И рѣ́ша воево́ды иноплеме́нничи кто́ су́ть иду́щiи сі́и? И рече́ агху́съ къ воево́дамъ иноплеме́нничимъ: не се́й ли дави́дъ ра́бъ Сау́ла царя́ Изра́илева, и́же бы́сть съ на́ми дні́й сiе́ второ́е лѣ́то? и не обрѣто́хъ въ не́мъ ничто́же, от дне́ въ о́ньже прiи́де ко мнѣ́ да́же до сего́ дне́.

И приско́рбни бы́ша о не́мъ воево́ды иноплеме́нничи и глаго́лаша ему́: возврати́ му́жа, и да возврати́тся на мѣ́сто свое́, идѣ́же поста́вилъ еси́ его́ та́мо, и да не и́детъ съ на́ми на бра́нь, и да не бу́детъ навѣ́тникъ въ полцѣ́хъ: и чи́мъ примири́тся се́й господи́ну своему́? не глава́ми ли муже́й си́хъ?

не се́й ли е́сть дави́дъ, ему́же изыдо́ша съ ли́ки, глаго́люще: побѣди́ Сау́лъ съ ты́сящами свои́ми, и дави́дъ со тма́ми свои́ми?

И призва́ агху́съ дави́да и рече́ ему́: жи́въ Госпо́дь, я́ко пра́въ ты́ и бла́гъ предъ очи́ма мои́ма, и вхо́дъ тво́й и исхо́дъ тво́й со мно́ю въ полцѣ́, и я́ко не обрѣто́хъ въ тебѣ́ зло́бы, отне́лѣже еси́ прише́лъ ко мнѣ́ до дне́шняго дне́, но предъ очи́ма воево́дъ не бла́гъ еси́ ты́:

и ны́нѣ возврати́ся и иди́ съ ми́ромъ, и да не сотвори́ши зла́ предъ очи́ма воево́дъ иноплеме́нничихъ.

И рече́ дави́дъ ко агху́су: что́ сотвори́хъ ти́? и что́ обрѣ́лъ еси́ въ рабѣ́ твое́мъ, от него́же дне́ бѣ́хъ предъ тобо́ю, и да́же до сего́ дне́, да не иду́ воева́ти враго́въ господи́на моего́ царя́?

И отвѣща́ агху́съ дави́ду: вѣ́мъ, я́ко бла́гъ ты́ предъ очи́ма мои́ма я́ко а́нгелъ Бо́жiй, но воево́ды иноплеме́нничи глаго́лютъ: да не и́детъ съ на́ми на бра́нь:

и ны́нѣ воста́ни ра́но ты́ и о́троцы господи́на твоего́ ходя́щiи съ тобо́ю и иди́те на мѣ́сто, идѣ́же поста́вихъ ва́съ, и словесе́ па́губна да не положи́ши на се́рдцы твое́мъ, я́ко бла́гъ еси́ ты́ предо мно́ю: и воста́ните ра́но въ пу́ть, егда́ разсвѣта́етъ ва́мъ, и иди́те.

И ура́ни дави́дъ са́мъ и му́жiе его́ отити́ и стрещи́ земли́ иноплеме́нничи, и иноплеме́нницы взыдо́ша на бра́нь во Иезрае́ль.

Синодальный

Князья Филистимские принудили Анхуса отправить обратно Давида и его людей из стана Филистимского.

И собрали Филистимляне все ополчения свои в Афеке, а Израильтяне расположились станом у источника, что в Изрееле.

Князья Филистимские шли с сотнями и тысячами, Давид же и люди его шли позади с Анхусом.

И говорили князья Филистимские: это что за Евреи? Анхус отвечал князьям Филистимским: разве не знаете, что это Давид, раб Саула, царя Израильского? он при мне уже более года, и я не нашел в нем ничего худого со времени его прихода до сего дня.

И вознегодовали на него князья Филистимские, и сказали ему князья Филистимские: отпусти ты этого человека, пусть он сидит в своем месте, которое ты ему назначил, чтоб он не шел с нами на войну и не сделался противником нашим на войне. Чем он может умилостивить господина своего, как не головами сих мужей?

Не тот ли это Давид, которому пели в хороводах, говоря: «Саул поразил тысячи, а Давид – десятки тысяч»?

И призвал Анхус Давида и сказал ему: жив Господь! ты честен, и глазам моим приятно было бы, чтобы ты выходил и входил со мною в ополчении; ибо я не заметил в тебе худого со времени прихода твоего ко мне до сего дня; но в глазах князей ты не хорош.

Итак, возвратись теперь, и иди с миром и не раздражай князей Филистимских.

Но Давид сказал Анхусу: что я сделал, и что ты нашел в рабе твоем с того времени, как я пред лицем твоим, и до сего дня, почему бы мне не идти и не воевать с врагами господина моего, царя?

И отвечал Анхус Давиду: будь уверен, что в моих глазах ты хорош, как Ангел Божий; но князья Филистимские сказали: «пусть он не идет с нами на войну».

Итак встань утром, ты и рабы господина твоего, которые пришли с тобою, [и идите на место, которое я назначил вам, и не имей худой мысли на сердце твоем, ибо ты предо мною хорош]; и встаньте поутру, и когда светло будет, идите.

И встал Давид, сам и люди его, чтобы идти утром и возвратиться в землю Филистимскую. А Филистимляне пошли [на войну] в Изреель.

