И даде́ Госпо́дь въ ру́цѣ его́ Иоаки́ма царя́ Иу́дина и от ча́сти сосу́довъ хра́ма Бо́жiя. И принесе́ я́ въ зе́млю Сеннаа́ръ въ до́мъ бо́га своего́ и сосу́ды внесе́ въ до́мъ сокро́вищный бо́га своего́.

И рече́ ца́рь ко Асфане́зу, старѣ́йшинѣ евну́ховъ свои́хъ, ввести́ от сыно́въ плѣ́на Изра́илева и от пле́мене ца́рска и от князе́й

ю́ношы, на ни́хже нѣ́сть поро́ка, и добры́ зра́комъ и смы́слены во вся́цѣй прему́дрости, и вѣ́дущыя умѣ́нiе и размышля́ющыя ра́зумъ, и и́мже е́сть крѣ́пость въ ни́хъ, е́же предстоя́ти въ дому́ предъ царе́мъ и научи́ти я́ кни́гамъ и язы́ку Халде́йску.

И повелѣ́ и́мъ [дая́ти] ца́рь по вся́ дни́ от трапе́зы царе́вы и от вина́ питiя́ своего́ и корми́ти и́хъ лѣ́та три́, и пото́мъ ста́ти предъ царе́мъ.

И бы́сть въ ни́хъ от сыно́въ Иу́диныхъ данiи́лъ и Ана́нiа, и аза́рiа и Мисаи́лъ.

И возложи́ и́мъ имена́ старѣ́йшина евну́ховъ: данiи́лу Валтаса́ръ, и Ана́нiи седра́хъ, и Мисаи́лу Миса́хъ, аза́рiи же Авденаго́.

И положи́ данiи́лъ на се́рдцы свое́мъ, е́же не оскверни́тися от трапе́зы царе́вы и от вина́ питiя́ его́, и моли́ старѣ́йшину евну́ховъ, я́ко да не оскверни́тся.

И вдаде́ Бо́гъ данiи́ла въ ми́лость и въ щедро́ты предъ старѣ́йшиною евну́ховъ.

И рече́ старѣ́йшина евну́ховъ данiи́лу: бою́ся а́зъ господи́на моего́ царя́, заповѣ́давшаго о пи́щи ва́шей и питiи́ ва́шемъ, да не когда́ уви́дитъ лица́ ва́ша уны́ла па́че отроко́въ све́рстниковъ ва́шихъ, и осу́дите главу́ мою́ царю́.

И рече́ данiи́лъ ко Амелса́ру, его́же приста́ви старѣ́йшина евну́ховъ къ данiи́лу и Ана́нiи, и аза́рiи и Мисаи́лу:

искуси́ о́троки твоя́ до десяти́ дні́й, и да дадя́тъ на́мъ от сѣ́менъ земны́хъ, да яди́мъ, и во́ду да пiе́мъ:

и да явя́тся предъ тобо́ю ли́ца на́ша и ли́ца отроко́въ яду́щихъ от трапе́зы царе́вы, и я́коже у́зриши, сотвори́ со о́троки твои́ми.

И послу́ша и́хъ и искуси́ я́ до десяти́ дні́й.

По сконча́нiи же десяти́хъ дні́й, яви́шася ли́ца и́хъ бла́га и крѣ́пка пло́тiю па́че отроко́въ яду́щихъ от трапе́зы царе́вы.

И бы́сть Амелса́ръ отъе́мля я́ди и́хъ и вино́ питiя́ и́хъ и дая́ше и́мъ сѣ́мена.

И четы́ремъ отроко́мъ си́мъ и́мъ даде́ и́мъ Бо́гъ смы́слъ и му́дрость во вся́цѣй кни́жнѣй прему́дрости: данiи́лъ же разу́менъ бы́сть во вся́цѣмъ видѣ́нiи и со́нiихъ.

И по сконча́нiи тѣ́хъ дні́й, въ ня́же рече́ ца́рь привести́ я́, введе́ я́ старѣ́йшина евну́ховъ предъ Навуходоно́сора.

И бесѣ́дова съ ни́ми ца́рь, и не обрѣто́шася от всѣ́хъ и́хъ подо́бни данiи́лу и Ана́нiи, и аза́рiи и Мисаи́лу: и ста́ша предъ царе́мъ.

И во вся́цѣмъ глаго́лѣ прему́дрости и умѣ́нiя, о ни́хже вопроша́ше от ни́хъ ца́рь, обрѣ́те я́ десятери́цею па́че всѣ́хъ обая́телей и волхво́въ су́щихъ во все́мъ ца́рствѣ его́.

И бы́сть данiи́лъ да́же до пе́рваго лѣ́та ки́ра царя́.

Въ лѣ́то второ́е ца́рства Навуходоно́сорова, со́нiе ви́дѣ Навуходоно́соръ, и ужасе́ся ду́хъ его́, и со́нъ его́ отступи́ от него́:

и рече́ ца́рь призва́ти обая́телей и волхво́въ, и чародѣ́евъ и халде́евъ, е́же возвѣсти́ти царю́ со́нъ его́. И прiидо́ша и ста́ша предъ царе́мъ.

И рече́ и́мъ ца́рь: ви́дѣхъ со́нъ, и ужасе́ся ду́хъ мо́й, е́же уразумѣ́ти со́нъ.

И глаго́лаше халде́е Си́рски царе́ви: царю́, во вѣ́ки живи́: ты́ повѣ́ждь со́нъ рабо́мъ твои́мъ, и сказа́нiе его́ возвѣсти́мъ ти́.

Отвѣща́ же ца́рь халде́омъ и рече́: сло́во отступи́ло е́сть от мене́: а́ще у́бо не возвѣстите́ ми́ сна́ и сказа́нiя его́, въ па́губу бу́дете, и до́мове ва́ши разгра́бятся:

а́ще же со́нъ и сказа́нiе его́ возвѣстите́ мнѣ́, дая́нiя и да́ры и че́сть мно́гу прiи́мете от мене́: то́чiю со́нъ и сказа́нiе его́ возвѣсти́те мнѣ́.

И отвѣща́ша второ́е и рѣ́ша: ца́рь да повѣ́сть со́нъ рабо́мъ свои́мъ, и сказа́нiе его́ возвѣсти́мъ ему́.

И отвѣща́ ца́рь и рече́: пои́стиннѣ вѣ́мъ а́зъ, я́ко вре́мя вы́ [то́чiю] искупу́ете, поне́же ви́дите, я́ко отступи́ло е́сть сло́во от мене́:

а́ще у́бо сна́ не возвѣстите́ мнѣ́, вѣ́мъ, я́ко сло́во ло́жно и растлѣ́нно совѣща́стеся рещи́ предо мно́ю, до́ндеже вре́мя мине́тъ: со́нъ мо́й повѣ́дите мнѣ́, и увѣ́мъ, я́ко и сказа́нiе его́ возвѣстите́ мнѣ́.

Отвѣща́ша же па́ки халде́е предъ царе́мъ и рѣ́ша: нѣ́сть человѣ́ка на земли́, и́же сло́во царе́во возмо́жетъ возвѣсти́ти, я́ко вся́къ ца́рь вели́кiй и кня́зь не вопроша́етъ сицева́го словесе́ обая́теля, волхва́ и халде́а:

поне́же сло́во, его́же вопроша́етъ ца́рь, тя́жко, и нѣ́сть друга́го, и́же возвѣсти́тъ е́ предъ царе́мъ, но то́чiю бо́зи, и́хже нѣ́сть житiе́ со вся́кою пло́тiю.

Тогда́ ца́рь въ я́рости и во гнѣ́вѣ мно́зѣ рече́ погуби́ти вся́ му́дрыя вавило́нскiя.

И изы́де повелѣ́нiе, и му́дрiи убива́хуся: и взыска́ша данiи́ла и друго́въ его́ уби́ти я́.

Тогда́ данiи́лъ отвѣща́ совѣ́тъ и ра́зумъ Арiо́ху архимаги́ру ца́рску, и́же изы́де уби́ти му́дрыхъ Вавило́нскихъ,

и вопроша́ше и́ глаго́ля: кня́же царе́въ, о чесо́мъ изы́де изрѣче́нiе безсту́дное от лица́ царе́ва? Возвѣсти́ же Арiо́хъ сло́во данiи́лу.

Данiи́лъ же вни́де и моли́ царя́, я́ко да вре́мя да́стъ ему́, и сказа́нiе его́ возвѣсти́тъ царю́.

И вни́де данiи́лъ въ до́мъ сво́й и возвѣсти́ сло́во Ана́нiи и аза́рiи и Мисаи́лу, друго́мъ свои́мъ:

и щедро́тъ проша́ху у Бо́га небе́снаго о та́йнѣ се́й, я́ко да не поги́бнутъ данiи́лъ и дру́зiе его́ со про́чiими му́дрыми Вавило́нскими.

Тогда́ данiи́лу во снѣ́ но́щiю та́йна откры́ся: и благослови́ данiи́лъ Бо́га небе́снаго

и рече́: бу́ди и́мя Го́спода Бо́га благослове́но от вѣ́ка и до вѣ́ка, я́ко прему́дрость и смы́слъ и крѣ́пость его́ е́сть,

и то́й премѣня́етъ времена́ и лѣ́та, поставля́етъ цари́ и преставля́етъ, дая́й прему́дрость му́дрымъ и ра́зумъ вѣ́дущымъ смышле́нiе:

то́й открыва́етъ глубо́кая и сокрове́нная, свѣ́дый су́щая во тмѣ́ и свѣ́тъ съ ни́мъ е́сть:

тебѣ́, Бо́же отце́въ мои́хъ, исповѣ́даюся и хвалю́, я́ко прему́дрость и си́лу да́лъ ми́ еси́ и возвѣсти́лъ ми́ еси́, я́же проси́хомъ у тебе́, и видѣ́нiе царе́во возвѣсти́лъ ми́ еси́.

И прiи́де данiи́лъ ко Арiо́ху его́же приста́ви ца́рь погуби́ти му́дрыя Вавило́нскiя, и рече́ ему́: му́дрыхъ Вавило́нскихъ не погубля́й, но введи́ мя предъ царя́, и сказа́нiе сна́ возвѣшу́ ему́.

Тогда́ Арiо́хъ съ потща́нiемъ введе́ данiи́ла предъ царя́ и рече́ ему́: обрѣто́хъ му́жа от плѣ́нникъ жидо́вскихъ, и́же сказа́нiе царю́ возвѣсти́тъ.

И отвѣща́ ца́рь и рече́ данiи́лу, ему́же и́мя Валтаса́ръ: мо́жеши ли ми́ возвѣсти́ти со́нъ, его́же ви́дѣхъ, и сказа́нiе его́?

И отвѣща́ данiи́лъ предъ царе́мъ и рече́: та́йны, ея́же ца́рь вопроша́етъ, нѣ́сть му́дрыхъ, волхво́въ, ниже́ обая́телей газари́новъ [си́ла] возвѣсти́ти царю́:

но е́сть Бо́гъ на небе́си открыва́яй та́йны и возвѣсти́ царю́ Навуходоно́сору, и́мже подоба́етъ бы́ти въ послѣ́днiя дни́. Со́нъ тво́й и видѣ́нiе главы́ твоея́ на ло́жи твое́мъ сiе́ е́сть, царю́:

помышле́нiя твоя́ на ло́жи твое́мъ взыдо́ша, чесому́ подоба́етъ бы́ти по си́хъ, и открыва́яй та́йны яви́ тебѣ́, и́мже подоба́етъ бы́ти:

и мнѣ́ не прему́дростiю су́щею во мнѣ́ па́че всѣ́хъ живу́щихъ та́йна сiя́ откры́ся, но ра́ди того́, я́ко да возвѣщу́ сказа́нiе царю́, да уразумѣ́еши размышле́нiя се́рдца твоего́.

Ты́, царю́ ви́дѣлъ еси́: и се́, тѣ́ло еди́но, ве́лiе тѣ́ло о́но, и обли́чiе его́ высоко́, стоя́що предъ лице́мъ твои́мъ, и о́бразъ его́ стра́шенъ:

тѣ́ло, его́же глава́ от зла́та чи́ста, ру́цѣ и пе́рси и мы́шцы его́ сре́бряны, чре́во и сте́гна мѣ́дяна,

го́лени желѣ́зны, но́зѣ, ча́сть у́бо нѣ́кая желѣ́зна и ча́сть нѣ́кая скуде́льна:

ви́дѣлъ еси́, до́ндеже отто́ржеся ка́мень от горы́ безъ ру́къ, и уда́ри тѣ́ло въ но́зѣ желѣ́зны и скуде́льны, и истни́ и́хъ до конца́:

тогда́ сотро́шася вку́пѣ скуде́ль, желѣ́зо, мѣ́дь, сребро́ и зла́то, и бы́сть я́ко пра́хъ от гумна́ лѣ́тня: и взя́тъ я́ премно́гiй вѣ́тръ, и мѣ́сто не обрѣ́теся и́мъ: ка́мень же порази́вый тѣ́ло бы́сть гора́ вели́ка и напо́лни всю́ зе́млю.

Се́й е́сть со́нъ, а сказа́нiе его́ рече́мъ предъ царе́мъ.

Ты́, царю́, ца́рь царе́й, ему́же Бо́гъ небе́сный ца́рство даде́ крѣ́пко и держа́вно и че́стно:

во вся́цѣмъ мѣ́стѣ, идѣ́же живу́тъ сы́нове человѣ́чи и звѣ́рiе по́льстiи, и пти́цы небе́сныя и ры́бы морскі́я да́лъ е́сть въ ру́ку твою́ и поста́вилъ тя́ властели́на всѣ́мъ: ты́ еси́ глава́ злата́я.

И послѣди́ тебе́ воста́нетъ ца́рство друго́е ме́ншее тебе́, е́же е́сть сребро́, ца́рство же тре́тiе, е́же е́сть мѣ́дь, е́же соодолѣ́етъ все́й земли́,

и ца́рство четве́ртое, е́же бу́детъ крѣ́пко а́ки желѣ́зо: я́коже желѣ́зо стончева́етъ и умягча́етъ вся́, та́кожде и то́ истончи́тъ и истни́тъ вся́.

А я́ко ви́дѣлъ еси́ но́зѣ и пе́рсты, ча́сть у́бо нѣ́кую желѣ́зну, ча́сть же нѣ́кую гли́няну, ца́рство раздѣле́но бу́детъ, и от ко́рене желѣ́зна бу́детъ въ не́мъ, я́коже ви́дѣлъ еси́ желѣ́зо смѣ́шено съ гли́ною:

и пе́рсты ножні́и, ча́сть у́бо нѣ́кая желѣ́зна, ча́сть же нѣ́кая гли́няна, ча́сть нѣ́кая ца́рства бу́детъ крѣпка́ и от него́ бу́детъ сокруше́на.

Я́ко ви́дѣлъ еси́ желѣ́зо смѣ́шено со гли́ною, смѣ́шены бу́дутъ во пле́мени человѣ́чи, и не бу́дутъ прилѣпля́ющеся се́й къ сему́, я́коже желѣ́зо не смѣша́ется со гли́ною.

И во дне́хъ царе́й тѣ́хъ возста́витъ Бо́гъ небе́сный ца́рство, е́же во вѣ́ки не разсы́плется, и ца́рство его́ лю́демъ инѣ́мъ не оста́нется, истни́тъ и развѣ́етъ вся́ ца́рства, то́е же ста́нетъ во вѣ́ки,

я́коже ви́дѣлъ еси́, я́ко отсѣче́ся от горы́ ка́мень безъ ру́къ и истни́ гли́ну, желѣ́зо, мѣ́дь, сребро́, зла́то. Бо́гъ вели́кiй возвѣсти́ царю́, и́мже подоба́етъ бы́ти по си́хъ: и и́стиненъ со́нъ, и вѣ́рно сказа́нiе его́.

Тогда́ ца́рь Навуходоно́соръ паде́ на лице́ и поклони́ся данiи́лу, и рече́ да́ры и благово́нiя возлiя́ти ему́.

И отвѣща́въ ца́рь рече́ данiи́лу: пои́стиннѣ Бо́гъ ва́шъ то́й е́сть Бо́гъ бого́въ и Госпо́дь господе́й и Ца́рь царе́й, открыва́яй та́йны, поне́же возмо́глъ еси́ откры́ти та́йну сiю́.

И возвели́чи ца́рь данiи́ла, и да́ры вели́ки и мно́ги даде́ ему́, и поста́ви его́ надъ все́ю страно́ю Вавило́нскою и кня́зя воево́дамъ, надъ всѣ́ми му́дрыми Вавило́нскими.

И данiи́лъ проси́ у царя́ и приста́ви надъ дѣ́лы страны́ Вавило́нскiя седра́ха, Миса́ха и Авденаго́. Данiи́лъ же бя́ше во дворѣ́ царе́вѣ.

Въ лѣ́то осмонадеся́тое Навуходоно́соръ ца́рь сотвори́ тѣ́ло зла́то, высота́ его́ ла́ктiй шести́десяти и широта́ его́ ла́ктiй шести́, и поста́ви е́ на по́ли деи́рѣ во странѣ́ Вавило́нстѣй.

И посла́ [навуходоно́соръ ца́рь] собра́ти ипа́ты и воево́ды и мѣстонача́лники, вожди́ же и мучи́тели, и су́щыя на власте́хъ и вся́ кня́зи стра́нъ, прiити́ на обновле́нiе кумíра, его́же поста́ви Навуходоно́соръ ца́рь.

И собра́шася мѣстонача́лницы, ипа́тове, воево́ды, вожде́ве, мучи́телiе вели́цыи, и́же надъ властьми́, и вси́ нача́лницы стра́нъ на обновле́нiе тѣ́ла, е́же поста́ви Навуходоно́соръ ца́рь: и ста́ша предъ тѣ́ломъ, е́же поста́ви Навуходоно́соръ ца́рь.

И проповѣ́дникъ вопiя́ше со крѣ́постiю: ва́мъ глаго́лется, наро́ди, лю́дiе, племена́, язы́цы:

въ о́ньже ча́съ а́ще услы́шите гла́съ трубы́, свирѣ́ли же и гу́сли, Самви́ки же и псалти́ри и согла́сiя, и вся́каго ро́да мусикі́йска, па́дающе покланя́йтеся тѣ́лу злато́му, е́же поста́ви Навуходонсо́ръ ца́рь:

и и́же а́ще не па́дъ покло́нится, въ то́й ча́съ вве́рженъ бу́детъ въ пе́щь огне́мъ горя́щую.

И бы́сть егда́ услы́шаша лю́дiе гла́съ трубы́, свирѣ́ли же и гу́сли, Самви́ки же и псалти́ри и согла́сiя, и вся́каго ро́да мусикі́йска, па́дающе вси́ лю́дiе, племена́, язы́цы, покланя́хуся тѣ́лу злато́му, е́же поста́ви Навуходоно́соръ ца́рь.

Тогда́ приступи́ша му́жiе Халде́йстiи и оболга́ша Иуде́евъ,

отвѣща́вше рѣ́ша Навуходоно́сору царе́ви: царю́, во вѣ́ки живи́:

ты́, царю́, положи́лъ еси́ повелѣ́нiе, да вся́къ человѣ́къ, и́же а́ще услы́шитъ гла́съ трубы́, свирѣ́ли же и гу́сли, Самви́ки же и псалти́ри и согла́сiя, и вся́каго ро́да мусикі́йска,

и не па́дъ покло́нится тѣ́лу злато́му, вве́рженъ бу́детъ въ пе́щь огне́мъ горя́щую.

Су́ть у́бо му́жiе Иуде́е, и́хже поста́вилъ еси́ надъ дѣ́лы страны́ вавилiо́нскiя, седра́хъ, Миса́хъ и Авденаго́, и́же не послу́шаша за́повѣди твоея́, царю́, и бого́мъ твои́мъ не слу́жатъ и тѣ́лу злато́му, е́же поста́вилъ еси́, не покланя́ются.

Тогда́ Навуходоно́соръ въ я́рости и гнѣ́вѣ рече́ привести́ седра́ха, Миса́ха и Авденаго́. И приведе́ни бы́ша предъ царя́.

И отвѣща́ Навуходоно́соръ и рече́ и́мъ: а́ще вои́стинну, седра́хъ, Миса́хъ и Авденаго́, бого́мъ мои́мъ не слу́жите и тѣ́лу злато́му, е́же поста́вихъ, не покланя́етеся?

ны́нѣ у́бо а́ще есте́ гото́ви, да егда́ услы́шите гла́съ трубы́, свирѣ́ли же и гу́сли, Самви́ки же и псалти́ри и согла́сiя, и вся́каго ро́да мусикі́йска, па́дше поклони́теся тѣ́лу злато́му, е́же сотвори́хъ: а́ще же не поклоните́ся, въ то́й ча́съ вве́ржени бу́дете въ пе́щь огне́мъ горя́щую: и кто́ е́сть Бо́гъ, и́же и́зметъ вы́ изъ руки́ моея́?

И отвѣща́ша седра́хъ, Миса́хъ и Авденаго́, глаго́люще царю́ Навуходоно́сору: не тре́бѣ на́мъ о глаго́лѣ се́мъ отвѣща́ти тебѣ́:

е́сть бо Бо́гъ на́шъ на небе́ссѣ́хъ, ему́же мы́ слу́жимъ, си́ленъ изъя́ти на́съ от пе́щи огне́мъ горя́щiя и от руку́ твое́ю изба́вити на́съ, царю́:

а́ще ли ни́, вѣ́домо да бу́детъ тебѣ́, царю́, я́ко бого́мъ твои́мъ не слу́жимъ и тѣ́лу злато́му, е́же поста́вилъ еси́, не кла́няемся.

Тогда́ Навуходоно́соръ испо́лнися я́рости, и зра́къ лица́ его́ измѣни́ся на седра́ха, Миса́ха и Авденаго́, и рече́: разжжи́те пе́щь седмери́цею, до́ндеже до конца́ разгори́тся.

И муже́мъ си́льнымъ крѣ́постiю рече́: окова́вше седра́ха, Миса́ха и Авденаго́, вве́рзите въ пе́щь огне́мъ горя́щую.

Тогда́ му́жiе о́нiи око́вани бы́ша съ га́щами свои́ми и покрыва́лы, и сапогми́ и со оде́ждами свои́ми, и вве́ржени бы́ша посредѣ́ пе́щи огне́мъ горя́щiя.

Поне́же глаго́лъ царе́въ превозмо́же, и пе́щь разжже́на бы́сть преизли́шше: и муже́й о́ныхъ, и́же вверго́ша седра́ха, Миса́ха и Авденаго́, уби́ пла́мень о́гненный.

И му́жiе ті́и трiе́, седра́хъ, Миса́хъ и Авденаго́, падо́ша посредѣ́ пе́щи огне́мъ горя́щiя око́вани,

и хожда́ху посредѣ́ пла́мене пою́ще Бо́га и благословя́ще Го́спода.

И ста́въ съ ни́ми аза́рiа помоли́ся си́це и отве́рзъ уста́ своя́ посредѣ́ огня́ рече́:

благослове́нъ еси́, Го́споди, Бо́же оте́цъ на́шихъ, хва́льно и просла́влено и́мя твое́ во вѣ́ки,

я́ко пра́веденъ еси́ о всѣ́хъ, я́же сотвори́лъ еси́ на́мъ, и вся́ дѣла́ твоя́ и́стинна, и пра́ви путiе́ твои́, и вси́ суди́ твои́ и́стинни:

и судьбы́ и́стинны сотвори́лъ еси́ по всѣ́мъ, я́же наве́лъ еси́ на ны́ и на гра́дъ святы́й оте́цъ на́шихъ Иерусали́мъ: я́ко и́стиною и судо́мъ наве́лъ еси́ сiя́ вся́ на ны́ грѣ́хъ ра́ди на́шихъ.

Я́ко согрѣши́хомъ и беззако́нновахомъ отступи́вше от тебе́, и прегрѣши́хомъ во всѣ́хъ,

и за́повѣдiй твои́хъ не послу́шахомъ, ниже́ соблюдо́хомъ, ниже́ сотвори́хомъ, я́коже заповѣ́далъ еси́ на́мъ, да бла́го на́мъ бу́детъ.

И вся́, ели́ка сотвори́лъ еси́ на́мъ, и вся́, ели́ка наве́лъ еси́ на ны́, и́стиннымъ судо́мъ сотвори́лъ еси́,

и пре́далъ еси́ на́съ въ ру́ки враго́въ беззако́нныхъ, ме́рзкихъ отсту́пниковъ, и царю́ непра́ведну и лука́внѣйшу па́че всея́ земли́.

И ны́нѣ нѣ́сть на́мъ отве́рзти у́стъ: сту́дъ и поноше́нiе бы́хомъ рабо́мъ твои́мъ и чту́щымъ тя́.

Не преда́ждь у́бо на́съ до конца́ и́мене твоего́ ра́ди, и не разори́ завѣ́та твоего́,

и не отста́ви ми́лости твоея́ от, на́съ, Авраа́ма ра́ди возлю́бленнаго от тебе́, и за Исаа́ка раба́ твоего́ и Изра́иля свята́го твоего́,

и́мже глаго́лалъ еси́ умно́жити сѣ́мя и́хъ, я́ко звѣ́зды небе́сныя и я́ко песо́къ вскра́й мо́ря.

Я́ко, Влады́ко, ума́лихомся па́че всѣ́хъ язы́къ, и есмы́ смире́ни по все́й земли́ дне́сь грѣ́хъ ра́ди на́шихъ,

и нѣ́сть во вре́мя сiе́ кня́зя и проро́ка и вожда́, ниже́ всесожже́нiя, ниже́ же́ртвы, ниже́ приноше́нiя, ниже́ кади́ла ни мѣ́ста, е́же пожре́ти предъ тобо́ю

и обрѣсти́ ми́лость: но душе́ю сокруше́нною и ду́хомъ смире́ннымъ да прiя́ти бу́демъ.

Я́ко во всесожже́нiихъ о́внихъ и ю́нчихъ и я́ко во тма́хъ а́гнецъ ту́чныхъ, та́ко да бу́детъ же́ртва на́ша предъ тобо́ю дне́сь, и да соверши́тся по тебѣ́, я́ко нѣ́сть студа́ упова́ющымъ на тя́.

И ны́нѣ возслѣ́дуемъ всѣ́мъ се́рдцемъ и бои́мся тебе́ и и́щемъ лица́ твоего́:

не посрами́ на́съ, но сотвори́ съ на́ми по кро́тости твое́й и по мно́жеству ми́лости твоея́,

и изми́ на́съ по чудесе́мъ твои́мъ, и да́ждь сла́ву и́мени твоему́, Го́споди.

И да посра́мятся вси́ явля́ющiи рабо́мъ твои́мъ зла́я, и да постыдя́тся от вся́кiя си́лы, и крѣ́пость и́хъ да сокруши́тся,

и да разумѣ́ютъ, я́ко ты́ еси́ Госпо́дь Бо́гъ еди́нъ и сла́венъ по все́й вселе́ннѣй.

И не преста́ша вве́ргшiи и́хъ слуги́ царе́вы, жгу́ще пе́щь на́фѳою и смоло́ю, и изгре́бьими и хвра́стiемъ:

и разлива́щеся пла́мень надъ пе́щiю на ла́ктiй четы́редесять де́вять,

и обы́де и пожже́, и́хже обрѣ́те о́крестъ пе́щи Халде́йскiя.

А́нгелъ же Госпо́день сни́де ку́пно съ су́щими со аза́рiею въ пе́щь

и оттрясе́ пла́мень о́гненный от пе́щи и сотвори́ сре́днее пе́щи я́ко ду́хъ росы́ шумя́щь: и не прикосну́ся и́хъ отню́дъ о́гнь и не оскорби́, ниже́ сту́жи и́мъ.

Тогда́ ті́и трiе́ я́ко еди́ными усты́ поя́ху и благословля́ху и сла́вляху Бо́га въ пещи́, глаго́люще:

благослове́нъ еси́, Го́споди, Бо́же оте́цъ на́шихъ, и препѣ́тый и превозноси́мый во вѣ́ки, и благослове́но и́мя сла́вы твоея́ свято́е, и препѣ́тое и превозноси́мое во вѣ́ки.

Благослове́нъ еси́ во хра́мѣ святы́я сла́вы твоея́, и препѣ́тый и превозноси́мый во вѣ́ки.

Благослове́нъ еси́, ви́дяй бе́здны, сѣдя́й на херуви́мѣхъ, и препѣ́тый и превозноси́мый во вѣ́ки.

Благослове́нъ еси́ на престо́лѣ сла́вы ца́рствiя твоего́, и препѣ́тый и превозноси́мый во вѣ́ки.

Благослове́нъ еси́ на тве́рди небе́снѣй, и препѣ́тый и превозноси́мый во вѣ́ки.

Благослови́те, вся́ дѣла́ Госпо́дня, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, а́нгели Госпо́дни, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, небеса́, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, во́ды вся́, я́же превы́ше небе́съ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, вся́ си́лы Госпо́дни, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, со́лнце и луна́, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, звѣ́зды небе́сныя, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, вся́къ до́ждь и роса́, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, вси́ ду́си, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, о́гнь и ва́ръ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, сту́дь и зно́й, Го́спода, по́йте и превозносите его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, ро́сы и и́ней, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, но́щи и дні́е, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, свѣ́тъ и тма́, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, ле́дъ и мра́зъ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, сла́ны и снѣ́зи, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, мо́лнiя и о́блацы, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Да благослови́тъ земля́ Го́спода, да пое́тъ и превозно́ситъ его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, го́ры и хо́лми, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, вся́ прозяба́ющая на земли́, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, исто́чницы, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, моря́ и рѣ́ки, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, ки́ти и вся́ дви́жущаяся въ вода́хъ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, вся́ пти́цы небе́сныя, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, звѣ́рiе и вси́ ско́ти, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, сы́нове человѣ́честiи, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Да благослови́тъ Изра́иль Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, иере́е Госпо́дни, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, раби́ Госпо́дни, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, ду́си и ду́ши пра́ведныхъ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, преподо́бнiи и смире́ннiи се́рдцемъ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки.

Благослови́те, Ана́нiа, аза́рiа и Мисаи́лъ, Го́спода, по́йте и превозноси́те его́ во вѣ́ки: я́ко изъя́тъ ны́ от а́да и спасе́ ны́ от руки́ сме́рти, и изба́ви ны́ от среды́ пе́щи и горя́ща пла́мене, и от среды́ огня́ изба́ви ны́.

Исповѣ́дайтеся Го́сподеви, я́ко бла́гъ, я́ко въ вѣ́къ ми́лость его́.

Благослови́те, вси́ чту́щiи Го́спода, Бо́га бого́въ, по́йте и исповѣ́дайтеся, я́ко во вѣ́къ ми́лость его́.

Навуходоно́соръ же слы́ша пою́щихъ и́хъ, и почуди́ся, и воста́ со тща́нiемъ, и рече́ вельмо́жамъ свои́мъ: не трiе́хъ ли муже́й вверго́хомъ средѣ́ огня́ свя́заныхъ? И рѣ́ша царе́ви: вои́стинну, царю́.

И рече́ ца́рь: се́, а́зъ ви́жду му́жы четы́ри разрѣше́ны и ходя́щя средѣ́ огня́, и истлѣ́нiя нѣ́сть въ ни́хъ, и зра́къ четве́ртаго подо́бенъ Сы́ну Бо́жiю.

Тогда́ прiи́де Навуходоно́соръ ко у́стiю пе́щи огне́мъ разжже́нныя и рече́: седра́хъ, Миса́хъ, Авденаго́, раби́ Бо́га вы́шняго, изыди́те и прiиди́те. И изыдо́ша седра́хъ, Миса́хъ, Авденаго́ от среды́ огня́.

И собра́шася кня́зи и воево́ды, и мѣстонача́лницы и вельмо́жи царе́вы, и ви́дяху муже́й, я́ко не одолѣ́ о́гнь тѣлесе́мъ и́хъ и вла́са главы́ и́хъ не опали́, и ри́зы и́хъ не измѣни́шася, и вони́ о́гненны не бя́ше въ ни́хъ.

И поклони́ся предъ ни́ми ца́рь Бо́гу, и отвѣща́ Навуходоно́соръ ца́рь и рече́: благослове́нъ Бо́гъ седра́ховъ, Миса́ховъ и Авденаго́, и́же посла́ а́нгела своего́ и изъя́ о́троки своя́, я́ко упова́ша на него́: и сло́во царе́во премѣни́ша, и преда́ша тѣлеса́ своя́ во о́гнь, я́ко да не послу́жатъ, ни покло́нятся вся́кому бо́гу ино́му, но то́чiю Бо́гу своему́:

и а́зъ заповѣ́даю за́повѣдь: вси́ лю́дiе, пле́мя, язы́къ, а́ще рече́тъ хулу́ на Бо́га седра́хова и Миса́хова и Авденаго́, въ па́губу бу́дутъ, и до́мове и́хъ въ разграбле́нiе: поне́же нѣ́сть Бо́га друга́го, и́же возмо́жетъ изба́вити си́це.

Тогда́ ца́рь поста́ви седра́ха, Миса́ха и Авденаго́ во странѣ́ Вавило́нстѣй, и возвели́чи и́хъ, и сподо́би и́хъ старѣ́йшинства Иуде́евъ всѣ́хъ су́щихъ во ца́рствѣ его́.

Навуходоно́соръ ца́рь всѣ́мъ лю́демъ, племено́мъ и язы́комъ су́щымъ во все́й земли́, ми́ръ ва́мъ да умно́жится.

Зна́менiя и чудеса́, я́же сотвори́ со мно́ю Бо́гъ вы́шнiй, уго́дно бы́сть предо мно́ю возвѣсти́ти ва́мъ,

ко́ль вели́кая и крѣ́пкая: ца́рство его́ ца́рство вѣ́чное, и вла́сть его́ въ ро́ды и ро́ды.

А́зъ Навуходоно́соръ оби́луяй бѣ́хъ въ дому́ мое́мъ и благоцвѣты́й на престо́лѣ мое́мъ:

со́нъ ви́дѣхъ, и устраши́ мя, и смято́хся на ло́жи мое́мъ, и видѣ́нiя главы́ моея́ смято́ша мя́:

и мно́ю положи́ся повелѣ́нiе, привести́ предъ мя́ вся́ му́жы му́дрыя вавило́нскiя, да сказа́нiе сна́ возвѣстя́тъ мнѣ́.

