Ве́тхий Заве́т: Быт. Исх. Лев. Чис. Втор. Нав. Суд. Руф. 1Цар. 2Цар. 3Цар. 4Цар. 1Пар. 2Пар. 1Езд. Неем. 2Езд. Тов. Иудиф. Есф. Иов. Пс. Прит. Еккл. Песн. Прем. Сир. Ис. Иер. Плч. ПослИер. Вар. Иез. Дан. Ос. Иоил. Ам. Авд. Ион. Мих. Наум. Авв. Соф. Аг. Зах. Мал. 1Мак. 2Мак. 3Езд.
Но́вый Заве́т: Мф. Мк. Лк. Ин. Деян. Иак. 1Пет. 2Пет. 1Ин. 2Ин. 3Ин. Иуд. Рим. 1Кор. 2Кор. Гал. Еф. Флп. Кол. 1Фес. 2Фес. 1Тим. 2Тим. Тит. Флм. Евр. Откр.
 Скрыть
Азбука веры » Би́блия » Маккаве́йская 2-я » гл.15

Маккаве́йская 2-я, Глава 15

Толкования
Толкования главы
15:1
15:2
15:3
15:4
15:5
15:6
15:7
15:8
15:9
15:10
15:11
15:12
15:13
15:14
15:15
15:16
15:17
15:18
15:19
15:20
15:21
15:22
см.:2Мак.8:19;
15:23
15:24
15:25
15:26
15:27
15:28
15:29
15:30
15:31
15:32
15:33
15:34
15:35
15:36
15:37
15:38
15:39
Церковнославянский (рус)
Никано́ръ же увѣ́давъ, я́ко Иу́да въ мѣ́стѣхъ самарі́йскихъ, умы́сли со всѣ́мъ устремле́нiемъ въ де́нь суббо́тный на ни́хъ напа́сти.
По ну́жди же послѣ́ду­ю­щiи ему́ Иуде́е глаго́лаху: ника́коже си́це звѣ́рски и ва́рварски да погубля́еши, но сла́ву воз­да́ждь предпочте́н­ному от­ всеви́дящаго со святы́нею дне́ви.
Нечести́вый же вопроси́: еда́ е́сть си́льный на небеси́, и́же повелѣ́ пра́здновати де́нь суббо́тный?
О́нѣмъ же от­вѣща́в­шымъ: е́сть Госпо́дь живы́й се́й на небеси́ си́ленъ, и́же повелѣ́ пра́здновати се́дмый де́нь.
О́нъ же рече́: и а́зъ си́ленъ е́смь на земли́, повелѣва́яй взима́ти ору́жiя и ца́рскiя потре́бы исполня́ти. Оба́че не одержа́ и соверши́ти окая́н­наго сво­его́ совѣ́та.
И никано́ръ у́бо вели́кою горды́нею воз­дви́женъ умы́сли о́бщую побѣ́ду соста́вити на Иу́ду.
Маккаве́й же всегда́ надѣ́яшеся со всѣ́мъ упова́нiемъ заступле́нiе от­ Го́спода получи́ти
и утѣша́­ше сво­и́хъ, да не убоя́т­ся при­­ше́­ст­вiя язы́ковъ, да имѣ́ютъ же во умѣ́ преждебы́в­шую и́мъ от­ небесе́ по́мощь, и ны́нѣ да ча́ютъ от­ Вседержи́теля бы́ти себѣ́ побѣ́дѣ и по́мощи:
и наказа́въ и́хъ от­ зако́на и проро́ковъ, воспомяну́въ же и́мъ преждебы́в­шыя по́двиги, усе́рднѣйшихъ и́хъ сотвори́:
и душа́ми воз­дви́гнувъ и́хъ, увѣщава́­ше, вку́пѣ показа́въ и́мъ язы́ческая льще́нiя и клятвопреступле́нiе:
и ко­его́ждо и́хъ вооружи́въ не та́ко щито́въ и ко́пiй утвержде́нiемъ, я́ко слове́съ благи́хъ утѣше́нiемъ, и сказа́въ со́нъ достовѣ́ренъ, утро́бы всѣ́хъ воз­весели́.
Бы́сть же его́ сицево́ видѣ́нiе: оні́ю бы́в­шаго архiере́а, му́жа до́браго и блага́го, благоговѣ́йна видѣ́нiемъ, кро́тка же нра́вомъ и бесѣ́дою благолѣ́пна, и от­ дѣ́т­ст­ва обучи́в­шагося всѣ́мъ добродѣ́телемъ, сего́ ру́цѣ воз­дѣ́юща и моля́щася за вся́ лю́ди иуде́йскiя [ви́дѣ].
И я́ко посе́мъ яви́ся и́нъ му́жъ сѣди́нами и сла́вою ди́венъ, чу́дно же нѣ́кое и великолѣ́пнѣйшее о́крестъ его́ преизя́ще­с­т­во.
