мно́гъ ми́ръ улуча́юще тобо́ю, и исправле́нiя быва́емая язы́ку сему́ твои́мъ промышле́нiемъ, вся́кимъ же о́бразомъ и вездѣ́ прiе́млемъ, держа́вный Фи́ликсе, со вся́кимъ благодаре́нiемъ:

но да не мно́жае стужа́ю тебѣ́, молю́ тя послу́шати на́съ вкра́тцѣ твое́ю кро́тостiю:

обрѣто́хомъ бо му́жа сего́ губи́теля и дви́жуща противле́нiе всѣ́мъ Иуде́емъ живу́щымъ по вселе́ннѣй и предста́теля [су́ща] Назоре́йстѣй е́реси,

и́же и це́рковь покуси́ся оскверни́ти, его́же и я́хомъ и по зако́ну на́шему хотѣ́хомъ суди́ти ему́:

прише́дъ же Лисі́а ты́сящникъ, мно́гою си́лою от ру́къ на́шихъ исхити́ его́ и къ тебѣ́ посла́,

повелѣ́въ [и на́мъ] пое́млющымъ на́нь ити́ къ тебѣ́: ^*от него́же возмо́жеши са́мъ разсуди́въ о всѣ́хъ си́хъ позна́ти, о ни́хже мы́ пое́млемъ на́нь.

Сложи́шася же и Иуде́е, глаго́люще си́мъ та́ко бы́ти.

Отвѣща́ же Па́велъ, поману́вшу ему́ иге́мону глаго́лати: от мно́гихъ лѣ́тъ су́ща тя́ судiю́ пра́ведна язы́ку сему́ свѣ́дый, благоду́шнѣе я́же о мнѣ́ отвѣща́ю,

могу́щу ти́ разумѣ́ти, я́ко не мно́жае ми́ е́сть дні́й двана́десятихъ, отне́лѣже взыдо́хъ поклони́тися во Иерусали́мъ:

и ни въ це́ркви обрѣто́ша мя́ къ кому́ глаго́люща или́ развра́тъ творя́ща наро́ду, ни въ со́нмищихъ, ни во гра́дѣ,

ниже́ довести́ мо́гутъ, ели́ка тебѣ́ ны́нѣ на мя́ глаго́лютъ:

исповѣ́дую же тебѣ́ сiе́, я́ко въ пути́, его́же сі́и глаго́лютъ е́ресь, та́ко служу́ оте́ческому Бо́гу, вѣ́руя всѣ́мъ су́щымъ въ зако́нѣ и проро́цѣхъ пи́санымъ,

упова́нiе имы́й на Бо́га, я́ко воскресе́нiе хо́щетъ бы́ти ме́ртвымъ, пра́ведникомъ же и грѣ́шникомъ, его́же и са́ми сі́и ча́ютъ:

о се́мъ же и а́зъ подвиза́юся, непоро́чну со́вѣсть имѣ́ти всегда́ предъ Бо́гомъ же и человѣ́ки:

по лѣ́тѣхъ же мно́гихъ прiидо́хъ сотвори́ти ми́лостыни во язы́къ мо́й и приноше́нiя:

въ ни́хже обрѣто́ша мя́ очище́нна въ це́ркви, ни съ наро́домъ, ниже́ съ молво́ю,

нѣ́цыи от Асі́и Иуде́е, и́мже подоба́ше предъ тя́ прiити́ и глаго́лати, а́ще и́мутъ что́ на мя́:

или́ са́ми ті́и да глаго́лютъ, а́ще ку́ю обрѣто́ша во мнѣ́ непра́вду, ста́вшу ми́ въ со́нмищи,

ра́звѣ еди́наго сего́ гла́са, и́мже возопи́хъ стоя́ въ ни́хъ, я́ко о воскресе́нiи ме́ртвыхъ а́зъ су́дъ прiе́млю дне́сь от ва́съ.

Слы́шавъ же сiя́ Фи́ликсъ отвѣща́ {отрече́} и́мъ, извѣ́стнѣе увѣ́дѣвъ я́же о пути́ се́мъ, глаго́ля: егда́ Лисі́а ты́сящникъ прiи́детъ, разсужду́ я́же о ва́съ.

Повелѣ́ же со́тнику стрещи́ Па́вла, и имѣ́ти осла́бу, и ни еди́ному же возбраня́ти от свои́хъ ему́ служи́ти или́ приходи́ти къ нему́.

