между съездами и епархиальною властью, – а вместе с тем даст и более серьезный, правильный и приличный характер этим собраниям, – так как и этого, говорят, иногда недостает на съездах, собирающихся без всякого надзора и участия со стороны высшей епархиальной власти.

Далее съездам делается тот упрек, что они получили у нас исключительно сословный характер. На съезды собираются представители от одного духовенства, и предметами совещаний на съездах служат лишь интересы духовного сословия. Таким образом съезды как будто еще более закрепляют то обособленное духовного сословия от других классов общества, которое является одной из существенных причин упадка религиозной жизни в нашем обществе. Этот упрек справедлив. Но вольно же было так поставить съезды, чтобы на них присутствовали лишь представители духовенства и обсуждались вопросы, касающееся интересов одного духовного сословия! Односторонняя постановка дела и здесь опять не должна служить поводом к отчуждению самого существа дела. И ничто не препятствует, с большим оживлением религиозной жизни в нашем обществе, устроить дело так, чтобы на церковных съездах принимали участие представители не только духовенства, но и мирского общества. Только трудно будет при этом поставить известное ограничение, вызываемое самым существом дела. И при совершенно правильной и самой широкой и открытой постановке церковных съездов, предметами совещании на них всегда будут дела двоякого рода. Одни дела, касающиеся интересов всего церковного общества, конечно требуют совместного обсуждения от духовенства и мирян. Таковы вопросы, касающиеся возвышения народной веры, народной нравственности, устройства приходской благотворительности, распространения религиозного образования в народе; вопросы церковно-хозяйственные также во многих сторонах своих требуют на съездах совместного обсуждения от духовенства и представителей самих приходских обществ. Но, кроме того, всегда останется для съездов много частных спешащих дел, касающихся интересов собственно духовного сословия. Такова большая часть вопросов касающихся епархиальной администрации, духовно-учебных заведений, взаимных отношений между членами клира, и под. Обязывать всех представителей церковного общества являющихся на съезды для обсуждения ответственно-церковных вопросов, принимать участи и во всех частных делах, касающихся собственно клира, нет никакой надобности. Это было бы и обременительно для них, п могло бы повести или к излишней проволочке, или к неправильному ускорению ведения съездов, с ущербом для внимательного рассмотрения цел, представляющихся им. Поэтому, и при самой правильной постановке съездов, они всегда будут иметь заседания двоякого рода: одни для обсуждения общих религиозных и церковных дел представителями духовенства совместно с представителями мирского общества, другие – для рассмотрения дел и вопросов, касающихся собственно клира. При обсуждении дел последнего рода миряне могут присутствовать в качестве свидетелей, но привлекать их к непосредственному участию в обсуждению этих дел нет надобности.

Еще упрекаются епархиальные съезды в том, что они получают слишком одностороннее и как будто не совсем соответствующее характеру церковных собраний направление. Ведению съездов, при самом учреждении их, предоставлено собственно попечение о духовных училищах, и притом почти исключительно с материальной стороны – изыскание средств к лучшему содержание духовных училищ. Это доселе и остается главным, так сказать, легальным предметом обсуждения на епархиальных съездах. К этому по местам, с разрешения архиереев, благоприятствующих съездам, присоединяются обсуждения и других вопросов, касающихся материального быта самого приходского духовенства: об устройстве измерительных и страховых касс для духовенства, об устройстве причтов для церковно-служительских вдов и сирот, о приобретения церковно-служительских домов в ведение прихода или об устроении при церквях новых домов для причтов, об устроении каких-нибудь других финансовых операций с целью вспомоществования духовенству – епархиальных свечных заводов, свечных лавок, и т. д. Все это вопросы касающиеся материального устройства духовенства. Все это как, будто делать духовным съездам односторонне своекорыстно-сословное направление и развиваем в духовенстве несоответственный церковному служению материальный коммерческий характер. При этом открывается место и узурпациям своего рода. Общие церковные средства обращаются на удовлетворение сословных интересов клира; от имени церкви духовенством изобретаются финансовые предприятия, несочувственные другим классам общества, также принадлежащим к церкви. И в этих упреках также не мало справедливая. Но кого же опять нужно упрекать в этом? Съезды занимаются тем делом, какое им предоставлено, и в том направление, какое указано, занимаются усердно и довольно успешно. Виноваты ли они в том, что дело, указанное им, узко и направленно односторонне? Без сомнения, не одни хозяйственные интересы должны составлять предмет попечений церкви и обсуждений в церковных собраниях. Еще более требуют того другие церковные интересы – интересы религиозные, нравственные, духовно-административные, и т. д. Когда церковным собраниям предоставлено будет обсуждать и все эти вопросы, и когда в обсуждении их будут принимать участие не только члены клира, но и миряне, – само собою сгладится и исправится нынешнее одностороннее и материальное направление епархиальных съездов²⁰, Делаются епархиальным съездам и еще разные мелкие упреки преимущественно людьми, желающими их отмены. Например, указывают на то, что отправления депутатов на съезды стоять духовенству и самим церквям значительных расходов. Но, сколько нам известно, само духовенство ни мало не отягощается подобными расходами. Если же по местам на эти расходы, без согласия прихожан и церковных старост, прямо употребляются церковные средства, то это конечно злоупотреблениe, которое следует прекратить. Указывают на то, что поездки на эти собрания отвлекают многих духовных лиц от исполнения приходских обязанностей. Но исполнение приходских обязанностей, при отлучках священнослужителей из приходов до случаю съездов, может быть обеспечено другими ближайшими священнослужителями более правильно, чем в другие времена при разных других отлучках, которых однако-же вполне устранить и избежать нельзя. Подобно этому можно, пожалуй, сказать, что и епископам не нужно собираться на соборы, чтобы епархии не оставались без правителей во время их путешествий туда. Но в древней церкви так не рассуждали, хотя и не менее чем ныне заботились о правильном устроены всех церковных дел. Указывают и на то, что скопление значительного числа духовных лиц в городах, где собираются съезды, обращает на них внимание праздных людей и дает повод к глумлениям разного рода. Об этом, конечно, серьезно говорить нельзя. И притом скопление духовенства в городах по поводу съездов бывает не более значительно, чем вообще при начале так называемых духовно-училищных третей года, когда духовные лица свозят детей из домов в школы, т. е. в начала августа, после рождественских и после пасхальных праздников; съезды же большею частью и приспособляются к этим срокам, когда многим духовным лицам и без того приходится бывать в городах. Говорят также, что духовные депутаты при значительное скопление и ведут себя не совсем хорошо в городах и на самых съездах. На это, конечно, должно обращать внимание, кому следует. Нравы духовенства, вообще, говоря, требуют исправления. Но, сколько нам известно, духовные лица при собраниях на съезды ведут себя гораздо серьезнее и приличнее, чем при разных других собраниях. Указывают наконец и на то, что епархиальные съезды представляют не мало и коммерческих сторон, что духовные депутаты не умеют на съездах и складно выражаться, и последовательно рассуждать о своих делах. Но где же им и научиться последовательно рассуждать и складно говорить в общественных собраниях, если для них закрыты будут всякого рода общественные собрания и рассуждения? На иных однако же совещаниях духовных съездов производят совсем иное впечатление.

При весьма незначительной самостоятельности и при крайне ограниченном круге предметов, предоставленных ведению епархиальных съездов, они успевают делать очень не мало в том направлены, какое им указано. Другой вопрос – можно ли удовольствоваться этим направлением, предоставленным на первых порах самодеятельности духовенства. Но что в духовенстве есть довольно задатков для серьезной самодеятельности, этого отрицать никак нельзя. И еще большую силу и правильное направление получать эти задатки, когда в церковной самодеятельности, кроме ближайшего участка клира, дано будет место и мирскому приходскому элементу.

Главный и существеннейший упрек, какой может быть сделан нашим епархиальным съездам, должен состоять в том, что съезды эти еще не представляют у нас правильного, последовательного, твердо поставленного выражения совещательного или соборного начала в жизни церковной, а являются чем-то случайным, отрывочным, чем-то введенным в жизнь по чьей-то личной воле и легко могущим подвергнуться уничтожению по другой личной воле. Сфера их самостоятельности незначительна, пределы деятельности ограничены, направление, данное им, одностороннее; в самом составе их выразился исключительно сословный характер. Получив случайное место в епархиальном управлении (главным образом в целях материального улучшения быта духовенства), эти совещательные учреждения не имеют ни под собой твердой почвы в развитии совещательного начала в самой приходской жизни, ни над собой завершения – в восстановлении соборного характера высшего церковного управления. Ясно поэтому, что нужно в настоящее время не подавлять какие бы то ни было зачатки ‘самостоятельна™ выражения совещательного начала в жизни церковной, а расширять их вверх и вниз, устанавливать на твердых основах, освобождать от всякого исключительного характера и односторонняя направления, чтобы соборное начало жизни церковной, составляющее по идей существенную характеристическую черту православия, было выражено в нашей церкви во всей возможной полноте.

При нормальной полноте своего развития, соборное начало, как мы сказали в предшествовавшей статье, должно выражаться на всех ступенях церковной жизни, начиная с низших и до самых высших.

Первою сферою для применения его должна быть всякая приходская община. По принципу, применения соборного или совещательного начала в известной степени допускается здесь и в настоящее время. Никто не запрещает священникам созывать прихожан (и сколь возможно – часто) для совещания о церковно – приходских делах. Но на деле, в большей части приходов, приходские собратья бывают раз в три года, при избрании старосты; да и это выполняется часто кое-как, лишь бы соблюдена была форма избрания. Затем, в инструкции церковным старостам предписывается приглашать почетнейших прихожан к ежемесячным поверкам церковных сумм²¹. Но и это почти нигде не соблюдается, да и самые ежемесячные поверки церковных сумм, в большей части приходов, совсем не приводятся. Еще собираются иногда церковные собратья по особенным экстренным делам: например, по поводу предпринимаемых построек и поновлений в церкви, когда, при недостатка наличных церковных сумм и доброхотных сборов, оказывается необходимым разложить недостающую для предпринимаемого дела сумму на прихожан, или когда оказывается необходимым положить причту, помимо случайных вознаграждений за требы, какое-нибудь определенно пособие деньгами, хлебным зерном и т. д. В настоящее время, как слышно, предполагается усилить и сделать более обязательным участие прихожан в наблюдение за церковными суммами. При этом сознается необходимость и того, чтобы приходам предоставлена было большая самостоятельность в самом распоряжении церковными суммами.

