Скрыть

Маккаве́йская 3-я, Глава 1

1:1
1:2
1:3
1:4
1:5
1:6
1:7
1:8
1:9
1:10
1:11
1:12
1:13
1:14
1:15
1:16
1:17
1:18
1:19
1:20
1:21
1:22
1:23
1:24
1:25
1:26
1:27
1:28
1:29
Церковнославянский (рус)
Егда́ Филопа́торъ увѣ́да от­ воз­вѣсти́в­шихъ бы́в­шее держи́мыхъ от­ себе́ мѣ́стъ от­ня́тiе Антiо́хомъ, заповѣ́да всѣ́мъ во́емъ сво­и́мъ пѣшце́мъ и ко́н­никомъ [собра́тися]: взя́въ же и сестру́ свою́ Арсино́ю, изы́де вско́рѣ да́же до Рафі́йскихъ мѣ́стъ, идѣ́же ополчи́шася во́и и́же при­­ Антiо́хѣ.
Ѳеодо́тъ же нѣ́кто испо́лнити навѣ́тъ умы́сливъ, поя́тъ предвруче́н­ныя ему́ крѣпча́йшыя ору́жники Птоломе́евы, прiи́де но́щiю на Птоломе́евъ наме́тъ, я́ко да са́мъ убiе́тъ его́ и си́мъ разруши́тъ бра́нь.
Сего́ же проведе́ Досиѳе́й сы́нъ Дрими́ловъ нарица́емый, ро́домъ Иуде́анинъ, послѣди́ же измѣни́въ зако́ны и от­ оте́ческихъ догма́товъ от­чужди́вся, незнамени́та нѣ́ко­его заключи́ въ наме́тѣ то́мъ, ему́же случи́ся подъя́ти о́наго муче́нiе.
Соста́влен­нѣй же бы́в­шей тя́жцѣй бра́ни и во́емъ Антiо́ховымъ па́че мужа́ющымся, Арсино́а безпреста́ни проходя́щи во́и, со умиле́нiемъ и слеза́ми плетени́цы вла́съ разрѣши́в­ши, моля́ше, да помо́гутъ сами́мъ себѣ́ и ча́домъ и жена́мъ му́же­с­т­вен­но, обѣщава́ющи да́ти побѣди́в­шымъ кому́ждо два́ мна́са зла́та.
И та́ко супоста́томъ случи́ся рукосѣче́нiемъ побѣжде́нымъ бы́ти и мно́гимъ плѣне́н­нымъ я́тымъ бы́ти.
Получи́въ же намѣ́ренiе, суди́ бли́жнiя гра́ды при­­ше́дъ утѣ́шити.
Сотвори́въ же сiя́ и ка́пищемъ да́ры да́въ, му́же­ст­вен­ны подру́чныя поста́ви.
Егда́ же Иуде́е посла́ша от­ пресви́теръ и старѣ́йшинъ къ Филопа́тору поздравля́ющихъ его́ и да́ры при­­нося́щихъ и о случи́в­шихся благополу́чiихъ сра́ду­ю­щихся, случи́ся ему́ па́че вожделѣ́ти, да скорѣ́е къ ни́мъ прiи́детъ.
Прише́дъ же во Иерусали́мъ, и вели́кому Бо́гу пожре́, и благодаре́нiе воз­да́въ, и про́чая, я́же лѣ́ть бѣ́ мѣ́сту, сотвори́.
И в­ше́дъ на мѣ́сто, и худо́же­ст­ву и благолѣ́пiю его́ удиви́вся, та́кожде и благо­чи́нiю хра́ма почуди́вся, съ вожделѣ́нiемъ зѣ́лнымъ восхотѣ́ вни́ти во святи́лище.
О́нымъ же ре́кшымъ, ника́коже подоба́етъ бы́ти сему́, зане́ ниже́ су́щымъ от­ ро́да на́­шего лѣ́ть е́сть входи́ти [та́мо], ниже́ всѣ́мъ иере́омъ, но то́кмо еди́ному пе́рвѣйшему всѣ́хъ архiере́ови, и сему́ еди́ножды въ лѣ́то, о́нъ же ника́коже восхотѣ́ послу́шати.
