О книге «Пастырь» апостола Ерма

Послание Климента римского к коринфянам – не единственный дошедший до нас литературный памятник римской церкви времен после-апостольских, даже если исключить оставшееся с именем Климента второе послание. К нему тесно примыкает другое замечательное произведение из 1-ой четверти второго столетия, известное под названием «Пастырь». Эта книга по своему происхождению принадлежит также церкви римской, и в чертах ясных и поучительных представляет дальнейшую судьбу этой церкви с ее внешним и внутренним состоянием. Там – в послании Климента является церковь римская, благоустроенная внутри и с спокойною рассудительностью старающаяся водворить мир и порядок в дальней церкви коринфской; здесь выступает тайнозритель, удостоенный видений и откровений из мира сверхчувственного, чтобы передать их своим братьям по вере, – свыше возбужденный проповедник покаяния, которому поручено обличить и уврачевать недуги, возникшие в недрах римской церкви.

Имя этому тайнозрителю – Ерм (Hermas), – имя, которое встречается в приветствии ап. Павла (Рим. XVI, 14) между членами римской церкви. Он представляется жителем Рима¹, не принадлежащим к церковному клиру, – человеком простодушным, скромным, терпеливым и вместе спокойно-веселым (Vis. I, 2; II, 3; III, 1), но который за свои грехи и слабости навлек на себя наказание Божие. С одной стороны, при своем богатстве, он вдался более, нежели следует рабам Божиим, в мирские дела, всего вероятнее по торговле (Vis. I, 3; 11, 3. ср. Vis. III, Mand. X, 1), причем не всегда соблюдал правду (Mand. III.). С другой, но чрезмерной отеческой любви он слишком снисходительно смотрел на грехи своего семейства. Жена его отличалась злым языком. Сыновья его преданы были дурным страстям и прослыли предателями своих родителей, может быть доносчиками пред языческим начальством (Vis. II, 2, 3. Sim. VII). Итак за его собственные грехи и еще более за пороки его семейства, к которым Ерм был слишком снисходителен, его постигло наказание Божие: из богача он стал бедным, и вместо прежнего благосостояния теперь явились житейские заботы и нужды. Но Ерм все не знал причины такой перемены своего внешнего положения, не знал своей виновности. –  Таково было состояние того лица, которое должно было получить откровения и уроки из высшего мира для того, чтобы быть вестником и образцом покаяния для всей церкви, послужить ее вразумлению и нравственному очищению.

I.

Книга «Пастырь», дошедшая до нас с именем Ерма, носит такое название от того, что ангел покаяния, от которого Ерм получал откровение, являлся ему в виде пастыря (habutu pastorali) и сам говорит о себе: я тот пастырь, которому ты поручен (Mand. prol.). Впрочем нельзя отвергать и того мнения (Яхмана), что этим названием выражается нравственное содержание книги, подобно тому, как некоторые послания апостолов называются пастырскими (pastorales).

По своему внешнему составу книга «Пастырь» обыкновенно разделяется на три части: I) видения (Visiones), II.) заповеди (Mandata) и III.) подобия или притчи (Similitudines).

1. Первым поводом к сообщению с высшим миром, которого удостоен Ерм, был его грех. При встрече с знакомою ему женщиною, которую Ерм любил как сестру, в нем, может быть, от недостатков его жены, возникла мысль: как был бы он счастлив, если бы имел жену с таким лицом и нравом!  –  С таким расположением он однажды после того прогуливался, прославляя творение Божие за его величие и красоту. Он заснул, и дух восхитил его в дикое безлюдное место, где стал он с коленопреклонением молиться и исповедывать свои грехи. Вдруг отверзается небо, и Ерм видит женщину, которую он пожелал себе. Она приветствовала его с неба и объявила ему, что она взята на небо, чтоб обличить грехи его: Бог гневается на него за то, что он согрешил против нее, – допустил нечистое пожелание к ней в сердце своем. «Молись Богу, –  заключила она, – об исцелении грехов за себя за твой дом и всех святых». Небо закрылось, и – в Ерме пробудилось сознание своей собственной виновности пред Богом; он устрашился за свое спасение, если уже пожелание вменяется ему в грех. По пробуждении этого сознания, когда Ерм был занят такими мыслями, он получает первое собственно видение.

Пред ним стоит большая кафедра, покрытая белоснежной волной: на ней сидела старица в блестящей одежде и с книгою в руке. Она спросила у Ерма о причине его скорби и объявила ему, что и нечистая мысль, какая возникла в нем, греховна в рабах Божиих. особенно в таком простом и невинном человеке, как он; но собственное основание гнева Божия – грехи его детей, которым он поблажал: впрочем Господь начал врачевать грехи его дома и помилует его с семейством, если они покаются. Затем старица стала читать ему из книги, но Ерм не мог удержать в памяти прочитанного, – так было оно страшно, – и запомнил только последние слова, в которых говорилось о преобразовании всей природы и исполнении обетования для избранных, если они соблюдут заповеди Божии. Четыре юноши (ангела) отнесли кафедру на восток, а два мужа понесли туда же на своих раменах старицу: она отходила с улыбкой и сказала Ерму: мужайся (Vis. I). Теперь Ерм узнал. в чем состоит; его собственная вина, и вместе взор его от семейных, обстоятельств возвышен до созерцания общей судьбы мира и церкви, но эти дальнейшие виды, частью страшные, частью радостные, были для него еще смутны, как и самое явление загадочно. Спустя год. Ерм во время прогулки размышлял о прежнем видении, и был восхищен, духом в то же место, как в прошлом году. Пред ним опять является старица с книгою; она  спросила: может ли он возвестить написанное избранным Божиим, и дала ему списать книгу. Он окончил переписку, в которой впрочем ничего не понимал, и вдруг книга взята у него невидимой рукой. Прошло 15 дней, в продолжении которых Ерм постился и молился, и ему был открыт смысл книги. В ней возвещалась близость последнего суда и необходимость покаяния как для Ерма с его семейством, так и для всей церкви. Сыновьям Ерма, грехи которых обличались, равно как и всем святым отпустятся  их прежние грехи, если они теперь покаются,  и удалят сомнения из своего сердца. Сам Ерм должен с этого времени покаяния жить с своей женой как с сестрой, и не только вразумлять свое семейство, но призывать к покаянию и всю церковь, и прежде всего предстоятелей ее, чтобы они путем правды достигали исполнения обетования. Здесь же упоминается о предстоящем гонении на христиан. Потом Ерм получает во сне от блестящего юноши объяснение об являвшейся ему старице: это церковь Божия, которая создана прежде всего для которой устроен мир. – Впоследствии является ему в его доме сама старица; одобрив его за то, что он не отдал еще книги пресвитерам, сказала: «когда окончу все слова мои, тогда чрез тебя они будут объявлены избранным; для этой цели  ты напишешь две книги, и пошлешь одну Клименту, а другую Гранте (вероятно диакониссе). Климент пошлет во внешние города…; Гранта же будет назидать вдов и сирот, а ты прочтешь ее в этом городе (Риме) вместе с пресвитерами, предстоятелями церкви». (Vis. II). Так пред взором Ерма раскрыт в общих чертах близкий конец мира с его страшной и радостной стороною; и его призвание не ограничивается собственным исправлением его самого и его семейных, – он должен чрез письменное и устное сообщение откровений способствовать покаянию и исправлению всей церкви с ее предстоятелями.

Третье видение яснее и подробнее открывает пред взором Ерма предстоящие события, и притом более с их радостной стороны.

