Глава XIV

Приезд патриархов алекс. и антиох. в Москву и встреча их. – Прием патриархов у царя и беседа их наедине. – Соборное засед. 7 Ноября. – Новая сказка о подписи патр. грамот, привезенных Мелетием и греком Стефаном. – Соб. зас. 28 Ноября и призвание патр. Никона на собор. – Соб. зас. 30 Ноября, вторая и третья посылка от собора за Никоном. – Два последние дня патр. Никона в Воскресенском м., отправление его на собор и обстоятельства пути. – Приезд патр. Никона в Москву и явление его на собор 1 Декабря.

31 Октября объявлен был церемониал встречи в Москве патриархов: александрийского Паисия и антиохийского Макария. Торжественный вход их в столицу был 2 Ноября 1666 г³⁰³. Для встречи их назначены были три места: 1) за земляным городом, у покровских ворота, находился Павел митрополит сарский и подонский с митрополитами, Григорием никейским и Космою амасийским, тремя архиепископами, двумя епископами, с архимандритами, игуменом и протопопами; 2) на лобном месте был митрополит казанский Лаврентий с митрополитом Феодосием сербским, одним архиепископом и одним епископом, с архимандритами, двумя игуменами и протопопом архангельским, и 3) у соборной церкви Успения встречали митрополиты, Питирим новгородский, Иона ростовский, Паисий газский, архиепископ рязанский Иларион, епископ черниговский Лазарь Баранович, с архимандритами, игуменами, соборным протопопом, 20 священниками избранными и восемью дьяконами, и на всех трех местах с крестами и образами³⁰⁴. Придя к успенскому собору, патриархи вошли в церковь и слушали здесь молебное пение, а потом пошли на Кирилловское подворье. По городу выстроены были стрельцы, а встречали патриархов за городом стрелецкие головы с их приказами.

4 Ноября патриархи были приняты на аудиенции у великого государя в грановитой палате, и государь говорил речь, в которой, коснувшись подвигов мучеников и страстотерпцев, пострадавших за Веру и церковь Христову, применял их к подвигам трудного путешествия патриархов через земли агарян. «И сице вас благочестне – говорил Алексей Михайлович – яко самих святых верховных апостол Петра и Павла приемлем, тако вас любезне, яко ангелов Божьих объемлем, веруя, что всемощный промысл вашим сюда пришествием всякое в верных сомнение искоренить, всякое, желаемое благочестивыми, благое исправление насадить и святую российскую церковь и всех верных возвеселить и утешить. Воздавая благодарение Богу, укрепившему ваше преблаженство толикий труд подьяти, ради общего спасения, о святой и прелестной двоице, что вас наречем, толик душеспасительный труд подъемших, толикия святые подвиги сотворших, архипастыри пречестнейшие! Херувимы ли? ибо на вас почил есть Христос. Серафимы ли? ибо непрестанно прославляете Его».

В этот день патриархи были у царского стола. На другой день, 5 числа, в 6 часу ночи патриархи были у великого государя в столовой избе, сидели до 10 часа и говорили с ним наедине.

7 числа у царя было заседание, на котором присутствовали патриархи, митрополиты и все архиереи, бояре, окольничие и думные люди; государь говорил патриархам об отшествии с Москвы патриарха Никона, а власти подали о том сказки и выписку из правил (т. е. постановление московского собора 1660 г. о низложении патриарха Никона). Затем были собраны и приготовлены для собора патриаршие грамоты, привезенные Мелетием и греком Стефаном Юрьевым по делу Никона.

16 Ноября отобраны были сказки, в которых митрополиты газский Паисий и амасийский Косма показали, что на грамотах, привезенных от Константинопольского патриарха Дионисия к великому государю греком Стефаном Юрьевым, подписи действительно руки патриарха Дионисия и сходны с подписями на двух свитках присланных прежде к великому государю с Мелетием; а иконийский митрополит Афанасий подписи константинопольского патриарха Дионисия на грамотах, привезенных греком Стефаном, отвергал, подписи же патриарха Дионисия на свитках, привезенных Мелетием, признавал за действительные, а прочих патриархов подписи не их руки. Стефан Юрьев показал, что две грамоты, которые привез он к великому государю, суть подлинные, подписаны константинопольским патриархом Дионисием и присланы от него с постельничим Андроником в Яссы к Юрью Урсаку и об них знает Иван Кондратов³⁰⁵. О грамотах же патриарха Дионисия, по поводу посольства к нему келаря Чудова монастыря Саввы, и иерусалимского патриарха Нектария, от 20 Марта 1664 г., касательно призвания Никона на патриаршество, – на соборе не упоминалось.

28 Ноября опять было у царя заседание, на котором были патриархи, митрополиты, все архиереи, архимандриты, игумены, бояре, окольничие и думные люди; государь говорил о самовольном отшествии Никона с патриаршего престола в новоустроенный от него Воскресенский монастырь, вследствие чего соборная церковь остается без пастыря девятый год, и чтобы патриархи учинили о том по правилам апостолов и святых отец и по своему рассмотрению. Патриархи сказали, что на основании правил следует патриарха Никона призвать на собор и спросить для чего он оставил патриарший престол и ушел в Воскресенский монастырь? Между тем сделаны были приготовления к допросам Никона и при совещании с патриархами поставлено несколько вопросов, как и что отвечать Никону, если он спросит патриархов – на каком основании они хотят его судить и уполномочены ли они на то от цареградского патриарха? Если Никон будет отпираться от свидетельских сказок архиереев, и других лиц расспрашивать ли тех свидетелей?³⁰⁶

Для призвания Никона на собор, посланы были к нему в Воскресенский монастырь Арсений архиепископ псковский и с ним два архимандрита, Сергий – Спасского Ярославского монастыря, и Павел Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. На другой день, 29 числа, посланные духовные, приехав в Воскресенский монастырь, известили Никона о своем приезде, и он велел им идти к нему в келью. Здесь они говорили Никону от имени патриархов и всего собора, чтоб он ехал в Москву для ответа о всяких духовных делах, до него касающихся, и чтобы ехал смиренным образом и не ослушался. «Я поставлен на патриарший престол – отвечал Никон – не от александрийского и не от антиохийского патриархов, а от константинопольского; александрийский и антиохийский патриархи и сами живут не в Александрии и не в Антиохии, один живет в Египте, а другой в Дамаске»³⁰⁷. Никон между прочим заметил, что собор не по правилам поступил, послав за ним, бывшим крайним архиереем, архимандритов. Архимандрит Сергий, выступив вперед, стал говорить: «дай нам ответ, идешь или нет? Мы тебе говорим не по правилам, а по государеву указу». – «Идти я не отказываюсь, а слушать тебя не хочу». – «Как, ты нас бесчестишь». – «С вами есть архиерей – говорил Никон – с ним я объяснюсь, а с вами чернцами и говорить не хочу, так как вы неправильно пришли». – «Скажи нам – стал говорить архиепископ – что возвестить великому государю – будешь ли ты на соборе или не изволишь?»³⁰⁸ – «Если патриархи александрийский и антиохийский по соглашению с константинопольским и иерусалимским патриархами пришли в Москву для духовных дел, то я, как соберусь, поеду в Москву для духовных всяких вещей известия ради». – Посланные объявили Никону, что они без него ехать в Москву не могут и немедленно послали гонца в Москву с донесением к царю, которое получено было в Москве в тот же день в 12 часу ночи³⁰⁹.