Зако́нъ же презрѣ́въ, не оста́ся похотѣ́нiя сво­его́, глаго́ля: подоба́етъ вни́ти ми́: а́ще же они́ и лиша́ют­ся сицевы́я че́сти, но мнѣ́ не подоба́етъ. И вопроша́­ше, чесо́ ра́ди при­­ходя́щу ему́ во вся́кое ка́пище ни еди́нъ воз­брани́ от­ при­­су́щихъ?
Нѣ́кто же неразсуди́тельно рече́: злѣ́ са́мо сiе́ чу́до смы́слися. Бы́в­шу же, рече́, сему́, ко́­ея ра́ди вины́ не вся́ко вни́ти ми́ подоба́етъ, и хотя́щымъ и́мъ, или́ ни́?
Иере́омъ же во святы́хъ оде́ждахъ при­­па́дшымъ и моля́щымъ вели́каго Бо́га помощи́ и́мъ въ настоя́щей и́хъ ну́жди и устремле́нiе злѣ́ наше́дшаго премѣни́ти: и внегда́ во́пля со слеза́ми хра́мъ напо́лниша, тогда́, и́же во гра́дѣ оста́в­шiися воз­мути́в­шеся, изскочи́ша, безвѣ́стно мня́ще бы́ти твори́мое.
Та́кожде и заключе́н­ныя дѣ́вы въ черто́зѣхъ съ ро́ждшими избѣго́ша, и пе́пеломъ и пра́хомъ главы́ посы́пав­шя, рыда́нiя и стена́нiя сто́гны испо́лниша:
ины́я же всецѣ́ло укра́шен­ныя, на срѣ́тенiе угото́ван­ныя черто́ги и подоба́ющiй сты́дъ оста́вльшя, тече́нiе нечи́н­ное во гра́дѣ творя́ху.
И новорожде́н­ныя младе́нцы, ма́тери же ку́пно и до­и́лицы оставля́юшя сѣ́мо и ова́мо, еди́ны по домѣ́хъ, другі́я же по путе́хъ, неуде́ржно въ превы́шнее святи́лище собира́хуся.
Бя́ше же разли́чна моли́тва въ то́е со́бран­ныхъ о начина́емыхъ от­ него́ беззако́н­но.
Съ си́ми же гра́ждане дерзну́в­ше не попуска́ху ему́ коне́чно належа́щу и намѣ́ренiе свое́ испо́лнити умы́слив­шу: и воз­гласи́в­ше вооружи́тися кому́ждо и му́же­с­т­вен­нѣ за оте́ческiй зако́нъ умре́ти, ве́лiе смяте́нiе сотвори́ша на мѣ́стѣ.
Едва́ же от­ старѣ́йшинъ и пресви́теровъ уде́ржани, на то́мже моле́нiя стоя́нiи ста́ша.
И мно́же­с­т­во у́бо люді́й, я́ко и пре́жде, въ си́хъ пребыва́­ше моля́щееся: а и́же при­­ цари́ старѣ́йшины мно́гажды покуша́хуся прего́рдый его́ у́мъ премѣни́ти от­ намѣ́рен­наго совѣ́та:
о́нъ же де́рзостенъ бы́въ и вся́ от­ри́нувъ, уже́ и вхо́дъ творя́ше, соверши́ти непщу́я предрѣче́н­ное.
Сiя́ у́бо и су́щiи при­­ не́мъ зря́ще, обрати́шася е́же съ на́шими при­­зыва́ти вся́ содержа́щаго, дабы́ при­­су́т­ст­ву­ю­щымъ помо́глъ, не попуска́я беззако́н­наго и прего́рдаго дѣ́ла.
От премно́гаго же и болѣ́знен­наго наро́довъ совоку́плен­наго во́пля, несказа́н­ный нѣ́кiй бѣ́ кли́чь.