После того, как Ерм постился и молился о дальнейших откровениях, старица ночью предстала пред ним и обещала ему явиться утром следующего дня в поле на том месте, где он пожелает. Он пришел на определенное место и с изумлением находит скамью с льняной подушкой и простертую над нею парусину: он стал молиться и исповедовать свои грехи. Тогда является старица, сопровождаемая шестью юношами; она повела его к скамье, а юношам приказала идти и строить. Посадивши его на левую сторону, – так как правая, по ее словам, принадлежит мученикам, – она указала Ерму на строящуюся большую четвероугольную башню. Башня строилась на водах из блестящих квадратных камней шестью юношами; им помогали многие тысячи мужей, которые доставали камни из глубины (воды) или из земли. Камни, которые доставались из глубины, были гладки и так хорошо приходились один к другому, что башня казалась построенною как бы из одного камня. Из прочных камней некоторые употреблялись в дело, другие были откладываемы, иные же отбрасываемы далеко от башни. Таким образом около башни лежало много камней шероховатых или с трещинами или круглых, негодных для здания. А из тех, которые отбрасывались, одни катились на дорогу и отсюда в пустыню, или в огонь или в воду, впрочем не попадая в нее. Старица объяснила Ерму это видение. Башня, говорила она, это – я, церковь. Она строится на водах крещения высшими ангелами Божиими, коим помогают множество других низших. Камни квадратные и белые, это – апостолы, епископы, учители и диаконы, свято проходящие свои должности. Камни, извлекаемые из глубины – христианские мученики. Камни, доставаемые из земли и идущие в здание, суть новообращаемые и верные. Камни, полагаемые около башни, означают таких, которые согрешили, но желают покаяться. Шероховатые камни – те, которые не пребыли в познанной ими истине и не находятся в общении со святыми; потрескавшиеся – те, которые питают в сердце вражду. Круглые камни надобно обсечь, чтобы они годились в дело: так и богатые этого мира негодны для Господа, если не будут обсечены их богатства. Это видно на самом Ерме, который также принадлежал к этим камням. Из камней, отбрасываемых далеко от башни, одни скатывались в пустыню: это христиане, которые по сомнению оставили истинный путь, думая, что они могут найти лучший путь, и блуждают в пустынных местах; другие скатились в огонь, – это те, которые навсегда отпали от Бога и сгорают в нераскаянности; камни же, катившиеся в воду, означают тех, которые слышали слово и готовы креститься, но удерживаются при мысли о святости истины. Впрочем для всех них не затворено покаяние; но они не войдут в башню, а в другое низшее место, когда они пострадают и раскаются в своих порочных делах. Кроме того Ерм увидел, что здание башни поддерживается семью женщинами, которые означают христианские добродетели: это – вера, воздержание, простота, невинность, скромность, знание и любовь. На вопрос о времени окончания башни, он получил ответ, что башня все еще строится, но скоро будет окончена. В заключение этих откровений, которые Ерм должен передать всем, старица сообщила ему для прочтения в собрании верующих речь, в которой содержится увещание к покаянию, обращенное ко всем сынам церкви вообще и особенно к предстоятелям. «Доколе строится башня, пусть богатые благотворят бедным, чтобы стоны их не поднялись к Господу и богатые не были с своими сокровищами устранены от башни. Начальствующие в церкви и председатели да не носят никакого яда в сердце своем, но да соблюдают единомыслие между собою и вразумляют друг друга». И затем старица скрылась.

Ерм недоумевал о том, почему старица каждый раз являлась ему в различных видах. После поста и молитвы он получает объяснение от юноши. В первом видении церковь явилась очень старою, сидящею на кафедре, потому что дух верующих обветшал и ослабел от их грехов и сомнений: сидение на кафедре – знак этой слабости. Бог умилосердился над ними и обновил их дух откровениями и укрепил в вере. Поэтому в другой раз церковь явилась с лицом более молодым и веселым, хотя и с старческими волосами и телом, и притом стоящей, а не сидящей. Наконец, как печальный при радостной вести забывает свою скорбь, так и души верующих ободрены и утешены откровениями о будущих благах: вот почему церковь в третьем видении явилась еще моложе и светлее, и сидение ее на скамье о четырех ножках означает твердое положение. Так поюнеют и окрепнут те, которые искренно покаются!

Но этому столь близкому совершению церкви, утешительному и благотворному для верующих, должно предшествовать бедствие, образ которого представлен Ерму в четвертом о видении.

Спустя 20 дней Ерм прогуливался в уединенном месте, и среди молитвенных возношений к Богу слышит голос: не сомневайся, Ерм! Отошедши немного, он видит впереди себя необыкновенную пыль, поднимавшуюся до неба, и за нею, тогда проглянуло солнце, явилось огромнейшее животное, из уст которого выходила огненная саранча. Ерм, вспомнив о небесном голосе, ободрился и смело пошел к животному: оно растянулось на земле и не трогалось, пока Ерм совсем прошел. Чрез несколько шагов ему встречается прекрасная дева, одетая как невеста, в белой одежде и с блестящими волосами. Ерм. с радостью узнал в ней церковь, которая и объявила ему, что Бог спас его за твердость веры. «Иди и возвести избранным величие Божие, и скажи, что это животное есть образ будущего гонения, от которого они спасутся чрез несомненную веру и упование на Бога», – сказала она и скрылась.

II. После того, как самою церковью раскрыта необходимость всеобщего покаяния верующих в виду угрожающего гонения и последующего скорого конца мира, предлагаются нравственные условия этого покаяния в новом ряде откровений, которые имеют форму заповедей.

Однажды, когда Ерм после молитвы сидел на ложе своем, является пред ним человек почтенного вида, в одежде, пастыря: на нем был белый плащ, сума за плечами и посох в руке. Это пастырь или ангел покаяния, которому поручен Ерм на остальное время жизни. Он преподал Ерму 12 заповедей с повелением записать их, равно как и дальнейшие откровения для всех верующих.

Заповеди начинаются верою. «Прежде всего веруй, что един есть Бог, сотворивший из ничего, неизмеримый и непостижимый».           

Вторая заповедь увещевает жить в простоте и невинности, избегая всякого злословия и благотворя каждому просящему о помощи: «Всем бедным давай в простоте, нимало не сомневаясь, кому даешь. Берущие дадут отчет Богу, почему и на что брали».

Третья заповедь внушает любовь к истине: «Ложь оскверняет дух Божий, живущий в человеческом теле, и лгущие отвергают Господа, не возвращая Ему полученного ими залога».

Четвертая заповедь повелевает соблюдать целомудрие в помыслах и определяет правила относительно развода и второго брака. Когда жена-христианка будет замечена мужем в прелюбодеянии, то он должен отпустить ее, если она не покается, но сам оставаться один, не вступать в другой брак; и если грешница покается, то муж должен опять принять ее, но не при частом повторении того же греха. Ибо для рабов Божиих покаяние одно. К этому присовокупляет ангел, что по смерти мужа или жены другой половине дозволяется вступить в другой брак, но лучше оставаться вне брака.

Пятая заповедь учит великодушию и терпению; от них радуется живущий в человеке дух Божий, тогда как гнев стесняет его и заставляет удалиться; гнев нападает на людей, коих вера неполна и кои привязаны еще к земным благам.

Шестая заповедь примыкает к первой и раскрывает учение о двух духах (ангелах), существующих при каждом человеке, – добром и злом: первый мирен и кроток и внушает чистоту, целомудрие, любовь; другой исполняет душу смятением, завистью, гордостью и пр.