30-го Ноября собрались у царя в столовой палате патриархи, митрополиты, епископы и прочие духовные, бояре и думные люди. Крутицкий митрополит Павел подал патриархам донесение, присланное от архиепископа Арсения, которое было прочитано; в нем приведены были вышеозначенные речи Никона касательно патриархов и что Никон хотел собраться и ехать в Москву, но времени своим сборам не определил³¹⁰.

Ответ Никона показался досадительным. Алексей Михайлович обратился к патриархам, чтобы они учинили по правилам св. апостол и соборов. Патриархи говорили, что по правилам следует призывать Никона на собор до трех раз и потому назначить к нему еще две посылки: во второй раз послать архимандрита с келарем, а в третий – архимандрита с соборным старцем, и чтобы они, приехав в Воскресенский монастырь, явились к архиепископу Арсению и с ним вместе шли к патриарху Никону и говорили ему от имени их, вселенских патриархов, чтоб он ехал в Москву на собор для всяких церковных вин. Собор постановил послать к Никону во вторую посылку Владимирского Рождественского монастыря архимандрита Филарета и с ним Ново-Спасского монастыря келаря Варлаама Палицына; в третью посылку Спаса Нового монастыря архимандрита Иосифа и с ним Чудова монастыря соборного старца³¹¹.

Затем государь приказал читать так называемый свиток, иначе сказать правила или ответы патриархов, учиненные ими на 25 вопросов и доставленные к царю с Мелетием³¹². Присутствовавшие на соборе патриархи Паисий и Макарий сделали пояснение правил, касательно власти царской и патриаршей, о чем сказано во 2-й главе означенного свитка: патриарх должен подчиняться царю во всех гражданских делах, и никак не сопротивляться ему, но чтобы был в единогласии и единомыслии с царем, чтобы в государстве был мир и тишина, чтобы не было двуначалия; что патриарх не должен вступаться в царские дела, но обязан оказывать царю послушание. Так, и мы – говорили патриархи – послушали призвания твоего царского величества и пришли в царствующий град Москву³¹³. Патриархи констатировали посланные царю свитки, что они действительно ими подписаны, и обратились к царю и всему собору с вопросом: «виновен ли по этим свиткам бывший патриарх Никон в оставлении патриаршего престола»? – Митрополиты и весь собор, бояре и думные люди отвечали, что бывший патр. Никон по тем их патриаршим свиткам виновен, во всем и от патриаршества должен быть отлучен, и что составленные бывшим в Москве, по отшествии Никона от патриаршего престола, собором выписки из правил св. апостол и св. отец во всем согласны с патриаршими свитками.

После этого Алексей Михайлович подал патриархам челобитную Никона, которую он писал к нему по отшествии с патриаршества о рыбных ловлях, пожалованных Иверскому, Воскресенскому и Крестному монастырям на море в Кольском остроге, и в которой Никон написал на него, великого государя, клятвы и укоризны. Эту челобитную патриархи оставили у себя³¹⁴.

Соборное заседание на этом было окончено.

Возвратимся еще раз в Воскресенский монастырь и посмотрим, что там в это время происходило.