Но и всего этого недостаточно. Желательно было бы, чтобы в приходах возбуждено было возможно больше участков не только к устроению материальных нужд храма и причта, но и к удовлетворению нравственных потребностей прихода, преимущественно к распространена религиозного образования и дел приходской благотворительности. И нет надобности образовывать длят этого какие-либо особенные учреждения, находящаяся в приходе, но поставленный как будто особняком от общего течения приходской жизни. Таковыми представляются до настоящего времени так называемый приходские попечительства, вызванные к жизни особым Положением 1864 года. Несмотря на значительное уже распространение этих попечительств и довольно успешные действия (впрочем лишь немногих из них), они доселе занимают в приходах какое-то ненормальное положение. Им предоставлено выдать такие дела, какие по самому существу надлежать выдать всякому приходу, и предоставлено для этих дел иметь особые суммы, отдельные от других церковных сумм, хотя и собираемые вместе с ними²². Попытка такого рода учреждений, конечно, вызвана была желанием как-нибудь косвенными путями вызвать к жизни, как будто отдельно от прихода, такого отправления религиозно-нравственной деятельности которые по существу своему должны быть прямым выражением самой приходской жизни, но на восстановление которых, при нынешнем состоянии приходов и отношении их к высшей церковной администрации, как будто не остается никакой надежды. Но нет оснований совсем покидать эту надежду, и окольными путями и нерешительными шагами достигать того, к чему можно пойти прямо и решительно. Нет надобности создавать в среде прихода, но как будто и отдельно от него, – в целях осуществления задач церковно-приходской жизни, но как будто в антагонизме, с приходом, – особенные учреждения когда делом первой необходимости представляется восстановление нормальной жизни в самом приходе.

Всякого возбуждения взаимных недоверий, всякого антагонизма всего более нужно остерегаться при организации церковно-приходских отношений. В основу этой организации должен быть положен не тот принцип, чтобы одних противопоставлять другим или одних ограничивать другими, а тот, чтобы вместе – согласно, мирно и благожелательно делать общее дело. Особенного председателя для приходских собраний нет надобности избирать, когда по самому положению своему будет в каждом приходе, прямой выборный руководитель религиозно-нравственной жизни прихода – священник²³. Точно также и из мирян нет надобности избирать особенного наблюдателя и руководителя по церковно-приходским делам, кроме выборного и постоянно находящиеся при церкви церковного старосты²⁴. Затем, на приходских, собраниях все прихожане (а не избранные и почетнейшее лишь) могут присутствовать и иметь влияние на решение общих приходских дел. Лишь для дел особенных – специальных, например, для обязательного участья в счете церковных сумм для постоянного наблюдения за церковно-приходскими школами, богодельными и т. д., могут избираться из среды всех прихожан особенный лица.

Никакой обязательной регламентами, никаких форменных протоколов в приходских собрания не нужно вводить. Лишь если прихожане со священником пожелают составить по какому-нибудь особенному делу обязательный приговор для руководства на будущее время, этот приговор должен быть записан и представлен на рассмотрение или утверждение или просто на совещание (смотря но существу дела) благочинному, протоиерею или высшему церковному собранию, благочинническому или епархиальному съезду. А время для приходских собраний всего лучше должно быть избираемо в праздничные дни, после богослужения, и собираться они могут в самом храме или в приходской школе, или в доме священника, или церковного старосты, и т. д.²⁵.

Следующая (верх) за приходской общиной собирательная единица, благочиннеческий округ, также может иметь свои собратья. И так как самый характер благочиний, по нашему предположению, должен быть не столько административно-юридический, сколько нравственный, то и благочиннеческие собрания также должны иметь по преимуществу характер братско-совещательный, а не формально-юридический. Под председательством благочинного священники, принадлежащие к его округу, раза два в год могут собираться главным образом для совещаний о разных затруднительных случаях церковно-приходской практики, о мерах к поддержанию и возвышению веры и доброй нравственности в народе, о ведении религиозного образования, пожалуй и о согласном более или менее ведении церковного хозяйства. В совещаниях этого рода могут принимать участие и миряне – церковные старосты или другие нарочитые посланные от приходов. На благочиннические собрания мог бы быть открыть доступ и разномыслящим с церковью сектантам, желающих искреннего собеседования с пастырями Церкви по делам веры. И если бы в иных местностях такие собеседования могли получить значительное развитие, на них помимо священников округа, можно бы было приглашать и других лиц, опытных в собеседованиях такого рода.

Сюда же могли бы быть предъявляемы на общее обсуждение взаимные недоразумения и пререкания между членами клира и между клириками и прихожанами, такие недоразумения и пререкания, которые без формального следствия и суда могли бы быть прекращаемы словесным мировым решением. Сюда же наконец, в особенных случаях, могли бы быть вызываемы ы тате члены клира, которые требуют вразумления, но не поддаются частным внушениям благочинная; открытое внушение перед собранием благочиннического округа могло бы быть для таких лиц последней мерою предварительная братского вразумления, после которого, в случае неисправления, такие лица могли бы быть предаваемы уже формальному суду. Определенными регламентациями благочиннического собрания, так же как и приходские, не должны быть связываемы. О своих совещаниях и решениях они могут составлять записи (для собственного руководства на будущее время, а не для представления начальству), могут и не составлять. Лишь в тех опять случаях, когда о каком-нибудь желание или решении, предъявляемом на благочинническом собрании, само собрание выразить требование, чтобы ему дан был формальный хот в высшей церковно-административной инстанции, такой хоть должен быть дан ему обязательно. Собираться благочиннеческим собраниям, кажется, всего удобнее во время храмовых праздников в том или другом приходе, по предварительному взаимному соглашению при этом и приходуя храмовые празднования могли бы получить и для духовенства, и для народа более торжественности и сопровождаться более благими последствиями, чем как теперь это бывает.

Уездные администраторы или протоиереи также должны иметь у себя хотя однажды в год духовные собрания. Впрочем, так как должность уездных протоиереев, по нашему предположению, преимущественно должна иметь значение административно-исполнительное и наблюдательное, то при ней совещательному началу едва ли может быть дано широкое место. Один раз в год, как мы сейчас сказали, священникам уезда полезно собираться у протоиерея, главным образом для принятая разных административных распоряжений (которые или от архиерея через протоиереев должны быть оповещены по всем уездам епархии, или от самих протоиереев в пределах предоставленной им власти принимаются по уездам им предведомым), а также и для представления уездному правителю разных касающихся до него мнений и приговоров, постановляемых на благочиннических собраниях. И для этого, конечно, нет надобности (да и невозможно) съезжаться к протоиерею священникам всего уезда, а достаточно, если от каждого благочиния будут являться хотя по два священника, предварительно принявшие такое поручение от благочиннического собрания. И всего удобнее это может быть при представлении протоиерею разных приходских отчетов, так чтобы все эти отчеты: метрические, исповедные, клировые, приходорасходные ведомости, представлялись со всего уезда за раз в одно время, например, около половины января. От каждого благочиния, состоящая из 10–15 приходов, могут к этому времени прибыть в город по два священника, передать протоиерею отчеты от всех приходов благочиния, сделать нужные заявления от благочиннических округов и принять от протоиерея для передачи по всем приходам необходимые оповещения, распоряжения, замечания, и т. д.

Епархиальные съезды, собирающиеся под председательством самих архиереев, как важнейший орган общения епископов с подведомыми им паствами, должны получить особенное значение в епархиях. Таким съездам необходимо быть по крайней мере однажды в год. Кроме того, в особенных случаях, например, при выборах ректора семинарии или членов консистории, при обсуждении каких либо не терпящих отлагательства и важных мер, касающихся всей епархии, епископ может созывать экстренные епарх1альные съезды. На эти съезды могут являться по два депутата от духовенства и по одному пли по два депутата из мирян от каждого благочиния, по предварительному уполномочены от благочиннических собраний. Председательствовать на епархиальных съездах непременно должен сам архиерей. И здесь отношения между председателем и другими членами собрания должны быть не таковы, как на собраниях благочиннпческих. Там председатель есть только старшие между другими священниками благочиннического округа; здесь он главный духовный начальник всей епархии. Там председатель должен заправлять главным образом внешним порядком совещаний; но в решении вопросов, подлежащих обсуждению, все другие члены собрания могут иметь такое-же право голоса, как и сам председатель. Здесь члены собрания могут делать заявления, высказывать мнения, принимать участие в обсуждении вопросов, пожалуй, предлагать проекты и решетя их; но право окончательного постановления или yтвepждeния решение должно принадлежать самому архиерею. Архиерей собственно есть ответственный (нравственно и официально) правитель епархии; и никакое постановление какого бы то ни было епархиального собрания, никакое мнение большинства не может освободить его от ответственности за какую-нибудь принимаемую по епархии меру, если этой меры не одобряет его собственная мысль и совесть.

Поэтому, eпapxиaльныe съезды при архиереяx могут иметь лишь совещательное, а неправительственное значение. Правительственная власть в епархиях должна оставаться в руках арxиepeeв. Eпapxиaльныe съезды должны собираться за тем, чтобы дать возможность архиерею ближе ознакомиться с мнениями и потребностями паствы, и помогать ему советами лучших людей в управлении паствой, а не стеснять его власть и не противодействовать ей. Разумеется, и власть архиерея, при открытом, так сказать, проявлении и обсуждении её распоряжении перед лицом представителей целой епархии, не станет вдаваться в произвол и упрямство. Едва ли какой-нибудь архиерей, по одному упрямству, без всяких оснований, стал бы отвергать мнения и меры, предъявляемые лучшими людьми его епархии, от лица всей епархии и ради её интересов. Если же у архиерея найдутся основания против предлагаемых мер сильнее тех, которые высказываются в пользу её, он тут же может и высказать их перед собранием; и таким образом меньше будет оставаться глухих, невыяснившихся мнений и желаний, меньше будет места взаимным недоразумениям и несправедливым нареканием, ропоту, недовольству, и т. д. Что же касается до мнений и желаний, то в предъявленных должна быть предоставлена членам собрания полнейшая свобода. Не только всякое мнение п решение, постановленное на местном благочинническом собрании, должно быть обязательно предъявляемо депутатом благочиния на епархиальном съезде, но и всякое личное мнение по всякому предложенному вопросу должно быть смело высказываемо всяким членом съезда, – без всякого опасения какой-либо ответственности, начальственного неблаговоления, и т. д.

