Ве́тхий Заве́т:
Быт.
Исх.
Лев.
Чис.
Втор.
Нав.
Суд.
Руф.
1Цар.
2Цар.
3Цар.
4Цар.
1Пар.
2Пар.
1Езд.
Неем.
2Езд.
Тов.
Иудиф.
Есф.
Иов.
Пс.
Прит.
Еккл.
Песн.
Прем.
Сир.
Ис.
Иер.
Плч.
ПослИер.
Вар.
Иез.
Дан.
Ос.
Иоил.
Ам.
Авд.
Ион.
Мих.
Наум.
Авв.
Соф.
Аг.
Зах.
Мал.
1Мак.
2Мак.
3Мак.
3Езд.
Но́вый Заве́т: Мф. Мк. Лк. Ин. Деян. Иак. 1Пет. 2Пет. 1Ин. 2Ин. 3Ин. Иуд. Рим. 1Кор. 2Кор. Гал. Еф. Флп. Кол. 1Фес. 2Фес. 1Тим. 2Тим. Тит. Флм. Евр. Откр.
Но́вый Заве́т: Мф. Мк. Лк. Ин. Деян. Иак. 1Пет. 2Пет. 1Ин. 2Ин. 3Ин. Иуд. Рим. 1Кор. 2Кор. Гал. Еф. Флп. Кол. 1Фес. 2Фес. 1Тим. 2Тим. Тит. Флм. Евр. Откр.
Скрыть
3:1
3:2
3:3
3:4
3:5
3:6
3:7
3:8
3:9
3:10
3:11
3:12
3:13
3:14
3:15
3:16
3:17
3:18
3:19
3:20
3:21
3:22
3:23
3:24
3:25
3:26
3:27
3:28
3:29
3:30
3:31
3:32
3:33
3:34
3:35
3:36
3:37
3:38
3:39
3:40
Егда́ у́бо святы́й гра́дъ обита́емь бѣ́ во вся́цѣмъ ми́рѣ, и зако́ны еще́ изря́дно храня́хуся, оні́и архiере́а благоче́стiя ра́ди и ненавидѣ́нiя лука́вства,
случа́шеся и сами́мъ царе́мъ почита́ти мѣ́сто и це́рковь вели́кими да́ры прославля́ти,
я́ко и селе́вкъ Асі́йскiй ца́рь подая́ше от свои́хъ дохо́довъ вся́, я́же ко служе́ниемъ же́ртвъ надлежа́щая иждиве́нiя.
Си́монъ же нѣ́кiй от колѣ́на Венiами́ня настоя́тель це́ркви поста́вленный, пря́шеся со архiере́емъ о нача́льствѣ е́же во гра́дѣ.
Но егда́ премощи́ оні́и не можа́ше, прiи́де ко аполло́нiю Ѳрасе́еву, и́же во о́но вре́мя бя́ше воево́да килисирі́и и Финикі́и,
и возвѣсти́ ему́, я́ко бога́тствы неисче́тными напо́лнено е́сть во Иерусали́мѣ сокро́вищное храни́лище, я́ко мно́жеству сокро́вищъ безчи́слену бы́ти, и я́ко не надлежа́тъ сiя́ къ винѣ́ же́ртвъ, бы́ти же мо́щно, да подъ вла́сть царе́ву подпаду́тъ вся́ сiя́.
Егда́ же прiи́де ко царю́ аполло́нiй, о возвѣще́нныхъ ему́ бога́тствахъ изъяви́: о́нъ же избра́въ Илiодо́ра, и́же бѣ́ надъ дѣла́ми его́, посла́ заповѣ́давъ, да предрече́нная бога́тства принесе́тъ.
Ско́ро же Илiодо́ръ творя́ше ше́ствiе, подъ ви́домъ у́бо а́кибы гра́ды килисири́йскiя и Финики́йскiя проходя́, са́мою же ве́щiю царе́во повелѣ́нiе испо́лнити хотя́щь.
Прише́дъ же во Иерусали́мъ и любому́дренно от архiере́а гра́дскаго прiя́тъ, повѣ́да о бы́вшемъ изъявле́нiи, и чесо́ ра́ди прiи́де, сказа́: вопроша́ше же, а́ще и́стинно сiя́ та́ко су́ть.
