Духовные беседы. Том 1

Том 2 →

Содержание

Предисловие

Книга представляет собой сборник бесед архимандрита Софрония Сахарова (1896–1993) – выдающегося духовного писателя-подвижника нашего времени, которые он проводил с братией монастыря, им построенного. В них затрагиваются вопросы православной аскетической культуры и богопознания, актуальные как для монахов, так и для всякого православного христианина.

Предисловие

«Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр.13:7)

Архимандрит Софроний Сахаров (1896–1993) – ныне один из наиболее известных и читаемых писателей-аскетов прошлого столетия. Его книги «Преподобный Силуан Афонский», «О молитве» и другие уже прочно вошли в сокровищницу православного предания.

В настоящем издании предлагаются беседы старца Софрония, которые он проводил с братией и паломниками Свято-Иоанно-Предтеченского монастыря с 1989 по 1993 год. В них отражен духовный опыт старца, который он стяжал более чем за полвека монашеского подвига и который он стремился передать своим молодым братьям-монахам.

Отец Софроний начал свой жизненный путь в Москве. С детских лет он посвятил себя живописи. В 1922 году будущий подвижник выехал на Запад, чтобы продолжить занятие искусством вдали от смуты послереволюционных лет. Его молодые годы прошли в напряженном внутреннем поиске: как человек может достигнуть Вечности? В Париже ему было дано пережить богопосещение, которое затем перевернуло всю его жизнь: оставив живопись, он в 1925 году ушел в монахи на Святую Гору Афон. Шесть лет спустя он встретился с прп. старцем Силуаном. Эта встреча стала историческим событием, повлиявшим на всю нашу эпоху. Через прп. Силуана христианский мир получил богооткровенное слово спасения: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся»¹. Учение и опыт преподобного стали духовной основой в становлении самого отца Софрония.

От своего великого наставника отец Софроний унаследовал и великое учение о том, как рождается духовное слово. Однажды на Афоне зашел разговор о том, как говорят совершенные. Старец Силуан сказал: «Они от себя ничего не говорят... Говорят лишь то, что дает им Дух»². Следуя сей древней православной традиции, отец Софроний со священным страхом относился к каждому своему слову, будь то произнесенному или писанному. Ибо Сам Господь открыл для нас всё превосходящее значение каждого произнесенного слова: «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф.12:36). Он дал нам «пример» (ср.: Ин.13:15): Он никогда не говорил праздных слов. Более того, Сын, будучи Словом-Логосом Отца, от Себя ничего не говорил. «Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя» (Ин.14:10)... но только «всё, что слышал от Отца Моего» (Ин.15:15). Чрез это самоумаление Своего «Я» Иисус Христос и явил Себя как «сияние славы и образ ипостаси» Отца (Евр.1:3) – любовь никогда «не ищет своего» (1Кор.13:5).

Ответственность за каждое свое слово отец Софроний ощутил еще глубже, став духовником на Афоне при монастыре Святого Павла. «Духовнику надлежит чувствовать ритм внутреннего мира всех и каждого из обращающихся к нему. С этой целью он молится, чтобы Дух Божий руководил им, давая нужное для каждого слово»³. Старец позднее вспоминал: «Сознавая себя далеко стоящим от должного совершенства, подолгу и с болью в сердце умолял я Господа не попустить мне ошибаться, удержать меня в путях действительной Его воли, внушать мне слова, полезные братьям. И в самый час беседы с человеком я старался держать «слух» ума моего на сердце, чтобы улавливать Божию мысль и часто даже слова, которые нужно сказать»⁴. Монахи любили его слово и приходили к нему за духовным советом и поддержкой из многих монастырей. Как-то раз он сказал: «Если человек прошел восемь часов, чтобы услышать слово, как возможно быть с ним небрежным?» Он ко всякому приходящему относился с величайшим вниманием и заботой, и ему платили за это глубокой благодарностью. Часто при многочисленной братии в афонских монастырях первостепенной заботой монастырского начальства становилась практическая организация жизни. Духовным наставникам порой было трудно уделить достаточно внимания каждому. Словесное окормление братии часто ограничивалось чтением в трапезной, исповедью и богослужением. Беседы на духовные темы велись между братьями редко, и то лишь между очень немногими. Поэтому старец по опыту знал, как необходимо духовное слово для молодых монахов и как важно учить их борьбе со страстями.