По дне́хъ же нѣ́кiихъ прише́дъ Фи́ликсъ со Друси́ллiею жено́ю свое́ю су́щею Иуде́анынею, призва́ Па́вла, да слы́шитъ от него́ вѣ́ру, я́же во Христа́ Иису́са.

Глаго́лющу же ему́ о пра́вдѣ и о воздержа́нiи и о судѣ́ хотя́щемъ бы́ти, пристра́шенъ бы́въ Фи́ликсъ отвѣща́: ны́нѣ у́бо иди́, вре́мя же получи́въ призову́ тя.

Вку́пѣ же и надѣ́яся, я́ко мзда́ да́стся ему́ от Па́вла, я́ко да отпу́ститъ его́: тѣ́мже и ча́сто призыва́я его́, бесѣ́доваше съ ни́мъ.

Двѣма́ же лѣ́тома сконча́вшемася прiя́тъ измѣне́нiе Фи́ликсъ Поркі́а Фи́ста: хотя́ же уго́дное сотвори́ти Иуде́емъ Фи́ликсъ, оста́ви Па́вла свя́зана.

Греческий [Greek (Koine)]

μετὰ δὲ πέντε ἡμέρας κατέβη ὁ ἀρχιερεὺς Ἁνανίας μετὰ πρεσβυτέρων τινῶν καὶ ῥήτορος Τερτύλλου τινός οἵτινες ἐνεφάνισαν τῷ ἡγεμόνι κατὰ τοῦ Пαύλου

κληθέντος δὲ αὐτοῦ ἤρξατο κατηγορεῖν ὁ Τέρτυλλος λέγων^–

^–πολλῆς εἰρήνης τυγχάνοντες διὰ σοῦ καὶ διορθωμάτων γινομένων τῷ ἔθνει τούτῳ διὰ τῆς σῆς προνοίας
³πάντῃ τε καὶ πανταχοῦ ἀποδεχόμεθα κράτιστε φῆλιξ μετὰ πάσης εὐχαριστίας

ἵνα δὲ μὴ ἐπὶ πλεῖόν σε ἐγκόπτω παρακαλῶ ἀκοῦσαί σε ἡμῶν συντόμως τῇ σῇ ἐπιεικείᾳ

εὑρόντες γὰρ τὸν ἄνδρα τοῦτον λοιμὸν καὶ κινοῦντα στάσεις πᾶσιν τοῖς Ἰουδαίοις τοῖς κατὰ τὴν οἰκουμένην πρωτοστάτην τε τῆς τῶν Ναζωραίων αἱρέσεως

ὃς καὶ τὸ ἱερὸν ἐπείρασεν βεβηλῶσαι ὃν καὶ ἐκρατήσαμεν

^*παρ᾿ οὗ δυνήσῃ αὐτὸς ἀνακρίνας περὶ πάντων τούτων ἐπιγνῶναι ὧν ἡμεῖς κατηγοροῦμεν αὐτοῦ

συνεπέθεντο δὲ καὶ οἱ Ἰουδαῖοι φάσκοντες ταῦτα οὕτως ἔχειν

ἀπεκρίθη τε ὁ Пαῦλος νεύσαντος αὐτῷ τοῦ ἡγεμόνος λέγειν ἐκ πολλῶν ἐτῶν ὄντα σε κριτὴν τῷ ἔθνει τούτῳ ἐπιστάμενος εὐθύμως τὰ περὶ ἐμαυτοῦ ἀπολογοῦμαι

δυναμένου σου ἐπιγνῶναι ὅτι οὐ πλείους εἰσίν μοι ἡμέραι δώδεκα ἀφ᾿ ἧς ἀνέβην προσκυνήσων εἰς Ἰερουσαλήμ

καὶ οὔτε ἐν τῷ ἱερῷ εὗρόν με πρός τινα διαλεγόμενον ἢ ἐπίστασιν ποιοῦντα ὄχλου οὔτε ἐν ταῖς συναγωγαῖς οὔτε κατὰ τὴν πόλιν

οὐδὲ παραστῆσαι δύνανταί σοι περὶ ὧν νυνὶ κατηγοροῦσίν μου

ὁμολογῶ δὲ τοῦτό σοι ὅτι κατὰ τὴν ὁδὸν ἣν λέγουσιν αἵρεσιν οὕτως λατρεύω τῷ πατρῴῳ θεῷ πιστεύων πᾶσι τοῖς κατὰ τὸν νόμον καὶ τοῖς ἐν τοῖς προφήταις γεγραμμένοις

ἐλπίδα ἔχων εἰς τὸν θεόν ἣν καὶ αὐτοὶ οὗτοι προσδέχονται ἀνάστασιν μέλλειν ἔσεσθαι δικαίων τε καὶ ἀδίκων