Тогда́ архiере́й показа́ положе́на бы́ти сiя́ вдо́въ и сиро́тъ,
нѣ́кая же бы́ти и ирка́на сы́на тові́ина му́жа зѣло́ че́стна, а не я́коже бѣ́ оболга́яй нечести́вый Си́монъ, всего́ же сребра́ тала́нтъ четы́реста, а зла́та двѣ́стѣ:
оби́дѣти же ввѣ́рившихъ мѣ́ста святы́ни, и че́стности и безопа́сству честны́я по всему́ мíру це́ркве, весьма́ не возмо́жно е́сть.
Илiодо́ръ же, ца́рскихъ ра́ди повелѣ́нiй, и́хже имя́ше, глаго́лаше, я́ко вся́чески подоба́етъ взя́ти сiя́ въ ца́рское сокро́вище.
Опредѣли́въ же де́нь, вхожда́ше, присмотре́нiе о си́хъ хотя́ сотвори́ти: бѣ́ же не ма́ло по всему́ гра́ду смяте́нiе.
Свяще́нницы же предъ олтаре́мъ въ свяще́нническихъ ри́захъ пове́ргше себе́, призыва́ху съ небесе́ да́вшаго зако́нъ о положе́нныхъ, дабы́ положи́вшымъ сiя́ цѣ́ло сохрани́лъ.
Бѣ́ же зря́щему лице́ архiере́ево узвля́тися мы́слiю: зра́къ бо и ви́дъ измѣне́нъ явля́ше душе́вную тугу́.
Облiя́ бо му́жа боя́знь нѣ́кая и стра́хъ тѣле́сный, и́миже явле́нна бы́сть зря́щымъ се́рдца настоя́щая болѣ́знь.
Ині́и же ку́пно изъ домо́въ истека́ху на всенаро́дную моли́тву, зане́ хотя́ше прiити́ мѣ́сто въ поруга́нiе.
Жены́ же препоя́савшяся по пе́рсемъ власяни́цами на путе́хъ умножа́хуся: заключе́ныя же дѣви́цы еди́ны у́бо прибѣга́ху ко врато́мъ, ины́я же на стѣ́ны, нѣ́кiя же око́нцами приница́ху.
Вси́ же воздѣва́юще ру́цѣ на не́бо моля́хуся.
Умили́тельно же бѣ́ мно́жества смѣше́ное паде́нiе и зѣло́ бѣ́дствующаго архiере́а ча́янiе.
И сі́и у́бо призыва́ху Вседержи́теля Бо́га, да ввѣ́ренная ввѣ́рившымъ цѣ́ла сохрани́тъ со вся́кимъ безопа́сствомъ.
Илiодо́ръ же е́же умы́сли, соверша́ше: та́може ему́ со копiено́сцы въ газофила́кiю уже́ прише́дшу,
[Вседержи́тель] отце́въ Госпо́дь и вся́кiя вла́сти облада́тель явле́нiе ве́лiе сотвори́, я́ко всѣ́мъ дерзну́вшымъ совни́ти ужасну́вшымся Бо́жiя си́лы, во ослабле́нiе и во у́жасъ премѣни́тися.
Яви́ся бо и́мъ нѣ́кiй ко́нь стра́шна имѣ́я вса́дника и предо́брымъ покро́вомъ укра́шенъ, напа́дъ же со устремле́нiемъ вонзе́ во Илiодо́ра пре́дняя копы́та: сѣдя́й же на не́мъ явля́шеся зла́то ору́жiе имѣ́я.
ині́и же два́ яви́стася ему́ ю́ноши си́лою благолѣ́пни, предо́бри сла́вою, укра́шени же одѣя́нiемъ: и́же и обсту́пльша его́ от обои́хъ стра́нъ, бiя́ста его́ непреста́нно, мно́ги налага́юща ему́ ра́ны.