Отвѣща́въ же оні́а рече́: се́й е́сть братолю́бецъ, и́же мно́го мо́лит­ся о лю́дехъ и о святѣ́мъ гра́дѣ, Иеремі́а Бо́жiй проро́къ.
Просте́ръ же Иеремі́а десни́цу, дая́ше Иу́дѣ ме́чь зла́тъ, даю́щь же воз­гласи́ сiя́:
прiими́ святы́й ме́чь да́ръ от­ Бо́га, и́мже сокруши́ши супоста́ты.
Укрѣпи́в­шежеся Иу́диными словесы́ преблаги́ми и могу́щими къ му́же­ст­ву устреми́ти и ду́шы ю́ношъ испра́вити, умы́слиша не ополча́тися, но хра́бро напа́сти и со вся́кою до́блестiю сше́дшымся срази́тися за ве́щы святы́я, поне́же и гра́дъ и свята́я и святи́лище бѣ́д­ст­вуютъ.
Бѣ́ бо о жена́хъ и ча́дѣхъ еще́ же и о бра́тiи и у́жикахъ ме́ньшiй и́мъ по́двигъ, велича́йшiй же и пе́рвый стра́хъ о освяще́н­нѣмъ хра́мѣ.
Та́кожде и во гра́дѣ оста́влен­нымъ не ма́лая печа́ль, мяту́щымся о сраже́нiи на по́ли хотя́щемъ бы́ти.
И всѣ́мъ уже́ ча́ющымъ иму́щаго бы́ти сраже́нiя и супоста́томъ уже́ смѣси́в­шымся, и во́ин­ству чи́н­но расположе́н­ну су́щу и звѣре́мъ въ при­­ли́чнѣй странѣ́ поста́вленымъ и ко́н­ницѣ по у́гламъ учине́н­нѣй,
разсужда́я маккаве́й мно́же­ст­ва при­­ше́­ст­вiе и ору́жiя разли́чное уготовле́нiе и свирѣ́п­ст­во звѣре́й, просте́ръ ру́цѣ на не́бо, при­­зыва́­ше чудотворя́щаго и при­­зира́ющаго Го́спода, вѣ́дая, я́ко не ору́жiемъ побѣ́да, но я́коже уго́дно ему́, досто́йнымъ дае́тъ одолѣ́нiе.
Рече́ же при­­зыва́я си́мъ о́бразомъ: ты́, Влады́ко, посла́лъ еси́ а́нгела тво­его́ при­­ езекі́и цари́ Иу́динѣ и уби́лъ еси́ от­ во́евъ сен­нахири́мовыхъ сто́ о́смьдесятъ пя́ть ты́сящъ:
и ны́нѣ, Влады́ко си́льный на небесѣ́хъ, посли́ а́нгела тво­его́ блага́го предъ на́ми въ стра́хъ и тре́петъ и́мъ:
вели́че­с­т­вомъ мы́шцы тво­ея́ да убоя́т­ся и́же съ хуле́нiемъ при­­ше́дшiи на святы́я лю́ди твоя́. И се́й у́бо си́це помоли́ся.
Никано́ръ же и и́же съ ни́мъ съ труба́ми и пѣ́сньми при­­ближа́хуся.
Иу́да же и су́щiи съ ни́мъ въ при­­зыва́нiи и моли́твахъ смѣси́шася съ супоста́ты:
и рука́ми у́бо борю́щеся, сердца́ми же къ Бо́гу моля́щеся, постла́ша не ме́ньши три́десяти пяти́ ты́сящъ, явле́нiемъ Бо́жiимъ зѣло́ воз­ра́довав­шеся.
Преста́в­ше же от­ би́твы и съ ра́достiю воз­враща́ющеся, позна́ша никано́ра па́дша со всеору́жiи [сво­и́ми].
Бы́в­шу же во́плю и смяте́нiю, благословля́ху си́льнаго оте́ческимъ гла́сомъ.
И повелѣ́, и́же весьма́ тѣ́ломъ и душе́ю первоподви́жникъ за гра́жданъ, и́же во́зраста благопрiя́т­ст­во къ сво­ему́ наро́ду сохрани́вый Иу́да, никано́рову главу́ и ру́ку со ра́момъ от­сѣщи́ и при­­нести́ во Иерусали́мъ.
Прише́дъ же та́мо и созва́въ единоязы́чныхъ сво­и́хъ и свяще́н­никовъ, предъ олтаре́мъ ста́въ, при­­зва́ су́щихъ от­ краегра́дiя
и показа́ и́мъ скве́рнаго никано́ра главу́ и ру́ку ху́льникову, ю́же простре́ на хра́мъ святы́й Вседержи́телевъ воз­нося́ся:
и язы́къ нечести́ваго никано́ра от­рѣ́завъ, рече́, я́ко на раздробле́нiе пти́цамъ и́мать да́ти, и сiя́ въ воз­ме́здiе безу́мiя проти́ву хра́ма повѣ́си.