ἐν τούτῳ καὶ αὐτὸς ἀσκῶ ἀπρόσκοπον συνείδησιν ἔχειν πρὸς τὸν θεὸν καὶ τοὺς ἀνθρώπους διὰ παντός

δι᾿ ἐτῶν δὲ πλειόνων ἐλεημοσύνας ποιήσων εἰς τὸ ἔθνος μου παρεγενόμην καὶ προσφοράς

ἐν αἷς εὗρόν με ἡγνισμένον ἐν τῷ ἱερῷ οὐ μετὰ ὄχλου οὐδὲ μετὰ θορύβου

τινὲς δὲ ἀπὸ τῆς Ἀσίας Ἰουδαῖοι οὓς ἔδει ἐπὶ σοῦ παρεῖναι καὶ κατηγορεῖν εἴ τι ἔχοιεν πρὸς ἐμέ

ἢ αὐτοὶ οὗτοι εἰπάτωσαν τί εὗρον ἀδίκημα στάντος μου ἐπὶ τοῦ συνεδρίου

ἢ περὶ μιᾶς ταύτης φωνῆς ἧς ἐκέκραξα ἐν αὐτοῖς ἑστὼς ὅτι περὶ ἀναστάσεως νεκρῶν ἐγὼ κρίνομαι σήμερον ἐφ᾿ ὑμῶν

ἀνεβάλετο δὲ αὐτοὺς ὁ φῆλιξ ἀκριβέστερον εἰδὼς τὰ περὶ τῆς ὁδοῦ εἴπας ὅταν Λυσίας ὁ χιλίαρχος καταβῇ διαγνώσομαι τὰ καθ᾿ ὑμᾶς

διαταξάμενος τῷ ἑκατοντάρχῃ τηρεῖσθαι αὐτὸν ἔχειν τε ἄνεσιν καὶ μηδένα κωλύειν τῶν ἰδίων αὐτοῦ ὑπηρετεῖν αὐτῷ

μετὰ δὲ ἡμέρας τινὰς παραγενόμενος ὁ φῆλιξ σὺν Δρουσίλλῃ τῇ ἰδίᾳ γυναικὶ οὔσῃ Ἰουδαίᾳ μετεπέμψατο τὸν Пαῦλον καὶ ἤκουσεν αὐτοῦ περὶ τῆς εἰς Χριστὸν Ἰησοῦν πίστεως

διαλεγομένου δὲ αὐτοῦ περὶ δικαιοσύνης καὶ ἐγκρατείας καὶ τοῦ κρίματος τοῦ μέλλοντος ἔμφοβος γενόμενος ὁ Φῆλιξ ἀπεκρίθη τὸ νῦν ἔχον πορεύου καιρὸν δὲ μεταλαβὼν μετακαλέσομαί σε

ἅμα καὶ ἐλπίζων ὅτι χρήματα δοθήσεται αὐτῷ ὑπὸ τοῦ Пαύλου διὸ καὶ πυκνότερον αὐτὸν μεταπεμπόμενος ὡμίλει αὐτῷ

διετίας δὲ πληρωθείσης ἔλαβεν διάδοχον ὁ Φῆλιξ Пόρκιον Φῆστον θέλων τε χάριτα καταθέσθαι τοῖς Ἰουδαίοις ὁ Φῆλιξ κατέλιπε τὸν Пαῦλον δεδεμένον

Немецкий (GNB)

Nach fünf Tagen kam der Oberste Priester Hananias mit einigen Ratsältesten und dem Anwalt Tertullus nach Cäsarea. Sie erhoben beim Statthalter Felix Anklage gegen Paulus.

Als man Paulus gerufen hatte, begann Tertullus seine Anklagerede:

»Hochverehrter Felix! Dein Verdienst ist es, dass wir schon so lange in Frieden leben. Deiner Umsicht verdanken wir auch eine ganze Reihe von wichtigen Reformen in unserem Land. Das erkennen wir in tiefer Dankbarkeit an, wo und wann immer sich die Gelegenheit bietet.

Ich will aber jetzt deine kostbare Zeit nicht unnötig in Anspruch nehmen und bitte dich, uns für einen Augenblick freundlich anzuhören.

Wir haben festgestellt, dass dieser Paulus so gefährlich ist wie die Pest. Als Haupträdelsführer der Nazarener-Sekte stiftet er die Juden in der ganzen Welt zum Aufruhr an.