Внеза́пу же [Илiодо́ра] па́дша на зе́млю и мно́гою тьмо́ю объя́та восхи́тивше и на носи́ло положи́вше,
того́, и́же неда́вно со мно́гимъ риста́нiемъ и со вся́кимъ дориноше́нiемъ {копiеноше́нiемъ} въ предрече́нную вни́де газофила́кiю, изноша́ху безпомо́щна себѣ́ су́ща, я́вно Бо́жiю си́лу позна́вше.
И то́й у́бо Божественнымъ дѣ́йствомъ безгла́сенъ и вся́каго упова́нiя и спасе́нiя лише́нъ пове́рженъ бя́ше.
Сі́и же Го́спода благословля́ху просла́вльшаго свое́ мѣ́сто: и ма́лымъ пре́жде стра́ха и смяте́нiя по́лная це́рковь, Вседержи́телю я́вльшуся Го́споду, ра́дости и весе́лiя испо́лнися.
Ско́ро же нѣ́цыи от друго́въ Илiодо́ровыхъ моля́ху оні́ю призва́ти вы́шняго, да живо́тъ да́руетъ ему́ весьма́ въ послѣ́днемъ издыха́нiи лежа́щему.
Помы́сливъ же архiере́й, да не когда́ ца́рь мнѣ́нiе возъимѣ́етъ, я́ко злодѣ́йство нѣ́кое на Илiодо́ра Иуде́е сотвори́ша, принесе́ же́ртву о спасе́нiи му́жа.
Егда́ же архiере́й моля́шеся, ті́ижде ю́ноши па́ки яви́стася Илiодо́ру тѣ́мижде одѣя́ньми облече́на и ста́вша рѣ́ста: мно́гая оні́и архiере́ю благодаре́нiя возда́ждь, его́ бо ра́ди Госпо́дь тебѣ́ живо́тъ дарова́:
ты́ же от него́ бiе́нъ возвѣсти́ всѣ́мъ вели́чiе Бо́жiе и держа́ву. И сiя́ ре́кша неви́дими бы́ста.
Илiодо́ръ же же́ртву прине́съ Го́сподеви, и обѣ́ты превели́кiя обѣща́въ живо́тъ дарова́вшему, и оні́и возблагодари́въ, возврати́ся ко царю́ съ во́ины,
свидѣ́тельствоваше же всѣ́мъ, я́же ви́дѣ очи́ма дѣла́ превели́каго Бо́га.
Егда́ же ца́рь вопроша́ше Илiодо́ра, кто́ бы́лъ бы ключи́мь еще́ еди́ною во Иерусали́мъ по́сланъ бы́ти, отвѣща́:
а́ще ко́его и́маши врага́, или́ ца́рству твоему́ навѣ́тника, посли́ его́ она́мо, и я́звена его́ прiи́меши, а́ще и спасе́тся: зане́ въ мѣ́стѣ то́мъ и́стинно е́сть Бо́жiя нѣ́кая си́ла:
то́й бо обита́нiе на небеси́ имѣ́яй надзира́тель е́сть и помо́щникъ мѣ́сту тому́, и гряду́щихъ на озлобле́нiе поража́етъ и погубля́етъ.
И сiя́ у́бо я́же о Илiодо́рѣ и о хране́нiи газофила́кiи си́це имѣ́ются.
Когда в святом граде жили еще в полном мире и тщательно соблюдались законы, по благочестию и отвращению от зла первосвященника Онии,
бывало, и сами цари чтили это место, и прославляли святилище отличными дарами,
так что и Селевк, царь Азии, давал из своих доходов на все издержки, потребные для жертвенного служения.
Но некто Симон из колена Вениаминова, поставленный попечителем храма, вошел в спор с первосвященником о нарушении законов в городе.
И как он не мог превозмочь Онии, то пошел к Аполлонию, сыну Фрасея, который в то время был военачальником Келе-Сирии и Финикии,
и объявил ему, что Иерусалимская сокровищница наполнена несметными богатствами, равно как несчетное множество денег скоплено, и нет в них нужды для приношения жертв, но все это может быть обращено во власть царя.
Аполлоний же, увидевшись с царем, объявил ему об означенных богатствах, а он, назначив Илиодора, поставленного над государственными делами, послал его и дал приказ вывезти упомянутые сокровища.