Седьмая заповедь внушает бояться Бога и не бояться диавола, который не имеет никакой силы, над боящимися Бога; должно только бояться дел диавола.

Восьмая заповедь показывает, от чего должно и от чего не должно воздерживаться. Воздержание заповедуется в отношении к дурным делам, и, напротив, внушается ревность о добрых делах, к которым, между прочим, относятся попечение о вдовах и сиротах, благотворительность к бедным, кротость и ласковость ко всем людям, почтение к старшим, снисхождение к отпадшим от веры, вразумление согрешивших.

Девятая, заповедь касается молитвы: должно молиться с полной уверенностью в исполнении просимого и без сомнения. Кто очистил сердце от всего суетного, получит то, о чем просит без сомнения, и если не скоро исполняется прошение, то должно приписать это или испытанию Божию, или какому-либо незнаемому греху, но не переставать молиться.

Десятая заповедь предостерегает от печали, как сестры сомнения и гнева: мирская печаль оскорбляет Духа Святого, помрачает смысл, препятствует исполнению молитвы, ибо печальная молитва не восходит к Престолу Божию.

Одиннадцатая заповедь излагает признаки истинного и ложного пророчества. Ложный пророк убегает церкви живых (истинно верующих) и пророчествует в местах тесных и тайных; к нему обращаются люди двоедушные, слабоверующие, которые привержены к языческим суевериям, и на вопросы их по суетным делам он отвечает, соображаясь с желаниями их сердца; но он немеет и приходит в смятение в собрании исполненных духом Божиим, когда возносится молитва их, ибо в нем дух земной. Этот дух и дух Божий распознаются по их обнаружениям и действиям в людях. Человек, имеющий духа Божия, узнается по тому, что дух вышний спокоен, смирен и удаляется от всякой неправды и суетного желания этого миpa, дает ответы не по человеческим вопросам или собственному побуждению, но тогда, когда Богу угодно. Когда он приходит в собрание верующих, молящихся Господу, то святой ангел Бога исполняет его Святым Духом и пророк говорит среди народа, как угодно Богу. Проявление земного духа, напротив, суетно и несмысленно. Лжепророк высит себя и стремится к председательству, нечестив, многоречив, предан чувственным удовольствиям и пророчествует за мзду.

Двенадцатая заповедь внушает избегать всякого худого пожелания, будет ли оно относиться к чужой жене или богатству, или чувственному наслаждению.

Окончив двенадцать заповедей, пастырь повелел Ерму поступать по ним и неленостно исполнять служение проповедника покаяния для верующих. «Прекрасны эти заповеди, но возможно ли человеку исполнить их?» – спросил Ерм. При этих словах пастырь изменился в лице и вид его был страшен от гнева. «Заповеди не будут трудны, – сказал он, – но ты не соблюдешь их, если будешь думать, что соблюсти их невозможно человеку; а если пренебрежешь ими, не будешь спасен. Неразумный! Не видишь ли, как дивно величие Бога, Который всю тварь подчинил человеку? И человек, владыка всего, не может иметь силы исполнить эти заповеди? Это возможно ему, если он имеет Господа в сердце своем, а не в устах только. Не должно бояться диавола, который может сражаться с истинно верующими, но не может победить их».

III. От заповедей ангел покаяния непосредственно переходит к подобиям, которые от простых образов восходят к пространным притчам и заканчиваются полными видениями.

В первом подобии ангел представляет жизнь христиан как странствование к дальнему городу. «Знаете ли, – сказал он, – что вы, рабы Божии, находитесь в странствии? Ваш город далеко от этого города. Зачем же покупаете поместья и готовите излишние жилища? Вместо полей искупайте души из нужды, сколько кто может, помогайте вдовам и сиротам. Ибо для того Господь обогатил вас, чтобы вы исполняли такое служение Ему! Не имейте языческого желания богатств, которые гибельны для рабов Божиих».

Ерм, прогуливаясь однажды, увидел виноградную лозу и вяз и стал размышлять о плодах их. Ангел явился и объяснил ему высшую истину, чувственно представляющуюся в этих деревьях. Виноградная лоза богата плодами, а вяз совсем бесплоден, но она, только опираясь на вяз, приносит много плода. Так богач и бедняк должны быть полезны друг другу. Богатый рассеян от своих сокровищ и имеет очень слабую молитву к Богу. Но если он помогает бедному, то этот молится за него,  и богатый чрез его молитву благословляется, ибо молитва бедного имеет большую силу у Бога (Втор. под.).

Пастырь показал Ерму обнаженные, почти сухие деревья. Как зимою нельзя узнать, какие из них засохли и какие свежие, так в настоящем веке праведные и грешные живут вместе, по-видимому, не различаются друг от друга. Но с наступлением лета обнаружатся сухие деревья и здоровые снова зазеленеют; так в будущем веке откроется различие праведных от прочих людей, которые окажутся совсем бесплодными (Третье и четвертое подоб.).

Однажды Ерм в день поста сидел на горе, благодаря Бога за все, с ним сделанное. Пастырь явился к нему и по поводу поста, который совершал Ерм, сказал ему притчу. Некто имел поместье и множество рабов. На одной части земли своей он устроил виноградник и потом, отправляясь в дальний путь, поручил его своему вернейшему рабу и приказал ко всякой лозе поставить тычинки, обещаясь за это дать рабу свободу. Раб сделал больше: не только обставил виноградник тычинками, но ископал его для очищения от негодной травы. По возвращении господин остался весьма доволен делом раба. Посоветовавшись со своим сыном и друзьями, он решился сделать раба сонаследником сына. Через несколько дней, когда господин давал пир друзьям, он посылал рабу кушанья от своего стола; раб брал их себе, сколько нужно, а остальное раздавал своим сорабам. Это еще более усилило благоволение к нему господина и сделало его достойным наследия. Так, – объяснил пастырь, – и у Бога получишь большую честь, если будешь не только исполнять Его заповеди, но и делать сверх того какое-либо добро. Пост, какой соблюдал Ерм, тогда только имеет достоинство, если присоединяется к полному соблюдению заповедей Божиих. Но изложенная притча имеет более глубокий, догматический смысл. Поместье – мир Божий; господин – Сам Бог, Творец всего; раб – Сын Божий; виноградник – народ верующий; тычины – ангелы, приставленные Господом к Его народу; сорные травы, которые выполоты рабом, – грехи верующих; яства – заповеди, данные Богом чрез Сына народу; друзья, участвующие в совете, – первозданные ангелы; отсутствие господина есть время, остающееся до пришествия Господня. Сын Божий представлен в притче как раб, по Своему воплощению, ибо Он потрудился и пострадал для уничтожения грехов верующих. Но как плоть, в которую вселился Он Своим божеством, непорочно послужила Ему, то она удостоена прославления. Итак, должно хранить плоть свою в чистоте, как жилище Святого Духа, и не обольщаться мнением, что она тленна и потому можно злоупотреблять ею для чувственных удовольствий. Осквернение плоти есть вместе и оскорбление Святого Духа.

Однажды пастырь повел Ерма в поле и показал двух пастухов. Один из них был красиво одет и весело ходил среди своего стада, тучного и довольного: это ангел наслаждения и лжи, развращающий души рабов Божиих, из коих одни по своим страстям совершенно отпали от Бога, даже хулили имя Его, иные же, храня истину, предались утехам этого мира, последние, впрочем, еще имеют надежду покаяния. Другой пастух, сурового вида и в грубой одежде, водил свое стадо по местам скалистым и тернистым: это ангел наказания, который получает годных овец от первого пастуха для вразумления и исправления посредством бедствий и нужд обыкновенной жизни, например бедности, болезни и т. д. Такой ангел был послан и в дом Ерма. И когда последний просил пастыря удалить от него ангела наказания, то пастырь отвечал, что покаяние сыновей его должно быть соединено со страданиями, без чего они не исправятся, впрочем, обещал облегчить для Ерма наказание (VI и VII под.).