Когда отец Софроний вернулся в Западную Европу, Бог вверил ему словесное служение ради спасения многих людей. Однако он не чувствовал более той свободы в слове. Позднее старец написал: «Психология монахов, их терпение и выдержка настолько превосходили всё и всех, что я встретил в Европе, что я просто не находил ни слов, ни внешних форм общения. То, что монахи воспринимают с благодарностью, в Европе сокрушало людей»⁵.

По молитве старец знал духовные нужды людей и без того, чтобы ему говорили о них. Бывало и так: старец говорил с кем-либо, но по молитве слово было обращено не прямо к собеседнику, а косвенно к некоторым из слушающих. Так, некогда его посетила женщина из Румынии. Ей случилось присутствовать при разговоре отца Софрония с другими за трапезой. И вдруг она поняла, что всё, что он говорит, и есть ответ на все самые сокровенные ее вопросы. По окончании трапезы, пораженная, она обратилась к нему, и, прежде чем она продолжила, старец с любовью произнес: «Have I not answered all your questions?»⁶

Вокруг него стала собираться монашеская община еще со времени его служения во Франции в Сент-Женевьев-де-Буа. Старец много времени уделял беседам с братьями. Поначалу это были отдельные наставления братии, продиктованные обстоятельствами жизни, той или иной нуждой в конкретной ситуации. Старец со страхом осознавал силу слова Божия – оно «острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (Евр.4:12). Некоторые из братии по немощи были не в силах понести таковой «жестокости» (см. Ин.6:60) слова Божьего, ибо, как правило, оно, слово, не по человеку и превышает меру его падшей натуры. Однако старец по глубокой любви к каждому из братии желал спасения всех и ради этого прибегал к такому приему: он мог говорить строго наставления кому-либо из «сильных», тогда как слово по сути было обращено к кому-нибудь из «слабых», присутствовавших при разговоре.

Иногда в трапезной, во время чтения духовных писаний, старец обращал внимание братии на ту или иную мысль у святых отцов. Остановив чтение, он разъяснял прочитанное. В моменты особого вдохновения беседа продолжалась часами, вплоть до следующей трапезы. Подобное нередко случалось как в Сент-Женевьев-де-Буа, так и в Великобритании, куда община переехала в 1959 году. Так образовался монастырь св. Иоанна Предтечи в английском графстве Эссекс. В последние годы жизни старца беседы приняли более регулярный характер: братия собиралась в bureau – кабинете, где старец работал и встречался с людьми. Когда же число насельников возросло, беседы стали проводиться в монастырском храме в честь прп. Силуана Афонского. Атмосфера храма была наиболее подходящей для его бесед. Одному священнику, паломнику монастыря, старец предложил служить Литургию. Причастившись, старец по окончании службы сказал ему: «Я был за Вашей Литургией, а Вы приходите на мою»⁷. Имелась в виду беседа, которую отец Софроний проводил с братией в тот день. Эти слова – «литургия после Литургии» – наиболее верно отражают истинный характер бесед старца: произносимое им слово становилось тайноводителем благодати, неким продолжением литургического предстояния пред Лицом Господним. В этих беседах с особой силой ощущается, насколько тесно его догматическое видение было связано со всем ходом внутренней духовной жизни. Догмы Церкви имели реальное и непосредственное отношение к повседневности монастыря, к самым последним мелочам будничной жизни каждого монаха. В такой атмосфере через слово старца жизнь киновии освящалась и всякое малое действие приобретало значение космических измерений. Так, в жизни киновии старец видел прежде всего образ Божественного бытия – по подобию Святой Троицы⁸. «Там» взаимная любовь является содержанием жизни Каждой из Трех Божественных Ипостасей. Посему любовь и единство братии стали главенствующей темой его бесед: «Так в нашей монашеской жизни если мы не будем учиться любви, то я не знаю, какое оправдание можно было бы высказать в пользу монашества»⁹.

Такое догматическое видение не было неким интеллектуальным вымыслом. Из бесед очевидно, что богословие уже стало его состоянием. Это состояние жаждал старец передать, сообщить другим: «Я молюсь Богу о том, чтобы у вас утвердилось именно это состояние. И это есть наша «гносеология»¹⁰ в Божественном пути. Это есть путь к истинному познанию истинного Бога – богословие как состояние нашего духа, живущего непрестанно в Боге Духе Святом»¹¹.

