Ве́тхий Заве́т:
Быт.
Исх.
Лев.
Чис.
Втор.
Нав.
Суд.
Руф.
1Цар.
2Цар.
3Цар.
4Цар.
1Пар.
2Пар.
1Езд.
Неем.
2Езд.
Тов.
Иудиф.
Есф.
Иов.
Пс.
Прит.
Еккл.
Песн.
Прем.
Сир.
Ис.
Иер.
Плч.
ПослИер.
Вар.
Иез.
Дан.
Ос.
Иоил.
Ам.
Авд.
Ион.
Мих.
Наум.
Авв.
Соф.
Аг.
Зах.
Мал.
1Мак.
2Мак.
3Мак.
3Езд.
Но́вый Заве́т: Мф. Мк. Лк. Ин. Деян. Иак. 1Пет. 2Пет. 1Ин. 2Ин. 3Ин. Иуд. Рим. 1Кор. 2Кор. Гал. Еф. Флп. Кол. 1Фес. 2Фес. 1Тим. 2Тим. Тит. Флм. Евр. Откр.
Но́вый Заве́т: Мф. Мк. Лк. Ин. Деян. Иак. 1Пет. 2Пет. 1Ин. 2Ин. 3Ин. Иуд. Рим. 1Кор. 2Кор. Гал. Еф. Флп. Кол. 1Фес. 2Фес. 1Тим. 2Тим. Тит. Флм. Евр. Откр.
Скрыть
15:1
15:2
15:3
15:4
15:5
15:6
15:7
15:8
15:9
15:10
15:11
15:12
15:13
15:14
15:15
15:16
15:17
15:18
15:19
15:20
15:21
15:23
15:24
15:25
15:26
15:27
15:28
15:29
15:30
15:31
15:32
15:33
15:34
15:35
15:36
15:37
15:38
15:39
Никано́ръ же увѣ́давъ, я́ко Иу́да въ мѣ́стѣхъ самарі́йскихъ, умы́сли со всѣ́мъ устремле́нiемъ въ де́нь суббо́тный на ни́хъ напа́сти.
По ну́жди же послѣ́дующiи ему́ Иуде́е глаго́лаху: ника́коже си́це звѣ́рски и ва́рварски да погубля́еши, но сла́ву возда́ждь предпочте́нному от всеви́дящаго со святы́нею дне́ви.
Нечести́вый же вопроси́: еда́ е́сть си́льный на небеси́, и́же повелѣ́ пра́здновати де́нь суббо́тный?
О́нѣмъ же отвѣща́вшымъ: е́сть Госпо́дь живы́й се́й на небеси́ си́ленъ, и́же повелѣ́ пра́здновати се́дмый де́нь.
О́нъ же рече́: и а́зъ си́ленъ е́смь на земли́, повелѣва́яй взима́ти ору́жiя и ца́рскiя потре́бы исполня́ти. Оба́че не одержа́ и соверши́ти окая́ннаго своего́ совѣ́та.
И никано́ръ у́бо вели́кою горды́нею воздви́женъ умы́сли о́бщую побѣ́ду соста́вити на Иу́ду.
Маккаве́й же всегда́ надѣ́яшеся со всѣ́мъ упова́нiемъ заступле́нiе от Го́спода получи́ти
и утѣша́ше свои́хъ, да не убоя́тся прише́ствiя язы́ковъ, да имѣ́ютъ же во умѣ́ преждебы́вшую и́мъ от небесе́ по́мощь, и ны́нѣ да ча́ютъ от Вседержи́теля бы́ти себѣ́ побѣ́дѣ и по́мощи:
и наказа́въ и́хъ от зако́на и проро́ковъ, воспомяну́въ же и́мъ преждебы́вшыя по́двиги, усе́рднѣйшихъ и́хъ сотвори́:
и душа́ми воздви́гнувъ и́хъ, увѣщава́ше, вку́пѣ показа́въ и́мъ язы́ческая льще́нiя и клятвопреступле́нiе:
и коего́ждо и́хъ вооружи́въ не та́ко щито́въ и ко́пiй утвержде́нiемъ, я́ко слове́съ благи́хъ утѣше́нiемъ, и сказа́въ со́нъ достовѣ́ренъ, утро́бы всѣ́хъ возвесели́.
Бы́сть же его́ сицево́ видѣ́нiе: оні́ю бы́вшаго архiере́а, му́жа до́браго и блага́го, благоговѣ́йна видѣ́нiемъ, кро́тка же нра́вомъ и бесѣ́дою благолѣ́пна, и от дѣ́тства обучи́вшагося всѣ́мъ добродѣ́телемъ, сего́ ру́цѣ воздѣ́юща и моля́щася за вся́ лю́ди иуде́йскiя [ви́дѣ].
