После смерти Патриарха Тихона

12 апреля, после торжественного погребения патриарха Тихона, в Донском монастыре, в присутствии 60 архиереев было оглашено его завещание о порядке Местоблюстительства (составлено 7 января 1924 года), согласно которому он назначал себе трех преемников:

митрополита Кирилла Казанского,

митрополита Агафангела Ярославского и

митрополита Петра Крутицкого.

“В случае Нашей кончины, – говорилось в завещании, – Наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, предоставляем временно Высокопреосвященному митрополиту Кириллу (Смирнову). В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященному митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Если же и сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то Наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященному Петру (Полянскому), митрополиту Крутицкому.

Доводя о настоящем Нашем распоряжении до общего сведения всех Архипастырей, пастырей и верующих Церкви Российской, считаем долгом пояснить, что сие распоряжение заменяет таковое Наше распоряжение, данное в ноябре месяце 1923 года”.

Таким образом, патриарх Тихон открыл Церкви имена тех избранников, которых он, по поручению Собора, наметил в 1918 году и которые были наделены Собором чрезвычайными полномочиями – всей полнотой “патриарших прав и обязанностей”.

Строго говоря, по канонам церковным, “епископу не дозволяется вместо себя поставлять другого в преемники себе, хотя бы он был и при конце жизни” (только Собором), а согласно постановлениям Русской Церкви местоблюститель патриаршего престола должен избираться соединенным присутствием Синода и Высшего Совета и обязательно из среды членов Синода. Завещание патриарха в части назначения себе преемника вызвало вполне законное возмущение епископата. Но ситуация была настолько непредвиденной канонами, что такое решение патриарха можно понять и объяснить.

“Заключение”, подписанное всеми архиереями, гласило:

“Убедившись в подлинности документа и учитывая 1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл (Смирнов), ни митрополит Агафангел (Преображенский), не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, Мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосвященный митрополит Петр (Полянский) не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстительства”. Первой под документом стояла подпись Нижегородского митрополита Сергия.

Единственный член Синода, митроп. Кирилл, был в ссылке. В ссылке был и митроп. Агафангел. Не действовали и оба учреждения – Синод и Совет, которые должны были избрать преемника.

12 апреля 1925 года митрополит Петр вступил в управление Церковью.

Несмотря на давление советской власти, митроп. Петр категорически отказался подписать какую бы то ни было угодную ей Декларацию. 10 декабря он и группа близких ему епископов были арестованы. Митрополит Петр был сослан в ссылку. За несколько дней до ареста он составил распоряжение о своих временных заместителях:

“В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять Мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя, временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию (Страгородскому), митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопреосвященнейший Михаил (Ермаков), Экзарх Украины, или Высокопреосвященнейший Иосиф, архиепископ Ростовский, если митрополит Михаил (Ермаков) лишен будет возможности выполнить это мое распоряжение.

Возношение за богослужениями Моего имени, как Патриаршего Местоблюстителя, остается обязательным.

Временное управление Московской епархией поручаю Совету Преосвященных Московских викариев, а именно: под председательством епископа Дмитровского Серафима (Звездинского), епископу Серпуховскому Алексию (Готовцеву), епископу Клинскому Гавриилу (Красновскому) и епископу Бронницкому Иоанну (Василевскому)”. Распоряжение было подписано 6-м декабря.

Итак, только митрополит Сергий мог после ареста митроп. Петра вступить в управлению Церковью, но он не смог сразу выехать в Москву. Этим воспользовался архиепископ Екатеринбургский Григорий (Яцковский).

22 декабря он собрал в Донском монастыре 10 епископов, объявивших себя Временным Высшим Церковным Советом, который, по замыслу его основателей должен был стать “временным органом церковного управления Российской Православной Церкви”, при этом оставаясь “в каноническом и молитвенном общении с Патриаршим Местоблюстителем”.

1 февраля 1926 года он посетил в тюрьме митрополита Петра и под предлогом, что все его заместители лишены возможности управлять Церковью, испросил у него благословение передать управление Церковью Коллегии во главе с самим Григорием. Обманув таким образом митрополита Петра, архиеп. Григорий на “законном” основании устроил свой Церковный Совет.

На этот раз митроп. Петр сформулировал свое поручение более четко, чем в распоряжении от 6 декабря, оговорив, что “коллегия” является “выразительницей Наших, как Патриаршего Местоблюстителя, полномочий по всем вопросам, кроме вопросов принципиальных и общецерковных, проведение в жизнь которых допустимо лишь с Нашего благословения”, причем и такие полномочия поручались лишь “временно, до выяснения Нашего дела”.

Митроп. Сергий, однако, не подчинился резолюции митроп. Петра на том основании, что григориане добыли ее обманным путем, скрыв от митроп. Петра, что все назначенные им члены коллегии фактически приступить к управлению не могут. Он единолично наложил запрещение на членов ВВЦС.

Освобожденный вскоре (18 апреля 1926 года) после отбытия срока митроп. Агафангел (второй кандидат на местоблюстительство) обратился из Перми с сообщением о вступлении в исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя на основании “постановления Собора, установившего порядок патриаршего управления Русской Церкви”, послания патриарха Тихона от 15 июля 1923 года, и распоряжения патриарха от 7 января 1925 года. Сообщение требовало от всей Церкви возношения его имени за богослужением.

Митрополит Сергий в мае 1926 года обратился к епископату с особым обращением и получил его поддержку в претензии на церковное управление. После обмена письмами и личных переговоров, 23 мая митроп. Сергий направляет митроп. Агафангелу письмо с угрозой отстранить его от управления Ярославской епархией, если он не восстановит возношения по епархии имени митроп. Петра.

“В случае неподчинения, я тем же письмом устраняю его от управления Ярославской епархией... Если же подсудимый окажется непреклонным, я просил бы решить, достаточно ли одного устранения от управления епархией, или, ввиду тяжести нарушения канонов и размеров произведенного соблазна, наложить на митр. Агафангела (Преображенского) запрещение в священнослужении впредь до решения его дела собором Архиереев”.

Не дожидаясь ответа митроп. Агафангела, митроп. Сергий предает его суду архиереев, находящихся в Москве. Епископы снова поддерживают эти действия митроп. Сергия.

24 мая митроп. Агафангел отвечает телеграммой: “Продолжайте управлять Церковью. Я воздержусь от всяких выступлений, распоряжение о поминовении митрополита Петра (Полянского) сделаю, так как предполагаю ради мира Церковного отказаться от местоблюстительства”. Таким образом митрополит Агафангел отказался от своих прав и подчинился митроп. Сергию. Архиеп. Григорий прекратил свою авантюру по причине ее полной бесперспективности в таких условиях. Во главе Церкви стал митроп. Сергий и никто уже не претендовал на эту роль.

Вскоре произошел эпизод, позволивший проверить искренность самого митроп. Сергия, который в письме 23 мая писал митроп. Агафангелу: “Мы оба одинаково заинтересованы в том, чтобы осталось незыблемым каноническое основание нашего первого епископа, потому что на законности этой власти зиждется все наше церковное благосостояние..”.