Er hat auch versucht, den Tempel zu entweihen. Dabei haben wir ihn festgenommen.

[]

Wenn du ihn verhörst, wird er dir gegenüber alles zugeben müssen, was wir ihm vorwerfen.«

Die anderen Juden schlossen sich der Anklage an und bestätigten alles.

Mit einem Zeichen forderte der Statthalter Paulus zum Reden auf, und der begann:

»Weil ich weiß, dass du seit vielen Jahren in diesem Land der oberste Richter bist, gehe ich voll Zuversicht daran, mich zu verteidigen.

Wie du leicht nachprüfen kannst, bin ich erst vor zwölf Tagen nach Jerusalem gekommen, um dort im Tempel anzubeten.

Niemand hat gesehen, dass ich diskutiert oder die Leute aufgehetzt hätte, weder im Tempel noch in den Synagogen noch sonst wo in der Stadt.

Für das, was mir hier vorgeworfen wird, gibt es keinerlei Beweise.

Das allerdings bekenne ich offen vor dir: Ich diene dem Gott unserer Vorfahren in der Weise, wie es jener neuen Richtung entspricht, die sie als Sekte bezeichnen. Doch genau auf diese Weise diene ich ihm wirklich! Ich erkenne alles an, was im Gesetz Moses und in den Prophetenbüchern steht.

Ich habe die gleiche feste Hoffnung auf Gott wie sie, nämlich dass er die Toten auferwecken wird, die Guten wie die Bösen.

Und aus diesem Grund bemühe auch ich mich, immer ein reines Gewissen zu haben vor Gott und den Menschen.

Nach vielen Jahren im Ausland war ich nun nach Jerusalem zurückgekommen. Ich wollte Geldspenden für mein Volk übergeben und Gott Opfer darbringen.

Da sahen mich einige Juden aus der Provinz Asien im Tempel, als ich mich gerade auf ein Opfer vorbereitete; ich hatte keine Anhä

nger um mich gesammelt, es gab auch keinen Aufruhr. Diese Leute sollten jetzt eigentlich hier sein und ihre Klage vorbringen, wenn sie mir etwas vorzuwerfen haben!

Du kannst aber auch diese Männer hier fragen, was für ein Vergehen sie mir im Verhör vor dem Rat der Juden denn nachweisen konnten.

Es könnte höchstens der eine Satz sein, den ich dem versammelten Rat zurief: ́Ich stehe heute vor eurem Gericht, weil ich glaube, dass die Toten auferstehen.́«

Felix, der über die christliche Lehre ziemlich genau Bescheid wusste, ließ die Verhandlung abbrechen und sagte: »Der Fall wird entschieden, sobald der Kommandant Lysias aus Jerusalem eintrifft.«

Er ließ Paulus wieder abführen, befahl aber dem Hauptmann, dem Gefangenen einige Erleichterungen zu gewähren. Seine Freunde sollten die Erlaubnis haben, ihn zu versorgen.

Einige Tage später erschien Felix zusammen mit seiner Frau Drusilla, einer Jüdin, in seinem Amtssitz und ließ Paulus aus dem Gefängnis zu sich bringen; denn er wollte noch mehr über den Glauben an Jesus Christus erfahren.

Als aber Paulus zuletzt von einem Leben nach Gottes Geboten, von der Zügelung der Leidenschaften und vom kommenden Gericht Gottes sprach, wurde es Felix unbehaglich und er sagte: »Für diesmal ist es genug, du kannst jetzt gehen! Wenn ich wieder Zeit habe, lasse ich dich holen.«

Er hoffte auch im Stillen, von Paulus Bestechungsgelder zu bekommen. Darum ließ er ihn von Zeit zu Zeit rufen und unterhielt sich mit ihm.

Als Felix zwei Jahre später durch Porzius Festus abgelöst wurde, wollte er den Juden noch einen Gefallen tun und ließ Paulus im Gefängnis.

Узбекский

Языки

Орадан беш кун ўтгандан кейин, олий руҳоний Ҳанания ва баъзи оқсоқоллар Тертулл исмли бир ҳуқуқшунос билан Кесария шаҳрига келишиб, Павлусни қоралайдиган арзларини ҳокимга баён этишди.

Павлус чақирилгач, Тертулл айблашни бошлади:

“Эй муҳтарам Феликс, халқимизнинг ободончилигига ғамхўрлик қилар экансиз, ўз соянгизда осойишталикка эришганимизни ҳар доим ва ҳар ерда беҳад миннатдорчилик ила тан оламиз.