И я́ко посе́мъ яви́ся и́нъ му́жъ сѣди́нами и сла́вою ди́венъ, чу́дно же нѣ́кое и великолѣ́пнѣйшее о́крестъ его́ преизя́щество.
Отвѣща́въ же оні́а рече́: се́й е́сть братолю́бецъ, и́же мно́го мо́лится о лю́дехъ и о святѣ́мъ гра́дѣ, Иеремі́а Бо́жiй проро́къ.
Просте́ръ же Иеремі́а десни́цу, дая́ше Иу́дѣ ме́чь зла́тъ, даю́щь же возгласи́ сiя́:
прiими́ святы́й ме́чь да́ръ от Бо́га, и́мже сокруши́ши супоста́ты.
Укрѣпи́вшежеся Иу́диными словесы́ преблаги́ми и могу́щими къ му́жеству устреми́ти и ду́шы ю́ношъ испра́вити, умы́слиша не ополча́тися, но хра́бро напа́сти и со вся́кою до́блестiю сше́дшымся срази́тися за ве́щы святы́я, поне́же и гра́дъ и свята́я и святи́лище бѣ́дствуютъ.
Бѣ́ бо о жена́хъ и ча́дѣхъ еще́ же и о бра́тiи и у́жикахъ ме́ньшiй и́мъ по́двигъ, велича́йшiй же и пе́рвый стра́хъ о освяще́ннѣмъ хра́мѣ.
Та́кожде и во гра́дѣ оста́вленнымъ не ма́лая печа́ль, мяту́щымся о сраже́нiи на по́ли хотя́щемъ бы́ти.
И всѣ́мъ уже́ ча́ющымъ иму́щаго бы́ти сраже́нiя и супоста́томъ уже́ смѣси́вшымся, и во́инству чи́нно расположе́нну су́щу и звѣре́мъ въ прили́чнѣй странѣ́ поста́вленымъ и ко́нницѣ по у́гламъ учине́ннѣй,
разсужда́я маккаве́й мно́жества прише́ствiе и ору́жiя разли́чное уготовле́нiе и свирѣ́пство звѣре́й, просте́ръ ру́цѣ на не́бо, призыва́ше чудотворя́щаго и призира́ющаго Го́спода, вѣ́дая, я́ко не ору́жiемъ побѣ́да, но я́коже уго́дно ему́, досто́йнымъ дае́тъ одолѣ́нiе.
Рече́ же призыва́я си́мъ о́бразомъ: ты́, Влады́ко, посла́лъ еси́ а́нгела твоего́ при езекі́и цари́ Иу́динѣ и уби́лъ еси́ от во́евъ сеннахири́мовыхъ сто́ о́смьдесятъ пя́ть ты́сящъ:
и ны́нѣ, Влады́ко си́льный на небесѣ́хъ, посли́ а́нгела твоего́ блага́го предъ на́ми въ стра́хъ и тре́петъ и́мъ:
вели́чествомъ мы́шцы твоея́ да убоя́тся и́же съ хуле́нiемъ прише́дшiи на святы́я лю́ди твоя́. И се́й у́бо си́це помоли́ся.
Никано́ръ же и и́же съ ни́мъ съ труба́ми и пѣ́сньми приближа́хуся.
Иу́да же и су́щiи съ ни́мъ въ призыва́нiи и моли́твахъ смѣси́шася съ супоста́ты:
и рука́ми у́бо борю́щеся, сердца́ми же къ Бо́гу моля́щеся, постла́ша не ме́ньши три́десяти пяти́ ты́сящъ, явле́нiемъ Бо́жiимъ зѣло́ возра́довавшеся.
Преста́вше же от би́твы и съ ра́достiю возвраща́ющеся, позна́ша никано́ра па́дша со всеору́жiи [свои́ми].
Бы́вшу же во́плю и смяте́нiю, благословля́ху си́льнаго оте́ческимъ гла́сомъ.
И повелѣ́, и́же весьма́ тѣ́ломъ и душе́ю первоподви́жникъ за гра́жданъ, и́же во́зраста благопрiя́тство къ своему́ наро́ду сохрани́вый Иу́да, никано́рову главу́ и ру́ку со ра́момъ отсѣщи́ и принести́ во Иерусали́мъ.