31 мая митроп. Агафангел получил письмо от митроп. Петра из тюрьмы, которым он приветствует вступление митроп. Агафангела в отправление обязанностей Местоблюстителя, отказываясь в его пользу от своих прав. Митроп. Агафангел немедленно известил об этом митроп. Сергия. Права митроп. Агафангела, таким образом, получили незыблемое основание, и в интересах “церковного благосостояния” митроп. Сергий должен был сразу же прекратить свою борьбу против нового Патриаршего Местоблюстителя.

Митроп. Сергий, однако, не отвечает на письмо митроп. Агафангела, а вместо этого, 10 июня 1926 года обращается с заявлением в НКВД с просьбой о легализации возглавляемого им церковного управления и с проектом обращения к всероссийской пастве (кстати, отвергнутым НКВД).

Через три дня после этой попытки обрести “незыблемое каноническое основание” митроп. Сергий накладывает на определении 24-х епископов, одобривших его действия против митроп. Агафангела, резолюцию о том, что воздерживается пока от запрещения его в священнослужении, поскольку они “находят для себя некоторое извинение в получении им письма митроп. Петра (Полянского)”, и предлагает дать митроп. Агафангелу недельный срок для отказа от его притязаний.

13 июня митроп. Сергий пишет митроп. Агафангелу очередное (пятое) письмо с прямым выражением отказа подчиниться митроп. Петру, поскольку митроп. Петр, “передавший мне хотя и временно, но полностью права и обязанности Местоблюстителя и сам лишенный возможности быть надлежаще осведомленным о состоянии церковных дел, не может уже ни нести ответственности за течение последних, ни тем более вмешиваться в управление ими, а также о том, что митроп. Агафангел ранее уже предан архиерейскому суду за совершенное им антиканоническое деяние, приветствуя которое митроп. Петр “сам становится соучастником его и тоже подлежит наказанию”.

Поступок же митроп. Агафангела митроп. Сергий формулирует так: “Вы объявили себя Местоблюстителем при живом законном Местоблюстителе, т. е. совершили деяние, влекущее за собой лишение сана..”.

Ирония судьбы заключалась в том, что все эти “решительные” действия митроп. Сергия были уже абсолютно излишними: еще 8 июня, т. е. за два дня до обращения митроп. Сергия в НКВД, митроп. Агафангел сообщил властям о своем отказе от занятия должности Местоблюстителя, 12 июня сообщает митроп. Петру о своем отказе, ввиду “преклонного возраста и расстроенного здоровья”, и лишь 17 июня уведомляет об этом митроп. Сергия, начиная свою телеграмму обращением “Милостивый Архипастырь и Отец..”.

В июне 1926 года митроп. Сергий составляет проект послания к пастве, выдержанный в достойном тоне, с четким утверждением гражданской лояльности, аполитичности и духовного размежевания Церкви с государством.⁵

Ознакомив епископов с этим проектом, митроп. Сергий одновременно распространил версию о сговоре митроп. Агафенгела с НКВД. Епископы предпочли стать на сторону митроп. Сергия, не дав себе труда вникнуть в антиканоничность его претензий на возглавление Церкви. Те, кто возлагал свои надежды на личные качества, мудрость и духовную твердость митроп. Сергия (а не на могущество Самого Бога) уже через год получили жестокий урок.

27 ноября митрополит Сергий был арестован.

Поводом для этого послужила попытка русских епископов осуществить избрание патриарха путем конспиративного сбора подписей: канонически – весьма сомнительная идея, а политически – чрезвычайно опасная, если не сказать провокационная. Митроп. Сергий возглавил практическое осуществление этого проекта. Большинство епископов высказались за кандидатуру митроп. Кирилла, которому осенью истекал срок ссылки. Было собрано 72 подписи в его пользу, когда начались массовые аресты епископов по делу “контрреволюционной группы, возглавляемой митроп. Сергием”. По сведениям современников, в этот период были сосланы не менее 40 епископов. Митроп. Кирилл получил дополнительный срок.

Согласно распоряжению митроп. Петра от 6 декабря 1925 года, после ареста митроп. Сергия временным заместителем Местоблюстителя должен был стать Экзарх Украины митроп. Михаил, но почему-то этот пост занял митроп. Иосиф (Петровых), незадолго перед этим назначенный митроп. Сергием, по настойчивым просьбам верующих, на Ленинградскую кафедру.

Понимая, что и ему недолго придется оставаться на свободе, митроп. Иосиф сразу же составляет распоряжение об управлению Церковью на случай своего ареста. Он указывает четырех иерархов, которые при строго определенных условиях могут заменить митроп. Петра на посту Местоблюстителя, а если “будет исчерпан ряд поименованных Местоблюстителей – все права и обязанности Патриаршего Местоблюстителя, вместе со званием такового, канонически должны быть усвоены наличному Заместителю”.

Кроме того, он называет и шестерых иерархов, которые могут в определенном порядке занимать пост Заместителя Местоблюстителя. Непосредственно же после себя митроп. Иосиф “преемственно” призывал к “канонически неоспоримому продолжению его полномочий” архиеп. Корнилия (Соболева), архиеп. Фаддея (Успенского) и архиеп. Серафима (Самойловича).

Строго говоря, митроп. Иосиф не имел ни малейшего канонического основания назначать себе преемника, как не имел его, кстати, и митроп. Петр. И уж тем более, он не имел права назначать заместителей самому митроп. Петру. Нормальные представления о церковном порядке и дисциплине в тех обстоятельствах отошли далеко на задний план.

При такой “чехарде” Местоблюстителей и Заместителей вполне понятной становится реакция, например, архиепископа Томского Димитрия (Беликова), который в конце 1926 года созвал епархиальный съезд и объявил Томскую епархию автокефальной, т. е. не подчиняющейся никому из временных управителей Церкви. Архиеп. Серафим Угличский, сменивший митроп. Иосифа на посту Заместителя Местоблюстителя, запретил архиеп. Димитрия в священнослужении.

Архиеп. Серафим тоже категорически отказался подписать требуемую советской властью Декларацию и принять ее условия легализации церковного управления, мотивировав свой отказ тем, что он “не считает себя полномочным решать основные вопросы принципиального характера без находящихся в заключении иерархов”.

20 марта 1927 года, когда судебные репрессии против епископата все возрастали, митроп. Сергий был неожиданно освобожден. Через месяц был освобожден и еп. Павлин (Крошечкин), вместе с которым митроп. Сергий собирал подписи об избрании патриарха. Затем митроп. Сергий получил право жить в Москве, хотя даже до ареста он таким правом не обладал.

18 мая митроп. Сергий собирает несколько епископов, которые образуют из себя Синод “при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя”. С учетом мнения негласного “обер-прокурора”, чекиста Е. Тучкова, в него вошли:

1. Серафим (Александров), митроп. Тверской, которого все подозревали в связях с ГПУ.

2. Сильвестр (Братановский), архиеп. Вологодский, (бывший обновленец).