Что касается до существа дел, подлежащих ведению епархиальных съездов, то сюда же могут быть представляемы на рассмотрение епархиальные дела всякого рода: вопросы, касавшиеся епархиального управления, церковного хозяйства, духовного образования пастырей, религиозного образования народа, народной веры и нравственности, распространения неправильных учений в народе, состояния духовно-учебных и благотворительных заведений епархии, и т. д. Разумеется, вопросы менее важные, которые могут быть обсуждаемы на собраниях благочиннических и протоиерейских,-дела обычные, которые по установившемуся порядку могут быть правильно производимы в постоянно действующих духовно-административных инстанциях: в духовных правлениях и консисториях, не должны отнимать лишнего времени у членов епархиального съезда. Но по преимуществу дела и вопросы новые, по которым нет установившихся мнений и определенной практики, должны обращать на себя особенное внимание епархиальных съездов.

С полным вниманием также должны быть рассматриваемы предъявляемые здесь жалобы на неисправность самых органов духовной администрации, постоянно действующих (т. е. духовных правлений и консисторий), на неудовлетворительное состоите религиозно-образовательных заведений, и т. д. Значительную часть вопросов, подлежащих обсуждению на съезде, полезно оповещать заблаговременно, чтобы депутаты и сами доверители их могли составить предварительно сколько-нибудь определенный мнения по этим вопросам. Но это не должно стеснять членов съезда в предъявлении на собрании вопросов новых, заблаговременно и неуказанных. Право делать заявления всякого рода должен иметь всякий член съезда, как от лица того округа, которым он послан, так и от своего собственного лица. И прежде всего, конечно, на съезде должно быть место заявлениям самого председателя – архиерея, который, и помимо местных заявленных, представляемых депутатами разных округов, может и из других источников, и из своих собственных наблюдений иметь множество малодоступных другим членам съезда сведений о состоянии и потребностях не только той или другой местности, но и целой епархии.

При рассмотрении предъявляемых дел и вопросов епархиальный съезд может разделяться на несколько отделений общие религиозные и церковные вопросы могут рассматриваться всеми членами съезда – духовными и мирянами. Её участие в обсуждении вопросов, касающихся собственно клира, депутаты-миряне не должны быть обязываемы. По, иным специальным вопросам, например, по рассмотрении отчетов, смет, инструкций и проектов разных епархиальных заведений, могут быт избираемы особенный комиссии, обязанные, конечно, свои заключения представлять съезду в целом его составе. Большая часть вопросов должна быть обсуждена открыто; но по некоторыми преимущественно касающимся выбора лиц в разные должности, должна быть закрытая баллотировка. В закрытых баллотировках и открытых голосованиях разных вопросов всем членам съезда должно быть предоставляемо одинаковое право. Но архиерей, председатель съезда, на основании высказанного выше принципа, не должен принимать участия в этих голосованиях наравне с другими членами съезда. Он может перед голосованием высказать или не высказать свое мнение по вопросу, подлежащему голосование, предложить своего кандидата (в ряду других) на известную должность или предварительно предоставить высказаться относительно замещения этой должности другим членам собрания, – затем, по окончании голосования, утвердить мнение большинства или меньшинства на известных основаниях, или объявить, также с известными мотивами, свое решение по этому вопросу, хотя бы и несогласное ни с большинством, ни с меньшинством.

Все вопросы, мнения и постановления, предъявляемые на епархиальных съездах, должны быть возможно тщательно записываемы, чтобы эти записи представляли отчетливую хронику епарxиaльнoй жизни и вместе с тем давали материал для проверки правильного течения её высшей церковной властью. Окружные архиепископы, на рассмотрение которых должны представляться эти записки, на основании их и собственных личных обозрений округа, могут составлять понятия о течении религиозной жизни и деятельности церковной администрации в различных eпapxиях, находящихся в их округах.

При восстановлении значения архиепископских округов, должен восстановиться в русской Церкви и древний обычай созывания областных или окружных епископских соборов. Такие соборы, по древним правилам церковным, должны собираться дважды иди по крайней мере однажды в год²⁶); при настоящем строе русской церковной жизни достаточно будет, если такие соборы будут на первых порах однажды в год или даже однажды в два года. Эти собрания должны быть в собственном смысле соборами епископов; на них, под председательством окружного архиепископа, должны собираться все епископы, принадлежащие к известному округу, или же, в случай невозможности для кого-нибудь из них лично прибыть на собор их уполномоченные: протоиереи, архимандриты или священники, которым в таком случае, как представителям целых епархий, должно быть предоставлено право голоса наряду с другими епархиальными епископами (подобно тому, как это бывало и на древних соборах). Другие представители от епархии, кроме епископских уполномоченных, могут являться на окружные соборы лишь в тех случаях, когда в какой-нибудь епархии, вследствие возникших недоразумений между епархией и епископом, вследствие открытых упущений, злоупотребление или каких-нибудь соблазнов со стороны епископской власти, по предварительном заявлении о том на епархиальном съезде и по решению большинства (двух третей членов епархиального съезда) открывается необходимость послать жалобу или донесете на местного епископа окружному собору. Но и в таком случай посланные от епархиального съезда могут являться на окружный собор лишь в качестве челобитчиков или докладчиков, а никак не в качестве членов собора. Членами же собора, как сказано, должны быть лишь сами правители епархии и их уполномоченные. Этим членам всем (по одинаковости иерархической степени представляемой ими) должно принадлежать одинаковое право голоса в обсуждении и решении дел. Архиепископ, председатель собора, должен быть только первым докладчиком дел, подлежащих обсуждению собора, и руководителем порядка совещаний; но при самом решении дел ему может принадлежать лишь такое же право голоса, как и другим членам. Предметами обсуждений на окружных съездах должны быть рассмотрение и принятие общих мер по управлению церковному, предписываемых от высшей власти или признаваемых необходимыми от самих местных правителей епархии в пределах предоставленных им прав, братские епископские собеседования о состоянии епархии и о мирах к лучшему их устроение во всех отношениях, обсуждение недостатков, замеченных архиепископом в управлении какой-нибудь епархии – по отчетам или по личному наблюдение архиепископа, рассмотрение жалоб, приносимых епархиями на епископов, на консистории, и суд над епископами с правами взысканий, начиная от простого братского увещания до отрешения епископа, в случай надобности, от самого управления епархией (на общих основаниях предварительного исследования и суда над епископами, предписываемых древними правилами).

Свои решения окружный епископский собор или приводить в исполнение собственною властью и ответственностью, или представляет на утверждение высшему правителю всей русской Церкви (патриарху); но в случай несогласия с ними, и высший правитель не может отменить их своим личным распоряжением. Отменить решение окружного епископского собора может только высший собор иерархов, собирающихся для рассмотрения дел церковных со всей русской земли.

Такой общий собор русских иерархов должен быть завершением в развитии соборного начала и высшею инстанцией церковного управления для всей страны. О том, как могут составляться такие высшие соборы, мы будем говорить в особенной статьи, при рассмотрении порядков высшего церковного управления в России.

Опять возвращаясь к положению епископств, как высшего и центрального органа в eпapxиaльнoм управлении, мы еще раз повторим то убеждение, что епископская власть тогда только получит у нас свое настоящее значение, когда станет в близкое и живое отношение не только со всеми низшими подчиненными органами епархиальной администрации, но и со всею паствою. Постоянное присутствование apxиepea в заседаниях консистории и личное присутствование его на епархиальных съездах, составляющихся из представителей духовенства и мирского общества всей епархии, весьма много могут сблизить епископов с духовенством и народом и ознакомить их с течением епархиальной администрации и с духовным состоянием всей епархии. Помимо консистории, и другие органы епархиальной администрации – уездные протоиреи, благочинные – должны также, как мы говорили, иметь непосредственные отношения к архиерею. Чтобы не терять времени на повторение одних и тех же объяснений с каждым из благочинных и протоиереев порознь, и вместе с тем, чтобы оказать каждому из них одинаковое надлежащее внимание, а также, чтобы приобрести лучшее понята о состоянии епархии в различных местностях, по сравнению одной местности с другой на основании донесений благочиннических и протоиерейских, архиереям полезно хотя по одному разу в год собирать к себе всех протоиереев и по одному разу всех благочинных епархии. Протоиреи должны являться к архиереям с формальными отчетами о состоянии церквей и причтов в подведомых им уездах, о важнейших церковных делах, возникавших за истекший год в уезд, решенных на месте или в переданных в консистории, или вовсе не решениях, о состоянии приходских школ, благотворительных учреждений при церквях, и т. д. Собеседования архиереев с благочинными должны быть чужды всякой формальности и иметь простой, искренний, задушевный пастырский характера Благочинные могут сообщать архиерею свои личные наблюдения о религиозно-нравственном состоянии подведомственных им приходов, о существенных нравственных потребностях их, об отношении духовенства к мирянам, о состоянии религиозного образования, веры и нравственности в народе, о выдающихся случаях в духовной жизни клира и народа, также о возникающих недоразумениях и затруднениях, о приходах, отличающихся особенно добрым настроением, о духовных лицах, особенно отличающихся усердием и способностями в исполнении обязанностей своего служения, и о мирянах, отличающихся особенными нравственными качествами, и т. п. Архиереи со своей стороны в этих собеседованиях могут преподавать благочинным советы и наставления относительно того, как лучше проводить доброе нравственное влияние в подведомых им местностях, как поступать в таких или других затруднительных случаях, и т. д. И чем менее будет формализма и стесненности в собеседованиях такого рода, тем будет лучше.

