Проповеди протоиерея Максима Козлова

Слово об истинном покаянии

Мф.4:12-17

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Все мы с вами знаем, дорогие братья и сестры, что Священное Писание должно быть основой нашей веры. Оно и есть основа веры Церкви, несомненно, но также оно должно быть основой веры и внутреннего строя жизни каждого из нас. Слово Божие есть тот меч обоюдоострый, тот источник ведения, на основании которого единственно христианин и должен определять то, во что мы верим, как мы думаем, как мы поступаем.

И вот по отношению к Священному Писанию у нас бывает наряду с прочим две разновидности неправильностей. Об одной мы с вами говорили не так давно. Это наше нежелание знать, о чем нам говорит слово Божие. В особенности это относится к Ветхому Завету, но в значительной мере относится это и к Завету Новому. Но бывает и вторая разновидность. Бывает, слова из Священного Писания, которые мы знаем, которые стали почти что цитатами и пословицами и крепко-крепко на каком-то уровне сознания присутствуют у каждого из нас, но которыми мы или не руководствуемся, или к адекватному пониманию которых, напоминанию себе изначального их смысла, не прилагаем значимых усилий. К числу таких слов относится, несомненно, главное, то, что мы слышали сегодня в отрывке s Евангелия от Матфея, в словах Спасителя, с которыхОн начал Свое общественное служение: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. О чем говорит Христос? О каком покаянии? Неужели о том, что мы чаще всего приносим у аналоя, когда мы вспоминаем о сухости на молитве, о том, что вчера не сходил на всенощную, о том, что сегодня до литургии включил телевизор, о том, что поссорился с соседкой или с родственниками. Неужели через такое покаяние к нам приближается Царствие Небесное? Нет, конечно. И не надо питать иллюзий, что это есть то, о чем Господь сегодня говорит в Евангелии.

Если бы мы открыли место, параллельное Евангелию от Матфея, у евангелиста Марка, то мы прочитали бы там о том, как Господь проходил мимо двух людей — Симона Петра и Андрея, брата его. И они откликнулись, услышав Его проповедь, всеоставили и пошли за Ним. Потом Он проходил мимо других братьев, Иакова и Иоанна, — и они откликнулись, оставили отца своего Зеведея и пошлиза Ним. Вот это и есть то внутреннее изменение человека ради Бога, о котором Христос говорит: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Это есть та перемена личности, всех отношений, всех ценностных ориентиров, когда Бог становится действительно главным в жизни человека. Не формально, не по внешнему исполнению тех предписаний и правил, а реально Бог становится главным в жизни человека, как Он стал для апостолов. Это то первое покаяние, которое свидетельствовалось в древней Церкви крещением взрослого человека, которое в наше время обещаем мы, как восприемники, для детей — что мы в таком понимании веры воспитаем наших крестников или наших родных детей. Это такое покаяние, в которое приходит взрослый человек, если он был крещен в детстве, но не воцерковлен и теперь желает действительно войти в ограду церковную, чтобы Бог стал главным в его жизни.

Древняя Церковь, между прочим, довольно долго не знала покаяния как отдельно совершаемого чина — в особенности по отношению к грехам не самым значительным. А по отношению к грехам значительным Церковь не сразу решила, что таковых грешников можно принимать. Среди святых отцов Церкви были те, кто считал, что если человек после крещения допустил тяжкие грехи: блуд, прелюбодеяние, убийство, воровство, — то таковой Богу засвидетельствовал, что он — не христианин, его назад в церковную общину принять нельзя. Прошло не менее трех веков церковной истории, прежде чем разум церковный, соборная мудрость церковная и таковых людей, немощных и слабых, на которых мы куда как больше похожи, чем на первых христиан, стала принимать и говорить: «Да, это возможно для вас, если вы еще раз осудите живущий в вас грех перед Богом, то вам возможно оказаться снова христианами. Церковь не отвергает вас, дает вам возможность еще раз и еще раз попытаться. И не отвергнет вас до конца».

Но эта милость церковная не должна нами восприниматься как потакание нашему греху, чтобы мы не жили по лукавой пословице: «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не согрешишь». Это лишь напоминание нам о том, что покаяние должно быть серьезно и что цена его — это источник этого покаяния, Искупительная Жертва, которая была на Голгофе принесена Христом. Нужно помнить, что подобного рода перемена ума — прежде всего не дело людей, а дело благодати Божией. Господь проходил мимо многих людей, но откликнулись только Петр, Андрей, Иаков и Иоанн. Но не среди всех людей проходил Христос, а среди тех, кого Он, как пишет апостол Петр в своем послании, их же и предуведе, тех же предуставе — среди тех, кого Онзнал прежде, от вечности, тех он и поставил быть избранными. И такого рода избрание происходит чудесным образом во все времена, не только в древности.

Сейчас я хочу рассказать вам историю, которая произошла буквально на наших глазах. За несколько дней до престольного праздника, в один из дней, когда я дежурил в храме, ко мне пришли две женщины — молодая и средних лет. Причем в силу обстоятельств им пришлось долго ждать нашей встречи — она не сразу могла состояться. В процессе разговора выяснилось, что младшая плохо говорит по-русски — мы нашли с ней общий иностранный язык, на котором смогли объясниться. Выяснилось, что она из страны, которая далеко и известна нам тем, что там много обезьян лазит по деревьям, — из Бразилии. И эта девушка из Бразилии, католической страны, оказавшаяся в России путем стечения очень разных обстоятельств, выразила желание принять Святое Православие, войти в ограду Церкви. Я не сразу отозвался на это радостно — знаете, так бывает, особенно когда человек замуж выходит или женится, что это желание родственников. И стал ее спрашивать, понимает ли она, чем Православие отличается от католицизма, читала ли она что-то о святой православной вере, осознает ли всю важность своего шага? Она начала мне рассказывать — да так, что если бы она была семинаристом, я бы ей четверку поставил по сравнительному богословию. Но для нее это было пять с плюсом. От наших соотечественников, желающих креститься, я не слышал такого сознательного исповедания будущей веры в той стране, на языке которой она не разговаривает, если говорить о русском языке.

Вот оно, действие благодати Божией. И второе. До того она пришла в храм, где ее не слишком ласково приняли, — у нас так, к сожалению, бывает иногда. Но она и это преодолела, хотя, как любой человек, ждала, что ей обрадуются, а пережила отталкивание. Думаю, будет возможность, что ее на принятие Православия благословит сам Святейший Патриарх, Предстоятель Православной Церкви. Она запомнит это на всю жизнь. Давайте и мы запомним, что не только в древности, но и в наше время есть люди, которые откликаются на проповедь Христа — легко, свободно, радостно и входят в ограду Церкви. И нам, кто в этой ограде уже давно, такие люди могут служить примером того, как нужно Бога слушать и как нужно за Ним постараться пойти. О такой перемене внутреннего человека, которую когда-то каждый из нас пережил, напоминает нам сегодняшнее Евангелие, чтобы мы об этом не забыли, чтобы мы не становились христианами немножко, по остаточному признаку, не так, чтобы Богу было мало места, а чтобы мы были христианами до конца.

Аминь.

23 января 2011 г.

Проповедь в Неделю 26‑ю по Пятидесятнице

Лк.13:10-17

Только что мы слышали с вами рассказ апостола и евангелиста Луки об одном из чудес исцеления, совершенных Господом Иисусом Христом.

Жила женщина, восемнадцать лет имевшая дух немощи, как говорит евангелист, то есть была скорченной и не могла выпрямиться. Господь, проходя мимо, подозвал ее, сказал, что она освобождается от недуга, после чего женщина тотчас выпрямилась и стала славить Бога. Деталями рассказ не обременен. Хотя если на секунду поставить себя на место этой женщины, то какие еще нужны детали после стольких лет пребывания в полупарализованном состоянии?

Пожалуй, самая значимая для нас часть рассказа начинается, когда чудо уже совершено. Начальник синагоги, где все это произошло, вовсе не рад: он считает, что чудо было неправильным из-за того, что совершилось в субботу. По его узкому истолкованию ветхозаветных предписаний, суббота – день такого покоя, в который ничего, даже и чудесного исцеления, совершать не следует, что он и высказывает напрямую Учителю из Назарета. Господь называет его лицемером. Он напоминает, что все эти ревнители субботнего покоя собственного вола отвяжут и не оставят без корма в субботний день, а об исцелении больного человека, дочери Авраама, образа и подобия Божия, радоваться не способны только потому, что чудо совершено не в те астрономические сутки недели, в которые им бы хотелось. Христос сказал это так ярко и убедительно, что никто уже не мог и не имел силы ему возразить.

Из этого рассказа мы можем сделать несколько выводов или наблюдений.

Первое относится к природе того, что такое заповедь и норма, данная Богом. Начальник синагоги определенно понимает ее как юридический закон, который в одних случаях следует применять по букве (даже до того, что нельзя в субботу исцелять), а в других случаях подзаконные акты (внутренние истолкования) силу закона смягчают (когда речь идет о собственных животных – воле и осле). Такого рода восприятие заповеди Божьей, когда в одних случаях ее можно усилить отягчающими обстоятельствами, а в других случаях ослабить и смягчить, есть некое искажение того, чем заповедь является на самом деле. Ибо заповедь – не юридическая норма, но закон, подобный прочим, скажем, закону всемирного тяготения. Человек может думать о том, что, прыгая с семнадцатого этажа и начав махать руками, как крыльями, он вдруг не ощутит на себе последствий закона всемирного тяготения. Однако какие бы ни были у тебя адвокаты и сколько бы у тебя ни было денег, самостоятельный полет с небоскреба будет иметь известный результат. За двумя только исключениями. Первое – если у человека такая вера, которая двигает горами, и при этом есть действительная нужда, то есть полет осуществляется не ради фокуса. И второе – если Бог чудесным образом подстилает соломку падающему с великой вершины. Кости будут переломаны, но надежда на то, что человек осознает свое безумие, сохранится.

Как говорил один древний святой: если награда за добродетель – сама добродетель, то наказание за грех, за нарушение заповеди – сам грех. Совершение греха уже несет в себе наказание, ибо даже при условии прощения рубец на душе остается. Дерево может вновь тянуться к солнцу, но ствол таким же прямым, как у мачтовых сосен, уже никогда не будет. Может быть, не совсем калекой, не совсем на восемнадцать лет согбенным, как женщина в синагоге, но хоть в чем-то уродом да окажешься, если нарушаешь принципиально значимые заповеди Божии.

Второе, о чем хотелось бы сказать в связи с сегодняшним Евангелием, несколько на другую тему. Мы видим, что фарисей, или начальник синагоги, не рад и потому что для него заповедь становится не исканием правды Божьей, а инструментом, которым можно ударить по голове, наказать, обличить другого человека. Христос называет его лицемером и за то, что он не о Боге ревнует (хотя формально и цитирует текст Священного Писания), а об удовлетворении собственных страстей. В данном случае недоброжелательство по отношению к Иисусу Христу он хочет его реализовать через мнимое следование букве Божиих заповедей.

Важно подчеркнуть, что этот человек считает себя вправе от лица некоего сообщества фарисеев и книжников выносить суд о людях, не замечая, что среди них оказывается сын Божий. Право же это он себе присваивает на том основании, что фарисеи были по-своему благочестивы, давали большие милостыни и так далее.