И вхожда́ху обая́телiе, волсви́, газари́ни, халде́е, и со́нъ а́зъ рѣ́хъ предъ ни́ми, и сказа́нiя его́ не возвѣсти́ша ми́,

до́ндеже вни́де [предъ мя́] данiи́лъ, ему́же и́мя Валтаса́ръ, по и́менiя бо́га моего́, и́же Ду́ха Бо́жiя свя́та и́мать въ себѣ́, и со́нъ предъ ни́мъ рѣ́хъ:

Валтаса́ре, кня́же обая́телей, его́же а́зъ разумѣ́хъ, я́ко Ду́хъ Бо́жiй святы́й и́маши, и вся́кая та́йна не изнемога́етъ предъ тобо́ю, слы́ши видѣ́нiе сна́ моего́, е́же ви́дѣхъ, и сказа́нiе его́ повѣ́ждь мнѣ́.

И видѣ́нiе главы́ моея́ на ло́жи мое́мъ зрѣ́хъ, и се́, дре́во средѣ́ земли́, и высота́ его́ вели́ка:

и возвели́чися дре́во то́ и укрѣпи́ся, и высота́ его́ досяза́ше до небесе́, и величина́ его́ до коне́цъ земли́ всея́,

ли́ствiе его́ прекра́сное, и пло́дъ его́ мно́гъ, и пи́ща всѣ́хъ въ не́мъ, и подъ ни́мъ вселя́хуся вси́ звѣ́рiе ди́вiи, и въ вѣ́твехъ его́ живя́ху [вся́] пти́цы небе́сныя, и от него́ пита́шеся вся́ка пло́ть.

Ви́дѣхъ во снѣ́ но́щiю на ло́жи мое́мъ, и се́, бо́дрый и святы́й от небесе́ сни́де

и возгласи́ крѣ́пцѣ и та́ко рече́: посѣцы́те дре́во и обі́йте вѣ́тви его́, и оттряси́те ли́ствiе его́ и разсы́плите пло́дъ его́, да позы́блются звѣ́рiе подъ ни́мъ и пти́цы съ вѣ́твiй его́:

то́чiю отра́сль коре́нiя его́ въ земли́ оста́вите, и во у́зѣ желѣ́знѣ и мѣ́днѣ, и во зла́цѣ внѣ́шнемъ и въ росѣ́ небе́снѣй всели́тся, и со звѣрьми́ [ди́вiими] ча́сть его́ во травѣ́ земнѣ́й:

се́рдце его́ от человѣ́къ измѣни́тся, и се́рдце звѣри́но да́стся ему́, и се́дмь време́нъ измѣня́тся надъ ни́мъ:

изрѣче́нiемъ бо́драго сло́во, и глаго́лъ святы́хъ проше́нiе: да увѣ́дятъ живу́щiи, я́ко владѣ́етъ вы́шнiй ца́рствомъ человѣ́ческимъ, и ему́же восхо́щетъ, да́стъ е́, и уничтоже́нное человѣ́ковъ возста́витъ надъ ни́мъ.

Се́й со́нъ, его́же ви́дѣхъ а́зъ Навуходоно́соръ ца́рь: ты́ же, Валтаса́ре, сказа́нiе его́ повѣ́ждь, я́ко вси́ му́дрiи ца́рства моего́ не мо́гутъ сказа́нiя его́ повѣ́дати мнѣ́, ты́ же, данiи́ле, мо́жеши, я́ко Ду́хъ Бо́жiй свя́тъ въ тебѣ́.

Тогда́ данiи́лъ, ему́же и́мя Валтаса́ръ, ужасе́ся а́ки на еди́нъ ча́съ, и размышле́нiя его́ смуща́ху его́. И отвѣща́ ца́рь и рече́: Валтаса́ре, со́нъ мо́й и сказа́нiе его́ да не смуща́етъ тебе́. И отвѣща́ Валтаса́ръ и рече́: господи́не, да бу́детъ со́нъ се́й ненави́дящымъ тя́, и сказа́нiе его́ враго́мъ твои́мъ.

Дре́во, е́же ви́дѣлъ еси́ возвели́чившееся и укрѣпи́вшееся, его́же высота́ досяза́ше до небесе́ и величина́ его́ на всю́ зе́млю,

и ли́ствiе его́ благоцвѣ́тное и пло́дъ его́ мно́гъ, и пи́ща всѣ́мъ въ не́мъ, подъ ни́мъ живя́ху звѣ́рiе ди́вiи, и въ вѣ́твехъ его́ угнѣздя́хуся пти́цы небе́сныя:

ты́ еси́, царю́, я́ко возвели́чился еси́ и укрѣпѣ́лъ, и вели́чество твое́ возвели́чися и досяже́ небесе́, и вла́сть твоя́ до коне́цъ земли́.

И я́ко ви́дѣ ца́рь бо́драго и свята́го сходя́ща съ небесе́, и рече́: посѣцы́те дре́во и разсы́плите е́, то́чiю прониче́нiе коре́нiя его́ въ земли́ оста́вите, и во у́зѣ желѣ́знѣ и мѣ́дянѣ и во зла́цѣ внѣ́шнемъ и въ росѣ́ небе́снѣй водвори́тся, и со звѣрьми́ ди́вiими ча́сть его́, до́ндеже се́дмь време́нъ премѣня́тся надъ ни́мъ:

сiе́ сказа́нiе его́, царю́, и изрѣче́нiе вы́шняго е́сть, е́же приспѣ́ на господи́на моего́ царя́:

изжену́тъ тя́ от человѣ́къ, и съ ди́вiими звѣрьми́ бу́детъ житiе́ твое́, и траво́ю а́ки вола́ напита́ютъ тя́, и от росы́ небе́сныя тѣ́ло твое́ ороси́тся, и се́дмь време́нъ измѣня́тся надъ тобо́ю, до́ндеже увѣ́си, я́ко владѣ́етъ вы́шнiй ца́рствомъ человѣ́ческимъ, и ему́же восхо́щетъ, да́стъ е́.

А е́же рече́: оста́вите прониче́нiе коре́нiя дре́ва [въ земли́]: ца́рство твое́ тебѣ́ бу́детъ, отне́лѣже увѣ́си вла́сть небе́сную.

Сего́ ра́ди, царю́ совѣ́тъ мо́й да бу́детъ тебѣ́ уго́денъ, и грѣхи́ твоя́ ми́лостынями искупи́ и непра́вды твоя́ щедро́тами убо́гихъ: не́гли бу́детъ долготерпѣли́въ грѣхо́мъ твои́мъ Бо́гъ.

Сiя́ вся́ постиго́ша Навуходоно́сора царя́.

По двоюна́десяти ме́сяцѣхъ въ дому́ ца́рства своего́, въ Вавило́нѣ бѣ́ ходя́,

отвѣща́ ца́рь и рече́: нѣ́сть ли се́й Вавило́нъ вели́кiй, его́же а́зъ согради́хъ въ до́мъ ца́рства, въ держа́вѣ крѣ́пости моея́, въ че́сть сла́вы моея́?

Еще́ сло́ву су́щу во устѣ́хъ царя́, гла́съ съ небесе́ бы́сть: тебѣ́ глаго́лется, Навуходоно́соре царю́: ца́ртво твое́ пре́йде от тебе́,

и от человѣ́къ отжену́тъ тя́, и со звѣрьми́ ди́вiими житiе́ твое́, и траво́ю а́ки вола́ напита́ютъ тя́ и се́дмь време́нъ измѣня́тся на тебѣ́, до́ндеже увѣ́си, я́ко владѣ́етъ вы́шнiй ца́рствомъ человѣ́ческимъ, и ему́же восхо́щетъ, да́стъ е́.

Въ то́й ча́съ сло́во сконча́ся на цари́ Навуходоно́сорѣ, и от человѣ́къ отгна́ся, и траву́ а́ки во́лъ ядя́ше, и от росы́ небе́сныя тѣ́ло его́ ороси́ся, до́ндеже вла́си ему́ я́ко льву́ возрасто́ша и но́гти ему́ а́ки пти́цамъ.

И по сконча́нiи тѣ́хъ дні́й, а́зъ Навуходоно́соръ о́чи свои́ на не́бо воздви́гъ, и у́мъ мо́й ко мнѣ́ возврати́ся, и вы́шняго благослови́хъ, и живу́щаго во вѣ́ки похвали́хъ и просла́вихъ, я́ко вла́сть его́ вла́сть вѣ́чна, и ца́рство его́ въ ро́ды и ро́ды,

и вси́ живу́щiи на земли́ ни во что́же вмѣни́шася, и по во́ли свое́й твори́тъ въ си́лѣ небе́снѣй и въ селе́нiи земнѣ́мъ: и нѣ́сть, и́же воспроти́вится руцѣ́ его́ и рече́тъ ему́: что́ сотвори́лъ еси́?

Въ то́ вре́мя у́мъ мо́й возврати́ся ко мнѣ́, и въ че́сть ца́рства моего́ прiидо́хъ, и зра́къ мо́й возврати́ся ко мнѣ́, и нача́лницы мои́ и вельмо́жи мои́ иска́ху мене́: и въ ца́рствѣ мое́мъ утверди́хся, и вели́чество изоби́лнѣе приложи́ся мнѣ́.

Ны́нѣ у́бо а́зъ Навуходоно́соръ хвалю́ и превозношу́ и сла́влю Царя́ небе́снаго, я́ко вся́ дѣла́ его́ и́стинна, и путiе́ его́ судьбы́, и вся́ ходя́щыя въ го́рдости мо́жетъ смири́ти.

Валтаса́ръ ца́рь сотвори́ ве́черю ве́лiю вельмо́жамъ свои́мъ ты́сящи муже́мъ,

предъ ты́сящею же вино́, и пiя́ Валтаса́ръ рече́ при вкуше́нiи вина́, е́же принести́ сосу́ды зла́ты и сре́бряны, я́же изнесе́ Навуходоно́соръ оте́цъ его́ изъ хра́ма [Го́спода Бо́га], и́же во Иерусали́мѣ, и да пiю́тъ въ ни́хъ ца́рь и вельмо́жи его́, и нало́жницы его́ и возлежа́щыя [о́крестъ] его́.

И принесо́ша сосу́ды златы́я и сре́бряныя, я́же изнесе́ [навуходоно́соръ ца́рь] изъ хра́ма Го́спода Бо́га, и́же во Иерусали́мѣ: и пiя́ху и́ми ца́рь и вельмо́жи его́, и нало́жницы его́ и возлежа́щыя [о́крестъ] его́:

пiя́ху вино́ и похвали́ша бо́ги златы́я и сре́бряныя, и мѣ́дяныя и желѣ́зныя, и древя́ныя и ка́менныя, а Бо́га вѣ́чнаго не благослови́ша, иму́щаго вла́сть ду́ха и́хъ.

Въ то́й ча́съ изыдо́ша пе́рсты руки́ человѣ́чи и писа́ху проти́ву лампа́ды на повапле́нiи стѣны́ до́му царе́ва, и ца́рь ви́дяше пе́рсты руки́ пи́шущiя.

Тогда́ царю́ зра́къ измѣни́ся, и размышле́нiя его́ смуща́ху его́, и соу́зы чре́слъ его́ разслабля́хуся, и колѣ́на его́ сража́стася:

и возопи́ ца́рь си́лою, е́же ввести́ волхво́въ, халде́евъ, газари́новъ: и рече́ ца́рь му́дрымъ Вавило́нскимъ: и́же прочте́тъ писа́нiе сiе́ и ра́зумъ его́ возвѣсти́тъ мнѣ́, то́й въ багряни́цу облече́тся, и гри́вна злата́я на вы́ю его́, и тре́тiй во ца́рствѣ мое́мъ облада́ти на́чнетъ.

И вхожда́ху вси́ му́дрiи ко царю́ и не можа́ху писа́нiя прочести́, ни ра́зума царю́ возвѣсти́ти.

Ца́рь же Валтаса́ръ возмяте́ся, и зра́къ его́ измѣни́ся на не́мъ, и вельмо́жи его́ смуща́хуся.

И вни́де цари́ца въ до́мъ пи́рный, и рече́ цари́ца: царю́ во вѣ́ки живи́: да не смуща́ютъ тебе́ размышле́нiя твоя́, и зра́къ тво́й да не измѣня́ется:

е́сть му́жъ во ца́рствѣ твое́мъ, въ не́мже Ду́хъ Бо́жiй: и во дни́ отца́ твоего́ бо́дрость и смы́слъ обрѣ́теся въ не́мъ, и ца́рь Навуходоно́соръ оте́цъ тво́й кня́зя поста́ви его́ волхво́мъ, обая́телемъ, халде́емъ, газари́номъ,

я́ко ду́хъ преизоби́лный [бя́ше] въ не́мъ, и прему́дрость и смы́слъ [обрѣ́теся] въ не́мъ, сказу́я сны́ и возвѣща́я сокрове́нная и разрѣша́я соу́зы, данiи́лъ, и ца́рь нарече́ и́мя ему́ Валтаса́ръ: ны́нѣ у́бо да призове́тся, и сказа́нiе его́ возвѣсти́тъ тебѣ́.

Тогда́ данiи́лъ введе́нъ бы́сть предъ царя́. И рече́ ца́рь данiи́лу: ты́ лиеси́ данiи́лъ, от сыно́въ плѣ́нникъ Иуде́йскихъ, и́хже приведе́ Навуходоно́соръ ца́рь оте́цъ мо́й?

слы́шахъ о тебѣ́, я́ко Ду́хъ Бо́жiй въ тебѣ́, и бо́дрость и смы́слъ и прему́дрость изоби́лна обрѣ́теся въ тебѣ́:

и ны́нѣ внидо́ша предъ мя́ му́дрiи, волсви́, газари́ни, да писа́нiе сiе́ прочту́тъ и сказа́нiя его́ возвѣстя́тъ ми́, и не мого́ша возвѣсти́ти мнѣ́:

а́зъ же слы́шахъ о тебѣ́, я́ко мо́жеши суды́ сказа́ти: ны́нѣ у́бо а́ще возмо́жеши писа́нiе сiе́ прочести́ и сказа́нiе его́ возвѣсти́ти мнѣ́, въ багряни́цу облече́шися, и гри́вна злата́я на вы́и твое́й бу́детъ, и тре́тiй во ца́рствѣ мое́мъ облада́ти бу́деши.

Тогда́ отвѣща́ данiи́лъ и рече́ предъ царе́мъ: дая́нiя: твоя́ съ тобо́ю да бу́дутъ, и да́ръ до́му твоего́ ино́му да́ждь, а́зъ же писа́нiе прочту́ царю́ и сказа́нiе его́ возвѣщу́ тебѣ́.

Царю́! Бо́гъ вы́шнiй ца́рство и вели́чество, и че́сть и сла́ву даде́ Навуходоно́сору отцу́ твоему́,

и от вели́чества, е́же ему́ даде́, вси́ лю́дiе, племена́, язы́цы бя́ху трепе́щуще и боя́щеся от лица́ его́: и́хже хотя́ше убива́ше, и и́хже хотя́ше бiя́ше, и и́хже хотя́ше возвыша́ше, и и́хже хотя́ше, то́й смиря́ше:

и егда́ вознесе́ся се́рдце его́ и утверди́ся ду́хъ его́ е́же презо́рствовати, сведе́ся от престо́ла ца́рства, и сла́ва и че́сть отъя́ся от него́,

и от человѣ́къ отгна́ся, и се́рдце его́ со звѣрьми́ отда́ся, и житiе́ его́ со ди́вiими ослы́, и траво́ю а́ки вола́ пита́ху его́, и от росы́ небе́сныя ороси́ся тѣ́ло его́, до́ндеже уразумѣ́, я́ко владѣ́етъ Бо́гъ вы́шнiй ца́рствомъ человѣ́ческимъ, и ему́же хо́щетъ, да́стъ е́.

И ты́ у́бо, сы́не его́ Валтаса́ре, не смири́лъ еси́ се́рдца твоего́ предъ Го́сподемъ: не вся́ ли сiя́ вѣ́далъ еси́?

но на Го́спода Бо́га небе́снаго возне́слся еси́, и сосу́ды хра́ма его́ принесо́ша предъ тебе́, ты́ же и вельмо́жи твои́, и нало́жницы твоя́ и возлежа́щыя [о́крестъ] тебе́, вино́ пiя́сте и́ми: и бо́ги златы́я и сре́бряныя, и мѣ́дяныя и желѣ́зныя, и ка́менныя и древя́ныя, и́же ни ви́дятъ, ни слы́шатъ, ни разумѣ́ютъ, похвали́лъ еси́, а Бо́га, у него́же дыха́нiе твое́ въ руцѣ́ его́, и вси́ путiе́ твои́, того́ не просла́вилъ еси́.

Сего́ ра́ди от лица́ его́ по́слани бы́ша пе́рсты ручні́и и писа́нiе сiе́ вчини́ша.

Се́ же е́сть писа́нiе вчине́ное: мани́, Ѳеке́л, фа́рес.

Се́ сказа́нiе глаго́ла: мани́, измѣ́ри Бо́гъ ца́рство твое́ и сконча́ е́:

Ѳеке́л, поста́вися въ мѣ́рилѣхъ и обрѣ́теся лиша́емо:

фа́рес, раздѣли́ся ца́рство твое́ и даде́ся ми́домъ и пе́рсомъ.

И рече́ Валтаса́ръ: [облецы́те и́]. И облеко́ша данiи́ла въ багряни́цу, и гри́вну злату́ю возложи́ша на вы́ю его́, и проповѣ́да о не́мъ, е́же бы́ти ему́ кня́зю тре́тiему во ца́рствѣ его́.

Валтаса́ра царя́ Халде́йска уби́ша въ ту́ но́щь,

да́рiй же ми́дянинъ прiя́ ца́рство, сы́й шести́десяти и двою́ лѣ́тъ.

И бы́сть уго́дно предъ царе́мъ, и поста́ви во ца́рствѣ князе́й сто́ и два́десять, е́же бы́ти и́мъ во все́мъ ца́рствѣ его́,

надъ ни́ми же три́ чино́вники, от ни́хже бѣ́ данiи́лъ еди́нъ, дабы́ отдава́ли и́мъ кня́зи сло́во, я́ко да царю́ не стужа́ютъ.

И бѣ́ данiи́лъ надъ ни́ми, я́ко ду́хъ бя́ше преизоби́ленъ въ не́мъ, и ца́рь поста́ви его́ надъ всѣ́мъ ца́рствомъ свои́мъ.

Чино́вницы же и кня́зи иска́ху вины́ обрѣсти́ на данiи́ла: и вся́кiя вины́ и собла́зна и грѣха́ не обрѣто́ша на него́, я́ко вѣ́ренъ бя́ше.

И рѣ́ща чино́вницы не обря́щемъ на данiи́ла вины́, а́ще не въ зако́нѣхъ Бо́га его́.

Тогда́ чино́вницы и кня́зи предста́ша царю́ и рѣ́ша ему́: да́рiе царю́, во вѣ́ки живи́:

совѣща́ша вси́ и́же во ца́рствѣ твое́мъ воево́ды и кня́зи, ипа́ти и облада́ющiи страна́ми, е́же уста́вити уста́въ ца́рскiй и укрѣпи́ти предѣ́лъ, я́ко а́ще кто́ попро́ситъ проше́нiя от вся́каго бо́га и человѣ́ка до дні́й три́десяти, ра́звѣ то́чiю от тебе́, царю́, да вве́рженъ бу́детъ въ ро́въ ле́вскiй:

ны́нѣ у́бо, царю́, уста́ви предѣ́лъ и положи́ писа́нiе, я́ко да не измѣни́тся за́повѣдь ми́дска и пе́рсска, [да никто́же престу́питъ ея́].

Тогда́ ца́рь да́рiй повелѣ́ вписа́ти за́повѣдь.

Данiи́лъ же егда́ увѣ́дѣ, я́ко за́повѣдь вчини́ся, вни́де въ до́мъ сво́й: две́рцы же отве́рсты ему́ въ го́рницѣ его́ проти́ву Иерусали́ма, въ три́ же времена́ дне́ бя́ше прекланя́я колѣ́на своя́, моля́ся и исповѣ́даяся предъ Бо́гомъ свои́мъ, я́коже бѣ́ творя́ пре́жде.

Тогда́ му́жiе о́нiи наблюдо́ша и обрѣто́ша данiи́ла прося́ща и моля́щася Бо́гу своему́,

и прише́дше рѣ́ша предъ царе́мъ: царю́, не вчини́лъ ли еси́ ты́ предѣ́ла, я́ко да вся́къ человѣ́къ, и́же а́ще попро́ситъ у вся́каго бо́га и человѣ́ка проше́нiя до три́десяти дні́й, но то́чiю у тебе́, царю́, да вве́ржется въ ро́въ ле́вскъ? И рече́ ца́рь: и́стинно сло́во, и за́повѣдь ми́дска и пе́рсска не мимои́детъ.

Тогда́ отвѣща́ша предъ царе́мъ и глаго́лаша: данiи́лъ, и́же от сыно́въ плѣ́на Иуде́йска, не покори́ся за́повѣди твое́й [и не радѣ́] о предѣ́лѣ, его́же вчини́лъ еси́: въ три́ бо времена́ дне́ про́ситъ у Бо́га своего́ проше́нiй свои́хъ.

Тогда́ ца́рь, я́ко слы́шавъ сло́во сiе́, зѣло́ опеча́лися о не́мъ, и о данiи́лѣ пря́шеся е́же изба́вити его́, и бѣ́ да́же до ве́чера пря́ся е́же изба́вити его́.

Тогда́ му́жiе о́нiи глаго́лаша царю́: вѣ́ждь, царю́ я́ко ми́домъ и пе́рсомъ не лѣ́ть е́сть премѣни́ти вся́каго предѣ́ла и уста́ва, его́же ца́рь уста́витъ.

Тогда́ ца́рь рече́, и приведо́ша данiи́ла и вверго́ша его́ въ ро́въ ле́вскъ. И рече́ ца́рь данiи́лу: Бо́гъ тво́й, ему́же ты́ слу́жиши при́сно, то́й изба́витъ тя́.

И принесо́ша ка́мень еди́нъ и возложи́ша на у́стiе рва́, и запеча́та ца́рь пе́рстнемъ свои́мъ и пе́рстнемъ вельмо́жъ свои́хъ, да не измѣни́тся дѣя́нiе о дании́лѣ.

И отъи́де ца́рь въ до́мъ сво́й и ля́же безъ ве́чери, и я́ди не внесо́ша къ нему́: и со́нъ отступи́ от него́. И заключи́ Бо́гъ уста́ льво́мъ, и не стужи́ша данiи́лу.

Тогда́ ца́рь воста́ зау́тра на свѣ́тѣ и со тща́нiемъ прiи́де ко рву́ ле́вску.

И егда́ прибли́жися ко рву́, возопи́ гла́сомъ крѣ́пкимъ: данiи́ле, ра́бе Бо́га жива́го! Бо́гъ тво́й, ему́же ты́ слу́жиши при́сно, возмо́же ли изба́вити тя́ изъ у́стъ льво́выхъ?

И рече́ данiи́лъ царе́ви: царю́, во вѣ́ки живи́:

Бо́гъ мо́й посла́ а́нгела своего́ и затвори́ уста́ льво́въ, и не вреди́ша мене́, я́ко обрѣ́теся предъ ни́мъ пра́вда моя́, и предъ тобо́ю, царю́, согрѣше́нiя не сотвори́хъ.

Тогда́ ца́рь вельми́ возвесели́ся о не́мъ и рече́ данiи́ла извести́ изъ рва́. И изведе́нъ бы́сть данiи́лъ изъ рва́, и вся́каго тлѣ́нiя не обрѣ́теся на не́мъ я́ко вѣ́рова въ Бо́га своего́.

И рече́ ца́рь, и приведо́ша му́жы оклевета́вшыя данiи́ла и въ ро́въ ле́вскъ вверго́ша я́ и сы́ны и́хъ и жены́ и́хъ: и не доидо́ша дна́ рва́, да́же соодолѣ́ша и́мъ львы́ и вся́ ко́сти и́хъ истончи́ша.

Тогда́ да́рiй ца́рь написа́ всѣ́мъ лю́демъ, племено́мъ, я́зы́комъ, живу́щымъ во все́й земли́: ми́ръ ва́мъ да умно́жится:

от лица́ моего́ заповѣ́дася за́повѣдь сiя́ во все́й земли́ ца́рства моего́, да бу́дутъ трепе́щуще и боя́щеся от лица́ Бо́га данiи́лова, я́ко то́й е́сть Бо́гъ живы́й и пребыва́яй во вѣ́ки, и ца́рство его́ не разсы́плется, и вла́сть его́ до конца́:

подъе́млетъ и избавля́етъ, и твори́тъ зна́менiя и чудеса́ на небеси́ и на земли́, и́же изба́ви данiи́ла от у́стъ льво́выхъ.

Данiи́лъ же управля́ше во ца́рствѣ да́рiевѣ и во ца́рствѣ ки́ра пе́рсянина.

Въ пе́рвое лѣ́то Валтаса́ра царя́ Халде́йска, данiи́лъ со́нъ ви́дѣ и видѣ́нiя главы́ его́ на ло́жи его́, и со́нъ сво́й вписа́:

а́зъ данiи́лъ ви́дѣхъ въ видѣ́нiи мое́мъ но́щiю: и се́, четы́ри вѣ́три небе́снiи налего́ша на мо́ре вели́кое,

и четы́ри звѣ́рiе вели́цыи исхожда́ху изъ мо́ря, разли́чни между́ собо́ю:

пе́рвый а́ки льви́ца имы́й крилѣ́, крилѣ́ же его́ а́ки о́рли, зря́хъ, до́ндеже исто́ржена бы́ша кри́ла его́, и воздви́жеся от земли́, и на но́гу человѣ́чу ста́, и се́рдце человѣ́чо даде́ся ему́:

и се́, звѣ́рь вторы́й подо́бенъ медвѣ́дицѣ, и на странѣ́ еди́нѣй ста́, и три́ ре́бра во устѣ́хъ его́, средѣ́ зубо́въ его́, и си́це глаго́лаху ему́: воста́ни, я́ждь пло́ти мно́ги:

созади́ сего́ ви́дѣхъ: и се́, звѣ́рь и́нъ а́ки ры́сь, тому́же кри́ла четы́ри пти́чiя надъ ни́мъ и четы́ри главы́ звѣ́рю, и вла́сть даде́ся ему́:

созади́ сего́ ви́дѣхъ: и се́, звѣ́рь четве́ртый стра́шенъ и ужа́сенъ и крѣ́покъ изли́ха, зу́бы же его́ желѣ́зни ве́лiи, яды́й и истончева́я, оста́нки же нога́ма свои́ма попира́ше, то́йже различа́яся изли́ха па́че всѣ́хъ звѣре́й пре́жнихъ, и рого́въ де́сять ему́:

разсмотря́хъ въ розѣ́хъ его́, и се́, ро́гъ другі́й ма́лъ взы́де средѣ́ и́хъ, и трiе́ ро́зи пре́днiи его́ исто́ргнушася от лица́ его́, и се́, о́чи а́ки о́чи человѣ́чи въ ро́зѣ то́мъ, и уста́ глаго́люща вели́кая.

зря́хъ до́ндеже престо́ли поста́вшася, и ве́тхiй де́нми сѣ́де, и оде́жда его́ бѣла́ а́ки снѣ́гъ, и вла́си главы́ его́ а́ки во́лна чиста́, престо́лъ его́ пла́мень о́гненъ, коле́са его́ о́гнь паля́щь:

рѣка́ о́гненна теча́ше исходя́щи предъ ни́мъ: ты́сящя ты́сящъ служа́ху ему́, и тмы́ те́мъ предстоя́ху ему́: суди́ще сѣ́де, и кни́ги отверзо́шася.

Ви́дѣхъ тогда́ от гла́са слове́съ вели́кихъ, я́же ро́гъ о́ный глаго́лаше, до́ндеже уби́ся звѣ́рь и поги́бе, и тѣ́ло его́ даде́ся во сожже́нiе о́гненно:

и про́чихъ звѣре́й преста́вися вла́сть, и продолже́нiе житiя́ даде́ся и́мъ до вре́мене и вре́мене.

Ви́дѣхъ во снѣ́ но́щiю, и се́, на о́блацѣхъ небе́сныхъ я́ко Сы́нъ человѣ́чь иды́й бя́ше и да́же до ве́тхаго де́нми до́йде и предъ него́ приведе́ся:

и тому́ даде́ся вла́сть и че́сть и ца́рство, и вси́ лю́дiе, племена́ и язы́цы тому́ порабо́таютъ: вла́сть его́ вла́сть вѣ́чная, я́же не пре́йдетъ, и ца́рство его́ не разсы́плется.

Вострепета́ ду́хъ мо́й въ состоя́нiи мое́мъ, а́зъ данiи́лъ, и видѣ́нiя главы́ моея́ смуща́ху мя́.

И прiидо́хъ ко еди́ному от стоя́щихъ и извѣ́стiя проси́хъ от него́ научи́тися о всѣ́хъ си́хъ. И повѣ́да ми́ извѣ́стiе и сказа́нiе слове́съ возвѣсти́ ми́:

сі́и звѣ́рiе вели́цыи четы́ри, четы́ри ца́рства воста́нутъ на земли́,

я́же во́змутся: и пре́ймутъ ца́рство святі́и вы́шняго и содержа́ти бу́дутъ о́ное да́же до вѣ́ка вѣко́въ.

И вопроша́хъ испы́тно о звѣ́ри четве́ртѣмъ, я́ко бя́ше разли́ченъ па́че вся́каго звѣ́ря, стра́шенъ вельми́, зу́бы его́ желѣ́зни и но́гти его́ мѣ́дяни, яды́й и истончева́я, оста́нки же нога́ма свои́ма попира́ше:

и о десяти́ розѣ́хъ его́ и́же на главѣ́ его́, и о друзѣ́мъ возше́дшемъ и истря́сшемъ пе́рвыя три́, ро́гъ же то́й ему́же о́чи и уста́ глаго́люща вели́кая, и виденiе его́ бо́лѣе про́чiихъ:

зря́хъ, и ро́гъ то́й творя́ше ра́ть со святы́ми и укрѣпи́ся на ни́хъ,

до́ндеже прiи́де ве́тхiй де́нми и су́дъ даде́ святы́мъ вы́шняго: и вре́мя приспѣ́, и ца́рство прiя́ша святі́и.

И рече́: звѣ́рь четве́ртый ца́рство четве́ртое бу́детъ на земли́, е́же превзы́детъ вся́ ца́рства и поя́стъ всю́ зе́млю, и попере́тъ ю́ и посѣче́тъ:

и де́сять рого́въ его́ де́сять царе́й воста́нутъ, и по ни́хъ воста́нетъ другі́й, и́же превзы́детъ зло́бами всѣ́хъ пре́жнихъ и три́ цари́ смири́тъ,

и словеса́ на вы́шняго возглаго́летъ и святы́хъ вы́шняго смири́тъ, и помы́слитъ премѣни́ти времена́ и зако́нъ, и да́стся въ руку́ его́ да́же до вре́мене и време́нъ и полувре́мене:

и суди́ще ся́детъ, и вла́сть его́ преста́вятъ е́же потреби́ти и погуби́ти до конца́:

ца́рство же и вла́сть и вели́чество царе́й, и́же подъ всѣ́мъ небесе́мъ, да́стся святы́мъ вы́шняго: и ца́рство его́ ца́рство вѣ́чное, и вся́ вла́сти тому́ рабо́тати бу́дутъ и слу́шати.

До здѣ́ сконча́нiе словесе́. А́зъ данiи́лъ, надо́лзѣ размышле́нiя моя́ смуща́ху мя́, и зра́къ мо́й премѣни́ся на мнѣ́, и глаго́лъ въ се́рдцы мое́мъ соблюдо́хъ.

Въ лѣ́то тре́тiе ца́рства Валтаса́ра царя́ видѣ́нiе яви́ся мнѣ́, а́зъ данiи́лъ, по я́вльшемся мнѣ́ пре́жде.

И бѣ́хъ въ Су́сѣхъ гра́дѣ, и́же е́сть во странѣ́ Ела́мстѣй, и ви́дѣхъ въ видѣ́нiи, и бѣ́хъ на ува́лѣ,

и воздвиго́хъ о́чи мои́ и ви́дѣхъ: и се́, ове́нъ еди́нъ стоя́ предъ ува́ломъ ему́же ро́зи, ро́зи же высо́цы, еди́нъ же вы́шше друга́го, и вы́шшiй восхожда́ше послѣди́.

И ви́дѣхъ овна́ боду́ща на за́падъ и на сѣ́веръ, и на ю́гъ и на восто́къ: и вси́ звѣ́рiе не ста́нутъ предъ ни́мъ, и не бѣ́ избавля́юща изъ руки́ его́, и сотвори́ по во́ли свое́й, и возвели́чися.

А́зъ же бѣ́хъ размышля́я, и се́ козе́лъ от ко́зъ идя́ше от Ли́ва на лице́ всея́ земли́ и не бѣ́ прикаса́яся земли́, и козлу́ тому́ ро́гъ ви́димь между́ очи́ма его́:

и прiи́де до овна́ иму́щаго рога́ его́же ви́дѣхъ стоя́ща предъ ува́ломъ, и тече́ къ нему́ въ си́лѣ крѣ́пости своея́.

И ви́дѣхъ его́ доходя́ща до овна́, и разсвирѣ́пѣ на него́, и порази́ овна́, и сокруши́ о́ба ро́га его́: и не бѣ́ си́лы овну́, е́же ста́ти проти́ву ему́: и пове́рже его́ на зе́млю и попра́ его́, и не бѣ́ избавля́яй овна́ от руки́ его́.

И козе́лъ ко́зiй возвели́чися до зѣла́: и внегда́ укрѣпи́ся, сокруши́ся ро́гъ его́ вели́кiй, и взыдо́ша друзі́и четы́ри ро́зи подъ ни́мъ, по четы́ремъ вѣ́тромъ небе́снымъ:

и от еди́наго и́хъ взы́де ро́гъ еди́нъ крѣ́покъ, и возвели́чися вельми́ къ ю́гу и къ восто́ку и къ си́лѣ,

и возвели́чися да́же до си́лы небе́сныя: и сотвори́ па́сти на зе́млю от си́лы небе́сныя и от звѣ́здъ, и попра́ я́:

и до́ндеже архистрати́гъ изба́витъ плѣ́нники, и его́ ра́ди же́ртва смяте́ся, и благопоспѣши́ся ему́, и свято́е опустѣ́етъ:

и даде́ся на же́ртву грѣ́хъ, и пове́ржеся пра́вда на зе́млю: и сотвори́, и благопоспѣши́ся.