Когда посланные к Никону архиепископ с архимандритами удалились на гостиный двор, чтобы написать донесение в Москву, Никон стал готовиться к служению литургии и велел готовиться к сослужению с ним архимандриту и всему священному клиру. В монастыре служили вечерню. По совершении обычного вечернего правила перед совершением божественной литургии, Никон отдал приказание взять с собою в Москву книги: правила св. апостол и св. отец, псалтирь и возражение его на вопросы боярина Стрешнева и ответы газского митрополита Паисия, кроме того крест для преднесения пред ним. Настало утро 30 Ноября. Никон приказал благовестить к утрене и пошел в церковь: здесь он призвал своего духовника, исповедался пред ним и после утрени, сам со всем причтом совершив таинство елеосвящения, помазал себя, весь причт и братию освященным елеем. В то время, когда Никон находился у себя в кельи и читал молитвы ко святому причащению, архиепископ с архимандритами послали к нему с вестью, что им нужно быть к нему по государеву делу. Никон не принял их и отвечал: «теперь я готовлюсь к Царю Небесному», и тотчас велел благовестить к литургии. Никон, как бы сознавая, что он в последний раз совершает божественную службу, приказал собраться к нему в келью монастырским властям и всему клиру и в предшествии их, с пением, торжественно, как подобало по чину патриаршему, отправился в церковь, при которой была устроена св. Голгофа, и служил обедню. В церковь явились архиепископ и архимандриты, из которых Сергий в то время делал суждение о новоисправленных книгах и о греческом пении, так как Никон велел своим певцам петь обедню на греческом языке киевским распевом. Призвав к себе своего иподиакона Германа, Никон послал его сказать Сергию, чтобы он вышел из церкви. Архиепископ с архимандритами, поговорив между собою пошли из церкви. Строитель Воскресенской обители предчувствуя, что он уже не возвратится в нее, посвятил последние минуты своего пребывания в ней беседе с братией и, по заамвонной молитве, читал долго поучение, наставляя свою паству переносить с терпением всякие беды и напасти. Но всему бывает время; наступило время и для отпуста святой литургии; – Никон, подав мир и благословение окружавшей его братии, направился в свою келью, и здесь на крыльце его уже ожидали те же архиепископ и архимандриты, присланные к нему от собора. – «Что же ты нас здесь держишь – говорили Никону, в особенности же сильно наступал архимандрит Сергий – ни отказу, ни приказу не сделаешь». – «Я тебя не слушаю» – отвечал ему Никон и прошел в свою келью. Здесь он обратился к архиепископу: «Скажи по какому государеву делу ты присылал ко мне сегодня утром». – «Святейшие патриархи александрийский и антиохийский и весь освященный собор – отвечал архиепископ – велели тебе говорить, чтобы ты изволил прийти в Москву на собор и дал бы ответ, зачем ты оставил свой патриарший престол? Если же не пойдешь, то мы известим о том великому государю». – «Слава Богу! я готов и иду – сказал Никон и приказал закладывать сани. День склонялся уже к вечеру. Вся монастырская братия и все живущие в монастыре вышли проводить своего владыку; прощание было трогательное, все были в слезах. Выехав из монастыря, Никон велел остановиться на холме, носившем название горы Елеонской, где был водружен крест. До этого места Никона провожал весь монастырь; здесь он, вышед из саней, велел дьякону читать ектенью и сотворил молитву за царя, за весь царский дом и за всю братию, еще раз подал благословение всем его провожавшими и, простившись с ними еще раз, отправился в путь. Провожавшие Никона были такого настроения, что он уже не вернется в монастырь и им более не видать его, поэтому, расставаясь с Никоном, все провожавшие его плакали о нем. Никон был конвоируем посланными за ним стрельцами, под командою полковника Евстафьева, которые ехали впереди Никона, а позади Никона ехали архиепископ и два архимандрита. Близ села Чернова, за две или за полторы версты от него, встретил Никона посланный к нему от собора архимандрита Филарет. – «Стойте»! – раздался его голос³¹⁵. Поезд остановился и архимандрит читал Никону: благочестивейший государь и святейшие патриархи александрийский и антиохийский советом всего освященного собора посылали к тебе преосвященного Арсения архиепископа псковского с архимандритами и указали тебе сказать, чтоб ты ехал к Москве вскоре; и ты великого государя указу и святейших патриархов повеления не послушал, к Москве не поехал, отказал нечестно, и тем непослушанием великому государю учинился непослушен и святейших патриархов и весь собор обесчестил. И великий государь, за премногое свое беззлобие и долготерпение, и святейшие патриархи и преосвященный собор, презревши твои досады и непослушание, прислали к тебе второе архимандрита Филарета, чтоб тебе приехать к Москве декабря во 2-й день, в другом, или в третьем часу ночи, а чтоб не ранее другого и не позже третьего часа; приехав стоять на Архангельском подворье в Кремле у Никольских ворот, и ехать тебе смирным образом в десяти человеках или меньше»³¹⁶. – «Лжешь, что я обесчестил посланных и к Москве не еду – возражал Никон – вы меня бесчестите, что за мною, краснейшим архиереем, архимандриты приезжаете». – «Мы исполняем повеление царя, святейших патриархов и собора – отвечал Филарет, – а ты что же противишься»? – «Некому на вас жаловаться, разве одному Богу, и свидетели тому небо и земля: «слышу небо и внуши земле»! – заключил Никон. Отправились далее. Приезжают в село Черново; здесь опять встречает посланный от собора к Никону архимандрит Новоспасского монастыря Иосиф и тот велит остановиться. Было уже темно. Иосиф потребовал огня, чтобы прочитать имевшуюся с ним от собора к Никону бумагу, в которой заключалось то же, что читал Никону и архимандрит Филарета и к тому еще прибавлено: «после же посланных к тебе архиерея и архимандритов, послали к тебе владимирского архимандрита Филарета, ты и того обесчестил и к Moскве нейдешь, и тебе бы быть к Москве Декабря 3-го числа, чтобы пришествие твое было скромное, но с большим числом людей и за три или за четыре часа до света, или вечером часа в три или четыре». «Ох, лжи и неправды исполненные! давно ли отошел от нас владимирский архимандрит, он и теперь с нами, и чем обесчещен, и как я не еду? горе вашей лжи и неправде! и для чего велите мне быть ночью и с малым числом людей»? – Я подначальный человек, мне что приказано, то я и говорю». Поехали далее. В Тушине конвоировавший Никона с отрядом стрельцов полковник останавливает поезд: «как нам ехать, когда был указ великого государя, чтобы нам быть к Москве Декабря 3-го числа? Мы пошлем гонца спросить о том, а сами остановимся и здесь ночуем.» – «Делайте, что хотите» – сказал Никон и велел приготовить для него отдельный дом. Сыскали избу, которую занял Никон со своими людьми. Чтобы успокоить себя от нравственных тревог и новых огорчений, которые Никону пришлось испытать в пути, он стал совершать вечерню.

После краткого отдыха, которым воспользовался Никон для подкрепления сил, пришел царский указ, чтобы ехать не мешкав. Приехали в Москву, как было приказано, за четыре часа до света и въехали в Смоленские ворота на Старокаменный мост. Здесь зажжены были фонари, чтобы осмотреть приехавших с Никоном. Все они были направлены к Архангельскому подворью, находившемуся в Кремле у Никольских ворот, которые, при приближении поезда, тотчас затворились. Один из клириков, сопровождавших патриарха Никона, написавший его житие, иподьякон Шушера ехал перед повозкой патриарха верхом на коне, имея в руках большой крест. Никон сказал ему на пути: если его, Шушеру, будут куда-либо брать, то чтобы он крест отдал самому ему, Никону, в руки. Увидав, что Никольские ворота заперты, Шушера сказал: «для чего затворили ворота»? «Есть великого государя дело» – проговорил полковник, и тотчас к нему подбежали два стрельца и сказали ему, указывая на Шушеру: «он и есть». – «Сойди с коня и отдай крест – сказал полковник Шушере, – а сам поди, есть до тебя государево дело». – Только что Шушера слез с коня и отдал крест Никону, как его подхватили стрельцы, и он чуть не на воздухе летел с ними, едва касаясь земли и не успевая за ними переставлять ног. Шушеру привлекли в караульню у Старокаменного моста, оттуда повели вверх и представили царю. Шушера говорит, что великий государь, находясь с ним наедине, спрашивал его о недоведомых делах: но на все вопросы царя он отвечал неведением и ему пришлось испытать трехлетнее заключение и потом десятилетнюю ссылку³¹⁷.

Время было уже под утро, когда Никона с воскресенской братией поместили на Архангельском подворье, и он здесь пел утреню.

Местность – где находилось означенное подворье в Кремле – называлась Лыков двор. Лишь только Никон занял отведенное для него помещение, как к Никольским воротам был поставлен сильный караул и двор был окружен многочисленной стражей, никого не пускали ни на двор, ни со двора, и мост, ведущий к воротам, был разобран. Это было сделано для того, чтобы прекратить всякое сообщение с этой местностью³¹⁸.