В восьмой притче вся Церковь представляется под руководством и надзором особенного ангела. Пастырь показал Ерму огромное ивовое дерево, покрывавшее поля и горы. Стоявший подле него величественный ангел отрезал ветви дерева и раздавал народу. Когда он потребовал их назад, то у одних ветви оказались с плодами или с молодыми побегами, или по крайней мере зелеными и свежими, как прежде; у других же более или менее засохли. Первые были введены в башню. Прочих же он предоставил испытать пастырю, как ангелу покаяния, который посадил их ветви в землю и стал обильно поливать водою. После того некоторые и из этих зазеленели, дали отпрыски и даже плоды; остальные же так и остались засохшими. Величественный ангел есть Михаил, приставленный к народу верующему; ветви, им раздаваемые, – закон Божий, насаждаемый им в сердцах верующих, за исполнением которого он надзирает; соблюдших закон, особенно же мучеников и исповедников, он прямо вводит в башню, а преступивших его отдает во власть ангела покаяния. Из последних некоторые исправляются, другие же остаются нераскаянными: таковы особенно отступники и предатели Церкви, отрекшиеся и поносившие имя Господне.

Заповеди и притчи, в которых раскрыт образ исправления верующих путем наказания и покаяния и под руководством верховного ангела, завершаются величественной картиной Церкви, ее окончания и торжества; она представлена в так называемой девятой притче.

После того как Ерм написал заповеди и притчи, пастырь пришел к нему и сказал: «Я хочу показать тебе все, что сообщил тебе Дух, говоривший с тобою в образе Церкви; Дух тот есть Сын Божий. Тогда ты не был еще крепок силами, потому Церковь показала тебе строение башни, явившись в женском виде. Но теперь ты приготовлен к явлению того же Духа, Который будет просвещать тебя в образе более Ему свойственном, как (мужественный) ангел». – И пастырь перенес Ерма на вершину горы в Аркадии и показал ему огромное поле, окруженное двенадцатью разнообразными горами. Посреди поля возвышался белый квадратный камень выше гор, древний, но с новою, недавно высеченною дверью, которая сияла светлее солнца. Около двери находились двенадцать прекрасных дев. Скоро явились шесть человек величественных и почтенных; они призвали множество других людей, также сильных, и приказали строить башню над дверью. Девы доставали камни из глубины воды и проносили через дверь для передачи строителям. Сперва были принесены 10 белых обделанных квадратных камней, потом – 25, далее – 35 и, наконец, 40 камней, так что основание башни составилось из четырех рядов камней. Тогда перестали доставать камни из воды, а приказано было приносить камни с двенадцати гор. Те камни, которые через дев поступали в строение, изменяли свои прежние различные цвета и делались одинаково белыми, а которые были доставляемы прямо от мужей, не проходя через руки дев, те не изменялись. Тогда по приказанию тех шести мужей они были отнесены назад, туда, откуда были взяты. Так была кончена в тот день работа, но еще не окончена башня. Окончание ее последует тогда, когда господин башни испытает здание. Строители пошли отдыхать, а девы остались при башне. Пастырь и Ерм также удалились.

Через несколько дней Ерм с пастырем опять пришли к тому же месту; и так как ожидали прибытия господина, то они вошли в саму башню, при которой нашли одних дев. И вот явилось великое множество мужей, а в средине был один муж необыкновенного роста, так что он превышал саму башню; около него находились те шесть мужей, которые заведовали строением башни. Девы тотчас подошли к нему, облобызали его и сопровождали; Он осматривал башню внимательно и испытывал камни тростью, бывшею у него в руке, – и некоторые из них оказались черными, иные шероховатыми, иные с пятнами или трещинами и пр. Их приказано было вынуть и положить около башни, а взамен их взять другие камни, не с гор, а с ближайшего поля. Из новых камней блестящие и квадратные были употреблены на постройку, а круглые также положены около башни. Господин поручил пастырю обделать отложенные камни и годные употребить в здание, а сам удалился. Пастырь так и сделал; но оказавшиеся и после того негодные камни были отнесены туда, откуда взяты. Теперь уже не было около башни ни одного камня, и башня явилась без спаек, как бы выстроенною из одного камня или высеченною из одной скалы. Затем пастырь удалился, оставив Ерма против его воли с одними девами: Ерм должен был провести с ними ночь как брат. Они обнимали, целовали его и играли с ним; среди их псалмопений и ликования Ерм почувствовал себя помолодевшим и всю ночь провел с ними в непрерывной молитве.

На следующий день пришел пастырь и объяснил все Ерму. Камень и дверь есть Сын Божий, камень древний, потому что Он древнее всякой твари и был с Отцом Своим в совете о создании мира;– дверь новая, потому что Он явился в последние дни, чтобы дать доступ в Царство Божие; и никто не войдет в него, если не будет иметь имени Сына Божия. И величественный муж, осматривавший башню, есть Сам Сын Божий. Башня есть Церковь. Строители ее – ангелы Божии, которые также чрез Сына имеют доступ к Богу. Девы суть святые духи, силы Сына Божия, и каждый носящий имя Его должен иметь и эти силы; из них четыре важнейшие суть: вера, воздержание, мощь, терпение; а потом следуют: простота, невинность, целомудрие, радость, правдивость, знание, согласие и любовь. Из камней, которые доставались из глубины, первые 10 означают первый век, следующие 25 – второй век мужей праведных; дальнейшие 36 суть пророки и служители Господа, последние же 40 – апостолы и проповедники Сына Божия. Они извлечены из воды, потому что только через воду крещения можно получить печать Сына Божия, духовно оживотвориться и войти в Царство Божие. Ветхозаветные праведники скончались свято, но не имели этой печати; к ним нисходили по кончине своей апостолы и учители, имевшие уже печать Сына Божия, и им проповедали и сообщили ее. С ними апостолы нисходили в воду и с ними опять восходили; потому и сами они представляются взятыми из воды. Двенадцать гор означают двенадцать народов мира, среди которых проповедан Сын Божий посланниками Его; народы эти различаются не по происхождению своему, но по внутренним свойствам и представляют различные классы уверовавших по их добродетелям и порокам. Камни же, взятые взамен отвергнутых горных камней и выкопанные с ближайшего поля, суть отроги (radices) белой горы, которая означает верующих, сохранивших детскую простоту и невинность: к ним относятся новообращенные, только что уверовавшие, и те, которые еще уверуют пред совершением Церкви. К этому предстоящему совершению члены настоящей Церкви должны приготовляться в простоте, мире и покаянии, пока еще строится башня.