Илиодор тотчас отправился в путь, под предлогом обозрения городов Келе-Сирии и Финикии, а на самом деле для того, чтобы исполнить волю царя.
Прибыв же в Иерусалим и быв дружелюбно принят первосвященником города, он сообщил ему о сделанном указании и объявил, за чем пришел, притом спрашивал: действительно ли все это так?
Хотя первосвященник показал, что это есть вверенное на сохранение имущество вдов и сирот
и частью Гиркана, сына Товии, мужа весьма знаменитого, а не так, как клеветал нечестивый Симон, и что всего четыреста талантов серебра и двести золота;
обижать же положившихся на святость места, на уважение и неприкосновенность храма, чтимого во всей вселенной, никак не следует.
Но Илиодор, имея царский приказ, решительно говорил, что это должно быть взято в царское казнохранилище.
Назначив день, он вошел, чтобы сделать осмотр этого, и произошло немалое волнение во всем городе.
Священники в священных одеждах, повергшись пред жертвенником, взывали на небо, чтобы Тот, Который дал закон о вверяемом святилищу имуществе, в целости сохранил его вверившим.
Кто смотрел на лице первосвященника, испытывал душевное потрясение; ибо взгляд его и изменившийся цвет лица обличал в нем душевное смущение.
Его объял ужас и дрожание тела, из чего явна была смотревшим скорбь его сердца.
Иные семьями выбегали из домов на всенародное моление, ибо предстояло священному месту испытать поругание;
женщины, опоясав грудь вретищами, толпами ходили по улицам; уединенные девы иные бежали к воротам, другие – на стены, а иные смотрели из окон,
все же, простирая к небу руки, молились.
Трогательно было, как народ толпами бросался ниц, а сильно смущенный первосвященник стоял в ожидании.
Они умоляли Вседержителя Бога вверенное сохранить в целости вверившим.
А Илиодор исполнял предположенное.
Когда же он с вооруженными людьми вошел уже в сокровищницу, Господь отцов и Владыка всякой власти явил великое знамение: все, дерзнувшие войти с ним, быв поражены страхом силы Божией, пришли в изнеможение и ужас,
ибо явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем, казалось, имел золотое всеоружие.
Явились ему и еще другие два юноши, цветущие силою, прекрасные видом, благолепно одетые, которые, став с той и другой стороны, непрерывно бичевали его, налагая ему многие раны.
Когда он внезапно упал на землю и объят был великою тьмою, тогда подняли его и положили на носилки.
Того, который с большою свитою и телохранителями только что вошел в означенную сокровищницу, вынесли как беспомощного, ясно познав всемогущество Божие.
Божественною силою он повергнут был безгласным и лишенным всякой надежды и спасения.
Они же благословляли Господа, прославившего Свое жилище; и храм, который незадолго пред тем наполнен был страхом и смущением, явлением Господа Вседержителя наполнился радостью и веселием.
Вскоре некоторые из близких Илиодора, придя, умоляли Онию призвать Всевышнего и даровать жизнь лежавшему уже при последнем издыхании.
Первосвященник, опасаясь, чтобы царь не подумал, что сделано Иудеями какое-нибудь злоумышление против Илиодора, принес жертву о его спасении.
Когда же первосвященник приносил умилостивительную жертву, те же юноши опять явились Илиодору, украшенные теми же одеждами, и, представ, сказали ему: воздай великую благодарность первосвященнику Онии, ибо для него Господь даровал тебе жизнь;
ты же, наказанный от Него, возвещай всем великую силу Бога. И, сказав сие, они стали невидимы.
Илиодор же, принеся жертву Господу, и обещав многие обеты Сохранившему ему жизнь, и возблагодарив Онию, возвратился с воинами к царю
и пред всеми свидетельствовал о делах великого Бога, которые он видел своими глазами.
Когда же царь спросил Илиодора, кто был бы способен, чтобы еще раз послать в Иерусалим, он отвечал:
если ты имеешь какого-нибудь врага и противника твоему правлению, то пошли его туда, и встретишь его наказанным, если только останется он в живых, ибо на месте сем истинно пребывает сила Божия:
Он Сам, обитающий на небе, есть страж и заступник того места и приходящих с злым намерением поражает и умерщвляет.