Прише́дъ же та́мо и созва́въ единоязы́чныхъ свои́хъ и свяще́нниковъ, предъ олтаре́мъ ста́въ, призва́ су́щихъ от краегра́дiя
и показа́ и́мъ скве́рнаго никано́ра главу́ и ру́ку ху́льникову, ю́же простре́ на хра́мъ святы́й Вседержи́телевъ вознося́ся:
и язы́къ нечести́ваго никано́ра отрѣ́завъ, рече́, я́ко на раздробле́нiе пти́цамъ и́мать да́ти, и сiя́ въ возме́здiе безу́мiя проти́ву хра́ма повѣ́си.
Вси́ же на небо благослови́ша Го́спода явле́наго, реку́ще: благослове́нъ сохрани́вый мѣ́сто свое́ не оскверне́но.
Повѣ́си же никано́рову главу́ на краегра́дiи во извѣ́стное всѣ́мъ и я́вное Госпо́дни по́мощи зна́менiе.
И узако́ниша вси́ о́бщимъ совѣ́томъ ника́коже оста́вити безъ пра́зднованiя де́нь се́й: 37имѣ́ти же пра́здникъ се́й въ третiйна́десять де́нь вторагона́десять ме́сяца, и́же глаго́лется сирі́йскимъ гла́сомъ Ада́ръ, предъ еди́нымъ дне́мъ Мардохе́ева дне́.
38И сiя́ у́бо, я́же о никано́рѣ, имѣ́ются си́це: и от тѣ́хъ време́нъ одержа́нъ бы́сть гра́дъ от Евре́й, и а́зъ здѣ́ оставля́ю сло́во.
39И а́ще у́бо бла́го и прили́чно сочине́нiю, сего́ и са́мъ хотѣ́хъ: а́ще же малоцѣ́нно и мѣ́рно, сiе́ по возмо́жности мое́й бѣ́.
40Я́коже бо вино́ осо́бно пи́ти, та́кожде и во́ду па́ки, сопроти́вно е́сть: но и́мже о́бразомъ вино́ съ водо́ю смѣ́шенное сла́дко и весе́лую благода́ть соверша́етъ, та́кожде и сочине́нiе [и украше́нiе] сло́ва весели́тъ слу́хи чту́щихъ исто́рiю. Здѣ́ же да бу́детъ и коне́цъ.
Коне́цъ кни́зѣ вторѣ́й маккаве́йстѣй: и́мать въ себѣ́ гла́въ 15.
Коне́цъ кни́зѣ вторѣ́й маккаве́йстѣй: и́мать въ себѣ́ гла́въ 15.
Когда узнал Никанор, что бывшие с Иудою находятся в стране Самарийской, то думал совершенно безнаказанно напасть на них в день покоя.
Когда же поневоле сопровождавшие его Иудеи говорили: «Не губи их так жестоко и бесчеловечно, воздай честь дню, освященному Всевидящим»;
тогда этот нечестивец спросил: «Неужели есть Владыка на небе, повелевший праздновать день субботний?»
И когда они отвечали: «Есть живый Господь, Владыка небесный, повелевший чтить седьмой день»,
то он сказал: «А я – господин на земле, повелевающий взять оружие и исполнять царскую службу». Впрочем, он не успел совершить своего умысла.
Превозносясь с великою гордостью, Никанор думал одержать всеобщую победу над бывшими с Иудою.
Маккавей же не переставал надеяться с полною уверенностью, что получит заступление от Господа.
Он убеждал бывших с ним не страшиться нашествия язычников, но, воспоминая прежде бывшие опыты небесной помощи, и ныне ожидать себе победы и помощи от Вседержителя.
Утешая их обетованиями закона и пророков, припоминая им подвиги, совершенные ими самими, он одушевил их мужеством.
Возбуждая дух их, он убеждал их, указывая притом на вероломство язычников и нарушение ими клятв.
Вооружил же он каждого не столько крепкими щитами и копьями, сколько убедительными добрыми речами, и притом всех обрадовал рассказом о достойном вероятия сновидении.
Видение же его было такое: он видел Онию, бывшего первосвященника, мужа честного и доброго, почтенного видом, кроткого нравом, приятного в речах, издетства ревностно усвоившего все, что касалось добродетели, – видел, что он, простирая руки, молится за весь народ Иудейский.
Потом явился другой муж, украшенный сединами и славою, окруженный дивным и необычайным величием.
И сказал Ония: это братолюбец, который много молится о народе и святом городе, Иеремия, пророк Божий.
Тогда Иеремия, простерши правую руку, дал Иуде золотой меч и, подавая его, сказал:
возьми этот святый меч, дар от Бога, которым ты сокрушишь врагов.
Утешенные столь добрыми речами Иуды, которые могли возбуждать к мужеству и укреплять сердца юных, Иудеи решились не располагаться станом, а отважно напасть и, с полным мужеством вступив в бой, решить дело, ибо город и святыня и храм находились в опасности.