В истории человечества и Церкви подобная ситуация воспроизводилась множество раз. Не только те древние книжники и фарисеи, но и многоразличные судьи Церкви разных веков обретались и обретаются даже до нашего времени. И чем выше дело, которым они прикрываются и в котором, может быть, даже преуспели, тем это отвратительнее. Не важно, будь то древнее фарисейское благочестие или нынешняя забота о больных детях, экологии, правах тех или иных категорий граждан. Если, по сути дела, отвратительно спекулируя на том, что делают другие, и даже том, что делаешь ты в иных проявлениях своей жизни, ты используешь это сделанное для того, чтобы восстать против Бога, Его Церкви и правды, то, как у фарисея, это обращается в ничто. Но только в конечном итоге так же, как у сегодняшнего начальника синагоги, противопоставить Божией правде свое служение страстям и лицемерие окажется невозможным.

9 декабря 2012 года

Проповедь в Неделю 27‑ю по Пятидесятнице

Лк.18:18-27

Сегодня мы слышали повествование евангелиста Луки о беседе, которая произошла между Христом и богатым юношей, который хотел наследовать Царство Небесное и задал Господу вопрос о том, что ему делать, чтобы таковым наследником оказаться.

В ответ Христос спрашивает его об исполнении ветхозаветных заповедей: не прелюбодействовать, не убивать, не красть, не лжесвидетельствовать, почитать отца и мать. Юноша честно отвечает, что эти заповеди исполняет. И тогда Господь говорит ему то, что оказывается для молодого человека на тот момент невместимым: «Что имеешь, продай, раздай нищим, тогда будешь иметь сокровище на Небе, и приходи, следуй за Мной» (Лк, 18:22).

Юноша тогда отошел, опечалился. Евангелист говорит, почему он опечалился – потому что он был богат, терять ему было много. Был бы он нищим, наверное, этой проблемы у него бы не возникло. И Господь, видя его печаль, свидетельствует словами, которые стали даже уже и афоризмом: «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Лк, 18:25). И на восклицание апостолов: «Но кто же тогда может спастись?», – отвечает, что невозможное людям возможно Богу.

Этот очень известный эпизод из жизни Иисуса Христа вновь возвращает нас к вопросу о том, что есть цель христианской жизни. И Христос указывает на одно очень важное обстоятельство, которое принципиально отличает Его учение от просто философских, мировоззренческих, этических систем, которые, в принципе, призваны человека социализировать, в разных смыслах этого слова, через нахождение некоего консенсуса, согласия с обществом, самим собой и Небом в конечных выводах. Многие, скажем, не прямо гедонистические или не аморальные мировоззренческие системы предполагают определенные правила самоограничения, свои предписания и законы – от предписаний стоиков до морального кодекса строителей коммунизма. Действительно, без запретов не существует общества. В конце концов, не только о христианской культуре сказано Алексеем Федоровичем Лосевым, что культура в точном понимании этого слова есть система запретов. Сами по себе заповеди как преимущественно запреты, и уже во вторую очередь предписания, содержатся и в Священном Писании Ветхого Завета. Собственно, то, что Христос и юноша обсуждали в первой части беседы – это и есть те ветхозаветные заповеди, которые, по крайней мере, до середины XX века, были известны почти любому человеку, выросшему в европейской христианской цивилизации.

Но Христос не считает, что цель человеческой жизни – добросовестное исполнение этих заповедей. Ничто формализованное, воспринятое в качестве внешнего предписания не может дать конечного наполнения бытия. Для христианина нет иной высшей цели, чем жизнь с Богом, чем сам Бог, Христос. И путь к нему лежит через богоуподобление. В западной традиции о подобном выборе говорили «подражание Христу», на Востоке – о «жизни во Христе».

Этот выбор предполагает исполнение одних слов Евангелия: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф, 5:48). Или, как апостол Павел скажет: «Подражайте мне, как я Христу» (1Кор, 4:16). И понятно, что на этом пути нет возможности и права сказать: «Я достиг определенного рода планки, порога, ступени, и вот здесь я уже хороший, приличный, достойный человек, вполне благонадежный для Царствия Небесного». В том и состоит, если угодно, парадокс, антиномия в понимании духовной жизни в христианстве, что чем дальше продвинулся человек по пути духовной жизни, тем большей меры самоограничения и отказа от себя и от своего Бог от него ожидает и требует.

Одно дело, когда человек, приходящий к Церкви и переосмысляющий свое мировоззрение, отказывается, скажем, от грубых, плотских или бытовых жизненных страстей – алкоголизма, бытового разврата, очевидной экономической и финансовой нечестности. Без этого, действительно, не ставши просто сколько-нибудь приличным человеком, говорить о духовной жизни невозможно. Но это не все. Дальше окажется, что следует бороться со значительно более тонкими страстями внутри тебя. Окажется, как увидит человек годы спустя, что написанное в книгах, которые казались ему странными и невозможными (о том, что, к примеру, в Оптиной пустыни монахи Великим постом и чай считали недопустимым для себя услаждением и пили только воду) – это не какая-то абстракция или изуверство для узкой категории людей, а естественное стремление до конца реализовать в своей жизни евангельские идеалы.

То же самое будет относиться и к другим сторонам жизни. Господь приводит пример с богатством, но это не значит, что подобного рода связанность какой-то страстью, или даже не страстью, а просто земной составляющей бытия, не может для человека оказаться подрубающей крылья, на которых он может взлететь к Небу. И вот от этого обескрыливания и предупреждает нас Господь в сегодняшнем Евангелии.

Проповедь в Неделю 28‑ю по Пятидесятнице

Лк.17:12-19

Только что мы слышали рассказ об исцелении десяти прокаженных, девять из которых оказались не настолько благодарными Богу, как Бог от них того ожидал.

Святой апостол и евангелист Лука рассказывает нам о людях, живших по ветхозаветному закону. Этот закон подробно регламентировал всю жизнь израильского народа, причем не только религиозную, но и бытовую, вплоть до медицинской. И поскольку очевидно, что проказа – болезнь крайне опасная не только для отдельного человека, но и для всего общества, то и о прокаженных в законе Моисеевом был специальный раздел и специальные, можно сказать, медико-социальные постановления.

Прокаженный должен был ходить с непокрытой головой и в разодранной одежде, чтобы все видели характерные для этой болезни язвы. Ему предписывалось скрыть свое лицо так, чтобы оставались только прорези для дыхания, то есть носить нечто вроде балаклавы, и кричать: «Нечист, я нечист!», когда кто-либо мог к нему приблизиться.

Наверное, сейчас может показаться, что Моисеев закон был по отношению к прокаженным чрезмерно жестким. Но, вероятно, в те времена это был единственный способ сохранить народ Израиля от поголовного заболевания проказой, или, по крайней мере, от эпидемии этой страшной болезни.

Понятно, что в таких условиях жизнь прокаженных была чрезвычайно тяжела. Они могли лишь сбиваться в какие-то сообщества, потому что поодиночке просто невозможно было сколько-нибудь долго выстоять. И влачили, конечно, самое жалкое существование поодаль от поселений, питаясь объедками или той пищей, которую им удавалось раздобыть вне человеческого сообщества. По сути дела это была не столько жизнь, сколько многолетнее мучительное умирание. Именно такие люди встали в стороне и стали кричать: Иисус наставник! Помилуй нас (Лк, 17:13).

Они называли Господа Иисуса Христа Наставником. Такое наименование в ветхозаветном Израиле было очень высоким. Это не то, что нынешний преподаватель физкультуры или словесности. Оно присваивалось людям, авторитет и слово которых признавались подлинными в изъяснении слова Божия и которые почитались истинными учителями народа.

Христос увидел этих несчастных, узнал об их бедствиях, подозвал к Себе и велел идти к священникам, поведав тем, что они исцелились. Священники согласно предписанию Моисеева закона имели право зафиксировать, что чудо произошло и что человек может вернуться в общество. Люди эти так и поступили. Девять посчитали, что все должное они исполнили и остались жить свободными, здоровыми. И только один вернулся возблагодарить Того, Кто совершил чудо. Причем этот один оказался не полноправным членом общества, не иудеем по крови и вере, а самарянином, представителем религиозного и этнического враждебного меньшинства, с которым у иудеев был застарелый многовековой конфликт. И только этот человек услышал слова Христа: иди; вера твоя спасла тебя (Лк, 17:19).

Мы видим, что благодарность делает человека достойным неизмеримо больших даров Божиих. Он получает телесное исцеление (напомним, его не лишились и девять остальных), а вместе с тем ему даруется спасение, что, конечно, неизмеримо больше, чем очищение от проказы.

Когда мы читаем Евангелие, нам кажется удивительным, что вернулся только один из десяти. Но если мы посмотрим на реалии нашей жизни, то увидим, что неблагодарность – постоянная и устойчивая константа человеческого бытия.

По сути дела первым неблагодарным был Адам. Он имел в раю все: общение с Богом, жену, прекрасный райский сад, вечность. И не сумел благодарно принять единственное ограничение, которое в его бытии в раю существовало. А за неблагодарностью последовало непослушание и то падение, о котором все мы знаем.

Или уже из совсем другой эпохи. В день Великой Пятницы, когда Церковь вспоминает распятие Господа Иисуса Христа, в одном из песнопений звучат такие слова: «Отроцы еврейские неблагодарные». И в этом же песнопении перечисляется все то, что Господь сделал для Израиля: и появление манны в пустыне, и выведение из египетского рабства, и постоянное хранение в течение столетий, и другие ни с чем не сравнимые дары. И также сказано о том, что ветхозаветные иудеи оказались неблагодарны, восстали против своего Творца. Грех неблагодарности так же подвел их к богоубийству, как неблагодарность Адама и Евы – к отпадению от рая.

Мы должны четко осознать, какие страшные, последствия влечет за собой неблагодарность. Лишь один из десяти исцеленных услышал, что вера его оказалась ему во спасение за благодарность. Значит, мы должны сделать вывод о том, что остальные девять, получившие удивительные дары Божии и не вернувшиеся ко Господу, чтобы поблагодарить Его, этого спасения, по крайней мере, на тот момент своей земной жизни, так и не получили.

Теперь резонно будет посмотреть и на самих себя. Каждый священник очень часто слышит от подходящих к нему на исповеди или просто приходящих к нему на беседу людей жалобы во-первых, на уныние, которое сопровождает нашу жизнь, а во-вторых, на различные житейские обстоятельства, близких, власти и так далее. Чаще всего обстоятельства оказываются не вполне таковыми, какими бы их хотелось видеть, и которых мы, такие хорошие, белые и пушистые, были бы достойны.

И вот это включение мира в неблагодарное памятование вместо того, чтобы с верой принять от Бога то, чем мы живы, – возможность обнять своих детей, видеть свою мать, исповедоваться и причащаться, радоваться улыбке жены, солнцу, которое Бог рассеивает над нами и так далее, – делает нас подобными тем девяти из десяти исцеленных прокаженных.

Неважно, в конце концов, молоды мы или стары, здоровы или больны. Господь дарует нам эту жизнь и предоставляет каждому человеку возможность спастись. И по сравнению с этой возможностью спасения и вечности любые земные несчастья не то, что ничего не значат, но не имеют права перевесить того, что мы ожидаем и во что мы верим.

