И посла́ дави́дъ тре́тiю ча́сть люді́й подъ руко́ю Иоа́влею и тре́тiю ча́сть подъ руко́ю Аве́ссы сы́на сару́ина бра́та Иоа́вля, и тре́тiю ча́сть подъ руко́ю еѳѳе́а геѳѳе́ина, и рече́ дави́дъ къ лю́демъ: ше́дъ изы́ду и а́зъ съ ва́ми.

И рѣ́ша: не изы́ди, я́ко а́ще бѣ́гствомъ побѣ́гнемъ, не положа́тъ на на́съ се́рдца: и а́ще у́мремъ по́лъ на́съ, не положа́тъ на на́съ се́рдца, поне́же ты́ а́ки мы́ де́сять ты́сящъ: и ны́нѣ лу́чше, я́ко оста́неши во гра́дѣ на по́мощь на́мъ.

И рече́ и́мъ ца́рь: е́же уго́дно предъ очи́ма ва́шима, сотворю́. И ста́ ца́рь при вратѣ́хъ: и вси́ лю́дiе исхожда́ху ста́ми и ты́сящами.

И заповѣ́да ца́рь Иоа́ву и Аве́ссѣ и еѳѳе́еви, глаго́ля: пощади́те ми́ о́трока Авессало́ма. И вси́ лю́дiе слы́шаша заповѣ́дающа царя́ всѣ́мъ князе́мъ о Авессало́мѣ.

И изыдо́ша вси́ лю́дiе въ дубра́ву сопроти́въ Изра́илю: и бы́сть бра́нь въ дубра́вѣ Ефре́мли.

И падо́ша та́мо лю́дiе Изра́илевы предъ о́троки дави́довыми, и бы́сть сокруше́нiе вели́ко въ то́й де́нь, я́ко два́десять ты́сящъ муже́й.

И бы́сть та́мо бра́нь разсы́пана по лицу́ всея́ земли́: и умно́жи дубра́ва пояда́ти люді́й, па́че не́же и́хъ пояде́ ме́чь въ то́й де́нь.

И набѣжа́ Авессало́мъ на о́троки дави́довы: Авессало́мъ же бѣ́ сѣдя́й на мскѣ́ свое́мъ, и вбѣжа́ [съ ни́мъ] ме́скъ въ ча́щу ду́ба вели́каго, и обви́шася власы́ главы́ его́ на ду́бѣ, и пови́сѣ между́ не́бомъ и земле́ю, ме́скъ же подъ ни́мъ про́йде.

И ви́дѣ му́жъ еди́нъ и возвѣсти́ Иоа́ву, и рече́: се́, ви́дѣхъ ви́сяща Авессало́ма на ду́бѣ.

И рече́ Иоа́въ му́жу возвѣсти́вшему ему́: а́ще ви́дѣлъ еси́, почто́ не уби́лъ еси́ его́ та́мо на зе́млю? и а́зъ да́лъ бы́хъ тебѣ́ пятьдеся́тъ Си́кль сребра́ и по́ясъ еди́нъ.

И рече́ му́жъ Иоа́ву: а́ще ты́ вложи́ши въ ру́цѣ мои́ и ты́сящу Си́кль сребра́, то́ не возложу́ руки́ моея́ на сы́на царе́ва, я́ко при ушеса́хъ на́шихъ заповѣ́да ца́рь тебѣ́ и Аве́ссѣ и еѳѳе́еви, глаго́ля: соблюди́те ми́ отроча́ Авессало́ма,

не сотвори́ти души́ его́ непра́вды: и вся́ко сло́во не утаи́тся предъ царе́мъ, ты́ же стои́ши сопроти́вно.

И рече́ Иоа́въ: сiе́ а́зъ начну́, не та́ко пребу́ду предъ тобо́ю. И взя́ Иоа́въ три́ стрѣлы́ въ ру́цѣ свои́, и вонзе́ я́ въ се́рдце Авессало́му. И еще́ ему́ жи́ву су́щу на ду́бѣ,

и обступи́ша де́сять о́трокъ нося́щiи ору́жiе Иоа́вле, и порази́ша Авессало́ма, и умертви́ша его́.

И воструби́ Иоа́въ трубо́ю ро́жаною, и возврати́шася лю́дiе не гна́ти вслѣ́дъ Изра́иля, я́ко щадя́ше Иоа́въ люді́й.

