1 Пророк из Иудеи проклинает жертвенник в Вефиле; 11 пророк принял приглашение в дом в Вефиле, против повеления Божия, и был умерщвлен львом; 26 пригласивший его в Вефиль хоронит его в своей гробнице; 33 Иеровоам ставит священников из народа.

И вот, человек Божий пришел из Иудеи по слову Господню в Вефиль, в то время, как Иеровоам стоял у жертвенника, чтобы совершить курение.

И произнес к жертвеннику слово Господне и сказал: жертвенник, жертвенник! так говорит Господь: вот, родится сын дому Давидову, имя ему Иосия, и принесет на тебе в жертву священников высот, совершающих на тебе курение, и человеческие кости сожжет на тебе.

И дал в тот день знамение, сказав: вот знамение того, что это изрек Господь: вот, этот жертвенник распадется, и пепел, который на нем, рассыплется.

Когда царь услышал слово человека Божия, произнесенное к жертвеннику в Вефиле, то простер Иеровоам руку свою от жертвенника, говоря: возьмите его. И одеревенела рука его, которую он простер на него, и не мог он поворотить ее к себе.

И жертвенник распался, и пепел с жертвенника рассыпался, по знамению, которое дал человек Божий словом Господним.

И сказал царь [Иеровоам] человеку Божию: умилостиви лице Господа Бога твоего и помолись обо мне, чтобы рука моя могла поворотиться ко мне. И умилостивил человек Божий лице Господа, и рука царя поворотилась к нему и стала, как прежде.

И сказал царь человеку Божию: зайди со мною в дом и подкрепи себя пищею, и я дам тебе подарок.

Но человек Божий сказал царю: хотя бы ты давал мне полдома твоего, я не пойду с тобою и не буду есть хлеба и не буду пить воды в этом месте,

ибо так заповедано мне словом Господним: «не ешь там хлеба и не пей воды и не возвращайся тою дорогою, которою ты шел».

И пошел он другою дорогою и не пошел обратно тою дорогою, которою пришел в Вефиль.

В Вефиле жил один пророк-старец. Сын его пришел и рассказал ему все, что сделал сегодня человек Божий в Вефиле; и слова, какие он говорил царю, пересказали сыновья отцу своему.

И спросил их отец их: какою дорогою он пошел? И показали сыновья его, какою дорогою пошел человек Божий, приходивший из Иудеи.

И сказал он сыновьям своим: оседлайте мне осла. И оседлали ему осла, и он сел на него.

И поехал за человеком Божиим, и нашел его сидящего под дубом, и сказал ему: ты ли человек Божий, пришедший из Иудеи? И сказал тот: я.

И сказал ему: зайди ко мне в дом и поешь хлеба.

Тот сказал: я не могу возвратиться с тобою и пойти к тебе; не буду есть хлеба и не буду пить у тебя воды в сем месте,

ибо словом Господним сказано мне: «не ешь хлеба и не пей там воды и не возвращайся тою дорогою, которою ты шел».

И сказал он ему: и я пророк такой же, как ты, и Ангел говорил мне словом Господним, и сказал: «вороти его к себе в дом; пусть поест он хлеба и напьется воды». – Он солгал ему.

И тот воротился с ним, и поел хлеба в его доме, и напился воды.

Когда они еще сидели за столом, слово Господне было к пророку, воротившему его.

И произнес он к человеку Божию, пришедшему из Иудеи, и сказал: так говорит Господь: за то, что ты не повиновался устам Господа и не соблюл повеления, которое заповедал тебе Господь Бог твой,

но воротился, ел хлеб и пил воду в том месте, о котором Он сказал тебе: «не ешь хлеба и не пей воды», тело твое не войдет в гробницу отцов твоих.

После того, как тот поел хлеба и напился, он оседлал осла для пророка, которого он воротил.

И отправился тот. И встретил его на дороге лев и умертвил его. И лежало тело его, брошенное на дороге; осел же стоял подле него, и лев стоял подле тела.

И вот, проходившие мимо люди увидели тело, брошенное на дороге, и льва, стоящего подле тела, и пошли и рассказали в городе, в котором жил пророк-старец.

Пророк, воротивший его с дороги, услышав это, сказал: это тот человек Божий, который не повиновался устам Господа; Господь предал его льву, который изломал его и умертвил его, по слову Господа, которое Он изрек ему.

И сказал сыновьям своим: оседлайте мне осла. И оседлали они.

Он отправился и нашел тело его, брошенное на дороге; осел же и лев стояли подле тела; лев не съел тела и не изломал осла.