1 Декабря, в субботу, было заседание собора во дворце, в столовой палате, под председательством царя. Царское и патриаршие места были богато украшены³¹⁹. «В 3 часу дня – говорят официальные документы – великий государь изволил идти в столовую избу, а перед ним, великим государем, несли в раковинном ящике под серебряным атласом два свитка за руками вселенских четырех патриархов», которые привез Мелетий в первую посылку его в Константинополь; эти свитки были переведены на русский язык и переплетены вместе с подлинными в малиновый бархатный переплет³²⁰; царь приказал положить их на стол, перед которым назначено было сидеть патриархам. Вместе с тем принесены были и письма патр. Никона. За государем следовали бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. Вскоре, после государя, на заседание явились патриархи александрийский Паисий и антиохийский Макарий, митрополиты: Питирим новгородский, Лаврентий казанский, Иона ростовский, Павел сарский, Феодосий сербский, Паисий газский, Григорий никейский, Косма амасийский, Афанасий иконийский и Филофей трапезондский; семь архиепископов, в том числе синайский Анания, приехавший в Москву с патриархами; четыре епископа, тридцать архимандритов и девять игуменов³²¹. Войдя в столовую палату, патриархи говорили входную молитву и осеняли всех в ней присутствовавших.

За тем государь сел на своем царском месте, патриархи заняли места подле государя по левой стороне в креслах, прочие же духовные поместились на скамьях по правой стороне, а бояре, окольничие и думные дворяне сели по левой стороне от царского места также на скамьях³²².

Царь обратился к патриархам: «патриарх Никон в Москву приехал и нужно за ним послать, чтобы призвать его на собор; хочет он идти на собор со крестом и евангелием; так ли ему следует прийти, или прийти смиренным образом, на соборе ему сидеть ли и где, и если он не сядет или на собор не пойдет, то что с ним делать»? – Патриархи: «Нужно послать за Никоном архиерея и двух архимандритов, a придти ему на собор с чем он хочет, и как придет, следует ему мало посидеть, а потом стоять; сидеть ему на лавке, по правую сторону от государева места, а если не сядет, то как хочет; если же по зову на собор не пойдет, то следует судить его заочно».

От собора послали за Никоном Мефодия епископа мстиславского, архимандрита Саввы-Сторожевского монастыря Варлаама и другого архимандрита (неизвестно какого) Иосифа и приказали им сказать Никону, чтоб он шел на собор скромным образом, креста и евангелия с собой бы не брал; если же не послушает, то епископу Мефодию велено было прислать о том с вестью, а самому дожидаться указа от собора³²³.

Царь стал говорить патриархам, что патриарх Никон на него, государя, полагает судьбы Божии за то, что патриархи и собор велели ему приехать в Москву с небольшим числом людей. Алексей Михайлович предупредил патриархов на случай, если Никон на соборе будет говорить, что у него взят клирик, который нес пред ним крест, во время пути его из Воскресенского монастыря в Москву, то человек этот взят за то, что он в десятилетнее время пребывания Никона в означенном монастыре переносил ему всякие вести и чинил многую ссору, и Никон за того человека его, государя, поносит и бесчестит: «царь де меня мучит – говорит он – велел отнять того малого из-под креста». Государь объявил, что Никон перед отправлением в Москву в Воскресенском монастыре исповедался, причащался и маслом освящался. Патриархи, услышав об этом, выразили удивление³²⁴. Царь продолжал свою речь к патриархам: «Никон говорит, будто псковский архиепископ из Воскресенского монастыря писал ложно, что он, Никон отговаривался идти на собор и их патриархов бесчестил, и будто он того не говорил»³²⁵.

Между прочим, посланные от собора, войдя к Никону и по обычаю, сотворив молитву, говорили ему: – Царское величество, святейшие вселенские патриархи и весь освященный собор призывают тебя на собор. – «Аз готов есмь» – отвечал Никон и тотчас собрался идти, приказав одному из монахов, именем Марку, нести пред ним животворящей крест. Увидав, что Никон идет со крестом, посланные стали удерживать его и говорили, что ему не следует идти со крестом, так как собор этот, на который он призывается, не инославных, а православный. Никон отвечал на это текстами св. писания о благодатной силе и значении креста³²⁶. Вследствие пререканий с Никоном по этому предмету явился на собор посланный от епископа Мефодия архимандрит Иосиф и объявил, что патриарх Никон идти на собор не преслушен, но идти со крестом, говорит, что крест есть христиан похвала. Патриархи решили идти Никону со крестом³²⁷. Какая же была причина означенному соборному требованию и неуступчивости Никона, чтобы оставить крест и явиться на собор «смирным обычаем?» Шушера говорит, что на coбopе было совещание чтобы при входе Никона на соборное заседание никому перед ним не вставать, а всем сидеть. Но при появлении его с крестом, присутствовавшим на соборе конечно пришлось бы встать, что и последовало.

Никон сел в свои сани, в которых приехал из Воскресенской обители и отправился на собор в преднесении пред ним креста. Все пространство, где следовал Никон, было занято народом до того многочисленным, что с трудом очищался путь для шествия его. Доехав до Успенского собора, в котором в то время совершалась божественная литургия и церковные двери были открыты, Никон вышел из саней и хотел было зайти в церковь, но лишь только стал подходить, как двери церковные от него затворили. Никон, сделав поклонение перед св. храмом, последовал далее к церкви Благовещения, где также совершалась обедня, но только стал он подходить к ней, как двери и этой церкви от него затворили. Никон наконец достиг дворца и поднялся в верх³²⁸.

Никон явился на собор в преднесении креста, и, став близ царского места, читал входную молитву и молитву о здравии благочестивейшего государя и всего царского семейства, о святейших патриархах и о всех христианах. В то время как Никон совершал молитву царь и все присутствовавшие на соборе стояли. Окончив молитву, Никон поклонился до земли великому государю трижды, а патриархам дважды, за тем поклонился на обе стороны, где сидели архиереи и бояре. Патриархи пригласили Никона сесть. Окинув взором палату соборного заседания, Никон говорил: – «места, где бы мне сидеть, я здесь для себя не вижу, а с собою не принес. Я пришел узнать – для чего меня звали³²⁹.

Государь сошел со своего места и став перед патриархами говорил: «От начала Московского государства ни от кого не было такого бесчестия, какое учинил бывшей патриарх Никон; для своих прихотей, самовольно, без нашего повеления и без соборного совета, соборную церковь оставил и патриаршества отрекся, без всякой причины, никем гоним, и от того учинились многие смуты и мятежи, а соборная церковь вдовствует без пастыря девятый год. Допросите его, святейшие патриархи, для чего он патриаршеский престол оставил и ушел в Воскресенский монастырь?» – Патриархи объяснялись через толмача, которыми при этом случае был архимандрит Дионисий. На вопрос их Никон отвечал: «я хиротонисан на патриарший престол от константинопольского патриарха: есть ли у вас совет и согласие со вселенскими патриархами, константинопольским и иерусалимским, чтоб меня судить? Если есть – я готов дать вами ответ.» – «Совет и согласие с патриархами константинопольским и иерусалимским у нас есть» – отвечали патриархи и указали на свитки, которые положены были перед ними на столе.