И взя́ Иоа́въ Авессало́ма, и вве́рже его́ въ про́пасть вели́ку въ дубра́вѣ, и складе́ надъ ни́мъ ку́пу ка́менiя вели́ку зѣло́. И вси́ Изра́илтяне бѣжа́ша кі́йждо въ селе́нiя своя́.

Авессало́мъ же еще́ жи́въ сы́й, взя́ и поста́ви себѣ́ сто́лпъ во юдо́ли ца́рстѣй, рече́ бо, я́ко нѣ́сть ми́ сы́на на па́мять и́мене моего́: и нарече́ сто́лпъ и́менемъ свои́мъ и нарече́ его́ рука́ Авессало́мля, да́же до дне́шняго дне́.

И Ахимаа́съ сы́нъ садо́ковъ рече́ ко Иоа́ву: потеку́ ны́нѣ и возвѣщу́ царю́, я́ко суди́ ему́ Госпо́дь от руки́ враго́въ его́.

И рече́ ему́ Иоа́въ: нѣ́си му́жъ ты́ возвѣща́яй бла́го дне́сь, но возвѣсти́ши въ де́нь другі́й: въ дне́шнiй же де́нь не добро́ возвѣще́нiе, поне́же сы́нъ царе́въ у́мре.

И рече́ Иоа́въ хусі́ю: ше́дъ повѣ́ждь царю́ ели́ка ви́дѣлъ еси́. И поклони́ся хусі́й Иоа́ву и отъи́де.

И приложи́ еще́ Ахимаа́съ сы́нъ садо́ковъ и рече́ ко Иоа́ву: что́ бу́детъ, а́ще и а́зъ теку́ вслѣ́дъ хусі́а? И рече́ Иоа́въ: почто́ ты́ хо́щеши тещи́, сы́не мо́й? гряди́, нѣ́сть тебѣ́ возвѣще́нiе въ по́льзу иду́щему.

И рече́ Ахимаа́съ: что́ бо а́ще потеку́? И рече́ ему́ Иоа́въ: тецы́. И бѣжа́ше Ахимаа́съ путе́мъ ра́внымъ и предвари́ хусі́а.

Дави́дъ же сѣдя́ще посредѣ́ двою́ вра́тъ. И изы́де стра́жъ на кро́въ вра́тъ ко стѣнѣ́, и воздви́же о́чи свои́, и ви́дѣ, и се́, му́жъ текі́й еди́нъ предъ ни́мъ.

И возопи́ стра́жъ и сказа́ царе́ви. И рече́ ца́рь: а́ще еди́нъ е́сть, бла́го возвѣще́нiе во устѣ́хъ его́. И идя́ше иды́й и приближа́яся.

И ви́дѣ стра́жъ му́жа друга́го теку́ща, и возопи́ къ две́ремъ и рече́: се́, му́жъ и другі́й теку́щь еди́нъ. И рече́ ца́рь: и то́й е́сть бла́го возвѣща́яй.

И рече́ стра́жъ: а́зъ ви́жду тече́нiе пе́рваго, я́ко тече́нiе Ахимаа́са сы́на садо́кова. И рече́ ца́рь: му́жъ бла́гъ се́й, и возвѣ́стiе благо́е прiи́детъ.

И возопи́ Ахимаа́съ и рече́ ко царю́: ми́ръ. И поклони́ся царю́ лице́мъ свои́мъ на зе́млю и рече́: благослове́нъ Госпо́дь Бо́гъ тво́й, и́же затвори́ муже́й воздви́гшихъ ру́ки своя́ на господи́на моего́ царя́.

И рече́ ца́рь: ми́ръ ли о́трочищу Авессало́му? И рече́ Ахимаа́съ: ви́дѣхъ мно́жество вели́ко веселя́щееся, егда́ отпуща́ше ра́бъ царе́въ Иоа́въ раба́ твоего́, и не разумѣ́хъ что́ та́мо.

И рече́ ца́рь: возврати́ся, и ста́ни здѣ́. И ше́дъ ста́ созади́.

И се́, хусі́й вслѣ́дъ его́ прiи́де и рече́ царю́: возвѣща́ется бла́го господи́ну моему́ царю́, я́ко суди́ тебѣ́ Госпо́дь дне́сь от руки́ всѣ́хъ востаю́щихъ на тя́.