3. Алексий (Симанский), епископ Хутынский (управляющий Новгородской епархией), (бывший обновленец).

4. Анатолий, епископ Самарский.

5. Павел, архиеп. Вятский и

6. Филипп (Гумилевский), архиеп. Звенигородский, переходивший в секту беглопоповцев.

Упомянутый в составе членов Синода митроп. Арсений Новгородский находился в ссылке в Ташкенте и участвовать в работе Синода не мог.

Вскоре этот Синод получил название Временного Патриаршего (!) Священного Синода.

...Получив в НКВД справку о регистрации (о “неусмотрении препятствий к деятельности”), митроп. Сергий начинает целенаправленное изменение состава иерархии Русской Церкви. Ссыльные епископы увольняются на покой, возвратившиеся из ссылки и “неблагонадежные” епископы переводятся на дальние окраины, начинаются хиротонии и назначения бывших обновленцев и лиц, близких к митроп. Сергию.

16/29 июля 1927 года митроп. Сергий от лица всей Российской Церкви издает свою печально известную Декларацию, удовлетворяющую советскую власть. Православных больно задели слова, свидетельствовавшие о переходе с позиции аполитичности на позицию внутренней солидарности с советской властью.

Церковные деятели, согласно Декларации, – “с нашим народом и нашим правительством”, не на словах, а на деле являются они верными гражданами советского союза, Советский Союз признавался гражданской родиной каждого верующего, радости и успехи которой – его радости и успехи, а неудачи – его неудачи. В Декларации предлагалось выразить “всенародную благодарность Советскому правительству за внимание к духовным нуждам православного населения”. Декларация митроп. Сергия разделила русский епископат и верующих на три неравные части: принявших ее, смущенных ею и не принявших ее.

Позицию митроп. Сергия полностью разделяли архиеп. Курский Ювеналий, епископ Полонский Максим, архиеп. Евгений, епископ Авраамий и некоторые другие.

К смущенным Декларацией можно отнести собор единодушных узников соловецких.

Духовными руководителями не принявших Декларацию стали: епископ Глуховский Дамаскин, епископ Глазовский Виктор, архиеп. Черниговский Пахомий, митроп. Кирилл, митроп. Иосиф, архиеп. Серафим, и другие. Все они отправили митроп. Сергию сильные аргументированные письма с критикой основных положений его Декларации.

Начались отходы и отложения от митроп. Сергия различных иерархов с их паствами. Первыми отошли петроградцы. Их делегация, посетившая митроп. Сергия, обратила его внимание на его подозрительное окружение: “Кем окружили вы себя Владыка. Ведь одно имя епископа Алексия Симанского может дискредитировать весь Синод?”

Первую попытку разорвать порочный круг предпринимает Ленинградский митроп. Иосиф, которого митроп. Сергий со своим Синодом Указом от 13 сентября 1927 года переводит на Одесскую кафедру на том основании, что гражданские власти запретили ему въезд в Ленинград. Неожиданно, вместо традиционной бессловесной покорности, с которой русские архиереи принимали исходящие “сверху” распоряжения, митроп. Иосиф отвечает полным и категорическим отказом подчиниться приказу о своем перемещении, как незаконному и неприемлемому.

По докладу Петергофского епископа Николая (Ярушевича) о волнениях в Ленинградской епархии в связи с делом митроп. Иосифа, митроп. Сергий с Синодом принимают постановление, в котором, ссылаясь на каноны, не относящиеся, впрочем, к сути данного конкретного дела, “церковную пользу”, “церковное послушание и дисциплину”, “искусственности” связи с епархией митроп. Иосифа, советуют “не соблазняться легкой возможностью жить в Ростове”, и требуют не производить “смущение” среди верующих...

Викариям Ленинградской епархии предписывалось прекратить за богослужением возношение имени митроп. Иосифа и подчиниться временному управляющему Ленинградской епархии еп. Николаю.

Митроп. Иосиф однако снова не подчиняется, в своем письме к митроп. Сергию от 30 октября поясняя, что нестроения в епархии породил тайно оглашенный приказ о его перемещении, что связь его с ленинградской паствой не искусственная, но основанная на горячей любви к нему пасомых, что его скудная жизнь в Ростове не может его ничем соблазнить и, наконец, что послушания “церковной власти” он оказывать не желает, поскольку сама церковная власть находится в рабском состоянии...

Митрополиту Киевскому Михаилу, на запрос относительно прибытия его в Одессу, митроп. Иосиф отвечает телеграммой: “Перемещение противоканоническое, недобросовестное, угождающее злой интриге, мною отвергнуто”.

Декларация митроп. Сергия вызвала глубочайшее потрясение всего православного мира. Со всех концов русской земли раздались голоса протеста духовенства и мирян. На имя митроп. Сергия посыпались масса всевозможных Посланий, в копиях распространяемых по всей стране. Авторы этих Посланий умоляли митроп. Сергия отказаться от избранного им пути.

В числе протестующих были замечательные церковные деятели Русской Церкви: митроп. Агафангел, митроп. Казанский Кирилл, первый кандидат на местоблюстительство, намеченный патриархом Тихоном, митроп. Иосиф, заместитель местоблюстителя Петра, архиеп. Угличский Серафим, бывший временный заместитель местоблюстителя, архиеп. Иларион (Троицкий), знаменитый сподвижник патриарха Тихона, архиеп. Пахомий Черниговский, архиеп. Прокопий Херсонский, епископ Глазовский Виктор, епископ Пермский Варлаам, епископ Ростовский Евгений, епископ Глуховский Дамаскин, епископ Прилукский Василий, епископ Воронежский Алексий, епископ Никольский Иерофей, викарный епископ Смоленской епархии Иларион, епископ Гдовский Димитрий, епископ Нарвский Сергий, епископ Серпуховской Максим, епископ Новомосковский Павел, епископы Гавриил, Аверкий, Нектарий, Феодор, Филипп, Стефан, Петр и другие епископы, находившиеся в ссылках и концлагерях.

Среди протестующих были выдающиеся представителя духовенства, богословы-профессора и церковно-общественные деятели: проф. Московской Духовной Академии о. Павел Флоренский, проф. той же Академии о. Феодор Андреев, о. Василий Верюжский, о. Сергий Тихомиров, о. Валентин Свенцицкий, о. Александр Сидоров, о. С. Мечев, о. Викторин Добронравов, о. Никифор Стрельников, о. Николай Прозоров, о. Александр Кремышанский, о. Николай Пискановский, о. Сергий Алексеев, о. Анатолий Жураковский, игум. Варсонофий (Юрченко), протоиерей Григорий Селецкий, протоиерей Антоний Котович, бывший президент Петербургского Религиозно-Философского Общества, знаменитый русский философ проф. С. Аскольдов, философ А. Мейер, проф. Петербургской Духовной Академии А. Бриллиантов, известный издатель религиозно-нравственной литературы проф. М. Новоселов, проф. Московской Консерватории философ А. Лосев, профессор-психиатр В. Финне, диакон-доцент Петербургского Университета В. Финне, профессора Военно-Юридической Академии С. Абрамович-Барановский и А. Колосов, философ доктор Μ. Маржецкий, и многие многие другие, их же невозможно перечесть.