Чтобы всему дать свое место и время и не мешать одним делом другому, можно было бы всем собраниям, собирающимся под председательством архиерея, назначить определенные сроки. Например, протоиреи могли бы являться к архиерею в февраль, по принятии годовых отчетностей от подведомых им приходов. Благочинным можно было бы собираться у архиерея в конце августа или в начале сентября, перед открытием епархиального съезда; а eпapxиaльный съезд мог бы быть вслед за этим. При собеседованиях с благочинными, протоиереями и членами епархиальных съездов архиереи могли бы получать наилучшие сведения о состоянии и потребностях епархии, для чего в настоящее время у них почти нет никаких прямых средств.

Независимо от этого, архиереи должны и сами, сколько возможно чаще, посещать подведомые им церкви и приходы. Это прямая обязанность архипастырей, предписываемыя им Словом Божьим²⁷. Нельзя, разумеется, в этом отношении требовать невозможного, – того, например, чтобы в епархиях, состоящих из 500–1000 приходов, архиерей каждый год лично посещал всякую приходскую церковь. Но можно было бы и теперь, чтобы хотя лет в пять все церкви епархии были посещены архиереем. При отмене обычая часто перемещать епископов из одной епархии в другую, это дало бы возможность почти всякому архиерею, независимо от письменных отчетов и донесений благочиннических и протоиерейских, иметь отчетливое личное представление о церквях епархии, служащем при них духовенстве и о религиозно-нравственном состоянии самого народа... Теперь у нас это дело запущено так, что во всякой епархии наверное есть множество приходов, по пятидесяти лет не видевших епископа, а еще более, может быть, найдется таких приходов, в которых епископы не бывали никогда... Правильно ли это, согласно ли с апостольской заповедью пастырям – посещать вверенное им стадо?..

При этом нужно сказать и то, что архиерейские разъезды по епархиям должны иметь не тот характер, какой теперь они имеют. Они, по возможности, должны быть чужды всякой пышности, церемониальности, расходов отяготительных как для епархии, так и для собственной кассы архиерейской. Нет надобности архиерею возить с собою по епархии многочисленную свиту. При посещениях церквей нельзя довольствоваться легким осмотром внешности церковной, которая обыкновенно в таких случаях приводится в надлежащий вид; а нужно, по возможности, входить во внимательный собеседования с членами клира о состоянии и потребностях прихода и с самыми прихожанами – преимущественно там, где религиозно-нравственное состояние прихода требует особенно внушительного архипастырского наставления. Только при таких условиях архиерейские разъезды по епархии могут дать желаемую от них пользу.

Не имея возможности каждый год лично посещать свои подведомые приходы, архиерей с большой пользой могут от времени до времени посылать то в тот, то в другой уезд доверенных людей – ревизоров для обозрения приходов (древние периодевты). Это в особенности нужно будет тогда, когда (по нашему предположению) архиерей значительную часть дел по местному управлению приходами передадут уездным пpoтoиepeям. Необходимо будет в таком случае наблюдение за самими протоиереями, чтобы не укоренялось по местам небрежное отношение к делу и злоупотребление предоставленной власти. Только это наблюдение, нам кажется, более может принести пользы тогда, когда оно будет временной ревизий то в том, то в другом уезде, а не постоянною инспекцией над уездным духовным управлением, которое по возможности должно сохранить в предоставленных ему пределах свою самостоятельность. И хорошо было бы поручать такие ревизии разным лицам, чтобы в известном уезде не знали наперед, когда к ним послан будет ревизор и кто именно.

Наконец, кроме всего сказанного, архиереям нужно пользоваться всякими мерами к сближению со своими пасомыми – не только членами клира, но и миpянами – при всяких удобных случаях, чтобы быть на самом деле светильниками горящими и светящими в виду всех, и обильно изливающими свет Христовой истины и любви на вверенную им паству. По возможности частые служения в различных церквях и не там только,, где есть богатые старосты и знатные прихожане, и по возможности без особенной пышности и без лишних трат для приходов – простых назидательные пастырские беседы, живое участие в полезных и нравственных общественных предприятиях и учреждениях по епархии, посещение школ, больниц, причтов, богаделен, мест заключения, – посещение таких мест, где представляется случай назидательной беседы с неправомыслящими и заблуждающимися и, наконец, открытый доступ для всех, имеющих душевную потребность (а не для одной знати, отнимающей время у занятых людей праздными визитами²⁸), и простая, ласковая, задушевная беседа со всеми желающими, – вот что в особенности было бы желательно от архиереев, и вот что могло бы быть истинным украшением архипастырского сана.

Могут сказать, что мы начертываем идеал недоступный для осуществления, что для выполнения всего того, чего мы желаем от архиереев, недостанет никакого времени, никаких сил человеческих. Конечно, вполне осуществить этот идеал, как и всякий другой, может быть, никому не под силу будет, особенно при таком сложившемся строе жизни, который далеко не соответствует этому идеалу. Но от людей можно желать возможные; в осуществлении всякого идеала возможны различный степени; во всяком деле, если нельзя исполнить всего, можно сделать что-нибудь. Дело в том, чтобы истинный идеал по крайней мере твердо стоял ли в общественном сознании, чтобы на место его не ставили других идеалов-фальшивых, неистинных, и чтобы к осуществлению истинного идеала искренно желали идти по крайней мере настолько, насколько это возможно при известных условиях общественной жизни.

Но в том-то и состоит печальная сторона нашей современной церковной жизни, что у нас истинный идеал пастырства признается уже как будто совершенно неосуществимым, и на место его воздвигается другой идеал, едва ли не совсем ему противоположный и взятый очевидно не из чисто-христианских источников, а из какого-то другого. Не простота, искренность и близость к пасомым признаются идеалом современного пастырства, а напротив, недоступность, пышность и церемониальность: архиереям нельзя быть настоящими пастырями, потому что они должны быть сановниками и бюрократами. Они обременены множеством пустых формальных дел и сложных церемониальных отношений, препятствующих им стать в живые пастырские отношения к пасомым. В образе жизни архиереев сложилось множество обычаев, при которых им представляется невозможным расположить свою жизнь так, чтобы она походила на жизнь обыкновенных смертных. Архиерей никуда не может выйти пешком, ни выехать на простом извозчике, а непременно в карете. Архиерей никого не может принять у себя, не облекаясь в шелковую рясу и регалии. Архиерей не может войти в церковь, не поддерживаемый с двух сторон архимандритами иди протоиереями-такими иногда, которые по преклонности лет сами более, чем он, требовали бы поддержки.

Обычай часто становится тираном между людьми. Есть архиереи, которые сами находят особенное удовольствие в той пышности и церемониальности, какою окружена архиерейская жизнь. Но есть и такие, которые искренно тяготятся ею, – с прискорбием сознают, что эта пышность и церемониальность мешает им иметь живые пастырские отношения к пасомым, – но не находят в себе достаточно сил вырваться из опутывающих их цепей, пойти вопреки сложившемуся обычаю, опасаясь даже и того, как бы уклонением от общего обычая не навлечь на себя не только нареканий от общества, но и неблаговоления от других своих собратий и от высшего начальства.

А у иных являются даже и своего рода оправдания для этих искаженных обычаев. Но какие это жалкие оправдания!.. Говорят, например, что архиереям нельзя ходить пешком по улицам, потому что их в таком случае на каждом шагу останавливали бы желающие получить архипастырское благословение. О, если бы только в народе навсегда оставалось столько уважения к архипастырскому сану и усердия к архипастырскому благословению! Из-за этого архипастырям вовсе не было – бы основания держать себя вдали от народа. Говорят, что архиепископ по необходимости вынуждены носить богатые шелковые и бархатные рясы, чтобы не показать невнимания к усердным почитателям епископского сана, дарящим им материи на такие рясы. Но если бы усердным почитателям епископского сана известно было, что епископам более приятны другие выражения их усердия,– без сомнения, вместо шелковых материй и дорогих мехов, являлись бы другие, более серьезные выражения благочестивого усердия пасомых к пастырям. Говорят, что епископам нужно держать себя на недоступной высоте и окружать себя церемониальной пышностью, чтобы пользоваться подобающим уважением и иметь надлежащее влияние на свою паству. Но сомнительно то уважение и мало плодотворно то влияние, которое может поддерживаться только недоступностью и внешней пышною обстановкой²⁹. Гораздо более было бы искреннего уважения к епископам п благотворного влияния от них на народ, если бы народ видел в них главным образом пастырей, а не сановников. Говорить, что епископам нельзя становиться в простые и близкие отношения к подчиненному духовенству и обществу, чтобы не подать повода к фамильярности, к послаблению духовной власти, к вовлечению) епископов в несоответствующие их сану сообщества, отношения и время препровождения. Говорят, наконец, что иным епископам лучше не раскрывать перед подчиненными и пасомыми своего внутреннего содержания, чтобы не показать его незначительности, не обнаружить несоответствия между своими личными качествами и занимаемым высоким положением. (На этом основании между прочим некоторыми признается неудобным для епископов – лично присутствовать в консистории, на епархиальных съездах, в разных ученых и общественных собраниях, и т. д.). Но когда с одной стороны в епископы будут избираться люди известные паствам своими умственными и нравственными качествами, а с другой – и в самых паствах, при сохранении надлежащего уважения к епископскому сану, изгладятся вместе с тем и всякие несоответственные представления о нем и всякие непомерные требования от него, тогда никаким подобным опасениям не может быть места.

О высшем церковном управлении мы не позволим себе говорить много и решительно; не считаем себя достаточно компетентными для этого ни по своим сведениям, ни по своему церковному и общественному положению. Но есть и здесь такая стороны дела, которая всем сделались известны, для всех более или менее ясны; о них должно быть сказано прямое открытое слово.