И поднял пророк тело человека Божия, и положил его на осла, и повез его обратно. И пошел пророк-старец в город свой, чтобы оплакать и похоронить его.

И положил тело его в своей гробнице и плакал по нем: увы, брат мой!

После погребения его он сказал сыновьям своим: когда я умру, похороните меня в гробнице, в которой погребен человек Божий; подле костей его положите кости мои;

ибо сбудется слово, которое он по повелению Господню произнес о жертвеннике в Вефиле и о всех капищах на высотах, в городах Самарийских.

И после сего события Иеровоам не сошел со своей худой дороги, но продолжал ставить из народа священников высот; кто хотел, того он посвящал, и тот становился священником высот.

Это вело дом Иеровоамов ко греху и к погибели и к истреблению его с лица земли.

Церковнославянский (рус)

И се́, человѣ́къ Бо́жiй прiи́де от Иу́ды по словеси́ Госпо́дню въ Веѳи́ль, и иеровоа́мъ стоя́ше на олтари́ свое́мъ жре́ти хотя́:

и воззва́ ко олтарю́ сло́вомъ Госпо́днимъ и рече́: олтарю́, олтарю́, си́це глаго́летъ Госпо́дь: се́, сы́нъ ражда́ется до́му дави́дову, Иосі́а и́мя ему́, и пожре́тъ на тебѣ́ жерцы́, и́же на высо́кихъ жру́щыя на тебѣ́, и ко́сти человѣ́ческiя сожже́тъ на тебѣ́.

И да́стъ въ де́нь то́й чу́до, глаго́ля: се́й глаго́лъ, его́же рече́ Госпо́дь, глаго́ля: се́, олта́рь разся́дется, и излiе́тся ту́къ и́же на не́мъ.

И бы́сть егда́ услы́ша ца́рь иеровоа́мъ словеса́ человѣ́ка Бо́жiя воззва́вшаго ко олтарю́ и́же въ Веѳи́ли, и простре́ ца́рь ру́ку свою́ от олтаря́, глаго́ля: ими́те его́. И се́, у́сше рука́ его́, ю́же простре́ на́нь, и не можа́ше возврати́ти ю́ къ себѣ́:

и олта́рь разсѣ́деся, и излiя́ся ту́къ от олтаря́, по чудеси́, е́же даде́ человѣ́къ Бо́жiй сло́вомъ Госпо́днимъ.

И рече́ ца́рь иеровоа́мъ человѣ́ку Бо́жiю: помоли́ся ны́нѣ предъ лице́мъ Го́спода Бо́га твоего́, дабы́ возврати́лася рука́ моя́ ко мнѣ́. И помоли́ся человѣ́къ Бо́жiй предъ лице́мъ Госпо́днимъ, и возврати́ся рука́ царя́ къ нему́, и бы́сть я́коже пре́жде.

И глаго́ла ца́рь къ человѣ́ку Бо́жiю: вни́ди со мно́ю въ до́мъ, и обѣ́дай, и да́мъ ти́ да́ръ.

И рече́ человѣ́къ Бо́жiй къ царе́ви: а́ще да́си ми́ по́лъ до́му твоего́, не вни́ду съ тобо́ю, ниже́ я́мъ хлѣ́ба, ниже́ пiю́ воды́ на мѣ́стѣ се́мъ,

я́ко та́ко заповѣ́да ми́ Госпо́дь сло́вомъ, глаго́ля: ни я́ждь хлѣ́ба, ни пі́й воды́, ниже́ возврати́ся путе́мъ, и́мже ше́лъ еси́.

И отъи́де путе́мъ ины́мъ, и не возврати́ся путе́мъ, и́мже прiи́де во Веѳи́ль.

И проро́къ еди́нъ ста́ръ живя́ше въ Веѳи́ли, и прiидо́ша сы́нове его́ и повѣ́даша ему́ вся́ дѣла́, я́же сотвори́ человѣ́къ Бо́жiй въ де́нь то́й въ Веѳи́ли, и словеса́, я́же глаго́ла царе́ви, повѣ́даша отцу́ своему́.

И рече́ къ ни́мъ оте́цъ и́хъ, глаго́ля: кі́имъ путе́мъ и́де? И показа́ша ему́ сы́нове его́ пу́ть, и́мже и́де человѣ́къ Бо́жiй изше́дый от Иу́ды.

И рече́ сыно́мъ свои́мъ: осѣдла́йте ми́ осля́. И осѣдла́ша ему́ осля́, и всѣ́де на не́,

и и́де вслѣ́дъ человѣ́ка Бо́жiя, и обрѣ́те его́ подъ ду́бомъ сѣдя́ща, и рече́ ему́: ты́ ли еси́ человѣ́къ Бо́жiй прише́дый от Иу́ды? И рече́ ему́: а́зъ.