И слы́шахъ еди́наго свята́го глаго́люща. И рече́ еди́нъ святы́й друго́му нѣ́коему глаго́лющему: доко́лѣ видѣ́нiе ста́нетъ, же́ртва отъя́тая, и грѣ́хъ опустѣ́нiя да́нный, и свято́е и си́ла попере́тся?

И рече́ ему́: да́же до ве́чера и у́тра дні́й двѣ́ ты́сящы и три́ста, и очи́стится свято́е.

И бы́сть, егда́ ви́дѣхъ а́зъ данiи́лъ видѣ́нiе и взыска́хъ вѣ́дѣнiя, и се́, ста́ предо мно́ю а́ки о́бразъ му́жескъ,

и слы́шахъ гла́съ му́жескъ средѣ́ ува́ла, и призва́ и рече́: гаврiи́ле, скажи́ видѣ́нiе о́ному.

И прiи́де и ста́ бли́зъ стоя́нiя моего́: и егда́ прiи́де ужасо́хся и падо́хъ на лице́ мое́. И рече́ ко мнѣ́: разумѣ́й, сы́не человѣ́чь, еще́ бо до сконча́нiя вре́мене видѣ́нiе.

И егда́ глаго́лаше со мно́ю, падо́хъ ни́цъ на земли́, и прикосну́ся мнѣ́, и поста́ви мя́ на но́ги моя́, и рече́:

се́, а́зъ возвѣща́ю тебѣ́ бу́дущая на послѣ́докъ гнѣ́ва [сыно́мъ люді́й твои́хъ]: еще́ бо до конца́ вре́мене видѣ́нiе.

Ове́нъ, его́же ви́дѣлъ еси́ иму́ща рога́, ца́рь ми́дскiй и пе́рсскiй:

а козе́лъ ко́зiй ца́рь е́ллинскiй е́сть: ро́гъ же вели́кiй, и́же между́ очи́ма его́, то́й е́сть ца́рь пе́рвый:

сему́ же сокруши́вшуся воста́ша четы́ри ро́зи подъ ни́мъ: четы́ри ца́рiе воста́нутъ от язы́ка его́, но не въ крѣ́пости его́,

и на послѣ́докъ ца́рства и́хъ, исполня́ющымся грѣхо́мъ и́хъ, воста́нетъ ца́рь безсра́менъ лице́мъ и разумѣ́я гада́нiя,

и держа́вна крѣ́пость его́, не въ крѣ́пости же свое́й, и чуде́сно растли́тъ и упра́витъ и сотвори́тъ, и разсы́плетъ крѣ́пкiя и лю́ди свя́ты,

и яре́мъ вери́гъ свои́хъ испра́витъ: ле́сть въ руцѣ́ его́, и въ се́рдцы свое́мъ возвели́чится, и ле́стiю разсы́плетъ мно́гихъ, и на па́губу мно́гимъ возста́нетъ, и я́ко я́ица руко́ю сокруши́тъ.

И видѣ́нiе ве́чера и у́тра рѣче́ннаго и́стинно е́сть: ты́ же назна́менай видѣ́нiе, я́ко на дни́ мно́ги.

А́зъ же данiи́лъ успо́хъ и изнемога́хъ на дни́ [мно́ги], и воста́хъ и творя́хъ дѣла́ царе́ва, и почуди́хся видѣ́нiю, и не бя́ше разумѣва́ющаго.

Въ пе́рвое лѣ́то да́рiа сы́на Ассуи́рова, от пле́мене ми́дска, и́же ца́рствова во ца́рствѣ Халде́йстѣмъ,

въ лѣ́то пе́рвое ца́рства его́, а́зъ данiи́лъ разумѣ́хъ въ кни́гахъ число́ лѣ́тъ, о не́мже бы́сть сло́во Госпо́дне ко иеремі́и проро́ку, на сконча́нiе опустѣ́нiя Иерусали́мля се́дмьдесятъ лѣ́тъ.

И да́хъ лице́ мое́ къ Го́споду Бо́гу, е́же взыска́ти моли́твы и проше́нiя въ постѣ́ и во вре́тищи и пе́пелѣ,

и моли́хся ко Го́споду Бо́гу моему́ и исповѣ́дахся и рѣ́хъ: Го́споди, Бо́же вели́кiй и чу́дный, храня́й завѣ́тъ тво́й и ми́лость твою́ лю́бящымъ тя́ и храня́щымъ за́повѣди твоя́:

согрѣши́хомъ, беззако́нновахомъ, нече́ствовахомъ и отступи́хомъ и уклони́хомся от за́повѣдiй твои́хъ и от судо́въ твои́хъ

и не послу́шахомъ ра́бъ твои́хъ проро́ковъ, и́же глаго́лаша во и́мя твое́ ко царе́мъ на́шымъ и князе́мъ на́шымъ, и отце́мъ на́шымъ и всѣ́мъ лю́демъ земли́.

Тебѣ́, Го́споди, пра́вда, на́мъ же стыдѣ́нiе лица́, я́коже де́нь се́й, му́жу Иу́дину, и живу́щымъ во Иерусали́мѣ, и всему́ Изра́илю, и бли́жнимъ и да́льнимъ во все́й земли́, идѣ́же разсѣ́ялъ еси́ я́ та́мо, во отверже́нiи и́хъ, и́мже отверго́шася тебе́, Го́споди.

Тебѣ́, Го́споди, е́сть пра́вда, на́мъ же стыдѣ́нiе лица́, и царе́мъ на́шымъ и князе́мъ на́шымъ и отце́мъ на́шымъ, и́же согрѣши́хомъ тебѣ́.

Го́споду же Бо́гу на́шему щедро́ты и очище́нiя, я́ко отступи́хомъ от Го́спода

и не послу́шахомъ гла́са Го́спода Бо́га на́шего, ходи́ти въ зако́нѣхъ его́, и́хже даде́ предъ лице́мъ на́шимъ руко́ю ра́бъ свои́хъ проро́ковъ.

И ве́сь Изра́иль преступи́ зако́нъ тво́й, и уклони́шася е́же не послу́шати гла́са твоего́: и прiи́де на ны́ кля́тва и закля́тiе впи́саное въ зако́нѣ Моисе́а раба́ Бо́жiя, я́ко согрѣши́хомъ ему́.

И уста́ви словеса́ своя́, я́же глаго́ла на ны́ и на судiи́ на́шя, и́же суди́ша на́мъ, навести́ на ны́ зла́я вели́кая, яковы́хъ не бы́сть подъ всѣ́мъ небесе́мъ, по [всѣ́мъ] бы́вшымъ во Иерусали́мѣ,

я́коже е́сть пи́сано въ зако́нѣ Моисе́овѣ, вся́ зла́я сiя́ прiидо́ша на ны́: и не помоли́хомся лицу́ Го́спода Бо́га на́шего, отврати́тися от непра́вдъ на́шихъ, и е́же смы́слити во все́й и́стинѣ твое́й [Го́споди].

И убуди́ся Госпо́дь Бо́гъ на зло́бу на́шу и наведе́ сiя́ на ны́, я́ко пра́веденъ Госпо́дь Бо́гъ на́шъ во все́мъ дѣя́нiи свое́мъ, е́же сотвори́, и не послу́шахомъ гла́са его́.

И ны́нѣ, Го́споди, Бо́же на́шъ, и́же изве́лъ еси́ лю́ди твоя́ от земли́ Еги́петскiя руко́ю крѣ́пкою и сотвори́лъ еси́ себѣ́ самому́ и́мя, я́коже де́нь се́й, согрѣши́хомъ, беззако́нновахомъ.

Го́споди, всѣ́мъ поми́лованiемъ твои́мъ да отврати́тся я́рость твоя́ и гнѣ́въ тво́й от гра́да твоего́ Иерусали́ма, от горы́ святы́я твоея́: я́ко согрѣши́хомъ непра́вдами на́шими и беззако́нiемъ оте́цъ на́шихъ, Иерусали́мъ и лю́дiе твои́ во укори́зну бы́ша во всѣ́хъ окре́стныхъ на́съ.

И ны́нѣ, Го́споди, Бо́же на́шъ, услы́ши моли́тву раба́ твоего́ и проше́нiе его́, и яви́ лице́ твое́ на святи́лище твое́ опустѣ́вшее, тебе́ ра́ди, Го́споди.

Приклони́, Го́споди, Бо́же мо́й, у́хо твое́ и услы́ши, отве́рзи о́чи твои́ и ви́ждь потребле́нiе на́ше и гра́да твоего́, въ не́мже призва́ся и́мя твое́, я́ко не на на́шя пра́вды [упова́юще] поверга́емъ моле́нiе на́ше предъ тобо́ю, но на щедро́ты твоя́ мно́гiя, Го́споди.

Услы́ши, Го́споди, очисти, Го́споди, вонми́, Го́споди, и сотвори́, и не закосни́ тебе́ ра́ди, Бо́же мо́й, я́ко и́мя твое́ призва́ся во гра́дѣ твое́мъ и въ лю́дехъ твои́хъ.

Еще́ же ми́ глаго́лющу и моля́щуся и исповѣ́дающу грѣхи́ моя́ и грѣхи́ люді́й мои́хъ Изра́иля, и припа́дающу съ моле́нiемъ мои́мъ предъ Го́сподемъ Бо́гомъ мои́мъ о горѣ́ святѣ́й его́:

и еще́ глаго́лющу ми́ въ моли́твѣ, и се́, му́жъ гаврiи́лъ, его́же ви́дѣхъ въ видѣ́нiи мое́мъ въ нача́лѣ, паря́щь, и прикосну́ся мнѣ́, а́ки въ ча́съ же́ртвы вече́рнiя,

и вразуми́ мя, и глаго́ла ко мнѣ́, и рече́: данiи́ле, ны́нѣ изыдо́хъ устро́ити тебѣ́ ра́зумъ:

въ нача́лѣ моли́твы твоея́ изы́де сло́во, и а́зъ прiидо́хъ возвѣсти́ти тебѣ́, я́ко му́жъ жела́нiй еси́ ты́, размы́сли о словеси́ и разумѣ́й во явле́нiи.

Се́дмьдесятъ седми́нъ сократи́шася о лю́дехъ твои́хъ и о гра́дѣ твое́мъ святѣ́мъ, я́ко да обетша́етъ согрѣше́нiе, и сконча́ется грѣ́хъ, и запеча́таются грѣси́, и загла́дятся непра́вды, и очи́стятся беззако́нiя, и приведе́тся пра́вда вѣ́чная: и запеча́тается видѣ́нiе и проро́къ, и пома́жется святы́й святы́хъ.

И увѣ́си и уразумѣ́еши от исхо́да словесе́, е́же отвѣща́ти и е́же согради́ти Иерусали́мъ, да́же до Христа́ старѣ́йшины седми́нъ се́дмь и седми́нъ шестьдеся́тъ двѣ́: и возврати́тся, и согради́тся сто́гна и забра́ла, и истоща́тся лѣ́та.

И по седми́нахъ шести́десяти дву́хъ потреби́тся пома́занiе, и су́дъ не бу́детъ въ не́мъ: гра́дъ же и свято́е разсы́плется со старѣ́йшиною гряду́щимъ, и потребя́тся а́ки въ пото́пѣ, и до конца́ ра́ти сокраще́нныя чи́номъ, поги́бельми.

И утверди́тъ завѣ́тъ мно́зѣмъ седми́на еди́на: въ по́лъ же седми́ны отъи́мется же́ртва и возлiя́нiе, и во святи́лищи ме́рзость запустѣ́нiя бу́детъ, и да́же до сконча́нiя вре́мене сконча́нiе да́стся на опустѣ́нiе.

Въ лѣ́то тре́тiе ки́ра царя́ пе́рсскаго, сло́во откры́ся данiи́лу, ему́же прозва́ся и́мя Валтаса́ръ: и́стинно же сло́во и си́ла вели́ка и ра́зумъ даде́ся ему́ въ видѣ́нiи.

Въ ты́я дни́ а́зъ данiи́лъ бѣ́хъ рыда́я три́ седми́цы дні́й:

хлѣ́ба вожделѣ́ннаго не ядо́хъ, и мя́со и вино́ не вни́де во уста́ моя́, и ма́стiю не пома́захся до исполненiя трiе́хъ седми́цъ дні́й.

Въ де́нь два́десять четве́ртый пе́рваго ме́сяца а́зъ бѣ́хъ бли́зъ рѣки́ вели́кiя, я́же е́сть Ти́гръ еддеке́ль,

и воздвиго́хъ о́чи мои́ и ви́дѣхъ, и се́, му́жъ еди́нъ облече́нъ въ ри́зу льня́ну, и чре́сла его́ препоя́сана зла́томъ свѣ́тлымъ:

тѣ́ло же его́ а́ки Ѳарси́съ, лице́ же его́ а́ки зрѣ́нiе мо́лнiи, о́чи же его́ а́ки свѣщы́ о́гнены, и мы́шцы его́ и го́лени а́ки зра́къ мѣ́ди блеща́щiяся, гла́съ же слове́съ его́ а́ки гла́съ наро́да.

И ви́дѣхъ а́зъ данiи́лъ еди́нъ явле́нiе, а му́жiе, и́же со мно́ю, не ви́дѣша явле́нiя, но у́жасъ вели́кiй нападе́ на ни́хъ, и отбѣ́гнуша во стра́сѣ.

А́зъ же оста́хъ еди́нъ и ви́дѣхъ явле́нiе вели́кое сiе́, и не оста́ во мнѣ́ крѣ́пость, и сла́ва моя́ обрати́ся въ разсы́панiе, и не удержа́хъ крѣ́пости.

И слы́шахъ гла́съ слове́съ его́. И внегда́ слы́шахъ, бѣ́хъ сокруше́нъ, лице́ же мое́ на земли́:

и се́, рука́ прикаса́ющися мнѣ́, и возста́ви мя́ на колѣ́на моя́ и на дла́ни ру́къ мои́хъ.

И рече́ ко мнѣ́: данiи́ле, му́жу жела́нiй, разумѣ́й во словесѣ́хъ си́хъ, я́же а́зъ глаго́лю къ тебѣ́, и стани́ на стоя́нiи свое́мъ, я́ко ны́нѣ по́сланъ е́смь къ тебѣ́. И егда́ возглаго́ла сло́во сiе́ ко мнѣ́, воста́хъ тре́петенъ.

И рече́ ко мнѣ́: не бо́йся, данiи́ле, я́ко от пе́рваго дне́, въ о́ньже по́далъ еси́ се́рдце твое́, е́же разумѣ́ти и труди́тися предъ Го́сподемъ Бо́гомъ твои́мъ, услы́шана бы́ша словеса́ твоя́, а́зъ же прiидо́хъ во словесѣ́хъ твои́хъ:

кня́зь же ца́рства пе́рсскаго стоя́ше проти́ву мнѣ́ два́десять и еди́нъ де́нь: и се́ Михаи́лъ еди́нъ от старѣ́йшинъ пе́рвыхъ прiи́де помощи́ мнѣ́, и того́ оста́вихъ та́мо со кня́земъ ца́рства пе́рсскаго,

и прiидо́хъ сказа́ти тебѣ́, ели́ка сря́щутъ люді́й твои́хъ въ послѣ́днiя дни́, я́ко еще́ видѣ́нiе на дни́.

И егда́ глаго́ла со мно́ю по словесе́мъ си́мъ, да́хъ лице́ мое́ на зе́млю и умили́хся.

И се́, а́ки подо́бiе сы́на человѣ́ча прикосну́ся устна́мъ мои́мъ, и отверзо́хъ уста́ моя́ и глаго́лахъ, и рѣ́хъ ко стоя́щему предо мно́ю: го́споди, въ видѣ́нiи твое́мъ обрати́ся утро́ба моя́ во мнѣ́, и не имѣ́хъ си́лы:

и ка́ко возмо́жетъ ра́бъ тво́й го́споди, глаго́лати съ го́сподемъ си́мъ мои́мъ? а́зъ бо изнемого́хъ, и отны́нѣ не ста́нетъ во мнѣ́ крѣ́пость, [си́ла бо] и дыха́нiе не оста́ во мнѣ́.

И приложи́, и прикосну́ся мнѣ́ я́ко зра́къ человѣ́чь, и укрѣпи́ мя,

и рече́ ми: не бо́йся, му́жу жела́нiй, ми́ръ тебѣ́: мужа́йся и крѣпи́ся. И егда́ глаго́ла со мно́ю, укрѣпи́хся и рѣ́хъ: да глаго́летъ госпо́дь мо́й, я́ко укрѣпи́лъ мя́ еси́.

И рече́: вѣ́си ли, почто́ прiидо́хъ къ тебѣ́? и ны́нѣ возвращу́ся, е́же ра́тися со кня́земъ пе́рсскимъ: а́зъ же исхожда́хъ, кня́зь же е́ллинскiй грядя́ше:

но да возвѣшу́ ти вчине́ное въ писа́нiи и́стины, и нѣ́сть ни еди́наго помога́ющаго со мно́ю о си́хъ, но то́чiю Михаи́лъ кня́зь ва́шъ.

А́зъ же въ пе́рвое лѣ́то ки́рово ста́хъ въ держа́ву и крѣ́пость.

И ны́нѣ и́стину возвѣщу́ тебѣ́ се́, еще́ трiе́ ца́рiе воста́нутъ въ перси́дѣ четве́ртый же разбогатѣ́етъ бога́тствомъ вели́кимъ па́че всѣ́хъ и по одержа́нiи бога́тства своего́ воста́нетъ на вся́ ца́рства е́ллинская:

и воста́нетъ ца́рь си́ленъ, и облада́етъ вла́стiю мно́гою, и сотвори́тъ по во́ли свое́й.

И егда́ ста́нетъ ца́рство его́ сокруши́тся и раздели́тся на четы́ри вѣ́тры небе́сныя, и не въ послѣ́дняя своя́, ниже́ по вла́сти свое́й, е́юже совладѣ́, поне́же исто́ргнется ца́рство его́ и други́мъ кромѣ́ си́хъ отда́стся.

И укрѣпи́тся ца́рь ю́жскiй, и от князе́й и́хъ еди́нъ укѣпѣ́етъ на́нь и облада́етъ вла́стiю мно́гою надъ вла́стiю его́.

И по лѣ́тѣхъ его́ смѣся́тся, и дщи́ царя́ ю́жска вни́детъ къ сѣ́верску царю́, е́же сотвори́ти завѣ́тъ съ ни́мъ, и не удержи́тъ крѣ́пости мы́шцы, и не ста́нетъ пле́мя ея́, и преда́стся та́ и приве́дшiи ю́, и дѣ́ва и укрѣпля́яй ю́ во временѣ́хъ.

И воста́нетъ от цвѣ́та ко́рене ея́ на уготова́нiе его́ и прiи́детъ въ си́лу, и вни́детъ во утвержде́нiя царя́ сѣ́верскаго и сотвори́тъ въ ни́хъ и одержи́тъ:

и бо́ги и́хъ со слiя́нными и́хъ, вся́ сосу́ды и́хъ вожделѣ́нны сребра́ и зла́та съ плѣ́нники принесе́тъ во Еги́петъ, и то́й воста́нетъ па́че царя́ сѣ́верска:

и вни́детъ въ ца́рство царя́ ю́жскаго, и возврати́тся на свою́ зе́млю.

И сы́нове его́ соберу́тъ наро́дъ си́ленъ мно́гъ, и вни́детъ гряды́й и потопля́яй: и ми́мо пре́йдетъ и ся́детъ, и да́же до крѣ́пости его́ сни́дется.

И разсвирѣпѣ́етъ ца́рь ю́жскiй, и изы́детъ и бра́нь сотвори́тъ съ царе́мъ сѣ́верскимъ, и поста́витъ наро́дъ мно́гъ, и преда́стся наро́дъ въ ру́цѣ его́.

И во́зметъ наро́ды, и возвы́сится се́рдце его́, и соодолѣ́етъ тма́мъ, и не укрѣпѣ́етъ.

И возврати́тся ца́рь сѣ́верскiй и приведе́тъ наро́дъ мно́гъ па́че пре́жняго: и на коне́цъ време́нъ лѣ́тъ прiи́детъ вхо́домъ въ си́лѣ вели́цѣй и со имѣ́нiемъ мно́гимъ.

И въ лѣ́та о́на мно́зи воста́нутъ на царя́ ю́жска, и сы́нове губи́телей люді́й твои́хъ воздви́гнутся, е́же поста́вити видѣ́нiе, и изнемо́гутъ.

И вни́детъ ца́рь сѣ́верскiй и сотвори́тъ око́пъ и во́зметъ гра́ды тве́рды, мы́шцы же царя́ ю́жскаго не ста́нутъ и воста́нутъ избра́ннiи его́, и не бу́детъ крѣ́пости е́же ста́ти.

И сотвори́тъ входя́й къ нему́ по во́ли свое́й, и нѣ́сть стоя́щаго проти́ву лица́ его́: и ста́нетъ на земли́ Савеи́, и сконча́ется въ руцѣ́ его́.

И вчини́тъ лице́ свое́ вни́ти въ си́лѣ всего́ ца́рства своего́, и пра́вѣ вся́ сотвори́тъ съ ни́мъ: и дще́рь же́нъ да́стъ ему́ е́же растли́ти ю́, и не пребу́детъ, и не бу́детъ ему́.

И обрати́тъ лице́ свое́ на о́стровы, и во́зметъ мно́ги, и погуби́тъ кня́зи укори́зны своея́, оба́че укори́зна его́ возврати́тся ему́.

И обрати́тъ лице́ свое́ въ крѣ́пость земли́ своея́, и изнемо́жетъ, и паде́тся, и не обря́щется.

И воста́нетъ от ко́рене его́ са́дъ ца́рства на угото́ванiе его́ производя́й творя́й сла́ву ца́рства: и въ ты́я дни́ еще́ сокруши́тся, и не въ ли́цахъ, ни въ ра́ти:

ста́нетъ во угото́ванiи его́ ункчижи́ся, и не да́ша на́нь сла́вы ца́рства: и прiи́детъ со оби́лiемъ и соодолѣ́етъ ца́рству лестьми́,

и мы́шцы потопля́ющаго потопя́тся от лица́ его́ и сокруша́тся и старѣ́йшина завѣ́та.

И от совокупле́нiй къ нему́ сотвори́тъ ле́сть, и взы́детъ, и преодолѣ́етъ и́хъ въ ма́лѣ язы́цѣ:

и во оби́лiе и въ ту́чныя страны́ прiи́детъ, и сотвори́тъ, я́же не сотвори́ша отцы́ его́ и отцы́ отце́въ его́: плѣне́нiе и коры́сти и имѣ́нiе и́мъ расточи́тъ, и на Еги́пта помы́слитъ мы́слiю да́же до вре́мене.

И воста́нетъ крѣ́пость его́, и се́рдце его́ на царя́ ю́жскаго въ си́лѣ вели́цѣ, ца́рь же ю́жскiй сотвори́тъ съ ни́мъ сѣ́чь си́лою вели́кою и крѣ́пкою зѣло́, и не ста́нутъ: я́ко помышля́ютъ на́нь помышле́нiя

и изъядя́тъ потре́бная его́ и сокруша́тъ его́, и си́лы разсы́плетъ, и паду́тъ я́звенiи мно́зи.

И о́ба царя́, сердца́ и́хъ на лука́вство, и на трапе́зѣ еди́нѣй возглаго́лютъ лжу́, и не предуспѣ́етъ, я́ко еще́ коне́цъ на вре́мя.

И возврати́тся на свою́ зе́млю со имѣ́нiемъ мно́гимъ, и се́рдце его́ на завѣ́тъ святы́й, и сотвори́тъ, и возврати́тся на свою́ зе́млю.

На вре́мя возврати́тся и прiи́детъ на ю́гъ, и не бу́детъ я́коже пе́рвая и послѣ́дняя.

И вни́дутъ съ ни́мъ исходя́щiи ки́тяне, и смири́тся, и возврати́тся, и возъяри́тся на завѣ́тъ святы́й: и сотвори́тъ, и возврати́тся, и умы́слитъ на оста́вльшыя завѣ́тъ святы́й.

И мы́шцы и племена́ от него́ воста́нутъ и оскверня́тъ святы́ню могу́тства и преста́вятъ же́ртву всегда́шнюю и дадя́тъ ме́рзость запустѣ́нiя,

и беззако́ннующiи завѣ́тъ наведу́тъ со пре́лестiю: лю́дiе же вѣ́дуще Бо́га своего́ премо́гутъ и сотворя́тъ,

и смы́сленнiи лю́дiе уразумѣ́ютъ мно́го, и изнемо́гутъ въ мечи́ и въ пла́мени, и въ плѣне́нiи и въ разграбле́нiи дні́й.

И егда́ изнемо́гутъ, помо́жется и́мъ по́мощiю ма́лою, и приложа́тся къ ни́мъ мно́зи со пре́лестiю.

И от смы́слившихъ изнемо́гутъ, е́же разжещи́ я́ и избра́ти, и е́же откры́ти да́же до конца́ вре́мене, я́ко еще́ на вре́мя.

И сотвори́тъ по во́ли свое́й, и ца́рь возвы́сится и возвели́чится надъ вся́кимъ бо́гомъ, и на Бо́га бого́въ возглаго́летъ тя́жкая, и упра́витъ, до́ндеже сконча́етъ гнѣ́въ, въ сконча́нiе бо быва́етъ.

И о всѣ́хъ бо́зѣхъ отце́въ свои́хъ не смы́слитъ, и раче́нiи же́нъ, и о вся́цѣмъ бо́зѣ не уразумѣ́етъ, поне́же па́че всѣ́хъ возвели́чится.

И бо́га маози́ма на мѣ́стѣ свое́мъ просла́витъ, и бо́га, его́же не вѣ́дѣша отцы́ его́, почти́тъ сребро́мъ и зла́томъ и камы́комъ честны́мъ и похотьми́,

и сотвори́тъ твердѣ́лемъ убѣ́жищъ съ бо́гомъ чужди́мъ, его́же позна́етъ, и умно́житъ сла́ву, и покори́тъ и́мъ мно́ги, и зе́млю раздѣли́тъ въ да́ры.

И на коне́цъ вре́мене срази́тся ра́тiю съ царе́мъ ю́жскимъ: и собере́тся на него́ ца́рь сѣ́верскiй съ колесни́цами и съ ко́нники и съ корабли́ мно́гими, и вни́детъ въ зе́млю, и сокруши́тъ, и мимои́детъ,

и вни́детъ на зе́млю Саваи́мску, и мно́зи изнемо́гутъ: сі́и же спасу́тся от руки́ его́, Едо́мъ и Моа́въ и нача́ло сыно́въ Аммо́нихъ.

И простре́тъ ру́ку свою́ на зе́млю, и земля́ Еги́петска не бу́детъ во спасе́нiе.

И владѣ́ти на́чнетъ въ сокрове́нныхъ зла́та и сребра́ и во всѣ́хъ вожделѣ́нныхъ Еги́пта и Ливи́евъ и еѳiо́повъ, въ твердѣ́лехъ и́хъ.

И слы́шанiя и потща́нiя возмутя́тъ его́ от восто́къ и от сѣ́вера: и прiи́детъ во я́рости мно́зѣ, е́же погуби́ти мно́ги.

И по́ткнетъ ку́щу свою́ Ефадано́ между́ моря́ми, на горѣ́ святѣ́й Савеи́, прiи́детъ да́же до ча́сти ея́, и нѣ́сть избавля́яй его́.

И во вре́мя о́но воста́нетъ Михаи́лъ кня́зь вели́кiй стоя́й о сынѣ́хъ люді́й твои́хъ: и бу́детъ вре́мя ско́рби, ско́рбь, якова́ не бы́сть, отне́лѣже созда́ся язы́къ на земли́, да́же до вре́мене о́наго: и въ то́ вре́мя спасу́тся лю́дiе твои́ вси́, обрѣ́тшiися впи́сани въ кни́зѣ,

и мно́зи от спя́щихъ въ земнѣ́й пе́рсти воста́нутъ, сі́и въ жи́знь вѣ́чную, а о́нiи во укори́зну и въ стыдѣ́нiе вѣ́чное.

И смы́слящiи просвѣтя́тся а́ки свѣ́тлость тве́рди, и от пра́ведныхъ мно́гихъ а́ки звѣ́зды во вѣ́ки и еще́.

Ты́ же, данiи́ле, загради́ словеса́ и запеча́тай кни́ги до вре́мене сконча́нiя, до́ндеже науча́тся мно́зи, и умно́жится вѣ́дѣнiе.

И ви́дѣхъ а́зъ данiи́лъ, и се́, два́ и́нiи стоя́ху, еди́нъ о сiю́ страну́ у́стiя рѣки́, а другі́й объ ону́ страну́ у́стiя рѣки́.

И рече́ къ му́жу оболче́нному въ ри́зу льня́ну, и́же бя́ше верху́ воды́ рѣчны́я: доко́лѣ оконча́нiе чуде́съ, я́же ре́клъ еси́?

И слы́шахъ от му́жа оболче́ннаго въ ри́зу льня́ну, и́же бя́ще верху́ воды́ рѣчны́я, и воздви́же десни́цу свою́ и шу́йцу свою́ на не́бо и кля́тся живу́щимъ во вѣ́ки, я́ко во вре́мя и во времена́ и въ по́лъ вре́мене, егда́ сконча́ется разсы́панiе руки́ люді́й освяще́нныхъ, и увѣ́дятъ сiя́ вся́.

А́зъ же слы́шахъ, и не разумѣ́хъ, и рѣ́хъ: го́споди, что́ послѣ́дняя си́хъ?

И рече́: гряди́, данiи́ле, я́ко загражде́на словеса́ и запеча́тана да́же до конца́ вре́мене:

избра́нни бу́дутъ и убѣля́тся, и а́ки огне́мъ искуся́тся и освятя́тся мно́зи: и собеззако́ннуютъ беззако́нницы, и не уразумѣ́ютъ вси́ нечести́вiи, но у́мнiи уразумѣ́ютъ:

от вре́мене же премѣ́ненiя же́ртвы всегда́шнiя, и да́стся ме́рзость запустѣ́нiя на дни́ ты́сяща двѣ́сти де́вятьдесятъ:

блаже́нъ терпя́й и дости́гнувый до дні́й ты́сящи тре́хъ со́тъ три́десяти пяти́:

ты́ же иди́ и почива́й: еще́ бо дні́е су́ть и часы́ во исполне́нiе сконча́нiя, и почі́еши, и воста́неши въ жре́бiй тво́й, въ сконча́нiе дні́й.

И бѣ́ му́жъ живы́й въ Вавило́нѣ, и́мя же ему́ Иоаки́мъ.

И поя́ жену́, е́йже и́мя соса́нна, дще́рь хелкі́ева, добра́ зѣло́ и боя́щися Бо́га.

Роди́теля же ея́ пра́ведна, и научи́ша дще́рь свою́ по зако́ну Моисе́ову.

Бѣ́ же Иоаки́мъ бога́тъ зѣло́, и бѣ́ ему́ вертогра́дъ бли́зъ двора́ его́: и схожда́хуся къ нему́ Иуде́е, поне́же то́й бя́ше сла́внѣе всѣ́хъ.

И избра́на бы́ша два́ ста́рца от люді́и въ судiи́ въ то́ лѣ́то, о ни́хже глаго́ла Влады́ка, я́ко изы́де беззако́нiе изъ Вавило́на от ста́рецъ суді́й, и́же мня́хуся управля́ти люді́й.

Сiя́ прихожда́ша ча́сто въ до́мъ Иоаки́мль, и прихожда́ху къ ни́ма вси́ пря́щiися.

И бы́сть, внегда́ отхожда́ху лю́дiе о полу́дни, вхожда́ше соса́нна и хожда́ше во вертогра́дѣ му́жа своего́.

И смотря́ша ея́ о́ба ста́рца по вся́ дни́ входя́щую и исходя́щую, и бы́ша въ похотѣ́нiи ея́,

и разврати́ша у́мъ сво́й, и уклони́ша о́чи свои́, е́же не взира́ти на не́бо, ниже́ помина́ти суде́бъ пра́ведныхъ.

И бѣ́ша о́ба уя́звлена по́хотiю на ню́, и не возвѣсти́ша дру́ъ дру́гу болѣ́зни своея́,

поне́же стыдя́шася исповѣ́дати вожделѣ́нiе свое́, я́ко хотя́ша бы́ти съ не́ю.

И наблюда́ша жада́юща по вся́ дни́ зрѣ́ти ю́, и рѣ́ша дру́гъ ко дру́гу:

по́йдемъ у́бо въ до́мъ, я́ко обѣ́да ча́съ е́сть. И изше́дша разыдо́шася дру́гъ от дру́га,

и возвра́щшася прiидо́ша во еди́но [мѣ́сто], и истяза́вша дру́гъ от дру́га вины́, исповѣ́даша дру́гъ дру́гу похотѣ́нiе свое́, и тогда́ о́бще уста́виша вре́мя, когда́ возмо́гутъ о́ную обрѣсти́ еди́ну.

И бы́сть егда́ наблюда́ша дне́ уго́днаго, вни́де соса́нна, я́коже вчера́ и тре́тiяго дне́, со двѣма́ то́чiю отрокови́цами, и восхотѣ́ мы́тися во вертогра́дѣ, я́ко зно́й бя́ше.

И не бя́ше никого́же та́мо, кромѣ́ двою́ ста́рцевъ сокрове́нныхъ и стрегу́щихъ ея́.

И рече́ отрокови́цамъ: принеси́те ми́ ма́сло и мы́ло и две́ри вертогра́дныя затвори́те, да измы́юся.

И сотвори́стѣ я́коже рече́, и затвори́стѣ две́ри вертогра́дныя, и изыдо́стѣ за́дними две́рьми принести́ повелѣ́нное и́ма, и не ви́дѣстѣ ста́рцевъ, поне́же бя́ша сокрове́нна.