И рече́ ца́рь къ хусі́ю: ми́ръ ли о́трочищу Авессало́му? И рече́ хусі́й: да бу́дутъ, я́коже о́трочищь, врази́ господи́на моего́ царя́, и вси́ ели́цы воста́ша на́нь зло́бою.

И смяте́ся ца́рь, и взы́де на го́рницу я́же на вратѣ́хъ, и пла́кася: и та́ко глаго́лаше, егда́ пла́каше: сы́не мо́й, Авессало́ме, сы́не мо́й, сы́не мо́й, Авессало́ме: кто́ да́стъ сме́рть мнѣ́ вмѣ́сто тебе́? а́зъ вмѣ́сто тебе́, Авессало́ме, сы́не мо́й, сы́не мо́й, сы́не мо́й Авессало́ме.

Синодальный

1 Войско Давида выступает против войска Авессалома, и Давид повелевает всем сберечь жизнь его сына; 6 войско Авессалома поражено и обратилось в бегство; 9 он сам запутался волосами в ветвях дуба и был поражен Иоавом; 16 погребен в лесу; 19 Ахимаас и Хусий приносят Давиду весть о победе и о смерти Авессалома; 33 печаль Давида о Авессаломе.

И осмотрел Давид людей, бывших с ним, и поставил над ними тысяченачальников и сотников.

И отправил Давид людей – третью часть под предводительством Иоава, третью часть под предводительством Авессы, сына Саруина, брата Иоава, третью часть под предводительством Еффея Гефянина. И сказал царь людям: я сам пойду с вами.

Но люди отвечали ему: не ходи; ибо, если мы и побежим, то не обратят внимания на это; если и умрет половина из нас, также не обратят внимания; а ты один то же, что нас десять тысяч; итак для нас лучше, чтобы ты помогал нам из города.

И сказал им царь: что угодно в глазах ваших, то и сделаю. И стал царь у ворот, и весь народ выходил по сотням и по тысячам.

И приказал царь Иоаву и Авессе и Еффею, говоря: сберегите мне отрока Авессалома. И все люди слышали, как приказывал царь всем начальникам об Авессаломе.

И вышли люди в поле навстречу Израильтянам, и было сражение в лесу Ефремовом.

И был поражен народ Израильский рабами Давида; было там поражение великое в тот день, – поражены двадцать тысяч [человек].

Сражение распространилось по всей той стране, и лес погубил народа больше, чем сколько истребил меч, в тот день.

И встретился Авессалом с рабами Давидовыми; он был на муле. Когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, то Авессалом запутался волосами своими в ветвях дуба и повис между небом и землею, а мул, бывший под ним, убежал.

И увидел это некто и донес Иоаву, говоря: вот, я видел Авессалома висящим на дубе.

И сказал Иоав человеку, донесшему об этом: вот, ты видел; зачем же ты не поверг его там на землю? я дал бы тебе десять сиклей серебра и один пояс.

И отвечал тот Иоаву: если бы положили на руки мои и тысячу сиклей серебра, и тогда я не поднял бы руки на царского сына; ибо вслух нас царь приказывал тебе и Авессе и Еффею, говоря: «сберегите мне отрока Авессалома»;

и если бы я поступил иначе с опасностью жизни моей, то это не скрылось бы от царя, и ты же восстал бы против меня.

Иоав сказал: нечего мне медлить с тобою. И взял в руки три стрелы и вонзил их в сердце Авессалома, который был еще жив на дубе.

И окружили Авессалома десять отроков, оруженосцев Иоава, и поразили и умертвили его.

И затрубил Иоав трубою, и возвратились люди из погони за Израилем, ибо Иоав щадил народ.

И взяли Авессалома, и бросили его в лесу в глубокую яму, и наметали над ним огромную кучу камней. И все Израильтяне разбежались, каждый в шатер свой.

Авессалом еще при жизни своей взял и поставил себе памятник в царской долине; ибо сказал он: нет у меня сына, чтобы сохранилась память имени моего. И назвал памятник своим именем. И называется он «памятник Авессалома» до сего дня.

Ахимаас, сын Садоков, сказал Иоаву: побегу я, извещу царя, что Господь судом Своим избавил его от рук врагов его.