Проповедь в Неделю 29‑ю по Пятидесятнице, святых праотец

Лк.14:16-24

Сегодняшнее воскресенье в церковном календаре называется воскресным днем, или Неделей святых праотец, то есть ветхозаветных праведников, прародителей Христа по плоти. И именно в это воскресенье церковный Устав предписывает нам слушать притчу, которую мы только что прочитали. Эта же притча в одно из воскресений звучала в рассказе апостола и евангелиста Матфея. Совсем немного сюжетов, которые Устав предлагает нам для двукратного прочтения. Этим подчеркивается особая значимость повествования.

Обратим внимание на то, что в сегодняшнем повествовании сначала говорится о трех категориях людей, которые не пошли на зов жениха, на зов Божий, и каждый нашел свои причины. Один сказал, что купил земельный участок: у него есть теперь недвижимость, и он должен пойти ее посмотреть. Второй заявил, что приобрел упряжку волов и должен оценить, насколько они соответствуют уплаченным деньгам. Наконец, третий отговорился тем, что женился. Какие уж тут званые ужины у других людей! У него своя радость и свой праздник, молодая жена, в конце концов.

По сути дела речь идет о людях, либо обладающих неким имуществом (первая категория), либо увлеченных своим делом, как человек может увлечься современной многосильной упряжью, или же о людях, приверженных семейным радостям. Получается, что три этих житейских обстоятельства (у каждого свое) оказываются внутренним препятствием для того, чтобы откликнуться на голос Бога и оказаться вместе с избранными. И званые избранными не оказываются.

Несомненно, что, скажем, само по себе имущество – вещь неплохая. Хотя Господь и предупреждает в Евангелии об опасности богатства, но не вовсе же имущества. Мы же не слышим здесь, что приглашенный на вечерю Господню был каким-нибудь латифундистом или отнимал землю у бедных путем рейдерских захватов. Участок, который он купил, скорее всего, ничем особенным не отличался от прочих. Может быть, не шесть, а, скажем, тридцать соток у него было под Иерусалимом, которые следовало еще и обустроить и которые, конечно, придавали человеку определенный социальный статус. Плохо ли это само по себе? Да нет, конечно.

Достойно ли осуждения, что человек владеет профессией, увлечен ею, как второй упомянутый в притче? Опять же нет. Само по себе добросовестное занятие каким-то ремеслом более чем похвально. Неужели христианин не должен добросовестно трудиться?

И уж тем более плохо ли создавать семью и любить своих домашних? Разумеется, нет.

Однако и первое, и второе, и третье обстоятельство оказалось препятствием на пути в Царство Небесное, и, значит, дело не в предмете, которым мы обладаем, а в том значении, которое ему уделяем. В этом смысле и имущество, и профессия, и семья могут оказаться препятствиями для нашего спасения. Эти возможные препоны перечислены в таком порядке не случайно; именно поэтому стоит их в таком порядке и запомнить.

Можно так сильно озаботиться имуществом, вне зависимости от того, насколько оно значительно, что нельзя уже будет оставить попечение о нем ради попечений более высоких.

Можно настолько полюбить свое дело, свою профессию – журналистику, к примеру, или художественное творчество, – что занятия эти не позволят откликнуться на зов Бога, если ради этого призыва их нужно будет оставить. В наше время, кстати, это искушение ничуть не меньше, чем искушение имуществом, хоть нынче и говорят о том, что наступило время господства золотого тельца. Сколько людей сейчас говорят о невозможности оторваться от своих забот! Их даже называют специальным словом – трудоголики. Для них труд становится целью и смыслом жизни, и не только для Бога, но даже для окружающих уже не остается ни времени, ни сил. То и дело слышим: «Папа устал, не беспокойте его, он же столько работает, обеспечивая нас». Или другое: «Зачем матери заниматься детьми? Мама начальница, она может и няню нанять. Та даже лучше справится, чем сама мать». Или другой вариант. Как молиться, если в голове одни чертежи, если в шесть часов утра приходится уезжать, а возвращаться к полуночи, чтобы не стоять в пробках? Такой человек, конечно, и времени-то не имеет, чтобы услышать зов Божий.

Работа и имущество не могут быть абсолютными ценностями, так же как ими не могут быть – и это, наверное, труднее всего принять человеку, знакомящемуся с христианством – и человеческие отношения сами по себе, даже если речь идет о самых близких людях: родителях, детях, супругах, братьях и сестрах. Если любовь к ним доходит до безоглядного жертвенного самозабвения и перестает быть любовью Христа ради, она также может помешать оказаться среди избранных, она может превратиться в свою противоположность.

Впрочем, мы сегодня узнали и о тех, кого Бог у Себя собрал. Это тоже довольно неожиданная категория. Ими оказались люди, не обремененные ни имуществом, ни особыми увлечениями, ни семейными связями, но обладающие одним очень важным внутренним качеством: они ни к чему в этой жизни не прилепились настолько, чтобы из-за этого не услышать голоса Божия, и у них не было ничего иного, что сделалось бы смыслом их существования. Они были – здесь мы употребим слово, которое нужно не разменивать слишком и часто не говорить – по-настоящему свободны. Именно поэтому им удалось откликнуться на Господний призыв.

Вот об этой свободе Создатель нам порой, не очень часто, напоминает в Евангелии и в нашей жизни – иногда через несчастья, жизненные поражения, постигающий кого-то финансовый крах. Но ведь к этим обстоятельствам можно отнестись и просто сказав: «Слава Богу!» Многие теперь смогут заняться чем-то иным, увидеть перспективу жизни не только в контексте увеличения достатка и достижения к шестидесяти- или семидесятилетию на три ступеньки выше социального статуса. В конце концов, этот статус мы не заберем с собой.

Сегодняшнее Евангелие всего за несколько дней до Рождества Христова напоминает как раз о том, что в нашей жизни есть нечто выше земного бытия. Да и само Рождество не стоит разменивать на елки, подарки, корпоративные вечеринки и престижный отдых за рубежом. К священнику многие подходят и просят: «Благословите уехать». А куда уехать? Со второго января начнется строгий пост. Потом люди вернутся и будут оправдываться: «Мы не постились, были путешествующими, все равно хотим причаститься на Рождество, пустите нас». Как будто они не понимали, что уезжали именно в дни строгого поста, и уезжали ведь развлекаться. А куда священнику деваться? Он опять скажет: «Прощаю, разрешаю». Он же не сторож при Таинствах. Но только люди сами себя часто лишают того, что могут получить на великий праздник. Сколько людей станет утверждать, что невозможно было не пойти на корпоративную встречу Нового года! Но пусть хоть один честно скажет себе: «Так ли невозможно было не пойти?» Неужели из-за этого уволили бы с работы или перестали бы здороваться сослуживцы? Просто не хочется признаться, что не хватило воли и мужества отказаться от бесплатного угощения и довольно приятного времяпрепровождения.

И вот если мы переведем высокие слова Евангелия в практическую прозу нашей жизни, то мы и перед собой увидим выборы, которые сможем и должны осуществить. По крайней мере осознаем ответственность за те шаги, которые в эти ближайшие дни сделаем.

Проповедь в Неделю пред Рождеством Христовым, святых отец

Мф.1:1-25

В это воскресенье, дорогие братья и сестры, называемое на языке церковного устава Неделей святых отцов, еще раз вспоминаемых праведников Ветхого Завета, канун, сочельник грядущего великого и светлого праздника Рождества Христова, на богослужении читается очень необычное Евангелие, которое состоит из двух частей.

По поводу первой части можно вспомнить слова Мандельштама: «Я список кораблей прочел до середины». И вот здесь первая часть – это длинный перечень имен тех людей, которые были прародителями Христа по плоти. А потом следует короткое повествование евангелиста Матфея о событиях, непосредственно предшествовавших рождению Господа Иисуса Христа. Вот уже дверь приоткрыта, уже стук раздается, но еще несколько часов нужно дождаться праздника, самого события пришествия Бога в этот мир.

Обратимся к первой части евангельского повествования, к этому наверняка вызывавшему непонимание у многих перечислению имен, кого родил Зоровавель, кого родил Фарес, кого родил Зара и так далее. Мы увидим, что этим длинным-длинным списком евангелист говорит об одном очень важном принципе веры христианской, на котором Церковь твердо настаивает и который неотъемлем от исторического христианства.

Рождество Христово – одно из главнейших событий истории спасения Богом человеческого рода. Первородный входит во Вселенную, Бог Слово, превышающий не только все тварное, но и всякое понятие, которое тварный разум может иметь, становится подобным нам человеком, подобным во всем, кроме греха, не слитно и не раздельно принимая в Свою Божественную Личность (на языке богословия церковного – Божественную Ипостась) человеческую природу. Однако это приятие Богом человека, соединение Бога с тварным миром и человеческой природой, не следует представлять себе в духе античных трагедий, где был хорошо известный филологам и изучавшим историю литературы драматургический прием «Deus ex machina» («Бог из машины»), когда в конце произведения то или иное божество неожиданно входило в действие и всех расставляло по своим местам. В христианском понимании история есть процесс богочеловеческий, и спасение человеческого рода не есть нечто извне ему усвояемое Богом. Что-то вроде того, когда добрый родитель, не слишком спрашивая собственного ребенка, принудительно делает то, что считает нужным для пользы его души, воспитания и благоустроения в этой жизни. Мы и называем Бога «Отец наш Небесный». Но Его отношение именно что отеческое, ибо мудрый родитель не только будет понуждать своих детей к правильному, но и будет воспитывать в них стремление к этому.

И вот Бог воспитывает человеческий род через длинную-длинную череду поколений. Откройте Новый Завет и взгляните на эти имена. Многих вы узнаете. Давид был великим царем, про Соломона все знают. Можно вспомнить еще два, три, четыре имени тех, которые были видными с точки зрения гражданской, обычной истории. Но в основном это рядовые личности, которых никогда бы не упомянули летописцы, причем одни были святыми, другие – нет. В жизни большинства из них все было перемешано, так что определенные периоды жизни были светлыми, определенные – темными. Во всем, или по крайней мере в очень многом, они были подобны нам.

Если вдумаемся, откроем Библию и почитаем об этих людях, то увидим, как удивительно, с одной стороны, таинственно, а с другой стороны, видимо для нас происходил этот процесс выковывания в человеческом роде лучшего, если угодно – иконы человеческого рода. Как поколение за поколением худшее отсекалось, а лучшее накапливалось и как поколение за поколением человеческий род готовился к тому, чтобы в мир пришла Та, – не случайно именно в этом смысле называемая «Избранная из род в род», – Которая сможет ответить Архангелу: се, Раба Господня; да будет мне по слову твоему (Лк, 1:38). И тогда Бог в Ней воплотится, чтобы стать Спасителем нашим в этом мире.

Христианство относится к человеческой истории не как к чему-то внешнему, необязательному и факультативному, что может быть в любой момент отодвинуто на периферию главных фактов нашего спасения, а как к процессу, через который Бог совершает спасение каждого из нас. Он вошел в этот мир как Младенец, Которого мы встретим этой ночью, к Которому придем, забыв все пустые, ненужные разговоры о плохих и хороших, своих и чужих, тех, кто нам нравился или нет, потому что около Него это все замолкает. Подводившая к Нему история соприкасается с вечностью и в этой вечности растворяется. И сегодня в пещере Рождества нам в эту вечность открывается такой ясный и такой манящий вход.

