И бы́сть приходя́щу дави́ду и муже́мъ его́ къ секела́гу въ де́нь тре́тiй, и Амали́къ нападе́ на ю́жную страну́ и на секела́гъ, и порази́ секела́гъ и сожже́ его́ огне́мъ:

же́нъ же и всѣ́хъ су́щихъ въ не́мъ от ма́ла до вели́ка не умертви́ша му́жа ни жены́, но плѣни́ша, и отидо́ша въ пу́ть сво́й.

И прiи́де дави́дъ и му́жiе его́ во гра́дъ, и се́, сожже́нъ бя́ше огне́мъ, жены́ же и́хъ и сы́нове и́хъ и дще́ри и́хъ плѣне́ни бы́ша.

И воздви́же дави́дъ и му́жiе его́ гла́съ сво́й и пла́кашася до́ндеже не бѣ́ въ ни́хъ си́лы ктому́ пла́катися.

И жены́ о́бѣ дави́довы плѣне́ни бы́ша, Ахинаа́мъ Иезраили́тыня, и Авиге́а бы́вшая жена́ Нава́ла карми́лскаго.

И оскорбѣ́ дави́дъ зѣло́, я́ко совѣща́шася лю́дiе ка́менiемъ поби́ти его́, я́ко скорбна́ бя́ше душа́ всѣ́хъ люді́й коего́ждо о сынѣ́хъ свои́хъ и о дще́рехъ свои́хъ. И укрѣпи́ся дави́дъ о Го́сподѣ Бо́зѣ свое́мъ,

и рече́ дави́дъ ко Авiа́ѳару иере́ю сы́ну Авимеле́хову: принеси́ Ефу́дъ. И принесе́ Авiа́ѳаръ Ефу́дъ къ дави́ду.

И вопроси́ дави́дъ Го́спода, глаго́ля: пожену́ ли вслѣ́дъ по́лчища сего́? и пости́гну ли и́хъ? И рече́ Госпо́дь: гони́, я́ко постиза́я пости́гнеши и́хъ и избавля́я изба́виши.

И и́де дави́дъ са́мъ и ше́сть со́тъ муже́й съ ни́мъ, и прiидо́ша да́же до пото́ка Восо́рска, про́чiи же оста́шася:

и гна́ съ четы́рми сты́ муже́й, двѣ́сти же муже́й оста́шася, и́же сѣдо́ша объ о́нъ по́лъ пото́ка Восо́рска.

И обрѣто́ша му́жа Еги́птянина на селѣ́, и я́ша его́, и приведо́ша его́ къ дави́ду, и да́ша ему́ хлѣ́ба, и яде́, и напои́ша его́ водо́ю:

и да́ша ему́ ча́сть смо́квей, и яде́, и укрѣпи́ся ду́хъ его́ въ не́мъ, я́ко не яде́ хлѣ́ба и не пи́ воды́ три́ дни́ и три́ но́щы.

И рече́ ему́ дави́дъ: отку́ду еси́, и чі́й еси́ ты́? И рече́ о́трокъ Еги́птянинъ: а́зъ е́смь ра́бъ му́жа Амалики́тянина, и оста́ви мя́ господи́нъ мо́й, я́ко изнемого́хъ дне́сь уже́ тре́тiй де́нь:

и мы́ ходи́хомъ на ю́гъ до хеле́ѳи и на иуде́йскiя страны́ и на гелву́й, и секела́гу пожго́хомъ огне́мъ.

И рече́ ему́ дави́дъ: доведе́ши ли мя́ до по́лчища сего́? И рече́: клени́ся ми́ Бо́гомъ, я́ко не убiе́ши мя́ и не преда́си мя́ въ ру́цѣ господи́ну моему́, и доведу́ тя до по́лчища сего́.

[И кля́тся ему́ дави́дъ:] и приведе́ его́ она́мо, и се́, ті́и разсѣ́яни бы́ша по лицу́ всея́ земли́, яду́ще и пiю́ще и пра́зднующе о всѣ́хъ коры́стехъ вели́кихъ, я́же взя́ша от земли́ иноплеме́нничи и от земли́ Иу́дины.