Но Иоав сказал ему: не будешь ты сегодня добрым вестником; известишь в другой день, а не сегодня, ибо умер сын царя.

И сказал Иоав Хусию: пойди, донеси царю, что видел ты. И поклонился Хусий Иоаву и побежал.

Но Ахимаас, сын Садоков, настаивал и говорил Иоаву: что бы ни было, но и я побегу за Хусием. Иоав же отвечал: зачем бежать тебе, сын мой? не принесешь ты доброй вести.

[И сказал Ахимаас:] пусть так, но я побегу. И сказал ему [Иоав]: беги. И побежал Ахимаас по прямой дороге и опередил Хусия.

Давид тогда сидел между двумя воротами. И сторож взошел на кровлю ворот к стене и, подняв глаза, увидел: вот, бежит один человек.

И закричал сторож и известил царя. И сказал царь: если один, то весть в устах его. А тот подходил все ближе и ближе.

Сторож увидел и другого бегущего человека; и закричал сторож привратнику: вот, еще бежит один человек. Царь сказал: и это – вестник.

Сторож сказал: я вижу походку первого, похожую на походку Ахимааса, сына Садокова. И сказал царь: это человек хороший и идет с хорошею вестью.

И воскликнул Ахимаас и сказал царю: мир. И поклонился царю лицем своим до земли и сказал: благословен Господь Бог твой, предавший людей, которые подняли руки свои на господина моего царя!

И сказал царь: благополучен ли отрок Авессалом? И сказал Ахимаас: я видел большое волнение, когда раб царев Иоав посылал раба твоего; но я не знаю, что [там] было.

И сказал царь: отойди, стань здесь. Он отошел и стал.

Вот, пришел и Хусий [вслед за ним]. И сказал Хусий [царю]: добрая весть господину моему царю! Господь явил тебе ныне правду в избавлении от руки всех восставших против тебя.

И сказал царь Хусию: благополучен ли отрок Авессалом? И сказал Хусий: да будет с врагами господина моего царя и со всеми, злоумышляющими против тебя то же, что постигло отрока!

И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!

Итальянский

Davide fece ispezione tra la sua gente e costituì comandanti di migliaia e comandanti di centinaia su di loro.

Davide dispose la gente: un terzo sotto il comando di Ioab, un terzo sotto il comando di Abisài, figlio di Seruià, fratello di Ioab, e un terzo sotto il comando di Ittài di Gat. Poi il re disse al popolo: "Voglio uscire anch'io con voi!".

Ma il popolo rispose: "Tu non devi uscire, perché se noi fossimo messi in fuga, non si farebbe alcun caso di noi; quand'anche perisse la metà di noi, non se ne farebbe alcun caso, ma tu conti per diecimila di noi. Quindi è meglio che tu sia per noi di aiuto dalla città".

Il re rispose loro: "Farò quello che vi sembra bene". Il re si fermò al fianco della porta, mentre tutto l'esercito usciva a schiere di cento e di mille uomini.

Il re ordinò a Ioab, ad Abisài e a Ittài: "Trattatemi con riguardo il giovane Assalonne!". E tutto il popolo udì quanto il re ordinò a tutti i capi a proposito di Assalonne.

L'esercito uscì in campo contro Israele e la battaglia ebbe luogo nella foresta di Èfraim.

La gente d'Israele fu sconfitta in quel luogo dai servi di Davide; la strage fu grande in quel giorno: ventimila uomini.

La battaglia si estese per tutta la regione e la foresta divorò in quel giorno molta più gente di quanta non ne avesse divorata la spada.

Ora Assalonne s'imbatté nei servi di Davide. Assalonne cavalcava il mulo; il mulo entrò sotto il groviglio di una grande quercia e la testa di Assalonne rimase impigliata nella quercia e così egli restò sospeso fra cielo e terra, mentre il mulo che era sotto di lui passò oltre.

Un uomo lo vide e venne a riferire a Ioab: "Ho visto Assalonne appeso a una quercia".

Ioab rispose all'uomo che gli portava la notizia: "Dunque, l'hai visto? E perché non l'hai steso al suolo tu, sul posto? Io t'avrei dato dieci sicli d'argento e una cintura".