Вси́ же на небо благослови́ша Го́спода явле́наго, реку́ще: благослове́нъ сохрани́вый мѣ́сто свое́ не оскверне́но.
Повѣ́си же никано́рову главу́ на краегра́дiи во извѣ́стное всѣ́мъ и я́вное Госпо́дни по́мощи зна́менiе.
И узако́ниша вси́ о́бщимъ совѣ́томъ ника́коже оста́вити безъ пра́зднованiя де́нь се́й: 37имѣ́ти же пра́здникъ се́й въ третiй­на́­де­сять де́нь втораго­на́­де­сять ме́сяца, и́же глаго́лет­ся сирі́йскимъ гла́сомъ Ада́ръ, предъ еди́нымъ дне́мъ Мардохе́ева дне́.
38И сiя́ у́бо, я́же о никано́рѣ, имѣ́ют­ся си́це: и от­ тѣ́хъ време́нъ одержа́нъ бы́сть гра́дъ от­ Евре́й, и а́зъ здѣ́ оставля́ю сло́во.
39И а́ще у́бо бла́го и при­­ли́чно сочине́нiю, сего́ и са́мъ хотѣ́хъ: а́ще же малоцѣ́н­но и мѣ́рно, сiе́ по воз­мо́жности мо­е́й бѣ́.
40Я́коже бо вино́ осо́бно пи́ти, та́кожде и во́ду па́ки, сопроти́вно е́сть: но и́мже о́бразомъ вино́ съ водо́ю смѣ́шен­ное сла́дко и весе́лую благода́ть соверша́етъ, та́кожде и сочине́нiе [и украше́нiе] сло́ва весели́тъ слу́хи чту́щихъ исто́рiю. Здѣ́ же да бу́детъ и коне́цъ.

Коне́цъ кни́зѣ вторѣ́й маккаве́йстѣй: и́мать въ себѣ́ гла́въ 15.
Синодальный
Когда узнал Никанор, что бывшие с Иудою находятся в стране Самарийской, то думал совершенно безнаказанно напасть на них в день покоя.
Когда же поневоле сопровождавшие его Иудеи говорили: «Не губи их так жестоко и бесчеловечно, воздай честь дню, освященному Всевидящим»;
тогда этот нечестивец спросил: «Неужели есть Владыка на небе, повелевший праздновать день субботний?»
И когда они отвечали: «Есть живый Господь, Владыка небесный, повелевший чтить седьмой день»,
то он сказал: «А я – господин на земле, повелевающий взять оружие и исполнять царскую службу». Впрочем, он не успел совершить своего умысла.
Превозносясь с великою гордостью, Никанор думал одержать всеобщую победу над бывшими с Иудою.
Маккавей же не переставал надеяться с полною уверенностью, что получит заступление от Господа.
Он убеждал бывших с ним не страшиться нашествия язычников, но, воспоминая прежде бывшие опыты небесной помощи, и ныне ожидать себе победы и помощи от Вседержителя.
Утешая их обетованиями закона и пророков, припоминая им подвиги, совершенные ими самими, он одушевил их мужеством.
Возбуждая дух их, он убеждал их, указывая притом на вероломство язычников и нарушение ими клятв.
Вооружил же он каждого не столько крепкими щитами и копьями, сколько убедительными добрыми речами, и притом всех обрадовал рассказом о достойном вероятия сновидении.
Видение же его было такое: он видел Онию, бывшего первосвященника, мужа честного и доброго, почтенного видом, кроткого нравом, приятного в речах, издетства ревностно усвоившего все, что касалось добродетели, – видел, что он, простирая руки, молится за весь народ Иудейский.
Потом явился другой муж, украшенный сединами и славою, окруженный дивным и необычайным величием.
И сказал Ония: это братолюбец, который много молится о народе и святом городе, Иеремия, пророк Божий.
Тогда Иеремия, простерши правую руку, дал Иуде золотой меч и, подавая его, сказал:
возьми этот святый меч, дар от Бога, которым ты сокрушишь врагов.
Утешенные столь добрыми речами Иуды, которые могли возбуждать к мужеству и укреплять сердца юных, Иудеи решились не располагаться станом, а отважно напасть и, с полным мужеством вступив в бой, решить дело, ибо город и святыня и храм находились в опасности.
Борьба за жен и детей, братьев и родных казалась им делом менее важным; величайшее и преимущественное опасение было за святый храм.
Для тех, которые остались в городе, также немало было беспокойства, ибо они тревожились о сражении, имеющем быть в поле.