Эстонский

Vilistid ei usalda Taavetit
Ja vilistid kogusid kõik oma väehulgad Afekisse, aga Iisrael oli leeris Jisreelis oleva allika juures.

Vilistite vürstid liikusid edasi sadade ja tuhandete kaupa, aga Taavet ja tema mehed liikusid viimastena koos Aakisega.

Ja vilistite vürstid küsisid: „Mis heebrealased need on?” Aga Aakis vastas vilistite vürstidele: „Eks see ole Taavet, Iisraeli kuninga Sauli sulane, kes on minu juures olnud juba aastapäevad! Mina ei ole leidnud temas midagi halba alates päevast, kui ta tuli minu juurde, kuni tänapäevani.”

Ent vilistite vürstid vihastasid tema peale ja ütlesid talle: „Lase mees pöördub ümber ja läheb tagasi oma paika, kuhu sa tema oled määranud; ta ärgu tulgu koos meiega sõtta, et ta sõjas ei saaks meie vastaseks! Sest millega ta saaks ennast teha oma isandale meelepäraseks? Muidugi nende meeste peadega, kes siin on.

Kas ta pole mitte see Taavet, kellest nad tantsides vastastikku laulsid ja ütlesid: „Saul lõi maha oma tuhat, aga Taavet oma kümme tuhat!”?”

Siis Aakis kutsus Taaveti ja ütles talle: „Nii tõesti kui Issand elab, oled sina õige ja see on minu silmis hea, et sa leeris koos minuga lähed ja tuled, sest ma ei ole sinus leidnud kurja alates päevast, mil sa tulid minu juurde, kuni tänapäevani; aga vürstide silmis sa ei kõlba.

Pöördu nüüd tagasi ja mine rahuga, et sa ei teeks kurja vilistite silmis!”

Ja Taavet küsis Aakiselt: „Aga mida ma siis olen teinud ja mida sa oled leidnud oma sulases alates päevast, mil ma tulin su teenistusse, kuni tänapäevani, et ma ei või tulla ja võidelda oma isanda kuninga vaenlaste vastu?”

Aga Aakis kostis ning ütles Taavetile: „Ma tean, et sa minu silmis oled hea nagu Jumala ingel; kuid vilistite vürstid on öelnud: Tema ärgu tulgu koos meiega sõtta!

Ja nüüd tõuse hommikul vara koos oma isanda sulastega, kes on tulnud koos sinuga; kui olete hommikul vara tõusnud ja läheb valgeks, siis minge ära!”

Ja Taavet tõusis vara, tema ja ta mehed, et hommikul minna teele tagasi vilistite maale; vilistid aga läksid üles Jisreeli.

Таджикский

Языки

Ва фалиштиён ҳамаи лашкарҳои худро дар Афеқ ҷамъ карданд; ва исроилиён назди чашмае ки дар Изреил аст, урду заданд.

Ва сарварони фалиштиён бо фавҷҳои саднафарӣ ва ҳазорнафарӣ мегузаштанд, вале Довуд ва одамонаш бо Окиш аз ақиб равона буданд.

Ва мирони фалиштиён гуфтанд: «Ин ибриён кистанд?» Ва Окиш ба мирони фалиштиён гуфт: «Ин, охир, Довуд – бандаи Шоул подшоҳи Исроил – аст, ки як-ду сол боз назди ман мебошад, ва аз рӯзи омаданаш то имрӯз аз ӯ айбе наёфтаам».

Ва мирони фалиштиён бар ӯ хашмгин шуданд, ва мирони фалиштиён ба ӯ гуфтанд: «Ин мардро баргардон, то ба маконе ки барояш таъин намудаӣ, гашта равад, ва бо мо ба ҷанг набарояд, ва дар ҷанг ба мо душманӣ накунад, зеро вай бо чӣ чизе метавонад бо хоҷаи худ оштӣ шавад? Оё на бо каллаҳои ин одамон?

Ин, охир, ҳамон Довуд аст, ки дар бораи вай рақскунон месуруданд: ́Шоул ҳазорҳоро мағлуб кард, вале Довуд – даҳҳо ҳазорро!́»

Ва Окиш Довудро даъват намуда, ба ӯ гуфт: «Қасам ба Парвардигор, ки ту дилсоф ҳастӣ, ва бо ман дар бошишгоҳ даробаро карданат дар назари ман писанд меояд, зеро аз рӯзе ки назди ман омадаӣ, то имрӯз аз ту бадӣ надидаам; вале дар назари сарварон ту хуб нестӣ.

Ва алҳол баргашта, ба саломатӣ бирав, ва коре накун, ки ба назари сарварони фалиштиён бад намояд».

Ва Довуд ба Окиш гуфт: «Ман чӣ кардаам, ва аз рӯзе ки назди ту омадаам, то имрӯз дар бандаат чӣ ёфтаӣ, ки ман наоям ва бо душманони хоҷаам подшоҳ ҷанг накунам?»

Ва Окиш ба Довуд ҷавоб гардонда, гуфт: «Медонам, ки ту дар назарам мисли фариштаи Худо нек ҳастӣ, аммо мирони фалиштиён гуфтанд: ́Вай бо мо ба ҷанг набарояд́.

Ва алҳол бомдодон бо навкарони хоҷаат, ки бо ту омадаанд, бармаҳал бархез; ва чун бомдодон бархостед, бароятон ҳаво равшан ки шуд, биравед».

Ва Довуд бо одамонаш бомдодон бархост, то ки ба замини фалиштиён баргардад. Ва фалиштиён ба Изреил баромаданд.