Проповедь в Неделю по Рождестве Христовом

Мф.2:13-23

Поздравляю вас, дорогие братья и сестры, с продолжающимся праздником Рождества Христова, с днями, которые в церковном календаре называются Святками, то есть святыми днями. Святы не только дни подготовки, постов, говения, духовного покаянного усилия, но и дни радости и торжества, когда сердце бьется по-особому и душа не так дышит, как в обычной нашей житейской суете.

Воскресенье после Рождества Христова вполне естественно называется церковным Уставом Неделей после Рождества. На главном богослужении, литургии, читается отрывок из Евангелия от Матфея, в котором рассказывается о том, что было после главных рождественских событий.

Говорится о мести Ирода и скорби матерей в Раме, о том, как после убийства Вифлеемских младенцев и чудесного спасения Младенца Христа Ангел повелевает Его нареченному отцу Иосифу взять Младенца и Его Мать и бежать в Египет. На множестве картин западных художников и на наших иконах изображен этот умилительный и трогательный сюжет. Мельком рассказывается в Евангелии и о том, что происходило после того, как годы миновали, и о возвращении Святого Семейства в Иудею.

По сути дела, этот рассказ содержит в себе три главных повествования: о чудесном спасении; о злобе и ужасном преступлении Ирода, одном из тех, которым он и войдет в историю с нарицательным именем; о том, почему такая ненависть к Младенцу живет в сердце человека и, шире того, в сердцах многих людей и даже целых сообществ на протяжении вот уже двух тысяч лет.

Про Ирода можно сказать вроде бы и просто – он боялся за свое царство. Но, с другой стороны, просто это звучит только потому, что это происходило давно. Скажи сейчас кому-нибудь, кто может лишиться своего социального положения, что он отдает приказ избить всех возможных претендентов в возрасте от нуля до трех лет, понятно, как бы мы назвали и кем бы посчитали этого человека. Ирод воспринимается неправильно, даже мифологически, но ведь евангельская история – это часть общечеловеческой истории, как и матери, которые рыдали над своими сыновьями. Поэтому оправдания Ирода исторической целесообразностью, борьбой за сохранность и единство Иудеи, высокими задачами, которые он должен был реализовать, чтобы в возможном будущем Родина стала независимой от римлян, а также, может быть, какими-то задумками индустриализации или коллективизации, которые в его сознании могли вызревать, не имеют нравственного оправдания.

Сложнее с другим. Почему эта ненависть переносится потом на апостолов и первые поколения христиан? По сути дела, вся история Церкви – это история открытых или скрытых гонений. Открытых – как в Римской языческой империи или в десятилетия тоталитарной власти в нашей стране, скрытых – когда при видимом благоприятствовании христианству дух века сего, мир продолжает ненавидеть Церковь. И вот здесь мы должны неизбежно прийти к принятию одного онтологически, то есть сущностно, неизбежного и очень важного тезиса. Утверждение Священного Писания о том, что мир во зле лежит (см.: 1 Ин, 5:19) и что мир в этом смысле слова Христу, Его Церкви антитетичен, противоположен, противонаправлен , подтверждается всей историей христианства и всей историей Церкви. Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир (Ин, 15:18–19), – говорит Сам Спаситель, и эти слова подтверждаются на протяжении двух тысяч лет. Впрочем, подтверждаются и другие: мужайтесь: Я победил мир (Ин, 16:33). Эта победа начиналась именно тогда, когда Сам Богомладенец, еще лежа в колыбели (в яслях, вертепе), встречается с человеческой злобой, но побеждает ее Своей всепрощающей любовью. И нам, христианам, заповедует отвечать выходить ей не ненавистью и не ответной злобой, но даром смиренной любви.

Проповедь в Неделю о мытаре и фарисее

Лк.18:10-14

Это воскресенье по церковному календарю – первое из череды подготовительных воскресных дней перед началом Великого Поста. По тому отрывку, который мы только что слышали, оно называется воскресеньем, или, по-славянски, Неделей о мытаре и фарисее. И посвящено двум людям, которые, как рассказывает апостол Лука, вошли в ветхозаветный Иерусалимский храм помолиться и молились несколько различным образом.

Фарисей в молитве Бога благодарил за себя, за то, что он хороший человек, не грабит, не обижает, не прелюбодействует. И тут он не удержался от того, чтобы даже в молитве сказать «как этот мытарь». Тот, видимо, мозолил ему глаза. Здесь еще раз напомню, что мытарь – это не несчастный бродяжка, не нищий, не бомж, а высокопоставленный чиновник, но нелюбимый. Не буду приводить названий ныне нелюбимых чиновников, каждый может себе представить кого-нибудь, кто на социальной лестнице занимает положение высокое, но вместе с этим, как цену за свое высокое положение, испивает и стабильную нелюбовь населения. Так вот, фарисей не любил мытаря, предателя Родины, сотрудника римских оккупантов, сборщика налогов, не забывающего и себя. Да и было за что не любить. И вот он и не удержался. Боже! Благодарю Тебя, что я не таков. (Лк 18: 11) Перечислил, чем он хорош: постится два раза в неделю, то есть вдвое больше, чем полагалось по ветхозаветному закону, десятину дает из всего, что приобретает, – а это немалая жертва, между прочим.

Мытарь же стоял вдали от него. Несмотря на высокое социальное положение, его внутреннее устроение было далеко от благостности фарисея. Он стоял, не чувствуя себя ни хорошим, ни оправданным, и говорил только одно, ударяя себя в грудь: Боже, будь милостив ко мне, грешнику (Лк, 18:13).

Сегодняшний рассказ завершает удивительное резюме, нравственная максима, которую произносит Сам Спаситель, и заключается она в следующих словах: Сказываю вам, что сей (то есть мытарь) пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк, 18:14).

Это Евангелие, очевидное в своем внутреннем содержании, напоминает нам о необходимости нескольких констант внутреннего существования и внутреннего бытия человека. Во-первых, обратим внимание на, может быть, не на самой поверхности лежащее обстоятельство. И мытарь, и фарисей, каждый по-своему, были простыми людьми.

Мытарю не была свойственна переусложненность, замутняющая сознание современного человека. Когда-то, да и сейчас, наверное, он в жизни своей много грешил. Собственно, выбор деятельности уже означал принятое решение: согласен на грех. Но при этом он не стал оправдывать себя, не стал себя тешить мыслями, что иные грешат еще больше, что он, достигнув высокого положения, может принести немалую пользу Родине, что обстоятельства таковы, что он стоял перед неизбежным выбором: дети, семья, жена – куда было деваться? Ничего подобного он не говорил. Он тяжко грешил, но и сокрушенно каялся, никак не оправдывая свою греховность. И в этой простоте покаяния, именно в простоте, не в самооправдании, вышел не от себя, но от Бога оправданным более, чем другой.

Фарисей, собственно, тоже не был слишком мудреной личностью. Он мыслил и поступал так, как мыслили и поступали люди его сословия, те, кто жил рядом с ним. Следовало соблюдать законы и посты – он и соблюдал их. Полагалось изучать Священное Писание – он изучал, и делал это тщательно. За это ему причитались признание и уважение – он принимал их как должное. Он жил с сознанием того, что он хороший человек, который творит богоугодные дела. Чего еще можно от него требовать? И за все это – мы можем сказать, что и в некой душевной простоте, – он благодарил Бога.

Думается, что полностью соответствовать ни одному из этих двух типов сознания современному человеку уже не удастся. Даже тот, кто живет по-фарисейски, все равно обладает некоей многослойностью. Ведь человек, которого в наше время можно уподобить фарисею, почти наверняка читал Евангелие, знает эту притчу, будет рассуждать примерно так: «Я, конечно же, фарисей. Посты, уставы церковные соблюдаю, деньги жертвую, принимаю участие во всем, что делают современные фарисеи. С другой стороны, я же себя за это фарисейство и осуждаю. Но, с третьей стороны, отказаться от него не могу. А с четвертой, сознаю свою отвратительную интеллигентскую расслабленность, корю себя за нее». И таких слоев у кого-то будет до десяти, а у кого-то и до сотни, как в торте «Наполеон». Так же и грешник сегодняшний, подобно мытарю, тоже часто не способен раскаяться в душевной простоте. Грешить он, конечно, не перестанет, но будет осознавать, что нарушает волю Божию, примется по этому образу рефлексировать и лишь приобретет какие-нибудь новые комплексы.

Помимо очевидного, на поверхности лежащего смысла, сегодняшнее Евангелие говорит: «Хочешь от этого избавиться – будь прост. Замечаешь за собой грех – просто осуди его в себе. Примечаешь в себе ложное благочестие – сумей просто от него отказаться и быть честным перед Богом». В позапрошлом веке Оптинский старец Амвросий сказал ставшие крылатыми слова: «Где просто, там ангелов со сто, а где хитро, там ни одного».

И еще об одном в связи с сегодняшним Евангелием коротко хотел бы вам сказать. Обратим внимание, в каком внутреннем расположении стояли в храме и, скорее всего, ушли из него два этих человека. Фарисею было хорошо. Он помолился, можем предположить, что на уровне психосоматики ощутил некую теплоту душевную. Побыл, сколько полагалось, в храме и ушел, вероятно, с ощущением, что Бог его, хорошего человека, слышит и принимает, ушел с ощущением внутреннего душевного религиозного комфорта.

А мытарь – совсем не так. Удары себя в грудь, вопль Боже! будь милостив ко мне грешнику (Лк, 18:13), по крайней мере в этот момент, не завершаются никаким катарсисом. Мы знаем, что о нем решил Бог, но сам-то мытарь этого не знает! Он уходит с таким же внутренним неспокойствием и дискомфортом.

Сегодняшнее Евангелие в преддверии Поста неслучайно призывает православных убегать от поиска комфорта хотя бы в области религиозного мировоззрения и помнить, что христианство – религия не успокоенности, но осознания себя человеком, который идет по пути, оступается, соскальзывает, падает, чувствует от этого неудобство и боль, но все равно должен продолжать идти, потому что в конце пути – свет и радость.

Проповедь в Неделю о блудном сыне. Память новомучеников и исповедников Церкви Русской

Лк.15:11-32.

В этом году память триоди, неделя о блудном сыне, и память годичного круга, минеи, память новомучеников и исповедников Церкви Русской соединились в один день.

Это соединение, которое с какой-то периодичностью может происходить в церковном календаре, очень нескоро снова случится в нашей жизни. Оно естественно побуждает нас подумать о сопряжении вечной Евангельской истины с нашей новейшей историей.

Понятно, что притча Господа Иисуса Христа о блудном сыне, преимущественно относясь к судьбам людей, к жизненному опыту конкретного человека, ибо Евангелие и говорит преимущественно с конкретным человеком, тем не менее, может быть распространяема на целые народы, на целые собрания церковные, национальные, государственные и так далее. Только не забудем при этом, что все народы состоят из индивидуальных личностей, что народы это не стада овец, которые управляются внешней командой, а собрания свободных людей, каждый из которых является носителем образа и подобия Божия.