Наконец, Сам Господь Церкви в виде ангела пришел в дом Ерма вместе с пастырем, которому поручил его. Ободрив послушание Ерма пастырю, Он повелел пребывать в исполнении преподанных ему заповедей и возвещать силу этого ангела, который имеет власть покаяния над всем миром; послал, в дом Ерма понравившихся ему двенадцать дев – духовные силы, чтобы они помогали исполнять заповеди, и в заключение сказал Ерму: «Мужественно проходи это служение и поведай всякому человеку величие Божие... Скажи всем, чтобы не переставали, сколько кто может, благотворить... Неимущий проводит жизнь в великом мучении и скорби: он страдает так же, как заключенный в узах; и многие, не вынося такого бедственного положения, готовы умереть. Кто знает несчастье подобного человека и не избавляет его, совершает великий грех и виновен в крови его. Итак, благотворите, сколько кто получил от Господа... Если не поспешите исправиться, строение башни окончится и вы не попадете в нее». После этих слов Он удалился и взял с собою пастыря и дев, обещаясь опять отпустить их в дом Ерма. Так кончился ряд последовательно развивавшихся видений и откровений, сообщенных Ерму и изложенных им в книге «Пастырь».

II.

Чтобы понять происхождение и значение книги «Пастырь», нужно обратить внимание на современное ей внутреннее и внешнее состояние христианства, как оно изображается в самой книге, – впрочем, в ближайшем отношении собственно к Церкви Римской.

Во время написания «Пастыря» в Церкви еще существовало пророческое вдохновение (πραomicron;φηταepsilon;ία) (1Кор. XII, 10) и дар назидательного слова, не соединенный с каким-либо церковным чином, свободно действовал в богослужебных собраниях верующих, хотя председательство в них принадлежало пресвитерам (Vis. III, 9; Mand. XI). Сам Ерм имел поручение говорить к собранию святых (Vis. III, 8; IV, 3), и каждый мог говорить в нем, кто был исполнен Святого Духа. При всем том время юности и свежей поры Церкви миновало. Церковь являлась Ерму старицею, сидящею на кафедре, в знак духовной слабости членов ее. Как в клире, так и в народе верующем христианская жизнь во многих отношениях утратила совершенства, коими она была украшена в век апостольский, так что сделалось нужным всеобщее покаяние. Предстоятели Церкви порицаются за несогласия между собою и споры о преимуществах (Vis. III, 9; Sim. VIII, 7; ср. IX, 23. 31), равно как и вообще за невнимательность к своему собственному поведению (Vis. III, 9). Общий нравственный упадок христианской жизни состоял в преданности мирским делам, которая прежде всего порицается в самом Ерме. Развлеченные и ослабленные мирскими делами впали в беспечность о служении единому Богу (Sim. IV); занятия языческие (negotia ethnicorum) довели некоторых до того, что по своим суетным делам обращались с вопросами к ложным прорицателям (языческим) и при этом впадали в идолослужение (Mand. X, 2), а некоторые из привязанности к сокровищам этого мира оказывались во время гонений неверными Богу (Sim. VIII, 8; Vis. III, 6). Кроме того, члены Церкви порицаются за роскошь и изнеженность, которые несовместны с обязанностями рабов Божиих. Многие были преданы чувственным удовольствиям, одни пользуясь творениями Божиими, не уделяя бедным, изнывающим в нужде (Vis. III, 9; Mand.VIII). Потому даже пост заповедуется Ерму с тою целью, чтобы сберечь остаток для благотворения бедным (Sim. V, 3). Особенно же часто внушается мысль о богатстве как препятствии к вступлению в Царство Божие, если богатство не обсекается, т. е. излишек его, остающийся за удовлетворением естественных необходимых потребностей, не употребляется для вспоможения нуждающимся (Vis. III, 6; Sim. IX, 20). Были христиане только по имени, которые не имели веры и не оказывали никакого плода истины (Sim. IX, 19); иные уверовали, но по сомнению своему оставили путь истинный, думая, что могут найти лучший путь (Vis. III, 7); другие по надмению своему хвалились всезнанием и принимали на себя вид учителей (Sim. IX, 22); некоторые развращали рабов Божиих, особенно тех, которые согрешили, не допуская их обратиться к покаянию (Sim. VIII, 6). Против такого рода заблуждений и упадка духовной жизни верующих Ерм является со своею проповедью о покаянии, чтобы восстановить и обновить ослабленные грехами духовные силы христиан и освежить жизнь Церкви, одряхлевшую в ее членах.

К этому делу Ерм был особенно побужден твердою уверенностью, что в ближайшее время имеет быть Второе пришествие Христово для очищения Церкви, для отделения праведных от грешных. Христианство уже проповедано во всем мире (Sim. VIII, 3; IX, 17.25) и выдержало неоднократные и кровавые гонения, кроме того, еще предстоит сильное гонение, во время которого должна проявиться твердость христиан в вере (Vis. II, 2.3; IV, 2). В общественной жизни сердца благочестивых людей поражались, с одной стороны, зрелищем бедствий, в особенности нищеты (которую Ерм неоднократно выставляет в ярких и трогательных чертах), а с другой – охлаждением любви в верующих, бесчувствием достаточных христиан к бедствиям ближних. Такие и подобные знамения времени естественно возбуждали и укрепляли в Ерме, как и в других благочестивых людях, ожидание в ближайшем будущем кончины мира и пришествия Христова, возвещенного в слове Божием. Проникнутый этой мыслью, Ерм пророчески возвещает: близок конец мира, скоро здание башни окончится (cito comsummabitur turris,Vis. III, 8); но Бог дал еще срок для покаяния, допустил перемежку в строении, чтобы люди могли покаяться и спастись (et ideo intermissio facta est struendi ut si hi egerint poenitentiam, adjiciantur in structuram turris,Sim. IX, 5.14; ср.Sim. VIII, 2); есть еще покаяние для рабов Божиих, но оно ограничено (habent poenitentia justorum fines,Vis. II, 2) близким окончанием башни. Таким образом, увещание к покаянию и раскрытие нравственных условий его составляет задачу и содержание книги «Пастырь».

Но книга «Пастырь» имеет еще другую сторону, которою она резко выдается из ряда произведений других мужей апостольских. Это ее апокалиптический характер, по которому содержание ее состоит из ряда откровений (άπαomicron;κάλαupsilon;ψις), сообщенных Ерму из высшего духовного мира в видениях являвшейся ему Церкви и в наставлениях ангела.

Если, с одной стороны, нет основания отвергать, что во время существования в Церкви чрезвычайных даров Святого Духа и Ерм был свыше одушевлен к своему пророческому служению, к увещанию и утешению современных ему христиан, то, с другой стороны, по власти, которая всегда сохранялась у пророка в употреблении дара (1Кор. XIV, 23), Ерм свободно избрал при написании книги форму представления своей проповеди о покаянии. Для того чтобы эта проповедь при легкомыслии и при сомнении некоторых о близости окончания времени (Vis. III, 4) действительно произвела могущественное впечатление, прежде всего должно быть поставлено вне всякого сомнения главнейшее побуждение к покаянию – скорое окончание Церкви. По человеческому соображению это событие могло быть только вероятным, совершенно же достоверным становится только чрез Божественное откровение. И вот Ерм, для которого главное дело – покаяние и обращение грешников, передает свое твердое убеждение о близости конца мира как высшее откровение. Чтобы объяснить возможность этого, Ерм представляет план Божественного домостроительства Церкви, в котором принимают столь сильное участие ангелы, и наглядно показывает, как в этот видимый мир постоянно для блага людей нисходят из мира невидимого служебные духи, назначенные Самим Богом для того, чтобы чрез их влияния возводить человека к христианскому совершенству. Впрочем, элементы для подробнейшего раскрытия своих созерцаний в апокалиптической форме Ерм уже находил в библейских откровениях пророка Даниила и Иоанна Богослова, особенно же в Третьей (по Вульгате – Четвертой) книге Ездры. С последним апокрифическим сочинением книга «Пастырь» имеет много сходства как по господствующему в ней нравоучительному направлению, так и по развитию целого и подробностей. У Ездры поводом к вышним научениям служат также грехи и преступления народа, как в книге «Пастырь» – грехи Ерма и его семейства; там наставления преподаются ангелом Уриилом (глава 4-я), как здесь – пастырем, ангелом покаяния, и к ним Ездра и Ерм относятся одинаково страдательно, предлагая только вопросы и получая ответы. Ездра упрекается за излишние вопросы и нетерпеливое любопытство (4, 7), как и здесь Ерм (Sim. IX, 14). Ездра получает видение на ложе (III, 1), как Ерм (Mand., prolog), или на горе Ориве (II, 33), как Ерм на горе в Аркадии (Sim. IX, 1; ср. Sim. V, 1), Ездра приглашается идти на поле Ардаф (IX, 26), подобно и Ерм призывается в поле (Vis. III, 1). Тот и другой получают страшное извещение подобного содержания: Ездра слышит звук, как звук вод многих (VI, 16), Ерм – ужасные слова, которых человек не в состоянии вынести (Vis. I, 3). Женщина, являющаяся Ездре (X), исчезает с великим шумом, как и в книге Ерма (Vis. IV, 3). Наконец, тому (XII, 37), как и другому (Vis. II, 4), поручается записать виденное и слышанное. Эти черты достаточно показывают сходство в форме этих двух произведений; и хотя время происхождения третьей (VI) книги Ездры в точности неизвестно, но существенными частями своими оно принадлежит дохристианскому периоду², и потому не без основания можно почитать книгу «Пастырь» перенесением и продолжением на христианской почве приемов апокалиптики иудейской ³.