И рече́ ему́: гряди́ со мно́ю, и я́ждь хлѣ́бъ.

И рече́ ему́: не могу́ возврати́тися съ тобо́ю, ниже́ я́мъ хлѣ́ба, ни пiю́ воды́ на мѣ́стѣ се́мъ,

я́ко та́ко заповѣ́да ми́ Госпо́дь сло́вомъ, глаго́ля: не я́ждь хлѣ́ба та́мо, ниже́ пі́й воды́ та́мо, и да не возврати́шися путе́мъ тѣ́мъ, и́мже ше́лъ еси́.

И рече́ къ нему́: и а́зъ проро́къ е́смь я́коже ты́, и а́нгелъ глаго́ла ко мнѣ́ сло́вомъ Госпо́днимъ, глаго́ля: возврати́ его́ къ себѣ́ въ до́мъ тво́й, да снѣ́стъ хлѣ́ба и пiе́тъ во́ду. И солга́ ему́,

и возврати́ его́: и яде́ хлѣ́бъ, и пи́ во́ду въ дому́ его́.

И бы́сть и́мъ сѣдя́щымъ на трапе́зѣ, и бы́сть сло́во Госпо́дне ко проро́ку возвра́щшему его́.

И рече́ къ человѣ́ку Бо́жiю прише́дшему от Иу́ды, глаго́ля: си́це глаго́летъ Госпо́дь: поне́же преогорчи́лъ еси́ глаго́лъ Госпо́день и не сохрани́лъ еси́ за́повѣди, ю́же заповѣ́да тебѣ́ Госпо́дь Бо́гъ тво́й,

и возврати́вся я́лъ еси́ хлѣ́бъ и пи́лъ еси́ во́ду на мѣ́стѣ се́мъ, о не́мже рече́ къ тебѣ́, глаго́ля: да не я́си хлѣ́ба и не пiе́ши воды́: сего́ ра́ди не вни́детъ во гро́бъ тѣ́ло твое́ со отцы́ твои́ми.

И бы́сть по яде́нiи хлѣ́ба и по питiи́ воды́, и осѣдла́ осля́ тому́ проро́ку, и возврати́ся, и отъи́де:

и обрѣ́те его́ ле́въ на пути́, и умертви́ его́: и бѣ́ тѣ́ло его́ пове́ржено на пути́, и осе́лъ стоя́ше надъ ни́мъ, и ле́въ стоя́ше бли́зъ тѣлесе́ [его́]:

и се́, му́жiе мимоиду́ще, и ви́дѣша ме́ртва пове́ржена на пути́ и льва́ стоя́ща бли́зъ ме́ртваго: и прiидо́ша, и повѣ́даша во гра́дѣ, въ не́мже живя́ше проро́къ ста́рый.

И услы́ша [сiе́ проро́къ] возврати́вый его́ съ пути́ и рече́: человѣ́къ Бо́жiи се́й е́сть, и́же преступи́ глаго́лъ Бо́жiй, и предаде́ его́ Госпо́дь льву́, и сокруши́ его́, и умертви́ его́ по глаго́лу Госпо́дню, его́же рече́ ему́.

И повелѣ́ сыно́мъ свои́мъ, глаго́ля: осѣдла́йте ми́ осля́. И осѣдла́ша.

И по́йде, и обрѣ́те тѣ́ло его́ пове́ржено на пути́, и осе́лъ и ле́въ стоя́ста надъ тѣ́ломъ, и не снѣде́ ле́въ тѣлесе́ человѣ́ка Бо́жiя и не сокруши́ осла́.

И взя́ проро́къ тѣ́ло человѣ́ка Бо́жiя, и возложи́ е́ на осля́, и возврати́ е́ проро́къ, и вни́де во гра́дъ погребсти́ его́,

и положи́ тѣ́ло его́ во гро́бѣ свое́мъ, и рыда́ше по не́мъ: увы́, бра́те.

И бы́сть по рыда́нiи о не́мъ, и рече́ къ сыно́мъ свои́мъ, глаго́ля: а́ще умру́, погреби́те мя́ во гро́бѣ се́мъ, идѣ́же человѣ́къ Бо́жiй погребе́нъ е́сть, при косте́хъ его́ положи́те мя́, да спасу́тся ко́сти моя́ съ костьми́ его́,

я́ко сбу́дется глаго́лъ, его́же глаго́ла сло́вомъ Госпо́днимъ о олтари́, и́же во Веѳи́ли, и о домѣ́хъ высо́кихъ, и́же въ самарі́и.