Наша новейшая история ХХ столетия есть яркая иллюстрация того, как не только один человек, но огромное большинство народа ушло на страну далече. Не сразу, не в один миг, хотя, так же как в притче, все было у наших предков. Была почти тысячу лет в нашей земле (900 с лишним к тому моменту) Православная единая истинная Церковь Христова, та, которая имеет преемственность Церкви апостольской и является носительницей истины. В ней были свои немощи к концу XIX – началу XX столетия, но они были не большие и не меньшие, чем в XVII или XV столетии. В ней были и свои великие святые в то самое время. Назовем хотя бы имена святых Оптинских старцев, святого праведного отца Иоанна Кронштадтского. И, что в этом отношении глубоко знаменательно, к тому моменту, когда в нашей стране произошло то, что произошло, во главе ее стоял святой человек – царь страстотерпец Николай Александрович.

В России к этому моменту была Православная империя. Государство почти уникальное для политической карты тогдашнего мира, ибо если империи и сохранялись, то были почти номинальными, и уж, по крайней мере, ни одна из них не была носительницей наиболее соответствующего Библейскому пониманию государственности. Ибо после Ветхозаветного правления Судей никакой тип государственности не соответствует более Библейскому пониманию устроения общества, чем государство монархическое. Но при этом она была еще и Православная. То есть и с точки зрения изначальных смыслов Священного Писания, истинности веры, это было государство лучшее, какое могло существовать к началу ХХ века в мире.

В этом государстве, в этой Церкви, в этом народе за тысячу лет был накоплен удивительный духовный опыт: духовной культуры, духовных богатств, словесности, прекрасных храмов, которые стояли по всей Руси, литературы, в сравнении с которой нет в мире лучше и глубже говорящей о духовной жизни человека. Страна наша простиралась от Европы до края Азии и развивалась быстро и динамично. Люди тогда чувствовали, как они начинают жить все лучше и лучше. И, тем не менее, произошло то, что и произошло. Огромнейшее число народа выбрало уйти на страну далече. Можно говорить сколько угодно о винах внешних людей, но ответ будет очевиден: какова бы ни была вина внешних злоумышлявших – иноверных, инородных, безверных вовсе, но не они, а наши предки в огромном своем большинстве шаг за шагом, год за годом ушли на страну далече. Ушли, когда в феврале 1917 года позволили совершиться упразднению исторической Российской государственности. Ушли, когда группе заговорщиков в октябре того же года позволили стать во главе России. Ушли, когда потом проиграли ту войну, которую мы теперь называем гражданской. Ушли потом, хотя еще называло большинство людей (70 с лишним процентов населения, как мы знаем), на той страшной большевистской переписи 1937 года себя православными. Но в чем выражалось тогда их православие? В том, чтобы тайно покрестить внука или внучку. А жизнь-то определялась уже совсем другими идеологами, которые правили тогда государством. Да и потом, в конце концов, если был бы этот опрос повторили 10 или 15 лет спустя в конце 1940‑х годов, ситуация была бы уже совершенно иной. Может быть, для нас хорошо, что этот опрос тогда больше не проводился. Это произошло. И в этом смысле мы в абсолютном своем большинстве – потомки тех, кто ушел на страну далече. Решительное меньшинство среди нас тех, кто происходит из семей, которые церковную веру и верность Матери-Церкви сохранили на протяжении всех десятилетий ХХ века. Наверное, большинство из нас знает хотя бы один-два-три примера людей, которые происходят из этих семей. И они – как русские эмигранты. Они от нас несколько отличаются. Они говорят на несколько другом языке и мыслят несколько иными категориями. У них не было той поврежденности сознания, которую большинство, наследники советского времени, мы в себе несем и преодолеваем каждый своим путем.

Слава Богу, что в новое время начался путь назад после этого отпадения огромного числа народа от Православия. Но только на этом пути мы не должны забыть того, о чем говорится в сегодняшней притче: для того, чтобы начать возвращаться к Отцу Небесному, надо увидеть, что ты пребываешь в бездне греха. Надо понять, что без Бога не до порога. Что без Церкви Божией, без возвращения ко всему тому, что было на нашей Родине, без восстановления всей той правды удивительной, великой, святой, которая сияла на Руси и в России до февральского и октябрьского переворотов, не будет полноценности этого возрождения. И что не должно быть иллюзий. Нельзя соединить наследие безбожного государства со святым Православием, с тем, чему учит Святая Православная Церковь. Это точно также, как если князь Владимир вместо того, чтобы свергать идолов Перуна и других идолов языческих стал бы говорить, что мы к в общем хорошему язычеству, правильному, героическому, которое принесло нам такое расширение границ, что наши предки дошли до Константинополя, прибили щит на врата Царьграда (как это возвеличивает наш славянский род!) – вот к этому великому нашему хорошему славянскому язычеству добавим еще лучшее христианство. Нельзя соединить несоединимое. Нельзя соединить тьму и свет. Так и мы теперь в своем сознании должны преодолеть всякую иллюзию и всякий соблазн соединения того, что было в минувшие десятилетия со святым Православием и тем, что было в России до 1917 года. Только если мы обретем ту изначальную Евангельскую истину, нашу русскую историческую правду, явленную в нашем великом государстве, тогда только возможно возвращение блудной нашей Родины в полноте в лоно Матери-Церкви. Мы должны об этом молиться, мы должны искать этого в самих себе, мы должны помогать людям, которые входят в ограду Церкви на всех уровнях, во всех смыслах, преодолевать этот рубеж. Мы не должны смущаться тем, что пока церковных людей реальное меньшинство в нашей Родине, потому что это может стать той доброй закваской, которая заквасит все тесто.

Еще один момент, о котором хотелось бы сказать. Когда мы читаем эту Евангельскую притчу, старший сын видимым образом нам может после первого прочтения показаться не очень симпатичным. Он как-то не слишком радуется возвращению младшего брата, отец ему должен напомнить о том, чем он пользовался и пользуется на протяжении всей жизни. Так ведь, согласитесь, бывает. Наверное, каждый в начальный период своей церковной жизни может вспомнить и о старых церковных людях. Нас могли встретить не очень ласково, особенно тех, кто из нас старшего поколения. В православном храме та или иная бабушка, тот или иной многодесятилетний церковный прихожанин мог сказать нам что-то не очень приветливое и не выразить никакой видимой радости о том, что мы здесь в храме Божием оказались. С любовью и благодарностью примем и будем помнить те укоры, не важно, для нас лично справедливые или нет, которые нам достались от людей, которые не уходили из ограды церковной и которые десятилетия в ней пребывали. Если при этом в них воспиталась та или иная степень настороженности по отношению к новоприходящим, если они, имея многоразличные жизненные опыты, не могли всякому молодому лицу, молодой девушке или молодому человеку порадоваться, имея основания предполагать в них не только искреннего прихожанина, но возможно кем-то посланного человека, или случайно влезшего с целью посмеяться или поиздеваться, поймем, что это ничто по сравнению с той верностью Матери-Церкви, которую те самые наши церковные бабушки принесли.

Сейчас такое время, когда много говорят о молодежи: споем им песни, сыграем в игры, сделаем для них песочницу с куличами, чтобы они могли вокруг храма играть если не со своими детьми, то сами, как будто это какие-то бессмысленные и бесполезные существа, которым надо устраивать такие пионерские и октябрятские мероприятия. Давайте сохраним естественную иерархию отношений. Также как в семье главным является старший, как в государстве главным является тот, кто стоит при его управлении, так и в Церкви так же естественно большим уважением, почетом, большей совокупностью попечений должен обладать тот, кто пребывает в ней на протяжении многих лет. Нужны эти катехизические и миссионерские песни для новоприходящих, но нужно еще и любить и ценить тех, кто никогда и никуда не уходил и учиться на их примере: он лучше брошюр, мероприятий, конференций может помочь нам самим держаться в ограде Церкви и учиться тому доброму, что есть в жизни нашей церковной.

Ну и наконец, как в Евангельской притче, так и в нашей новейшей истории и в жизни каждого из нас есть Тот Главный, благодаря Которому все это имеет состояться – Отец наш Небесный, Который как призывал блудного сына и всегда любил старшего сына, также призывал и всегда любил и всех, кто ушел на страну далече в новейшее время и так каждого грешника кающегося, как разбойника на кресте распятого, принимал и отверзал ему Царствие Небесное. Будем помнить и об этом милосердии Отца нашего Небесного и, будучи строги к себе, по отношении к другим людям будем уповать на то, что эти объятия Отчии, которые неоднократно поминались сегодня на богослужении, будут им отверсты.

8 февраля, 2015 г.

Слово на Всенощном бдении под Праздник Сретения Господня в Неделю о Страшном Суде. “Между страхом и надеждой”

Дорогие братья и сестры! Всех вас поздравляю с двунадесятым праздником Сретения Господня, в который мы воспоминаем торжественное принесение Богомладенца Христа в Иерусалимский храм Его Пречистой Матерью, Преблагословенной Владычицей нашей Богородицей и Приснодевой Марией и Его нареченным отцом Иосифом. Воспоминаем таинственное приятие Его на руки старцем Симеоном и воспеваем с особенной торжественностью сегодня ту песнь Симеона, которая звучит на каждой утрене «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром». Воспоминаем с ним благочестивую старицу пророчицу Анну, встретившую Богомладенца Христа и участвовавшую в этом соединении Ветхого и Нового Заветов и все большем наполнении тварного мира той правдой Нового Завета, которую принес воплотившийся Бог Слово, Второе Лицо Святой Троицы, Богочеловек и Господь наш Иисус Христос.

В сегодняшний же день с этим событием соединяется память Недели о Страшном Суде, еще одного подготовительного воскресения перед началом Святой Четерыдесятницы. Завтра вместе с Евангелием Праздника мы услышим и Евангельское повествование о Страшном Суде, которое вновь нас поставит перед тем, что должно быть целью жизни каждого христианина, а именно достижением такого итога земного бытия, чтобы нам на Суде Божием не оказаться среди отвергнутых козлищ, а быть принятыми в Обители Небесные. Нет и не может быть другой цели жизни у христианина, как стяжание этой вечной благой жизни со Христом.

Сегодняшнее соединение двух этих памятей – памяти минеи (Сретение Господне) и памяти триоди (Неделя о Страшном Суде) напоминает нам о Боге как Искупителе, ибо Христос, Бог Слово для того и воплотился, чтобы искупить, то есть спасти род человеческий, и Боге как Судии, потому что искупление, принесенное Богом, то есть дар все превышающей Божественной любви неотделим и неотъемлем от правды, справедливости Божией, которая явлена будет на Страшном Суде.

И только в этом памятовании и о всепобеждающей силе Жертвы Христовой, Бога, ставшего Человеком, и о непреложной правде грядущего Суда Божия, с которой каждому из нас предстоит встретиться, и обретается средний царский путь ко спасению.

Как дивно говорил много веков назад преподобный Петр Афонский, один из подвижников Святой горы, спасение обретается между страхом и надеждой. Надеждой, проистекающей из нашей веры и знания о совершившемся божественном искуплении, и страхом перед грядущим Судом, нашим знанием о том, что мы имеем внутрь самих себя. И вот этот средний путь, который соединяет в душе и страх о собственном греховном внутреннем бытии и надежду и упование на искупление, принесенное Богом, и ведет человека ко спасению. Одно без другого не есть свидетельство духовного здоровья человека.