Прежде всего, по внешнему устройству своему, наше высшее церковное управление представляется слишком сложным. Св. Синод с различными отделениями принадлежащими к нему (хозяйственное управление, духовно-учебное управление или Учебный Комитета при Св. Синоде, обер-прокурорская канцелярия, местный конторы Св. Синода) представляет такую массу чиновничества, которая даже по внешнему виду дает высшему церковному управлению характер особого государственного ведомства, особого министерства. Это, конечно, зависит от того, что в Синоде слишком централизовано заведывание такими церковными делами, которые с большим удобством могли бы оставаться в ведении местных епархиальных управлений. Между тем, слишком большая масса чиновничества превращает опять у нас и высшее церковное управление в бюрократический механизм и, конечно, берет из общих церковно-государственных источников много средств, которые могли бы быть употреблены на более настоятельные и живые церковные потребности. Нужно-ли и здесь напоминать о том, что где усиливается вообще преобладание чиновничества, там являются и бюрократические злоупотребления? О том, чтобы в синодских канцеляриях господствовало постоянное мелкое взяточничество, подобно тому, как в консисторских, нам не приходилось слышать: крупный взятки по особенным исключительным случаям, говорят, берутся и там. Далее, говорят, не мало церковных сумм, состоящих в заведывании Синода, растрачивается на награды и пособия светским чиновникам. Нужно сказать при этом, что вообще относительно точного контролирования церковных сумм: свечных, кошельковых, венчиковых, пенсионных и самых основных церковных капиталов, находящихся в ведении Синода, в обществе и самом духовенстве распространены опальные подозрения. Мы лично, по совести говорим, склонны считать такие подозрения преувеличенными; мы представить себе не можем, каким образом могли бы установиться в этих делах какие-либо систематическая утайки или хищения. Но мы должны заявить, что подозрения относительно этого и в духовенстве, и в обществе распространены очень сильные,-и подозрения эти поддерживаются, между прочим, недостатком надлежащей ясности и подробности самых отчетов синодских о церковных суммах, поступающих от епархии. Равным образом и относительно расходования церковных сумм в синодальных отчетах находят не довольно отчетливости; говорят, что суммы расходуемый на центральное церковное управление обозначаются в этих отчетах не сполна. Относительно основных церковных капиталов, издавна будто бы хранившихся в ведении Синода, ходят также различные слухи, которые по крайней мере полезно было бы разъяснять и опровергать.

По своему составу Св. Синод обыкновенно представляется постоянным собором пастырей русской Церкви³⁰. Но по внутреннему строю и направленно синодальная администрация вовсе не имеет характера соборного, и едва ли даже можно сказать, чтобы она имела характер церковно-пастырский. Чтобы быть в собственном смысле церковно-пастырским собором, для этого при нынешнем строе русскому Синоду недостает первого существенного условия: пастыри, присутствующее в Св. Синоде, не выбираются самою Церковью, а назначаются государственною властью – на каждый год особым Высочайшим повелением, главным образом, конечно, по представлению синодального обер-прокурора. Не будучи свободно избираемыми, они не могут быть и свободными выразителями местных нужд и мнение церковных. Приглашаемые для присутствовавших в Синоде на краткий срок (отдельно на каждый год или собственно на один згошш сезон, при чем подобные приглашения могут возобновляться, но могут и не возобновляться, главным образом опять по соображениям лица, заведующего этими приглашениями, т. е. обер-прокурора), духовные члены Синода не могут получить здесь большого значения. Есть, правда, пастыри, считающиеся постоянными членами Синода. Это – три русских митрополита и экзарх Грузии. Но экзарх Грузии собственно никогда и не бывает в Синоде, оставаясь представителем особенной синодальной конторы, заведующей делами (главным образом хозяйственными) местного церковного округа. И митрополиты, хотя и считаются постоянными членами Синода, не могут, однако ж, являться для присутствовавших в Синоде без особенного Высочайшая вызова. И если такого вызова, по соображениям обер-прокурорским, не последует, они могут оставаться десятки лет лишь номинальными членами Синода. Так, знаменитые пастыри русской Церкви: Филарет Московский и Филарет Киевский, вследствие своей размолвки с обер-прокурором Протасовыми не были вызываемы в Синод с 1842 г. до самой своей смерти. Ясно таким образом что при нетвердости, так сказать случайности своего положения в Синоде, духовные члены Синода, т. е. епископы, присутствующее в нем, не могут получить там преобладающие значение. Преобладающее значение в Синоде остается за теми, которые, хотя и не имеют звания членов Синода, но на самом деле имеют в нем более постоянное прочное положение, – т. е. за высшими светскими чиновниками. Вот в этом-то смысле мы и сказали, что управление Синода едва ли может быть названо пастырски-церковным, а скорее должно быть названо казенным, чиновническим, бюрократическим, подобно управлениям других государственных ведомств. И то название, которое первоначально было дано этому высшему правительственному учреждению его учредителем Коллегия духовных дел (подобно другим коллегиям, учрежденные тем же преобразователем России и русской Церкви), гораздо более соответствует характеру этого учреждения, чем нынешнее название Синода, а тем более Собора в смысле древних церковных соборов. Поэтому-то, как в консистории какой-нибудь столоначальник имеет значение более члена консистории, так и в Синоде какой-нибудь обер-секретарь или директор отделения или правитель канцелярии имеет значения более синодальных членов³¹. Глава же светского синодального чиновничества – обер-прокурор (звание, конечно, не церковного происхождения) несомненно имеет в русской Церкви такую власть, какой не может иметь никакой патриарх. Ибо всякий патриарх в своем округе ограничивается мнением своего Синода и собирающихся в Церкви соборов, а обер-прокурорская власть в Poccии со стороны церковной ничем не ограничивается, – как от местных Церквей, так и от самого Синода нисколько не зависит; зависит же она и в своем назначении и в направлении всех её мероприятий от одной Высочайшей государственной власти.

Обер-прокурор прежде всего есть посредник между Синодом и Государем. Он докладывает Государю о важнейших делах церковных; он испрашивает Высочайшее соизволение и утверждение по делам, касающимся Церкви; он передает Синоду мысль и волю Государя, как относительно общего направления дел церковных, так и относительно частных вопросов, касающихся Церкви. Уже это одно может давать власти обер- прокурора чрезвычайное значение. Будучи исключительным посредником между Государем и Синодом, он может как при докладе Государю дел синодальных всякое дело освещать так, как представляется лучшим по его соображениям, так я при передаче Синоду мыслей и желаний Государя представить их в таком освещении, в каком он сильнее могут произвести на членов Синода желаемое им впечатление. Но этим не ограничивается значение обер-прокурора в Синоде. Он является здесь как бы постоянным уполномоченным от государственной власти, блюстителем за правильным течением дел, проводником государственных воззрений и охранителем государственных интересов на всякий такой случай, когда церковное дело может получить государственное значение (а придать церковному делу такое значение также зависит много от него самого, представителя государственной власти в церковных делах). Он может поэтому остановить всякое самостоятельное действие Синода, произвести во имя общих государственных соображений свое veto над всяким решением собственно духовных членов Синода... К этому присоединяется и еще особенная опора для обер-прокурорской власти-опора уже не государственная, но общественная характера. При недостатке правильная представительства в нашем церковном управлении собственно со стороны мирян, общества, народа, обер-прокурорская власть является наклонною считать себя в Синоде представительницей этой общественной, мирской, народной стихи, как бы ограничивающею исключительное, клерикальное влияние духовных членов Синода. С этой стороны обер-прокурорская власть находит себе опору не только со стороны государственной власти, но и со стороны общественного мнения, насколько таковое относительно дел церковных существует у нас. Обер-прокурор является проводником в жизнь церковную идей и влияний общества, – т. е. собственно не общества и не народа (так как общество и народ в целом составе своем у нас совершенно отдалены от всякого живого соприкосновения с делами церковными), а по крайней мере известных общественных кружков, иногда весьма немногочисленных и мало компетентных в знании дел церковных, но имеющих претензию влиять на направление церковных дел³².

Опираясь на такие полномочия, обер-прокурор в духовном ведомстве может иметь гораздо более власти, чем всякий министр в своем министерстве; сравнительно же с чинами собственно духовными обер-прокурор не только имеет значение более всех епископов, архиепископов и митрополитов, но, как мы уже сказали, может пользоваться и такими правами, какими в других церквях не пользуются сами патриархи. От обер-прокурора много зависит направление всей церковной жизни в различных отношениях. Ему не только принадлежать наблюдение за правильным течением церковной жизни, за состоянием духовного образования, за исправностью епархиального управления; от него не только зависят назначения, перемещения и увольнения епископов, вызов епископов для присутствования в Синоде и удаление от присутствования в Синоде таких, которые по своему положению считаются непременными членами Синода; но от обер-прокурора в значительной степени зависит изменение самых порядков церковной жизни. Он может изменить основы духовного образования и систему церковного устройства; он может закрыть тысячу Церквей в православной Русской стране и опять открыть их, изменить составь церковных причтов, дать епархиальному духовенству и духовно-учебным заведениям известные права и опять отнять их³³.

Разумеется, это делается обер-прокурором не прямо от своего лица, но, по-видимому, при содействии самих епископов проводится через различные Комитеты или даже через самый Синод. Но кто же не знает, что самые эти Комитеты устрояются и действуют по мыслям обер-прокурора, и что самый состав членов Синода в известный сезон можно устроить так, чтобы на нем заранее обеспечено было проведение известных мер?

И этого мало. У обер-прокуроров могут являться покушения так или иначе воздействовать на самое состояние или по крайней мере на внешнее выражение самого учения церковного. Например, иному обер-прокурору может показаться, что учение нашей Церкви не довольно определенно, что в нем нет ясного ответа на некоторые вопросы, определенно выраженные у католиков, и он может начать хлопоты о том, чтобы Церковь (или Синод от имени Церкви) яснее высказала свое учение по известным вопросам, – чтобы в православной Церкви к известным символическим книгам, выражающим церковное учение, были прибавлены новые, чтобы наряду с богодухновенностью Писания была объявлена богодухновенность писания Св. Отцов, или чтобы общее православное верование о непогрешимости Церкви было частнее определено, как непогрешимость самих определений Св. Синода. К самым источникам христианского вероучения при различных обер-прокурорах могут устанавливаться различные отношения. Значение священного Предания (в катехизических учебниках и богословских системах) при одном обер-прокуроре усиливается, при другом ослабляется. В употреблении Священного Писания при одном обер-прокуроре дается исключительное предпочтение переводу Седмидесяти и славянскому тексту, так что являются даже замыслы канонизовать славянский перевод, подобно тому, как канонизована Вульгата в католической Церкви, русский же перевод Священного Писания не только в целых книгах, но и в отдельных речениях воспрещается и преследуется и в церковном, и в домашнем, и в школьном употреблении. В другие времена и при других условиях то, что еще недавно воспрещалось как вредное и преступное, признается и распространяется в качестве первого и необходимого условия к возвышению веры и жизни христианской³⁴.