Писателем книги «Пастырь» представляется сам Ерм, который получал откровения с повелением проповедовать их устно и письменно. Кто же этот Ерм и в какое время он жил и написал свою книгу? Из самой книги видно, что Ерм был современником Климента, под которым ясно разумеется знаменитый епископ Римский, скончавшийся (около 101 г.) при императоре Траяне (98–117). Христианство, возвещенное уже во всем мире, неоднократно подвергалось гонениям, и, кроме того, ему предстояло в будущем сильное бедствие от врагов его. Христиане были приводимы к начальствам и допрашиваемы (perducti ad potestates interrogati,Sim. IX, 28); причем одни явились мужественными исповедниками Господа или даже претерпели мученическую смерть⁴, другие оказались отступниками и изменниками, которые отрицались имени Господа и даже хулили его (Sim. VIII, 6; IX, 19). Систематический образ действий и строгие казни со стороны языческого правительства против твердых в исповедании христиан не идут к гонениям Нерона и Домициана, имевших характер временных, непродолжительных вспышек; напротив, они весьма легко объясняются из распоряжений императора Траяна, и указе против тайных обществ и в рескрипте к правителю Вифинии Плинию⁵. Из таких указаний должно заключить, что книга «Пастырь» явилась не ранее времени императора Траяна, в конце I или, вероятнее, в начале II столетия христианства. Что же касается лица автора, об этом разногласят мнения новейших ученых и даже показания древнейших церковных писателей. По мнению одних, писатель «Пастыря» есть тот Ерм, о котором упоминает апостол Павел в послании к римским христианам в числе приветствуемых им лиц. Это мнение впервые высказал Ориген в своем толковании на Послание к Римлянам (XVI, 14). «Я думаю, – говорит он, – что этот Ерм есть писатель той книги, которая называется Пастырь». Подобнымм образом Евсевий говорит: «В конце Послания к Римлянам апостол упоминает между другими и об Ерме, которого, говорят, есть книга “Пастырь”». О том же мнении свидетельствует Иероним: «Ерм, о котором упоминает апостол Павел в своем Послании к Римлянам, есть, как говорят, автор книги, называемой “Пастырь”». На таком основании книга «Пастырь» была и после приписываема Ерму, мужу апостольскому. В Ватиканском кодексе XIV века (3848) читается: «Конец книги “Пастырь”, ученика святого апостола Павла».

Другое мнение сохранилось из древности в найденном Мураторием отрывке, относимом к 170 году (Credner. ZurGeschichtedesKanons, 93). Здесь неизвестный писатель говорит: «Книгу Пастырь очень недавно в наши времена написал (conscripsit) в городе Риме Ерм, тогда как кафедру Церкви города Рима занимал брат его епископ Пий; поэтому должно ее читать, но она не может быть предлагаема народу в церковном собрании, ни считаться в числе писаний пророческих и апостольских. (Гефеле и Дрессель в пролегом.). С этим показанием согласны стихи, помещенные под именем Тертуллиана в III книге гл. 3 против Маркиона; не упоминаем о позднейших более или менее искаженных повторениях того же мнения,      напр., в Liber pontificalis и др. (См. у Гефеле). Таким образом, писателем Пастыря представляется не апостольский Ерм, но позднейший – брат Римского епископа Пия (около 142–157). Последнее мнение весьма тщательно было защищаемо католическим ученым Гефеле, который думает, что книга Пастырь направлена против монтанской секты, хвалившейся своими пророчествами и откровениями. Оно принято и другими учеными (Ричлем, Бунзеном, Гагеманом), хотя при ином воззрении на значение книги Ерма.

Но такому мнению о происхождении книги Пастырь от позднейшего Ерма противоречит то уважение, каким она пользовалась в первое время. В самом отрывке Мураториевом содержится указание, хотя не прямое, что то сочинение было уже довольно распространено и получило немаловажное значение среди христиан, так что показалось нужным устранить возможное или уже действительное смешение его с каноническими книгами Священного Писания. Ириней, путешествовавший в Рим в 178 г., и Климент Александрийский ссылаются на слова книги Пастырь как на слова Писания, боговдохновенные, что заставляет предполагать и у них мнение о писателе книги, подобное высказанному Оригеном. Нельзя утверждать, чтобы вопрос, которого касается книга «Пастырь», есть ли покаяние для падших после крещения, был в первый раз возбужден только Монтаном; он; естественно, должен был явиться, как скоро явились падшие, и почему не мог быть так или иначе решаем в конце I или в начале II века? Притом трудно допустить, чтобы предполагаемый у Гефеле благочестивый обман (fraus pia) с ясными напоминаниями о церковной жизни почти апостольского времени мог быть так смело употреблен позднейшим Ермом в противодействие монтанизму; и в таком случае полемическое отношение к этому противо-иерархическому движению, без сомнения, явственнее и резче проникало бы все сочинение. А этого не видно, точно так же, как незаметно следов борьбы с великими гностическими системами, волновавшими христианство около половины II века и позднее. Вообще простота, отсутствие догматического направления, искреннее благочестие, дышащее показанием свыше, хотя и не без примеси человеческих преданий, вся постановка книги Пастырь свидетельствуют о ее происхождении ранее, а не после начала христианской учености. Поэтому некоторые ученые, признавая книгу Пастырь произведением апостольского Ерма, предполагают, что позднейший Ерм, брат папы Пия I, или только перевел ее на латинский язык (Мёлер в своей «Патрологии») или обработал и дополнил ее (Тирш. Die Kirche im apost. Zeitalt., стр. 352). Другие же, не придавая значения показанию Мураториева отрывка, хотя и не приписывают книгу Пастырь упоминаемому в послании к римлянам Ерму, но все-таки почитают ее произведением неизвестного писателя из первой четверти II века, который, может быть, воспользовался преданием об апостольском муже (Гильгенф.). Мы со своей стороны находим более достойным вероятия мнение, заявляемое Оригеном и засвидетельствованное Евангелием и Иеронимом, хотя и в древности оно не было всеобщим и решительным преданием⁶. Афанасий Александрийский называет книгу «Пастырь». В книге Пастырь высокая честь приписывается мученичеству, но оно не поставляется всеобщею непременною обязанностью, так что спасение от гонения является наградою за праведность (Vis. IV, 2). Ерм ясно допускает покаяние после крещения (Mand. IV), что монтанисты отвергали: нет греха или преступления, в котором нельзя было бы покаяться, кроме хуления Бога и Христа, даже лжеучителям, отрекшимся от Христа, и прелюбодеям остается возможность покаяния (Mand. IV, I, 1. 2, XI). Аскетические требования Ерма гораздо умереннее монтанизма: он позволяет второй брак (по смерти мужа или жены), не проповедует поста в такой строгости, как Тертуллиан (De monogam. De jejun). Поэтому-то Тертуллиан так резко отзывался о книге «Пастырь», называя ее «adultera et ipsa et patrona sociorum» (De pudicit. 10). Таким образом, в книге «Пастырь» является более умеренный и не выходящий еще из пределов Церкви образ нравственной реакции, которая с такою крайностью и резкостью проявилась в монтанизме. Но если нельзя признать внешней, так сказать, генеалогической связи между ними, то по крайней мере нельзя отрицать внутреннего родства их по задаче и содержанию. Та же нравственная реакция, которая на основании откровения и мысли о близости кончины мира стремится восстановить строго нравственную жизнь, те же вопросы, поднятые в монтанизме, проходят и в книге.