Никон обратился к царю и к патриархам, чтоб удалить из соборного заседания недругов его, митрополитов Питирима новгородского и Павла крутицкого, которые – как говорил Никон – хотели отравить и удавить его. Питирим и Павел отвечали патриархам, что Никон говорит на них то, чего у них и в помышлении не было, что это ложь и об этом есть у великого государя дело черного дьякона Феодосия. Царь подал это дело патриархам и сказал, что о порче патр. Никона от митрополитов новгородского и крутицкого ему государю не известно.

«Какая причина, патриархи спросили Никона, что ты соборную церковь и паству свою оставил и патриаршества отрекся?»

Никон рассказал известную историю с окольничим Богданом Матвеевичем Хитрово: «когда приезжал к великому государю грузинский царь Теймураз и у государя был стол, в то время я посылал домового человека князя Дмитрия Мещерского для устройства церковного чина, и Хитрово ударил Мещерского палкой, Мещерский сказался нашим человеком и послан от нас а Хитрово повторил удар, сказав при том: не дорожися патриархом. Я написал великому государю письмо и просил, чтобы в той обиде на Богдана Матвеевича дать оборону, но его царское величество обороны дать не изволил, а писал ко мне, что он со мною увидится и о том переговорит; прошло три дня и великий государь со мною видеться не изволил. В праздник Казанской Божьей Матери на крестный ход и на праздник Ризы Господней в соборную церковь ко всенощному пению и к литургии великий государь не пришел, а приходил ко мне князь Ромодановской и говорил: великий государь на тебя гневен за то, что ты пишешься великим государем и запретил тебе так писаться. Но я писался так по повелению государя. Услышав же, что государь гневен на меня, я соборную церковь оставил и от престола ушел и жил на Воскресенском подворье три дня, ожидая присылки от великого государя; но как присылки не было, то я поехал с Москвы в Воскресенский монастырь».

Царь Алексей Михайлович объяснил патриархам: «бывший патриарх Никон, писал ко мне и просил обороны на окольничего Богдана Матвеевича Хитрово в то время, как у меня был грузинский царь и в ту пору сыскивать и оборону давать было некогда, а что он, Никон, говорит, будто присылал своего человека для устройства порядка над духовным чином, то на Красном крыльце в ту пору церковного чина не было и строить было нечего, окольничий зашиб его патриаршего человека за невежество, что он пришел не вовремя и учинил смятение, и бесчестие это к патриарху Никону не относится; в праздники Казанской Божьей Матери и ризы Господней ко всенощному и к литургии я выхода не имел за многими государственными делами, а он Никон, осердяся на то, престол свой оставил и патриаршества отрекся; я посылал к нему боярина князя Алексея Никитича Трубецкого и окольничего Родиона Матвеевича Стрешнева говорить ему – для чего он с патриаршества сошел, и чтоб он на свой патриарший престол возвратился, но он им в том отказал». – Никон: «бояре мне того не говорили, чтоб я возвратился». – Царь продолжал: «князя Юрья Ромодановского посылал я к Никону говорить, чтоб он великим государем не писался, потому что прежние патриархи так не писались; если же я в письмах к Никону и называл его великим государем, то я писал так почитая его, а того, что будто я на Никона гневен говорить не приказывал. Обращаясь к Никону, царь говорил: «писал ты, Никон патриарх, ко мне и патриаршего престола отрекся: будешь ты великий государь один, а я, Никон, как один из простых епископов, и то письмо отдано тебе назад. – «Я так не писал» – говорил Никон. – Ромодановский сказал, что он о государевом гневе Никону не говорил.

Стал говорить Родион Матвеевич Стрешнев: «с боярином князем Алексеем Никитичем Трубецким был я послан к патриарху Никону на Воскресенское подворье, и мы говорили ему, чтобы он возвратился на свой престол, но он нам в том отказал и патриаршества отрекся; а когда мы были у патриарха Никона в Воскресенском монастыре, то он говорил, что он впредь патриархом быть не хочет; что когда его избирали на патриаршество, в то время он положил на себя клятву, что ему на патриаршестве быть только три года». – Никон: «я того не говорил».

Патриархи спросили Никона: «какие обиды тебе были от великого государя?» – «Обид никаких не было – отвечал Никон – но как великий государь стал гневаться и перестал ходить в церковь, – поэтому я и патриаршество оставил». – С тем же вопросом патриархи обратились к архиереям, и они отвечали, что от великого государя патриарху Никону никаких обид не было. – «Я об обиде не говорю – возразил Никон – а говорю о государеве гневе; не я один, и прежние патриархи – как Афанасий Александрийский и Григорий Богослов – также бегали от царского гнева». – «Другие патриархи оставляли престол, да не так, как ты – говорили патриархи – ты отрекся и сказал, что впредь не будешь патриархом, а если будешь патриархом – анафема будешь». – Никон: «я так не говорил, а говорил, что за не достоинство свое иду; а если бы я отрекся патриаршества с клятвою, то не взял бы с собою и святительской одежды». – Патриархи: «когда посвящают, говорят: достоин, а ты, Никон, как снимал с себя святительские одежды, говорил: не достоин». – Никон: «Это на меня затеяли». – Стал говорить царь: «бывший патриарх Никон писал на меня к святейшим патриархам многие бесчестия и укоризны, а я на него патриархам никакого бесчестия не написал, а писал и просил, чтобы они пришли на рассуждение, а об Никоновых делах ничего к ним не писал». – Царь просил патриархов, чтобы они допросили Никона: все ли истинно писал он в своих грамотах и за церковные ли догматы стоял? патриарха Иосифа за святейшего и братом своим почитает ли и церковные вещи продавал ли? – «В грамотах что ни написано, то написано, – отвечал Никон – а писал я правду, за церковные догматы стоял, Иосифа патриарха почитаю за патриарха, а свят ли он, того не знаю. Церковные вещи продавал я по государеву указу».

Царь указал читать статьями перевод грамоты Никона, писанной по-гречески к цареградскому патриарху Дионисию. В ней сказано, что Никон послан был в Соловецкий монастырь за мощами митрополита Филиппа, «его же мучи царь Иван неправедно». – «Для чего он, Никон, – говорил царь – такое бесчестие и укоризну написал на царя Ивана Васильевича, а о себе не написал, как он извергнул без собора епископа коломенского Павла, содрал с него святительскую одежду и сослал в Хутынский монастырь, где он пропал безвестно. Допросите его, святейшие патриархи, по каким правилам он это учинил». Никон сказал: по каким правилам, извержен епископ Павел – того он не упомнит, а есть о том дело на патриаршем дворе. – Крутицкий митрополит Павел заявил, что такого дела на патриаршем дворе нет, епископ Павел отлучен без собора.