В сфере духовной науки и литературы обер-прокурорская власть также может иметь большое значение. При этом обер-прокуроре свобода духовной науки расширяется так, что в сочинениях, удостаиваемых особенного одобрения высших духовных инстанций, проводятся взгляды, неосторожно касавшиеся самых существенных основ церковной жизни. При другом обер-прокуроре эта свобода так ограничивается, что вопросы чисто научные, специальные, в роде, например, вопроса о происхождении писаний Динция Ареопагита, особенным распоряжением высшей духовной власти изымаются из области научного преподавания. Дело духовной цензуры является нередко так поставленным, что в литературе могут свободно обсуждаться, хотя бы и в отрицательном смысле, самые основные религиозные вопросы, и вместе с тем воспрещается и в самых общих чертах касаться порядков, существующих в Синодской канцелярии.

Наконец, на внешние отношения русской Церкви к другим Церквям и исповеданиям-единоверным и разномыслящим – обер-прокурорская власть также может иметь очень большое влияние, и эти отношения могут существенно измениться с переменой обер-прокуроров. Смотря по личному взгляду и вкусу, иногда по случайным связям и знакомствами у иного обер-прокурора может явиться более тяготейший к Грекам, у другого к Болгарам, у третьего к Армянам, у четвертого к католикам, у пятого к Англичанам. И соответственно с этим, в русской Церкви при одном обер-прокуроре усиливаются сношения, завязываются переговоры о соединениях с католиками, с Англичанами, с Армянами, при другом совершенно прерываются. При одном обер-прокуроре Болгары признаются правыми в их отделении от греческой епархии; а при другом – это отделение представляется схимою. При одном-усиливаются репрессивные меры против раскольников; при другом является склонность делать раскольникам послабления, даже сомнительные с точки зрения церковных – интересов.

Таким образом, если во внутренней жизни и во внешних отношениях русской Церкви в последние времена можно замечать какие перемены и по этим переменам обозначать различный эпохи церковной жизни, то эти перемены всего более можно соединять с переменами обер-прокуроров, и эти эпохи по преимуществу обозначать их фамилиями: эпоха Голицынская, Протасовская, Толстовская (собственно две, весьма различный по направленно, эпохи А. П. Толстого и Д. А. Толстого) и т. д. (Характер всякой эпохи весьма мало зависит от личного взгляда и характера самого обер-прокурора, а от того, кем окружен он и под чьим влиянием он находится, в этом отношении – большое значение имеет состав других синодских чиновников, ближайших к обер-прокурору, его помощников³⁵.

И всего-то печальнее в этой перемене взглядов и направлений, отражающихся в течении жизни церковной, оказывается то, что эти взгляды и направления меняются совершенно случайно, без всякой последовательности (что делается при одном обер- прокуроре, часто без всякой нужды-только чтобы было наперекор предшественнику-переделывается при другом); и вырабатываются эти взгляды и направления не в среде церковной жизни, не из сознания действительных церковных потребностей, а привносятся часто со стороны, берутся с чуждых образцов... Один вступает в управление Церкви с идеями воинской дисциплины и всего более старается о том, чтобы ввести внешнюю дисциплину в церковную администрацию, в духовно-учебные заведения, в богословскую науку, в самое вероучение Церкви. Другой приходит из великосветской среды и особенно старается провести возможно больше светскости в воспитание и жизнь духовенства. Третий преклоняется перед простотой народной веры, – являются опасения относительно твердой постановки образования в духовенстве. Четвертый – враг клерикализма и вообще церковности, старается о том, чтобы в жизни церковной было как можно менее церковного характера, и чтобы управление церковное совершенно походило на управление других государственных ведомств. Или один привносит в управление церковный идеал строго католической централизации и дисциплины. Другой, напротив, более увлечен протестантскими идеалами и желал бы, чтобы у нас в Церкви было более протестантской свободы мысли и жизни. Иной – мистик и атеист, старается давать ход всяким направлениям такого рода; иной же – прямо вольнодумец, атеист, в интересах которого-возможно более парализовать чистоту и самостоятельность церковной жизни³⁶).

Всего более, конечно, эти перемены в направлениях обер-прокуроров должны были обнаруживаться на их отношениях к высшим представителям Церкви, к епископам и членам Синода. Один прокурор более любит и выдвигает на первый план епископов светских, близких к обществу; другой – аскетов и простецов. Один преимущественно уважает ученость, а другой бесконечную простоту. Один желал бы, чтобы в епископах больше было консерватизма, а другой – либерализма. Один требует, чтобы епископы были лишь покорными исполнителями его предначертании; а другой желал – бы начальственным – же внушением более пробудить в них самостоятельность и энергию). Удивительно ли, что представители Церкви все более и более теряют при этом самостоятельность и энергию, и что вообще эти качества в жизни церковной не только с каждыми столетием или полу-столетием, а может быть с каждым десятилетием слабеют и слабеют!...

Но изображая в таких чертах состояние нашего высшего церковного управления, мы должны сделать одну существенную оговорку. Не даем ли мы таким изображением повода к соблазну? Не подтверждаем ли того нарекания, какое издавна католики делают на нашу Церковь, будто в нашей Церкви совершенно оскудела духовная свобода и духовная жизнь, будто в ней все подавлено господством „цезаропапизма“, т. е. государственным гнетом над религиозной жизнью?... По искреннему убежденно, оставаясь верными требованиям правды, мы в известном отношении должны признать справедливость католических нареканий на нашу церковную жизнь даже с худшим смыслом, чем в каком высказывается оно самими католиками. Говоря точно, не цезаропапизм, не Царский гнет над Церковью, не прямое вмешательство высшей государственной Власти в церковные дела подавляет духовную жизнь в нашей Церкви. Собственно со стороны высшей государственной власти никакого гнета над Церковью, никакого прямого вмешательства на церковные дела, – в таком хотя бы смысле, как это было некогда в Византийской империи, – у нас в России, по крайней мере в настоящем столетии, не замечается. Напротив, вся беда у нас состоит в том, что высшая государственная власть совершенно устраняется от личного непосредственного отношения к церковным делам, предоставляя управление Церкви (насколько Церковь является своего рода учреждением – в ряду других государственных учреждений) светскому чиновничеству на подобие того, как управляются всякие другие государственные ведомства. Вот что составляет главнейшую болезнь нашего церковного- управления: господство светского чиновничества, и отсюда бюрократически, чиновнический характер церковного управления, с подавлением в нем собственно духовного пастырского элемента и с искажением древних канонических основ соборного управления. Цари наши может быть и не знают, никаком состоянии находится наша Церковь; во всяком случае, будучи искренними сынами Церкви, они конечно далеки от того, чтобы намеренно поддерживать государственный гнет над церковною жизнью ). Но именно через то самое, что русские Государи, устраняясь от личного непосредственного отношения к Церкви, оставляют во главе церковного управления тот бюрократический механизм каким управляются другие, собственно государственные ведомства, – через это самое открывается место широкому распространению в церковном управлении инородных начал.

Но слава Богу, зло бюрократического влияния, при всем вредном характере своем, есть такое зло, которое не может слишком глубоко проникать в церковную и народную жизнь. Соприкасаясь преимущественно с верхними слоями жизни, оно может задерживать правильное её течение, может давать искаженный характер её внешним обнаружениям, но не может извратить самых нравственных основ жизни. Приражаясь к жизни церковной извне, но не становясь самым внутренним началом Церкви, бюрократическое начало более может давить Церковь, но не растлевать ее. (И в этом существенное преимущество нашей церковной жизни перед католичеством и протестантством, где государственный элемент принят в самую основу жизни церковной). Гнет бюрократии отражается у нас преимущественно на пастырстве и его отношениях к народу, но самого народа мало касается. Народу собственно мало дела до значения обер-прокурорской власти и до того положения, какое Церкви дается в государстве. На роль остается с своим старым идеалом жизни церковной. (Только в обществе, оторванном от народа, усвоился отчасти тот взгляд, по которому Церковь трактуется, как одно из учреждений в государстве, в котором государственная власть пли высшее чиновничество может делать, что угодно). Те распоряжения, которые исходят от обер-прокурорской власти и которые касаются не только внешнего строя церковной жизни, но и самых верований Церкви или выражения этих верований в богословских сочинениях и символических книгах, большей частью проходят бесследно для народа. Идеалы и верования народные остаются при этом неприкосновенными.

Реакция внутренней духовной свободы, хранящейся в Церкви, против внешних стеснений бюрократизма сказывается, во-первых, в том, что большинство православного народа остается совершенно равнодушно и безучастно к бюрократическим мероприятиям над Церковью; во-вторых, в том, что из среды пастырей церковных, при всей их стесненности, оказываются также, которые или умеют вовремя остановить крайние проявления чиновнического произвола над Церковью, или даже, по внешности и прилаживаясь к господствующему в церковном управлении бюрократическому порядку, успевают все-таки – елико возможно – проводить в жизни церковной истинные пастырские начала³⁷. Наконец, вредное начало бюрократизма в жизни церковной находить себе ограничение в религиозном убеждении и личной совести самих представителей этого бюрократического начала, и прежде всего самих обер-прокуроров. При всей ненормальности своего положения в Церкви, по которому обер-прокуроры ставятся над Церковью как начальники, они все-таки чувствуют себя и остаются сынами Церкви. И лично, независимо от своего официального положения, они нередко принадлежать к числу лучших и преданнейших сынов Церкви, ибо и избираются они на свою должность, между прочим, по вниманию к той религиозно-нравственной репутации, какая предварительно за ними утверждается³⁸. Поэтому, хотя положение, в каком они находятся, дает им возможность почти неограниченного произвола над жизнью церковною, они все-таки (по совести и убеждению) не пользуются этой, предоставляемой им возможностью слишком широко. Если же были бы обнаруживаемы с их стороны более значительные покушения на такое пользование, это может быть вызвало бы в жизни церковной уже не только безмолвное противодействие, какое теперь встречают многие их мероприятия, остающаяся поэтому лишь на поверхности жизни церковной, но и открытый протест, подобный тому, какой в Византии, при всем порабощении Церкви государственной властью, высказывался нередко, когда государственная власть делала покушается произвольно превращать самые основы жизни церковной. (Эпохи арианства, монофелитства, иконоборчества, попытки Лионской и Флорентийской унии)...