Вот что произошло с Илиодором, и так спасена сокровищница храма.
В этом переводе выбранная книга отсутствует
Эстонский
Языки
Heliodooros nõuab Jeruusalemma templi varandusi
Siis kui püha linn elas suures rahus ja Seadust kõige paremini hooldati, sest ülempreester Onias oli vaga ja vihkas kurja,
Siis kui püha linn elas suures rahus ja Seadust kõige paremini hooldati, sest ülempreester Onias oli vaga ja vihkas kurja,
siis sündis ka, et kuningad tunnustasid seda paika ja austasid templit väärtuslike kinkidega.
Nõnda tasus ka Aasia kuningas Seleukos oma tuludest kõik need kulud, mida ohvriteenistus nõudis.
Aga keegi Siimon Benjamini suguharust, kes oli pandud templi eestseisjaks, oli ülempreestriga riius linna turukaubanduse pärast.
Kui ta Oniase vastu ei saanud, siis ta läks Tarseose poja Apollooniose juurde, kes sel ajal oli Koile-Süüria ja Foiniikia asevalitseja,
ja jutustas temale, et Jeruusalemma varakamber on sedavõrd täis rikkusi, et raha ei olegi loetav. Ohvrikuludeks ei ole nõnda palju vaja, küll aga võib see langeda kuninga valdusesse.
Kui siis Apolloonios kuningaga kokku sai, rääkis ta temale neist varandustest. Kuningas valis siis asjadevalitseja Heliodoorose ja läkitas ta käsuga need varandused ära tuua.
Heliodooros läks otsekohe teele ettekäändel, et külastab Koile-Süüria ja Foiniikia linnu, tegelikult läks aga täide viima kuninga kavatsust.
Kui ta siis Jeruusalemma saabus ja linna ülempreestri poolt sõbralikult vastu võeti, jutustas ta, mis talle oli teada antud, ja seletas, mispärast ta oli tulnud. Aga ta küsis ka, kas see tõesti nõnda on.
Siis ülempreester näitas, et see oli leskede ja vaeslaste talletatud raha,
millest osa kuulus aga Hürkanosele, Tobiase pojale, väga tähtsale mehele - mitte nii, nagu jumalakartmatu Siimon oli valetanud - kõike kokku oli nelisada talenti hõbedat ja kakssada talenti kulda.
Aga lubamatu oleks kahju teha neile, kes on usaldanud selle paiga pühadust ja kogu maailmas kuulsat templit, selle auväärsust ja puutumatust.
Linn ahastuses
Heliodooros ütles aga kuningalt saadud käskude alusel, et kõik tuleb võtta kuninglikuks varaks.
Heliodooros ütles aga kuningalt saadud käskude alusel, et kõik tuleb võtta kuninglikuks varaks.
Kui ta siis määratud päeval läks templisse ülevaatust tegema, oli kogu linnas suur ahastus.
Aga preestrirüüdes preestrid heitsid maha altari ette ja hüüdsid taeva poole, tema poole, kes oli talletamise käsu andnud, et ta talletatut hoiaks talletajaile tervena.
Kes ülempreestri palet nägi, selle südamesse löödi haav. Sest tema välimus ja muutunud näojume näitasid suurt hingeahastust.
Sest hirm oli vallanud selle mehe ja tema ihu värises, nõnda et neile, kes teda nägid, selgesti paistis tema südamevalu.
Kodadest aga hüpati välja hulgakaupa üheskoos palvetama kartuses, et pühapaika hakatakse teotama.
Ja naised, rindade alt vöötatud kotiriidega, täitsid tänavaid. Neitsid aga, keda muidu varjul hoiti, jooksid üheskoos: osa väravaisse, osa müüridele, mõned vaatasid aknaist välja.
Nad kõik sirutasid käed anudes taeva poole.
Vääris kaastunnet, kuidas kirev rahvahulk maha langes ja kuidas ülempreester suures ahastuses ootas.