И прiи́де на ни́хъ дави́дъ, и изби́ и́хъ от у́тра да́же до ве́чера и нау́трiе: и не спасе́ся от ни́хъ му́жъ, ра́звѣ четы́реста о́трокъ, и́же всѣдо́ша на велблю́ды и убѣжа́ша.

И отъя́ дави́дъ вся́ ели́ка взя́ша Амалики́ты, и о́бѣ жены́ своя́ отъя́,

и не поги́бе и́мъ от ма́ла да́же до вели́ка, и от коры́стей, и да́же до сыно́въ и дще́рей и да́же до всѣ́хъ, я́же взя́ша, и вся́ возврати́ дави́дъ:

и взя́ дави́дъ вся́ стада́ и па́ствины, и погна́ предъ плѣ́номъ: и плѣ́нъ о́ный нарица́шеся се́й плѣ́нъ дави́довъ.

И прiи́де дави́дъ къ двѣма́ сто́мъ муже́мъ оста́вшымся ити́ вслѣ́дъ дави́да, и́хже посади́ на пото́цѣ Восо́рстѣ, и изыдо́ша на срѣ́тенiе дави́ду и на срѣ́тенiе лю́демъ и́же съ ни́мъ: и прiи́де дави́дъ до люді́й, и вопроси́ша его́ о ми́рныхъ.

И отвѣща́ша вси́ му́жiе па́губнiи и лука́внiи от муже́й ра́тныхъ ходи́вшихъ съ дави́домъ и рѣ́ша: я́ко не гони́ша съ на́ми, не дади́мъ и́мъ от плѣ́на, его́же взя́хомъ, но то́кмо кі́йждо жену́ свою́ и ча́да своя́ да во́змутъ и возвратя́тся.

И рече́ дави́дъ: не сотвори́те, бра́тiя моя́, та́ко, повнегда́ предаде́ Госпо́дь на́мъ и сохрани́ на́съ, и предаде́ Госпо́дь по́лчище сiе́ наше́дшее на ны́ въ ру́ки на́шя:

и кто́ послу́шаетъ ва́шихъ слове́съ си́хъ? я́ко не ме́нши на́съ су́ть: поне́же по ча́сти исходя́щаго на бра́нь, та́ко бу́детъ ча́сть сѣдя́щаго при сосу́дѣхъ, по тому́жде раздѣля́тся.

И бы́сть от дне́ того́ и вы́ше, и бы́сть въ повелѣ́нiе и на оправда́нiе Изра́илю да́же до дне́ сего́.

И прiи́де дави́дъ въ секела́гъ, и посла́ старѣ́йшинамъ от коры́стей Иу́диныхъ и и́скреннимъ свои́мъ, глаго́ля: се́, ва́мъ благослове́нiе от коры́стей враго́въ Госпо́днихъ,

су́щымъ въ веѳсу́рѣ и въ ра́мѣ ю́жнѣй и въ геѳо́рѣ,

и во Арои́рѣ и во Амма́дѣ, и во Сафѣ́ и во есѳи́фѣ и въ ге́ѳѣ,

и въ кина́нѣ и въ Сафе́цѣ, и въ Ѳима́ѳѣ и въ карми́лѣ, и су́щымъ во градѣ́хъ иеремiи́ла и во градѣ́хъ Кенезі́я,

и су́щымъ во иериму́ѳѣ и во вирсаве́и и въ номвѣ́,

и су́щымъ въ Хевро́нѣ, и во вся́ мѣста́, я́же про́йде дави́дъ та́мо са́мъ и му́жiе его́.

Таджикский

Ва ҳангоме ки Довуд ва одамонаш дар рӯзи сеюм ба Сиқлоҷ расиданд, маълум шуд, ки амолеқиён ба ҷануб ва ба Сиқлоҷ ҳуҷум кардаанд, ва Сиқлоҷро торумор намуда, онро ба оташ сӯзонидаанд.

Ва занон ва ҳар каси дар он бударо, аз хурд то калон, асир кардаанд, ҳеҷ касро накуштаанд, балки ба асирӣ бурда, ба роҳи худ рафтаанд.

Ва Довуд бо одамонаш ба шаҳр омад, ва инак, он ба оташ сӯхтааст, ва занон ва писарон ва духтаронашон асир гардидаанд.