Проповедь в Прощеное воскресение

Мф.6:14-21

Сегодня, в Прощеное воскресенье (которое само по себе есть очень важный день церковного года, предваряющий начало Великого поста), читается отрывок из Евангелия от Матфея, а именно, стихи 14–21 из 6‑й главы.

Слова, которые выбраны для того, чтобы мы их услышали в канун поста, не могут быть случайными. Обращу ваше внимание только на некоторые моменты сегодняшнего евангельского чтения. Так, Господь в Нагорной проповеди, то есть во время изложения основ нравственного учения, которое Он предлагает своим ученикам, в частности, говорит: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный. Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14-15). Это – принципиально важная максима христианской жизни. Подумаем, почему. Сейчас мы вступаем в Великий пост, время, когда человек призывается к покаянию, то есть к такому внутреннему изменению, которое означало бы не формальное, а реальное переосмысление своей жизни в отношении Бога, вечности, самого себя и того, как хочется жить дальше. Это изменение нашего отношения и оценки себя перед лицом Божиим неизбежно связано и с нашим изменением в отношении к другим людям. Прощая другого человека, перестаешь воспринимать его как врага, перестаешь считать то, что нас на сегодня разделает, окончательным и до вечности продолжающимся. В прощении может быть несколько правильных путей и несколько ошибок. Ошибки могут состоять в том, что я говорю человеку: «Я тебя прощаю, конечно, но ни в этой жизни, ни в будущей лучше бы нам никак не пересекаться. И даже если ты будешь спасен – а я желаю тебе быть спасенным – надо бы нам как-то находиться в разных уголках рая». И это, конечно, лукавство.

С другой стороны, не всякое прощение может и должно означать, что этот человек вновь станет близким другом. Есть вещи, через которые невозможно переступить и которые не нужно и не должно забывать: тяжкое предательство, поступки и слова, которые значили нечто не только для тебя, но и для окружающих людей. Но то, что человек не станет тебе вновь близким другом, не означает, что он не может быть тобою прощен. Изменяя свое отношение к нему, ты перестаешь ненавидеть и не принимать его, отделяешь его грех и немощи от самого человека. И это уже очень и очень важно.

Есть еще одна область, на которую важно распространить прощение. В сегодняшний день легко попросить извинения у тех, кто не слишком перед нами виноват или перед кем мы не слишком виноваты, и приятно друг другу улыбнуться. Вот коллега неправильно или неловко пошутил; мы пожали друг другу руки, и все прошло. Человек в храме, в приходе когда-то на нас не так посмотрел, на ногу наступил – и мы помирились. Это несложно. Значительно сложнее попросить прощения у тех людей, по отношению к которым обиды копились годами. Это бывают самые близкие люди: члены нашей семьи, друзья или те, с кем Господь нас соединяет на долгое время. И вот тут очень важно не согласиться с тем, что то, что произошло – это окончательно, что наши прежние, может быть, даже многолетние опыты преодоления в себе греха и обиды оказались неудачными. Нам дается шанс – и этими словами Евангелия он очень подкрепляется – выйти навстречу человеку. И нам дается награда, современные люди сказали бы «бонус». Этот бонус исключительно велик. Простив немногое, мы получаем чрезвычайное прощение от Отца нашего Небесного. Хотя бы памятуя об этой награде, как не задуматься о том, что мы можем сделать сегодня?

22 февраля 2015 г.

Проповедь в Неделю Торжества Православия

Это первое воскресение Великого Поста, как вы хорошо знаете, дорогие братья и сестры, называется Неделей (или Воскресением) Торжества Православия. Внешним образом соединение события, которое послужило поводом для установления этого праздника, с неделями Великопостными, неделями Святой Триоди произошло и достаточно поздно и, казалось бы, достаточно случайным образом. Это произошло только в IX веке от Рождества Христова. Триодь тогда стала уже неотъемлемой частью жизни Церкви, и не только сам по себе Великий Пост, который был древнейшим церковным установлением, но и богослужебное его последование и уставы, которые, конечно же, складывались на протяжении веков, в Церкви Христовой к тому времени уже существовали давно. И вот в IX столетии при благочестивой Византийской императрице Феодоре произошло вторичное восстановление иконопочитания. Первый раз это было в VIII веке, когда иконопочитание было восстановлено и утверждено как церковная истина на VII Вселенском Соборе. А второй раз – в IX веке, когда после возвращения иконоборцев к власти уже окончательно при императрице Феодоре вновь иконопочитание стало утвержденной верой Церкви. И в память об этом был установлен сегодняшний праздник, который получил название Торжества Православия, то есть окончательной победы над всеми ересями. Потом был составлен так называемый синодик Недели Православия, в который были включены анафемы на заблуждения, опровергнутые Вселенскими Соборами, потом в веках этот синодик видоизменялся и в Византии, и в России, и когда возникали новые ереси и заблуждения они так или иначе осуждались и отвергались Церковью в том числе и во время этого чина.

Но, конечно же, для нас Неделя Торжества Православия есть не только воспоминание о пусть и преславном и великом событии IX века от Рождества Христова, об окончательной победе иконопочитания, но уже на протяжении более. чем 1000 лет для Церкви Христовой это Воскресение исполнено и более глубокого и более широкого смысла. Торжество Православия, если мы задумаемся о смысле этого словосочетания, может и должно выражаться, во-первых, в чистоте и истинности веры. Там может быть Торжество Православия, подлинной Ортодоксии, то есть правильного прославления Бога, где вера не замутнена и не искажена человеческими мнениями и суждениями. Мы ведь знаем, что есть много хороших людей вне Церкви. Мы знаем, что на сегодня большинство человеческого рода составляют нехристиане, даже не просто неправославные, а нехристиане. Из семи миллиардов людей, населяющих сегодня Землю, христиане составляют от силы третью часть. если считать все население Земного шара, и среди этих двух третей или трех четвертей есть, конечно же, большое количество хороших, искренних, по-своему убежденных, по-своему служащих правде людей. Но тем не менее, каковы бы ни были их религиозные и безрелигиозные взгляды, каковы бы ни были их нравственные убеждения, как бы они ни любили свою Родину, свою семью, своих близких, подлинная вера, истинная, незамутненная вера есть только в Церкви Христовой. На Небе есть только Церковь Христова. Нет отделений для мусульман, для буддистов, для синтоистов, для положительных коммунистов, которые были патриотами своего Отечества, для искренних безбожников, которые были нравственными в своей жизни, для нецерковных либералов и патриотов. Там только Церковь Христова. Именно поэтому, говорят святые отцы, и в этом есть подлинное Торжество Православия, без Церкви нет спасения. Ибо Церковь есть Тело Христово, Господь ее глава, а спасение обретается через единение с Богом, которое начинается в этой жизни и должно быть продолжено в жизни вечной. Поэтому Торжество Православия, истинной веры, необходимо и для православных и для тех, кто даже пока не знает об этом. Для тех, кто пока не понимает, что такое истинная вера и что такое Православие, кто не встретился с ним в дни своей земной жизни. Вновь и вновь хочу напомнить слова приснопамятного Патриарха Алексия I, который когда-то в годы гонений сказал о Церкви такое глубокое определение: «Церковь есть Тело Христово, распинаемое за спасение тех, кто Его распинает». В том числе за гонителей, в том числе за тех, кто хулит и смеется. За всех за них Христос принес Жертву, и спасительная миссия Церкви состоит в том, чтобы и им дать путь ко спасению. И это торжество Православия. Православие – не секта, не избрание одной сотой человеческого рода для того, чтобы мы ощущали себя пусть и не лучшими, но находящимися в неизмеримо лучшем положении, чем остальные 90 или 95% человечества. Но для того, чтобы быть той солью, которой может осолиться мир, для того, чтобы быть той закваской, без которой не может быть теста, для того, чтобы быть тем начатком, без которого не может быть спасения для всех остальных. В этом ответственность православных людей, в том числе и каждого из нас. Не только древних святых, живших когда-то, но и живущих теперь обычных, как нам кажется, православных христиан. Об этой ответственности мы не должны забывать.

В Торжество Православия, конечно же, вспоминаются и те века бытия Церкви, которые начались со святого равноапостольного императора Константина, продолжением которых было и самое событие вторичного восстановления иконопочитания при императрице Феодоре. И то, что потом было на Руси начиная со святого равноапостольного князя Владимира, 1000-летие преставления которого будет вспоминать вся наша Церковь в этом году. Этот союз Церкви с государством и обществом нужно понимать правильно. Святой равноапостольный Константин и епископы участники Первого Вселенского Собора, его современники, имели в виду под этим союзом, конечно не то, что потом стало говорить светское законодательство: государственный статус Церкви, какие-то права или имущество, которое стало принадлежать христианам. Прежде всего иное. Что само общество должно быть проникнуто духом веры Христовой. Что сама душа народа должна убеляться через ежедневное регулярное слышание и прикосновение к Евангелию, через принятие Святых Христовых Таин и исповедание своих грехов. В этом и только в этом может состоять смысл симфонии, союза Церкви и государства, в том, чтобы общество и народ становились более живущими по заповедям Божиим, по Евангелию, по правде Божией. Не нужно Церкви ни прав, ни имущества, и не может быть нужно. Все имеет смысл только ради того, и только тем и оправдывается, если правда Евангелия больше начинает осуществляться в этом народе, в этом обществе, в этом государстве благодаря тому, что Церковь и государство действуют соединенно. И это есть единственный критерий, по которому можно оценить: это подлинный союз, приносящий пользу, или это видимость, за которой последуют времена, может быть, еще более тяжких гонений.

И наконец, Торжество Православия – это то, что имеет отношение к жизни каждого из нас. Торжество Православия происходит тогда, когда человек не стыдится исповедовать свою веру среди людей по отношению к вере внешних, иногда насмешливых, иногда иронически воспринимающих его церковность. Торжество Православия осуществляется тогда, когда человек выбирает жесткий и узкий путь исполнения заповедей Божиих, а не потакания собственному желанию, собственным страстям и угождения тому, чего я хочу в этом мире. Торжество Православия в нашей жизни бывает всякий раз, когда человек оказывается юродом Христа ради, поступает вне логики мира сего, отказывается быть волком с волками, расталкивать локтями тех, кто вокруг, потому что по-другому не пробьешься в этой жизни, переступать со ступеньки на ступеньку социальной лестницы, как будто в этом есть какой-то смысл и это что-то может нам добавить для Царствия Небесного. Всякий раз, когда мы отказываемся поступать по этой логике Евангелия ради, это есть Торжество Православия в нашей жизни.

Проповедь в Неделю 2‑ю Великого поста. Исцеление расслабленного

Мк.2:1-12

Сегодняшний рассказ апостола и евангелиста Марка – одно из многих повествований о чудесах, которые сотворил Христос во время своего общественного служения. Именно так в христианском богословии традиционно называются три с половиной года, в продолжении которых Он выходил на проповедь.

Казалось бы, чудо и чудо, одно из многих, о которых мы читали в Евангелии, слышали в пересказе евангельского повествования или видели на картинах. Но отметим, что каждое чудо Христос непременно сопровождает тем или иным словом. Оно обращено или к человеку, с которым совершается чудо, или к окружающим. И к нам тоже слово это имеет определенное отношение.