После потока таких “посланий”-протестов начались нескончаемые вереницы делегаций с мест лично к митрополиту Сергию. Об одной из таких делегаций стоит упомянуть. 27 ноября 1927 года в Москву прибыла представительная группа от Петроградской епархии, возглавляемая епископом Гдовским Димитрием. Делегация привезла письма от епископата (7 подписей), петроградского духовенства и мирян, подписанное многими видными научными сотрудниками Академии Наук, Университета, Военно-Медицинской Академии и других научных и учебных заведений.

В декабре 1927 года проф. прот. В. Верюжский изложил в обращении к митроп. Сергию требования, которые он должен был, по мнению ленинградского духовенства, исполнить, чтобы прекратить вызванные его деятельностью нестроения в Церкви:

1. Отказаться от намечающегося курса порабощения Церкви государству.

2. Отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов.

3. Поставить Временный Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его учреждении, в смысле совещательного органа, и чтобы распоряжения исходили только от имени Заместителя.

4. Удалить из состава Синода пререкаемых лиц (т. е. архиеп. Серафима Александрова, еп. Алексия Симанского и еп. Филиппа Гумилевского).

5. При организации Епархиальных Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917–18 гг. и авторитет епископата.

6. Возвратить на ленинградскую кафедру митроп. Иосифа (Петровых).

7. Отменить возношение имени Заместителя (митроп. Сергий распорядился возносить свое имя за литургией вслед за именем митроп. Петра ради отличия от григориан, поминавших только митроп. Петра).

8. Отменить распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть.

Петроградская делегация получила письменный ответ митроп. Сергия, в котором он категорически отказывался переменить курс “новой религиозной политики”.

Ряд епархий, возглавляемых своими архипастырями, стали отходить от митроп. Сергия и его Синода.

Первыми отложились петроградцы – епископ Димитрий Гдовский и епископ Сергий Марвский со своей паствой, написав 16 декабря специальное мотивированное послание митроп. Сергию. 22 декабря отложилась Глазовская епархия, возглавляемая епископом Виктором. 30 декабря отложились серпуховского духовенство и миряне во главе с еп. Алексием (Готовцевым). 9 января 1928 года отложился управляющий Воронежской епархией епископ Козловский Алексий со своей паствой. 12 января отошел со своей паствой епископ Никольский Иерофей.

Послания с мотивами своего отхода написали: митроп. Агафангел, архиеп. Угличский Серафим, митроп. Петроградский Иосиф, архиеп. бывш. Пермский Варлаам (Ряшенцев), епископ Ростовский Евгений (Кобранов).

В разное время прервали общение с митрополитом Сергием:

митроп. Казанский Кирилл,

архиеп. Пахомий,

епископы: Дамаскин, Василий, Иларион (викарий Смоленский), Максим (Серпуховской), Аверкий, Нектарий (Трезвинский) и другие, написав митрополиту Сергию мотивированные послания.

14/27 сентября 1927 года митроп. Сергию было написано “Открытое письмо” соловецких узников по поводу его Декларации, в котором, в частности, говорилось:

1) Мы одобряем самый факт обращения Вашего к Правительству с заявлением о лояльности Церкви в отношении к Советской власти, что касается гражданского законодательства и управления...

2) Мы вполне искренно принимаем чисто политическую часть послания...

3) Но мы не можем принять и одобрить Послание в его целом, по следующим соображениям:

а) в абзаце “5” мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства. Церковь не может взять на себя пред Государством (какова бы ни была в последнем форма правления) обязательства считать все радости и успехи Государства – своими радостями и успехами, а все неудачи – своими неудачами, ибо всякое Правительство может принимать иногда решения безрассудные, несправедливые и жестокие, которым Церковь вынуждена бывает подчиниться, но не может им радоваться или одобрять. В задачу настоящего Правительства входит искоренение религии, но успехи его в этом направлении Церковь не может признать своими успехами;

б) в абзаце “4” приносится Правительству “всенародная благодарность” за внимание к духовным нуждам Православного населения. Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви в настоящее время является чем то в роде “Сатирикона”, и потому не может быть серьезным и искренним, что не отвечает достоинству Церкви и возбуждает справедливое негодованиее в душе верующих людей. И это понятно, ибо до сих пор отношение Правительства к духовным нуждам Православного населения выражалось лишь во всевозможных стеснениях религиозного духа и его проявлений: в осквернении и разрушении храмов, в закрытии монастырей, в отобрании святых мощей, их поругании и осквернении, в запрещении преподавания Закона Божьего, изъятии из общественных библиотек религиозной литературы, не говоря уже о лишении Церкви прав юридического лица. Как мало Правительство проявило внимания к религиозным потребностям населения, лучше всего показывает оскорбительная для чувства верующих статья официального Правительственного органа “Известия ВЦИК”, предваряющая Послание м. Сергия;

в) Послание, принимая без всяких оговорок официальную версию, всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и Государством возлагает на Церковь, на контрреволюционное настроение ее клира, проявляющееся в словах и делах. Между тем, за последнее время не было слышно ни одного судебного процесса, на котором публично и гласно были бы доказаны политические преступления служителей Церкви. Несмотря на это, многочисленные епископы и священники томятся в тюрьмах, ссылках и на принудительных работах. Они попали сюда не в судебном, а в административном порядке, и не за политические выступления, а за свою чисто церковную деятельность, борьбу с обновленчеством, или по причинам часто неизвестным самим пострадавшим. Настоящей же причиной борьбы, тягостной как для Церкви, так и для Государства, служит задача искоренения религии, которую ставит себе настоящее Правительство. Именно это принципиальное отрицательное отношение Правительства к религии заставляет Государство с подозрением смотреть на Церковь, независимо от ее политических выступлений, не позволяя Церкви принимать чисто духовных мер против законов, направленных к ее разрушению..”.

В “Пятнадцати пунктах”, содержащих мнения ссыльных епископов, написанных той же осенью 1927 года, отмечалось:

“В 1926 году м. Сергий говорил, что он, как временно заменяющий Местоблюстителя, не считает себя в праве обращаться с Посланием ко всей Русской Церкви. Он может посылать только циркуляры. Почему же теперь не поступлено также?...

Послание м. Сергия и его Синода толкает Церковь на путь союза с Государством, ибо самое Послание есть уже политическое выступление, как и смотрят на него составители и Правительство. Выступление м. Сергия весьма похоже на подобные же политические выступления обновленцев, отличаясь от них не по существу, а только по форме и объему...

Церковь вообще осуждает всякую жестокость, в том числе и всякие террористические акты и убийства, кем бы они не совершались. По посланию же м. Сергия, как будто плохо только тогда, когда нас бьют...