Итак, когда все ожидали, что наступает решение дела, когда враги уже соединились и войско было поставлено в строй, слоны размещены в надлежащих местах и конница расположена по сторонам, –
Маккавей, видя наступление многочисленного войска, пестроту приготовленного оружия и свирепость зверей, простер руки к небу и призывал Господа, творящего чудеса и всевидящего, зная, что не оружием одерживается победа, но Сам Он, как Ему угодно, дарует победу достойным.
В молитве своей он так говорил: Ты, Господи, при Езекии, царе Иудейском, послал Ангела, – и он поразил из полка Сеннахиримова сто восемьдесят пять тысяч.
И ныне, Господи небес, пошли доброго Ангела пред нами на страх и трепет врагам.
Силою мышцы Твоей да будут поражены пришедшие с хулением на святый народ Твой. Сим он кончил.
Бывшие с Никанором шли со звуком труб и криками,
а находившиеся с Иудою с призыванием и молитвами вступили в сражение с неприятелями.
Руками сражаясь, а сердцами молясь Богу, они избили не менее тридцати пяти тысяч, весьма обрадованные видимою помощью Божиею.
Окончив дело и радостно возвращаясь, они узнали, что Никанор пал в своем всеоружии.
Когда крик и шум утихли, они восхвалили Господа на отечественном языке.
Тогда Иуда, первоподвижник за сограждан и телом и душею и лучшие лета свои сохранивший для одноплеменников, дал приказание, чтобы отсекли голову Никанора и руку с плечом и несли в Иерусалим.
Придя туда, он созвал одноплеменников и поставил пред жертвенником священников, призвал и тех, которые находились в крепости,
и, показав голову скверного Никанора и руку злохульника, которую он простирал на святый дом Вседержителя и превозносился,
приказал вырезать язык у нечестивого Никанора и, раздробив его, разбросать птицам, руку же безумца повесить против храма.
Тогда все, обращаясь к небу, прославляли явившего помощь Господа и говорили: благословен Сохранивший неоскверненным место Свое!
Голову же Никанора повесил он на крепости в видимое для всех и ясное знамение помощи Господней.
И все общим приговором определили: никогда не оставлять без торжества день сей, чтить же празднеством тринадцатый день двенадцатого месяца, называемого на Сирском языке Адаром, за день до дня Мардохеева.
Так окончилось дело с Никанором; и как с того времени город остался во власти Евреев, то я и кончу здесь мое слово.
Если я изложил его хорошо и удовлетворительно, то я сего и желал; если же слабо и посредственно, то я сделал то, что было по силам моим.
Неприятно пить особо вино и тотчас же особо воду, между тем вино, смешанное с водою, сладко и доставляет удовольствие; так и состав сочинения приятно занимает слух читателя при соразмерности. Здесь да будет конец.
Греческий [Greek (Koine)]