Сизни кўп овора қилмаслик учун, ўзингизга хос бўлган меҳрибонлик ила бизнинг мухтасар сўзимизни эшитишингизни илтимос қиламан.

Биз бу одамни жамиятнинг марази деб биламиз. Мана у насронийлар бидъатининг намояндаси бўлиб, дунёнинг барча яҳудийларини оёқлантирмоқда.

У маъбадимизни ҳам ҳаром этишга қўл кўтарган вақтдаёқ, биз уни тутиб, ўз қонунимизга кўра суд қилмоқчи бўлдик.

Лекин мингбоши Лисий келиб, уни зўрлик билан қўлимиздан тортиб олиб, сизнинг қошингизга юборди.

Уни айбловчи бизнинг ҳам сизнинг ҳузурингизга келишимизни буюрди. Бу кишини сўроқ қилсангиз, биз уни нималарда айблашимизни унинг ўзидан билиб олишингиз мумкин”.

Ҳозир бўлган барча яҳудийлар ҳам айтилганларнинг тўғрилигини билдириб, Павлусга қўйилган айбни тасдиқлардилар.

Ҳоким Павлусга гапириши учун ишора этгач, у сўз бошлади:“Сиз кўп йиллардан бери бу халққа ҳаққоний қози бўлганингизни билганим учун, мен ўз ишимни бемалол ҳимоя қиламан.

Ўзингиз билиб олишингиз мумкин: менинг сиғиниш учун Қуддусга келганимга ўн икки кундан ошгани йўқ.

На маъбадда, на ибодатхоналарда ва на Қуддус шаҳрида бирон киши билан баҳс қилганим ёки халқ орасига ғулғула солганимни улар кўришмади.

Ҳозир ҳам мени айблашларида бирон бир асос борлигини исбот қилишолмайди.

Ҳузурингизда шуни эътироф этаманки, улар бидъат деб атаган Йўлнинг избосари ўлароқ, ота-боболарим сиғинган Худойи Таолонинг ҳақиқий бандасиман. Таврот ва Пайғамбарлар китобида ёзилганларнинг ҳаммасига инонаман.

Айбловчиларимнинг ўзлари ҳам тан олганидек, мен солиҳ билан фосиқларни тирилтирадиган Худога қаттиқ эътиқод қиламан.

Шунинг учун ҳам Худо билан инсонлар олдида доим виждонимни соф сақлашга тиришаман.

Орадан кўп йиллар ўтгандан кейин, халқим шарафига хайр-садақа ва қурбонликлар бағишлаш учун Қуддусга қайтиб бордим.

Бу вақтда мени маъбадда таҳорат қилаётган ҳолатда топдилар; ҳолбуки, у ерда оломон ҳам, шовқин ҳам йўқ эди.

Фақат асиялик баъзи бир яҳудийлар бор эди. Аслида ўша одамлар бу ерга келиб, бирон шикоятлари бўлса, ҳузурингизда мени айблашлари керак эди.

Ёки бу ердагиларнинг ўзлари айтишсин, яҳудийларнинг Олий Кенгаши олдида турганимда менда қандай ҳақсизлик топишган экан?

Мен уларнинг орасида туриб, баланд овозда: “Ўликларнинг тирилишига ишонганим учун бугун олдингизда ҳукм қилиняпман”, – деб айтдим. Эҳтимол, шу сўзим учун айбдор саналсам керак?”

Шунда Феликс: “Мингбоши Лисий келганидан кейин ишларингни синчиклаб текшираман”, – деб муҳокамани кейинга қолдирди. Феликс ўзи Исонинг йўли борасида анча хабардор эди.

Павлусни юзбошига топшириб: “Қамаб қўйилсин, лекин енгиллик берилсин, унга хизмат қилмоқчи бўлган дўстларига ҳеч қаршилик қилинмасин”, деб буюрди.

Бир неча кундан кейин Феликс яҳудий хотини Друсилла билан келди. Павлусни чақиртириб, Исо Масиҳга ишониш тўғрисида уни тинглади.

Павлус ҳақиқат, нафсни тийиш ва қиёмат-қойим ҳақида гапирганда, Феликснинг юраги чўчиб кетди. “Энди боргин, вақт топганимда сени яна чақираман”, – деди.

Айни замонда, Павлус озод бўлиши учун менга пора беради деган умидда уни тез-тез суҳбатга чақирадиган бўлди.

Икки йилдан сўнг Феликснинг ўрнига Порций Фест келди. Феликс яҳудийларнинг кўнглини олмоқчи бўлиб, Павлусни қамоқда қолдирди.