В грамоте написано: когда просили Никона принять патриаршество, тогда он в соборной церкви говорил царю, властям и боярам, чтоб они дали слово, что будут исполнять евангельские догматы, правила и царские законы и в том ему обещались. – Против этого царь возражал: «Никон патриарх в то время говорил только про одни догматы, а о правилах и законах не говорил и в письме своем о том написал ложно». – Никон: «обо всем этом я говорил при поставлении меня на патриаршество, говорил и в другое время». – Далее в грамоте писано, что великий государь стал вступаться в архиерейские дела. Алексей Михайлович обратился к патриархам – «допросите бывшего патриарха Никона: в какие архиерейские дела я вступаюсь?» Никон отвечал, что он писал – того не упомнит.

Прочитано было, что Никон оставил патриаршество вследствие государева гнева и, отправляясь в Воскресенский монастырь, он ничего с собою не взял. – Царь опять просил патриархов допросить Никона: уходя с патриаршего престола, кому он объявлял о его госудереве гневе? Какая была к Никону от него государя, немилость или обида? Посылал ли к нему царь, чтоб он с патриаршего престола сошел и как Никон, осердясь без всякой причины, оставлял престол свой – в то время в соборной церкви отрекался ли от патриаршества? – Никон повторил, что великий государь перестал ходить в церковь на патриаршее служение, и это он принял за немилость к себе; с патриаршества сошел он собою, а не по царскому приказанию, патриаршества не отрекался; о государеве гневе Никон объявлял небу и земле и, уходя из Москвы, кроме саккоса и митры, с собою ничего не взял. – Патриархи говорили Никону: «хотя бы Богдан Матвеевич и зашиб твоего человека, но ты мог и стерпеть, следуя в этом случае примеру Иоанна милостивого, который от раба терпел; если же был на тебя государев гнев, то об этом тебе бы следовало посоветоваться с архиереями и к великому государю посылать ходатаев бить челом о прощении, а не сердиться». – Никон: «я для того и не советовался с архиереями, чтобы государя на гнев не привести». – Патриархи продолжали: «что великий государь на праздники в церковь Казанской Богоматери и в Успенский собор прийти не изволил, то великому государю в церковь ходить не всегда досужно, он бывает занят государственными делами». – Хитрово в свое оправдание сказал: «во время стола, когда у великого государя был грузинский царь, по государеву указу я уряжал и царский чин исполнял, и в то время пришел бывшего патриарха Никона человек, которого я зашиб по незнанию и в том просил у Никона патриарха прощения, и он меня простил». Объяснения прочитанной из грамоты статьи продолжались; патриархи спросили архиереев и бояр: «была ли какая обида от великого государя патриарху Никону или нет»? Архиереи и бояре отвечали: от великого государя Никону никакой обиды не было; пошел он с престола не от обиды, а с сердца, и притом отрицался с клятвою: снимая панагию говорил – если и помыслю в патриархи, да буду анафема; власти его умоляли, чтоб он не сходил с престола, но он их не послушал; о государеве гневе в то время ничего не говорил, а когда поехал с подворья в Воскресенский монастырь, то люди его за ним повезли много сундуков с рухлядью и из патриаршей казны послано ему денег две тысячи руб.

В грамоте написано о соборном уложении, о суде Монастырского приказа; Никон говорил, чтоб эту книгу искоренить и за то его хотели убить. – Царь говорил Никону: «ту книгу подписали: патриарх Иосиф, митрополиты и прочие архиереи и весь собор и твоя, Никонова, рука к той книге приложена, когда ты был архимандритом; почему ты не сделал во время своего патриаршества, чтобы в Монастырском приказе духовных судили архиереи или архимандриты и почему другие статьи также не исправил, а теперь делаешь на ту книгу укоризны, и кто тебя хотел убить? – Никон: «к той книге тогда я руку приложил по неволе». Прочитано о посылке Никоном в Иерусалим и во св. гору Афонскую со многою казною ради святых древних книг. – Царь спросил Никона: «где теперь те книги, которые привезены из Палестины»? – «Те книги остались на патриаршем дворе, из них я с собою ничего не взял».

Прочитано в грамоте, что посланы были к Никону боярин князь Никита Одоевской с товарищами и с ними газский митрополит Паисий, да сотворит суд над ним; а газский митрополит хиротонисан в дьяконы и попы от папежа и верует по-римски, живет бесчинно, а на соборе председательствует и называется наместником вселенских патриархов. Стал говорить царь: «газский митрополит и боярин посланы были к Никону не для суда, а выговаривать ему его неправды, что он писал ко мне со многим бесчестием, с укоризною и клятвою, и на молебне клал мои грамоты под евангелие; газский митрополит ставленную грамоту имеет и принес клятву, что он живет истинно и отец его духовный в том засвидетельствовал; грамоты об отлучении его от Иерусалимского патриарха не было; на соборе он председателем не был и наместником от вселенских патриархов не назывался; а спросите Никона, святейшие патриархи, для чего он мои грамоты клал под евангелие и за кого обидящего он молился и клял». – «Молился я – отвечал Никон – за обидящего, а не клял, и государевы грамоты в то время под евангелие клал; газскому митрополиту по правилам служить не следует, так как он епархию свою оставил и живет на Москве многое время, дьякон его Агафангел говорил мне, что Паисий иерусалимским патриархом отлучен и проклят, о том и грамота есть от того патриарха; таких мужиков есть много у меня; а боярин князь Никита Иванович говорил мне государевым словом, что Иван Сытин хочет меня зарезать». – «Напрасно Никон молился за обидящего – говорил царь – и под евангелие клал мои грамоты, от меня никакой обиды ему не было; а газский митрополит служит за свидетельством отца своего духовного до рассуждения святейших патриархов; с боярином же Никитою Ивановичем об Иване Сытине таких слов, как показывает, Никон, я к нему не приказывал.» – Одоевской подтвердил «про Ивана Сытина я того не говорил, а Никон говорил мне: если вы хотите меня зарезать, то зарежьте, – и грудь свою обнажал.» – Антиохийский патриарх (друг Паисия) заступился за него: «что газский митрополит в дьяконы и попы ставлен в Иерусалиме, об этом я подлинно знаю» – сказал Макарий.

Читали далее о посылке государевых грамот в монастыри, касательно доставления из них сведений кто что ведает о Никоне, или что из которого монастыря он взял, движимого или недвижимого имущества, золотые или ефимки. – «В монастырь посланы грамоты – говорил царь – только о книгах и о церковных вещах, которые Никон взял в монастыри своего строения, а о другом ни о чем не написано». «О золотых и ефимках – сказал Никон – монастыри писано».