ὁ δὲ Νικάνωρ μεταλαβὼν τοὺς περὶ τὸν Ιουδαν ὄν­τας ἐν τοῖς κατα­̀ Σαμάρειαν τόποις ἐβουλεύ­σατο τῇ τῆς κατα­παύσεως ἡμέρᾳ μετὰ πάσης ἀσφαλείας αὐτοῖς ἐπι­βαλεῖν
τῶν δὲ κατα­̀ ἀνάγκην συν­επομένων αὐτῷ Ιουδαίων λεγόν­των μηδαμῶς οὕτως ἀγρίως καὶ βαρβάρως ἀπο­λέσῃς δόξαν δὲ ἀπο­μέρισον τῇ προ­τετιμημένῃ ὑπὸ τοῦ πάν­τα ἐφορῶν­τος μεθ᾿ ἁγιότητος ἡμέρᾳ
ὁ δὲ τρισαλιτήριος ἐπηρώτησεν εἰ ἔστιν ἐν οὐρανῷ δυνάστης ὁ προ­στεταχὼς ἄγειν τὴν τῶν σαββάτων ἡμέραν
τῶν δ᾿ ἀπο­φηναμένων ἔστιν ὁ κύριος ζῶν αὐτὸς ἐν οὐρανῷ δυνάστης ὁ κελεύ­σας ἀσκεῖν τὴν ἑβδομάδα
ὁ δὲ ἕτερος κἀγώ φησιν δυνάστης ἐπι­̀ τῆς γῆς ὁ προ­στάσ­σων αἴρειν ὅπλα καὶ τὰς βασιλικὰς χρείας ἐπι­τελεῖν ὅμως οὐ κατέσχεν ἐπι­τελέσαι τὸ σχέτλιον αὐτοῦ βούλημα
καὶ ὁ μὲν Νικάνωρ μετὰ πάσης ἀλαζονείας ὑψαυχενῶν διεγνώκει κοινὸν τῶν περὶ τὸν Ιουδαν συστήσασθαι τρόπαιον
ὁ δὲ Μακκαβαῖος ἦν ἀδια­λείπτως πεποιθὼς μετὰ πάσης ἐλπίδος ἀν­τιλήμψεως τεύξασθαι παρα­̀ τοῦ κυρίου
καὶ παρεκάλει τοὺς σὺν αὐτῷ μὴ δειλιᾶν τὴν τῶν ἐθνῶν ἔφοδον ἔχον­τας δὲ κατα­̀ νοῦν τὰ προ­γεγονότα αὐτοῖς ἀπ᾿ οὐρανοῦ βοηθήματα καὶ τὰ νῦν προ­σδοκᾶν τὴν παρα­̀ τοῦ παν­τοκράτορος ἐσομένην αὐτοῖς νίκην
καὶ παρα­μυθού­με­νος αὐτοὺς ἐκ τοῦ νόμου καὶ τῶν προ­φητῶν προ­συπομνήσας δὲ αὐτοὺς καὶ τοὺς ἀγῶνας οὓς ἦσαν ἐκτετελεκότες προ­θυμοτέρους αὐτοὺς κατέστησεν
καὶ τοῖς θυμοῖς διεγείρας αὐτοὺς παρήγγειλεν ἅμα παρεπιδεικνὺς τὴν τῶν ἐθνῶν ἀθεσίαν καὶ τὴν τῶν ὅρκων παρα­́βασιν
ἕκαστον δὲ αὐτῶν καθοπλίσας οὐ τὴν ἀσπίδων καὶ λογχῶν ἀσφάλειαν ὡς τὴν ἐν τοῖς ἀγαθοῖς λόγοις παρα­́κλησιν καὶ προ­σεξηγησά­με­νος ὄνειρον ἀξιόπιστον ὕπαρ τι πάν­τας ηὔφρανεν
ἦν δὲ ἡ τούτου θεωρία τοιάδε Ονιαν τὸν γενόμενον ἀρχιερέα ἄνδρα καλὸν καὶ ἀγαθόν αἰδήμονα μὲν τὴν ἀπάν­τησιν πρᾶον δὲ τὸν τρόπον καὶ λαλιὰν προ­ϊέμενον πρεπόν­τως καὶ ἐκ παιδὸς ἐκμεμελετηκότα πάν­τα τὰ τῆς ἀρετῆς οἰκεῖα τοῦτον τὰς χεῖρας προ­τείναν­τα κατεύ­χεσθαι τῷ παν­τὶ τῶν Ιουδαίων συστήματι
εἶθ᾿ οὕτως ἐπι­φανῆναι ἄνδρα πολιᾷ καὶ δόξῃ δια­φέρον­τα θαυμαστὴν δέ τινα καὶ μεγαλοπρεπεστάτην εἶναι τὴν περὶ αὐτὸν ὑπεροχήν
ἀπο­κριθέν­τα δὲ τὸν Ονιαν εἰπεῖν ὁ φιλάδελφος οὗτός ἐστιν ὁ πολλὰ προ­σευχό­με­νος περὶ τοῦ λαοῦ καὶ τῆς ἁγίας πόλεως Ιερεμιας ὁ τοῦ θεοῦ προ­φήτης
προ­τείναν­τα δὲ Ιερεμιαν τὴν δεξιὰν παρα­δοῦναι τῷ Ιουδα ῥομφαίαν χρυσῆν διδόν­τα δὲ προ­σφωνῆσαι τάδε
λαβὲ τὴν ἁγίαν ῥομφαίαν δῶρον παρα­̀ τοῦ θεοῦ δι᾿ ἧς θραύσεις τοὺς ὑπεναν­τίους
παρα­κληθέν­τες δὲ τοῖς Ιουδου λόγοις πάνυ καλοῖς καὶ δυνα­μέ­νοις ἐπ᾿ ἀρετὴν παρορμῆσαι καὶ ψυχὰς νέων ἐπανδρῶσαι διέγνωσαν μὴ στρατεύ­εσθαι γενναίως δὲ ἐμφέρεσθαι καὶ μετὰ πάσης εὐανδρίας ἐμπλακέν­τες κρῖναι τὰ πράγματα δια­̀ τὸ καὶ τὴν πόλιν καὶ τὰ ἅγια καὶ τὸ ἱερὸν κινδυνεύ­ειν
ἦν γὰρ ὁ περὶ γυναικῶν καὶ τέκνων ἔτι δὲ ἀδελφῶν καὶ συγγενῶν ἐν ἥττονι μέρει κεί­με­νος αὐτοῖς μέγιστος δὲ καὶ πρῶτος ὁ περὶ τοῦ καθηγιασ­μέ­νου ναοῦ φόβος