Мня́шеся бо, я́ко не то́кмо человѣ́цы, но и стѣ́ны и ве́сь помо́стъ вопiе́тъ, а́ки бы уже́ тогда́ вси́ сме́рть прiима́ли за оскверне́нiе мѣ́ста.
Синодальный
Филопатор, узнав от прибывших к нему, что Антиохом отняты бывшие в его владении местности, отдал приказ всем войскам своим, пешим и конным, и, взяв с собою сестру свою Арсиною, отправился в страну Рафию, где расположены были станом войска Антиоха.
Тогда некто Феодот решился исполнить свой замысел, взял с собою лучших из вверенных ему Птоломеем вооруженных людей и ночью проник в палатку Птоломея, чтобы наедине убить его и тем предотвратить войну.
Но его обманул Досифей, сын Дримила, родом Иудей, впоследствии изменивший закону и отступивший от отеческой веры: он поместил в палатке одного незначительного человека, которому и пришлось принять назначенную Птоломею смерть.
Когда же произошло упорное сражение и дело Антиоха превозмогало, то Арсиноя, распустив волосы, с плачем и слезами ходила по войскам, усильно убеждая, чтобы храбрее сражались за себя, за детей и жен, и обещая, если победят, дать каждому по две мины золота.
И так случилось, что противники поражены были в рукопашном бое, и многие взяты в плен.
Достигнув своей цели, Филопатор рассудил пройти по ближним городам, чтобы ободрить их.
Исполнив это и снабдив капища дарами, он одушевил мужеством подвластных ему.
Когда потом Иудеи отправили к нему от совета и старейшин послов поздравить его, поднести дары и изъявить радость о случившемся, то он пожелал как можно скорее прийти к ним.
Прибыв же в Иерусалим, он принес жертву великому Богу, воздал благодарение и прочее исполнил, приличествующее священному месту;
и когда вошел туда, то изумлен был величием и благолепием и, удивляясь благоустройству храма, пожелал войти во святилище.
Ему сказали, что не следует этого делать, ибо никому и из своего народа непозволительно входить туда, и даже священникам, но только одному начальствующему над всеми первосвященнику, и притом однажды в год; но он никак не хотел слушать.
Прочитали ему закон, но и тогда не оставил он своего намерения, говоря, что он должен войти: пусть они будут лишены этой чести, но не я. И спрашивал, почему, когда он входил в храм, никто из присутствовавших не возбранил ему?
И когда некто неосмотрительно сказал, что это худо было сделано, он отвечал: но когда это уже сделано, по какой бы то ни было причине, то не должно ли ему во всяком случае войти, хотят ли они того, или не хотят.
Тогда священники в священных одеждах пали ниц и молились великому Богу, чтобы Он помог им в настоящей крайности и удержал стремление насильственно вторгающегося; храм наполнился воплем и слезами, а остававшиеся в городе сбежались в смущении, полагая, что случилось нечто необычайное.
И заключенные в своих покоях девы выбегали с матерями и, посыпая пеплом и прахом головы, оглашали улицы рыданиями и стонами.
Другие же во всем наряде, оставив приготовленный для встречи брачный чертог и подобающий стыд, беспорядочно бегали по городу.
А матери и кормилицы, оставляя и здесь и там новорожденных детей, иные в домах, другие – на улицах, неудержимо сбегались во всесвятейший храм.
Так разнообразна была молитва собравшихся по случаю святотатственного покушения.
Вместе с тем некоторые из граждан возымели смелость не допускать домогавшегося вторгнуться и исполнить свое намерение. Они воззвали, что нужно взяться за оружие и мужественно умереть за закон отеческий, и произвели в храме великое смятение:
с трудом быв удержаны старейшинами и священниками, они остались в том же молитвенном положении.
Народ, как и прежде, продолжал молиться. Даже бывшие с царем старейшины многократно пытались отвлечь надменный его ум от предпринятого намерения.