На местах мы неоднократно слыхали: “докажите вашу лояльность на деле”, при чем это “на деле” понималось в доставлении сведений о политической настроенности тех или иных лиц. Теперь, когда Первоиерарх всенародно приглашает всю Православную Церковь “на деле” показать свою лояльность, не будет ли это истолковано как принятие для всех деятелей Православной Церкви известных обязательств перед ГПУ?...

Законы церковные строго осуждают получение церковных прав и должностей через посредство “мирских начальников”. Ни для кого не секрет, что члены Сергиевского Синода получили это звание через мирских начальников...

В первый раз м. Сергий получил первосвятительские права от м. Петра и с Божией помощью тогда мудро действовал во внутрицерковных делах (дело Григория, Агафангела), и в переговорах с Правительством составил вполне приемлемую и не унизительную для Церкви Декларацию (1926 года) и наметил способ ознакомления с ней православных (ознакомление с ней Епископата). Вторично же правительские права он получил не без мирских начальников, ибо свободу он без сомнения получил потому, что выпуская его, рассчитывали получить от него больше выгоды для своей антирелигиозной деятельности, чем от всех других заместителей. Не здесь ли причина того, что им в сравнительно короткий срок допущен целый ряд неосмотрительных, неосторожных, неправильных и неканонических действий, справедливо заслуживающих осуждение виднейших архипастырей и преданных Церкви духовных и светских лиц, как будто на вторую первосвятительскую деятельность м. Сергия нет Божьего благословения...

Но, дабы не увеличивать разделений и расколов, поскольку м. Сергий не проповедует еще всенародно ереси, осужденной отцами, православные не должны порывать с ним, как с заместителем Первоиерарха, впредь до Собора, или до возвращения м. Петра, которые должны будут предать м. Сергия Церковному Суду... Теперь каноническая ниточка еще связывает м. Сергия с Православной Церковью и нас с м. Сергием”.

“Формула” отхода петроградцев была подписана:

14/27 декабря 1927г. Димитрием, епископом Гдовским и

16/29 декабря 1927 г. Сергием, епископом Нарвским.

В ответ на их послание, оба епископа были запрещены митроп. Сергием в служении. Епископ Димитрий, 70-летний старец, был заключен в Ярославскую тюрьму на 10 лет и после отбытия полного срока расстрелян. Епископ Сергий был арестован, сослан и скончался в ссылке.

Прещениям со стороны митроп. Сергия подвергся (после аналогичного решения Глазовской епархии) и епископ Виктор. Его сослали на 3 года в Соловецкий лагерь, затем – в ссылку, где он и скончался. Такая же судьба – у епископа Козловского Алексия: скончался в ссылке.

Подобные вышеприведенному “отложения” направили митроп. Сергию: еп. Никольский Иерофей, некоторые другие епископы, прот. Валентин Свенцицкий, архим. Иларий, настоятель Тихоновской пустыни, другие видные пастыри.

В конце 1927 года митроп. Сергий издает указ № 549 об обязательном поминовении за богослужением советской власти и об отмене поминовения епархиальных архиереев, находящихся в ссылке. Накануне 10-й годовщины революции Сергиевский Синод разослал всем епархиальным управлениям специальную молитву за советскую власть.

Наиболее значительным событием было отложение 6 февраля 1928 года митроп. Ярославского Агафангела с группой авторитетных архипастырей: Серафимом, архиеп. Угличским (викарий, один из заместителей патриаршего Местоблюстителя), митроп. Иосифом (третий Местоблюститель), архиеп. Варлаамом, бывшим Пермским, временно управлявшим Любимским викариатством, и Евгением, епископом Ростовским.

Несмотря на принятие митроп. Сергием приемлемой со всех сторон для советской власти Декларации и многие другие “лояльные” шаги, репрессии против духовенства не прекратились. В некотором смысле даже усилились. Духовенство по-прежнему арестовывали, как “контрреволюционеров”, расстреливали, ссылали в лагеря и ссылки. В одном соловецком лагере в 1928 году по “церковным” делам сидели около 20 процентов от общего числа заключенных.

Вскоре после издания Декларации митроп. Сергий обратился к Восточным патриархам с посланием. Были получены ответы от Иерусалимского патриарха Дамаскина, Антиохийского Григория и Константинопольского Василия. Они вдруг “с радостью” узнали о примирении митроп. Сергия с гражданскими властями и признали его законным возглавителем одной из половин Русской Церкви, наряду с обновленцами. Из их приветствий видно, что “симфонической болезнью” страдала не только Русская Церковь. И вообще, зная о не церковном поведении Восточных патриархов во время обновленческого бума, придавать их грамотам с признанием митроп. Сергия серьезного значения нельзя.

11 апреля 1928 года митроп. Сергий и его Синод принимают постановление: предать суду епископов, запретить в священнослужении и уволить на покой митроп. Иосифа (Петровых), еп. Иерофея (Афоника), еп. Евгения (Кобранова), архиеп. Серафима (Самойловича), архиеп. Варлаама (Ряшенцева). О митроп. Агафангеле постановлено, что хотя он своими “раздорническими” действиями заслужил все эти прещения, но, с учетом его “прежних заслуг перед Церковью” и “болезненного состояния”, ему дается месячный срок на покаяние, после чего подлежит запрещению в священнослужении...

15 мая 1929 года раздается, наконец, голос митрополита Кирилла – первого из названных патриархом Тихоном Местоблюстителей, самого авторитетного (как показал опрос 1926 г.) иерарха в Русской Церкви.

В своем письме к митроп. Сергию из места ссылки в Туруханском крае митроп. Кирилл подверг критике создание Синода, нарушающее Соборное постановление о порядке избрания органов Высшего Церковного Управления. Он отказался признавать для себя обязательным к исполнение любого распоряжения митроп. Сергия, издаваемого с участием “так называемого Патриаршего Синода”.

Во избежание возможных недоразумений, здесь же укажем, что митроп. Кирилл не только не утверждал, но даже не заподазривал якобы безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств (“да сохранит всех нас Господь от такого помышления” – слова самого митроп. Кирилла).

В то же время митроп. Сергий и его Синод 6 августа 1929 года принимают постановление об отношении к священнодействиям, совершаемым “раскольничьим клиром”. Приравняв всех, несогласных с церковными действиями митроп. Сергия, к обновленцам и григорианам, постановление, в частности, гласит:

“Таинства, совершенные в отделении от единства церковного... последователями быв. Ленинградского митр. Иосифа (Петровых), быв. Гдовского епископа Димитрия (Любимова), быв. Уразовского епископа Алексия (Буй), как тоже находящихся в состоянии запрещения, также недействительны, и обращающихся из этих расколов, если последние крещены в расколе, принимать через таинство Святого Миропомазания; браки, заключенные в расколе, также завершать церковным благословением и чтением заключительной в чине венчания молитвы “Отец, Сын и Святой Дух”. Умерших в обновленчестве и в указанных расколах не следует хотя бы и по усиленной просьбе родственников отпевать, как и не следует совершать по их и заупокойную литургию”.