И бы́сть, егда́ изыдо́стѣ отрокови́цы, воста́ша о́ба ста́рца, и теко́ша къ не́й, и рѣ́ша:

се́, две́ри огра́дныя затвори́шася, и никто́же ви́дитъ на́съ, а въ похотѣ́нiи твое́мъ есмы́: сего́ ра́ди соизво́ли на́мъ, и бу́ди съ на́ми:

а́ще же ни́, то́ послу́шествуемъ на тя́, я́ко бѣ́ съ тобо́ю ю́ноша, и того́ ра́ди отпусти́ла еси́ отрокови́цъ от тебе́.

И возстена́ соса́нна и рече́: тѣ́сно ми́ отвсю́ду: а́ще бо сiе́ сотворю́, сме́рть ми́ е́сть: а́ще же не сотворю́, не избѣ́гну от ру́къ ва́шихъ:

изволе́нiе ми́ е́сть не сотвори́вшей впа́сти въ ру́цѣ ва́ши, не́жели согѣши́ти предъ Бо́гомъ.

И возопи́ гла́сомъ вели́кимъ соса́нна: возопи́ша же и о́ба ста́рца проти́ву е́й,

и те́къ еди́нъ, отве́рзе две́ри вертогра́дныя.

Егда́ же услы́шаша кли́чь во вертогра́дѣ дома́шнiи, вскочи́ша за́дними две́рьми ви́дѣти случи́вшееся е́й.

Егда́ же повѣ́даша ста́рцы словеса́ своя́, устыдѣ́шася раби́ ея́ зѣло́, я́ко николи́же рече́ся таково́ сло́во о соса́ннѣ.

И бы́сть нау́трiе, егда́ собра́шася лю́дiе къ му́жу ея́ Иоаки́му, прiидо́ша и о́ба ста́рца по́лна беззако́ннаго помышле́нiя на соса́нну, е́же умори́ти ю́,

и рѣ́ша предъ людьми́: посли́те по соса́нну дще́рь хелкі́еву, я́же е́сть жена́ Иоаки́мля. они́ же посла́ша.

И прiи́де та́ и роди́теля ея́, и ча́да ея́ и вси́ у́жики ея́.

Соса́нна же бя́ше млада́ зѣло́ и добра́ о́бразомъ.

Беззако́ннiи же повелѣ́ша откры́ти ю́, бя́ше бо покрове́на, я́ко да насы́тятся добро́ты ея́.

Пла́каху же су́щiи при не́й и вси́ зна́ющiи ю́.

Воста́вша же о́ба ста́рца посредѣ́ люді́й, возложи́ша ру́цѣ на главу́ ея́.

Сiя́ же пла́чущи воззрѣ́ на не́бо, я́ко бя́ше се́рдце ея́ упова́я на Го́спода.

Рѣ́ша же о́ба ста́рца: ходя́щымъ на́мъ обои́мъ во вертогра́дѣ, вни́де сiя́ со двѣма́ отрокови́цами, и затвори́ две́ри вертогра́дныя, и отпусти́ отрокови́цы,

и прiи́де къ не́й ю́ноша, и́же бя́ше сокрове́нъ, и возлеже́ съ не́ю:

мы́ же су́ще во у́глѣ вертогра́да, ви́дѣвше беззако́нiе, теко́хомъ на ня́:

и ви́дѣвше и́хъ смѣша́ющихся, о́наго у́бо не мого́хомъ я́ти поне́же па́че на́съ можа́ше, и отве́рзъ две́ри вертогра́дныя изскочи́:

сiю́ же е́мше, вопроша́хомъ, кто́ бѣ́ ю́ноша? и не восхотѣ́ повѣ́дати на́мъ: о се́мъ послу́шествуемъ.

И вѣ́рова и́ма со́нмъ а́ки ста́рцемъ людски́мъ и судiя́мъ, и осуди́ша ю́ на уме́ртвiе.

И возопи́ соса́нна гла́сомъ вели́кимъ и рече́: Бо́же вѣ́чный и сокрове́нныхъ вѣ́дателю, свѣ́дый вся́ пре́жде бытiя́ и́хъ!

ты́ вѣ́си, я́ко лжу́ послу́шествоваша на мя́, и се́, умира́ю, не сотво́рши ничесо́же, о ни́хже сі́и слука́вноваша на мя́.

И послу́ша Госпо́дь гла́са ея́,

и ведо́мѣй е́й на погубле́нiе, воздви́же Бо́гъ Ду́хомъ сты́мъ о́трока ю́на, ему́же и́мя данiи́лъ:

и возопи́ гла́сомъ вели́кимъ: чи́стъ а́зъ от кро́ве сея́.

Обрати́шажеся вси́ лю́дiе къ нему́ и рѣ́ша: что́ сло́во сiе́, е́же ты́ глаго́леши?

Се́й же ста́въ средѣ́ и́хъ рече́: си́це ли юро́диви, сы́нове Изра́илевы, не испыта́вше, ни и́стины разумѣ́вше, осуди́сте дще́рь Изра́илеву?

возврати́теся на суди́ще: лжу́ бо сі́и послу́шествоваша на ню́.

И возврати́шася вси́ лю́дiе съ потща́нiемъ. И рѣ́ша ему́ ста́рцы: гряди́, ся́ди посредѣ́ на́съ и возвѣсти́ на́мъ, я́ко тебѣ́ даде́ Бо́гъ старѣ́йшинство.

И рече́ къ ни́мъ данiи́лъ: разведи́те я́ дру́гъ от дру́га дале́че, и вопрошу́ и́хъ.

Егда́ же разведо́ша еди́наго от друга́го, призва́ еди́наго от ни́хъ и рече́ къ нему́: обетша́лый злы́ми де́нми, ны́нѣ приспѣ́ша грѣси́ твои́, я́же твори́лъ еси́ пре́жде,

судя́ суды́ непра́ведны и непови́нныя у́бо осужда́я, проща́я же пови́нныя, глаго́лющу Бо́гу: непови́нна и пра́ведна не убива́й:

ны́нѣ у́бо сiю́ а́ще еси́ ви́дѣлъ, рцы́, подъ кі́имъ дре́вомъ ви́дѣлъ еси́ и́хъ бесѣ́дующихъ къ себѣ́? О́нъ же рече́: подъ те́рномъ.

Рече́ же данiи́лъ: пра́во солга́лъ еси́ на твою́ главу́: се́ бо, а́нгелъ Бо́жiй прiи́мъ отвѣ́тъ от Бо́га, расто́ргнетъ тя́ полма́.

И отпусти́въ его́ повелѣ́ привести́ друга́го и рече́ ему́: пле́мя Ханаа́не, а не Иу́дино, добро́та прельсти́ тя, и похотѣ́нiе разврати́ се́рдце твое́:

си́це твори́ли есте́ дще́ремъ Изра́илевымъ, о́ныя же боя́шяся живя́ху съ ва́ми, но [ны́нѣ] дще́рь Иу́дина не претерпѣ́ беззако́нiя ва́шего:

ны́нѣ у́бо глаго́ли ми́: подъ кі́имъ дре́вомъ ви́дѣлъ еси́ си́хъ бесѣ́дующихъ къ себѣ́? О́нъ же рече́: подъ чресми́ною.

Рече́ же ему́ данiи́лъ: пра́во солга́лъ еси́ и ты́ на свою́ главу́: жде́тъ бо а́нгелъ Бо́жiй мече́мъ разсѣщи́ тя́ полма́, я́ко да потреби́тъ вы́.

И возопи́ ве́сь со́нмъ гла́сомъ вели́кимъ и благослови́ Бо́га спаса́ющаго надѣ́ющыяся на него́.

И воста́ша на о́ба ста́рца, я́ко обличи́ и́хъ данiи́лъ от у́стъ и́хъ, лжу́ послу́шествовавшихъ.

И сотвори́ша и́ма я́коже слука́вноваша бли́жнему, сотвори́ти по зако́ну Моисе́ову: и уби́ша и́хъ, и спасе́ся кро́вь непови́нна въ то́й де́нь.

Хелкі́а же и жена́ его́ похвали́ша Бо́га о дще́ри свое́й соса́ннѣ со Иоаки́момъ му́жемъ ея́ и со у́жиками всѣ́ми, я́ко не обрѣ́теся въ не́й сту́дная ве́щь.

Данiи́лъ же бы́сть вели́къ предъ людьми́ от дне́ того́ и пото́мъ.

И ца́рь Астиа́гъ приложи́ся къ отце́мъ свои́мъ: и прiя́ ки́ръ пе́рсянинъ ца́рство его́.

И бя́ше данiи́лъ сожи́телствующь со царе́мъ и сла́венъ па́че всѣ́хъ друго́въ его́.

И бя́ше кумíръ Вавило́няномъ, ему́же и́мя ви́лъ, и иждива́ху ему́ на кі́йждо де́нь муки́ семида́лны Артава́съ двана́десять и ове́цъ четы́редесять и вина́ мѣ́ръ ше́сть.

И ца́рь почита́ше его́ и хожда́ше по вся́ дни́ кла́нятися ему́: данiи́лъ же кла́няшеся Бо́гу своему́. И рече́ ему́ ца́рь: почто́ не покланя́ешися ви́лу?

О́нъ же рече́: поне́же не покланя́юся кумíромъ рука́ми сотворе́ннымъ, но живо́му Бо́гу сотво́рщему не́бо и зе́млю и владу́щему всѣ́ми.

И рече́ ему́ ца́рь: не мни́тся ли ти́ ви́лъ бы́ти жи́въ бо́гъ? или́ не ви́диши, коли́ко я́стъ и пiе́тъ по вся́ дни́?

И рече́ данiи́лъ посмѣя́вся: не прельща́йся, царю́! то́й бо внутрьу́ду пра́хъ е́сть, а внѣу́ду мѣ́дь, и не яде́, ни пи́ никогда́же.

И разгнѣ́вався ца́рь призва́ жерцы́ своя́ и рече́ и́мъ: а́ще не повѣ́сте ми́, кто́ я́стъ бра́шно сiе́, то́ у́мрете:

а́ще же пока́жете, я́ко ви́лъ снѣда́етъ е́, у́мретъ данiи́лъ, я́ко поху́лилъ е́сть ви́ла. И рече́ данiи́лъ царю́: бу́ди по глаго́лу твоему́.

Бя́ше же жерце́въ ви́ловыхъ се́дмьдесятъ, кромѣ́ же́нъ и дѣте́й.

И прiи́де ца́рь со данiи́ломъ во хра́мъ ви́ловъ. И рѣ́ша жерцы́ ви́ловы: се́, мы́ изы́демъ во́нъ, ты́ же, царю́, поста́ви я́ди, и вино́ наче́рпавъ поста́ви, заключи́ же две́ри и запеча́тай пе́рстнемъ свои́мъ:

и прише́дъ зау́тра, а́ще не обря́щеши всего́ изъя́дена ви́ломъ, тогда́ и́змремъ, или́ данiи́лъ солга́вый на ны́.

Ті́и же пренебрега́ху, поне́же сотвори́ша подъ трапе́зою сокрове́нъ вхо́дъ и вхожда́ху тѣ́мъ всегда́ и изъяда́ху та́я.

И бы́сть, егда́ изыдо́ша они́, и ца́рь поста́ви бра́шно ви́лу: и повелѣ́ данiи́лъ отроко́мъ свои́мъ, и принесо́ша пе́пелъ и посы́паша ве́сь хра́мъ предъ царе́мъ еди́нымъ: и изше́дше заключи́ша две́ри, и запеча́таша пе́рстнемъ царе́вымъ, и отидо́ша.

Жерцы́ же внидо́ша но́щiю по обы́чаю своему́, и жены́ и́хъ и ча́да и́хъ, и поядо́ша вся́ и испи́ша.

И ура́ни ца́рь зау́тра, и данiи́лъ съ ни́мъ.

И рече́ ца́рь: цѣ́лы ли су́ть печа́ти, данiи́ле? О́нъ же рече́: цѣ́лы, царю́.

И бы́сть а́бiе, егда́ отверзо́ша две́ри, воззрѣ́въ ца́рь на трапе́зу, возопи́ гла́сомъ вели́кимъ: вели́къ еси́, ви́ле, и нѣ́сть льсти́ въ тебѣ́ ни еди́ныя.

И посмѣя́ся данiи́лъ, и удержа́ царя́, е́же бы не вни́ти ему́ вну́трь, и рече́: ви́ждь у́бо помо́стъ и у́разумѣ́й, чiя́ су́ть стопы́ сiя́?

И рече́ ца́рь: ви́жду стопы́ му́жески и же́нски и дѣ́тски.

И разгнѣ́вався ца́рь, я́тъ тогда́ жерцы́ и жены́ и́хъ и дѣ́ти и́хъ, и показа́ша ему́ сокрове́нныя две́ри и́миже вхожда́ху и пояда́ху я́же на трапе́зѣ.

И изби́ я́ ца́рь и даде́ ви́ла въ ру́цѣ данiи́лу, и разби́ его́ и хра́мъ его́ разори́.

И бя́ше змі́й вели́кiй на мѣ́стѣ то́мъ, и почита́ху его́ Вавило́няне.

И рече́ ца́рь данiи́лу: еда́ и сему́ рече́ши, я́ко мѣ́дь е́сть? се́й жи́въ е́сть, и я́стъ и пiе́тъ: не мо́жеши рещи́, я́ко нѣ́сть се́й бо́гъ жи́въ: у́бо поклони́ся ему́.

И рече́ данiи́лъ: Го́споду Бо́гу моему́ поклоню́ся, я́ко то́й е́сть Бо́гъ жи́въ:

ты́ же, царю́, да́ждь ми́ вла́сть, и убiю́ змі́а безъ меча́ и безъ жезла́. И рече́ ца́рь: даю́ ти.

И взя́ данiи́лъ смо́лу и ту́къ и во́лну, и возвари́ вку́пѣ, и сотвори́ гомо́лу, и вве́же во уста́ змі́ю, и изъя́дъ разсѣ́деся змі́й. И рече́ данiи́лъ: зри́те чти́лища ва́ша.

И бы́сть, егда́ услы́шаша Вавило́няне, возропта́ша зѣло́ и обрати́шася на царя́ и рѣ́ша: Иуде́анинъ бы́сть ца́рь, ви́ла расто́рже, и змі́а уби́, и жерцы́ изсѣче́.

И рѣ́ша прише́дше ко царю́: преда́ждь на́мъ данiи́ла: а́ще ли ни́, то́ убiе́мъ тя́ и до́мъ тво́й.

И ви́дѣ ца́рь, я́ко налега́ютъ на него́ зѣло́, и принужде́нъ предаде́ и́мъ данiи́ла.

Ті́и же вверго́ша его́ въ ро́въ ле́вскъ, и бѣ́ та́мо дні́й ше́сть.

Бя́ху же въ ро́вѣ се́дмь льво́въ, и дая́ху и́мъ на де́нь два́ тѣ́ла и двѣ́ о́вцы: тогда́ же не да́ша и́мъ, да снѣдя́тъ данiи́ла.

Авваку́мъ же проро́къ бя́ше во Иуде́и, и то́й свари́ варе́нiе и вдроби́ хлѣ́бы въ но́щвы, и идя́ше на по́ле донести́ жа́телемъ.

И рече́ а́нгелъ Госпо́день Авваку́му: отнеси́ обѣ́дъ, его́же и́маши, въ Вавило́нъ данiи́лу, въ ро́въ ле́вскъ.

И рече́ Авваку́мъ: Го́споди, Вавило́на не ви́дѣхъ, и рва́ не вѣ́мъ, гдѣ́ е́сть.

И я́тъ его́ а́нгелъ Госпо́день за ве́рхъ его́, и держа́ за власы́ главы́ его́, и поста́ви его́ въ Вавило́нѣ верху́ рва́ шу́момъ ду́ха своего́.

И возопи́ Авваку́мъ глаго́ля: данiи́ле, данiи́ле! возми́ обѣ́дъ, его́же посла́ тебѣ́ Бо́гъ.

И рече́ данiи́лъ: помяну́лъ бо мя́ еси́, Бо́же, и нѣ́си оста́вилъ лю́бящихъ тя́.

И воста́въ данiи́лъ я́де́: а́нгелъ же Бо́жiй па́ки поста́ви Авваку́ма внеза́пу на мѣ́стѣ его́.

Ца́рь же прiи́де въ седмы́й де́нь жалѣ́ти данiи́ла, и прiи́де надъ ро́въ, и воззрѣ́ и се́, данiи́лъ сѣдя́.

И возопи́ ца́рь гла́сомъ вели́кимъ и рече́: вели́къ еси́, Го́споди, Бо́же данiи́ловъ, и нѣ́сть ино́го ра́звѣ тебе́.

И исхити́ его́, пови́нныя же па́губѣ его́ вве́рже въ ро́въ, и изъяде́ни бы́ша а́бiе предъ ни́мъ.

Таджикский

ДАР соли сеюми подшоҳии Еҳӯёқим, подшоҳи Яҳудо, Набукаднесар, подшоҳи Бобил, ба Ерусалим омад ва онро муҳосира кард.

Ва Парвардигор Еҳӯёқим, подшоҳи Яҳудоро бо як қисми зарфҳои хонаи Худо ба дасти ӯ таслим кард, ва ӯ онҳоро ба замини Шинъор, ба хонаи худои худ овард, ва зарфҳоро дар ганҷхонаи худои худ гузошт.

Ва подшоҳ ба Ашфаназ, сардори хоҷасароёни худ, амр фармуд, ки аз банӣ Исроил, аз насли шоҳон ва аъёну ашроф амрадонеро биёрад,

Ки ҳеҷ нуқсони ҷисмонӣ надошта бошанд, ва зеботалъат, ва дар ҳикмат моҳир, ва соҳиби дониш ва дар таълим хушфаҳм бошанд, ва барои хизмат дар қасри подшоҳ қувват дошта бошанд, – ва ба онҳо забон ва адабиёти калдониёнро таълим диҳад.

Ва подшоҳ барои онҳо хӯроки ҳаррӯзаро аз суфраи подшоҳӣ ва аз шаробе ки худаш менӯшид, таъин намуд, ва амр фармуд, ки онҳоро се сол тарбият диҳанд, ва баъд аз гузаштани ин мӯҳлат онҳо дар ҳузури подшоҳ хоҳанд истод.

Ва дар миёни онҳо Дониёл, Ҳананё, Мишоил ва Азарё буданд.

Ва сардори хоҷасароён ба онҳо номҳои дигар дод: Дониёлро Балтшасар, Ҳананёро Шадрак, Мишоилро Мешак ва Азарёро Абднаҷу ном ниҳод.

Вале Дониёл дар дили худ паймон кард, ки худро бо хӯроки суфраи подшоҳ ва бо шаробе ки ӯ менӯшад, палид накунад, бинобар ин аз сардори хоҷасароён иҷозат пурсид, то ки палид нашавад.

Ва Худо эҳсон ва марҳаматро дар ҳузури сардори хоҷасароён ба Дониёл ато намуд.

Ва сардори хоҷасароён ба Дониёл гуфт: «Ман аз хоҷаи худ, подшоҳ, ки хӯрок ва шароби шуморо худаш таъин намудааст, метарсам, ки шояд ӯ чеҳраҳои шуморо назар ба амрадони ҳамсолатон лоғартар бубинад, ва шумо сари маро ба ҳузури подшоҳ дар хатар хоҳед андохт».

Ва Дониёл ба пешхизмати дастархончӣ, ки ӯро сардори хоҷасароён бар Дониёл, Ҳананё, Мишоил ва Азарё баргумошта буд, гуфт:

«Лутфан, бандагонатро даҳ рӯз озмоиш намо: ба мо сабзавот барои хӯрдан бидиҳанд, ва об барои нӯшидан;

Ва чеҳраҳои моро ба ҳузури ту бо чеҳраҳои амрадоне ки хӯроки суфраи подшоҳро мехӯранд, муқоиса намоянд, ва чун бубинӣ, бар тибқи он бо бандагонат амал намо».

Ва ӯ дар ин хусус ба сухани онҳо гӯш андохт, ва даҳ рӯз онҳоро озмоиш кард.

Ва баъд аз гузаштани даҳ рӯз чеҳраҳои онҳо, назар ба амрадоне ки хӯроки суфраи подшоҳро мехӯрданд, зеботар, ва баданҳошон фарбеҳтар шуда буд.

Ва пешхизмати дастархончӣ хӯрокашон ва шароберо, ки бояд бинӯшанд, гирифта, ба онҳо сабзавот медод.

Ва Худо ба ин чор амрадон дониш ва фаҳмиши ҳар адабиёт ва ҳикматро ато фармуд, ва Дониёл ба ҳар гуна рӯъёҳо ва хобҳо сарфаҳм мерафт.

Ва баъд аз итмоми айёме ки подшоҳ барои овардани онҳо муайян намуда буд, сардори хоҷасароён онҳоро ба ҳузури Набукаднесар овард.

Ва подшоҳ бо онҳо гуфтугӯ кард, ва аз миёни ҳамаи онҳо касе мисли Дониёл, Ҳананё, Мишоил ва Азарё ёфт нашуд, ва онҳо ба ҳузури подшоҳ истоданд.

Ва дар ҳар масъалаи ҳикмат ва маърифат, ки подшоҳ аз онҳо пурсон мекард, онҳоро аз ҳамаи ғайбдонон ва афсунгароне ки дар тамоми мамлакати ӯ буданд, даҳчандон болотар ёфт.

Ва Дониёл то соли якуми подшоҳ Куруш буд.

ВА дар соли дуюми подшоҳии Набукаднесар, Набукаднесар хобҳо медид, ва рӯҳи ӯ музтариб шуд, ва хобаш аз ӯ дур шуд.

Ва подшоҳ амр фармуд, ки ғайбдонон ва афсунгарон ва дуохонон ва мунаҷҷимонро бихонанд, то ки онҳо ба подшоҳ хобҳои ӯро бигӯянд. Ва онҳо омада, ба ҳузури подшоҳ истоданд.

Ва подшоҳ ба онҳо гуфт: «Хобе дидам, ва рӯҳи ман музтариб шуд – мехоҳам хобро бидонам».

Ва мунаҷҷимон ба подшоҳ ба забони арамӣ гуфтанд: «То абад зинда бош, эй подшоҳ! Хобро ба бандагони худ бигӯй, ва мо таъбири онро баён хоҳем кард».

Подшоҳ ба мунаҷҷимон ҷавоб гардонда, гуфт: «Аз ҷониби ман чунин қароре қабул шудааст, ки агар хоб ва таъбири онро ба ман ошкор накунед, пора-пора хоҳед шуд, ва хонаҳотон харобазор хоҳад гардид,

Вале агар хоб ва таъбири онро ошкор кунед, тӯҳфаҳо ва инъомҳо ва ҷалоли азиме аз ҷониби ман пайдо хоҳед кард; пас, хоб ва таъбири онро ба ман бигӯед».

Бори дигар онҳо ҷавоб гардонда, гуфтанд: «Подшоҳ хобро ба бандагони худ бигӯяд, ва мо таъбири онро баён хоҳем кард».

Подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфт: «Ман яқин медонам, ки шумо фурсат меҷӯед, чун мебинед, ки аз ҷониби ман чунин қароре қабул шудааст,

Ки агар хобро ба ман ошкор накунед, барои шумо фақат як ҳукмнома аст. Суханони дурӯғу ботилро шумо ният доштед ба ҳузури ман бигӯед, то ки вақт мурур намояд; пас, хобро ба ман бигӯед, ва ман хоҳам донист, ки таъбири онро метавонед ба ман ошкор кунед».

Мунаҷҷимон ба ҳузури подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфтанд: «Касе бар рӯи замин нест, ки инро тавонад ба подшоҳ ошкор кунад, дар сурате ки ҳеҷ подшоҳи бузург ва пуриқтидор чунин чизро аз ҳеҷ ғайбдон, афсунгар ва мунаҷҷим талаб накардааст.

Ва он чи подшоҳ талаб мекунад, чунон мушкил аст, ки ғайр аз худоёне ки масканашон бо башар нест, ҳеҷ каси дигар наметавонад онро ба ҳузури подшоҳ ошкор кунад».

Аз ин сабаб подшоҳ ба ғазаб омада, бағоят хашмгин шуд ва амр фармуд, ки ҳамаи ҳакимони Бобилро несту нобуд кунанд.

Ва фармон дода шуд, ки ҳакимон бояд кушта шаванд; ва Дониёл ва рафиқонашро ҷустуҷӯ мекарданд, то он шахсонро ба қатл расонанд.

Он гоҳ Дониёл ба сардори посбонони подшоҳ – Арюк, ки барои куштани ҳакимони Бобил берун омада буд, бо машварат ва ҳикмат муроҷиат намуд;

Ба Арюк, ки мансабдоре ба ҳузури подшоҳ буд, рӯ оварда, гуфт: «Чаро аз ҷониби подшоҳ чунин фармони сахт дода шудааст?» Он гоҳ Арюк асли масъаларо ба Дониёл баён намуд.

Ва Дониёл омада, аз подшоҳ илтимос кард, ки ба ӯ мӯҳлат бидиҳад, то таъбири хобро ба подшоҳ ошкор намояд.

Он гоҳ Дониёл ба хонаи худ рафта, ба рафиқонаш Ҳананё, Мишоил ва Азарё дар ин бобат хабар дод,

То аз Худои осмон дар бораи ин роз марҳамат талаб кунанд, то ки Дониёл ва рафиқонаш бо дигар ҳакимони Бобил несту нобуд нашаванд.

Дар он шаб ин роз ба Дониёл дар рӯъё ошкор шуд, ва Дониёл Худои осмонро муборак хонд,

Ва Дониёл сухан ронда, гуфт: «Номи Худо аз азал то абад муборак бод, ки ҳикмат ва қудрат аз они Ӯст!

Ва Ӯ вақтҳо ва замонҳоро тағйир медиҳад, подшоҳонро сарнагун мекунад ва подшоҳонро барқарор менамояд, ба ҳакимон ҳикмат ва ба оқилон дониш мебахшад.

Ӯ чизҳои амиқ ва ниҳонро ошкор мекунад, он чиро, ки дар зулмот аст, медонад, ва нур бо Ӯ сокин аст.

Ман туро, эй Худои падаронам, шукрона ва ҳамд мегӯям, барои он ки ҳикмат ва қудрат ба ман бахшидаӣ, ва алҳол он чиро, ки аз ту илтимос намудем, ба ман ошкор кардӣ, зеро ки масъалаи подшоҳро ба мо ошкор кардӣ».

Баъд аз ин, Дониёл назди Арюк, ки подшоҳ қатли ҳакимони Бобилро ба вай супурда буд, рафт; ва омада, ба вай гуфт: «Ҳакимони Бобилро ба қатл нарасон; маро ба ҳузури подшоҳ бибар, ва ман таъбири хобро ба ӯ баён хоҳам кард».

Он гоҳ Арюк фавран Дониёлро ба ҳузури подшоҳ овард, ва ба ӯ чунин гуфт: «Ман шахсеро аз асирони Яҳудия пайдо кардам, ки вай метавонад таъбири хобро ба подшоҳ бигӯяд».

Дар ҷавоб подшоҳ ба Дониёл, ки Балтшасар ном дошт, гуфт: «Оё ту метавонӣ хоберо, ки ман дидаам, бо таъбири он ба ман бигӯӣ?»

Дониёл ба ҳузури подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфт: «Розеро, ки подшоҳ пурсидааст, ҳакимон, афсунгарон, ғайбдонон ва ҷодугарон наметавонанд ба подшоҳ баён намоянд.

Аммо Худое дар осмон ҳаст, ки Ошкоркунандаи розҳост, ва Ӯ подшоҳ Набукаднесарро аз он чи дар айёми охир ба вуқӯъ хоҳад омад, огоҳ кардааст. Хоби ту ва рӯъёи сари ту бар бистари ту ин буд:

Ту, эй подшоҳ, бар бистари худ дар он хусус фикру хаёл кардаӣ, ки баъд аз ин чиҳо ба вуқӯъ хоҳад омад, – ва Ошкоркунандаи розҳо туро аз он чи ба вуқӯъ хоҳад омад, огоҳ кардааст.

Валекин ба ман на аз сабаби ҳикмате ки бештар аз ҳамаи зиндаҳо дорам, ин роз ошкор шудааст, балки аз барои он ки таъбири хоб ба подшоҳ маълум шавад, ва ту фикру хаёли дили худро бидонӣ.

Ту, эй подшоҳ, чунин рӯъёе дидаӣ: инак, як ҳайкали бузург; ин ҳайкали бузург, ки бисёр дурахшон буд, дар рӯ ба рӯи ту меистод, ва намуди саҳмгине дошт.

Сари ин ҳайкал аз тиллои холис, сина ва бозуҳояш аз нуқра, шикам ва ронҳояш аз мис буд;

Соқҳояш аз оҳан, пойҳояш қисман аз оҳан ва қисман аз гил буд.

Ту дидаӣ, ки санге канда шуд, бе он ки дасте расида бошад, ва пойҳои оҳанин ва гилини ҳайкалро зад ва онҳоро гард-гард кард.

Он гоҳ оҳан, гил, мис, нуқра ва тилло якбора гард-гард шуда, мисли коҳрезаи хирмангоҳи тобистон гардид, ва бод онҳоро гирифта бурд, ва ному нишоне аз онҳо боқӣ намонд; ва он санг, ки ҳайкалро зада буд, ба кӯҳи бузурге табдил ёфта, тамоми заминро пур кард.

Хоб ҳамин аст, ва таъбири онро ба ҳузури подшоҳ хоҳем гуфт.

Ту, эй подшоҳ, шоҳаншоҳе ҳастӣ, ки Худои осмон ба ту салтанат, қудрат, тавоноӣ ва ҷалол бахшидааст;

Ва дар ҳар ҷое ки банӣ одам, ҳайвоноти саҳро ва мурғони ҳаво сукунат доранд, онҳоро ба дасти ту супурда, туро бар ҳамаи онҳо ҳукмраво гардонидааст, – он сари тилло ту ҳастӣ.

Баъд аз ту салтанати дигаре барпо хоҳад шуд, ки аз салтанати ту пасттар бошад, ва салтанати сеюми дигаре, – салтанати мисин, – ки он бар тамоми замин ҳукмфармо хоҳад шуд.

Ва салтанати чорум мисли оҳан қавӣ хоҳад буд; чунон ки оҳан ҳама чизро пора-пора ва гард-гард мекунад, он низ, мисли ҳамин оҳани шикананда, ҳамаи ин чизҳоро пора-пора хоҳад кард ва хоҳад шикаст.

Ва ин ки ту пойҳо ва ангуштонро дидаӣ, ки қисман аз гили кулолгар ва қисман аз оҳан буд, ин яъне мамлакати тақсимшудаест, ки қадаре аз қуввати оҳан дар он хоҳад буд, чунон ки ту оҳани бо гили кулолӣ омехтаро дидаӣ.

Ва чунон ки ангуштони пойҳо қисман аз оҳан ва қисман аз гил буд, ончунон ин салтанат қисман қавӣ ва қисман зудшикан хоҳад буд.

Ва ин ки ту оҳани бо гили кулолӣ омехтаро дидаӣ, ин яъне онҳо бо насли одам омезиш хоҳанд ёфт, валекин бо ҳамдигар пайванд нахоҳанд шуд, чунон ки оҳан бо гил пайванд намешавад.

Ва дар айёми он подшоҳон Худои осмон салтанате барпо хоҳад кард, ки он то абад барҳам нахоҳад хӯрд; ва ин салтанат ба қавми дигаре супурда нахоҳад шуд: он ҳамаи ин салтанатҳоро гард-гард ва несту нобуд хоҳад кард, вале худаш то абад хоҳад истод.

Чунон ки ту дидаӣ, ки санге аз кӯҳ канда шуд, бе он ки дасте расида бошад, ва оҳан, мис, гил, нуқра ва тиллоро пора-пора кард, ончунон Худои бузург подшоҳро аз он чи баъд аз ин ба вуқӯъ хоҳад омад, огоҳ кардааст. Пас, хоб дуруст ва таъбири он амин аст!»

Он гоҳ подшоҳ Набукаднесар рӯйнокӣ афтода, ба Дониёл саҷда бурд ва амр фармуд, ки барои ӯ ҳадияҳо ва бухур биёранд.

Подшоҳ ба Дониёл ҷавоб гардонда, гуфт: «Ба ростӣ Худои шумо Худои худоён ва Ҳукмфармои подшоҳон ва Ошкоркунандаи розҳо мебошад, зеро ки ту тавонистӣ ин розро ошкор намоӣ!»

Он гоҳ подшоҳ ба Дониёл бузургӣ бахшид ва инъомҳои сершумор ва гаронбаҳо ба ӯ дод, ва ӯро ҳоким бар тамоми вилояти Бобил, ва раиси сардорон бар ҳамаи ҳакимони Бобил таъин намуд.

Ва Дониёл аз подшоҳ илтимос кард, ва ӯ Шадрак, Мешак ва Абднаҷуро бар корҳои вилояти Бобил гузошт. Ва Дониёл дар боргоҳи подшоҳ буд.

ПОДШОҲ Набукаднесар ҳайкале аз тилло сохт, ки қадаш шаст зироъ ва бараш шаш зироъ буд; онро дар водии Дуро дар вилояти Бобил барқарор намуд.

Ва подшоҳ Набукаднесар фиристод, ки ҳокимон, сардорон ва волиён, мушовирон, хазинадорон, доварон, муваккалони бошишгоҳҳо ва ҳамаи ҳукуматдорони вилоятҳоро ҷамъ кунанд, то онҳо ба расми кушоди ҳайкале ки подшоҳ Набукаднесар барқарор намуда буд, биёянд.

Он гоҳ ҳокимон, сардорон ва волиён, мушовирон, хазинадорон, доварон, муваккалони бошишгоҳҳо ва ҳамаи ҳукматдорони вилоятҳо ба расми кушоди ҳайкале ки подшоҳ Набукаднесар барқарор намуда буд, ҷамъ шуданд, ва дар рӯ ба рӯи ҳайкале ки Набукаднесар барқарор намуда буд, истоданд.

Ва ҷарчӣ бо овози баланд нидо кард: «Ба шумо, эй қавмон, умматҳо ва забонҳо, фармон медиҳем:

Чун садои шайпур, сурнай, тор, чилтор, чанг, қӯшнай ва дигар асбоби мусиқиро бишнавед, афтода, ба ҳайкали тиллое ки подшоҳ Набукаднесар барқарор намудааст, саҷда баред.

Ва ҳар кӣ наафтад ва саҷда набарад, дарҳол андаруни кӯраи оташи сӯзон андохта хоҳад шуд».