Борьба за жен и детей, братьев и родных казалась им делом менее важным; величайшее и преимущественное опасение было за святый храм.
Для тех, которые остались в городе, также немало было беспокойства, ибо они тревожились о сражении, имеющем быть в поле.
Итак, когда все ожидали, что наступает решение дела, когда враги уже соединились и войско было поставлено в строй, слоны размещены в надлежащих местах и конница расположена по сторонам, –
Маккавей, видя наступление многочисленного войска, пестроту приготовленного оружия и свирепость зверей, простер руки к небу и призывал Господа, творящего чудеса и всевидящего, зная, что не оружием одерживается победа, но Сам Он, как Ему угодно, дарует победу достойным.
В молитве своей он так говорил: Ты, Господи, при Езекии, царе Иудейском, послал Ангела, – и он поразил из полка Сеннахиримова сто восемьдесят пять тысяч.
И ныне, Господи небес, пошли доброго Ангела пред нами на страх и трепет врагам.
Силою мышцы Твоей да будут поражены пришедшие с хулением на святый народ Твой. Сим он кончил.
Бывшие с Никанором шли со звуком труб и криками,
а находившиеся с Иудою с призыванием и молитвами вступили в сражение с неприятелями.
Руками сражаясь, а сердцами молясь Богу, они избили не менее тридцати пяти тысяч, весьма обрадованные видимою помощью Божиею.
Окончив дело и радостно возвращаясь, они узнали, что Никанор пал в своем всеоружии.
Когда крик и шум утихли, они восхвалили Господа на отечественном языке.
Тогда Иуда, первоподвижник за сограждан и телом и душею и лучшие лета свои сохранивший для одноплеменников, дал приказание, чтобы отсекли голову Никанора и руку с плечом и несли в Иерусалим.
Придя туда, он созвал одноплеменников и поставил пред жертвенником священников, призвал и тех, которые находились в крепости,
и, показав голову скверного Никанора и руку злохульника, которую он простирал на святый дом Вседержителя и превозносился,
приказал вырезать язык у нечестивого Никанора и, раздробив его, разбросать птицам, руку же безумца повесить против храма.
Тогда все, обращаясь к небу, прославляли явившего помощь Господа и говорили: благословен Сохранивший неоскверненным место Свое!
Голову же Никанора повесил он на крепости в видимое для всех и ясное знамение помощи Господней.
И все общим приговором определили: никогда не оставлять без торжества день сей, чтить же празднеством тринадцатый день двенадцатого месяца, называемого на Сирском языке Адаром, за день до дня Мардохеева.
Так окончилось дело с Никанором; и как с того времени город остался во власти Евреев, то я и кончу здесь мое слово.
Если я изложил его хорошо и удовлетворительно, то я сего и желал; если же слабо и посредственно, то я сделал то, что было по силам моим.
Неприятно пить особо вино и тотчас же особо воду, между тем вино, смешанное с водою, сладко и доставляет удовольствие; так и состав сочинения приятно занимает слух читателя при соразмерности. Здесь да будет конец.
Латинский (Nova Vulgata)
Языки
Nicanor autem, ut comperit eos, qui cum Iuda erant, in locis esse iuxta Samariam, cogitavit requietionis die cum omni securitate eos aggredi.
Iudaeis vero, qui illum per necessitatem sequebantur, dicentibus: «Ne ita ferociter et barbare disperdas, sed honorem tribue praehonoratae diei cum sanctificatione ab eo, qui universa conspicit»,
ille infelix interrogavit, si est potens in caelo, qui imperavit agi diem sabbatorum.
Et respondentibus illis: «Est Dominus vivus ipse in caelo potens, qui iussit colere septimam diem»;
at ille ait: «Et ego potens sum super terram, qui impero sumi arma et negotia regis impleri». Tamen non obtinuit, ut nefarium consilium perficeret.
Et Nicanor quidem cum summa superbia cervicem erigens cogitaverat commune trophaeum statuere de iis, qui cum Iuda erant.
Maccabaeus autem sine intermissione confidebat cum omni spe auxilium se consequi a Domino;
et hortabatur suos, ne formidarent adventum nationum, sed in mente habentes adiutoria sibi facta de caelo et nunc sperarent ab Omnipotente sibi affuturam victoriam.
Et allocutus eos de Lege et Prophetis, admonens eos etiam de certaminibus, quae perfecerant, promptiores constituit eos.
Et, animis eorum excitatis, denuntiavit simul ostendens gentium fallaciam et iuramentorum praevaricationem.