Из всех церковных преступлений митроп. Сергия эта хула на благодать – несомненно, преступление самое тяжкое. За церковное инакомыслие (и не в вопросах веры – а в вопросах церковной политики!) митроп. Сергий лишал человека не жизни и свободы, но гораздо большего – он отлучал его от Самого Источника Вечной Жизни. И хотя “отлучение” это, несомненно, оставалось только на бумаге, это не уменьшает тяжкого греха митроп. Сергия, возомнившего, что Божественная Благодать подчиняется канцелярским указам.

С возмущением и скорбью пишет об этом митроп. Кирилл в своем втором письме к митроп. Сергию от 12 ноября 1928 года. После этого письма митроп. Сергий с Синодом принимает постановление о предании митроп. Кирилла архиерейскому суду и увольнении его от управления епархией. На запрещение в священнослужении митроп. Сергий на этот раз не осмелился.

В феврале 1930 года митроп. Сергий дал иностранным корреспондентам печально известное интервью, в котором заявил, что сообщения зарубежной печати о преследовании верующих и священнослужителей в России лишены какого-либо основания и представляют собой “клевету, совершенно недостойную серьезных людей”. Выступления в защиту российских верующих, по его мнению, “должны быть осуждены всеми верующими христианами”.

В 1931 году выходит в свет 1-й номер “Журнала Московской Патриархии” и первая статья в нем излагает аргументы в пользу принятия митроп. Сергием высшей церковной власти. Понадобилось два года для того, чтобы православное церковное сознание созрело для полного и исчерпывающего ответа на “экклезиологические построения” митроп. Сергия.

В июле 1933 года иерарх, не указавший свое имя (скорее всего, это был митроп. Кирилл, хотя некоторые предполагают, что авторство принадлежит митроп. Иосифу), написал митроп. Сергию письмо, которым опровергал аргументацию митроп. Сергия относительно “каноничности” его положения. Этот документ, несомненно, дошел до православных архиереев и был положен в основу позиции “непоминающих” (так называли себя те, кто возносил за богослужением только имя митроп. Петра).

Митрополит Сергий, уже не обращая никакого внимания на обличения и церковную деятельность “непоминающих”, продолжал укреплять “Московскую Патриархию”, как центр церковной власти.

27 апреля 1934 года Синод и присоединившиеся к нему архиереи (всего вместе с синодалами 21 человек) присвоили митроп. Сергию титул “Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского”, т. е. фактически возвели его на Патриаршую кафедру.

22 июня 1934 года митроп. Сергий пошел еще на одно церковно-каноническое преступление: исполнил, наконец, требование советской власти, которое она предъявляла еще патриарху Тихону: запретил в священнослужении заграничных русских епископов.

27 декабря 1936 года, в связи с последовавшей 29.8/11.9 1936 г. кончиною в ссылке Митрополита Крутицкого Петра (Полянского) был принят “Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, Блаженнейшему Митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)”.

К началу войны 1941 года в Русской Православной Церкви было только пятеро епископов, включая самого митроп. Сергия. Остальные находились в тюрьмах и лагерях или были расстреляны. И тем не менее, с первого дня войны митроп. Сергий занял недвусмысленную патриотическую позицию. Через несколько часов после вторжения германских войск, он выпустил воззвание ко всей Церкви с призывом к защите Родины (перепуганный Сталин выступил с обращением к народу только на десятый день).

В 1942 году в Москве вышла книга под названием “Правда о религии в России”, изданная Московской Патриархией с предисловием митроп. Сергия, в котором он отрицает всякое гонение на Церковь со стороны советской власти и называет Новомучеников государственными преступниками. “За годы после Октябрьской революции, – писал он, – бывали неоднократные процессы церковников”. За что же судили их? Оказывается, за то, что они, “прикрываясь рясой и церковным знаменем, вели антисоветскую работу”.

4 сентября 1943 года состоялась “историческая” встреча трех иерархов (митроп. Сергия и митропп. Алексия и Николая) со Сталином, результатом которой, между прочим, стало образование правительственной организации – Совета по делам Русской Церкви, преобразованного затем в Совет по делам религий, которая стала осуществлять контроль над церковной деятельностью.

Несколько дней спустя, 8 сентября 1943 года, “Собор Российских епископов” в количестве 18 человек избрал митроп. Сергия патриархом.

Этот Собор начал великую кампанию прославления безбожного “вождя всех времен и народов”. “Глубоко тронутые сочувственным отношением нашего всенародного Вождя, Главы Советского Правительства И. В. Сталина к нуждам Русской Православной Церкви, приносим Правительству нашу общесоборную искреннюю благодарность..”. и т. п. “Мудрый, Богопоставленный Вождь народов нашего великого Союза..”. – постоянное выражение патриарха Сергия о Сталине.

При патриархе Сергии “взаимоотношения между Русской Православной Церковью и Советским Государством находились в полном соответствии с Конституцией Советского Союза и с той лояльной позицией, которую наша Церковь заняла и занимает по отношению к Советской власти. Поэтому нет оснований рассматривать их в неблагоприятном смысле для Церкви, как это делают некоторые недоброжелатели Советского Союза”(?!). 15 мая 1944 года патриарх Сергий, 77 лет, скончался.

В завещании патриарха Сергия о Местоблюстительстве, написанном им 12 октября 1941 года, преемником был указан митроп. Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский).⁶ Первым шагом патриаршего Местоблюстителя явилось его письмо Сталину (20 мая 1944), в котором он выразил твердое желание держаться в управлении Церковью того же пути, по которому шел его предшественник.

“Действуя в полном единении с Советом по делам Русской Православной Церкви, – писал он, – я вместе с учрежденным покойным Патриархом Священным Синодом буду гарантирован от ошибок и неверных шагов”. Те же мысли были изложены и в первом его Послании к архипастырям, пастырям и мирянам.

“Труд мой облегчается тем, – писал он в этом Послании, – что святейший патриарх (Сергий) ясно наметил путь, по которому должен пойти тот, кому вверено водительство корабля церковного, – это строгое следование священным правилам церковным, верность Родине, нелицемерная, по наставлению апостольскому, покорность предержащей власти, яже суть, по Апостолу, от Бога”.

Поместный Собор Русской Православной Церкви открылся 31 января 1945 года в храме Воскресения в Сокольниках (храм Христа Спасителя разрушен, Успенский собор Кремля закрыт).

Вместе с гостями на Соборе присутствовало 204 человека: 45 епископов, около 100 человек духовенства, остальные – миряне. 12 иерархов представляли другие Поместные Церкви. Александрийская, Антиохийская и Грузинская Церкви были представлены на высшем уровне, своими Патриархами, остальные прислали своих высоких представителей.

Первое слово на Соборе было предоставлено не кому-нибудь, а председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Карпову. Карпов так охарактеризовал отношения Церкви и государства: “В нашей великой стране с победой нового, невиданного еще в мире, социалистического, самого справедливого строя, волею народа Церковь отделена от Государства и пользуется полной свободой в своей внутрицерковной жизни, а установившиеся взаимоотношения между Церковью и Государством являются вполне нормальными, благодаря невмешательству Церкви в политическую деятельность Государства и, с другой стороны, – невмешательству Государства во внутреннюю деятельность Церкви”.