Ва Довуд ва қавме ки бо ӯ буданд, овози худро баланд карда, гиристанд, то ба дараҷае ки дигар маҷоли гиристан надоштанд.

Ва ду зани Довуд: Аҳинӯами изреилӣ ва Абиҷайл, зани Ноболи кармилӣ, асир шуда буданд.

Ва Довуд бағоят ба танг омад, зеро ки қавм мехостанд ӯро сангсор кунанд, чунки тамоми қавм – ҳар яке барои писарону духтаронашон – талхком гардида буданд; вале Довуд ба Парвардигор Худои худ таваккал намуда, қувват меёфт.

Ва Довуд ба Абётори коҳин, ибни Аҳималик, гуфт: «Лутфан, эфӯдро назди ман биёр». Ва Абётор эфӯдро назди Довуд овард.

Ва Довуд аз Парвардигор пурсида, гуфт: «Оё ин фавҷро дунболагирӣ намоям? Оё ба онҳо метавонам бирасам?» Ва ба ӯ гуфт: «Дунболагирӣ намо! Зеро ки ҳатман ба онҳо хоҳӣ расид ва раҳо хоҳӣ кард».

Ва Довуд бо шашсад нафаре ки ҳамроҳи ӯ буданд, равона шуд; ва онҳо ба рӯди Басӯр расиданд; ва онҳое ки хаста шуда буданд, дар он ҷо бозистоданд.

Ва Довуд бо чорсад нафар дунболагириро давом дод, вале дусад нафаре ки хаста шуда, натавониста буданд аз рӯди Басӯр бигзаранд, бозистоданд.

Ва дар саҳро шахси мисриро ёфта, ӯро назди Довуд оварданд; ва ба ӯ нон доданд, ки бихӯрад, ва ӯро об нӯшониданд.

Ва ба ӯ порчае аз гирдаи қурси анҷир ва ду гирда мавиз доданд, ва ӯ хӯрда, ба худ омад, зеро ки се рӯз ва се шаб на нон хӯрда буд ва на об нӯшида буд.

Ва Довуд ба ӯ гуфт: «Ту аз они кӣ ҳастӣ ва аз куҷо мебошӣ?» Ӯ гуфт: «Ман ҷавони мисрӣ ва ғуломи шахси амолеқӣ ҳастам, ва хоҷаам маро партофтааст, зеро се рӯз аст, ки ман беморам.

Мо ба ҷануби каритиён, ва ба мулки Яҳудо, ва ба ҷануби Колеб тохтутоз кардем, ва Сиқлоҷро ба оташ сӯзондем.

Ва Довуд ба ӯ гуфт: «Оё ту маро ба он фавҷ бурда мерасонӣ?» Ӯ гуфт: «Барои ман ба Худо қасам бихӯр, ки маро нахоҳӣ кушт, ва маро ба дасти хоҷаам нахоҳӣ супурд, ва ман туро ба он фавҷ хоҳам расонд».

Ва ӯ вайро бурда расонд, ва инак, онҳо бар рӯи тамоми он замин паҳн шуда, мехӯрданд ва менӯшиданд ва шодӣ мекарданд ба муносибати тамоми он ғанимати бузурге ки аз замини фалиштиён ва аз замини Яҳудо гирифта буданд.

Ва Довуд онҳоро аз сари шаб то бегоҳии рӯзи дигар зарба мезад; ва касе аз онҳо раҳо нашуд, ғайр аз чорсад нафар ҷавононе ки бар шутурҳо савор шуда, рӯ ба гурез оварданд.

Ва Довуд ҳар чиро, ки амолеқиён гирифта буданд, раҳо кард; ва ду зани худро Довуд раҳо кард.

Ва онҳо аз ҳеҷ чизи хурд ва калон маҳрум нашуданд: на аз писарон ва духтарон, на аз ғанимат ва на аз ҳар чизе ки аз онҳо гирифта бурда буданд: ҳамаашро Довуд баргардонид.

Ва Довуд ҳамаи бузу гӯсфандон ва говонро гирифт, ва онҳоро пешопеши чорвои худ ронда, мегуфтанд: «Ин ғанимати Довуд аст».