Cum autem singulos illorum armavisset, non tam clipeorum et hastarum munitione quam per bonos sermones exhortatione, cumque somnium fide dignum exposuisset, supra modum universos laetificavit.
Erat autem huiuscemodi visus eius: Oniam, qui fuerat summus sacerdos, virum honestum et bonum, verecundum occursu, modestum moribus et eloquium digne proferentem et qui a puero omnes virtutes domesticas exercuerat, manus protendentem orare pro omni populo Iudaeorum.
Post hoc sic apparuisse virum canitie et gloria praestantem et mirabilem quandam et magni decoris esse eminentiam circa illum.
Respondentem vero Oniam dixisse: «Hic est fratrum amator, qui multum orat pro populo et sancta civitate, Ieremias propheta Dei».
Protendentem autem Ieremiam dextram dedisse Iudae gladium aureum et, cum daret, dixisse haec:
«Accipe sanctum gladium munus a Deo, in quo confringes adversarios».
Exhortati itaque Iudae sermonibus bonis valde, et qui poterant ad virtutem incitare et animos iuvenum confortare, statuerunt castra non tendere, sed fortiter inferri et cum omni virtute confligentes de negotiis iudicare, eo quod civitas et sancta et templum periclitarentur.
Erat enim timor pro uxoribus et filiis itemque pro fratribus et cognatis in minore parte iacens, maximus vero et primus pro sanctificato templo.
Sed et eos, qui in civitate erant comprehensi, non minima sollicitudo habebat propter illum sub aperto concursum.
Et, cum iam omnes exspectarent iudicium futurum, hostesque iam committerent, atque exercitus esset ordinatus, et bestiae opportuno in loco constitutae, et equitatus dispositus,
considerans Maccabaeus adventum multitudinis et apparatum varium armorum et ferocitatem bestiarum, extendens manus in caelum prodigia facientem Dominum invocavit, sciens quoniam non est per arma, sed prout ab ipso iudicatum fuerit dignis tribuit victoriam.
Dixit autem invocans hoc modo: «Tu, Domine, qui misisti angelum tuum sub Ezechia rege Iudaeae, et interfecit de castris Sennacherib ad centum octoginta quinque milia,
et nunc, Dominator caelorum, mitte angelum bonum ante nos in timorem et tremorem;
magnitudine brachii tui exterreantur, qui cum blasphemia veniunt adversus sanctum populum tuum». Et hic quidem in his finem fecit.
Qui autem cum Nicanore erant, cum tubis et canticis admovebant;
hi vero qui erant cum Iuda, cum invocatione et orationibus congressi sunt cum hostibus.
Et manibus quidem pugnantes, sed Dominum cordibus orantes, prostraverunt non minus triginta quinque milia, praesentia Dei magnifice delectati.
Cumque cessassent ab opere et cum gaudio redirent, cognoverunt Nicanorem proruisse cum armis suis;
facto itaque clamore et tumultu, patria voce omnipotentem Dominum benedicebant.
Et praecepit ille, qui per omnia corpore et animo primus fuerat in certamine pro civibus, qui iuventutis benevolentiam in suam gentem conservaverat, caput Nicanoris abscindi et manum cum umero, ac Hierosolymam perferri.
Quo cum pervenisset, convocatis contribulibus et sacerdotibus, ante altare stans accersiit eos, qui in arce erant;
et, ostenso capite iniqui Nicanoris et manu nefarii, quam extendens contra domum sanctam omnipotentis Dei magnifice gloriatus est,
linguam etiam impii Nicanoris praecisam dixit particulatim avibus daturum, pretia autem dementiae contra templum suspendere.
Omnes igitur in caelum benedixerunt manifestum Dominum dicentes: «Benedictus, qui locum suum incontaminatum servavit!».
Alligavit autem Nicanoris caput de summa arce evidens omnibus et manifestum signum auxilii Domini.
Itaque omnes communi consilio decreverunt nullo modo diem istum absque celebritate praeterire, habere autem celebrem tertiam decimam diem, mensis duodecimi — Adar dicitur voce Syriaca — pridie Mardochaei diei.
Igitur his erga Nicanorem sic gestis, et ex illis temporibus ab Hebraeis civitate possessa, ego quoque hic faciam finem sermonis.
Et, si quidem bene et apte compositioni, hoc et ipse volebam; sin autem exigue et modice, hoc est, quod assequi poteram.
Sicut enim vinum solummodo bibere, similiter autem rursus et aquam, contrarium est, quemadmodum autem vinum aquae contemperatum iam et delectabilem gratiam perficit, huiusmodi etiam structura sermonis delectat aures eorum, quibus contingat compositionem legere. Hic autem erit finis.