Бар тибқи ин, ҳамин ки ҳамаи қавмҳо садои шайпур, сурнай, тор, чилтор, чанг ва дигар асбоби мусиқиро шуниданд, – ҳамаи қавмҳо, умматҳо ва забонҳо ба ҳайкали тиллое ки подшоҳ Набукаднесар барқарор намуда буд, саҷда бурданд.

Дар айни замон баъзе калдониён дар ҳаққи яҳудиён чуғӯл карданд:

Онҳо ба подшоҳ Набукаднесар шикояткунон гуфтанд: «Эй подшоҳ, то абад зинда бош!

Ту, эй подшоҳ, фармон додаӣ, ки ҳар кӣ садои шайпур, сурнай, тор, чилтор, чанг, қӯшнай ва дигар асбоби мусиқиро бишнавад, афтода, ба ҳайкали тилло саҷда барад.

Ва ҳар кӣ наафтад ва саҷда набарад, андаруни кӯраи оташи сӯзон андохта хоҳад шуд.

Шахсони яҳудие ҳастанд, ки ту онҳоро бар корҳои вилояти Бобил таъин намудаӣ, яъне Шадрак, Мешак ва Абднаҷу; ин шахсон туро, эй подшоҳ, писанд намекунанд, худоёни туро ибодат наменамоянд ва ба ҳайкали тиллое ки ту барқарор кардаӣ, саҷда намебаранд».

Он гоҳ Набукаднесар бо хашм ва ғазаб фармон дод, ки Шадрак, Мешак ва Абднаҷуро биёранд; ин шахсонро ба ҳузури подшоҳ оварданд.

Набукаднесар ба онҳо хитоб намуда, гуфт: «Эй Шадрак, Мешак ва Абднаҷу, оё шумо қасдан худоёни маро ибодат намекунед ва ба ҳайкали тиллое ки ман барқарор намудаам, саҷда намебаред?

Алҳол, агар шумо тайёр бошед, пас чун садои шайпур, сурнай, тор, чилтор, чанг, қӯшнай ва дигар асбоби мусиқиро бишнавед, афтода, ба ҳайкали тиллое ки ман сохтаам, саҷда баред, хуб хоҳад буд; вале агар саҷда набаред, дарҳол андаруни кӯраи оташи сӯзон андохта хоҳед шуд; ва кист он Худое ки шуморо тавонад аз дасти ман раҳо кунад?»

Шадрак, Мешак ва Абднаҷу ба подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфтанд: «Эй Набукаднесар! Моро ҳоҷати он нест, ки дар ин бора ба ту ҷавоб диҳем.

Моро Худое ҳаст, ки Ӯро ибодат менамоем, ва Ӯ қодир аст моро аз кӯраи оташи сӯзон бираҳонад, ва аз дасти ту, эй подшоҳ, низ раҳо хоҳад кард.

Ва ҳатто агар на ин тавр аст, туро, эй подшоҳ, маълум бод, ки мо худоёни туро ибодат нахоҳем кард ва ба ҳайкали тиллои ту, ки барқарор намудаӣ, саҷда нахоҳем бурд».

Он гоҳ Набукаднесар бар Шадрак, Мешак ва Абднаҷу пур аз ғазаб гардид, ва намуди рӯяш дигаргун шуд, ва хитоб намуда, амр фармуд, ки кӯраро аз оташи муқаррарӣ ҳафтчандон бештар оташ дардиҳанд.

Ва ба пурзӯртарин мардони лашкари худ фармон дод, ки Шадрак, Мешак ва Абднаҷуро бандубаст намуда, дар кӯраи оташи сӯзон биандозанд.

Он гоҳ ин шахсонро дар ҷомаҳо, кулоҳҳо, аммомаҳо ва либосҳои онҳо бандубаст карданд ва андаруни кӯраи оташи сӯзон андохтанд.

Азбаски фармони подшоҳ сахт буд, ва кӯра ниҳоятдараҷа оташ дардода шуда буд, он касонро, ки Шадрак, Мешак ва Абднаҷуро дар оташ андохтанд, шарораи оташ кушт.

Ва он се шахс, яъне Шадрак, Мешак ва Абднаҷу, дар ҳолате ки бандубаст шуда буданд, андаруни кӯраи оташи сӯзон афтоданд.

Он гоҳ подшоҳ Набукаднесар мутаҳайир шуда, саросемавор бархост ва ба мушовиронаш хитоб намуда, гуфт: «Оё мо се шахси бандубастшударо андаруни оташ наандохтем?» Онҳо ба подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфтанд: «Хақ асту рост, эй подшоҳ!»

Ӯ дар ҷавоб гуфт: «Ман, охир, чор мардро мебинам, ки бе бандубаст андаруни оташ гардиш мекунанд, ва ҳеҷ осебе ба онҳо нарасидааст; ва намуди марди чорум ба писари Худо монанд аст».

Он гоҳ Набукаднесар ба даҳани кӯраи оташи сӯзон наздик омад ва хитоб намуда, гуфт: «Эй Шадрак, Мешак ва Абднаҷу, эй бандагони Худои Таоло, берун омада, наздик шавед!» Он гоҳ Шадрак, Мешак ва Абднаҷу аз даруни оташ берун омаданд.

Ва ҳокимон, сардорон ва волиён ва мушовирони подшоҳ ҷамъ шуда, он мардонро диданд, ки оташ ба баданҳои онҳо таъсир накардааст, ва мӯи сарашон парт нашудааст, ва ҷомаҳошон тағйир наёфтааст, ва ҳатто бӯи оташ ба онҳо нарасидааст.

Набукаднесар хитоб намуда, гуфт: «Муборак аст Худои Шадрак, Мешак ва Абднаҷу, ки фариштаи Худро фиристода, бандагони Худро наҷот додааст, ки онҳо ба Ӯ таваккал доштанд, ва ба фармони подшоҳ муқобилият намуданд, ва баданҳои худро нисор карданд, то ки ба ҳеҷ худои дигар, ҷуз Худои худашон, ибодат ва саҷда нанамоянд.

Ва аз ҷониби ман фармон дода мешавад, ки аз ҳар қавм, уммат ва забон касе ки дар ҳаққи Худои Шадрак, Мешак ва Абднаҷу сухани носазое бигӯяд, пора-пора карда хоҳад шуд, ва хонаи вай харобазор хоҳад гардид, зеро худои дигаре нест, ки мисли Ӯ тавонад наҷот диҳад».

Он гоҳ подшоҳ ба Шадрак, Мешак ва Абднаҷу дар вилояти Бобил бузургӣ бахшид.

Подшоҳ Набукаднесар ба ҳамаи қавмҳо, умматҳо ва забонҳое ки бар тамоми замин сокинанд: осоиштагии шумо афзун бод!

Аломот ва муъҷизотеро, ки Худои Таоло ба ман нишон додааст, ман салоҳ донистам баён намоям.

Чӣ бузург аст аломоти Ӯ ва чӣ аҷоиб аст мӯъҷизоти Ӯ! Подшоҳии Ӯ подшоҳии ҷовидонист, ва салтанати Ӯ то абад аст!

МАН, ки Набукаднесар ҳастам, дар хонаи худ ором будам ва дар қасри худ зиндадил.

Хобе дидам, ки маро ҳаросон кард, ва андешаҳои болои бистарам ва рӯъёҳои сарам маро ба изтироб афканд.

Ва фармоне аз ҷониби ман дода шуд, ки ҳамаи ҳакимони Бобилро ба ҳузури ман биёранд, то ки онҳо таъбири хобро ба ман бигӯянд.

Он гоҳ ғайбдонон, афсунгарон, мунаҷҷимон ва ҷодугарон омаданд, ва ман хобро ба онҳо гуфтам, вале онҳо таъбири онро натавонистанд ба ман баён намоянд.

Ва ниҳоят Дониёл, ки номаш мисли номи худои ман Балтшасар аст, ва рӯҳи худоёни пок дар ӯст, ба ҳузури ман омад, ва ман хобро ба ӯ гуфтам.

«Эй Балтшасар, ки раиси ғайбдонон ҳастӣ, чун медонам, ки рӯҳи худоёни пок дар туст, ва ҳеҷ розе аз ту пӯшида нест! Чунин аст рӯъёҳои хобе ки ман дидаам, ва таъбири онро ба ман бигӯй:

Дар рӯъёҳои сарам бар бистарам медидам, ва инак дарахте дар васати дунё мебошад, ва баландии азиме дорад.

Ин дарахт бузург ва мустаҳкам гардида, баландияш то ба осмон расид, ва то ақсои тамоми дунё намоён мешуд.

Баргҳояш зебо, ва мевааш фаровон, ва ғизо барои ҳама дар он буд; ҳайвоноти саҳро дар зери он паноҳ меёфтанд, ва мурғони ҳаво бар шохаҳояш лона месохтанд, ва тамоми башар аз он ғизо мегирифтанд.

Дар рӯъёҳои сарам бар бистарам медидам, ва инак фариштаи поке аз осмон фурӯд омад,

Ва бо овози баланд фарёд зада, гуфт: ́Дарахтро бибуред ва шохаҳояшро бишканед, баргҳояшро биафшонед ва меваашро пароканда намоед; бигзор ҳайвонот аз зераш, ва мурғон аз шохаҳояш дур шаванд.

Аммо решаи асосиашро дар замин бимонед, ва бигзор ӯ бо бандҳои оҳан ва мис дар миёни сабзаи саҳро аз шабнами осмон тар шавад, ва бо ҳайвонот насиби ӯ алафи замин бошад;

Дили инсон аз ӯ кашида гирифта шавад, ва дили ҳайвон ба ӯ дода шавад, ва ҳафт замон бар ӯ бигзарад.

Ин гап аз рӯи қарордоди фариштагон аст, ва ин масъала аз рӯи ҳукми покон аст, то зиндагон бидонанд, ки Ҳаққи Таоло бар салтанати одамизод ҳукмфармост, ва онро ба ҳар кӣ бихоҳад, медиҳад, ва пасттарини одамонро бар он таъин мекунад́.

Ин хобро ман, ки подшоҳ Набукаднесар ҳастам, дидаам, ва ту, эй Балтшасар, таъбири онро бигӯй, чунки ҳамаи ҳакимони Бобил натавонистанд таъбири онро ба ман бифаҳмонанд, валекин ту метавонӣ, зеро ки рӯҳи худоёни пок дар туст».

Он гоҳ Дониёл, ки Балтшасар ном дорад, ягон соат моту мабҳут шуд, ва фикру хаёлаш ӯро ба ҳарос андохт. Подшоҳ хитоб намуда, гуфт: «Эй Балтшасар, хоб ва таъбири он бигзор туро ба ҳарос наандозад!» Балтшасар ҷавоб гардонда, гуфт: «Эй хоҷаи ман, ин хоб ба душманонат, ва таъбири он ба бадхоҳонат бошад!

Дарахте ки ту дидаӣ, ки бузург ва мустаҳкам гардида, баландияш то ба осмон расид, ва ба тамоми дунё намоён мешуд,

Ва баргҳояш зебо, ва мевааш фаровон, ва ғизо барои ҳама дар он буд, ва ҳайвоноти саҳро дар зери он сокин буданд, ва мурғони ҳаво бар шохаҳояш лона месохтанд, –

Ин ту ҳастӣ, эй подшоҳ, ки бузург ва мустаҳкам гардидаӣ, ва бузургии ту афзуда, то ба осмон расидааст, ва салтанати ту – то ба ақсои замин.

Ва ин ки подшоҳ фариштаи покро дидааст, ки вай аз осмон фурӯд омада, гуфтааст: ́Ин дарахтро бурида, несту нобуд кунед, аммо решаи асосиашро дар замин бимонед, ва бигзор ӯ бо бандҳои оҳан ва мис дар миёни сабзаи саҳро аз шабнами осмон тар шавад, ва бо ҳайвоноти саҳро насиби ӯ бошад, то ки ҳафт замон бар ӯ бигзарад́, –

Ҳамин аст таъбири он, эй подшоҳ, ва ҳамин аст қарордоди Ҳаққи Таоло, ки ба сари хоҷаам подшоҳ меояд.

Ва туро аз миёни одамон бадар хоҳанд ронд, ва маскани ту бо ҳайвоноти саҳро хоҳад буд, ва туро мисли говон алаф хоҳанд хӯронид, ва туро аз шабнами осмон тар хоҳанд кард, ва ҳафт замон бар ту хоҳад гузашт, то эътироф кунӣ, ки Ҳаққи Таоло бар салтанати одамизод ҳукмфармост, ва онро ба ҳар кӣ бихоҳад, медиҳад.

Ва ин ки амр фармудаанд, ки решаи асосии дарахтро бимонед, ин яъне салтанати ту боқӣ хоҳад монд, агар эътироф кунӣ, ки осмон ҳукмронӣ менамояд.

Аммо, эй подшоҳ, бигзор машварати ман ба ту писанд ояд, ва ту хатоҳои худро бо аъмоли нек, ва гуноҳҳои худро бо шафқат ба камбағалон қатъ намо, – бо ин роҳ оромии ту тӯл хоҳад ёфт».

Ҳамаи ин ба подшоҳ Набукаднесар рӯй дод.

Баъд аз гузаштани дувоздаҳ моҳ, бар қасри хисравӣ дар Бобил сайру гардиш карда,

Подшоҳ ба сухан оғоз намуд ва гуфт: «Ин, охир, Бобили бузург аст, ки ман онро барои хонаи салтанат бо тавоноии қудрати худ ва ба шарафи ҷалоли худ бино кардаам!»

Ин сухан ҳанӯз ба забони подшоҳ буд, ки овозе аз осмон баромад: «Дар ҳаққи ту, эй подшоҳ Набукаднесар, мегӯем: салтанат аз ту дур шудааст!

Ва туро аз миёни одамон бадар хоҳанд ронд, ва маскани ту бо ҳайвоноти саҳро хоҳад буд, ва туро мисли говон алаф хоҳанд хӯронид, ва ҳафт замон бар ту хоҳад гузашт, то эътироф кунӣ, ки Ҳаққи Таоло бар салтанати одамизод ҳукмфармост, ва онро ба ҳар кӣ бихоҳад, медиҳад».

Дар ҳамон соат ин чиз бар Набукаднесар ба амал омад, ва ӯ аз миёни одамон бадар ронда шуд, ва мисли говон алаф хӯрд, ва аз шабнами осмон баданаш тар шуд, ба тавре ки мӯйҳояш мисли парҳои уқоб, ва нохунҳояш мисли чанголи мурғон калон шуд.

Ва баъд аз итмоми он айём ман, ки Набукаднесар ҳастам, чашмонамро сӯи осмон бардоштам, ва ақлам ба ман баргашт, ва Хаққи Таолоро муборак хондам, ва Ҳайи Лоямутро ситоиш намудам ва ҳамд гуфтам, ки салтанати Ӯ ҷовидонист ва подшоҳии Ӯ то абад аст.

Ва ҳамаи сокинони замин ҳеҷ ҳисоб меёбанд, ва Ӯ ба лашкари осмон ва сокинони замин бар тибқи иродаи Худ амал мекунад, ва касе нест, ки дасти Ӯро рад намояд ва ба Ӯ бигӯяд: «Чӣ мекунӣ?»

Дар ҳамон вақт ақлам ба ман баргашт, ва ба шарафи салтанати ман шукӯҳ ва шавкатам ба ман баргашт, ва маро мушовирон ва акобири ман талабиданд, ва бар салтанати худ аз нав барқарор гардидам, ва кибриёи ман афзунтар шуд.

Алҳол ман, ки Набукаднесар ҳастам, Подшоҳи осмонро ҳамд ва сано ва такбир мегӯям, ки тамоми аъмоли Ӯ ростист, ва роҳҳои Ӯ адолат аст, ва Ӯ касонеро, ки бо ғурур роҳ мераванд, метавонад паст кунад.

ПОДШОҲ Балшасар барои ҳазор нафар акобири худ базми бузурге орост, ва дар ҳузури он ҳазор нафар шароб нӯшид.

Бо кайфи шароб Балшасар фармон дод, ки зарфҳои тилло ва нуқраеро, ки падараш Набукаднесар аз маъбади Ерусалим берун оварда буд, биёранд, то ки подшоҳ ва акобираш, манкӯҳаҳояш ва сурриягонаш аз онҳо бинӯшанд.

Он гоҳ зарфҳои тиллоро, ки аз қудси хонаи Худо, ки дар Ерусалим аст, гирифта шуда буд, оварданд, ва подшоҳ ва акобираш, манкӯҳаҳояш ва сурриягонаш аз онҳо нӯшиданд, –

Шароб менӯшиданд ва худоёнеро, ки аз тилло ва нуқра, мис, оҳан, чӯб ва санг буд, ҳамд мегуфтанд.

Дар ҳамон соат ангуштҳои дасти одам пайдо шуда, дар рӯ ба рӯи чароғдон, бар гаҷи девори қасри подшоҳ навишт, ва подшоҳ кафи дастро, ки менавишт, дид.

Он гоҳ ранги рӯи подшоҳ канд, ва фикру хаёлаш ӯро ҳаросон кард, бандҳои камараш бемаҷол гардид, ва зонуҳояш ларзида, ба хам мехӯрд.

Подшоҳ бо овози баланд фарёд зад, ки афсунгарон, мунаҷҷимон ва ҷодугаронро биёранд. Подшоҳ ба ҳакимони Бобил хитоб намуда, гуфт, ки «ҳар касе ки ин навиштаро бихонад ва маънояшро ба ман бифаҳмонад, ҷомаи арғувон пӯшонида хоҳад шуд, ва тавқи заррин бар гарданаш овехта хоҳад шуд, ва ҳокими сеюм дар мамлакат таъин хоҳад гардид».

Он гоҳ ҳамаи ҳакимони Бобил омаданд, вале натавонистанд навиштаро бихонанд ва маънои онро ба подшоҳ бифаҳмонанд.

Подшоҳ бағоят ҳаросон шуд, ва ранги рӯяш канд, ва акобираш мушавваш гардиданд.

Малика суханони подшоҳ ва акобирашро шунида, ба базмгоҳ даромад; малика хитоб намуда, гуфт: «Эй подшоҳ, то абад зинда бош! Бигзор фикру хаёлат туро ҳаросон накунад, ва ранги рӯят наканад.

Шахсе дар мамлакати ту ҳаст, ки рӯҳи худоёни пок дар ӯст, ва дар айёми падарат рӯшноӣ ва хирад ва ҳикмат, ба монанди ҳикмати худоён дар ӯ ёфт шудааст, ва подшоҳ Набукаднесар, падарат, ӯро раиси ғайбдонон, афсунгарон, мунаҷҷимон ва ҷодугарон таъин намудааст, – худи падарат, эй подшоҳ!

Азбаски рӯҳи олидараҷа ва дониш, ва лаёқати таъбир кардани хобҳо, ҳал намудани муаммоҳо ва кушодани гиреҳҳо дар ин Дониёл ёфт шудааст, ва подшоҳ ӯро Балтшасар ном ниҳодааст, пас бигзор алҳол Дониёлро бихонанд, ва ӯ таъбирро баён хоҳад кард».

Он гоҳ Дониёлро ба ҳузури подшоҳ оварданд, ва подшоҳ ба Дониёл хитоб намуда, гуфт: «Оё ту ҳамон Дониёл аз байни асирони Яҳудия ҳастӣ, ки падарам подшоҳ аз Яҳудия оварда буд?

Ва дар бораи ту шунидаам, ки рӯҳи худоён дар туст, ва рӯшноӣ ва хирад ва ҳикмати олидараҷа дар ту ёфт шудааст.

Ва алҳол, ҳакимон ва афсунгаронро ба ҳузури ман оварданд, то ки ин навиштаро бихонанд ва маънояшро ба ман бифаҳмонанд, валекин натавонистанд ин маъноро бигӯянд.

Ва ман дар бораи ту шунидам, ки ба ҳалли муаммоҳо ва кушодани гиреҳҳо қодир ҳастӣ. Пас, агар алҳол тавонӣ навиштаро бихонӣ ва маънои онро ба ман бифаҳмонӣ, ҷомаи арғувон хоҳӣ пӯшид, ва тавқи заррин бар гарданат овехта хоҳад шуд, ва ҳокими сеюм дар мамлакат таъин хоҳӣ гардид».

Он гоҳ Дониёл ба ҳузури подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфт: «Инъомҳои ту бигзор аз они ту бошад, ва мукофоти худро ба дигаре бидеҳ, аммо навиштаро ба подшоҳ хоҳам хонд ва маънояшро ба ӯ хоҳам фаҳмонд.

Эй подшоҳ! Худои Таоло ба падарат Набукаднесар салтанат ва бузургӣ ва ҷалол ва шавкат бахшид,

Ва аз боиси бузургие ки ба ӯ дода буд, ҳамаи қавмҳо, умматҳо ва забонҳо аз ӯ дар тарсу ларз буданд: ҳар киро мехост – мекушт, ва ҳар киро мехост – зинда мемононд, ҳар киро мехост – баланд мебардошт, ва ҳар киро мехост – ба залолат меандохт.

Вале вақте ки дилаш пурғурур ва рӯҳаш барои бадкорӣ сахт шуд, ӯ аз тахти салтанати худ сарнагун гардида, ҷалолаш аз ӯ гирифта шуд,

Ва ӯ аз миёни банӣ одам бадар ронда шуд, ва дилаш мисли дили ҳайвон гардид, ва масканаш бо гӯрхарон шуд; ӯро мисли говон алаф мехӯронданд, ва аз шабнами осмон баданаш тар мешуд, то эътироф кард, ки Худои Таоло бар салтанати одамизод ҳукмфармост, ва ҳар киро бихоҳад, бар он таъин мекунад.

Ва ту, эй писари ӯ Балшасар, дили худро ба тавозӯъ моил накардӣ, гарчанде ки ҳамаи инро медонистӣ;

Ва худро бар Парвардигори осмон баланд гирифтӣ, ва зарфҳои хонаи Ӯро ба ҳузури ту оварданд, ва ту ва акобири ту, манкӯҳаҳоят ва сурриягонат аз онҳо шароб нӯшидед, ва худоёнеро, ки аз нуқра ва тилло, мис ва оҳан, чӯб ва санг ҳастанд, ва намебинанд, намешунаванд ва намедонанд, ҳамд гуфтӣ, вале Худоеро, ки ҷонат дар дасти Ӯст, ва ҳамаи роҳҳоят пеши назари Ӯст, ҷалол надодӣ.

Он гоҳ аз ҷониби Ӯ кафи дасте фиристода шуд, ва ин навишта тасвир ёфт.

Ва ин аст навиштае ки тасвир ёфтааст: МНЭ, МНЭ, ТКЕЛ, ВУФАРСИН.

Чунин аст маънои ин суханон: МНЭ – Худо айёми салтанати туро ҳисоб карда, ба он хотима додааст;

ТКЕЛ – ту бар тарозу баркашида шудаӣ, ва вазни ту бағоят сабук баромадааст;

ФРС – салтанати ту тақсим карда, ба Модай ва Форс дода шудааст».

Он гоҳ Балшасар фармон дод, ва Дониёлро ҷомаи арғувон пӯшонданд, ва тавқи заррин бар гарданаш овехтанд, ва дар ҳаққи ӯ эълон карданд, ки ҳокими сеюм дар мамлакат мешавад.

Дар ҳамон шаб Балшасар, подшоҳи калдониён, кушта шуд.

Ва Дорёвеши модаӣ соҳиби салтанат гардид, дар ҳолате ки шасту дусола буд.

ДОРЁВЕШ салоҳ донист, ки саду бист ҳоким бар мамлакат таъин намояд, то ки онҳо бар тамоми мамлакат бошанд.

Ва бар онҳо – се нозир, ки Дониёл яке аз онҳо буд, то ки он ҳокимон ба онҳо ҳисобот диҳанд, ва ҳеҷ зараре ба подшоҳ нарасад.

Дониёл дар миёни он нозирон ва ҳокимон мумтоз буд, чунки рӯҳи олидараҷае дошт, ва подшоҳ ният дошт, ки ӯро бар тамоми мамлакат таъин намояд.

Нозирон ва ҳокимон баҳона меҷустанд, то ки аз ҷиҳати идораи мамлакат айбе ба гардани Дониёл бор кунанд, вале ҳеҷ айбе ва фасоде натавонистанд пайдо кунанд, зеро ки ӯ амин буд, ва ҳеҷ хато ва фасоде дар ӯ ёфт нашуд.

Пас он шахсон гуфтанд: «Дар ҳаққи ин Дониёл ҳеҷ айбе пайдо нахоҳем кард, магар ин ки дар шариати Худои ӯ ба муқобили ӯ чизе пайдо кунем».

Он нозирон ва ҳокимон назди подшоҳ ҷамъ омада, ба ӯ чунин гуфтанд: «Эй подшоҳ Дорёвеш, то абад зинда бош!

Ҳамаи нозирони мамлакат, сардорон ва ҳокимон, мушовирон ва волиён маслиҳатро ба як ҷо монданд, ки ба ҳузури подшоҳ қасам ёд кунанд ва чунин фармони манъро дастгирӣ намоянд, ки ҳар кӣ то сӣ рӯз аз ягон худо ё одам, ҷуз аз ту, эй подшоҳ, илтимосе кунад, дар чоҳи шерон андохта шавад.

Алҳол, эй подшоҳ, ин манъро тасдиқ кун ва фармонеро имзо намо, ки тағйирнопазир бошад, мувофиқи шариати Модай ва Форс, ки мансух намешавад».

Ва подшоҳ Дорёвеш он фармон ва он манъро имзо намуд.

Чун Дониёл фаҳмид, ки чунин фармон имзо шудааст, ба хонаи худ омад; тирезаҳои болохонаи ӯ ба самти Ерусалим кушода буд, ва ӯ рӯзе се карат зону зада, дуо мегуфт ва Худои худро ҳамд мехонд, чунон ки ӯ пеш аз ин ҳам мекард.

Он гоҳ ин шахсон бо ғавғо омада, Дониёлро дар ҳолате ёфтанд, ки назди Худои худ дуо гуфта, марҳамат металабид.

Ва онҳо назди подшоҳ омада, дар бораи фармони манъи подшоҳ сухан ронданд: «Ту, охир, фармонеро имзо намудӣ, ки ҳар кӣ то сӣ рӯз аз ягон худо ё одам, ҷуз аз ту, эй подшоҳ, илтимосе кунад, дар чоҳи шерон андохта шавад?» Подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфт: «Ин сухан дуруст аст, мувофиқи шариати Модай ва Форс, ки мансух намешавад».

Пас онҳо ба подшоҳ ҷавоб гардонда, гуфтанд: «Ин Дониёл, ки аз асирони Яҳудия аст, ба ту, эй подшоҳ, ва ба фармони манъе ки имзо намудаӣ, эътино намекунад, балки рӯзе се карат дуои худро мегӯяд».

Вақте ки подшоҳ ин суханро шунид, аз худаш бисёр норозӣ шуд, ва дар дили худ паймон кард, ки Дониёлро бираҳонад, ва то ғуруби офтоб барои раҳонидани ӯ саъю кӯшиш намуд.

Лекин он шахсон назди подшоҳ ҷамъ омада, ба подшоҳ гуфтанд: «Бидон, эй подшоҳ, ки қонуни Модай ва Форс ин аст, ки ҳеҷ манъ ва фармонро, ки подшоҳ муқаррар намудааст, тағйир додан мумкин нест».

Он гоҳ подшоҳ фармон дод, ва Дониёлро оварда, дар чоҳи шерон андохтанд. Подшоҳ ба Дониёл хитоб намуда, гуфт: «Худои ту, ки Ӯро ҳамеша ибодат менамоӣ, туро халос хоҳад кард».

Ва санге оварда, онро дар даҳани чоҳ гузоштанд, ва подщоҳ онро бо нигини худ ва бо нигини акобири худ мӯҳр зад, то фармоне ки дар бораи Дониёл дода шудааст, тағйир дода нашавад.

Сонӣ подшоҳ ба қасри худ рафта, шабро бо рӯзадорӣ гузаронд, ва асбоби ишрати ӯро ба ҳузури ӯ наоварданд, ва хобаш аз ӯ гурехт.

Бомдодон, баробари кафидани чашми рӯз, подшоҳ бархоста, шитобон сӯи чоҳи шерон рафт.

Ва ҳангоме ки ба чоҳ наздик шуд, бо овози маҳзунона сӯи Дониёл фарёд зад, ва подшоҳ ба Дониёл хитоб намуда, гуфт: «Эй Дониёл, бандаи Худои Ҳай! Худои ту, ки Ӯро ҳамеша ибодат менамоӣ, оё тавонист туро аз шерон халос кунад?»

Он гоҳ Дониёл ба подшоҳ гуфт: «Эй подшоҳ, то абад зинда бош!

Худои ман фариштаи Худро фиристода, даҳони шеронро баст, ва онҳо ба ман осебе нарасонданд, чунки ба ҳузури Ӯ дар ман гуноҳе ёфт нашуд, пеши ту низ, эй подшоҳ, ман ҷинояте накардаам».

Он гоҳ подшоҳ бағоят шод шуда, амр фармуд, ки Дониёлро аз чоҳ берун оваранд; ва Дониёлро аз чоҳ берун оварданд, дар ҳолате ки ба ӯ ҳеҷ осебе нарасида буд, зеро ки ӯ ба Худои худ имон дошт.

Ва подшоҳ амр фармуд, ва он шахсонро, ки дар ҳаққи Дониёл чуғӯл карда буданд, оварда, дар чоҳи шерон андохтанд, – ҳам худашонро, ҳам бачагон ва занонашонро; ва ҳанӯз ба таги чоҳ нарасида буданд, ки шерон ба онҳо ҳамла оварда, ҳамаи устухонҳошонро пора-пора карданд.

Баъд аз ин, подшоҳ Дорёвеш ба ҳамаи қавмҳо, умматҳо ва забонҳое ки дар тамоми мамлакат сокин буданд, навишт: «Саломатии шумо афзун бод!

Аз ҷониби ман фармон дода мешавад, ки дар тамоми салтанати мамлакати ман ба ҳузури Худои Дониёл ларзон ва тарсон бошанд; зеро ки Ӯ Худои Ҳай ва Қайюми Ҷовидвуҷуд аст, ва подшоҳии Ӯ безавол аст, ва салтанати Ӯ беинтиҳост.

Ӯ халос мекунад ва наҷот медиҳад, ва бар осмон ва замин аломот ва мӯъҷизот ба амал меоварад, ва Ӯ Дониёлро аз панҷаи шерон раҳоӣ додааст».

Ва ин Дониёл дар салтанати Дорёвеш ва дар салтанати Куруши форсӣ комёб гардид.

ДАР соли якуми Балшасар, подшоҳи Бобил, Дониёл бар бистари худ хобе ва рӯъёҳои сари худро дид; он гоҳ хобро навишта, асли масъаларо баён кард.

Дониёл ба сухан оғоз намуда, гуфт: «Шабона дар рӯъёи худ дидам, ва инак, чор боди осмон бар баҳри бузург ҳамла оварданд,

Ва чор ҳайвони калон, ки аз ҳамдигар фарқ доштанд, аз баҳр берун омаданд.

Якуми онҳо мисли шер буд, вале болҳои уқобро дошт; ва дидам, ки болҳои он канда шуд, ва он аз замин бардошта шуд, ва мисли одамизод бар пойҳояш гузошта шуд, ва дили одамӣ ба он дода шуд.

Ва инак, ҳайвони дигари дуюм, ки мисли хирс буд, ва дар як тараф меистод, ва дар даҳони он, дар миёни дандонҳояш, се дандони ашкӣ буд, ва ба он чунин гуфтанд: ́Бархез ва гӯшти бисёре бихӯр!́

Баъд аз он дидам, ва инак, ҳайвони дигаре ки мисли паланг буд, ва бар тахтапушташ чор боли мурғро дошт; ва ин ҳайвон чор калла дошт, ва салтанат ба он дода шуда буд.

Баъд аз он дар рӯъёҳои шаб дидам, ва инак, ҳайвони чорум, ки саҳмгин ва даҳшатангез ва бисёр бақувват буд, ва дандонҳои калони оҳанин дошт; вай мехӯрд ва пора-пора мекард, ва боқимондаро бо пойҳои худ поймол менамуд, ва аз ҳамаи ҳайвонҳое ки пеш аз вай буданд, фарқ дошт, ва шохаш даҳто буд.

Ба он шохҳо менигаристам, ва инак, як шохи дигари майдае аз миёни онҳо баромад, ва сето аз шохҳои пештара пеши он решакан гардид, ва инак, дар ин шох чашмоне буд мисли чашмони одамизод, ва даҳоне буд, ки густохона сухан меронд.

Ва дидам, ки тахтҳо барқарор гардид; ва Атиқулайём нишаста буд; либоси Ӯ мисли барф сафед, ва мӯйсари Ӯ мисли пашм пок буд; тахти Ӯ – шарораҳои оташ, чархҳои он – оташи сӯзон;

Наҳри оташ аз пеши Ӯ ҷорӣ шуда, берун меомад; ҳазорон-ҳазор ба ӯ хизмат мекарданд, ва беварҳо-бевар ба ҳузури ӯ меистоданд; доварӣ ба муҳокима нишаст, ва дафтарҳо кушода шуд.

Он гоҳ ман дидам, ки аз боиси садои суханони густохонае ки он шох мегуфт, дар пеши назарам он ҳайвон кушта шуд, ва ҷасадаш нобуд гардида, дар оташ андохта шуд.

Ва ҳайвонҳои боқӣ аз салтанаташон дур карда шуданд, валекин дарозии умр то замоне ва муддате ба онҳо дода шуд.

Дар рӯъёҳои шаб ман дидам, ва инак, мисли Писари одам бо абрҳои осмон меомад, ва то Атиқулайём расид, ва ба ҳузури Ӯ наздик оварданд.

Ва салтанат ва ҷалол ва подшоҳӣ ба Ӯ дода шуд, то ки ҳамаи қавмҳо, умматҳо ва забонҳо Ӯро ибодат намоянд; салтанати Ӯ салтанати ҷовидонист, ки завол нахоҳад ёфт, ва подшоҳии Ӯ нест нахоҳад шуд.

Рӯҳи ман, Дониёл, андаруни ҷасадам мушавваш гардид, ва рӯъёҳои сарам маро ҳаросон кард.