Предлагаемые беседы особо важны тем, что они охватывают период последних четырех лет жизни старца. На пороге смерти Бог дал ему дерзновение говорить о себе то, что до того времени оставалось тайной его души пред Богом. В те годы отец Софроний написал: «Приближаясь к исходу моему в старческом возрасте, подавленный день и нощь телесными немощами, я становлюсь менее уязвимым людскими о мне суждениями. В силу этого я решился на еще большее обнаружение, теперь уже пред многими, того, что ревниво хранил от посторонних глаз доселе»¹². Сие вовсе не было плодом некоего дешевого самолюбования или страстной обращенности на самого себя. Старец прекрасно знал, насколько быстро благодать Божия оставляет человека за подобные движения души. В нём горело желание видеть своих братьев, как и всех людей, причастниками тех же духовных дарований, которых сподобил его Бог: пред своим уходом он торопился передать им всё до конца. Поэтому слово старца, прошедшее через горнило покаяния, столь действенно исполняло всех присутствующих освящающей Божественной энергией – действенной силой, преображающей человеческие сердца.

В прощальной беседе со Своими учениками Господь сказал им: «Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам» (Ин.15:3). В предании Церкви нередки примеры, когда слово святых низводило благодать на слышавших, передавая их душам состояние святости. Достаточно вспомнить, как через слово «по молитве (Апостолов) поколебалось место, где были они собраны, и исполнились все Духа Святого» (Деян.4:31). Другие примеры: разговор Мотовилова с прп. Серафимом Саровским, когда Мотовилов вкусил сладость Духа Божественного и увидел святого во Свете Нетварном, или же встреча прп. Силуана с отцом Стратоником, когда во время беседы отец Стратоник пережил то состояние, о котором говорил прп. Силуан¹³. Подобное благодатное посещение пережил в 1932 году и Давид Бальфур, когда он говорил с отцом Софронием в библиотеке Св. Пантелеимоновского монастыря. Старец, проводивший дни свои в огненном плаче, в тот момент через простые слова беседы передал Бальфуру свое состояние. Бальфур пережил его как прикосновение бессмертного дыхания. Благоговейное чувство исполнило всю его душу, так что он не мог ничего говорить и даже боялся двигаться. Всё временное отпало и потеряло свой интерес. В этом безмолвном изумлении Бальфур провел около двадцати минут¹⁴.

Беседы старца с братией являлись проводником того благодатного состояния, в котором сам старец пребывал после многолетнего монашеского подвига: «Мы должны сосредоточить всё наше внимание только на том, чтобы не согрешить ни пред Богом, ни пред человеком, ни пред вещами, – говорил он. – И из этой жизни, простой, но сосредоточенной на этой заповеди, рождается состояние человека, когда он бытийно уже связывается с Богом»¹⁵. Трудно найти слова, чтобы выразить это состояние, которое превосходит всё земнородное. «Словом выразить мы не можем, – сказал он в одной из бесед, – мы должны «попасть» в это состояние. И мы «попадаем» в это состояние, если Сам Бог приходит и вселяется в нас – непостижимо великий и могущественный и непостижимо смиренный»¹⁶.

Ни какие-либо внешние структуры, ни устав, ни административное устроение, а именно слово, вверенное ему Богом через прп. Силуана, он положил в основание монастыря. Ибо «слово Господне и есть то, что пребывает вовек» (1Пет.1:25), даже когда «небо и земля прейдут» (Мк.13:31). Слово, данное от Бога, есть сильнейшее орудие в домостроительстве спасения. Вечнодействующая сила его предвозвещена нам через пророка Исаию: «слово Мое, которое исходит из уст Моих... не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Ис.55:11).

Господь свидетелям Своего слова заповедал: «...не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый» (Мк.13:11). Старец поэтому почти никогда не готовился к беседе: не составлял предварительных набросков, не штудировал богословских книг. Каждый раз он шел на встречу с братьями со страхом и верою, молитвенно предстоя умом пред Престолом Божиим, – в надежде, что Бог не презрит его молитв и «Святый Дух научит... и в тот час, что должно говорить» (Лк.12:12). Его приводили полубольного, полуслепого, согнутого старостью. В храме его уже ждала братия, иногда и гости-паломники – в атмосфере исключительной важности собрания во имя Христа. Начинал старец с молитвы, испрашивая у Бога подать ему слово душеспасительное для всех присутствующих. В молитвенном пении все призывали Того, «Иже везде Сый и вся исполняяй». Затем старец обычно обращался к Божией Матери с такими словами:

«Пресвятая Владычице Богородице, рождшая всех святых святейшее Слово, ныне даждь нам слово, благоугодное Господу».

Затем – к святым, покровителям монастыря:

«Святый великий Иоанне, Предтече Господень и друже Христа Бога, призри милостивно на ны, доверившие тебе жизнь нашу и спасение, и сохрани нас... от всякого бедствия духовного, да унаследуем и мы Царство Христа Бога нашего».