ἦν δὲ καὶ τοῖς ἐν τῇ πόλει κατειλημ­μέ­νοις οὐ πάρεργος ἀγωνία ταρασ­σο­μέ­νοις τῆς ἐν ὑπαίθρῳ προ­σβολῆς
καὶ πάν­των ἤδη προ­σδοκών­των τὴν ἐσομένην κρίσιν καὶ ἤδη προ­σμειξάν­των τῶν πολεμίων καὶ τῆς στρατιᾶς ἐκταγείσης καὶ τῶν θηρίων ἐπι­̀ μέρος εὔκαιρον ἀπο­κατα­σταθέν­των τῆς τε ἵππου κατα­̀ κέρας τεταγμένης
συνιδὼν ὁ Μακκαβαῖος τὴν τῶν πλη­θῶν παρουσίαν καὶ τῶν ὅπλων τὴν ποικίλην παρα­σκευὴν τήν τε τῶν θηρίων ἀγριότητα ἀνατείνας τὰς χεῖρας εἰς τὸν οὐρανὸν ἐπεκαλέσατο τὸν τερατοποι­ὸν κύριον γινώσκων ὅτι οὐκ ἔστιν δι᾿ ὅπλων καθὼς δὲ ἐὰν αὐτῷ κριθῇ τοῖς ἀξίοις περιποιεῖται τὴν νίκην
ἔλεγεν δὲ ἐπι­καλού­με­νος τόνδε τὸν τρόπον σύ δέσποτα ἀπέστειλας τὸν ἄγγελόν σου ἐπι­̀ Εζεκιου τοῦ βασιλέως τῆς Ιουδαίας καὶ ἀνεῖλεν ἐκ τῆς παρεμβολῆς Σενναχηριμ εἰς ἑκατὸν ὀγδοήκον­τα πέν­τε χιλιάδας
καὶ νῦν δυνάστα τῶν οὐρανῶν ἀπό­στειλον ἄγγελον ἀγαθὸν ἔμπρο­σθεν ἡμῶν εἰς δέος καὶ τρόμον
μεγέθει βραχίονός σου κατα­πλαγείησαν οἱ μετὰ βλασφημίας παρα­γινόμενοι ἐπι­̀ τὸν ἅγιόν σου λαόν καὶ οὗτος μὲν ἐν τούτοις ἔληξεν
οἱ δὲ περὶ τὸν Νικάνορα μετὰ σαλπίγγων καὶ παιάνων προ­σῆγον
οἱ δὲ περὶ τὸν Ιουδαν μετὰ ἐπι­κλήσεως καὶ εὐχῶν συν­έμειξαν τοῖς πολεμίοις
καὶ ταῖς μὲν χερσὶν ἀγωνιζόμενοι ταῖς δὲ καρδίαις προ­̀ς τὸν θεὸν εὐχόμενοι κατέστρωσαν οὐδὲν ἧττον μυριάδων τριῶν καὶ πεν­τακισχιλίων τῇ τοῦ θεοῦ μεγά­λως εὐφρανθέν­τες ἐπι­φανείᾳ
γενόμενοι δὲ ἀπο­̀ τῆς χρείας καὶ μετὰ χαρᾶς ἀναλύον­τες ἐπέγνωσαν προ­πεπτωκότα Νικάνορα σὺν τῇ πανοπλίᾳ
γενομένης δὲ κραυγῆς καὶ ταραχῆς εὐλόγουν τὸν δυνάστην τῇ πατρίῳ φωνῇ
καὶ προ­σέταξεν ὁ καθ᾿ ἅπαν σώματι καὶ ψυχῇ πρωταγωνιστὴς ὑπὲρ τῶν πολιτῶν ὁ τὴν τῆς ἡλικίας εὔνοιαν εἰς ὁμοεθνεῖς δια­φυλάξας τὴν τοῦ Νικάνορος κεφαλὴν ἀπο­τεμόν­τας καὶ τὴν χεῖρα σὺν τῷ ὤμῳ φέρειν εἰς Ιεροσόλυμα
παρα­γενό­με­νος δὲ ἐκεῖ καὶ συγκαλέσας τοὺς ὁμοεθνεῖς καὶ τοὺς ἱερεῖς προ­̀ τοῦ θυσιαστηρίου στήσας μετεπέμψατο τοὺς ἐκ τῆς ἄκρας
καὶ ἐπι­δειξά­με­νος τὴν τοῦ μιαροῦ Νικάνορος κεφαλὴν καὶ τὴν χεῖρα τοῦ δυσφήμου ἣν ἐκτείνας ἐπι­̀ τὸν ἅγιον τοῦ παν­τοκράτορος οἶκον ἐμεγαλαύχησεν
καὶ τὴν γλῶσ­σαν τοῦ δυσ­σεβοῦς Νικάνορος ἐκτεμὼν ἔφη κατα­̀ μέρος δώσειν τοῖς ὀρνέοις τὰ δ᾿ ἐπι­́χειρα τῆς ἀνοίας κατέναν­τι τοῦ ναοῦ κρεμάσαι
οἱ δὲ πάν­τες εἰς τὸν οὐρανὸν εὐλόγησαν τὸν ἐπι­φανῆ κύριον λέγον­τες εὐλογητὸς ὁ δια­τηρήσας τὸν ἑαυτοῦ τόπον ἀμίαν­τον
ἐξέδησεν δὲ τὴν τοῦ Νικάνορος προ­τομὴν ἐκ τῆς ἄκρας ἐπι­́δηλον πᾶσιν καὶ φανερὸν τῆς τοῦ κυρίου βοηθείας σημεῖον
ἐδογμάτισαν δὲ πάν­τες μετὰ κοινοῦ ψηφίσμα­τος μηδαμῶς ἐᾶσαι ἀπαρα­σήμαν­τον τήνδε τὴν ἡμέραν ἔχειν δὲ ἐπι­́σημον τὴν τρισκαιδεκάτην τοῦ δωδεκάτου μηνὸς Αδαρ λέγεται τῇ Συριακῇ φωνῇ προ­̀ μιᾶς ἡμέρας τῆς Μαρδοχαϊκῆς ἡμέρας