Ma quell'uomo disse a Ioab: "Quand'anche mi fossero messi in mano mille sicli d'argento, io non stenderei la mano sul figlio del re, perché con i nostri orecchi abbiamo udito l'ordine che il re ha dato a te, ad Abisài e a Ittài: "Proteggetemi il giovane Assalonne!".

Ma se io avessi agito con perfidia di mia testa, poiché nulla rimane nascosto al re, tu avresti preso le distanze".

Allora Ioab disse: "Io non voglio perdere così il tempo con te". Prese in mano tre dardi e li ficcò nel cuore di Assalonne, che era ancora vivo nel folto della quercia.

Poi dieci giovani scudieri di Ioab circondarono Assalonne, lo colpirono e lo finirono.

Allora Ioab suonò il corno e il popolo cessò di inseguire Israele, perché Ioab aveva trattenuto il popolo.

Quindi presero Assalonne, lo gettarono in una grande buca nella foresta ed elevarono sopra di lui un grande mucchio di pietre. Tutto Israele era fuggito, ciascuno nella sua tenda.

Ora Assalonne, mentre era in vita, si era eretta la stele che è nella valle del Re, perché diceva: "Io non ho un figlio per conservare il ricordo del mio nome". Chiamò quella stele con il suo nome e la si chiamò monumento di Assalonne fino ad oggi.

Achimàas, figlio di Sadoc, disse a Ioab: "Correrò a portare al re la bella notizia che il Signore lo ha liberato dai suoi nemici".

Ioab gli disse: "Tu non sarai oggi l'uomo della bella notizia, la darai un altro giorno; non darai oggi la bella notizia, perché il figlio del re è morto".

Poi Ioab disse all'Etiope: "Va' e riferisci al re quello che hai visto". L'Etiope si prostrò a Ioab e corse via.

Achimàas, figlio di Sadoc, disse di nuovo a Ioab: "Comunque sia, voglio correre anch'io dietro all'Etiope". Ioab gli disse: "Ma perché correre, figlio mio? La bella notizia non ti porterà nulla di buono".

E l'altro: "Comunque sia, voglio correre". Ioab gli disse: "Corri!". Allora Achimàas prese la corsa per la strada della valle e oltrepassò l'Etiope.

Davide stava seduto fra le due porte; la sentinella salì sul tetto della porta sopra le mura, alzò gli occhi, guardò, ed ecco vide un uomo correre tutto solo.

La sentinella gridò e l'annunciò al re. Il re disse: "Se è solo, ha in bocca una bella notizia". Quegli andava avvicinandosi sempre più.

La sentinella vide un altro uomo che correva e gridò al guardiano: "Ecco un altro uomo correre tutto solo!". E il re: "Anche questo ha una bella notizia".

La sentinella disse: "Il modo di correre del primo mi pare quello di Achimàas, figlio di Sadoc". E il re disse: "È un uomo buono: viene certo per una lieta notizia!".

Achimàas gridò al re: "Pace!". Poi si prostrò al re con la faccia a terra e disse: "Benedetto sia il Signore, tuo Dio, che ha fermato gli uomini che avevano alzato le mani contro il re, mio signore!".

Il re disse: "Il giovane Assalonne sta bene?". Achimaàs rispose: "Quando Ioab mandava il servo del re e me tuo servo, io vidi un gran tumulto, ma non so che cosa fosse".

Il re gli disse: "Mettiti là, da parte". Quegli si mise da parte e aspettò.

Ed ecco arrivare l'Etiope che disse: "Si rallegri per la notizia il re, mio signore! Il Signore ti ha liberato oggi da quanti erano insorti contro di te".

Il re disse all'Etiope: "Il giovane Assalonne sta bene?". L'Etiope rispose: "Diventino come quel giovane i nemici del re, mio signore, e quanti insorgono contro di te per farti del male!".

Таджикский

Языки

Ва Довуд қавмеро, ки бо ӯ буданд, аз назар гузаронид, ва бар онҳо мириҳазорҳо ва мирисадҳоро таъин намуд.

Ва Довуд қавмро равона кард: сеякашонро бо сардории Юоб, ва сеякашонро бо сардории Абишой писари Саруё, бародари Юоб, ва сеякашонро бо сардории Иттойи ҷаттӣ; ва подшоҳ ба қавм гуфт: «Ман низ бо шумо берун хоҳам омад».