Но, исполненный дерзости и все пренебрегший, он уже делал шаг вперед, чтобы совершенно исполнить сказанное прежде.
Видя это, и бывшие с ним начали призывать вместе с нашими Вседержителя, чтобы Он помог в настоящей нужде и не попустил такого беззаконного и надменного поступка.
От совокупного, напряженного и тяжкого народного вопля происходил невыразимый гул.
Казалось, что не только люди, но и самые стены и все основания вопияли, как бы умирая уже за осквернение священного места.
როცა ფილოპატორმა უკან დაბრუნებულთაგან შეიტყო, რომ ანტიოქოსი დაეპატრონა მის კუთვნილ მიწებს, უბრძანა მთელ ლაშქარს - ქვეითებს და მხედრობას, წაიყვანა არსინოე, თავისი და, და გაემართა რაფიას მხარეში, სადაც ანტიოქოსის ჯარები იყო დაბანაკებული.
მაგრამ ვიღაც თეოდოტოსმა გადაწყვიტა ჩანაფიქრის შესრულება: წამოიყვანა მისდამი პტოლემეოსის განკარგულებით მინდობილი შეიარაღებული ხალხი და ღამით პტოლემეოსის კარავში შეაღწია, რათა პირისპირ მისჭროდა და მოეკლა მეფე და ამით ბოლო მოეღო ომისთვის.
მაგრამ დააღალატა იგი დოსითეოსმა, დრიმილოსის ძემ, ტომით იუდაელმა, რომელმაც მოგვიანებით უარყო რჯული და მამა-პაპის მცნებებს უცხოური ამჯობინა. მან შეუშვა კარავში ვიღაც უაზნო კაცი, რათა პტოლემეოსისთვის გამიზნული სასჯელი მას დასტეხოდა თავს.
როცა მოხდა სასტიკი ბრძოლა და ანტიოქოსს საქმეები გამოუსწორდა, არსინოემ მოიარა ჯარები, ცრემლებითა და მუდარით, თმაგაშლილი ემუდარებოდა მათ, მხნედ ებრძოლათ საკუთარ თავისთვის, საკუთარი შვილებისა და ცოლებისთვის. გამარჯვებულებს იგი თითოეულს ორ მნა ოქროს აღუთქვამდა.
ხელჩართულ ბრძოლაში მტერმა მარცხი განიცადა და ბევრი ჩავარდა ტყვედ.
საწადელი რომ აღისრულა, პტოლემეოსმა განიზრახა, მეზობელ ქალაქებშიც ჩასაულიყო და გაემხნევებინა ისინი.
ეს რომ გააკეთა და სალოცავებშიც ძღვენი ჩამოარიგა, გაამხნევა ქვეშევრდომებიც.
როცა იუდაელებმა საბჭოსგან და უხუცესთაგან გაუგზავნა მას ელჩები მისალოცად, ძღვენის მისართმევად და სიხარულის გამოსახატავად მომხდარი ამბების გამო, მანაც მოისურვა, რაც შეიძლება მალე შეხვედროდა მათ.
იერუსალიმში რომ ჩავიდა, მსხვერპლი შესწირა და მადლი მიაგო უზენაეს ღმერთს; ყველაფერი შეასრულა, რაც ამ ადგილს ეკადრებოდა. როცა ამ ადგილზე მოხვდა და მისი დიდებულებითა და მშვენებით მოიხიბლა,
საწმიდარის ჰაეროვნებით განცვიფრებულმა წმიდათა წმიდაში შესვლა მოისურვა.
უთხრეს: წესი არ არის, არა მარტო ჩვენს ხალხს ეკრძალებათ იქ შესვლა, არამედ მღვდლებსაც კი; მხოლოდ მღვდელმთავარს აქვს ამის ნება და ისიც წელიწადში ერთხელ. მაგრამ ვერაფრით ვერ დაარწმუნეს მეფე.