Кто бы, впрочем, ни был писатель книги Пастырь – Ерм ли, апостольский муж или другое лицо, скрывшее себя под этим именем, – во всяком случае она составляет замечательное явление в древнейшей истории христианства. Опираясь на высшее откровение, указывая на близкий конец мира, Ерм хочет своею проповедью о покаянии противодействовать вторгшейся в Церковь распущенности нравов и возвести христианскую жизнь в первобытной простоте, строгости и чистоте. В этом отношении книга Ерма занимает первое по времени место в той великой нравственной реакции, которая явилась во II веке христианства и выразилась, как односторонняя и крайняя степень своего развития, в расколе монтанизма. Как же относится эта книга к монтанизму? По этому вопросу мнения ученых исследователей совершенно расходятся. Еще Котельер назвал книгу «Пастырь» защитой кафолической веры против сурового учения Монтана; такой взгляд, как было уже сказано, нашел последователей и между новейшими учеными. Но Дорнер, наоборот, признал эту книгу предтечею монтанизма, а за ним Ричль совершенно включил ее в историю этого преобразовательного движения во II веке. Напротив, Гильгенфельд отвергает всякую связь книги «Пастырь» с монтанизмом, к которому она относится ни сочувственно, ни враждебно; замечание справедливое в том отношении, что она произошла гораздо раньше того исторического явления, которое известно под именем монтанизма. Но если нельзя признать внешней, так сказать, генеалогической связи между ними, то по крайней мере нельзя отрицать внутреннего родства их по задаче и содержанию. Та же нравственная реакция, которая на основании откровения и мысли о близости кончины мира стремится восстановить строго нравственную жизнь, те же вопросы, поднятые в монтанизме, проходят и в книге «Пастырь» – вопросы о покаянии, о втором браке, о воздержании и пр. Но при этом решения их неодинаковы. Ерм не доходит до тех крайностей, какие выразились в монтанизме, и нередко противоречит монтанистическим идеям. При свободном отношении к церковной иерархии, Ерм не обнаруживает противоиерархического направления, какое видим в монтанизме: его откровения должны быть сообщены предстоятелям Церкви и чрез них распространены между христианами. В книге «Пастырь» высокая честь приписывается мученичеству, но оно не поставляется всеобщею непременною обязанностью, так что спасение от гонения является наградою за праведность (Вид. IV, 2). Ерм ясно допускает покаяние после крещения (Зап.IV), что монтанисты отвергали: нет греха или преступления, в котором нельзя было бы покаяться, кроме хуления Бога и Христа, даже лжеучителям, отрекшимся от Христа, и прелюбодеям остается возможность покаяния (Зап. IV, 1; X I). Аскетические требования Ерма гораздо умереннее монтанизма: он позволяет второй брак (по смерти мужа или жены), не проповедует поста в такой строгости, как Тертуллиан1 Поэтому-то Тертуллиан так резко отзывался о книге «Пастырь», называя ее «adultera et ipsa et patrona sociorum» [«и сама развратная, и покровительница сообщников»]. Таким образом, в книге «Пастырь» является более умеренный и не выходящий еще из пределов Церкви образ нравственной реакции, которая с такою крайностью и резкостью проявилась в монтанизме.

Наконец, что касается уважения, каким пользовалась книга «Пастырь» в Церкви христианской, то судьба ее в этом отношении была неодинакова и изменчива, по крайней мере на Западе. Высоко уважалась она Иринеем, который приводит из нее слова первой заповеди, выражаясь таким образом: «Хорошо говорит Писание (ή γραφή)». Климент Александрийский также не обинуясь пользуется этою книгою как боговдохновенною (θείως ή δύναμις ή τφ Έρμφ κατά άποκάλυψιν λαλοϋσα [«сила, божественно говорящая Epмe по откровению»]). Ориген говорит о ней: «Это писание кажется мне весьма полезным, и, как думаю, оно боговдохновенно (divinitus inspirata)». Впрочем, он же свидетельствует, что хотя она употребляется в Церкви, но не всеми признается за Божественную и даже некоторыми отвергается, и потому он часто ссылается на нее с ограничением: если кому угодно принимать это сочинение (si cui tamen scriptura illa recipienda videtur).

По свидетельству Евсевия, возражения некоторых против книги «Пастырь» препятствовали принятию ее в число священных книг общепризнанных (όμολογούμενα), между тем как другие почитали ее сочинением весьма необходимым, особенно для людей, приступающих к начальному познанию веры. Поэтому, он говорит, она принята в церквах для всенародного чтения и ею пользовались некоторые из древнейших писателей. Афанасий Александрийский называет книгу «Пастырь» весьма полезною; по его суждению, она не принадлежит собственно к канону, но относится к числу тех книг, хотя «неканонических, но которые отцы заповедали читать приходящим к вере и желающим огласиться словами истины, каковы премудрость Соломона...». Но в месте своего происхождения – в Церкви Римской книга «Пастырь» недолго пользовалась тем одобрением и уважением, с каким была встречена в первое время. Мураториев отрывок уже служит знаком упадка авторитета этой книги, когда в нем дозволяется читать ее только частным образом и даже написание ее, вопреки ее смыслу и намерению, приписывается позднейшему Ерму, брату Пия I. Тертуллиан в сочинении о молитве говорит о книге «Пастырь» без порицания; но после решительного поворота своего к монтанизму он отзывается о ней как о книге прелюбодеев (illo apocrypho pastore moechorum) и в порыве страстного раздражения говорит, что она собором всех Церквей, даже кафолических, считается между апокрифическими и подложными. Впрочем, он сам обличает свое преувеличение в словах об общецерковном отвержении книги «Пастырь», когда в другом месте говорит, что более ее принято в церквах Послание к евреям. Значит, она еще пользовалась таким значением в Церкви, которое позволяло сравнивать ее с этим писанием апостольским. Падение авторитета книги «Пастырь» в западной Церкви, естественно, объясняется увлечениями волновавшей ее борьбы с монтанизмом, когда среди противоречивых мнений по спорным вопросам, искавших для себя опоры в этой книге, она оказывалась неудовлетворительною ни для монтанистов, ни для противной им стороны. Таким образом, к концу IV века, когда Иероним писал свой каталог церковных писателей, книга «Пастырь» утратила на Западе свое значение, так что Иероним мог сказать, что она почти неизвестна у латинян (apud Latinos paene ignotus est). Между тем в Церкви Греческой продолжалось уважение к ней: по свидетельству того же писателя, она все еще читалась публично в некоторых церквах. Сам Иероним, называя ее книгою полезною, причисляет ее к тому разряду книг, к которому относятся Премудрость Соломона, книга Сираха и пр.