Валекин қавм гуфтанд: «Берун наой, зеро ки агар мо рӯ ба гурез оварем, ба ин аҳамият нахоҳанд дод; ва ҳатто агар нисфи мо бимирем, ба ин аҳамият нахоҳанд дод, зеро ки ту мисли даҳ ҳазори мо ҳастӣ: ва алҳол беҳтар аст, ки ба мо аз шаҳр ёварӣ намоӣ».

Ва подшоҳ ба онҳо гуфт: «Он чи ба назари шумо писанд ояд, хоҳам кард». Ва подшоҳ назди дарвоза истод, ва тамоми қавм дар шакли фавҷҳои саднафарӣ ва ҳазорнафарӣ берун рафтанд.

Ва подшоҳ ба Юоб ва Абишой ва Иттой фармуда, гуфт: «Ба хотири ман бо Абшолӯми ҷавон эҳтиёт бошед». Ва ҳангоме ки подшоҳ ба ҳамаи сардорон дар бораи Абшолӯм фармон дод, тамоми қавм шуниданд.

Ва қавм ба пешвози исроилиён ба саҳро баромаданд, ва дар ҷангали Эфроим ҳарбу зарб ба амал омад.

Ва дар он ҷо қавми Исроил аз дасти навкарони Довуд шикаст хӯрданд, ва дар он рӯз мағлубияти азиме дар он ҷо рӯй дода, бист ҳазор нафар талаф гардиданд.

Ва ҷанг дар он ҷо бар рӯи тамоми замин паҳн шуд; ва дар он рӯз қавм аз ҷангал бештар талаф гардиданд, назар ба он ки аз шамшер талаф гардиданд.

Ва Абшолӯм тасодуфан ба навкарони Довуд дучор омад; ва Абшолӯм бар хачире савор буд, ва хачир ба таги шохаҳои печ дар печи булути бузурге даромад, ва сари ӯ дар шохаҳои булут андармон шуд, ва ӯ дар миёни осмон ва замин муаллақ монд, ва хачире ки дар тагаш буд, гузашта рафт.

Ва шахсе инро дид ва ба Юоб хабар дода, гуфт: «Инак, Абшолӯмро дидам, ки дар шохаҳои булут овезон аст».

Ва Юоб ба шахсе ки ба ӯ хабар дода буд, гуфт: «Инак, ту дидаӣ, пас чаро ӯро дар он ҷо зада ба замин нағалтонидаӣ? Ва ман ба ту даҳ сиқл нуқра ва камарбанде медодам».

Ва он шахс ба Юоб ҷавоб гардонида, гуфт: «Агар ба дастам ҳатто ҳазор сиқл нуқра медоданд, ман дасти худро бар писари подшоҳ дароз намекардам, зеро ки ба ту ва Абишой ва Иттой ба самъи мо фармуда, гуфт: ́Ба хотири ман ҳар яке аз шумо бо Абшолӯми ҷавон эҳтиёт бошед́.

Ҳатто агар ман ба ҷони худ ҷабр карда, дурӯғ мегуфтам, ҳеҷ чиз, охир, аз подшоҳ пинҳон намемонад, ва худи ту бар зидди ман бармехостӣ».

Ва Юоб гуфт: «Раво нест, ки пеши ту даранг намоям». Ва ӯ се тир ба дасташ гирифта, онҳоро ба дили Абшолӯм халонид, дар сурате ки вай ҳанӯз дар миёни шохаҳои булут зинда буд.

Ва даҳ навкар, ки силоҳбардорони Юоб буданд, даври Абшолӯмро гирифтанд ва ӯро зада куштанд.

Ва Юоб карнай навохт, ва қавм аз таъқиб кардани Исроил баргаштанд, зеро ки Юоб қавмро манъ намуд.

Ва Абшолӯмро гирифтанд, ва ӯро дар чуқурии калоне ки дар ҷангал буд, андохтанд, ва бар ӯ сангтӯдаи бағоят бузурге барпо карданд, ва тамоми Исроил, ҳар яке ба хаймаи худ, пароканда шуданд.