τῶν οὖν κατα­̀ Νικάνορα χωρησάν­των οὕτως καὶ ἀπ᾿ ἐκείνων τῶν καιρῶν κρατηθείσης τῆς πόλεως ὑπὸ τῶν Εβραίων καὶ αὐτὸς αὐτόθι τὸν λόγον κατα­παύσω
καὶ εἰ μὲν καλῶς εὐθίκτως τῇ συν­τάξει τοῦτο καὶ αὐτὸς ἤθελον εἰ δὲ εὐτελῶς καὶ μετρίως τοῦτο ἐφικτὸν ἦν μοι
καθάπερ γὰρ οἶνον κατα­̀ μόνας πίνειν ὡσαύτως δὲ καὶ ὕδωρ πάλιν πολέμιον ὃν δὲ τρόπον οἶνος ὕδατι συγκερασθεὶς ἡδὺς καὶ ἐπι­τερπῆ τὴν χάριν ἀπο­τελεῖ οὕτως καὶ τὸ τῆς κατα­σκευῆς τοῦ λόγου τέρπει τὰς ἀκοὰς τῶν ἐν­τυγχανόν­των τῇ συν­τάξει ἐν­ταῦθα δὲ ἔσται ἡ τελευτή
Nicànore, avendo saputo che gli uomini di Giuda si trovavano nella regione della Samaria, decise di assalirli a colpo sicuro nel giorno del riposo.
Poiché i Giudei che l'avevano seguito per necessità gli dicevano: "Assolutamente non devi ucciderli in modo così crudele e barbaro; piuttosto rispetta il giorno che è stato onorato e santificato da colui che tutto vede",
quell'uomo tre volte scellerato chiese se c'era in cielo un Signore che aveva comandato di celebrare il giorno del sabato.
Essi risposero: "C'è il Signore vivente; egli è il sovrano del cielo, che ha comandato di celebrare il settimo giorno".
L'altro ribatté: "E io sono sovrano sulla terra, che comando di prendere le armi e di eseguire le disposizioni del re". Tuttavia non riuscì a mandare a effetto il suo crudele intento.
Nicànore, dunque, che si era montato la testa con tutta la sua arroganza, aveva deciso di erigere un pubblico trofeo per la vittoria sugli uomini di Giuda.
Il Maccabeo invece era fermamente convinto e sperava pienamente di ottenere protezione dal Signore.
Esortava perciò i suoi uomini a non temere l'attacco delle nazioni, ma a tenere impressi nella mente gli aiuti che in passato erano venuti loro dal Cielo e ad aspettare ora la vittoria che sarebbe stata loro concessa dall'Onnipotente.
Confortandoli così con le parole della legge e dei profeti e ricordando loro le lotte che avevano già condotto a termine, li rese più coraggiosi.
Avendo così rinfrancato i loro sentimenti, espose e denunciò la malafede delle nazioni e la loro violazione dei giuramenti.
Dopo aver armato ciascuno di loro non tanto con la sicurezza degli scudi e delle lance quanto con il conforto di quelle efficaci parole, li riempì di gioia, narrando loro un sogno degno di fede, anzi una vera visione.
La sua visione era questa: Onia, che era stato sommo sacerdote, uomo onesto e buono, modesto nel portamento, mite nel contegno, spedito ed elegante nel parlare, occupato fin dalla fanciullezza in tutto ciò che è proprio della virtù, con le mani protese pregava per tutta la comunità dei Giudei.
Poi, allo stesso modo, era apparso un uomo distinto per età senile e maestà, circonfuso di dignità meravigliosa e piena di magnificenza.