Читано о Никоновом приходе в Москву вследствие вестей, что татары близ Москвы. – «Царь: «для чего он, Никон, утаил и в грамоте своей не написал, что он в то время был мною принят и дьяку Алмазу Иванову говорил, что он престола своего отрекся?» Дьяк Алмаз Иванов выступил свидетелем против Никона: «в пришествие Никона на Воскресенское подворье я был послан к нему, и он в то время мне говорил, что он только имени своего не отрекся». Никон о свидании с царем ничего не сказал, а против Алмаза говорил, что об отречении он Алмазу ничего не говорил.

Прочитали о посылке государевых грамот к патриархам, что великий государь посылает к ним многие дары и кто от них приезжает, тех содержат тайно. – Царь: «грамоты ко вселенским патриархам я посылал, в них было писано, чтоб они пришли и умирили церковь, даров к ним не посылал и присылаемых от них тайно не держал, кроме Савелья Дмитриева; а Савелий сидел за то, что привез от иерусалимского патриарха грамоту, в которой писано многое к ссоре, сидел он не за караулом, а в набережных хоромах, корму и питья давалось ему довольно; а Никон в своих грамотах ко вселенским патриархам и прежде и теперь писал многие непристойные слова и к черкашенину послал много золотых, чтобы его, Никона, племянника провез с собою и отпустил к цареградскому патриарху». «Черкашенину золотых я не посылал – говорил Никон – а золотые дал на дорогу своему племяннику, которого послал с грамотою к цареградскому патриарху, но он на дороге пойман».

По порядку дошли до Зюзинского дела. В грамоте Никона сказано, что он в Черневе, при возвращении посоха, говорил окольничему Родиону Матвеевичу Стрешневу и дьяку Алмазу Иванову: если царское величество к нему, Никону, будет справедлив, то посох тот будет ему в благословение и в отмщение противникам его; если же от его царского величества будет к нему несправедливость, то посох тот будет во свидетельство и в отмщение всякой неправды. «Никон бывший патриарх – стал говорить царь – с престола своего пошел никем гоним, к Москве приходил никем зовом и из соборной церкви увез было чудотворца Петра митрополита посох, а ребята его оттрясали прах от ног своих; и то он какое добро учинил? и ребята его какие учители, что так делали? а Никита Зюзин писал к Никону воровски, затеяв, за то он и сослан, и он не только ссылки, но и смертной казни достоин был, потому что призывал Никона патриарха к Москве, без моего повеления и учинил многую смуту; а что у Никиты жена умерла, то учинилось от Никона, он прислал ко мне Никитино письмо, а Никон имел его, Никиту, за друга. Почему Никон евангельской заповеди не исполнил, как сказано: положите душу свою за други своя. А что он написал в грамоте о посохе, будто он то в Черневе говорил, то он написал ложно, того он не говорил». Никон: «Никитино письмо послал я к великому государю в свое оправдание, а люди мои прах от ног своих оттрясали ли – того я не видал; приезжавшие же за посохом в Чернево меня томили, а иных хотели побить до смерти». – Царь: «Никона в Черневе задерживали за тем, что он посоха не хотел отдать, а как посох отдал, так его и отпустили; а до смерти побивать никого не велено и не биты, про то он затевает и говорит ложно». При этом царь поднес патриархам дело о пришествии патриарха Никона к Москве, и патриархи – это дело приняли.

Было прочитано в грамоте: которые люди за него, Никона, доброе слово молвят или какие письма объявят, тех в заточение посылают: поддьякон Никита умер в железах, поп Сысой погублен с женою и детьми, митрополит иконийский Афанасий в Симонове монастыре заключен, Феофан архимандрит святогорский в Кириллове монастыре заключен с дружиною его, строитель Аарон в Соловецкий монастырь заключен, Василий дьякон в Сибирь сослан, Севастьян, который грамоту привез от иерусалимского патриарха вверху в палатах заключен и иные многие мукам преданы. – Царь: «поддьякон Никита ездил от Никона патриарха к Зюзину с сорными письмами, и за то он сидел за караулом и умер от болезни, а не от желез; поп Сысой, ведомый вор и ссорщик, за многие его плутовства сослан; строитель Аарон сослан за то, что говорил обо мне непристойные слова; и другие, которые объявились в государственных или в каких ссорных делах, те в ссылках и за караулами бывали. А что Никон написал в своей грамоте, будто за него многие люди мучены, о том допросите его, святейшие патриархи, кто мучен был?» – Никон: «мне про то сказывали». – Царь: «сказывал кто-нибудь на ссору, а тебе бы ссорным речам не верить и вселенским патриархам ложно не писать».

Прочитано: царское величество поставил свое повеление над священным чином, чтобы не принимали от Никона благословение; велел быть собору и на том соборе благословением газского митрополита Паисия назначили крутицкого митрополита Питирима в Новгород митрополитом, поправши божественный закон, а на его место поставили митрополитом чудовского архимандрита Павла и других епископов к иным епархиям. – Царь: «написал это Никон в укоризну, что Питирим переведен в Новгород. А как он был на патриаршестве и сам перевел Лаврентия из Твери в Казань в митрополиты и других многих переводил от места к месту, – для чего он сам так делал? а чтобы к благословению Никона не ходить, – о том я никому не приказывал». – Никон: «если я переводил от одного места на другое, то я это делал не по правилам, в неведении». – Питирим: «ты, Никон, и сам на новгородскую митрополию возведен на место живого митрополита Авфония». – Никон: «Авфоний митрополит был без ума, чтоб и тебе также быть без ума».

Далее читано: от сего беззаконного собора перестало на Руси соединение со святой восточной церковью, и от благословения вашего отлучились, но от римских костелов начаток приняли своею волею, а с тех пор как Русь приняла св. крещение от восточной церкви до сего времени не было ни одного случая, чтобы русская церковь соединялась с западным костелом; теперь все делается царским хотением: когда кто хочет поставляться в дьяконы или пресвитеры – пишет челобитную и царским повелением на той челобитной подпишут: по указу государя царя поставить его попом или другим каким чином. – Царь: «Такие великие укоризны и неправды бывший патриарх Никон затеял, забыв страх Божий, и писал ложно, будто в Московском государстве перестало соединение с восточною церковью и тем письмом своим Никон соборную церковь обесчестил, меня и весь освященный собор, синклит и всех православных христиан от благочестивой веры и от благословения святейших вселенских патриархов отчел и причел к римским костелам и к католической вере; укоряя газского митрополита, назвал всех еретиками. Если бы то затейное и ложное Никоново письмо дошло до цареградского патриарха, тогда бы всем православным христианам пришлось быть под клятвою; оно пронеслось бы по многим местам и многих людей привело бы в сомнение, и за то должно всем стоять и умирать и от того очиститься, так как и в прежнее время за благочестивую веру умирали. А что Никон написал, что челобитные пишут на мое имя – то это не вновь учинилось, а из стари так велось, что меж патриаршества писали челобитные на государево имя и будто хиротонисают моим словом, то Никон написал неправду». К царскому голосу присоединились митрополиты и прочие архиереи, весь освященный собор, бояре и думные люди и били челом патриархам, чтоб допросить Никона – для чего он так писал и их всех назвал еретиками – Патриархи спросили о том Никона. «Отлучниками от вселенских патриархов – стал говорить Никон – написал потому, что газский митрополит Паисий Питирима митрополита из его митрополии перевел в другую, а на его место поставил другого митрополита и других архиереев переводил из одного места в другое, a Паисию этого делать не довелось, он иерусалимским патриархом отлучен и проклят; а хотя бы газский митрополит и не еретик был, ему на Mocкве долго оставаться не для чего, я его за митрополита не почитаю, у него и ставленой грамоты нет, и мужик наденет на себя мантию, и он такой же митрополит; а писал я все то про газского митрополита, а не о православных христианах». Архиереи и бояре, обличая Никона, говорили ему: «у тебя в грамоте написано не об одном газском митрополите, ты писал, и о великом государе, и обо всех нас и назвал всех еретиками и в том твоем злочинстве и несправедливой укоризне пусть рассудят святейшие патриархи». «Только бы ты Бога боялся – обращаясь к царю Никон сказал – и ты бы не так со мною поступал».