И по глаго́лѣ се́мъ не обрати́ся иеровоа́мъ от зло́бы своея́, и возврати́ся, и сотвори́ от ча́сти еди́ныя люді́й жерцы́ высо́кихъ: и́же хотя́ше, исполня́ше ру́ку свою́, и быва́ше жре́цъ на высо́кихъ.

И бы́сть глаго́лъ се́й въ прегрѣше́нiе до́му иеровоа́млю, и на испроверже́нiе, и на изчезнове́нiе от лица́ земли́.

Таджикский

Языки

Ва инак, марди Худо мувофиқи сухани Парвардигор аз Яҳудо ба Байт-Ил омад, ва Ёробъом назди қурбонгоҳ истода буд, то ки бухур бисӯзонад.

Ва мувофиқи сухани Парвардигор вай ба қурбонгоҳ муроҷиат намуда, гуфт: «Эй қурбонгоҳ, қурбонгоҳ! Парвардигор чунин мегӯяд: ́Инак, писаре дар хонадони Довуд таваллуд меёбад, ки Йӯшиёҳу ном дорад; ва ӯ коҳинони баландиҳоро, ки бар ту бухур месӯзонанд, бар ту забҳ хоҳад кард кушт, ва устухонҳои одамро бар ту хоҳанд сӯзонид́».

Ва дар он рӯз вай аломате нишон дода, гуфт: «Ин аст аломати он ки инро Парвардигор гуфтааст: ́Инак, ин қурбонгоҳ аз ҳам ҷудо шуда, хокистаре ки бар он аст, пошида хоҳад шуд́».

Ва ҳангоме ки подшоҳ сухани марди Худоро шунид, ки вай ба қурбонгоҳи Байт-Ил муроҷиат намуда мегуфт, Ёробъом дасти худро аз болои қурбонгоҳ дароз карда, гуфт: «Вайро дастгир кунед!» Ва дасти ӯ, ки сӯи вай дароз карда буд, хушк шуд, ва ӯ натавонист онро ба тарафи худ баргардонад.

Ва қурбонгоҳ аз ҳам ҷудо шуда, хокистар аз болои қурбонгоҳ пошида шуд, ҳамчун аломате ки марди Худо мувофиқи сухани Парвардигор нишон дода буд.

Ва подшоҳ ба марди Худо сухан ронда, гуфт: «Лутфан, пеши Парвардигор Худои худ зорӣ намо ва барои ман дуо гӯй, то ки дасти ман ба тарафи ман баргардад». Ва марди Худо пеши Парвардигор зорӣ намуд, ва дасти подшоҳ ба тарафи вай баргашт ва мисли пештара шуд.

Ва подшоҳ ба марди Худо гуфт: «Бо ман ба хона биё ва хӯроке бихӯр, ва ман ба ту тӯҳфа хоҳам дод».

Валекин марди Худо ба подшоҳ гуфт: «Агар ту нисфи хонаи худро ба ман бидиҳӣ, бо ту нахоҳам рафт, ва дар ин макон на нон хоҳам хӯрд, ва на об хоҳам нӯшид.

Зеро ки ба ман мувофиқи сухани Парвардигор чунин фармуда ва гуфта шудааст: ́Нон нахӯр, ва об нанӯш, ва бо роҳе ки омадаӣ, барнагард́».

Ва ӯ бо роҳи дигаре рафт, ва бо роҳе ки ба Байт-Ил омада буд, барнагашт.

Ва пайғамбари пиронсоле дар Байт-Ил сокин буд; ва писаронаш омада, ҳар кореро, ки марди Худо он рӯз дар Байт-Ил карда буд, ба ӯ ҳикоят намуданд, ва суханонеро, ки вай ба подшоҳ гуфта буд, ба падари худ нақл карданд.

Ва падарашон ба онҳо гуфт: «Бо кадом роҳ вай рафт?» Ва писаронаш дида буданд, ки он марди Худо, ки аз Яҳудо омада буд, бо кадом роҳ рафт.

Ва ӯ ба писаронаш гуфт: «Барои ман харро зин кунед». Ва онҳо барои ӯ харро зин карданд, ва ӯ бар он савор шуд;

Ва аз пайи марди Худо рафта, вайро зери дарахти писта нишаста ёфт, ва ба вай гуфт: «Оё ту он марди Худо ҳастӣ, ки аз Яҳудо омадаӣ?» Вай гуфт: «Ман ҳастам».