Ва Абшолӯм, вақте ки дар қайди ҳаёт буд, барои худ сутуне барпо кард, ки он дар водии подшоҳ аст; зеро ки гуфт: «Писаре надорам, ки номи ман ба воситаи вай зикр карда шавад»; ва он сутунро ба номи худ хонд, ва он то имрӯз сутуни Абшолӯм номида мешавад.

Ва Аҳимаас писари Содӯқ гуфт: «Иҷозат бидеҳ, ки биравам ва мужда ба подшоҳ бирасонам, ки Парвардигор доварӣ намуда, ӯро аз дасти душманонаш халосӣ додааст».

Вале Юоб ба вай гуфт: «Ту имрӯз муждавар нестӣ, балки рӯзи дигаре мужда хоҳӣ расонид, вале имрӯз мужда нахоҳӣ расонид, чунки писари подшоҳ мурдааст».

Ва Юоб ба Кушӣ гуфт: «Бирав ва аз он чи дидаӣ, ба подшоҳ хабар бирасон». Ва Кушӣ ба Юоб саҷда намуда, давид.

Ва Аҳимаас писари Содӯқ боз ба Юоб муроҷиат намуда, гуфт: «Ҳар чи бодо бод; иҷозат бидеҳ, ки ман низ аз ақиби Кушӣ бидавам». Вале Юоб гуфт: «Чаро ту мехоҳӣ бидавӣ, эй писарам? Ин мужда, охир, ба ту мукофоте нахоҳад овард».

Вай гуфт: «Ҳар чи бодо бод; ман мехоҳам биравам». Ва ӯ ба вай гуфт: «Пас, бидав». Ва Аҳимаас бо роҳи водӣ давида, аз Кушӣ пеш гузашт.

Ва Довуд дар миёни ду дарвоза нишаста буд. Ва дидбон аз боми дарвоза ба болои ҳисор баромад, ва чашмони худро баланд карда, дид, ки инак, шахсе танҳо медавад.

Ва дидбон фарёд зада, ба подшоҳ хабар дод. Ва подшоҳ гуфт: «Агар танҳо бошад, муждае дар забони ӯст». Ва он шахс торафт наздик меомад.

Ва дидбон шахси дигарро дид, ки медавад, ва дидбон ба дарвозабон фарёд зада, гуфт: «Инак, боз шахсе танҳо медавад». Ва подшоҳ гуфт: «Ин низ муждавар аст».

Ва дидбон гуфт: «Ман давидани шахси аввалинро мебинам, ки мисли давидани Аҳимаас писари Содӯқ аст». Ва подшоҳ гуфт: «Ин шахси хуб аст, ва муждаи хуб меоварад».

Ва Аҳимаас нидо карда, ба подшоҳ гуфт: «Осоиштагист!» Ва пеши подшоҳ бар рӯи худ то замин саҷда бурда, гуфт: «Муборак аст Парвардигор Худои ту, ки мардумеро, ки ба зидди хоҷаам подшоҳ даст бардошта буданд, таслим намуд!».

Ва подшоҳ гуфт: «Оё Абшолӯми ҷавон саломат аст?» Ва Аҳимаас гуфт: «Вақте ки Юоб, бандаи подшоҳ, бандаи туро фиристод, издиҳоми бузурге дидам, вале надонистам, ки чӣ буд».

Ва подшоҳ гуфт: «Бигард ва ин ҷо биист». Вай гашта онсӯтар рафт ва истод.

Ва инак, Кушӣ омад. Ва Кушӣ гуфт: «Хоҷаам подшоҳ ин муждаро қабул фармояд, ки Парвардигор имрӯз доварӣ намуда, туро аз дасти ҳамаи онҳое ки бар зидди ту бархоста буданд, раҳоӣ додааст».

Ва подшоҳ ба Кушӣ гуфт: «Оё Абшолӯми ҷавон саломат аст?» Ва Кушӣ гуфт: «Душманони хоҷаам подшоҳ ва ҳамаи онҳое ки бар ту барои бадӣ бармехезанд, мисли он ҷавон бишаванд!»

Ва подшоҳ ба изтироб омад ва ба ҳуҷраи болои дарвоза баромада, гиря кард; ва ҳангоми қадамзаданаш чунин мегуфт: «Вой писарам Абшолӯм! Вой писарам, писарам Абшолӯм! Кошки ман ба ҷои ту мемурдам, вой Абшолӯм писарам, писарам!»