Ва Довуд назди он дусад нафар омад, ки натавониста буданд аз ақиби Довуд бираванд, ва ӯ онҳоро пеши рӯди Басӯр монда буд; ва онҳо ба пешвози Довуд ва ба пешвози қавме ки бо ӯ буданд, баромаданд; ва Довуд ба ин қавм наздик омад ва аз саломатии онҳо пурсид.

Вале ҳамаи шахсони бад ва нобакор аз миёни одамоне ки бо Довуд рафта буданд, сухан ронда, гуфтанд: «Азбаски онҳо бо мо нарафтанд, аз ғанимате ки ба даст овардем, ба онҳо чизе нахоҳем дод, балки бигзор ҳар кас фақат занаш ва бачагонашро гирифта, бо онҳо баромада равад».

Вале Довуд гуфт: «Ин тавр амал накунед, эй бародаронам, дар сурате ки ин чизҳоро Парвардигор ба мо додааст, ва моро нигаҳбонӣ намудааст, ва он фавҷро, ки бар мо тохтутоз карда буд, ба дасти мо супурдааст.

Ва кист, ки дар ин бобат ба шумо гӯш диҳад? Зеро ҳиссаи касе ки назди ашё мемонад, мисли ҳиссаи касе ки ба ҷанг меравад, хоҳад буд; бояд ба ҳама баробар тақсим карда шавад».

Ва аз он рӯз эътиборан ҳамин тавр шуд, ва инро ӯ ҳамчун қонун ва қоида барои Исроил то имрӯз қарор додааст.

Ва Довуд ба Сиқлоҷ омад, ва аз он ғанимат ба пирони Яҳудо, ки ёрони ӯ буданд, фиристода, гуфт: «Инак тӯҳфае аз ғанимати душманони Парвардигор барои шумо», –

Барои аҳли Байт-Ил, ва аҳли Ромои ҷанубӣ, ва аҳли Яттир,

Ва барои аҳли Арӯэр, ва аҳли Сифмӯт, ва аҳли Эштемӯа,

Ва барои аҳли Рокол, ва аҳли шаҳрҳои ераҳмиэлиён, ва аҳли шаҳрҳои қениён,

Ва барои аҳли Ҳормо, ва аҳли Кӯр-Ошон, ва аҳли Аток,

Ва барои аҳли Ҳебрӯн ва ҳамаи ҷойҳое ки Довуд бо одамонаш дар онҳо омаду рафт мекард.

Синодальный

1 Амаликитяне поразили Секелаг и увели в плен семейства Давида и его мужей; 7 Давид погнался за ними и отнял у них всё забранное ими; 21 установлены закон и правило, как отныне делить добычу; 26 Давид делится добычей со своими друзьями, старейшинами Иудиными.

В третий день после того, как Давид и люди его пошли в Секелаг, Амаликитяне напали с юга на Секелаг и взяли Секелаг и сожгли его огнем,

а женщин [и всех], бывших в нем, от малого до большого, не умертвили, но увели в плен, и ушли своим путем.

И пришел Давид и люди его к городу, и вот, он сожжен огнем, а жены их и сыновья их и дочери их взяты в плен.

И поднял Давид и народ, бывший с ним, вопль, и плакали, доколе не стало в них силы плакать.

Взяты были в плен и обе жены Давида: Ахиноама Изреелитянка и Авигея, бывшая жена Навала, Кармилитянка.

Давид сильно был смущен, так как народ хотел побить его камнями; ибо скорбел душею весь народ, каждый о сыновьях своих и дочерях своих.

Но Давид укрепился надеждою на Господа Бога своего, и сказал Давид Авиафару священнику, сыну Ахимелехову: принеси мне ефод. И принес Авиафар ефод к Давиду.

И вопросил Давид Господа, говоря: преследовать ли мне это полчище, и догоню ли их? И сказано ему: преследуй, догонишь и отнимешь.

И пошел Давид сам и шестьсот мужей, бывших с ним; и пришли к потоку Восор и усталые остановились там.

И преследовал Давид сам и четыреста человек; двести же человек остановились, потому что были не в силах перейти поток Восорский.

И нашли Египтянина в поле, и привели его к Давиду, и дали ему хлеба, и он ел, и напоили его водою;

и дали ему часть связки смокв и две связки изюму, и он ел и укрепился, ибо он не ел хлеба и не пил воды три дня и три ночи.