В сегодняшнем рассказе об исцелении расслабленного, то есть, говоря современным языком, паралитика, обратим внимание на два обстоятельства. Во-первых, этот человек был парализован полностью, так что сам никак не мог передвигаться и, очень вероятно, с трудом говорил или не мог говорить вообще. Расслабленного принесли четыре его друга; именно они, а не он сам, просили о исцелении. Евангелист Марк пишет, что Иисус обращается к расслабленному, увидев веру его друзей, и говорит следующие слова: чадо! прощаются тебе грехи твои (Мк. 2:5). Иные скажут: «А где же здесь свобода человека? Почему друзья не спросили расслабленного, хочет ли он быть исцеленным? Где здесь то внутреннее конечное самоопределение, которое ожидается от каждого имеющего в себе образ и подобие Божие, то есть внутренне свободного?» Но дело в том, что Господь сотворил человека не только с даром свободы и способностью к ней, но и с высшим даром – даром любви. Никто не вправе отнять эту любовь и поставить выше нее какой-то иной закон. Четыре друга, которым было жалко несчастного паралитика и больно за него, которые несут его на одре (то есть носилках или переносной кровати) по жарким и пыльным дорогам Иудеи, прорываются ко Христу сквозь окружающую Его толпу, являют закон, который выше свободы самоопределения и волеизъявления. И Бог этот закон нашего сердца принимает, любит, приветствует и отвечает на него прежде, чем на прочее. Причем отвечает приметным образом. Он не сразу исцеляет парализованного человека, но сперва говорит ему: чадо! прощаются тебе грехи твои. Не при всяком исцелении Христос говорит о грехах, но только в тех случаях, когда болезнь была очевидным следствием греха. В Евангелии может быть не сказано, в чем состояли грехи конкретного человека, но Своими словами Христос свидетельствует, а в иных случаях отрицает, что болезнь есть следствие личного греха. Нам часто не хочется думать о связи греха и болезни и считать, по крайней мере, в отношении себя и близких, что болезнь – вполне естественное следствие, например, старения, дурной экологии, каких-то привходящих жизненных обстоятельств и так далее. Но об этой увязке применительно не к другим людям, но к самому себе каждому человеку хотя бы время от времени полезно задуматься и понять: то, что с ним происходит – не случайность. Происходит это вовсе не потому, что ему уже не двадцать пять, а сорок пять лет. И, может быть, придется признать, что он имеет то, что в конечном итоге заслуживает.

Христос говорит о прощении грехов и вызывает возмущение иудейских старейшин. Они считают, что Он богохульствует: Кто Он такой, чтобы прощать грехи? И дальше происходит еще одна примечательная беседа. Свидетельствуя о том, что прощение грехов выше исцеления, и убеждая людей в том, что это так, Христос говорит: для чего так помышляете в сердцах ваших?
Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи (Мк. 2: 8-10). И действительно говорит эти слова, и человек исцеляется. Но, исцелив его от паралича, Господь вновь и вновь говорит нам о том, что не телесного исцеления мы должны искать в первую очередь. Если перед нами будет выбор между внешним исцелением от телесных болезней и исцелением души от ее недугов, нужно не усомниться в том, что главное – душа. А за ней, за ее исцелением, может приложиться и исцеление телесного состава. Это не просто принять, когда такой выбор стоит лично перед тобой, когда это твоя селезенка, твой пораженный раком организм, или когда у твоего ребенка что-то болит. Но если мы действительно верим в вечность, то помним о том, что то, что будет потом там, где всякая слеза будет отерта, а всякая боль забыта и уйдет все земное, неизмеримо более значимо, чем то, что может произойти в этом мире, эти слова Христа кажутся важными и для нашей жизни.

Проповедь в Неделю 3‑ю Великого поста, Крестопоклонную

Мк.8:34-9:1

Сегодняшний евангельский отрывок читается в воскресенье, которое называется Крестопоклонным и является срединным воскресенье Святой Четыредесятницы, то есть предпасхального поста.

Отрывок этот невелик по объему, и мы можем поразмышлять над ним, прочитывая буквально каждый стих.

В первом его стихе Иисус Христос говорит, обращаясь к Своим ученикам, а по сути дела, не только непосредственно к ним, но и ко всем, кто будет читать эти слова: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мк, 8:34).

Эти слова стали хрестоматийными и теперь известны многим. Обращу ваше внимание прежде всего на то, что кто хочет идти за Мною – это условное предложение. Господь Иисус Христос безусловно оставляет человеку свободу и право выбора. «Невольник не богомольник», – гласит народная поговорка, которая афористично и точно выражает смысл христианства. Невозможно стать христианином принудительно. Соблазн побудить к этому человека велик. Я сейчас говорю не о стратегиях государственного масштаба, когда христианство переводится на уровень идеологии и в этом смысле мыслится полезным и видится полезным государству, а о значительно более практических вещах. Когда мне больно за моего близкого, который погибает, как мне видно, в каких-то бедах, в пороке, в неправильном отношении к жизни, миру и самому себе, может возникнуть желание заставить его стать хорошим, заставить его поверить. И вот тут можно вспомнить сегодняшний евангельский текст или, для его расширения, «Легенду о Великом инквизиторе» Достоевского, в которой как раз рассказано о том, что является результатом воплощения идеи принудительного добра. Так вот, Господь наш Иисус Христос оставляет за человеком свободу.

Тот, кто выбирает следование за Ним, будет иметь награду, которая описана в сегодняшнем Евангелии: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9:1). То есть уже здесь, на земле, можно увидеть райскую славу, утешение и преображение бытия, полноту жизни, которая наступает для человека, оставшегося верным в главном и соблюдшего сердце свое для Бога и правды Божией в этом мире.

Но для того, чтобы, согласившись быть христианином, получить эту награду, нужно исполнить некоторые условия, о которых Господь говорит так: отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мк. 8:34).

Итак, условий три.

Первое – отвергнуться себя. Христианство воспринимает человека не в контексте руссоистской антропологии, согласно которой человек хорош сам по себе, так что, если его, как цветок, пересадить на возделанное поле и оставить расти самого по себе, он принесет дивный плод и будет вкусен и свеж, ясен и прекрасен. Мы смотрим на человека как на существо, в котором изначальная хорошесть искажена привитым к нему злом. В саду мы к дичку прививаем хорошую веточку, и оно начинает плодоносить, а здесь к хорошему дереву была привита дурная ветка, и дерево стало неплодоносным. Поэтому нужно измениться, отвергнуться себя, то есть преодолеть свою падшую природу и начать жить не противоестественно, а сверхъестественно, то есть справляясь с теми немощами нашей природы, которые называются довольно мудреным славянским выражением «удобопреклонность ко греху». Человек, которому она свойственно, на дурное соглашается охотнее, чем на хорошее. Например, если приводить совсем бытовой пример, ему легче выпить банку пива лежа на диване, чем встать и подмести комнату.

Второе условие пути ко Спасению – взять свой крест, то есть принять то, что жизнь – это не есть что-то вроде поездки не просто в комфортабельном автомобиле, но даже и на троллейбусе, и даже на велосипеде с инерцией. Все мы знаем спортивный велосипед: разгоняешься, ставишь ноги на педали, и он едет. По христианскому пониманию, жизнь – это как детский велосипедик, самый полезный, в котором педали нужно крутить все время, и если на какое-то время остановишься, тут же и упадешь. Крестоношение – это восприятие жизни не как развлечения или инерционного существования, но непрестанного делания, когда, продолжая наш пример, крутишь педали все время, а при этом имеешь возможность любоваться прекрасной картиной мира, видеть восходы и закаты, встречать снег и дождь и многое иное дивное и славное.

Третий важный принцип христианского миропонимания – «следуй за Мною». Аскетика, то есть сохранение себя от греха, важна не сама по себе, как, скажем, Великий пост в представлении многих популярных изданий, которые рекомендуют соблюдать его чисто в гастрономическом отношении. Сегодня буквально везде, в любом кафе представлено постное меню. Но есть определенные продукты – еще не значит соблюдать пост. Равно как заниматься аскетическими упражнениями, которые не связаны с устремлением души к Богу (как это делал, скажем, Рахметов), не значит приносить добрый для своей души результат. Потому что главная цель и польза достигнуты не будут.

Вот такое короткое, казалось бы, размышление только над несколькими стихами Евангелия показывает, что эта Книга Жизни – не высокая метафора, а практический учебник, который хотя бы иногда стоит последовательно применять к себе.

Проповедь в Неделю 4‑ю Великого поста

В этом году, дорогие братья и сестры, четвертое воскресение Святой Четыредесятницы объединило две памяти: одну, которая всегда бывает в это воскресение Великого поста – память прп. Иоанна Лествичника, и другую, которая бывает в этот календарный день года – сорока мучеников Севастийских.

Удивительным образом мы вместе вспоминаем два типа святости, которые видимым образом весьма и весьма отличны друг от друга и, как кажется, как мало в чем пересекаются. Один подвиг жизни преподобных, другой – мученическое свидетельство, которое принесли сорок воинов, сорок офицеров Римского легиона в Севастии.

Когда мы читаем о преподобном Иоанне Лествичнике, или читаем его книгу, название которой известно всем, которая на полках стоит у многих, а с некоторыми из вас мы ее читали год назад Великим постом, очень важно, глядя на подвиг этого или других преподобных в отношении самого святого постараться найти то, что живым откликом отзовется в вашей душе.

Есть такое правило, которое и в духовной и в обычной жизни действует: кого любишь, того и слушаешься. Для того, чтобы начать слушаться иной раз весьма жестких советов и указаний, которые дают нам святые отцы, нужно полюбить этого святого отца, воспринять его не как отдаленную икону святости, которая по запросам выдает нам советы, а как живого человека, который сам прошел этим путем, и к которому можно так или иначе прикоснуться.

По отношению к преподобному Иоанну Лествичнику особенной теплотой, совершенно по-другому открыли этого святого мне слова его жития (я уже приводил эти слова в свое время). В них говорится буквально следующее: «Сна он принимал столько, сколько необходимо было, чтобы ум не повредился от бдения». Вот некоторым из наших усердных прихожан, правда что, нужно это помнить, что сна нужно принимать столько, чтобы ум от бдения не повредился! Иногда стоишь на исповеди и думаешь: слушает человек эти слова Иоанна Лествичника, или спит меньше, чем полагается ему? Очень полезный совет! «А прежде сна много молился и сочинял книги. И это упражнение служило ему естественным средством против уныния». Сколько у нас народа унывает! Это состояние – каждый второй грех на исповеди. А Иоанн Лествичник не просто молился, но, имея к тому природную склонность, чтобы не унывать, еще сочинял книги. И так уныние, отчаяние, все эти состояния от него отходили. Смотрите: короткое повествование жития, но уже благодаря этому короткому абзацу можно увидеть вместо абстрактного далекого образа святого, конечно, но живого человека, в жизни и образе которого можно найти некоторые зацепки для собственной своей жизни. И это только один абзац из жизнеописания одного святого, но можно и во множестве других случаях увидеть в святом живого человека, которого я полюбил и потом начинаю слушаться того, что он говорит, я доверяю его опыту. Не абстрактно доверяю, потому что святые вообще все говорят правильно, а этому человеку, этому подвижнику благочестия, его советам, его жизненному пути, который во мне может отозваться. Это как с врачом: есть разные врачебные школы, разные хорошие врачи, но с одним у тебя возникает отношение доверия, ты к нему обращаешься, и тогда то, что он тебе будет прописывать, то, как он тебя будет лечить, тебе принесет пользу. А другой, пусть даже он профессор, но профессор немножко не по моей части, не совсем мне подходит. Вот нужно и в духовной жизни найти того врача из святых отцов, которому ты поверишь, не вообще абстрактно как православный христианин, а лично поверишь и будешь ему следовать.