Прочитали далее, что по хиротонии дают ставленникам ставленые грамоты и пишут, что хиротонисан повелением великого государя; созывают соборы, избирают и поставляют в архиереи, осуждают и отлучают по его же государеву указу. – «Ставленникам дают ставленые грамоты – говорил царь – как бывало и прежде, также и в архиереи избирают и поставляют, а до кого доведется, того осуждают и отлучают власти собором, а не по моему указу; Никон написал обо мне неправду».

Прочитано, что великий государь из патриаршей казны берет на свои расходы деньги, а с митрополичьих, епископских и монастырских имений берут по его, государеву, указу людей на службу, хлеб и деньги берут не милостиво, и ничто бывает в пользу. – На это говорил царь: «из патриаршей казны, если что и взято, то взято взаймы, многое уплачено, а остальное будет заплачено; со властей и с монастырей браны даточные люди и взамен даточных деньги и хлеб был бран против прежнего, как и при нем, Никоне, бывало, и бесчинно ничего не раздавалось. А он, Никон, будучи на патриаршестве на каком основании брал со властей и с монастырей подводы и подати к строению Воскресенского монастыря и на тот же предмет из патриаршей казны деньги посылал? и что он Никон к тому строению брал и посылал, и то ничто ему не в пользу, только людей своим строением отяготил, а окончания ему не учинил». – Никон: «со властей и монастырей денег я не сбирал и подвод не брал». – Архиереи опять обличали Никона: «деньги за даточных людей с нас сбирал и на строение Воскресенского монастыря посылал, без государева указа, самовольно».

Прочитали о епископе Мефодии, что он поставлен в Оршу и Мстиславль и послан в Киев митрополитом, а Киевская митрополия изначала была под благословением константинопольского патриарха. – «Епископ Мефодий послан в Киев не митрополитом – возражал царь – а блюстителем, это сделано по нужде, что киевский митрополит, оставя свою епархию, из Киева ушел в Польшу, а тамошняя страна без пастыря быть не может, городов и людей в ней много, а от Москвы удалена, и о поставлении Мефодиевом я писал к константинопольскому патриарху; а когда Никон был на патриаршестве, он и сам поставил в Полоцк епископа, а полоцкая епископия исстари под благословением цареградского патриарха». Никон оправдывался: при царе Феодоре Ивановиче в Полоцке было благочестие и епископов туда ставили московские патриархи, а ныне там уния, а не благочестие». – Архиереи говорили: «в Полоцке ныне благочестие, а не уния».

Прочитали о митрополите Питириме, что он на патриаршеское место становился и на седалище сидел, на которых прежние патриархи и он, Никон, стоял и сидел; а когда в Москве были патриархи константинопольский, антиохийский и иерусалимский, они на патриаршеском месте не становились и на седалище не сидели. – «По отшествии Никона патриарха – говорил Питирим – в соборной церкви в божественные службы я стоял и сидел на каких местах подобало, а на патриаршеском месте я не становился и не садился; в неделю же ваий действовал по указу великого государя, а не собою». Антиохийский патриарх сказал: когда он во время патриаршества Никона был на Москве, то во время божественной литургии выше или ниже Никона сидел, того не упомнит. – Никон: «Питириму митрополиту действовать в неделю ваий не довелось, то действо патриаршеское». – Царь, обращаясь к Никону: – когда ты был в Новгороде митрополитом, ты и сам действовал, а во время твоего патриаршества в Новгороде, Казани и Ростове, также митрополиты действовали». – Никон: «Я то делал неведением».

Наконец прочитано было, что боярин Семен Лукьянович Стрешнев научил собаку сидеть и передними ногами ругаться благословению Божию и называл ту собаку Никоном патриархом, и Никон за то его проклял и от христианства отлучил, а царское величество ни во что вменил. – Царь: «бывший патриарх Никон ко мне о том не писал, а боярин Семен Лукьянович говорил мне с клятвою, что того не бывало». – Архиереи: «Никон проклял боярина Семена Лукьянова напрасно, без собора». – Боярин Петр Михайлович Салтыков: «Никон патриарх боярина Семена Лукьяновича от клятвы разрешил и простил, и грамоту к нему прощенную прислал».

В конце грамоты прочитано: Писана в строении нашем в Новом Иерусалиме Воскресенского монастыря. – Патриархи спросили Никона – для чего он так пишет? – Никон говорил, что в грамоте переведено не так, а потом сказал, – хотя у него и написано в Новом Иерусалиме, но здесь подразумевается горний Иерусалим.

На этом соборное заседание окончилось. Все время царь и Никон оставались на ногах. Патриархи велели Никону идти на подворье, и он, уходя, обратился к Алексею Михайловичу: «Бог тебя судит; я узнал на избрании своем, что ты, государь, будешь ко мне добр только до шести лет, а потом я буду возненавиден и мучен». – Царь: «допросите, святейшие патриархи, Никона, почему это он узнал на избрании своем». На вопрос патриархов Никон ничего не отвечал. – Стал говорить Никону рязанский архиепископ Иларион: «сказывал ты, что видел звезду метлою и от того будет Московскому государству погибель; скажи – от какого духа ты узнал о том? – И в прежнем законе такие знамения бывали – отвечал Никон – авось на Москве то и сбудется. Господь пророчествовал на горе Елеонской о разорении Иерусалима за четыреста лет. С этим Никон и вышел из соборного заседания³³⁰.