И сказал ему Давид: чей ты и откуда ты? И сказал он: я – отрок Египтянина, раб одного Амаликитянина, и бросил меня господин мой, ибо уже три дня, как я заболел;

мы вторгались в полуденную часть Керети и в область Иудину и в полуденную часть Халева, а Секелаг сожгли огнем.

И сказал ему Давид: доведешь ли меня до этого полчища? И сказал он: поклянись мне Богом, что ты не умертвишь меня и не предашь меня в руки господина моего, и я доведу тебя до этого полчища.

[Давид поклялся ему,] и он повел его; и вот, Амаликитяне, рассыпавшись по всей той стране, едят и пьют и празднуют по причине великой добычи, которую они взяли из земли Филистимской и из земли Иудейской.

[И напал на них] и поражал их Давид от сумерек до вечера другого дня, и никто из них не спасся, кроме четырехсот юношей, которые сели на верблюдов и убежали.

И отнял Давид все, что взяли Амаликитяне, и обеих жен своих отнял Давид.

И не пропало у них ничего, ни малого, ни большого, ни из сыновей, ни из дочерей, ни из добычи, ни из всего, что Амаликитяне взяли у них; все возвратил Давид,

и взял Давид весь мелкий и крупный скот, и гнали его пред своим скотом и говорили: это – добыча Давида.

И пришел Давид к тем двумстам человек, которые не были в силах идти за ним, и которых он оставил у потока Восор, и вышли они навстречу Давиду и навстречу людям, бывшим с ним. И подошел Давид к этим людям и приветствовал их.

Тогда злые и негодные из людей, ходивших с Давидом, стали говорить: за то, что они не ходили с нами, не дадим им из добычи, которую мы отняли; пусть каждый возьмет только свою жену и детей и идет.

Но Давид сказал: не делайте так, братья мои, после того, как Господь дал нам это и сохранил нас и предал в руки наши полчище, приходившее против нас.

И кто послушает вас в этом деле? [Они не хуже нас.] Какова часть ходившим на войну, такова часть должна быть и оставшимся при обозе: на всех должно разделить.

Так было с этого времени и после; и поставил он это в закон и в правило для Израиля до сего дня.

И пришел Давид в Секелаг и послал из добычи к старейшинам Иудиным, друзьям своим, говоря: «вот вам подарок из добычи, взятой у врагов Господних», –

тем, которые в Вефиле, и в Рамофе южном, и в Иаттире, [и в Гефоре,]

и в Ароере, [и в Аммаде,] и в Шифмофе, и в Естемоа, [и в Гефе,]

[в Кинане, в Сафене, в Фимафе,] и в Рахале, и в городах Иерахмеельских, и в городах Кенейских,

и в Хорме, и в Хорашане, и в Атахе,

и в Хевроне, и во всех местах, где ходил Давид сам и люди его.

Немецкий (GNB)

Языки

Als David und seine Männer zwei Tage später in Ziklag ankamen, lag die Stadt in Schutt und Asche. Die Amalekiter waren auf einem Raubzug in das Südland eingefallen und hatten dabei auch Ziklag verwüstet.

Getötet hatten sie niemand, aber alle Frauen und Kinder waren als Gefangene weggeschleppt worden.

Als David und seine Männer die niedergebrannte Stadt sahen und entdeckten, dass ihre Frauen und Kinder verschleppt waren,

schrien sie entsetzt auf. Sie weinten so lange, bis sie vor Erschöpfung nicht mehr konnten.

Auch die beiden Frauen Davids, Ahinoam aus Jesreel und Abigajil, die Witwe Nabals aus Karmel, waren in Gefangenschaft geraten.

David war in schwerer Bedrängnis. Seine Männer drohten offen damit, ihn zu steinigen, so erbittert waren sie über den Verlust ihrer Söhne und Töchter. Aber das Vertrauen auf den HERRN, seinen Gott, gab ihm Mut.

Er befahl dem Priester Abjatar, dem Sohn Ahimelechs, die Orakeltasche zu bringen.