В ответном слове патриарший Местоблюститель митроп. Алексий поблагодарил правительство за высокое внимание к Собору и за благоприятное отношение к Церкви, которая “свободно управляясь внутренне, во всех делах и вопросах, требующих помощи и поддержки гражданской власти, всегда получает необходимое удовлетворение”.

2 февраля, на втором (и последнем) заседании Собора, митрополит Алексий был единогласно избран патриархом Российским. Известно, что перед Собором архиеп. Лука (Войно-Ясинецкий) высказывался за избрание патриарха путем жребия, по образцу Поместного Собора 1917–18 гг. Однако это предложение не рассматривалось и патриарх Алексий избирался путем открытого голосования.

По пути покорности государственной власти преосвященный Алексий продолжал вести Церковь и став патриархом. Иной (кроме гражданской и патриотической верности советской власти) позиции, по его мнению, Церковь и не может иметь, в силу “православного убеждения в богоустановленности государственной (читай: советской) власти”.

4 февраля 1945 года в Богоявленском соборе состоялась его интронизация. После благодарственного молебна Карпов и патриарх Алексий троекратно облобызались.

На Соборе было принято “Положение об управлении Русской Православной Церкви”. Согласно этому положению, высшая власть в Церкви принадлежит Поместному Собору, “периодически созываемому в составе епископов, клириков и мирян” (согласно постановлению Собора 1917–18 гг., не реже одного в три года), но за все 70 лет советской власти было только три Собора, и причиной созыва двух из них была смерть очередного патриарха.

...В состязании восхваления Вождя патриарх Алексий, пожалуй, превзошел своего предшественника. Каких только хвалебных слов в адрес Сталина не использовал он в своих выступлениях! Со временем покорность государственной власти у патриарха даже усиливается. Реакция его на хрущевскую “церковную” политику, когда за несколько лет (1958–1964) было закрыто и частично уничтожено около 12 тысяч храмов, ни на йоту не отличается от реакции митрополита Сергия на разгром церковной организации в 30-е годы. Когда же о насильственном закрытии храмов стали говорить на Западе, то для опровержения этого было поручено митрополиту Никодиму выступить в газете “Юманите”, а митрополиту Пимену – по радио.

Епископат превратился в пустую ширму, прикрывающую своим благолепием и роскошью повсеместное поругание веры. Некоторые из епископов соглашались на запрет пускать малолетних в храм, не исповедывать и не причащать их, не крестить без регистрации, не крестить на дому, не крестить несовершеннолетних.

Над всем этим безмолвно стоял в своем патриаршем благолепии патриарх Алексий.

В 1958 году Патриархия выпустила солидную книгу – “Русская Православная Церковь. Устройство. Положение. Деятельность” с предисловием патриарха Алексия. Уже давно в гробу лежит тот, перед которым трепетало все руководство Патриархии. Уже развенчан культ личности Сталина и страна, кажется, идет в направлении более человеческого устройства. И можно было бы сказать в этой книге кое-что от правды, по которой так истосковалось сердце верующего человека. Но книга эта предназначена не для рядового верующего. Она предназначена для “других стран” (согласно предисловию), почему и издается сразу на семи языках (русском, английском, немецком, французском, итальянском, испанском и арабском). Отметим попутно, что в это же самое время Церковь задыхалась от нехватки простейшей богослужебной литературы.

И вот, в этой книге авторы пишут, что Декрет об отделении Церкви от государства (они называют его декретом о свободе совести, без кавычек, естественно) открыл перед Церковью ее собственную сферу деятельности- сферу заботы о спасении душ.

“В силу этого декрета все религиозные организации в стране, в том числе и Русская Православная Церковь, получили возможность свободно осуществлять свою религиозную жизнь и деятельность... Некоторые из верующих... не сразу осмыслили свободу совести. Они приняли отделение Церкви от Государства за преследование религии. А враждебные новому государственному строю элементы распространяли за границей ложные слухи, будто Церковь в России несвободна в своей деятельности и всячески притесняется властью”.

Повторяя сказанное в книге “Правда о религии в России”, авторы утверждают: “Этот декрет имел громадное значение в оздоровлении внутренней жизни Церкви... Декрет... снял тот гнет, который лежал над Церковью долгие годы, освободил Церковь от внешней опеки. Это принесло внутренней жизни Церкви громадную пользу”.

“Царские законы совершенно отрицали свободу совести, – пишут с благословения патриарха Алексия безымянные авторы. – Только победой Великой Октябрьской революции был положен конец вековой царско-самодержавной политической опеке над совестью граждан, только при Советской власти Церковь была отделена от Государства и школа от Церкви и установлены действительная свобода совести и подлинная веротерпимость”.

Вообще надо сказать, что почти каждый абзац этой великолепно изданной книги пересыщен ложью и пропагандой. Что ни утверждение, то – неправда. А для придания ей видимости достоверности, привлекаются иностранные граждане самых разных положений, которые побывали в Союзе, которых “на славу” здесь угощали и которые благодарно отдают свои голоса в пользу советско-патриархийной пропаганды. Тут вам и православные патриархи, и инославные представители, которые якобы своими глазами видели (?) свободу, в условиях которой живет Русская Церковь. Этот “конек” преданно служил службу советской власти и Патриархии до недавнего времени.

Всю эту ложь покрывал своим патриаршим омофором патриарх Алексий.

Соблазненные такой массированной и авторитетной пропагандой, возобновленной после диоклетиановых гонений 30-х годов, во время и после войны многие заграничные архиереи и священнослужители вернулись на Родину, получили кафедры и приходы и поневоле должны были вписаться (и вписались, в разной, правда, степени) в советскую систему. Среди них:

епископ Иоанн (Лавриненко), вернулся из Чехословакии в 1945 году;

епископ Алексий (Пантелеев), вернулся из США в 1946 году;

митрополит Вениамин (Федченков), вернулся из США в 1947 году;

епископ Антоний (Васильев), бывший Сан-Францисский и Калифорнийский, вернулся из США в 1952 году;

митрополит Серафим (Лукьянов), вернулся в 1954 году из Франции;

архимандрит Мстислав (Волонсевич), вернулся из Западной Германии в 1955 году;

епископ Феодор (Текучев), бывший Сан-Францисский и Калифорнийский, вернулся из США в 1956 году.

Из Китая в разное время вернулись в Советский Союз:

митрополит Нестор (Анисимов),

архиепископ Виктор (Святин),

архиепископ Ювеналий (Килин),

архиепископ Никандр (Викторов),

архимандрит Гавриил (Огородников) и даже

архиепископ Димитрий (Вознесенский), отец будущего главы Зарубежной Церкви, митрополита Филарета.

Некоторые, доверчивые ко лжи и советской пропаганде, “оплатили” эту доверчивость годами заключения и самой жизнью.