Ман ба яке аз истодагон наздик шуда, ҳақиқатро дар бораи ҳамаи ин аз ӯ пурсидам, ва ӯ ба ман сухан ронда, асли масъаларо ба ман фаҳмонд:

́Ин ҳайвонҳои калон, ки чорто ҳастанд, чор подшоҳанд, ки аз замин хоҳанд бархост.

Ва покони Ҳаққи Таоло салтанатро хоҳанд пазируфт, ва салтанатро то абад ва то абадулобод мерос хоҳанд гирифт́.

Он гоҳ ман хостам ҳақиқатро дар бораи ҳайвони чорум бидонам, ки он аз ҳамаи дигарон фарқ дошта, бағоят саҳмгин буд: дандонҳояш оҳанин ва чанголаш мисин буд, вай мехӯрд ва пора-пора мекард ва боқимондаро бо пойҳои худ поймол менамуд;

Ва дар бораи даҳ шохе ки бар сари он буд, ва дар бораи шохи дигаре ки баромад, ва се шох пеши он решакан гардид, – дар бораи ҳамон шохе ки чашмон ва даҳоне дошт, ки густохона сухан меронд, ва намуди он аз дигарон калонтар буд.

Ва ман дидам, ки он шох бо покон ҷангида, бар онҳо ғолиб меомад,

То даме ки Атиқулайём омад, ва доварӣ ба покони Ҳаққи Таоло супурда шуд, ва замоне фаро расид, ва подшоҳиро покон мерос гирифтанд.

Чунин гуфт: ́Ҳайвони чорум салтанати чорум бар замин хоҳад буд, ки он аз ҳамаи салтанатҳо фарқ хоҳад дошт, ва тамоми заминро хоҳад хӯрд, ва онро поймол намуда, пора-пора хоҳад кард,

Ва даҳ шох, ин яъне аз он салтанат даҳ подшоҳ хоҳанд бархост, ва подшоҳи дигаре баъд аз онҳо хоҳад бархост, ва ӯ аз подшоҳони аввалин фарқ хоҳад дошт, ва се подшоҳро сарнагун хоҳад кард,

Ва суханон бар зидди Ҳаққи Таоло хоҳад гуфт, ва покони Ҳаққи Таолоро мазлум хоҳад кард, ва дар роҳи тағйир додани мӯҳлатҳо ва шариат хоҳад кӯшид, ва онҳо то замоне ва ду замон ва нисфи замон ба дасти ӯ супурда хоҳанд шуд.

Ва доварӣ ба муҳокима хоҳад нишаст, ва салтанати ӯро аз ӯ гирифта, то охир несту нобуд хоҳанд кард.

Ва подшоҳӣ ва салтанат ва кибриёи подшоҳиҳо дар таҳти тамоми осмон ба покон, яъне ба қавми Ҳаққи Таоло дода хоҳад шуд, ки подшоҳии Ӯ подшоҳии ҷовидонист, ва ҳамаи салтанатҳо ба Ӯ хизмат ва итоат хоҳанд кард́.

Фарҷоми сухан то ин ҷост. Фикрҳои ман, Дониёл, маро бағоят мушавваш намуд, ва ранги рӯям дигаргун шуд, вале ин гапро дар дили худ нигоҳ доштам».

ДАР соли сеюми салтанати подшоҳ Балшасар, ба ман, Дониёл, рӯъёе зоҳир шуд, баъд аз он ки бори аввал ба ман зоҳир шуда буд.

Ва дар рӯъё дидам, – ман худро дар Шушани пойтахт, ки дар вилояти Элом воқеъ аст, дидам; – ва дар руъё дидам, ки ман назди наҳри Улой мебошам.

Ва чашмонамро боло бардошта, дидам, ки инак, қӯчқоре назди наҳр истодааст, ва он ду шох дорад, ва шохҳояш баланд аст, вале яке аз дигаре баландтар аст, ва баландтараш дертар баромад.

Дидам, ки ин қӯчқор ба самти ғарб ва шимол ва ҷануб шох мезанад, ва ҳеҷ ҳайвоне наметавонад пеши он истодагӣ намояд, ва касе нест, ки аз дасти он халос кунад; ва он ҳар чи мехост, мекард, ва бузург мешуд.

Ва ман назар мекардам, ва инак, нарбузе аз ғарб бар рӯи тамоми замин меояд; пойҳояш ба замин намерасид; ва шохе дар мобайни чашмони нарбуз намоён буд.

Ва ба тарафи он қӯчқори соҳиби ду шох, ки дида будам назди наҳр истодааст, равона шуд ва бо шиддати хашми худ сӯи он давид.

Ва онро дидам, ки ба қӯчқор наздик шуда, бо ғазаб ба он ҳамла овард, ва қӯчқорро зада, ду шохи онро шикаст; ва қӯчқорро маҷоле набуд, ки пеши он истодагӣ намояд, ва он вайро бар замин афканда, поймол намуд, – ва касе набуд, ки қӯчқорро аз дасташ халос кунад.

Ва нарбуз ниҳоятдараҷа бузург шуд, ва ҳангоме ки пурзӯр гардид, шохи калонаш шикаст, ва дар ҷои он чор шох пайдо шуд, ки сӯи чор боди осмон нигаронида шуда буд.

Ва аз яке аз онҳо як шохи майдае баромад, ки ба самти ҷануб ва ба самти шарқ ва ба самти замини дилписанд бағоят бузург шуд.

Ва ин шох то лашкари осмон бузург шуд, ва як қисми лашкар ва ситорагонро бар замин афканда, поймол намуд.

Ва он то Сарвари лашкар бузург шуд, ва қурбонии доимӣ аз Ӯ гирифта шуд, ва макони поки Ӯ тарк карда шуд;

Ва ба қурбонии доимӣ ба василаи маъсият хотима дода хоҳад шуд; ва ростӣ бар замин афканда хоҳад шуд; ва ин шох дар тамоми кораш комёб гардид.

Ва ман покеро шунидам, ки сухан мегуфт, ва ин пок ба фалонӣ сухан ронда, гуфт: «Рӯъё дар бораи қурбонии доимӣ ва дар бораи маъсияти харобиовар, ки қудс ва лашкарро поймол намудааст, то ба кай хоҳад буд?»

Ва ба ман гуфт: «То ду ҳазору сесад шом ва субҳ; ва он гоҳ адл дар қудс барқарор хоҳад шуд».

Ва воқеъ шуд вақте ки ман, Дониёл, ин рӯъёро дидам, ва маънои онро меҷустам, – инак, дар рӯ ба рӯям мисли қиёфаи марде намудор шуд.

Ва ман аз даруни Улой овози одамиро шунидам, ки хитоб намуда, мегуфт: «Эй Ҷаброил! Ба вай ин рӯъёро бифаҳмон».

Ва ӯ ба он ҷо, ки ман истода будам, омад, ва чун омад, ман ҳаросон шуда, бар рӯи худ афтодам; ва ӯ ба ман гуфт: «Бидон, эй писари одам, ки ин рӯъё ба замони охир тааллуқ дорад».

Ва ҳангоме ки ӯ ба ман сухан мегуфт, ман рӯй бар замин мадҳуш будам; вале ӯ ба ман даст расонд, ва маро дар ҷое ки истода будам, ба по хезонд.

Ва гуфт: «Инак, ман туро аз он чи дар охири ғазаб рӯй хоҳад дод, огоҳ менамоям, чунки ин замон ба охир хоҳад расид.

Қӯчқори соҳиби ду шох, ки ту дидаӣ, подшоҳони Модай ва Форс мебошанд.

Ва он нарбуз подшоҳи Юнон аст, ва шохи калоне ки дар мобайни чашмони ӯ буд, подшоҳи аввалин аст.

Ва ин ки он шох шикаст ва дар ҷояш чортои дигар баромад, ин яъне аз он халқ чор салтанат барпо хоҳанд шуд, вале қувваташон мисли қуввати ӯ нахоҳад буд.

Ва дар охири салтанати онҳо, вақте ки осиён бадкории худро ба анҷом мерасонанд, подшоҳи бешарм ва дасисакоре хоҳад бархост;

Ва қувваташ бузург хоҳад буд, вале на ба сабаби қуввати худи ӯ; ва харобиҳои аҷибе ба амал хоҳад овард, ва дар аъмолаш комёб хоҳад шуд, ва зӯроварон ва қавми поконро ба ҳалокат хоҳад расонд;

Ва ба туфайли ақлашдар дасисакорӣ муваффақият ба даст хоҳад овард, ва дар дили худ мағрур хоҳад шуд, ва бисёр осоиштагонро ба ҳалокат хоҳад расонд, ва бар зидди Сарвари сарварон қиём хоҳад кард, ва бе он ки дасте расида бошад, шикаст хоҳад хӯрд.

Ва рӯъёи оид ба шом ва субҳ, ки дар бораи он сухан рафт, дуруст аст, валекин ту ин рӯъёро пинҳон намо, зеро ки он баъд аз айёми зиёде ба вуқӯъ хоҳад омад».

Ва ман, Дониёл, музтариб шуда, якчанд рӯз бемор хобидам; ва чун бархостам, ба корҳои подшоҳ машғул шудам; ва аз рӯъё дар ҳайрат будам, вале касе инро пай набурд.

ДАР соли аввали Дорёвеш ибни Аҳашверӯш аз насли Модай, ки бар мамлакати калдониён подшоҳ шуда буд, –

Дар соли аввали подшоҳии ӯ ман, Дониёл, дар китобҳо ба шумораи солҳо диққат додам, ки каломи Парвардигор дар бораи он ба Ирмиёи набӣ нозил шуда буд, ки ба харобии Ерусалим ҳафтод сол пур хоҳад шуд.

Ва ман рӯи худро сӯи Парвардигор Худо нигаронидам, то ки бо дуо ва тазаррӯъҳо, ба василаи рӯзадорӣ ва палос ва хокистар илтимос намоям.

Ва пеши Парвардигор Худои худ дуо гуфта ва эътироф намуда, гуфтам: «Лутфан, эй Парвардигор, Худои бузург ва саҳмгин, ки паймон ва марҳаматро ба дӯстдорони Худ ва ба риоякунандагони аҳкоми Худ нигоҳ медорӣ!

Мо гуноҳ кардаем ва гумроҳ шудаем, шарирона рафтор намудаем ва осӣ гардидаем, аз аҳкоми Ту ва аз дастурҳои Ту рӯй гардондаем,

Ва ба бандагонат анбиё, ки ба номи Ту ба подшоҳони мо, ба сарварон ва падарони мо ва ба тамоми қавми мамлакат сухан меронданд, гӯш надодаем.

Адолат аз они Туст, эй Парвардигор, ва хиҷолат аз они мост, чунон ки имрӯз низ ҳамин тавр аст, – аз они мардони Яҳудо ва сокинони Ерусалим ва ҳамаи исроилиёни наздик ва дур, дар ҳамаи кишварҳое ки Ту онҳоро барои хиёнате ки дар ҳаққи Ту кардаанд, ба он ҷо пароканда намудаӣ.

Парвардигоро! Хиҷолат аз они мост, – аз они подшоҳони мо ва сарварони мо ва падарони мо, чунки ҳамаи мо пеши Ту гуноҳ кардаем.

Аммо Парвардигор Худои мо дорои раҳм ва омурзишҳост, гарчанде ки ба Ӯ осӣ шудаем,

Ва ба овози Парвардигор Худои мо гӯш надодаем, то бар тибқи таълимоти Ӯ, ки ба воситаи бандагонаш анбиё ба мо пешниҳод кардааст, рафтор намоем.

Ва тамоми Исроил Тавроти Туро вайрон кардаанд ва аз он рӯй гардондаанд, то ки ба овози Ту гӯш надиҳанд, ва аз ин сабаб лаънат ва савганде ки дар Тавроти Мусои бандаи Худо навишта шудааст, бар мо рехта шуд, зеро ки мо пеши Ӯ гуноҳ кардаем.

Ва Ӯ каломи Худро, ки дар ҳаққи мо ва дар ҳаққи доварони мо, ки бар мо доварӣ мекарданд, гуфта буд, иҷро намуда, бар мо мусибати бузурге овард, ки мисли он зери тамоми осмон ба амал наомадааст, чунон ки дар Ерусалим ба амал омадааст;

Тамоми ин мусибат, чунон ки дар Тавроти Мусо навишта шудааст, бар мо омадааст; валекин мо пеши Парвардигор Худои мо тазаррӯъ накардаем, то ки аз маъсиятҳои худ даст кашем ва ростии Туро дарк намоем.

Ва Парвардигор бар ин мусибат исрор намуда, онро бар мо овард, зеро ки Парвардигор Худои мо дар ҳамаи корҳое ки мекунад, одил аст, вале мо ба овози ӯ гӯш надодаем.

Ва алҳол, эй Парвардигор Худои мо, ки қавми Худро аз замини Миср бо дасти қавӣ берун оварда, барои Худ, чунон ки имрӯз аст, ном пайдо кардаӣ, – мо гуноҳ кардаем, шарирона рафтор намудаем.

Парвардигоро! Лутфан, бар ҳасби тамоми адолати Ту, бигзор хашми Ту ва ғазаби Ту аз шаҳри Ту Ерусалим, аз кӯҳи поки Ту баргардад, зеро ки аз боиси гуноҳҳои мо ва маъсиятҳои падарони мо Ерусалим ва қавми Ту дар назари ҳамаи онҳое ки дар гирду пеши мо ҳастанд, шармсор гардидааст.

Ва алҳол, эй Худои мо, дуои бандаи Худ ва тазаррӯъҳои ӯро бишнав, ва рӯи Худро бар қудси вайронаи Худ, ба хотири Парвардигор, мунаввар намо.

Гӯши Худро, эй Худои ман, хам намо ва бишнав, ва чашмони Худро бикшо ва бар вайронаҳои мо ва бар шаҳре ки ба номи Ту хонда шудааст, бингар; зеро ки мо на ба сабаби адолати худ, балки ба сабаби марҳаматҳои зиёди Ту тазаррӯъҳои худро пеши пои Ту меандозем.

Парвардигоро, бишнав! Парвардигоро, биомурз! Парвардигоро, гӯш дода, ба амал овар! Ба хотири Худат, эй Худои ман, даранг накун, зеро ки шаҳри Ту ва қавми Ту ба номи Ту хонда шудаанд».

Ва ҳанӯз ман сухан мерондам, ва дуо мегуфтам, ва гуноҳи худам ва гуноҳи қавми ман Исроилро эътироф менамудам, ва тазаррӯи худро пеши пои Парвардигор Худои ман, бар кӯҳи поки Худои ман меандохтам, –

Ва ҳанӯз ман дар дуо сухан мерондам, он мард Ҷаброил, ки ӯро дар рӯъёи аввал дида будам, зуд парвоз намуда, қариби вақти ҳадияи шом ба ман расид,

Ва зеҳни маро равшан карда, гуфт: «Эй Дониёл! Алҳол берун омадам, то туро фаҳмиш биомӯзам.

Дар аввали тазаррӯъҳоят каломе баромад, ва ман омадам, ки хабар диҳам, зеро ки ту дилхоҳ ҳастӣ; пас, ба он калом диққат намо ва рӯъёро бифаҳм.

Ҳафтод ҳафтсола барои қавми ту ва барои шаҳри поки ту муқаррар карда шудааст, то ки ҷиноят хотима ёбад, ва гуноҳ нест шавад, ва маъсият кафорат шавад, ва адолати ҷовидонӣ барқарор шавад, ва рӯъёи набӣ муҷассам гардад, ва поки покҳо тадҳин карда шавад.

Пас бидон ва бифаҳм, ки аз вақти баромадани калом дар бораи аз нав барқарор ва бино кардани Ерусалим то вақти Масеҳи Раис ҳафт ҳафтсола хоҳад гузашт; ва шасту ду ҳафтсола кӯчаҳо ва хандақҳо аз нав барқарор ва бино хоҳад шуд, ва ин дар замонҳои тангӣ хоҳад буд.

Ва баъд аз шасту ду ҳафтсола Масеҳ талаф хоҳад шуд, ва нахоҳад буд; ва қавми раиси оянда шаҳр ва қудсро хароб хоҳад кард, вале охири ӯ зуд фаро хоҳад расид, ва то охири ҷанг вайронаҳо насиб шудааст.

Ва ӯ паймонро бо мардуми бисёр як ҳафтсола мустаҳкам хоҳад кард, ва қурбонию ҳадияро дар нисфи ин ҳафтсола барҳам хоҳад дод; ва харобкунанда дар сояи қабоҳатҳо вуҷуд хоҳад дошт, то даме ки ҳалокати қатъӣ ба сари харобкунанда биёяд».

ДАР соли сеюми Куруш, подшоҳи Форс, ба Дониёл, ки Балтшасар ном дошт, ваҳй омад, – ваҳйе ки ҳақиқӣ буд ва ҷанги калоне дошт; ва ӯ ваҳйро фаҳмид ва ба рӯъё сарфаҳм рафт.

Дар он айём ман, Дониёл, се ҳафта мотам доштам.

Нони болаззат нахӯрдаам, ва гӯшту шароб ба даҳонам надаромадааст, ва равғане ба баданам намолидаам, то даме ки он се ҳафта пур шуд.

Ва дар рӯзи бисту чоруми моҳи якум ман дар канори наҳри бузурги Даҷла будам.

Ва чашмони худро боло бардошта, дидам: инак, марде ки ҷомаи катон дар бар, ва камарбанде аз тиллои Уфоз бар камар дошт.

Ва ҷасади ӯ мисли забарҷад буд, ва чеҳрааш мисли барқи дурахшон, ва чашмонаш мисли машъалҳои сӯзон, ва дасту пойҳояш монанди миси сайқалдор, ва садои гуфтораш мисли ғулғулаи селоб.

Ва танҳо ман, Дониёл, ин рӯъёро дидам, ва касоне ки бо ман буданд, ин рӯъёро надидаанд, аммо ларзаи азиме онҳоро фаро гирифт, ва онҳо гурехтанд, то ки пинҳон шаванд.

Ва ман танҳо мондам, ва ин рӯъёи бузургро медидам, вале маҷолам намонд, ва ранги рӯям канда, дигаргун шуд, ва ман тамоман беқувват гаштам.

Ва садои гуфторашро шунидам; ва чун садои гуфторашро шунидам, ман дар ҳолати мадҳушӣ рӯйнокӣ афтода, рӯй бар замин хобидам.

Ва инак дасте ба ман расида, маро бар зонуҳо ва кафи дастҳоям ларзон-ларзон бархезонд.

Ва ӯ ба ман гуфт: «Эй Дониёл, марди дилписанд! Суханонеро, ки ман ба ту мегӯям, бифаҳм, ва бар пойҳои худ биист, зеро ки алҳол назди ту фиристода шудаам». Ва чун ин суханонро ба ман гуфт, ман бархостам, дар ҳолате ки ларзон будам.

Ва ӯ ба ман гуфт: «Натарс, эй Дониёл, зеро аз рӯзи аввале ки дили худро ба он ниҳодӣ, ки бифаҳмӣ ва пеши Худои худ рӯзадор бошӣ, суханони ту мустаҷоб шуд, ва ман барои он суханони ту омадаам.

Валекин малаки салтанати Форс бисту як рӯз ба ман муқобилат намуд, ва инак Микоил, ки яке аз малакҳои аввалин аст, ба мадади ман расид, ва ман дар он ҷо, назди подшоҳони Форс мондам.

Ва омадаам, то туро аз он чи дар айёми охир ба қавми ту воқеъ хоҳад шуд, хабардор намоям, зеро ки боз рӯъёе барои он айём ҳаст».

Ва чун ба ман чунин суханонро гуфт, бар рӯи худ ба замин афтодам ва лол шудам.

Ва инак махлуқе ба сурати банӣ одам ба лабҳоям даст расонд, ва ман даҳон кушода, ба сухан даромадам, ва ба махлуқе ки пеши ман истода буд, гуфтам: «Эй хоҷаам! Аз ин рӯъё банд аз бандам ҷудо шуд, ва ман тамоман беқувват гаштаам.

Пас чӣ гуна бандаи ин хоҷаам бо ин хоҷаам тавонад сухан ронад? Ман, охир, ҳанӯз қуввате надорам, ва рамақе дар ман намондааст».

Ва махлуқи одаммонанд боз ба ман даст расонда, маро тақвият намуд,

Ва гуфт: «Натарс, эй марди дилписанд! Салом бар ту бод! Қавидил ва далер бош!» Ва чун инро гуфт, қувват гирифтам ва гуфтам: «Бигӯ, эй хоҷаам, зеро ки ту маро тақвият намудаӣ».

Ва ӯ гуфт: «Оё ту медонӣ, барои чӣ назди ту омадаам? Алҳол бармегардам, то ки бо малаки Форс ҷанг кунам; ва ман чун берун равам, малаки Юнон хоҳад омад.

Аммо туро аз он чи дар китоби ҳақиқат навишта шудааст, хабардор хоҳам кард; ва касе нест, ки маро ба зидди инҳо тақвият намояд, магар ки малаки шумо Микоил.

ВА дар соли якуми Дорёвеши модаӣ ман низ истода будам, то ки ӯро тақвият ва дастгирӣ намоям.

Ва алҳол ҳақиқатро ба ту огоҳ менамоям: инак, боз се подшоҳ дар Форс хоҳанд бархост, ва чорумин бо сарвати бузург аз ҳама бартарӣ хоҳад дошт, ва чун бо давлати худ қавӣ гардад, ҳамаро ба муқобили салтанати Юнон ба по хоҳад бархезонд.

Ва подшоҳи пуриқтидоре хоҳад бархост, ва бо қуввати азиме салтанат хоҳад ронд, ва бар тибқи иродаи худ амал хоҳад кард.

Ва чун қомат рост кунад, салтанаташ шикаст хоҳад хӯрд, ва ба чор боди осмон тақсим хоҳад шуд, вале на ба ворисони ӯ ва на монанди ҳокимияте ки ӯ дошт; зеро ки салтанати ӯ решакан хоҳад гардид, ва ба дигарон низ, ғайр аз инҳо, насиб хоҳад шуд.

Ва подшоҳи Ҷануб қавӣ хоҳад шуд, ва яке аз миронаш бар ӯ ғолиб омада, салтанат хоҳад ронд, ва салтанаташ салтанати азиме хоҳад буд.

Ва баъд аз якчанд сол онҳо ба ҳамдигар наздик хоҳанд шуд, ва духтари подшоҳи Ҷануб назди подшоҳи Шимол хоҳад омад, то сулҳ намояд; вале вай қуввати бозуи худро натавонад нигоҳ дошт, ва ӯ ва бозуи ӯ низ натавонад истодагӣ кард, балки вай ва ҳамроҳонаш ва падараш ва ёвараш дар он замон таслим карда хоҳанд шуд.

Ва навдае аз решаҳои вай дар ҷои ӯ хоҳад бархост, ва сӯи лашкар омада, ба қалъаи подшоҳи Шимол дохил хоҳад шуд, ва сазои онҳоро хоҳад дод, ва қавӣ хоҳад шуд.

Ва худоён ва бутҳои рехтаи онҳоро низ бо зарфҳои гаронбаҳои нуқра ва тиллои онҳо ба Миср ба асирӣ хоҳад бурд, ва якчанд сол ӯ аз подшоҳи Шимол болотар хоҳад истод.

Ва ҳарчанд вай ба мамлакати подшоҳи Ҷануб биёяд ҳам, ба замини худ хоҳад баргашт.

Ва писарони вай ҷангҷӯӣ намуда ва қӯшуни сершуморе ҷамъ карда, дохил хоҳанд шуд ва мисли селобе зер карда, убур хоҳанд намуд, ва баргашта, то ба ҳадди қалъаи ӯ ҷанг хоҳанд кард.

Ва подшоҳи Ҷануб дарғазаб хоҳад шуд, ва берун омада, бо вай, яъне бо подшоҳи Шимол, ҷанг хоҳад кард, вале вай лашкари бузурге барпо хоҳад намуд, ва ин лашкар ба дасти ӯ таслим хоҳад шуд.

Ва ҳангоме ки ин лашкар барбод равад, дили ӯ мағрур хоҳад шуд, ва ҳарчанд ӯ беварҳоро талаф намояд, ғолиб нахоҳад шуд.

Зеро ки подшоҳи Шимол баргашта, лашкари аз аввала бузургтаре барпо хоҳад намуд, ва баъд аз муддати чандинсола бо қӯшуни бузург ва асбобу анҷоми зиёде дохил хоҳад шуд.

Ва дар он замон бисёрҳо ба зидди подшоҳи Ҷануб қиём хоҳанд кард, ва баъзе аз осиёни қавми ту сар хоҳанд бардошт, то рӯъё ба амал ояд, вале мағлуб хоҳанд шуд.

Ва подшоҳи Шимол хоҳад омад, ва сангаргоҳ барпо намуда, шаҳри истеҳкомдорро забт хоҳад кард; ва фавҷҳои Ҷануб, ва сипоҳи баргузидагонаш истодагӣ натавонанд кард, – ӯ қуввате барои истодагӣ нахоҳад дошт.

Ва он ки назди ӯ биёяд, бар тибқи иродаи худ амал хоҳад кард, ва касе нахоҳад буд, ки тавонад пеши вай истодагӣ намояд; вай дар замини дилписанд ҷойгир хоҳад шуд, ва амнияти он комилан дар дасти вай хоҳад буд.

Ва рӯи худро вай ба он хоҳад нигаронид, ки ба авҷи камоли салтанати худ бирасад, ва бо ӯ сулҳ бандад, ва духтарашро ба ӯ ба занӣ бидиҳад, то ки ӯро ба ҳалокат бирасонад, вале ин қасд ба амал нахоҳад омад, ва ӯ аз они вай нахоҳад шуд.

Ва рӯи худро вай сӯи ҷазираҳо хоҳад нигаронид, ва бисёреро аз онҳо забт хоҳад намуд, вале сарваре ба забти вай хотима дода, вайро нангин хоҳад кард, бе он ки вай қасоси нанги худро тавонад аз ӯ бигирад.

Пас рӯи худро вай сӯи қалъаҳои замини худ хоҳад баргардонид, валекин шикаст хоҳад хӯрд ва фурӯ ғалтида, нест хоҳад шуд.

Ва бар тахти вай шахсе хоҳад бархост, ки золимеро бар хазинаи салтанат таъин хоҳад кард, вале дар зарфи якчанд рӯз шикаст хоҳад хӯрд, аммо на дар талоши рӯ ба рӯ ва на дар корзор.

Ва бар тахти вай манфуре хоҳад бархост, вале шавкати подшоҳиро ба ӯ нахоҳанд дод, ва ӯ хомӯшона омада, салтанатро бо тамаллуқ ба даст хоҳад овард.

Ва фавҷҳое ки мисли селоб бошанд, аз пеши ӯ нест шуда, шикаст хоҳанд хӯрд, ва раиси аҳду паймон низ.

Ва бо онҳое ки ба ӯ шарик шуда бошанд, бо фиреб рафтор хоҳад кард, ва бо ёрии мардуми камшумор дастболо ва пурзӯр хоҳад шуд.

Хомӯшона ба маконҳои пурсарвати мамлакат омада, он чиро, ки падаронаш ва падарони падаронаш накарда буданд, ба амал хоҳад овард; тороҷ ва ғанимат ва молу мулкро ба онҳо тақсим хоҳад кард, ва дар бораи қалъаҳо тадбирҳо хоҳад андешид, вале то расидани фурсат.

Ва қуввати худро афзун карда, ба лашкари бузурге табдил хоҳад дод, ва дили худро ба зидди подшоҳи Ҷануб хоҳад нигаронид, ва подшоҳи Ҷануб бо лашкари бузург ва бағоят қавӣ ба ҷанг шурӯъ хоҳад намуд, валекин истодагӣ нахоҳад кард, зеро ки ба зидди ӯ дасисаҳо хоҳанд андешид,

Ва онҳое ки аз суфраи ӯ нон мехӯранд, ӯро ба шикаст дучор хоҳанд кард, ва лашкари ӯ талаф хоҳад шуд, ва шаҳидони зиёде хоҳанд афтод.

Ва ҳар ду подшоҳ дар дилҳошон ниятҳои бад хоҳанд дошт, ва дар сари як суфра дурӯғ хоҳанд гуфт, вале дасисаи онҳо муваффақият нахоҳад ёфт, зеро ки анҷоми ӯ то вақти муайяне ақиб андохта хоҳад шуд.

Ва ӯ бо молу мулки зиёде ба замини худ хоҳад баргашт, ва дилаш ба паймони пок зид хоҳад буд; ва инро ба амал оварда, ба замини худ хоҳад баргашт.

Дар мӯҳлати муайян боз ба Ҷануб хоҳад омад, вале охираш мисли аввалаш нахоҳад буд.

Ва киштиҳои Киттим ба зидди ӯ хоҳанд омад, ва ӯ ноумед гардида, хоҳад баргашт, ва аз паймони пок дарғазаб шуда, ба зидди он амал хоҳад кард; ва баргашта, бо онҳое ки паймони покро тарк кардаанд, иттифоқ хоҳад шуд.

Ва фавҷҳои ӯ бархоста, қудси истеҳкомро палид хоҳанд кард, ва қурбонии доимиро ботил хоҳанд намуд, ва қабоҳати харобкунандаро хоҳанд гузошт.

Ва ӯ онҳоеро, ки ба паймон хиёнат кардаанд, бо тамаллуқ ба худ ҷалб хоҳад намуд; вале қавме ки Худои худро мешиносанд, қавӣ шуда, амал хоҳанд кард.

Ва хирадмандони қавм бисёреро панд хоҳанд дод, вале як айёми муайян онҳо аз шамшер ва оташ ва асирӣ ва тороҷ азият хоҳанд кашид;

Ва дар ин азияти худ андаке кӯмак хоҳанд ёфт, ва бисёр касон бо тамаллуқкорӣ ба онҳо ҳамроҳ хоҳанд шуд.

Ва баъзе аз хирадмандон пешпо хоҳанд хурд, то ки онҳо то фаро расидани замони охир аз гудозиш гузашта, покиза ва сафед шаванд, зеро ки мӯҳлат ҳанӯз нарасидааст.

Ва он подшоҳ бар тибқи иродаи худ амал хоҳад кард, ва худро аз ҳар худо баландтар ва бузургтар хоҳад донист, ва дар ҳаққи Худои худоён куфр хоҳад гуфт, ва комёб хоҳад шуд, то даме ки ғазаб ба анҷом расад, зеро ки он чи насиб шудааст, ба амал хоҳад омад.

Ва ӯ худои падарони худро нахоҳад шинохт, ва худои дилхоҳи занон ва ҳеҷ як худоро писанд нахоҳад кард, зеро ки худро аз ҳама бузургтар хоҳад донист.

Вале худои истеҳкомотро бар тахти вай иззат хоҳад кард, ва ин худоро, ки падарони ӯ намешинохтанд, бо тилло ва нуқра ва сангҳои гаронбаҳо ва хилъатҳои фохир иззат хоҳад кард.

Ва қалъаҳои мустаҳкаме ба номи худои бегона бино хоҳад кард, ва ба онҳое ки онро ибодат намоянд, шавкати зиёде хоҳад бахшид, ва онҳоро бар касони бисёр ҳукмрон хоҳад сохт, ва заминро ҳамчун музд ба онҳо тақсим хоҳад намуд.

Ва баъд аз муддате подшоҳи Ҷануб бо ӯ муҳориба хоҳад кард, ва подшоҳи Шимол бо аробаҳо ва саворон ва киштиҳои сершумор монанди тундбоде ба вай ҳамла хоҳад овард, ва кишварҳоро мисли селобе зер карда, аз онҳо убур хоҳад намуд.

Ва ба замини дилписанд дохил хоҳад шуд, ва кишварҳои зиёде азият хоҳанд кашид, вале инҳо аз дасти ӯ халос хоҳанд шуд: Адӯм, Мӯоб ва сарварони банӣ Аммӯн.

Ва дасти худро ба кишварҳо дароз хоҳад кард, ва замини Миср раҳо нахоҳад шуд.

Ва хазоини тилло ва нуқра ва ҳамаи неъматҳои гаронбаҳои Мисрро тасарруф хоҳад намуд; ва лубиёну ҳабашиён ӯро пайравӣ хоҳанд кард.

Валекин овозаҳо аз шарқ ва шимол ӯро ба ҳарос хоҳад андохт, ва ӯ бо хашми азиме берун омада, бисёреро несту нобуд хоҳад кард.

Ва хаймаҳои шоҳонаи худро дар миёни баҳр ва кӯҳи қудси дилпазир барпо хоҳад намуд, вале ба заволи худ хоҳад расид, ва касе нахоҳад буд, ки ӯро дастгирӣ намояд.

ВА дар он замон Микоил, ин малаки бузурге ки ба муҳофизати писарони қавми ту истодааст, хоҳад бархост; ва чунон замони тангӣ хоҳад буд, ки аз вақти пайдоиши халқе то ин вақт мисли он дида нашуда бошад; ва дар он замон қавми ту, ҳамаи онҳое ки дар дафтар навишта шуда бошанд, халосӣ хоҳанд ёфт.

Ва бисёре аз онҳое ки дар хоки замин хобидаанд, бедор хоҳанд шуд: баъзеҳо барои ҳаёти ҷовидонӣ, ва баъзеҳо барои нанг ва хиҷолати ҷовидонӣ.

Ва хирадмандон мисли дурахши афлок хоҳанд дурахшид, ва онҳое ки бисёреро ба адолат ҳидоят намудаанд, – мисли ситорагон хоҳанд буд то абад.

Аммо ту, эй Дониёл, ин суханонро пинҳон намо, ва ин китобро то замони охир мӯҳр зан; бисёре ҷустуҷӯ хоҳанд кард, ва дониш афзоиш хоҳад ёфт».

Ва ман, Дониёл, назар кардам, ва инак, ду нафари дигар истодаанд: яке дар ин канори наҳр, дигаре дар он канори наҳр.

Ва яке аз онҳо ба марди ҷомаи катон дар бар, ки болои обҳои наҳр истода буд, гуфт: «Анҷоми ин аҷоибот кай хоҳад буд?»

Ва он марди ҷомаи катон дар барро, ки болои обҳои наҳр истода буд, шунидам, ки дасти рост ва дасти чапи худро сӯи осмон бардошта, ба Ҳайи Лоямут қасам хӯрд, ки то замоне ва ду замон ва нисфи замон хоҳад буд, ва ҳамин ки пора-пора кардани қуввати қавми пок тамом шавад, ҳамаи инҳо анҷом хоҳад ёфт.