Все-таки однако ж такие порядки в жизни церковной никак не могут быть названы нормальными. Зло бюрократизма с верхних слоев церковной жизни мало по малу может проникать и в глубь, постепенно расслаблять и разъедать церковную жизнь, и если не извращать самых основ православия, то задерживать их развитие, давать этому развитию) искаженный характер или, наконец, давать повод к выделениям из Церкви сил, не же- лающих подчиниться распространяющемуся в Церкви бюрократизму, но вместе с тем и неспособных собственными усилиями содействовать утверждению на место его других, лучших начал и порядков (что и сказывается у нас в образовании сект).

Поэтому такой порядок церковных дел и отношений необходимо нужно изменить, или – лучше сказать – освободив церковную жизнь от всего чуждого, несвойственного ей, нужно ее возвратить к истинным, евангельским и каноническим ее основам.

Какие перемены желательны были бы в вашем высшем церковном управлении, – это само собою определяется сознанием тех недостатков, какие ныне существуют в нем. Что эти недостатки, указанные в предшествовавшей статье, действительно дают церковному управлению ненормальный строй и искажают и подавляют нашу церковную жизнь, это не есть чье-либо личное мнете, зависящее от особенностей личного взгляда или от преувеличенной взыскательности личных требовании; это не есть также мнение какого-либо отдельного кружка, какой-либо частной литературной или общественной партии. Это сознается всеми, сколько-нибудь понимающими сущность правильной религиозной жизни и сколько-нибудь вникающими в современный строй нашей церковной жизни, понимается не только людьми, принадлежащими к обществу образованному, но и всяким простым православным русским человеком, как скоро ему приходится пораздумать о том, какие порядки существуют в нашем церковном управлении.

Исходным пунктом церковного преобразования или – лучше сказать – возвращения к древним и правильным церковным порядкам должно быть признание, твердое и общее признание того основного положения, что Церковь в государстве есть самостоятельный духовный организм, который не может управляться подобно другим отраслям государственного управления (другим ведомствам или министерствам), но который должен жить и развиваться по своим внутренним началам и законам. Это признание необходимо не только по убеждению самой Церкви, которая признает своим главою и правителем самого Бога, но и с точки зрения государства, ибо Церковь тогда только может быть нравственной опорою государства и иметь благотворное влияние на его членов, когда она живет своей самостоятельной жизнью, когда её силы не истощаются и не искажаются давлением других внешних сил.

Из признания самостоятельности церковной не следует такого вывода, что между Церковью и государством не должно быть никакой связи, никакого взаимообщения. Это – взгляд односторонне, выработавшийся на почве неправильных отношений между Церковью и государством, и взгляд неосуществимый на практике во всей последовательности своей. Фактически никак нельзя провести решительные разобщения между Церковью и государством, когда Церковь, по своему внешнему положению, находится в государстве, и государство, по нравственным основам, хотя сколько-нибудь принадлежит к Церкви, – когда Церковь и государство имеют своими членами одних и тех же живых людей. Напротив, желательно, чтобы между Церковью и государством существовало возможно близкое взаимообщение, чтобы Церковь и государство помогали друг другу в осуществлении задач и в достижении целей того и другого. Помогали бы, но не мешали, не противодействовали друг другу и не теснили – не давили бы друг друга. У государства есть своя область задач и целей – внешняя охрана людей и устройство общественная быта в его временном, земном состоянии, у Церкви своя – религиозно-нравственное воспитание людей по идеалам вечной жизни. Каждая сила может совершать в своей области соответственный своему характеру и своим целям отправления не мешаясь в чужую область и не препятствуя отправляемой другой силы.

При постоянной совместной жизни и при несовершенстве людей, осуществляющих на земле как идею Церкви, так и идею государства, могут оказаться и нарушении этой нормы – взаимного противодействия или вторжения со стороны одной силы в область отправления другой. На этот случай государство может, если находить нужным, иметь и особенный орган, особенную власть, наблюдающую за тем, чтобы стремления Церкви (представителей Церкви) не приходили в столкновения с стремлениями государства и не нарушали бы его интересов. Но этим и должно ограничиваться отправление этого органа, этой власти. В управлении внутренней жизни Церкви: в заведывании духовным образованием, духовным судом, в назначении должностных лиц, а тем более самих правителей Церкви и еще более в установлении самых основ церковной жизни, в определении учения и канонов Церкви, в учреждении обрядов, а также и в отношении к другим Церквям (в духовно-религиозные отношения), эта власть не должна мешаться.

Применяя эти общие начала к нашей русской церковной жизни, мы никак не можем желать того, чтобы государственная власть в православной России совершенно отстранялась от Церкви и была совершенно индифферентна к интересам её. Напротив, как мы уже говорили прежде, было бы желательно, чтобы Государи наши имели как можно более прямых личных отношений к Церкви (при посредстве духовных пастырей, а не светских чиновников), по крайней мере в такой же степени, как это было у лучших государей Византии и древней России. Православная Церковь всегда готова была признавать христианских государей своими защитниками, покровителями, своими первыми сынами, но не главами. Учение о человеческом главенстве над Церковью, возникшее на Западе, опровергается православной Церковью, как ересь³⁹. Как от своего преданнейшего сына, защитника и покровителя, Церковь всегда готова принимать от Государя и по своим церковным делам всякие изъявления мнения и желания и исполнять их, если то не противоречит божественным законам, составляющим основание жизни церковной. Но повелений Церкви не может давать православный Государь! Ибо сын не может давать повелений матери своей⁴⁰. Как высший блюститель интересов государства во всех отношениях, Государь может иметь и особенного полномочного представителя, наблюдающего за тем, чтобы со стороны Церкви (т.е. правителей Церкви) не было каких-либо вторжений в область государства или нарушения его интересов. Но этим и должно ограничиваться значение такого уполномоченного. Он должен быть прокурором – наблюдателем со стороны государства за действиями Православной Церкви, имеющими соприкосновения с интересами государства, но не начальником Церкви, заправляющими её внутренней жизнью.

Внутреннее управление делами Церкви должно безусловно предоставлено самой Церкви. Только тогда Церковь может жить полной и правильною жизни, тогда только может иметь надлежащее нравственное влияние на народ, тогда только может быть и нравственной опорою самого государства, когда во внутренней жизни своей она будет устроятся и управляться самостоятельно – на основании дарованных ей от Бога прав и законов. Каков должен быть характер этого внутреннего самостоятельного церковного управления, – это ясно определяется историей Церкви, определяется самым названием, какое дает себе Церковь в своем исповедании веры. Церковь называет себя соборною; характер церковного управления должен быть соборный⁴¹. Никакие исторические обстоятельства, никакие формы народного и церковного управления не могут устранить в жизни церковной: надобности собирать соборы. Соборам придавалось величайшее значение в христианстве еще в те времена, когда вырабатывались самые основания церковного устройства. Сами апостолы, при всей особенности дарованных им благодатных полномочий, находили нужным для решения важнейших церковных дел собирать соборы (Деян. гл. ХУ). II соборы сослужили великую службу Церкви уже в древние времена. Они раскрыли самое учение Церкви, они освободили ее от множества заблуждений, они выработали правила для внутреннего устройства церковной жизни, Как часто в древней Церкви считалось нужным собирать соборы, – это видно из того апостольского правила, коим предписывалось каждому митрополиту иметь в год два таких собрания⁴²; митрополиты, не исполняющее правил о созвания соборов, подвергались епитимии, а властители (греческий текст), препятствующее созыванию соборов, даже и отлучению от Церкви⁴³. У нас в русской Церкви, после долговременного перерыва в созывании соборов, желательно было бы, чтобы соборы для решения важнейших дел, касающихся всей Церкви, собирались по крайней мере хоть однажды в три года или в пять лет). По особенным случаям, например, по избрании высшего правителя Церкви (патриарха), или правителей отдельных церковных округов (архиепископов), соборы могут созываться и чаще⁴⁴.

Собор должен собираться под председательством старейшего пастыря церковного -патриарха (если патриаршество будет восстановлено) или старейшего митрополита – первенствующего члена Синода. Других членов собора никто не должен назначать; нет надобности и избирать их на каждый особенный случай – на каждый отдельный собор. Каждая епархия должна иметь своего представителя на соборе⁴⁵; таковым представителем является епископ епархии. Поэтому каждый eпapxиaльный епископ, уже при самом избрании своем на управление епархией, ео ipso становится членом всех будущих соборов своей местной Церкви, и когда собирается собор для всей русской Церкви, всякий русский епископ имеет право и обязанность ехать на этот собор без всяких особенных приглашений и избраний, если только не задерживайте его особенный дела в епархии или другие какие-нибудь неотложные обстоятельства⁴⁶. Но так как всегда могут быть и вполне резонные обстоятельства, задерживающие иных епископов в епархии, то каждый епископ, не имеющий возможности быть лично на соборе, имеет право и обязанность прислать на собор своего уполномоченного – викарного епископа (если такой есть в епархии), или члена консистории, протоирея и т. д.