Одна из первых послевоенных попыток сказать правду о действительном положении Церкви в Советском Союзе принадлежит скромному вятскому мирянину Борису Талантову и двум московским священникам, о. Глебу Якунину и о. Николаю Эшлиману, которые в 1965 году выступили с открытым письмом. Примечательна реакция патриарха Алексия на эти выступления: он издал особый указ, которым обязал архиереев следить, чтобы в епархиях не распространялись “открытые письма”.

Патриарх Алексий сдержал слово, данное когда-то им советскому правительству. На протяжении своего многолетнего первосвятительства он выступал и в защиту греческих убийц-коммунистов, и против политики Тито, которая не понравилась Сталину, и против войны в Корее, и против расизма в Африке, но ни разу не выступил в защиту гонимых собратьев в своей родной стране.

Взаимоотношения Церкви с советским государством он называл идеальными, мучеников и исповедников – пособниками черного дела, вождя антихристианских сил Сталина – избранником Господним.

И не случайно, что за такой “патриотизм” он был четыре раза награжден одним из высших советских орденов – Красного Знамени, которые сейчас торжественно красуются в его мемориальном уголке Археологического музея Московской Духовной Академии и которого редко кто из советских правителей был удостоен в таком количестве.

18 июля 1961 года в Троице-Сергиевой Лавре открылся Архиерейский Собор, который должен был произвести изменения в “Положении об управлении Русской Православной Церкви”, принятом на Соборе 1945 года.

Но решать-то оказалось нечего, потому что еще 18 апреля Синодом было принято Постановление “О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни”, которое сразу же вошло в церковную жизнь, как обязательный документ.

Согласно этому Постановлению, власть в приходах передавалась “исполнительным органам”, которые, как известно, назначались местными органами советской власти. То есть, практически управление приходами отдавалось ставленникам безбожников. Настоятель оказывался не только не председателем этого исполнительного органа, но даже не его членом.

Настоятель с этого времени имел статус “рабочего по договору”, который (договор) исполнительный орган заключал в каждом отдельном случае и который он мог расторгнуть в одностороннем порядке в любое угодное ему время.

Для никого не было секретом, и патриарх Алексий отметил это еще на апрельском заседании Синода, что инициатива этой реформы исходила от Совета по делам религий, поэтому основной докладчик на Соборе, архиеп. Тульский Пимен (впоследствии патриарх), в заключение своего выступления прямо призвал архиереев утвердить решение Синода. Не обсудить, а именно утвердить. (Тех архиереев, которые могли выступить с возражениями против реформы, на Собор не пригласили).

Архиеп. Пимен в своем выступлении необходимость реформы аргументировал следующими соображениями: “Как известно, в настоящее время в нашей стране последовательно осуществляются широкие демократические преобразования, в результате чего все возрастает роль самих трудящихся в общественной жизни страны. В этих условиях нельзя признать нормальным, что в приходских общинах до сих пор продолжает иметь место положение, при котором отцы настоятели сосредоточили в своих руках всю полноту власти”.

Со своими соображениями выступил на Соборе и архиеп. Минский Варлаам, явный пособник безбожников. Он легко мог подписать любой документ, если известно, что он на руку советской власти.

Патриарх Алексий в оправдание реформы искусственно притянул слова Священного Писания: “Нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах”. Патриарх Алексий был достаточно богословски образован, чтобы совершить здесь ошибку. Это – подлог, поскольку дальше в Писании говорится, чтобы людей, которые пеклись бы о столах, избирали, во-первых, из среды учеников Апостолов – диаконов, а, во-вторых, – из людей, изведанных и исполненных Святого Духа и мудрости, с возложением апостольских рук.

За богословско-церковное обоснование реформы архиеп. Пимен принял следующее:

1. Книгу Правил...

2. Положение об управлении Русской Православной Церкви, принятое на Поместном Соборе 1945 года.

3. Журнальное Постановление Священного Синода от 18 апреля 1961 года

4. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР “О религиозных объединениях” от 8 апреля 1929 года.

На самом деле, ни одна из приведенных ссылок, кроме четвертой, не дает ни малейших оснований для такой реформы.

Храмами с тех пор полностью завладели креатуры местных органов власти, часто не только мало церковные люди, но и вовсе неверующие.

После кончины в 1970 году патриарха Алексия патриаршим Местоблюстителем стал митрополит Крутицкий Пимен, тот самый Пимен, который так “искусно” приплел каноны к антицерковной реформе приходской жизни в 1961 году.

Жесткий селекционный отбор иерархии советской властью уже давно не позволял выходить на такие высокие посты людям, преданным Церкви и готовым идти ради нее на жертвы. Все предстоятели церковные советского времени отличаются друг от друга разве что размером куколя, как кто-то трагически пошутил. Та же пышность, внешний блеск и... та же покорность безбожным властям. Семидесятые и первая половина восьмидесятых годов, как известно, были временем жестокой расправы с “инакомыслящими”. В эту категорию входили сотни верующих, которые попытались разорвать преступный узел связи Церкви с государством.

Патриарх Пимен и все его помощники, во всех без исключения случаях расправы над такими людьми, становились на сторону советской власти.

По логике и по постановлениям Соборов, в том числе и Русской Церкви, Патриарх “имеет долг печалования пред государственной властью”.

“Журнал Московской Патриархии”, который отражает каждое слово патриарха и каждое его передвижение, журнал, который отражает, кажется все, вплоть до поездки какого-нибудь священника в банановую республику или награждение в провинциальной епархии очередного служителя камилавкой, не дает ни одного свидетельства такого печалования со стороны патриарха Пимена. Подобно патриарху Алексию, свое правление патриарх Пимен ознаменовал глубокой покорностью советской власти.

Взлет карьеры и становление патриарха Алексия II, возглавившего Русскую Церковь в 1990 году, приходится на скорбные 60-е годы. Уже одно это обстоятельство заставляет с осторожностью относиться к его публичным заявлениям.

Но... Время обязывает. Коммунисты ушли с политической сцены, нет прежнего Советского Союза с его многочисленными централизованными учреждениями, осуществлявшими контроль за деятельностью Церкви, и в первую очередь всемогущего КГБ, рядовые члены Церкви пробуждаются от многолетнего сна, сковывавшего их церковное самосознание...

Патриарх вынужден реагировать на объективные процессы, происходящие в стране. Заигрывание с Церковью новых правительств привело к тому, что некоторым высоким иерархам, в том числе и патриарху, позволено играть в парламентах роль свадебных генералов... Патриарх начинает осторожно высказываться о возможном прославлении Новомучеников, иногда у него проскальзывают нотки покаяния в прежних грехах, недавно предпринята попытка начать диалог с Русской Зарубежной Церковью...

Пока еще трудно сказать что-то определенное о том, насколько решительно изменение ситуации в стране отражается на ситуации церковной. Но надежда есть. С Божией помощью в, хочется верить, недалеком будущем Русская Православная Церковь освободится от тех наносных явлений, которые были порождены печальной памяти эпохой социализма, и засветит миру чистым светом Евангельской Правды.