Ва ман шунидам, вале нафаҳмидам, ва гуфтам: «Эй хоҷаам! Фарҷоми инҳо чӣ хоҳад буд?»

Ва гуфт: «Бирав, эй Дониёл, зеро ки ин суханон бояд то замони охир пинҳон ва сарбамӯҳр бошад.

Бисёре покиза ва сафед хоҳанд шуд ва аз гудозиш хоҳанд гузашт, вале шарирон ба шарорат машғул хоҳанд шуд, ва ҳамаи шарирон фаҳм нахоҳанд кард; аммо хирадмандон хоҳанд фаҳмид.

Ва аз замони ботил кардани қурбонии доимӣ ва гузоштани қабоҳати харобкунанда ҳазору дусаду навад рӯз хоҳад гузашт.

Хушо касе ки интизорӣ бикашад ва ба ҳазору сесаду сиву панҷ рӯз бирасад!

Вале ту то охири умрат амин бош, ва баъд фароғат хоҳӣ кард, ва дар охирзамон барои гирифтани насибаи худ қиём хоҳӣ намуд».

Синодальный

Языки

1 Навуходоносор осаждает Иерусалим. 3 Некоторые из отроков Израилевых избраны для посещения школы в чертогах царских. 8 Даниил решил не оскверняться яствами со стола царского и предложил сделать опыт. 14 Успешный опыт в течение десяти дней. 17 Даниил и его друзья оказались «в десять раз выше всех тайноведцев и волхвов».

В третий год царствования Иоакима, царя Иудейского, пришел Навуходоносор, царь Вавилонский, к Иерусалиму и осадил его.

И предал Господь в руку его Иоакима, царя Иудейского, и часть сосудов дома Божия, и он отправил их в землю Сеннаар, в дом бога своего, и внес эти сосуды в сокровищницу бога своего.

И сказал царь Асфеназу, начальнику евнухов своих, чтобы он из сынов Израилевых, из рода царского и княжеского, привел

отроков, у которых нет никакого телесного недостатка, красивых видом, и понятливых для всякой науки, и разумеющих науки, и смышленых и годных служить в чертогах царских, и чтобы научил их книгам и языку Халдейскому.

И назначил им царь ежедневную пищу с царского стола и вино, которое сам пил, и велел воспитывать их три года, по истечении которых они должны были предстать пред царя.

Между ними были из сынов Иудиных Даниил, Анания, Мисаил и Азария.

И переименовал их начальник евнухов – Даниила Валтасаром, Ананию Седрахом, Мисаила Мисахом и Азарию Авденаго.

Даниил положил в сердце своем не оскверняться яствами со стола царского и вином, какое пьет царь, и потому просил начальника евнухов о том, чтобы не оскверняться ему.

Бог даровал Даниилу милость и благорасположение начальника евнухов;

и начальник евнухов сказал Даниилу: боюсь я господина моего, царя, который сам назначил вам пищу и питье; если он увидит лица ваши худощавее, нежели у отроков, сверстников ваших, то вы сделаете голову мою виновною перед царем.

Тогда сказал Даниил Амелсару, которого начальник евнухов приставил к Даниилу, Анании, Мисаилу и Азарии:

сделай опыт над рабами твоими в течение десяти дней; пусть дают нам в пищу овощи и воду для питья;

и потом пусть явятся перед тобою лица наши и лица тех отроков, которые питаются царскою пищею, и затем поступай с рабами твоими, как увидишь.

Он послушался их в этом и испытывал их десять дней.

По истечении же десяти дней лица их оказались красивее, и телом они были полнее всех тех отроков, которые питались царскими яствами.

Тогда Амелсар брал их кушанье и вино для питья и давал им овощи.

И даровал Бог четырем сим отрокам знание и разумение всякой книги и мудрости, а Даниилу еще даровал разуметь и всякие видения и сны.

По окончании тех дней, когда царь приказал представить их, начальник евнухов представил их Навуходоносору.

И царь говорил с ними, и из всех отроков не нашлось подобных Даниилу, Анании, Мисаилу и Азарии, и стали они служить пред царем.

И во всяком деле мудрого уразумения, о чем ни спрашивал их царь, он находил их в десять раз выше всех тайноведцев и волхвов, какие были во всем царстве его.

И был там Даниил до первого года царя Кира.

1 Навуходоносор созывает своих мудрецов, чтобы разъяснить его сон. 4 Сон был забыт. 7 Мудрецы не могут разъяснить сон и обречены на смерть. 14 Даниил просит дать ему время и ищет помощи Божией. 19 Даниил благословляет Бога за дарование ему откровения о сне. 25 Он указывает на помощь «Бога на небесах». 31 Истукан и камень, разбивший его. 36 Пять царств; последнее «во веки не разрушится». 46 Навуходоносор признает «Бога богов» и возвышает Даниила.

Во второй год царствования Навуходоносора снились Навуходоносору сны, и возмутился дух его, и сон удалился от него.

И велел царь созвать тайноведцев, и гадателей, и чародеев, и Халдеев, чтобы они рассказали царю сновидения его. Они пришли, и стали перед царем.

И сказал им царь: сон снился мне, и тревожится дух мой; желаю знать этот сон.

И сказали Халдеи царю по-арамейски: царь! вовеки живи! скажи сон рабам твоим, и мы объясним значение его.

Отвечал царь и сказал Халдеям: слово отступило от меня; если вы не скажете мне сновидения и значения его, то в куски будете изрублены, и домы ваши обратятся в развалины.

Если же расскажете сон и значение его, то получите от меня дары, награду и великую почесть; итак скажите мне сон и значение его.

Они вторично отвечали и сказали: да скажет царь рабам своим сновидение, и мы объясним его значение.

Отвечал царь и сказал: верно знаю, что вы хотите выиграть время, потому что видите, что слово отступило от меня.

Так как вы не объявляете мне сновидения, то у вас один умысел: вы собираетесь сказать мне ложь и обман, пока минет время; итак расскажите мне сон, и тогда я узнаю, что вы можете объяснить мне и значение его.

Халдеи отвечали царю и сказали: нет на земле человека, который мог бы открыть это дело царю, и потому ни один царь, великий и могущественный, не требовал подобного ни от какого тайноведца, гадателя и Халдея.

Дело, которого царь требует, так трудно, что никто другой не может открыть его царю, кроме богов, которых обитание не с плотью.

Рассвирепел царь и сильно разгневался на это, и приказал истребить всех мудрецов Вавилонских.

Когда вышло это повеление, чтобы убивать мудрецов, искали Даниила и товарищей его, чтобы умертвить их.

Тогда Даниил обратился с советом и мудростью к Ариоху, начальнику царских телохранителей, который вышел убивать мудрецов Вавилонских;

и спросил Ариоха, сильного при царе: «почему такое грозное повеление от царя?» Тогда Ариох рассказал все дело Даниилу.

И Даниил вошел, и упросил царя дать ему время, и он представит царю толкование сна.

Даниил пришел в дом свой, и рассказал дело Анании, Мисаилу и Азарии, товарищам своим,

чтобы они просили милости у Бога небесного об этой тайне, дабы Даниил и товарищи его не погибли с прочими мудрецами Вавилонскими.

И тогда открыта была тайна Даниилу в ночном видении, и Даниил благословил Бога небесного.

И сказал Даниил: да будет благословенно имя Господа от века и до века! ибо у Него мудрость и сила;

Он изменяет времена и лета, низлагает царей и поставляет царей; дает мудрость мудрым и разумение разумным;

Он открывает глубокое и сокровенное, знает, что во мраке, и свет обитает с Ним.

Славлю и величаю Тебя, Боже отцов моих, что Ты даровал мне мудрость и силу и открыл мне то, о чем мы молили Тебя; ибо Ты открыл нам дело царя.

После сего Даниил вошел к Ариоху, которому царь повелел умертвить мудрецов Вавилонских, пришел и сказал ему: не убивай мудрецов Вавилонских; введи меня к царю, и я открою значение сна.

Тогда Ариох немедленно привел Даниила к царю и сказал ему: я нашел из пленных сынов Иудеи человека, который может открыть царю значение сна.

Царь сказал Даниилу, который назван был Валтасаром: можешь ли ты сказать мне сон, который я видел, и значение его?

Даниил отвечал царю и сказал: тайны, о которой царь спрашивает, не могут открыть царю ни мудрецы, ни обаятели, ни тайноведцы, ни гадатели.

Но есть на небесах Бог, открывающий тайны; и Он открыл царю Навуходоносору, что будет в последние дни. Сон твой и видения главы твоей на ложе твоем были такие:

ты, царь, на ложе твоем думал о том, что будет после сего? и Открывающий тайны показал тебе то, что будет.

А мне тайна сия открыта не потому, чтобы я был мудрее всех живущих, но для того, чтобы открыто было царю разумение и чтобы ты узнал помышления сердца твоего.

Тебе, царь, было такое видение: вот, какой-то большой истукан; огромный был этот истукан, в чрезвычайном блеске стоял он пред тобою, и страшен был вид его.

У этого истукана голова была из чистого золота, грудь его и руки его – из серебра, чрево его и бедра его медные,

голени его железные, ноги его частью железные, частью глиняные.

Ты видел его, доколе камень не оторвался от горы без содействия рук, ударил в истукана, в железные и глиняные ноги его, и разбил их.

Тогда все вместе раздробилось: железо, глина, медь, серебро и золото сделались как прах на летних гумнах, и ветер унес их, и следа не осталось от них; а камень, разбивший истукана, сделался великою горою и наполнил всю землю.

Вот сон! Скажем пред царем и значение его.

Ты, царь, царь царей, которому Бог небесный даровал царство, власть, силу и славу,

и всех сынов человеческих, где бы они ни жили, зверей земных и птиц небесных Он отдал в твои руки и поставил тебя владыкою над всеми ими. Ты – это золотая голова!

После тебя восстанет другое царство, ниже твоего, и еще третье царство, медное, которое будет владычествовать над всею землею.

А четвертое царство будет крепко, как железо; ибо как железо разбивает и раздробляет все, так и оно, подобно всесокрушающему железу, будет раздроблять и сокрушать.

А что ты видел ноги и пальцы на ногах частью из глины горшечной, а частью из железа, то будет царство разделенное, и в нем останется несколько крепости железа, так как ты видел железо, смешанное с горшечною глиною.

И как персты ног были частью из железа, а частью из глины, так и царство будет частью крепкое, частью хрупкое.

А что ты видел железо, смешанное с глиною горшечною, это значит, что они смешаются через семя человеческое, но не сольются одно с другим, как железо не смешивается с глиною.

И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно,

так как ты видел, что камень отторгнут был от горы не руками и раздробил железо, медь, глину, серебро и золото. Великий Бог дал знать царю, что будет после сего. И верен этот сон, и точно истолкование его!

Тогда царь Навуходоносор пал на лице свое и поклонился Даниилу, и велел принести ему дары и благовонные курения.

И сказал царь Даниилу: истинно Бог ваш есть Бог богов и Владыка царей, открывающий тайны, когда ты мог открыть эту тайну!

Тогда возвысил царь Даниила и дал ему много больших подарков, и поставил его над всею областью Вавилонскою и главным начальником над всеми мудрецами Вавилонскими.

Но Даниил просил царя, и он поставил Седраха, Мисаха и Авденаго над делами страны Вавилонской, а Даниил остался при дворе царя.

1 Навуходоносор сделал золотой истукан, чтобы все поклонились ему. 8 Халдеи донесли на троих Иудеев. 13 Угрожаемые разгневанным царем, три Иудея объявили о своем доверии к Богу. 19 Они брошены в «печь, раскаленную огнем». 24 Навуходоносор изумился при виде четырех мужей в печи. 28 Он благословляет Бога, 31 и возвещает знамения и чудеса, которые совершил «Всевышний Бог».

Царь Навуходоносор сделал золотой истукан, вышиною в шестьдесят локтей, шириною в шесть локтей, поставил его на поле Деире, в области Вавилонской.

И послал царь Навуходоносор собрать сатрапов, наместников, воевод, верховных судей, казнохранителей, законоведцев, блюстителей суда и всех областных правителей, чтобы они пришли на торжественное открытие истукана, которого поставил царь Навуходоносор.

И собрались сатрапы, наместники, военачальники, верховные судьи, казнохранители, законоведцы, блюстители суда и все областные правители на открытие истукана, которого Навуходоносор царь поставил, и стали перед истуканом, которого воздвиг Навуходоносор.

Тогда глашатай громко воскликнул: объявляется вам, народы, племена и языки:

в то время, как услышите звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии и всяких музыкальных орудий, падите и поклонитесь золотому истукану, которого поставил царь Навуходоносор.

А кто не падет и не поклонится, тотчас брошен будет в печь, раскаленную огнем.

Посему, когда все народы услышали звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и всякого рода музыкальных орудий, то пали все народы, племена и языки, и поклонились золотому истукану, которого поставил Навуходоносор царь.

В это самое время приступили некоторые из Халдеев и донесли на Иудеев.

Они сказали царю Навуходоносору: царь, вовеки живи!

Ты, царь, дал повеление, чтобы каждый человек, который услышит звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии и всякого рода музыкальных орудий, пал и поклонился золотому истукану;

а кто не падет и не поклонится, тот должен быть брошен в печь, раскаленную огнем.

Есть мужи Иудейские, которых ты поставил над делами страны Вавилонской: Седрах, Мисах и Авденаго; эти мужи не повинуются повелению твоему, царь, богам твоим не служат и золотому истукану, которого ты поставил, не поклоняются.

Тогда Навуходоносор во гневе и ярости повелел привести Седраха, Мисаха и Авденаго; и приведены были эти мужи к царю.

Навуходоносор сказал им: с умыслом ли вы, Седрах, Мисах и Авденаго, богам моим не служите, и золотому истукану, которого я поставил, не поклоняетесь?

Отныне, если вы готовы, как скоро услышите звук трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей, симфонии и всякого рода музыкальных орудий, падите и поклонитесь истукану, которого я сделал; если же не поклонитесь, то в тот же час брошены будете в печь, раскаленную огнем, и тогда какой Бог избавит вас от руки моей?

И отвечали Седрах, Мисах и Авденаго, и сказали царю Навуходоносору: нет нужды нам отвечать тебе на это.

Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит.

Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся.

Тогда Навуходоносор исполнился ярости, и вид лица его изменился на Седраха, Мисаха и Авденаго, и он повелел разжечь печь в семь раз сильнее, нежели как обыкновенно разжигали ее,

и самым сильным мужам из войска своего приказал связать Седраха, Мисаха и Авденаго и бросить их в печь, раскаленную огнем.

Тогда мужи сии связаны были в исподнем и верхнем платье своем, в головных повязках и в прочих одеждах своих, и брошены в печь, раскаленную огнем.

И как повеление царя было строго, и печь раскалена была чрезвычайно, то пламя огня убило тех людей, которые бросали Седраха, Мисаха и Авденаго.

А сии три мужа, Седрах, Мисах и Авденаго, упали в раскаленную огнем печь связанные.

//Стихи с 24-го по 91-й переведены с греческого, потому что в еврейском тексте их нет.// И ходили посреди пламени, воспевая Бога и благословляя Господа.

И став Азария молился и, открыв уста свои среди огня, возгласил:

«Благословен Ты, Господи Боже отцов наших, хвально и прославлено имя Твое вовеки.

Ибо праведен Ты во всем, что соделал с нами, и все дела Твои истинны и пути Твои правы, и все суды Твои истинны.

Ты совершил истинные суды во всем, что навел на нас и на святый град отцов наших Иерусалим, потому что по истине и по суду навел Ты все это на нас за грехи наши.

Ибо согрешили мы, и поступили беззаконно, отступив от Тебя, и во всем согрешили.

Заповедей Твоих не слушали и не соблюдали их, и не поступали, как Ты повелел нам, чтобы благо нам было.

И все, что Ты навел на нас, и все, что Ты соделал с нами, соделал по истинному суду.

И предал нас в руки врагов беззаконных, ненавистнейших отступников, и царю неправосудному и злейшему на всей земле.

И ныне мы не можем открыть уст наших; мы сделались стыдом и поношением для рабов Твоих и чтущих Тебя.

Но не предай нас навсегда ради имени Твоего, и не разруши завета Твоего.

Не отними от нас милости Твоей ради Авраама, возлюбленного Тобою, ради Исаака, раба Твоего, и Израиля, святаго Твоего,

которым Ты говорил, что умножишь семя их, как звезды небесные и как песок на берегу моря.

Мы умалены, Господи, паче всех народов, и унижены ныне на всей земле за грехи наши,

и нет у нас в настоящее время ни князя, ни пророка, ни вождя, ни всесожжения, ни жертвы, ни приношения, ни фимиама, ни места, чтобы нам принести жертву Тебе и обрести милость Твою.

Но с сокрушенным сердцем и смиренным духом да будем приняты.

Как при всесожжении овнов и тельцов и как при тысячах тучных агнцев, так да будет жертва наша пред Тобою ныне благоугодною Тебе; ибо нет стыда уповающим на Тебя.

И ныне мы следуем за Тобою всем сердцем и боимся Тебя и ищем лица Твоего.

Не посрами нас, но сотвори с нами по снисхождению Твоему и по множеству милости Твоей

и избави нас силою чудес Твоих, и дай славу имени Твоему, Господи,

и да постыдятся все, делающие рабам Твоим зло, и да постыдятся со всем могуществом, и сила их да сокрушится,

и да познают, что Ты Господь Бог един и славен по всей вселенной».

А между тем слуги царя, ввергшие их, не переставали разжигать печь нефтью, смолою, паклею и хворостом,

и поднимался пламень над печью на сорок девять локтей

и вырывался, и сожигал тех из Халдеев, которых достигал около печи.

Но Ангел Господень сошел в печь вместе с Азариею и бывшими с ним

и выбросил пламень огня из печи, и сделал, что в средине печи был как бы шумящий влажный ветер, и огонь нисколько не прикоснулся к ним, и не повредил им, и не смутил их.

Тогда сии трое, как бы одними устами, воспели в печи, и благословили и прославили Бога:

«Благословен Ты, Господи Боже отцов наших, и хвальный и превозносимый во веки, и благословенно имя славы Твоей, святое и прехвальное и превозносимое во веки.

Благословен Ты в храме святой славы Твоей, и прехвальный и преславный во веки.

Благословен Ты, видящий бездны, восседающий на Херувимах, и прехвальный и превозносимый во веки.

Благословен Ты на престоле славы царства Твоего, и прехвальный и превозносимый во веки.

Благословен Ты на тверди небесной, и прехвальный и превозносимый во веки.

Благословите, все дела Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, Ангелы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, небеса, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, все воды, которые превыше небес, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, все силы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, солнце и луна, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, звезды небесные, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, всякий дождь и роса, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, все ветры, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, огонь и жар, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, холод и зной, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, росы и инеи, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, ночи и дни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, свет и тьма, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, лед и мороз, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, иней и снег, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, молнии и облака, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Да благословит земля Господа, да поет и превозносит Его во веки.

Благословите, горы и холмы, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, все произрастания на земле, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, источники, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, моря и реки, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, киты и все, движущееся в водах, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, все птицы небесные, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите Господа, звери и весь скот, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, сыны человеческие, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благослови, Израиль, Господа, пой и превозноси Его во веки.

Благословите, священники Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, рабы Господни, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, духи и души праведных, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, праведные и смиренные сердцем, Господа, пойте и превозносите Его во веки.

Благословите, Анания, Азария и Мисаил, Господа, пойте и превозносите Его во веки; ибо Он извлек нас из ада и спас нас от руки смерти, и избавил нас из среды печи горящего пламени, и из среды огня избавил нас.

Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.

Благословите, все чтущие Господа, Бога богов, пойте и славьте, ибо вовек милость Его».]

Навуходоносор царь, [услышав, что они поют,] изумился, и поспешно встал, и сказал вельможам своим: не троих ли мужей бросили мы в огонь связанными? Они в ответ сказали царю: истинно так, царь!

На это он сказал: вот, я вижу четырех мужей несвязанных, ходящих среди огня, и нет им вреда; и вид четвертого подобен сыну Божию.

Тогда подошел Навуходоносор к устью печи, раскаленной огнем, и сказал: Седрах, Мисах и Авденаго, рабы Бога Всевышнего! выйдите и подойдите! Тогда Седрах, Мисах и Авденаго вышли из среды огня.

И, собравшись, сатрапы, наместники, военачальники и советники царя усмотрели, что над телами мужей сих огонь не имел силы, и волосы на голове не опалены, и одежды их не изменились, и даже запаха огня не было от них.

Тогда Навуходоносор сказал: благословен Бог Седраха, Мисаха и Авденаго, Который послал Ангела Своего и избавил рабов Своих, которые надеялись на Него и не послушались царского повеления, и предали тела свои [огню], чтобы не служить и не поклоняться иному богу, кроме Бога своего!

И от меня дается повеление, чтобы из всякого народа, племени и языка кто произнесет хулу на Бога Седраха, Мисаха и Авденаго, был изрублен в куски, и дом его обращен в развалины, ибо нет иного бога, который мог бы так спасать.

Тогда царь возвысил Седраха, Мисаха и Авденаго в стране Вавилонской [и возвеличил их и удостоил их начальства над прочими Иудеями в его царстве].

Навуходоносор царь всем народам, племенам и языкам, живущим по всей земле: мир вам да умножится!

Знамения и чудеса, какие совершил надо мною Всевышний Бог, угодно мне возвестить вам.

Как велики знамения Его и как могущественны чудеса Его! Царство Его – царство вечное, и владычество Его – в роды и роды.

1 Доверие Навуходоносора, что Даниил может изъяснить другой сон. 7 Большое дерево, которое будет срублено. 16 Навуходоносор будет «есть траву, как вол» семь времен, доколе не познает, что «Всевышний владычествует над царством человеческим». 25 Он «отлучен от людей». 31 Наконец, он благословляет Всевышнего, и разум его возвращается к нему.

Я, Навуходоносор, спокоен был в доме моем и благоденствовал в чертогах моих.

Но я видел сон, который устрашил меня, и размышления на ложе моем и видения головы моей смутили меня.

И дано было мною повеление привести ко мне всех мудрецов Вавилонских, чтобы они сказали мне значение сна.

Тогда пришли тайноведцы, обаятели, Халдеи и гадатели; я рассказал им сон, но они не могли мне объяснить значения его.

Наконец вошел ко мне Даниил, которому имя было Валтасар, по имени бога моего, и в котором дух святаго Бога; ему рассказал я сон.

Валтасар, глава мудрецов! я знаю, что в тебе дух святаго Бога, и никакая тайна не затрудняет тебя; объясни мне видения сна моего, который я видел, и значение его.

Видения же головы моей на ложе моем были такие: я видел, вот, среди земли дерево весьма высокое.

Большое было это дерево и крепкое, и высота его достигала до неба, и оно видимо было до краев всей земли.

Листья его прекрасные, и плодов на нем множество, и пища на нем для всех; под ним находили тень полевые звери, и в ветвях его гнездились птицы небесные, и от него питалась всякая плоть.

И видел я в видениях головы моей на ложе моем, и вот, нисшел с небес Бодрствующий и Святый.

Воскликнув громко, Он сказал: «срубите это дерево, обрубите ветви его, стрясите листья с него и разбросайте плоды его; пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его;

но главный корень его оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается небесною росою, и с животными пусть будет часть его в траве земной.

Сердце человеческое отнимется от него и дастся ему сердце звериное, и пройдут над ним семь времен.

Повелением Бодрствующих это определено, и по приговору Святых назначено, дабы знали живущие, что Всевышний владычествует над царством человеческим, и дает его, кому хочет, и поставляет над ним уничиженного между людьми».

Такой сон видел я, царь Навуходоносор; а ты, Валтасар, скажи значение его, так как никто из мудрецов в моем царстве не мог объяснить его значения, а ты можешь, потому что дух святаго Бога в тебе.

Тогда Даниил, которому имя Валтасар, около часа пробыл в изумлении, и мысли его смущали его. Царь начал говорить и сказал: Валтасар! да не смущает тебя этот сон и значение его. Валтасар отвечал и сказал: господин мой! твоим бы ненавистникам этот сон, и врагам твоим значение его!

Дерево, которое ты видел, которое было большое и крепкое, высотою своею достигало до небес и видимо было по всей земле,

на котором листья были прекрасные и множество плодов и пропитание для всех, под которым обитали звери полевые и в ветвях которого гнездились птицы небесные,

это ты, царь, возвеличившийся и укрепившийся, и величие твое возросло и достигло до небес, и власть твоя – до краев земли.

А что царь видел Бодрствующего и Святаго, сходящего с небес, Который сказал: «срубите дерево и истребите его, только главный корень его оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных, среди полевой травы, орошается росою небесною, и с полевыми зверями пусть будет часть его, доколе не пройдут над ним семь времен», –

то вот значение этого, царь, и вот определение Всевышнего, которое постигнет господина моего, царя:

тебя отлучат от людей, и обитание твое будет с полевыми зверями; травою будут кормить тебя, как вола, росою небесною ты будешь орошаем, и семь времен пройдут над тобою, доколе познаешь, что Всевышний владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет.

А что повелено было оставить главный корень дерева, это значит, что царство твое останется при тебе, когда ты познаешь власть небесную.

Посему, царь, да будет благоугоден тебе совет мой: искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным; вот чем может продлиться мир твой.

Все это сбылось над царем Навуходоносором.

По прошествии двенадцати месяцев, расхаживая по царским чертогам в Вавилоне,

царь сказал: это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства силою моего могущества и в славу моего величия!

Еще речь сия была в устах царя, как был с неба голос: «тебе говорят, царь Навуходоносор: царство отошло от тебя!

И отлучат тебя от людей, и будет обитание твое с полевыми зверями; травою будут кормить тебя, как вола, и семь времен пройдут над тобою, доколе познаешь, что Всевышний владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет!»

Тотчас и исполнилось это слово над Навуходоносором, и отлучен он был от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него – как у птицы.

По окончании же дней тех, я, Навуходоносор, возвел глаза мои к небу, и разум мой возвратился ко мне; и благословил я Всевышнего, восхвалил и прославил Присносущего, Которого владычество – владычество вечное, и Которого царство – в роды и роды.

И все, живущие на земле, ничего не значат; по воле Своей Он действует как в небесном воинстве, так и у живущих на земле; и нет никого, кто мог бы противиться руке Его и сказать Ему: «что Ты сделал?»

В то время возвратился ко мне разум мой, и к славе царства моего возвратились ко мне сановитость и прежний вид мой; тогда взыскали меня советники мои и вельможи мои, и я восстановлен на царство мое, и величие мое еще более возвысилось.

Ныне я, Навуходоносор, славлю, превозношу и величаю Царя Небесного, Которого все дела истинны и пути праведны, и Который силен смирить ходящих гордо.

1 Валтасар употребляет священные сосуды из храма Иерусалимского. 5 Написанное на стене, которого никто не мог прочесть. 10 Царица советует призвать на помощь Даниила. 13 Валтасар обещает награду Даниилу, если он прочитает написанное. 18 Даниил напоминает Валтасару о переживании его отца и указывает ему на недостаток его смирения. 25 «Исчислен … взвешен … найден очень легким … разделено». 29 Даниил награжден; Валтасар убит.

Валтасар царь сделал большое пиршество для тысячи вельмож своих и перед глазами тысячи пил вино.

Вкусив вина, Валтасар приказал принести золотые и серебряные сосуды, которые Навуходоносор, отец его, вынес из храма Иерусалимского, чтобы пить из них царю, вельможам его, женам его и наложницам его.

Тогда принесли золотые сосуды, которые взяты были из святилища дома Божия в Иерусалиме; и пили из них царь и вельможи его, жены его и наложницы его.

Пили вино, и славили богов золотых и серебряных, медных, железных, деревянных и каменных.

В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского, и царь видел кисть руки, которая писала.

Тогда царь изменился в лице своем; мысли его смутили его, связи чресл его ослабели, и колени его стали биться одно о другое.

Сильно закричал царь, чтобы привели обаятелей, Халдеев и гадателей. Царь начал говорить, и сказал мудрецам Вавилонским: кто прочитает это написанное и объяснит мне значение его, тот будет облечен в багряницу, и золотая цепь будет на шее у него, и третьим властелином будет в царстве.

И вошли все мудрецы царя, но не могли прочитать написанного и объяснить царю значения его.

Царь Валтасар чрезвычайно встревожился, и вид лица его изменился на нем, и вельможи его смутились.

Царица же, по поводу слов царя и вельмож его, вошла в палату пиршества; начала говорить царица и сказала: царь, вовеки живи! да не смущают тебя мысли твои, и да не изменяется вид лица твоего!

Есть в царстве твоем муж, в котором дух святаго Бога; во дни отца твоего найдены были в нем свет, разум и мудрость, подобная мудрости богов, и царь Навуходоносор, отец твой, поставил его главою тайноведцев, обаятелей, Халдеев и гадателей, – сам отец твой, царь,

потому что в нем, в Данииле, которого царь переименовал Валтасаром, оказались высокий дух, ведение и разум, способный изъяснять сны, толковать загадочное и разрешать узлы. Итак пусть призовут Даниила и он объяснит значение.

Тогда введен был Даниил пред царя, и царь начал речь и сказал Даниилу: ты ли Даниил, один из пленных сынов Иудейских, которых отец мой, царь, привел из Иудеи?

Я слышал о тебе, что дух Божий в тебе и свет, и разум, и высокая мудрость найдена в тебе.

Вот, приведены были ко мне мудрецы и обаятели, чтобы прочитать это написанное и объяснить мне значение его; но они не могли объяснить мне этого.

А о тебе я слышал, что ты можешь объяснять значение и разрешать узлы; итак, если можешь прочитать это написанное и объяснить мне значение его, то облечен будешь в багряницу, и золотая цепь будет на шее твоей, и третьим властелином будешь в царстве.

Тогда отвечал Даниил, и сказал царю: дары твои пусть останутся у тебя, и почести отдай другому; а написанное я прочитаю царю и значение объясню ему.

Царь! Всевышний Бог даровал отцу твоему Навуходоносору царство, величие, честь и славу.

Пред величием, которое Он дал ему, все народы, племена и языки трепетали и страшились его: кого хотел, он убивал, и кого хотел, оставлял в живых; кого хотел, возвышал, и кого хотел, унижал.

Но когда сердце его надмилось и дух его ожесточился до дерзости, он был свержен с царского престола своего и лишен славы своей,

и отлучен был от сынов человеческих, и сердце его уподобилось звериному, и жил он с дикими ослами; кормили его травою, как вола, и тело его орошаемо было небесною росою, доколе он познал, что над царством человеческим владычествует Всевышний Бог и поставляет над ним, кого хочет.

И ты, сын его Валтасар, не смирил сердца твоего, хотя знал все это,

но вознесся против Господа небес, и сосуды дома Его принесли к тебе, и ты и вельможи твои, жены твои и наложницы твои пили из них вино, и ты славил богов серебряных и золотых, медных, железных, деревянных и каменных, которые ни видят, ни слышат, ни разумеют; а Бога, в руке Которого дыхание твое и у Которого все пути твои, ты не прославил.

За это и послана от Него кисть руки, и начертано это писание.

И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин.

Вот и значение слов: мене – исчислил Бог царство твое и положил конец ему;

Текел – ты взвешен на весах и найден очень легким;

Перес – разделено царство твое и дано Мидянам и Персам.

Тогда по повелению Валтасара облекли Даниила в багряницу и возложили золотую цепь на шею его, и провозгласили его третьим властелином в царстве.

В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит,

и Дарий Мидянин принял царство, будучи шестидесяти двух лет.

1 Даниил возвышен Дарием. 4 Завистливые чиновники сделали заговор против Даниила. 10 Он по-прежнему молится трижды в день. 16 Его бросили в львиный ров, но он остался невредимым. 25 Дарий провозглашает «Бога Даниилова» «живым Богом».

Угодно было Дарию поставить над царством сто двадцать сатрапов, чтобы они были во всем царстве,

а над ними трех князей, – из которых один был Даниил, – чтобы сатрапы давали им отчет и чтобы царю не было никакого обременения.

Даниил превосходил прочих князей и сатрапов, потому что в нем был высокий дух, и царь помышлял уже поставить его над всем царством.

Тогда князья и сатрапы начали искать предлога к обвинению Даниила по управлению царством; но никакого предлога и погрешностей не могли найти, потому что он был верен, и никакой погрешности или вины не оказывалось в нем.

И эти люди сказали: не найти нам предлога против Даниила, если мы не найдем его против него в законе Бога его.

Тогда эти князья и сатрапы приступили к царю и так сказали ему: царь Дарий! вовеки живи!

Все князья царства, наместники, сатрапы, советники и военачальники согласились между собою, чтобы сделано было царское постановление и издано повеление, чтобы, кто в течение тридцати дней будет просить какого-либо бога или человека, кроме тебя, царь, того бросить в львиный ров.

Итак утверди, царь, это определение и подпиши указ, чтобы он был неизменен, как закон Мидийский и Персидский, и чтобы он не был нарушен.

Царь Дарий подписал указ и это повеление.

Даниил же, узнав, что подписан такой указ, пошел в дом свой; окна же в горнице его были открыты против Иерусалима, и он три раза в день преклонял колени, и молился своему Богу, и славословил Его, как это делал он и прежде того.

Тогда эти люди подсмотрели и нашли Даниила молящегося и просящего милости пред Богом своим,

потом пришли и сказали царю о царском повелении: не ты ли подписал указ, чтобы всякого человека, который в течение тридцати дней будет просить какого-либо бога или человека, кроме тебя, царь, бросать в львиный ров? Царь отвечал и сказал: это слово твердо, как закон Мидян и Персов, не допускающий изменения.

Тогда отвечали они и сказали царю, что Даниил, который из пленных сынов Иудеи, не обращает внимания ни на тебя, царь, ни на указ, тобою подписанный, но три раза в день молится своими молитвами.

Царь, услышав это, сильно опечалился и положил в сердце своем спасти Даниила, и даже до захождения солнца усиленно старался избавить его.

Но те люди приступили к царю и сказали ему: знай, царь, что по закону Мидян и Персов никакое определение или постановление, утвержденное царем, не может быть изменено.

Тогда царь повелел, и привели Даниила, и бросили в ров львиный; при этом царь сказал Даниилу: Бог твой, Которому ты неизменно служишь, Он спасет тебя!