«Преподобный отче наш, Силуане святый, приими нас, чад своих, и умоли Бога, чтобы мы восприняли учение твое, которое есть учение Самого Бога Духа Святаго».

Потом была долгая пауза: старец собирался внутрь воедино всем своим существом и напряженно искал слово молитвою. Сердце старца, утонченное многолетним плачем и страданиями, как некий чувствительный радар, было способно уловить самые тонкие движения Духа, который «дышит, где хочет» (Ин.3:8). И как бы войдя в этот поток вечности, он начинал говорить, вдруг преображаясь и раскрываясь в царственном величии своего слова. Говорил он медленно, как бы из сердца. При этом старец держался всегда очень естественно и просто. Не было в нем ничего напыщенного, неистинного, чего-либо напоминающего оракула, произрекающего пророчества. Нет. Просто порыв горячей молитвы к Богу, через его слово, захватывал и присутствующих и возносил их сознание в тот мир, где божественные реальности созерцаются как очевидности.

Сам он как-то признался братии в одной из бесед, когда не было гостей: «Я всё время пытался вам объяснить, как рождается слово Божие в сердце человека. Этот процесс не так прост и вместе с тем очень ясен и чист. Каким образом вместо нашего страстного голоса услышать голос Бога нашего в сердце нашем? При всем невыразимо великом задании, стоящем пред нами, наша жизнь все-таки остается очень простою во внешнем проявлении своем. Когда были беседы наши в присутствии гостей, то, хотя мое слово обращается к новопришедшим, я заметил, что странным образом молитва о слове включает их. И включить их – это значит: изменить содержание беседы. Так что когда мы одни, то я свободнее держусь, несмотря на неодинаковые реакции и состояния людей, присутствующих здесь. Однако и в данном случае мы не освобождаемся совсем и не достигаем единства слова, поскольку наша беседа не может касаться одного и того же уровня для всех нас, ибо все мы стоим на разных уровнях»¹⁷.

Велика была жажда старца видеть своих воспитанников обладателями «всей полноты Божией» (см. Кол.2:9). Поэтому его всегда занимал вопрос: как передать сей внутренний опыт грядущим поколениям, можно ли «воспитать» в других дар слова? Так, особой надеждой его наполняли слова Ветхого Завета, где говорилось о «школах пророков» (см. 1Цар.19:20; 4Цар.2:3). Он говорил братии: «Нам необходимо всем развиться до того, чтобы слышать безошибочно голос Господа. Этот подвиг требует постоянного, днем и ночью, внутреннего внимания. И так жизнь, простая по внешности, будет постоянным общением с Богом»¹⁸. Он верил, что двери к самым высоким мерам совершенства не закрыты ни для кого – через глубокое покаяние, огонь которого пожирает всё нечистое в человеке, через постоянное пребывание умом в Боге Господь по Своей милости может прийти и совершить всё Сам.

Слово старца имело особый «вкус». Как и всякое духовное слово, в Боге рожденное, оно обладало всё тем же качеством: человек интуитивно распознавал в нём Истину. Его невозможно подделать, подменив истину внешней эрудицией или маской благочестия. Человек слышит голос вечности сердцем, не путем логических доказательств, а через внутреннее свидетельство, не поддающееся никакому анализу. Пройдя умный подвиг – долгий, болезненный и многотрудный, – мыслью старец уже неотступно пребывал в Боге и безвидно созерцал Его величие и мудрость, вливаясь в поток Его вечной воли. Память о Боге освящала всякое его действие и слово, и уже невозможным было для старца не «любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью» (Мк.12:33).

Древнее афонское предание заповедует молодым монахам жить мыслью: «Все старцы святы, но мой старец – святее». Нетрудно было держаться этого правила тем, кто был со старцем Софронием. Однако его простота и доступность скрывали от умного взора современников его подлинные измерения, постижение которых постепенно приходит только теперь, когда его нет с нами.

В личном экземпляре его последней книги «Видеть Бога как Он есть» уже после смерти нашли заботливо вложенную им записку, адресованную всем тем, кого так возлюбила его душа:

Мне нелегко покидать Вас, но я питаю некоторую надежду, что чрез эту книгу, совместно с другими моими книгами, Вы можете видеть мое «глубокое» сердце и мою мысль, которые я пытался выразить чрез мое слово, рожденное в горячей молитве со слезами. Всякий раз, когда Вы пожелаете, Вы можете, читая, быть со мною в плане Духа, особенно если этот род общения поддерживается также совместной молитвою.

Иеромонах Николай Сахаров