Решение вопросов на соборе, по древнему обычаю, принадлежит собственно епископам, и голоса при этих решениях должны подавать только епископы и уполномоченные, заступающие место отсутствующих епископов, пресвитеры. Но кроме того, из различных епархий могут присутствовать на соборе и другие пресвитеры и диаконы, привозимые епископами в помощь себе при докладах и обсуждениях дел или присылаемые от епархии целых церковных округов – от eпapxиaльныx или архиепископских соборов – с особенными поручениями, ходатайствами, жалобами и т. д. И им должно быть даваемо место на соборе, и они могут принимать участие в рассуждениях собора. Но голоса в решениях и постановлениях собора, вместе с епископами и местоблюстителями епископов, они подавать не могут. Так по крайней мере было на древних соборах, как это можно видеть из самых сохранившихся актов соборных.

Есть основания предполагать, что с развитием соборного управления в русской Церкви пожелают иметь своих представителей на соборах и миряне – народ православный. В древней греческой Церкви это начало мало было развито, и в таких случаях, когда на соборе давалось место участию народа, это участие было обставляемо и выражаемо так неудовлетворительно, что иногда вело к нарушению серьезного характера, свободы и правильности совещаний и решений соборных. Но без сомнений, можно дать этому участию более правильную постановку и такое нормальное развитие, что оно может постоянно служить к наиболее полному и твердому выражению мысли и жизни церковной. И нет никаких оснований противодействовать этому; напротив, нужно желать этого в интересах Церкви, в целях более полного осуществления идеи Церкви, более многостороннего развития церковной жизни. Но мирянам, так-же, как низшим членам клира, присутствующим на соборе без особенных полномочий от местных епископов, может быть предоставлено право делать заявления, принимать участие в рассуждениях⁴⁷. Право же самых постановлений и решений соборных во всяком случае должно быть удержано за епископами; церковный собор, по идее и на факте, согласно древнему церковному преданию, должен остаться собором епископов. И если епископская власть будет у нас выборною от местного духовенства и мирского общества каждой епархии, если епископы на самом деле будут излюбленными представителями, а не официальным лишь начальниками своих епархий, – такое ограничено законодательной деятельности соборной компетенциями епископской власти поведет не к исключительности, а лишь к большей определительности в развитии и выражении церковной жизни.

Присутствие Государя на соборе, для придания большего внешнего значения собору, всегда принималось Церковью с радостью, как знаю» особенного расположения и усердия к Церкви со стороны Высочайшей власти. Государи могут посылать на собор и своих уполномоченных?, для обеспечения внешней свободы и правильности соборных совещаний, для заявления на соборе особенных мнений и желаний со стороны самого Государя, наконец, для заявления мнений со стороны государства в тех случаях, когда обсуждаемые на соборе вопросы могут соприкасаться с вопросами и интересами государственными. Но никакого вмешательства в обсуждение внутренних церковных вопросов и давления на епископов, членов собора эти государственные уполномоченные но должны иметь⁴⁸.

Соборы созываются в Церкви для решения важнейших дел церковных, для принятая общих мер по управлению церковному, для возвышения религиозно-нравственной жизни людей, для совершения необходимые преобразований в церковной жизни вследствие потребностей, сознаваемых самой Церковью. Но кроме того, для наблюдения за правильным течением жизни церковной по началам у лее установленными необходимо должны быть в Церкви особенные постоянные правительственные органы также с соборным характером. Центральным органом церковного управления на всех его степенях вообще признается в православной Церкви власть епископская. Но как в отдельных епархиях, для пособия епископу по управлению церковными делами, существуют консистории, так в целой поместной Церкви, хотя бы и имеющей во главе одного высшего правителя – с титулом патриарха, экзарха или митрополита, при этом главном епископе должны быть особенные постоянные вспомогательные органы церковного управления. Органы эти могут быть различны. В греческих Церквях помощниками патриархам по управление округами в древности были их приближенные – духовные и светские чиновники (синкеллы), протосинкеллы, экономы, сакелларии, хартофилаксы, логофеты, протонотарии, референдарш и т. д.⁴⁹. В нашей русской Церкви при патриархах, в помощь им были учреждены приказы, состоявши также из духовных и светских чинов. (И это смешение духовных и светских элементов в церковном управлении, как в Византии, так и в древней России, было причиной немалых запутанностей и злоупотреблений). Но самою лучшею формою церковного управления в этом случае должна быть признана именно та, какая в позднейшие века выработана (по идее) в греческих Церквях и в нашей русской Церкви, т. е. постоянные синоды епископов-советников и помощников при главном епископе-правителе целой поместной Церкви. При этом отношение главного епископа к другим епископам, присутствующими в синоде, также может быть различно. Он может быть признаваем главой над ними, как в Константинопольском синоде, или только первенствующими, между ними, как столичные митрополиты в новогреческом и русском синодах. Но только нужно, чтобы синоды действительно были собранием правящих епископов, чтобы они имели церковный, пастырский, а не казенный, бюрократический характер, чтобы элемента светский, чиновнический не преобладать в них над элементом духовным, пастырским. Вот существеннейшее начало, на основании которого желательно было бы преобразование и устроение нашего Синода. Это начало будет осуществлено, если, во-первых, будет ограничена в Синоде власть обер-прокурора, и во-вторых, изменится самый способ назначения членов Синода.

Епископы, члены Синода, не могут получить в нем надлежащее значение, пока они будут назначаться государственною властью и лишь на краткие сроки. Составь членов Синода должен быть точно определен по соображению с потребностями церковными и огражден от всяких случайных и произвольных перемен. Несомненно будет лучше, если члены Синода будут не переменные, а постоянные. Именно такими членами должны быть под председательством патриарха пли старшего митрополита (если патриаршество не будет восстановлено) все окружные архиепископы русской Церкви). Таким образом всякий церковный округ может иметь в Синоде свое представительство, и Синод с надлежащим вниманием может обнимать религиозно-нравственные потребности всей Русской страны.

Разумеется окружным архиепископам нет надобности постоянно жить в том городе, где находится Синод, По крайней мере половину года им нужно проводить в своих округах для обозрения епархии, для присутсвования на окружных соборах, для руководства епapxиaльными соборами в случае избрания епископов, и т. д. Но если они будут присутствовать в Синоде лишь шесть месяцев: сентябрь, октябрь, ноябрь, с половины января до половины марта и май, такое время будет не меньше нынешних синодальных сезонов, и его будет достаточно для обсуждения важнейших церковных дел текущего года. В остальное же время, как и теперь в летние сезоны, достаточно будет, если при председательствующем будут оставаться один или два члена. И в указанные шесть месяцев членам Синода нет надобности быть всем вместе в наличном составе. Три месяца может заседать в Синоде одна половина членов, другие три месяца – другая. И разумеется, особенные дела, специально касающиеся известного церковного округа, могут быть докладываемы и рассматриваемы в Синоде тогда, когда архиепископ этого округа будет лично находится здесь. Наконец, может быть архиепископам отдаленных округов (сибирских) даже и на короткое время в иные годы окажется неудобным приезжать в Синод. И это можно правильно устроить. Архиепископ, не могущий лично присутствовать в Синоде, как и всякий епископ, не могущий лично присутствовать на соборе, может прислать своего уполномоченного – архимандрита или протоирея которому в таком случае в совещании Синода должен принадлежать такой же голос, как и другим членам Синода – архиепископам.

Членам Синода – представителям архиепископских, округов – должен принадлежать при рассмотрении дел не только совещательный но и решающий голос. Таким образом здесь отношение между председательствующим и другими членами должно быть не такое, как в консистории (см. седьмую статью). Там членам-пресвитерам, при их непосредственном начальнике- епископе, может принадлежат только голос совещательный. Здесь же все члены-равные по существу своей церковной степени; председательствующий, хотя бы и патриарх, по существу церковной степени такой же епископ, как и другие члены; и пресвитеры, занимающее место отсутствующих архиепископов, по древним церковным обычаям, при решении дел имеют такой же голос, какой могли бы иметь самые их доверители, если бы они лично находились здесь.

К числу постоянных членов Синода, вместе с представителями архиепископских округов, мог бы быть причислен и главный правитель духовенства военного, придворного и состоящего при церквях заграничных посольств. Эта отрасль церковного управления без сомнения весьма высокая, и управлять ей удобнее отдельно, не смешивая с епархиальным управлением. Но только нет оснований лишать главу этого управления той церковной степени, какую имеют начальники епархиального духовенства. Начальниками пресвитеров в духовенстве войсковом и придворном, так же как и в епархиальном, должны быть епископы, – и только с такою степенью они, без противоречия правильному церковному обычаю, могут быть членами Синода наряду с другими епископами.

Кроме членов постоянных и пользующихся правом голоса при самом постановление синодских решение, в Синоде могут быть присутствующее переменные из низших членов клира и из мирян, избираемые также от каждого архиепископского округа на известный срок (по одному или по два, на два, на три, на два или на один год), которые могли бы помогать членам епископам при докладе и рассмотрение дел, при составлении нужных справок по всякому делу, которые могли бы принимать участие и в самых совещаниях при обсуждение дел, но при постановлении решений не имели бы права голоса равного с с членами-епископами. При таком составе Синода правильное ведение дел в нем, кажется, могло бы быть твердо обеспечено.

Что касается до канцелярии синодской – до светского чиновничества то значение его в Синоде должно быть не более того, как в других государственных ведомствах. Значение это должно быть лишь служебное, исполнительное. Весь состав чиновничества, как в избрании своем, так и в исполнении должностей, должен зависеть от синодального присутствия – от членов Синода, и ни от кого другого. Представитель государственной власти в Синода, обер-прокурор, назначаемый Государем должен ограничивать свою деятельность лишь наблюдением за тем, чтобы синодские решения не доходили до каких-либо посягательств на область государственную и не противоречили соображениям и интересам государства. В случаях подобных посягательств и противоречий, трудно предвидимых, обер-прокурор может заявлять протесты, делать чрезвычайный донесения Государю; но иметь прямое влияние на решение дел синодских, на синодальную канцелярию, на характер церковного управления и направление внутренней жизни церковной – он не должен.

Вот при таких порядках, мы полагаем, и могло бы восстановиться у нас правильное течение и самостоятельное развитие церковной жизни.