გააცნეს რჯულიც, მაგრამ არც ამან გადაათქმევინა მეფეს განზრახული. ამბობდა, რომ მას უფლება აქვს, შევიდეს ტაძარში. თუ ისინი მოკლებული არიან ამ პატივს, მე არაფერი დამაბრკოლებსო.
იკითხა, თუ რატოშ არავინ არ შეაჩერა იქ მყოფთაგან, როცა სხვა კვრივებში შედიოდა.
მაშინ ვიღაცას დაუფიქრებლად წამოსცდა, ცუდი იყო, ასე რომ მოხდაო.
რაკი ეს უკვე მოხდა, თქვა მეფემ, რაღაც მიზეზის გამო, რატომ არ შევიდე იმისდა მიუხედავად, გსურთ თქვენ ეს თუ არა?
მაშინ მღვდლები, სრულად შემოსილნი, დაემხნენ მიწაზე, შეწევნას თხოვდნენ უზენაეს ღმერთს, რათა დაეოკებინა ბოროტი ზრახვებით შემოჭრილი მოძალადე, და მოთქმითა და ცრემლებით აავსეს ტაძარი.
ქალაქში დარჩენილნი, შეშფოთებულები გამოცვივდნენ გარეთ; იფიქრეს, რაღაც უცნაური რამ მოხდაო.
თავიანთ ოთახებში ჩაკეტილი ქალწულები დედებთან ერთად გამორბოდნენ, ნაცარს იყრიდნენ თმებზე, მოთქმა-გოდებით ავსებდნენ ქუჩებს.
საქორწინოდ მოკაზმული ქალიშვილები სტოვებდნენ სიძესთან შესახვედრად გამზადებულ სანთიობებს და კდემადაკარგულნი უწესოდ დარბოდნენ ქალაქში.
დედები და ძიძები ტოვებდნენ ახალშობილ ბავშვებს, ზოგი სახლში, ზოგიც ქუჩაში და უკანმიუხედავად გარბოდნენ უზენაესი ტაძრისკენ.
მრავალგვარი იყო ვედრება ტაძართან თავმოყრილი ხალხისა მეფის მკრეხელური განზრახვის გამო.
ზოგი მოქალაქე შეეცადა კიდეც, ხელი შეეშალა მეფისთვის განზრახულის შესრულებაში.
მოუწოდეს ხალხს, იარაღი აეღოთ და თავი შეეწირათ რჯულის დასაცავად, და არეულობა გამოიწვიეს წმიდა ადგილას. მაგრამ უხუცესებმა და მღვდლებმა დააშოშმინეს და ისინიც სხვებივით ლოცვა-ვედრებას მოჰყვნენ.
ხალხი კვლავ ლოცულობდა,
მეფესთან მყოფი უხუცესები კი ყველანაირად ცდილობდნენ დაეყოლიებინათ მეფე, ხელი აეღო თავხედურ განზრახვაზე,
მაგრამ გაკადნიერებული მეფე, ყველაფრის უგუბელმყოფელი, წინ მიიწევდა, რათა ბოლომდე შეესრულვბინა ნათქვამი.
ამის შემხედვარე მეფის თანმხლებმა პირებმა ჩვენიანებთან ერთად დაიწყეს ლოცვა ყოვლადძლიერისადმი, რათა ეხსნა ისინი გასაჭირისგან, არ ენახვებინა მათთვის ურჯულო და კადნიერი საქმე.
ერთი გუგუნი იდგა სასოწარკვეთილი ხალხის გაბმული მოთქმისა და შეძახილებისგან.
კაცს ეგონებოდა, რომ არა მხოლოდ ადამიანები გამოსცემენ ხმას, არამედ კედლებიცა და მთელი არემარეც. ამ დროს ყველას სიკვდილი ერჩია ადგილის შეგინებას.
Толкования стиха Скопировать ссылку Скопировать текст Добавить в избранное
Библ. энциклопедия Библейский словарь Словарь библ. образов Практическая симфония
Цитата из Библии каждое утро
TG: t.me/azbible
Viber: vb.me/azbible