То же самое можно сказать и о книгах подвижников благочестия. Лествица, которая конечно разнится в количестве экземпляров, присутствующих дома, и книг реально прочитанных теми людьми, у которых она присутствует, на самом деле не скучная книга о том, как превратить жизнь свою в монастырь, а практическое, из опыта написанное руководство человека, который жизнь знал очень хорошо и мог посоветовать как ад в твоей жизни превратить в рай. Как сделать так, чтобы жизнь твоя в отношениях с близкими, с теми, кто тебя окружает или с кем ты вместе молишься и трудишься, была не адом или началом дороги в ад, но раем, или началом пути в Царствие Небесное. Почти в конце своей книги прп. Иоанн Лествичник, человек, который кроме монастыря ничего в жизни не представляет, пишет такие слова: «Нисколько не будет противно, как я думаю, заимствовать сравнения для вожделения, страха, тщательности, ревности, служения и любви к Богу от человеческих действий. Итак, блажен, кто имеет такую любовь к Богу, какую страстный любитель имеет к своей возлюбленной. Блажен, кто столько же боится Господа, сколько осужденные преступники боятся судии, блажен, кто так усерден и прилежен в благочестии, как благоразумные рабы усердны в служении господину своему. Блажен, кто столько ревностен к добродетелям, сколько ревнивы мужья, лишающие себя сна от ревности к своим супругам. Блажен, кто так предстоит Господу в молитве, как слуги предстоят царю. Блажен, кто подвизается непрестанно угождать Господу, как некоторые стремятся угождать человекам». Это удивительная цитата из Лествицы преподобного Иоанна, которая среди прочего говорит нам и о том, что путь к святости – это не путь перелома себя об коленку и превращения человека в такого, каким он никогда не был. Путь к святости – это преображение того естественного доброго, что у каждого человека есть в его душе, в его характере на высшее с возведением от просто человеческого к тому, что может послужить этими же свойствами, но обращенными к вышнему, чтобы человек достиг святости образа жизни и Царствия Небесного. Это один путь святости. Путь святости преподобного.

Вместе с ним сегодня соединяется свидетельство сорока мучеников Севастийских. Мы слышали Евангелие о пришедших в одиннадцатый час. Те, кто знает житие сегодняшних мучеников, знают, почему именно это Евангелие было прочитано. Наверное, многие знают, что их поставили в замерзающее озеро, а на берегу специально растопили баню, чтобы дать им альтернативу. Из сорока один только не выдержал, убоялся мучений и пошел в эту баню и умер сразу, потому что и духовно и физически не вынес этой перемены – из ледяной воды в раскаленный жар. И было видно (духовными очами или физическими, мы не знаем) как один венец улетел. Тогда один из обычных Римских воинов, стоявших в страже, Аглай его звали, не захотел лишиться этого венца, пошел и встал на место сорокового воина и принял мучения до конца вместе с воинами христианами. Не случайно читается Евангелие о работниках одиннадцатого часа – он пришел в конце, но мы его почитаем так же, как прочих 39 мучеников. Может показаться, что на миру и смерть красна, и что не так это страшно. Но с другой стороны мы хорошо знаем, что мученическое свидетельство – это свидетельство, которое человек так или иначе готовит предыдущим опытом жизни. Мы не знаем об этом опыте для сорока мучеников Севастийских. Мы, конечно, абстрактно могли бы предполагать, как они до того много готовили себя к этому, а можем предположить, что не было какой-то особенной подготовки, была просто христианская жизнь. Потому что то же самое мы знаем о новомучениках Церкви Русской. Сегодня, кстати, тоже совершается память девяти новомучеников. Когда мы читаем в их жизнеописаниях о том, что с ними было до революции, мы не находим ничего особенного, обычные биографии, которые помещают в энциклопедиях: родился, учился в духовной школе, поступил в семинарию, был рукоположен, пошел на приход или стал профессором академии, или стал архиереем и проходил естественный табель о рангах, перемещался с меньшей епархии на большую, писал проповеди, еще чем-то занимался. А потом вдруг оказывается, что этот человек один из десяти, двадцати, пятидесяти, ста, когда доходит дело до годины испытаний сначала оказывается верным Богу, когда еще можно отречься здесь, на свободе. Никуда не уходит, ни к обновленцам, ни в бухгалтеры советские, как-то тихонечко переставая служить, ни с позором записывая себя в атеисты – никуда не уходит, остается в Церкви Божией. А потом переносит то, что невозможно перенести. Потому что, и мы должны это очень хорошо понимать, то, что некоторые люди не оговаривали себя, не писали доносов под следствием – это такое же чудо, как чудо древнеримской эпохи. Эффективность работы НКВД была несравнима с Гестапо. Гестапо сильно отставало, у них признавалось около 60%, у НКВД – больше 85%. Вот разница! 85% людей под следствием давали любые показания, которые от них хотели. Но было 15, которые не давали. Из них значительнейшую часть составляли новомученики и исповедники Церкви Русской. Это чудо, это превышает и нравственные и физические возможности человека. Это такое же чудо, как те, о которых мы читаем в древних жизнеописаниях подвижников благочестия. И к этому себя люди неизвестным нам образом готовили. Как? Христианской благочестивой жизнью, тем, что они, может быть, не проходя всех тех подвигов, о которых мы читаем у преподобного Иоанна Лествичника, находились в некотором векторе жизни, в том стремлении к Небу и к правде Божией, о котором говорится в Лествице. И тогда они могли оказаться верными и в ту минуту или в те годы испытаний, которые их постигали.

Сегодня мы встретились с этим соединением древнего преподобного и древних мучеников, вспомнили о мучениках нашего времени. Очень важно, чтобы опыт наших святых не был для нас просто красивой картинкой и высоким рассказом о древних временах: «Богатыри – не мы, были люди в наше время…», а был неким уроком того, к чему мы должны воспитывать свою душу.

Проповедь в Неделю 5‑ю Великого поста. О преподобной Марии Египетской

Пятое воскресенье Великого Поста посвящено памяти Марии Египетской. Имя это, в общем, нарицательно, и даже те, кто мало знаком с церковной жизнью, житиями святых, для кого само слово «агиография» будет таинственным сочетанием греческих звуков, об этой святой что-то слышали. Может быть, видели какие-то картины: измождённая, средних лет или старая женщина, покрытая седыми волосами, в пустыне; или наоборот, молодая красавица, соблазнительная и соблазняющая; или та же женщина у входа в Храм Гроба Господня и Воскресения в Иерусалиме, неведомой силой удерживаемая от того, чтобы прикоснуться ко святыне.

Это история – в изначальном житии предельно персональная, достоверная и очень живо написанная – о грехе и покаянии. О том, как много грех в жизни человека может значить, как человек склонен с грехом самого себя отождествлять, и как страсть становится конечной ценностью существования. История о покаянии, о том, как даже из такого, почти до полной утраты личности, до полного растворения в страсти, положения можно подняться. Героически, но можно: болью, кровью, холодом и жаром пустыни, голодом (какими-то отвратительными травами приходится питаться), страхом диких зверей, укрытием собственными выпадающими волосами в расщелине скалы.

Но встаёт вопрос, который задаёт себе почти каждый: что моя жизнь и весь этот героический рассказ? Конечно, редкий человек, который решится его прочитать (хорошо, если в византийском подлиннике, а не в приглаженном постсредневековом пересказе, который, к сожалению, есть и в наших Четьях-Минеях), не умилится сердцем и не почувствует правды за подвигом этой святой. Но всё же: что мне и тебе Мария Египетская? При чём здесь моя жизнь, в которой, как кажется, не было таких падений и грехов? Большинство из нас о себе подумает: «Ну вот так я всё же не грешил, чтобы на протяжении более полутора десятков лет предаваться разврату ради самого разврата и находить удовольствие в продаже и отдании собственного тела. Ну не грешил! Другим грешил, этим в такой степени не грешил, а может, и другими страстями так не грешил. Это не мой опыт. И уж подавно не мой опыт – вся эта история с пустыней. Нет такого Иордана, за который я бы уходил, нет тех десятилетий жизни, которые я мог бы провести так, как она провела».

И всё же Церковь не случайно ставит именно это повествование ближе к концу Великого Поста – собственно, в последнее воскресенье Четыредесятницы. Потом будут Лазарева суббота, Вход Господень в Иерусалим, Страстная Неделя – уже иное, уже не время нашего покаяния, а время приобщения последним дням земной жизни Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа. И вот Мария Египетская стоит перед нами как человек, на которого предлагается посмотреть именно потому, что сейчас нам Церковь напоминает: можно низко пасть, бесконечно низко. Из этого состояния можно – и Господь поможет – подняться до спасения, даже до святости. Но для этого нужно быть нетеплохладным.

Вот как раз о том, что так много присутствует в нашей жизни – половинчатости, отсутствии столь страшного греха не потому, что мы его боимся, а потому что трусим грешить, потому что смелости не хватает реализовать то, что в душе носится, – вот об этом желеобразном состоянии теплохладности, в котором человек не может утонуть до конца, но и подняться из него не может, говорит нам образом Марии Египетской Церковь. Сравните её с множеством современников, которые были там, с теми мужчинами, которые с ней грешили, с теми, которые плыли с ней на корабле в Иерусалим: это же были паломники, не купцы какие-нибудь! И вот мы не знаем, чтобы им было воспрещено войти в Храм Гроба Господня и Воскресения. Мы не читаем о том, что множество людей остановилось у врат – она была одна. Значит, было в её душе что-то такое – даже в состоянии предельного падения – что Господь видел, что давало возможность Богу её так остановить. И из всего следует, что при всём её первоначальном падении этим главным свойством души была горячность, горение, прохождение пути до конца. Она тяжко грешила, но этот тяжкий грех был не потому, что она была грешнее других людей, грешнее, чем мы – она была честнее и смелее других людей. И поэтому пусть не думают те, которые видимым образом подобному не подпали, что они всему этому чужды. Не чужды, но только ещё и трусливы: в сердце своём желаем, но ещё и трусим.

И потому говорится нам образом Марии Египетской: бегите прежде всего этого состояния ни белого, ни чёрного, а серого, ни горячего, ни холодного, а тёплого, теплохладного. Этой половинчатости, этих компромиссов, недоговорённостей, недохождения пусти до конца. Сейчас – время перед страданиями Спасителя, перед конечной правдой, когда и конечную правду, и конечную меру человеческой жизни тоже нужно вспомнить и сколько-то постараться применить к себе. Хотя бы в каком-то сопоставлении, пусть в сотой части от того, как это смогла сделать святая Мария Египетская.