Представленные свидетельства показывают, что суждение о принятии этого нравоучительно-апокалиптического творения в число канонических писаний в древности долго колебалось, пока наконец за нею утвердилось, преимущественно в Церкви Восточной, значение книги полезной и назидательной наряду с другими неканоническими, но принятыми Церковью священными книгами.

III.

Книга «Пастырь» замечательна и своими внешними судьбами. Написанное в Риме на греческом языке ⁷, и вскоре принятое с великим одобрением во всей Церкви, как на Западе, так и на Востоке, даже чтимое как книга боговдохновенная, это сочинение мало-помалу исчезло из общественного употребления в церквах латинских, между тем как еще пользовалось уважением в греческих церквах. Несмотря на то, в новейшие времена книга «Пастырь» стала опять известна не по греческому оригиналу, как следовало бы ожидать, но в древнем латинском переводе, изданном в первый раз французским ученым Иаковом Фабером Стапульским в Париже в 1513 году⁸. Отрывки греческого текста сохранились только в цитатах греческих церковных писателей. Но в 1856 году явился в свет и греческий текст, почти полный; недостает только семь последних глав, именно: кроме окончания XXX главы, еще следующих трех глав девятого подобия и четырех глав десятого. Он был открыт знаменитым по своим литературным подлогам греком Симонидесом на Афонской Горе в рукописи, которая, по мнению К. Тишендорфа, принадлежит к XIV веку. Из этой рукописи Симонидес сумел приобрести три листа, содержащих конец заповедей и большую часть подобий, а с остальных частей сделал список. Сверх того, он в Лейпциге изготовил второй список, в котором рукописный текст был произвольно изменен во многих местах и дополнен недостающими главами по латинскому переводу, конечно, с тою целью, чтобы после этих предварительных работ составить подобный палимпсест книги «Пастырь», как прежде сделанный палимпсест Ураниоса. Три листа первоначальной рукописи и второй список Симонидеса были куплены для библиотеки Лейпцигского университета, и по ним-тο сделано первое издание греческого текста Ангером и Диндорфом (Лейпциг, 1856). После ареста Симонидеса в Берлине первый, снятый на Афонской Горе список был взят у него и переслан в Лейпциг, и по нему, равно как и по вышеупомянутым листам рукописи, изготовлено Тишендорфом новое издание «Пастыря», помещенное у Дресселя в Patres apostolici.

Первый возникший отсюда вопрос был вопрос о подлинности этого нового текста книги «Пастырь». Подозрение в этом отношении было вполне основательно, судя по прежним подлогам Симонидеса, обманувшим знаменитых ученых Берлинской Академии наук. Симонидес знал о потребности, которая именно в новейшее время сильно пробудилась в богословском мире, – о потребности в первоначальном тексте «Пастыря»; не могло ли это быть для него поводом к литературной подделке? Этого вопроса нельзя было с полною уверенностью решить на основании только трех листов из первоначальной рукописи, подлинность которых также должна была сделаться сомнительною. К счастью, критика в то время получила в новой литературной находке пробный камень для подлинности греческого текста. Немецкий ученый Дрессель, занимавшийся для своего издания Писаний мужей апостольских исследованием книгохранилищ в Риме, открыл в Палатинском кодексе Ватиканской библиотеки (код. 150, XIV века) совершенно новый, дотоле неизвестный перевод «Пастыря» весьма глубокой древности, который и напечатан им в помянутом его издании. Новый перевод значительно отступает от прежде известного перевода, и притом в лучшем смысле: текст его не только вообще пространнее, но и передает некоторые испорченные места частью в их надлежащей связи, частью в полном виде (например, Mand. XI и Sim. V, 5. 6). Но именно в этих местах греческий текст Симонидеса или совершенно согласен с латинским переводом кодекса Палатинского, или, по крайней мере, значительно, приближается к нему, или даже лучше его. Таким образом, устраняется подозрение, что Симонидес мог составить свой греческий текст через обратный перевод с латинского при помощи греческих фрагментов (впрочем, и от них он нередко уклоняется); и чтобы убедиться и полной независимости нового греческого текста от прежде известного латинского перевода, нужно только сравнить вышеозначенные места в трех теперь существующих текстах. Впрочем, греческий текст немало отступает и от нового латинского перевода; он почти держит середину между пространностью нового и краткостью древнего перевода.

Сомнение о том, действительно ли текст Симонидеса обязан своим происхождением древней рукописи, скоро уничтожилось. Но оставалась еще другая возможность. Греческий текст самой рукописи Афонской не есть ли сделанный в средние века перевод с латинского? Об этом поднялся ученый спор. Тогда как Тишендорф старался доказать это предположение⁹, Ангер и потом Голлеиберг¹⁰ защищали новый греческий текст и утверждали, что он представляет оригинальный текст «Пастыря». Но основания, на которых Тишендорф утверждал свое мнение, прежде представлявшиеся довольно шаткими¹¹, теперь, вследствие нового литературного открытия, оказались вполне несостоятельными и отвергнуты самим же Тишендорфом. Во время нового путешествия на Восток, предпринятого на счет русского правительства, Тишендорф нашел в одной монастырской библиотеке весьма драгоценный, по его суждению принадлежащий к IV веку, кодекс Библии (названный ныне Синайским), который, кроме послания Варнавы, содержит и первую часть «Пастыря» на греческом языке. Открытие этой рукописи должно было или подтвердить, или опровергнуть прежние сомнения Тишендорфа. Случилось последнее. Он сам пишет: «Я с радостью могу сообщить, что лейпцигский текст (Симонидеса) произошел не из средневековых ученых занятий, но из оригинального текста. Мое прежнее противоположное мнение справедливо только в том отношении, что лейпцигский текст имеет много повреждений, явившихся без сомнения в средние века»¹².. В чем состоят эти повреждения, об этом будет можно судить только тогда, когда Тишендорф обнародует найденный им греческий текст, что он обещал исполнить в будущем 1862 году.

Таким образом, книга «Пастырь» известна в четырех рецензиях, к которым можно прибавить еще пятую – в эфиопском переводе. Он найден французским ученым Антонием d’Abbadie в одном эфиопском монастыре и издан вместе с латинским переводом, с него сделанным, в 1860 году (в Лейпциге) немецким Восточным Обществом в Abhandlungen für die Kunde des Morgenlands. В.II. №1. Немецкий ученый Дильман, занимавшийся этим изданием, полагает, что эфиопский перевод сделан с греческого экземпляра и принадлежит к древнейшим памятникам эфиопской литературы.

Изложивши сведения о книге «Пастырь», нужные для правильного понимания этого значительного памятника пророчества древней Церкви, мы считаем нелишним напомнить читателям предлагаемого русского перевода¹³ наставление, которое дал верующим касательно этого предмета великий апостол языков: пророчествия не уничижайте, вся же искушающе добрая держите (1Сол. V, 19. 20).