Ва ба вай гуфт: «Бо ман ба хона биё, ва нон бихӯр».

Вале вай гуфт: «Ман наметавонам бо ту баргардам ва назди ту биравам; ва дар ин макон бо ту нон нахоҳам хӯрд, ва об нахоҳам нӯшид;

Зеро ки ба ман мувофиқи сухани Парвардигор гуфта шудааст: ́Дар он ҷо нон нахӯр, ва об нанӯш, ва бо роҳе ки омадаӣ, барнагард́».

Ва ӯ ба вай гуфт: «Ман низ пайғамбаре мисли ту ҳастам, ва фариштае мувофиқи сухани Худованд ба ман сухан ронда, гуфт: ́Вайро бо худ ба хонаат баргардон, то ки вай нон бихӯрад ва об бинӯшад́». Аммо ӯ ба вай дурӯғ гуфт.

Вай бо ӯ баргашта, дар хонаи ӯ нон хӯрд, ва об нӯшид.

Ва ҳангоме ки онҳо назди миз нишаста буданд, сухани Парвардигор бар пайғамбаре ки вайро баргардонида буд, нозил шуд,

Ва ӯ ба марди Худо, ки аз Яҳудо омада буд, муроҷиат намуда, гуфт: «Парвардигор чунин мегӯяд: ́Азбаски аз иҷрои сухани Парвардигор сар тофтӣ, ва амреро, ки Парвардигор Худои ту ба ту фармуда буд, риоя нанамудӣ,

Балки баргашта, дар маконе ки дар бораи он Ӯ ба ту гуфта буд: «Нон нахӯр ва об нанӯш», ту нон хӯрдӣ ва об нӯшидӣ, бинобар ин ҷасади ту ба мақбараи падаронат дохил нахоҳад шуд́».

Ва баъд аз он ки вай нон хӯрд ва об нӯшид, харро барои вай зин кард, яъне барои пайғамбаре ки баргардонида буд.

Ва ҳангоме ки вай рафт, шере вайро дар роҳ ёфта, кушт; ва ҷасади вай дар сари роҳ партофта шуда буд, ва хар назди он меистод, ва шер назди ҷасад меистод.

Ва инак, одамоне ки мегузаштанд, диданд, ки ҷасаде дар сари роҳ партофта шудааст, ва шере назди ҷасад истодааст; ва онҳо омада, дар шаҳре ки пайғамбари пиронсол дар он сокин буд, ҳикоят карданд.

Ва пайғамбаре ки вайро аз роҳ баргардонида буд, инро шунида, гуфт: «Ин ҳамон марди Худост, ки аз иҷрои сухани Худо сар тофт, ва Парвардигор вайро ба шер супурдааст, ва он вайро мувофиқи сухани Парвардигор, ки ба ӯ гуфта буд, куштааст».

Ва ӯ ба писаронаш сухан ронда, гуфт: «Барои ман харро зин кунед». Ва онҳо онро зин карданд.

Ва ӯ рафта, ҷасади вайро ёфт, ки дар сари роҳ партофта шуда буд, ва хар ва шер назди ҷасад меистоданд; шер ҷасадро нахӯрда буд, ва харро надарида буд.

Ва пайғамбар ҷасади марди Худоро бардошта болои хар гузошт ва гардонида бурд; ва пайғамбари пиронсол ба шаҳр омад, то ки мотам гирифта, вайро дафн кунад.

Ва ӯ ҷасади вайро дар мақбараи худ гузошт; ва барои вай мотам гирифта, гуфтанд: «Эй вой бародарам!»

Ва баъд аз он ки вайро дафн кард, ба писаронаш сухан ронда, гуфт: «Вақте ки бимирам, маро дар мақбарае ки марди Худо дар он дафн шудааст, дафн кунед, устухонҳоямро назди устухонҳои вай бимонед;

Зеро сухане ки вай дар бораи қурбонгоҳи Байт-Ил ва дар бораи ҳамаи баландиҳои шаҳрҳои Сомария мувофиқи сухани Парвардигор гуфта буд, ҳатман ба амал хоҳад омад».

Баъд аз ин воқеа Ёробъом аз роҳи бади худ нагашт, балки аз ҳар табақаи қавм коҳинони баландиҳоро таъин кардан гирифт: ҳар кӣ мехост, вайро ӯ таъин менамуд, то ки аз ҷумлаи коҳинони баландиҳо гардад.

Ин боиси гуноҳкор шудани хонадони Ёробъом гардид, то ки он аз рӯи замин несту нобуд шавад.