И принесен был камень и положен на отверстие рва, и царь запечатал его перстнем своим, и перстнем вельмож своих, чтобы ничто не переменилось в распоряжении о Данииле.

Затем царь пошел в свой дворец, лег спать без ужина, и даже не велел вносить к нему пищи, и сон бежал от него.

Поутру же царь встал на рассвете и поспешно пошел ко рву львиному,

и, подойдя ко рву, жалобным голосом кликнул Даниила, и сказал царь Даниилу: Даниил, раб Бога живаго! Бог твой, Которому ты неизменно служишь, мог ли спасти тебя от львов?

Тогда Даниил сказал царю: царь! вовеки живи!

Бог мой послал Ангела Своего и заградил пасть львам, и они не повредили мне, потому что я оказался пред Ним чист, да и перед тобою, царь, я не сделал преступления.

Тогда царь чрезвычайно возрадовался о нем и повелел поднять Даниила изо рва; и поднят был Даниил изо рва, и никакого повреждения не оказалось на нем, потому что он веровал в Бога своего.

И приказал царь, и приведены были те люди, которые обвиняли Даниила, и брошены в львиный ров, как они сами, так и дети их и жены их; и они не достигли до дна рва, как львы овладели ими и сокрушили все кости их.

После того царь Дарий написал всем народам, племенам и языкам, живущим по всей земле: «Мир вам да умножится!

Мною дается повеление, чтобы во всякой области царства моего трепетали и благоговели пред Богом Данииловым, потому что Он есть Бог живый и присносущий, и царство Его несокрушимо, и владычество Его бесконечно.

Он избавляет и спасает, и совершает чудеса и знамения на небе и на земле; Он избавил Даниила от силы львов».

И Даниил благоуспевал и в царствование Дария, и в царствование Кира Персидского.

1 Видение Даниила о четырех больших зверях. 9 Престол суда «Ветхого днями». 13 Появление Сына человеческого, которому дана «власть, слава и царство». 15 Четыре больших зверя означают четырех царей; царство Всевышнего «царство вечное».

В первый год Валтасара, царя Вавилонского, Даниил видел сон и пророческие видения головы своей на ложе своем. Тогда он записал этот сон, изложив сущность дела.

Начав речь, Даниил сказал: видел я в ночном видении моем, и вот, четыре ветра небесных боролись на великом море,

и четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого.

Первый – как лев, но у него крылья орлиные; я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, и он поднят был от земли, и стал на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ему.

И вот еще зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны, и три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказано так: «встань, ешь мяса много!»

Затем видел я, вот еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему.

После сего видел я в ночных видениях, и вот зверь четвертый, страшный и ужасный и весьма сильный; у него большие железные зубы; он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами; он отличен был от всех прежних зверей, и десять рогов было у него.

Я смотрел на эти рога, и вот, вышел между ними еще небольшой рог, и три из прежних рогов с корнем исторгнуты были перед ним, и вот, в этом роге были глаза, как глаза человеческие, и уста, говорящие высокомерно.

Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его – как чистая во́лна; престол Его – как пламя огня, колеса Его – пылающий огонь.

Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сели, и раскрылись книги.

Видел я тогда, что за изречение высокомерных слов, какие говорил рог, зверь был убит в глазах моих, и тело его сокрушено и предано на сожжение огню.

И у прочих зверей отнята власть их, и продолжение жизни дано им только на время и на срок.

Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему.

И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится.

Вострепетал дух мой во мне, Данииле, в теле моем, и видения головы моей смутили меня.

Я подошел к одному из предстоящих и спросил у него об истинном значении всего этого, и он стал говорить со мною, и объяснил мне смысл сказанного:

«эти большие звери, которых четыре, означают, что четыре царя восстанут от земли.

Потом примут царство святые Всевышнего и будут владеть царством вовек и во веки веков».

Тогда пожелал я точного объяснения о четвертом звере, который был отличен от всех и очень страшен, с зубами железными и когтями медными, пожирал и сокрушал, а остатки попирал ногами,

и о десяти рогах, которые были на голове у него, и о другом, вновь вышедшем, перед которым выпали три, о том самом роге, у которого были глаза и уста, говорящие высокомерно, и который по виду стал больше прочих.

Я видел, как этот рог вел брань со святыми и превозмогал их,

доколе не пришел Ветхий днями, и суд дан был святым Всевышнего, и наступило время, чтобы царством овладели святые.

Об этом он сказал: зверь четвертый – четвертое царство будет на земле, отличное от всех царств, которое будет пожирать всю землю, попирать и сокрушать ее.

А десять рогов значат, что из этого царства восстанут десять царей, и после них восстанет иной, отличный от прежних, и уничижит трех царей,

и против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них праздничные времена и закон, и они преданы будут в руку его до времени и времен и полувремени.

Затем воссядут судьи и отнимут у него власть губить и истреблять до конца.

Царство же и власть и величие царственное во всей поднебесной дано будет народу святых Всевышнего, Которого царство – царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться Ему.

Здесь конец слова. Меня, Даниила, сильно смущали размышления мои, и лице мое изменилось на мне; но слово я сохранил в сердце моем.

1 Видение Даниила об овне и козле. 9 Небольшой рог, который необычайно разросся. 13 «Две тысячи триста вечеров и утр». 15 Два рога овна — это «цари Мидийский и Персидский», а козел — «царь Греции».

В третий год царствования Валтасара царя явилось мне, Даниилу, видение после того, которое явилось мне прежде.

И видел я в видении, и когда видел, я был в Сузах, престольном городе в области Еламской, и видел я в видении, – как бы я был у реки Улая.

Поднял я глаза мои и увидел: вот, один овен стоит у реки; у него два рога, и рога высокие, но один выше другого, и высший поднялся после.

Видел я, как этот овен бодал к западу и к северу и к югу, и никакой зверь не мог устоять против него, и никто не мог спасти от него; он делал, что хотел, и величался.

Я внимательно смотрел на это, и вот, с запада шел козел по лицу всей земли, не касаясь земли; у этого козла был видный рог между его глазами.

Он пошел на того овна, имеющего рога, которого я видел стоящим у реки, и бросился на него в сильной ярости своей.

И я видел, как он, приблизившись к овну, рассвирепел на него и поразил овна, и сломил у него оба рога; и недостало силы у овна устоять против него, и он поверг его на землю и растоптал его, и не было никого, кто мог бы спасти овна от него.

Тогда козел чрезвычайно возвеличился; но когда он усилился, то сломился большой рог, и на место его вышли четыре, обращенные на четыре ветра небесных.

От одного из них вышел небольшой рог, который чрезвычайно разросся к югу и к востоку и к прекрасной стране,

и вознесся до воинства небесного, и низринул на землю часть сего воинства и звезд, и попрал их,

и даже вознесся на Вождя воинства сего, и отнята была у Него ежедневная жертва, и поругано было место святыни Его.

И воинство предано вместе с ежедневною жертвою за нечестие, и он, повергая истину на землю, действовал и успевал.

И услышал я одного святого говорящего, и сказал этот святой кому-то, вопрошавшему: «на сколько времени простирается это видение о ежедневной жертве и об опустошительном нечестии, когда святыня и воинство будут попираемы?»

И сказал мне: «на две тысячи триста вечеров и утр; и тогда святилище очистится».

И было: когда я, Даниил, увидел это видение и искал значения его, вот, стал предо мною как облик мужа.

И услышал я от средины Улая голос человеческий, который воззвал и сказал: «Гавриил! объясни ему это видение!»

И он подошел к тому месту, где я стоял, и когда он пришел, я ужаснулся и пал на лице мое; и сказал он мне: «знай, сын человеческий, что видение относится к концу времени!»

И когда он говорил со мною, я без чувств лежал лицем моим на земле; но он прикоснулся ко мне и поставил меня на место мое,

и сказал: «вот, я открываю тебе, что́ будет в последние дни гнева; ибо это относится к концу определенного времени.

Овен, которого ты видел с двумя рогами, это цари Мидийский и Персидский.

А козел косматый – царь Греции, а большой рог, который между глазами его, это первый ее царь;

он сломился, и вместо него вышли другие четыре: это – четыре царства восстанут из этого народа, но не с его силою.

Под конец же царства их, когда отступники исполнят меру беззаконий своих, восстанет царь наглый и искусный в коварстве;

и укрепится сила его, хотя и не его силою, и он будет производить удивительные опустошения и успевать и действовать и губить сильных и народ святых,

и при уме его и коварство будет иметь успех в руке его, и сердцем своим он превознесется, и среди мира погубит многих, и против Владыки владык восстанет, но будет сокрушен – не рукою.

Видение же о вечере и утре, о котором сказано, истинно; но ты сокрой это видение, ибо оно относится к отдаленным временам».

И я, Даниил, изнемог, и болел несколько дней; потом встал и начал заниматься царскими делами; я изумлен был видением сим и не понимал его.

1 Даниил разгадал пророчество Иеремии об опустошении Иерусалима. 3 Он исповедует грех Израиля и испрашивает милосердие Божие. 20 Гавриил приходит, чтобы «научить разумению». 24 «Семьдесят седмин определены для народа твоего».

В первый год Дария, сына Ассуирова, из рода Мидийского, который поставлен был царем над царством Халдейским,

в первый год царствования его я, Даниил, сообразил по книгам число лет, о котором было слово Господне к Иеремии пророку, что семьдесят лет исполнятся над опустошением Иерусалима.

И обратил я лице мое к Господу Богу с молитвою и молением, в посте и вретище и пепле.

И молился я Господу Богу моему, и исповедовался и сказал: «Молю Тебя, Господи Боже великий и дивный, хранящий завет и милость любящим Тебя и соблюдающим повеления Твои!

Согрешили мы, поступали беззаконно, действовали нечестиво, упорствовали и отступили от заповедей Твоих и от постановлений Твоих;

и не слушали рабов Твоих, пророков, которые Твоим именем говорили царям нашим, и вельможам нашим, и отцам нашим, и всему народу страны.

У Тебя, Господи, правда, а у нас на лицах стыд, как день сей, у каждого Иудея, у жителей Иерусалима и у всего Израиля, у ближних и дальних, во всех странах, куда Ты изгнал их за отступление их, с каким они отступили от Тебя.

Господи! у нас на лицах стыд, у царей наших, у князей наших и у отцов наших, потому что мы согрешили пред Тобою.

А у Господа Бога нашего милосердие и прощение, ибо мы возмутились против Него

и не слушали гласа Господа Бога нашего, чтобы поступать по законам Его, которые Он дал нам через рабов Своих, пророков.

И весь Израиль преступил закон Твой и отвратился, чтобы не слушать гласа Твоего; и за то излились на нас проклятие и клятва, которые написаны в законе Моисея, раба Божия: ибо мы согрешили пред Ним.

И Он исполнил слова Свои, которые изрек на нас и на судей наших, судивших нас, наведя на нас великое бедствие, какого не бывало под небесами и какое совершилось над Иерусалимом.

Как написано в законе Моисея, так все это бедствие постигло нас; но мы не умоляли Господа Бога нашего, чтобы нам обратиться от беззаконий наших и уразуметь истину Твою.

Наблюдал Господь это бедствие и навел его на нас: ибо праведен Господь Бог наш во всех делах Своих, которые совершает, но мы не слушали гласа Его.

И ныне, Господи Боже наш, изведший народ Твой из земли Египетской рукою сильною и явивший славу Твою, как день сей! согрешили мы, поступали нечестиво.

Господи! по всей правде Твоей да отвратится гнев Твой и негодование Твое от града Твоего, Иерусалима, от святой горы Твоей; ибо за грехи наши и беззакония отцов наших Иерусалим и народ Твой в поругании у всех, окружающих нас.

И ныне услыши, Боже наш, молитву раба Твоего и моление его и воззри светлым лицем Твоим на опустошенное святилище Твое, ради Тебя, Господи.

Приклони, Боже мой, ухо Твое и услыши, открой очи Твои и воззри на опустошения наши и на город, на котором наречено имя Твое; ибо мы повергаем моления наши пред Тобою, уповая не на праведность нашу, но на Твое великое милосердие.

Господи! услыши; Господи! прости; Господи! внемли и соверши, не умедли ради Тебя Самого, Боже мой, ибо Твое имя наречено на городе Твоем и на народе Твоем».

И когда я еще говорил и молился, и исповедовал грехи мои и грехи народа моего, Израиля, и повергал мольбу мою пред Господом Богом моим о святой горе Бога моего;

когда я еще продолжал молитву, муж Гавриил, которого я видел прежде в видении, быстро прилетев, коснулся меня около времени вечерней жертвы

и вразумлял меня, говорил со мною и сказал: «Даниил! теперь я исшел, чтобы научить тебя разумению.

В начале моления твоего вышло слово, и я пришел возвестить его тебе, ибо ты муж желаний; итак вникни в слово и уразумей видение.

Семьдесят седмин определены для народа твоего и святаго города твоего, чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был Святый святых.

Итак знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмины; и возвратится народ и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена.

И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет; а город и святилище разрушены будут народом вождя, который придет, и конец его будет как от наводнения, и до конца войны будут опустошения.

И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя».

1 Даниил сокрушен видением мужа. 10 Муж возвещает Даниилу, что будет с народом его в последние дни.

В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение.

В эти дни я, Даниил, был в сетовании три седмицы дней.

Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя до исполнения трех седмиц дней.

А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра,

и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза.

Тело его – как топаз, лице его – как вид молнии; очи его – как горящие светильники, руки его и ноги его по виду – как блестящая медь, и глас речей его – как голос множества людей.

И только один я, Даниил, видел это видение, а бывшие со мною люди не видели этого видения; но сильный страх напал на них и они убежали, чтобы скрыться.

И остался я один и смотрел на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости.

И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле.

Но вот, коснулась меня рука и поставила меня на колени мои и на длани рук моих.

И сказал он мне: «Даниил, муж желаний! вникни в слова, которые я скажу тебе, и стань прямо на ноги твои; ибо к тебе я послан ныне». Когда он сказал мне эти слова, я встал с трепетом.

Но он сказал мне: «не бойся, Даниил; с первого дня, как ты расположил сердце твое, чтобы достигнуть разумения и смирить тебя пред Богом твоим, слова твои услышаны, и я пришел бы по словам твоим.

Но князь царства Персидского стоял против меня двадцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне, и я остался там при царях Персидских.

А теперь я пришел возвестить тебе, что будет с народом твоим в последние времена, так как видение относится к отдаленным дням».

Когда он говорил мне такие слова, я припал лицем моим к земле и онемел.

Но вот, некто, по виду похожий на сынов человеческих, коснулся уст моих, и я открыл уста мои, стал говорить и сказал стоящему передо мною: «господин мой! от этого видения внутренности мои повернулись во мне, и не стало во мне силы.

И как может говорить раб такого господина моего с таким господином моим? ибо во мне нет силы, и дыхание замерло во мне».

Тогда снова прикоснулся ко мне тот человеческий облик и укрепил меня

и сказал: «не бойся, муж желаний! мир тебе; мужайся, мужайся!» И когда он говорил со мною, я укрепился и сказал: «говори, господин мой; ибо ты укрепил меня».

И он сказал: «знаешь ли, для чего я пришел к тебе? Теперь я возвращусь, чтобы бороться с князем Персидским; а когда я выйду, то вот, придет князь Греции.

Впрочем я возвещу тебе, что начертано в истинном писании; и нет никого, кто поддерживал бы меня в том, кроме Михаила, князя вашего.

1 Столкновение Персии с Грецией. 5 Борьба между «царем южным» и «царем северным». 21 «Мерзость запустения». 40 «Конец времени».

Итак я с первого года Дария Мидянина стал ему подпорою и подкреплением.

Теперь возвещу тебе истину: вот, еще три царя восстанут в Персии; потом четвертый превзойдет всех великим богатством, и когда усилится богатством своим, то поднимет всех против царства Греческого.

И восстанет царь могущественный, который будет владычествовать с великою властью, и будет действовать по своей воле.

Но когда он восстанет, царство его разрушится и разделится по четырем ветрам небесным, и не к его потомкам перейдет, и не с тою властью, с какою он владычествовал; ибо раздробится царство его и достанется другим, кроме этих.

И усилится южный царь и один из князей его пересилит его и будет владычествовать, и велико будет владычество его.

Но через несколько лет они сблизятся, и дочь южного царя придет к царю северному, чтобы установить правильные отношения между ними; но она не удержит силы в руках своих, не устоит и род ее, но преданы будут как она, так и сопровождавшие ее, и рожденный ею, и помогавшие ей в те времена.

Но восстанет отрасль от корня ее, придет к войску и войдет в укрепления царя северного, и будет действовать в них, и усилится.

Даже и богов их, истуканы их с драгоценными сосудами их, серебряными и золотыми, увезет в плен в Египет и на несколько лет будет стоять выше царя северного.

Хотя этот и сделает нашествие на царство южного царя, но возвратится в свою землю.

Потом вооружатся сыновья его и соберут многочисленное войско, и один из них быстро пойдет, наводнит и пройдет, и потом, возвращаясь, будет сражаться с ним до укреплений его.

И раздражится южный царь, и выступит, сразится с ним, с царем северным, и выставит большое войско, и предано будет войско в руки его.

И ободрится войско, и сердце царя вознесется; он низложит многие тысячи, но от этого не будет сильнее.

Ибо царь северный возвратится и выставит войско больше прежнего, и через несколько лет быстро придет с огромным войском и большим богатством.

В те времена многие восстанут против южного царя, и мятежные из сынов твоего народа поднимутся, чтобы исполнилось видение, и падут.

И придет царь северный, устроит вал и овладеет укрепленным городом, и не устоят мышцы юга, ни отборное войско его; недостанет силы противостоять.

И кто выйдет к нему, будет действовать по воле его, и никто не устоит перед ним; и на славной земле поставит стан свой, и она пострадает от руки его.

И вознамерится войти со всеми силами царства своего, и праведные с ним, и совершит это; и дочь жен отдаст ему, на погибель ее, но этот замысел не состоится, и ему не будет пользы из того.

Потом обратит лице свое к островам и овладеет многими; но некий вождь прекратит нанесенный им позор и даже свой позор обратит на него.

Затем он обратит лице свое на крепости своей земли; но споткнется, падет и не станет его.

На место его восстанет некий, который пошлет сборщика податей, пройти по царству славы; но и он после немногих дней погибнет, и не от возмущения и не в сражении.

И восстанет на место его презренный, и не воздадут ему царских почестей, но он придет без шума и лестью овладеет царством.

И всепотопляющие полчища будут потоплены и сокрушены им, даже и сам вождь завета.

Ибо после того, как он вступит в союз с ним, он будет действовать обманом, и взойдет, и одержит верх с малым народом.

Он войдет в мирные и плодоносные страны, и совершит то, чего не делали отцы его и отцы отцов его; добычу, награбленное имущество и богатство будет расточать своим и на крепости будет иметь замыслы свои, но только до времени.

Потом возбудит силы свои и дух свой с многочисленным войском против царя южного, и южный царь выступит на войну с великим и еще более сильным войском, но не устоит, потому что будет против него коварство.

Даже участники трапезы его погубят его, и войско его разольется, и падет много убитых.

У обоих царей сих на сердце будет коварство, и за одним столом будут говорить ложь, но успеха не будет, потому что конец еще отложен до времени.

И отправится он в землю свою с великим богатством и враждебным намерением против святаго завета, и он исполнит его, и возвратится в свою землю.

В назначенное время опять пойдет он на юг; но последний поход не такой будет, как прежний,

ибо в одно время с ним придут корабли Киттимские; и он упадет духом, и возвратится, и озлобится на святый завет, и исполнит свое намерение, и опять войдет в соглашение с отступниками от святаго завета.

И поставлена будет им часть войска, которая осквернит святилище могущества, и прекратит ежедневную жертву, и поставит мерзость запустения.

Поступающих нечестиво против завета он привлечет к себе лестью; но люди, чтущие своего Бога, усилятся и будут действовать.

И разумные из народа вразумят многих, хотя будут несколько времени страдать от меча и огня, от плена и грабежа;

и во время страдания своего будут иметь некоторую помощь, и многие присоединятся к ним, но притворно.

Пострадают некоторые и из разумных для испытания их, очищения и для убеления к последнему времени; ибо есть еще время до срока.

И будет поступать царь тот по своему произволу, и вознесется и возвеличится выше всякого божества, и о Боге богов станет говорить хульное и будет иметь успех, доколе не совершится гнев: ибо, что предопределено, то исполнится.

И о богах отцов своих он не помыслит, и ни желания жен, ни даже божества никакого не уважит; ибо возвеличит себя выше всех.

Но богу крепостей на месте его будет он воздавать честь, и этого бога, которого не знали отцы его, он будет чествовать золотом и серебром, и дорогими камнями, и разными драгоценностями,

и устроит твердую крепость с чужим богом: которые призна́ют его, тем увеличит почести и даст власть над многими, и землю раздаст в награду.

Под конец же времени сразится с ним царь южный, и царь северный устремится как буря на него с колесницами, всадниками и многочисленными кораблями, и нападет на области, наводнит их, и пройдет через них.

И войдет он в прекраснейшую из земель, и многие области пострадают и спасутся от руки его только Едом, Моав и большая часть сынов Аммоновых.

И прострет руку свою на разные страны; не спасется и земля Египетская.

И завладеет он сокровищами золота и серебра и разными драгоценностями Египта; Ливийцы и Ефиопляне последуют за ним.

Но слухи с востока и севера встревожат его, и выйдет он в величайшей ярости, чтобы истреблять и губить многих,

и раскинет он царские шатры свои между морем и горою преславного святилища; но придет к своему концу, и никто не поможет ему.

1 «Время тяжкое». 3 Разумные «будут сиять, как светила на тверди». 4 Книга запечатана «до последнего времени». 5 Муж в льняной одежде объявил «время, времена и полувремя».

И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге.

И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление.

И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда.

А ты, Даниил, сокрой слова сии и запечатай книгу сию до последнего времени; многие прочитают ее, и умножится ведение».

Тогда я, Даниил, посмотрел, и вот, стоят двое других, один на этом берегу реки, другой на том берегу реки.

И один сказал мужу в льняной одежде, который стоял над водами реки: «когда будет конец этих чудных происшествий?»

И слышал я, как муж в льняной одежде, находившийся над водами реки, подняв правую и левую руку к небу, клялся Живущим вовеки, что к концу времени и времен и полувремени, и по совершенном низложении силы народа святого, все это совершится.

Я слышал это, но не понял, и потому сказал: «господин мой! что же после этого будет?»

И отвечал он: «иди, Даниил; ибо сокрыты и запечатаны слова сии до последнего времени.

Многие очистятся, убелятся и переплавлены будут в искушении; нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют.

Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет тысяча двести девяносто дней.

Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней.

А ты иди к твоему концу и упокоишься, и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней».

//13-я глава переведена с греческого, потому что в еврейском тексте ее нет.

В Вавилоне жил муж, по имени Иоаким.

И взял он жену, по имени Сусанну, дочь Хелкия, очень красивую и богобоязненную.

Родители ее были праведные и научили дочь свою закону Моисееву.

Иоаким был очень богат, и был у него сад близ дома его; и сходились к нему Иудеи, потому что он был почетнейший из всех.

И были поставлены два старца из народа судьями в том году, о которых Господь сказал, что беззаконие вышло из Вавилона от старейшин-судей, которые казались управляющими народом.

Они постоянно бывали в доме Иоакима, и к ним приходили все, имевшие спорные дела.

Когда народ уходил около полудня, Сусанна входила в сад своего мужа для прогулки.

И видели ее оба старейшины всякий день приходящую и прогуливающуюся, и в них родилась похоть к ней,

и извратили ум свой, и уклонили глаза свои, чтобы не смотреть на небо и не вспоминать о праведных судах.

Оба они были уязвлены похотью к ней, но не открывали друг другу боли своей,

потому что стыдились объявить о вожделении своем, что хотели совокупиться с нею.

И они прилежно сторожили каждый день, чтобы видеть ее, и говорили друг другу:

«пойдем домой, потому что час обеда», – и, выйдя, расходились друг от друга,

и, возвратившись, приходили на то же самое место, и когда допытывались друг у друга о причине того, признались в похоти своей, и тогда вместе назначили время, когда могли бы найти ее одну.

И было, когда они выжидали удобного дня, Сусанна вошла, как вчера и третьего дня, с двумя только служанками и захотела мыться в саду, потому что было жарко.

И не было там никого, кроме двух старейшин, которые спрятались и сторожили ее.

И сказала она служанкам: принесите мне масла и мыла, и заприте двери сада, чтобы мне помыться.

Они так и сделали, как она сказала: заперли двери сада и вышли боковыми дверями, чтобы принести, что приказано было им, и не видали старейшин, потому что они спрятались.

И вот, когда служанки вышли, встали оба старейшины, и прибежали к ней, и сказали:

Вот, двери сада заперты и никто нас не видит, и мы имеем похотение к тебе, поэтому согласись с нами и побудь с нами.

Если же не так, то мы будем свидетельствовать против тебя, что с тобою был юноша, и ты поэтому отослала от себя служанок твоих.

Тогда застонала Сусанна и сказала: тесно мне отовсюду; ибо, если я сделаю это, смерть мне, а если не сделаю, то не избегну от рук ваших.

Лучше для меня не сделать этого и впасть в руки ваши, нежели согрешить пред Господом.

И закричала Сусанна громким голосом; закричали также и оба старейшины против нее,

и один побежал и отворил двери сада.

Когда же находившиеся в доме услышали крик в саду, вскочили боковыми дверями, чтобы видеть, что случилось с нею.

И когда старейшины сказали слова свои, слуги ее чрезвычайно были пристыжены, потому что никогда ничего такого о Сусанне говорено не было.

И было на другой день, когда собрался народ к Иоакиму, мужу ее, пришли и оба старейшины, полные беззаконного умысла против Сусанны, чтобы предать ее смерти.

И сказали они перед народом: пошлите за Сусанною, дочерью Хелкия, женою Иоакима. И послали.

И пришла она, и родители ее, и дети ее, и все родственники ее.

Сусанна была очень нежна и красива лицем,

и эти беззаконники приказали открыть лице ее, так как оно было закрыто, чтобы насытиться красотою ее.

Родственники же и все, которые смотрели на нее, плакали.

А оба старейшины, встав посреди народа, положили руки на голову ее.

Она же в слезах смотрела на небо, ибо сердце ее уповало на Господа.

И сказали старейшины: когда мы ходили по саду одни, вошла эта с двумя служанками и затворила двери сада, и отослала служанок;

и пришел к ней юноша, который скрывался там, и лег с нею.

Мы находясь в углу сада и видя такое беззаконие, побежали на них,

и увидели их совокупляющимися, и того не могли удержать, потому что он был сильнее нас и, отворив двери, выскочил.

Но эту мы схватили и допрашивали: кто был этот юноша? но она не хотела объявить нам. Об этом мы свидетельствуем.

И поверило им собрание, как старейшинам народа и судьям, и осудили ее на смерть.

Возопила Сусанна громким голосом и сказала: Боже вечный, ведающий сокровенное и знающий все прежде бытия его!

Ты знаешь, что они ложно свидетельствовали против меня, и вот, я умираю, не сделав ничего, что эти люди злостно выдумали на меня.

И услышал Господь голос ее.

И когда она ведена была на смерть, возбудил Бог святой дух молодого юноши, по имени Даниила,

и он закричал громким голосом: чист я от крови ее!

Тогда обратился к нему весь народ и сказал: что это за слово, которое ты сказал?

Тогда он, став посреди них, сказал: так ли вы неразумны, сыны Израиля, что, не исследовав и не узнав истины, осудили дочь Израиля?

Возвратитесь в суд, ибо эти ложно против нее засвидетельствовали.

И тотчас весь народ возвратился, и сказали ему старейшины: садись посреди нас и объяви нам, потому что Бог дал тебе старейшинство.

И сказал им Даниил: отделите их друг от друга подальше, и я допрошу их.

Когда же они отделены были один от другого, призвал одного из них и сказал ему: состарившийся в злых днях! ныне обнаружились грехи твои, которые ты делал прежде,

производя суды неправедные, осуждая невинных и оправдывая виновных, тогда как Господь говорит: «невинного и правого не умерщвляй».

Итак, если ты сию видел, скажи, под каким деревом видел ты их разговаривающими друг с другом? Он сказал: под мастиковым.

Даниил сказал: точно, солгал ты на твою голову; ибо вот, Ангел Божий, приняв решение от Бога, рассечет тебя пополам.

Удалив его, он приказал привести другого и сказал ему: племя Ханаана, а не Иуды! красота прельстила тебя, и похоть развратила сердце твое.

Так поступали вы с дочерями Израиля, и они из страха имели общение с вами; но дочь Иуды не потерпела беззакония вашего.

Итак скажи мне: под каким деревом ты застал их разговаривающими между собою? Он сказал: под зеленым дубом.

Даниил сказал ему: точно, солгал ты на твою голову; ибо Ангел Божий с мечом ждет, чтобы рассечь тебя пополам, чтобы истребить вас.

Тогда все собрание закричало громким голосом, и благословили Бога, спасающего надеющихся на Него,

и восстали на обоих старейшин, потому что Даниил их устами обличил их, что они ложно свидетельствовали;

и поступили с ними так, как они зло умыслили против ближнего, по закону Моисееву, и умертвили их; и спасена была в тот день кровь невинная.

Хелкия же и жена его прославили Бога за дочь свою Сусанну с Иоакимом, мужем ее, и со всеми родственниками, потому что не найдено было в ней постыдного дела.

И Даниил стал велик перед народом с того дня и потом.

//14-я глава переведена с греческого, потому что в еврейском тексте ее нет.

Царь Астиаг приложился к отцам своим, и Кир, Персиянин, принял царство его.

И Даниил жил вместе с царем и был славнее всех друзей его.

Был у Вавилонян идол, по имени Вил, и издерживали на него каждый день двадцать больших мер пшеничной муки, сорок овец и вина шесть мер.

Царь чтил его и ходил каждый день поклоняться ему; Даниил же поклонялся Богу своему. И сказал ему царь: почему ты не поклоняешься Вилу?

Он отвечал: потому что я не поклоняюсь идолам, сделанным руками, но поклоняюсь живому Богу, сотворившему небо и землю и владычествующему над всякою плотью.

Царь сказал: не думаешь ли ты, что Вил неживой бог? не видишь ли, сколько он ест и пьет каждый день?

Даниил, улыбнувшись, сказал: не обманывайся, царь; ибо он внутри глина, а снаружи медь, и никогда ни ел, ни пил.

Тогда царь, разгневавшись, призвал жрецов своих и сказал им: если вы не скажете мне, кто съедает все это, то умрете.

Если же вы докажете мне, что съедает это Вил, то умрет Даниил, потому что произнес хулу на Вила. И сказал Даниил царю: да будет по слову твоему.

Жрецов Вила было семьдесят, кроме жен и детей.

И пришел царь с Даниилом в храм Вила, и сказали жрецы Вила: вот, мы выйдем вон, а ты, царь, поставь пищу и, налив вина, запри двери и запечатай перстнем твоим.

И если завтра ты придешь и не найдешь, что все съедено Вилом, мы умрем, или Даниил, который солгал на нас.

Они не обращали на это внимания, потому что под столом сделали потаенный вход, и им всегда входили, и съедали это.

Когда они вышли, царь поставил пищу перед Вилом, а Даниил приказал слугам своим, и они принесли пепел, и посыпали весь храм в присутствии одного царя, и, выйдя, заперли двери, и запечатали царским перстнем, и отошли.

Жрецы же, по обычаю своему, пришли ночью с женами и детьми своими, и все съели и выпили.

На другой день царь встал рано и Даниил с ним,

и сказал: целы ли печати, Даниил? Он сказал: целы, царь.

И как скоро отворены были двери, царь, взглянув на стол, воскликнул громким голосом: велик ты, Вил, и нет никакого обмана в тебе!

Даниил, улыбнувшись, удержал царя, чтобы он не входил внутрь, и сказал: посмотри на пол и заметь, чьи это следы.

Царь сказал: вижу следы мужчин, женщин и детей.

И, разгневавшись, царь приказал схватить жрецов, жен их и детей и они показали потаенные двери, которыми они входили и съедали, что было на столе.

Тогда царь повелел умертвить их и отдал Вила Даниилу, и он разрушил его и храм его.

Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его.

И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой; итак поклонись ему.

Даниил сказал: Господу Богу моему поклоняюсь, потому что Он Бог живой.

Но ты, царь, дай мне позволение, и я умерщвлю дракона без меча и жезла. Царь сказал: даю тебе.

Тогда Даниил взял смолы, жира и воло́с, сварил это вместе и, сделав из этого ком, бросил его в пасть дракону, и дракон расселся. И сказал Даниил: вот ваши святыни!

Когда же Вавилоняне услышали о том, сильно вознегодовали и восстали против царя, и сказали: царь сделался Иудеем, Вила разрушил и убил дракона, и предал смерти жрецов,

и, придя к царю, сказали: предай нам Даниила, иначе мы умертвим тебя и дом твой.

И когда царь увидел, что они сильно настаивают, принужден был предать им Даниила,

они же бросили его в ров львиный, и он пробыл там шесть дней.

Во рве было семь львов, и давалось им каждый день по два тела и по две овцы; в это время им не давали их, чтобы они съели Даниила.

Был в Иудее пророк Аввакум, который, сварив похлебку и накрошив хлеба в блюдо, шел на поле, чтобы отнести это жнецам.

Но Ангел Господень сказал Аввакуму: отнеси этот обед, который у тебя, в Вавилон к Даниилу, в ров львиный.

Аввакум сказал: господин! Вавилона я никогда не видал и рва не знаю.

Тогда Ангел Господень взял его за темя и, подняв его за волосы головы его, поставил его в Вавилоне над рвом силою духа своего.

И воззвал Аввакум и сказал: Даниил! Даниил! возьми обед, который Бог послал тебе.

Даниил сказал: вспомнил Ты обо мне, Боже, и не оставил любящих Тебя.

И встал Даниил и ел; Ангел же Божий мгновенно поставил Аввакума на его место.

В седьмой день пришел царь, чтобы поскорбеть о Данииле и, подойдя ко рву, взглянул в него, и вот, Даниил сидел.

И воскликнул царь громким голосом, и сказал: велик Ты, Господь Бог Даниилов, и нет иного кроме Тебя!

И приказал вынуть Даниила, а виновников его погубления бросить в ров, – и они тотчас были съедены в присутствии его.