Dann fragte er den HERRN: »Soll ich diese Räuberbande verfolgen? Werde ich sie einholen?«

Er erhielt die Antwort: »Verfolge sie! Du wirst sie einholen und die Gefangenen retten.«

David brach mit seinen 600 Mann sofort auf. Als sie zum Besortal kamen, blieben 200 Mann dort zurück, weil sie zu erschöpft waren, das Tal zu überqueren. Mit den anderen 400 setzte David die Verfolgung fort.

Unterwegs fanden die Leute Davids einen Ägypter, der drei Tage nichts gegessen und getrunken hatte. Sie brachten ihn zu David und gaben ihm Brot und Wasser, dazu eine Portion Feigenmark und zwei Portionen gepresste Rosinen. Nachdem er das gegessen hatte, kam er wieder zu Kräften

und David fragte ihn: »Zu wem gehörst du? Woher kommst du?«

Er antwortete: »Ich bin ein Ägypter, der Sklave eines Amalekiters. Mein Herr hat mich vor drei Tagen hier liegen gelassen, weil ich krank geworden war.

Wir hatten im Südland die Philister überfallen und die Nachkommen Kalebs, die zu Juda gehören; dabei haben wir auch Ziklag niedergebrannt.«

David fragte ihn: »Kannst du mir den Weg zu dieser Räuberbande zeigen?«

Der Sklave sagte: »Schwöre mir bei Gott, dass du mich nicht tötest oder meinem Herrn auslieferst! Dann werde ich dich zu diesen Räubern führen.«

Er zeigte ihnen den Weg, und sie fanden die Amalekiter in Gruppen über die ganze Gegend verstreut. Sie aßen und tranken und feierten ausgelassen, weil sie bei den Philistern und in Juda so reiche Beute gemacht hatten.

David überfiel sie am nächsten Morgen, als es eben hell wurde, und der Kampf dauerte bis zum Abend. Alle Feinde wurden niedergemacht, nur 400 junge Männer konnten auf Kamelen fliehen.

David befreite alle Gefangenen und auch seine beiden Frauen. Niemand wurde vermisst; seine Männer bekamen alle ihre Kinder gesund wieder. Auch alles, was die Amalekiter erbeutet hatten, wurde zurückerobert.

Die Schafe, Ziegen und Rinder der Amalekiter nahm David für sich; man trieb sie vor dem anderen Vieh her und sagte: »Das ist Davids Beute.«

In der Nähe des Besortals kamen ihnen die 200 Mann entgegen, die so erschöpft gewesen waren, dass David sie dort zurücklassen musste. David grüßte sie freundlich.

Aber unter denen, die mit David gezogen waren, gab es ein paar gemeine und nichtsnutzige Männer, die sagten zu David: »Sie sind nicht mit uns in den Kampf gezogen, also geben wir ihnen auch nichts von der Beute ab, die wir den Feinden abgenommen haben. Sie sollen froh sein, dass wir ihnen ihre Frauen und Kinder wiederbringen, und schleunigst mit ihnen verschwinden!«

Doch David sagte: »Meine Brüder, wir verdanken doch alles, was wir erbeutet haben, dem HERRN! So könnt ihr nicht darüber verfügen. Der HERR war es, der uns beschützt hat; er hat uns diese Räuber ausgeliefert, die uns überfallen hatten.

Niemand wird gutheißen, was ihr da vorhabt. Vielmehr soll gelten:

Zum Kampf geht der eine,
den Tross schützt der andre.
Die Beute des Krieges wird ehrlich geteilt.«

Seit jenem Tag gilt dies als festes Recht in Israel. David führte es ein und es wird bis heute befolgt.

Von Ziklag aus schickte David einen Teil der Beute an die Ältesten des Stammes Juda, mit denen er durch seine Herkunft verbunden war, und ließ ihnen sagen: »Hier ist ein Geschenk für euch aus der Beute, die David den Feinden des HERRN abgenommen hat.«

Er schickte solche Geschenke nach Betuël, nach Ramot im Südland, nach Jattir,

Aroër, Sifmot, Eschtemoa

und Rachal, in die Städte der Jerachmeëliter und der Keniter,

nach Horma, Bor-Aschan, Atach

und Hebron und außerdem in alle Orte, in denen er einst mit seinen Leuten Unterschlupf gefunden hatte.