Nad hüüdsid nüüd kõigeväelise Issanda poole, et tema hoiaks talletatud vara kindlalt ja puutumatult neile, kes selle sinna olid usaldanud.
Heliodooros aga viis täide, mis oli otsustatud.
Heliodoorose karistamine
Aga kui ta oma ihukaitsjatega oli juba seal varakambris, siis see, kelle valduses on hinged ja kõik võim, laskis näha suurt ilmutust, nõnda et kõik, kes olid julgenud sinna sisse tulla, nõrkesid ja hakkasid kartma, jahmudes Jumala väest.
Aga kui ta oma ihukaitsjatega oli juba seal varakambris, siis see, kelle valduses on hinged ja kõik võim, laskis näha suurt ilmutust, nõnda et kõik, kes olid julgenud sinna sisse tulla, nõrkesid ja hakkasid kartma, jahmudes Jumala väest.
Nimelt ilmus neile väga ilusate rakmetega ehitud hobune, seljas hirmuäratav ratsanik. Hobune kihutas metsikult ja lõi Heliodoorost esijalgade kapjadega. Ratsanikul aga nähti olevat kuldne relvastus.
Tema ees nähti veel kahte noort meest, haruldaselt jõulisi, ilusa välimusega, toredas riietuses, kes astusid teine teisele poole Heliodoorost ja piitsutasid teda lakkamatult, andes temale rohkesti hoope.
Kui Heliodooros äkitselt maha langes ning suur pimedus teda ümbritses, siis ta tõsteti üles ja pandi kanderaamile.
Tema, kes äsja suure saatjaskonnaga ja kogu ihukaitseväega oli sisse tunginud eelnimetatud varakambrisse, kanti nüüd välja kui abitu, olles selgesti tunda saanud Jumala vägevust.
Seal ta nüüd lamas tummana, löödud jumalikust jõust, ilma igast lootusest ja abist.
Juudid ülistasid aga Issandat, kes imeliselt oli oma asupaika austanud. Ja tempel, mis pisut varem oli olnud täis kartust ja rahutust, täitus nüüd rõõmu ja hõiskamisega, kui Issand, Kõigeväeline, oli ennast ilmutanud.
Kohe aga palusid mõned Heliodoorose sõbrad Oniast, et ta appi hüüaks Kõigekõrgemat, et see kingiks elu sellele, kes oli hinge vaakumas.
Kuna ülempreester kartis, et kuningas hakkab kahtlustama juute kuritöös Heliodoorose vastu, siis tõi ta mehe päästmiseks ohvri.
Kui ülempreester toimetas nüüd lepitusohvrit, siis ilmusid Heliodoorose ette jälle needsamad noored mehed samades riietes, astusid tema juurde ja ütlesid: „Täna nüüd väga ülempreester Oniast, sest tema pärast on Issand kinkinud sulle elu!
Sina aga, taeva poolt karistatu, kuuluta kõigile Jumala suurt väge!” Seda ütelnud, nad kadusid.
Heliodooros läheb tagasi
Heliodooros aga, olles toonud ohvri Issandale ja andnud suuri tõotusi sellele, kes tema elu oli päästnud, läks oma sõjaväega tagasi kuninga juurde, olles Oniasega jumalaga jätnud.
Heliodooros aga, olles toonud ohvri Issandale ja andnud suuri tõotusi sellele, kes tema elu oli päästnud, läks oma sõjaväega tagasi kuninga juurde, olles Oniasega jumalaga jätnud.
Ja ta tunnistas kõigile suure Jumala neist tegudest, mida ta oma silmaga oli näinud.
Kui kuningas siis Heliodooroselt küsis, kes oleks sobiv veel kord Jeruusalemma läkitamiseks, vastas tema:
„Kui sul on vaenlane või riigivastane, siis läkita see! Sa saad ta tagasi piitsutatuna, kui ta üldse ellu jääb. Sest selles paigas on tõesti Jumala vägi!
Sest tema ise, kellel on eluase taevas, on selle paiga valvur ja kaitsja, ja neid, kes tulevad sinna kurjade kavatsustega, ta peksab ja hukkab.”
Niisugune oli siis lugu Heliodoorosega ja varakambri kaitsmisega.