Presa la parola, Onia disse: "Questi è l'amico dei suoi fratelli, che prega molto per il popolo e per la città santa, Geremia, il profeta di Dio".
E Geremia stendendo la destra consegnò a Giuda una spada d'oro, pronunciando queste parole nel porgerla:
"Prendi la spada sacra come dono di Dio; con questa abbatterai i nemici".
Incoraggiati dalle parole di Giuda, molto belle e tali da spingere all'eroismo e da rendere virile anche l'animo dei giovani, stabilirono di non restare nel campo, ma di intervenire coraggiosamente e decidere la sorte attaccando battaglia con tutto il coraggio, perché la città e le cose sante e il tempio erano in pericolo.
Minore era il loro timore per le donne e i figli come pure per i fratelli e i parenti, poiché la prima e principale preoccupazione era per il tempio consacrato.
Anche per quelli rimasti in città non era piccola l'angoscia, essendo tutti turbati per l'ansia del combattimento in campo aperto.
Tutti ormai attendevano la prova imminente, poiché i nemici già avevano cominciato ad attaccare e l'esercito era in ordine di battaglia, gli elefanti erano piazzati in posizione opportuna e la cavalleria schierata ai lati.
Il Maccabeo, dopo aver osservato la moltitudine dei presenti, la varietà delle armi pronte e la ferocia delle bestie, alzò le mani al cielo e invocò il Signore che compie prodigi, convinto che non è possibile vincere con le armi, ma che egli concede la vittoria a coloro che ne sono degni, secondo il suo giudizio.
Nel pregare il Signore, si esprimeva in questo modo: "Tu, Signore, inviasti il tuo angelo al tempo di Ezechia, re della Giudea, ed egli fece perire nel campo di Sennàcherib centoottantacinquemila uomini.
Anche ora, sovrano del cielo, manda un angelo buono davanti a noi per incutere paura e tremore.
Siano atterriti dalla potenza del tuo braccio coloro che bestemmiando sono venuti qui contro il tuo popolo santo". Con queste parole egli terminò.
Gli uomini di Nicànore avanzavano al suono delle trombe e degli inni di guerra.
Gli uomini di Giuda invece si gettarono nella mischia contro i nemici tra invocazioni e preghiere.
In tal modo, combattendo con le mani, ma pregando Dio con il cuore, travolsero non meno di trentacinquemila uomini, rallegrandosi grandemente per la manifesta presenza di Dio.
Terminata la battaglia, mentre facevano ritorno pieni di gioia, riconobbero Nicànore caduto con tutte le sue armi.
Levarono alte grida dandosi all'entusiasmo, mentre benedicevano l'Onnipotente nella lingua dei padri.
Quindi colui che era stato sempre il primo a combattere per i suoi concittadini con anima e corpo, colui che aveva conservato l'affetto dell'età giovanile verso i suoi connazionali, comandò che tagliassero la testa di Nicànore e la sua mano con il braccio e li portassero a Gerusalemme.
Quando vi giunse, convocati tutti i connazionali e collocati i sacerdoti davanti all'altare, mandò a chiamare quelli della Cittadella
e mostrò loro la testa dello scellerato Nicànore e la mano che quel bestemmiatore aveva steso contro la sacra dimora dell'Onnipotente, pronunciando parole arroganti.
Tagliata poi la lingua del sacrilego Nicànore, la fece gettare a pezzi agli uccelli e ordinò di appendere davanti al tempio la ricompensa della sua follia.
Tutti allora, rivolti verso il cielo, benedissero il Signore glorioso dicendo: "Benedetto colui che ha conservato la sua dimora inviolata".
Fece poi appendere la testa di Nicànore alla Cittadella alla vista di tutti, perché fosse segno manifesto dell'aiuto di Dio.
Quindi deliberarono tutti insieme, con voto pubblico, di non lasciar passare inosservato quel giorno, ma di commemorarlo il tredici del dodicesimo mese - che in lingua aramaica si chiama Adar - il giorno precedente la festa di Mardocheo.
Così andarono le cose riguardo a Nicànore e, poiché da quel tempo la città è rimasta in mano agli Ebrei, anch'io chiudo qui la mia narrazione.
Se essa è riuscita ben ordinata, era quello che volevo; se invece è di poco conto e mediocre, questo solo ho potuto fare.
Come il bere solo vino o bere solo acqua è nocivo, mentre vino mescolato con acqua è amabile e procura un delizioso piacere, così un discorso ben elaborato delizia gli orecchi di coloro che leggono la narrazione. E qui sia la fine.
Глава:
Толкования стиха Скопировать ссылку Скопировать текст Добавить в избранное
Библ. энциклопедия Библейский словарь Словарь библ. образов Практическая симфония

Настройки

Цитата из Библии каждое утро
TG: t.me/azbible
Viber: vb.me/azbible