Въ лѣ́то тре́тiе ки́ра царя́ пе́рсскаго, сло́во откры́ся данiи́лу, ему́же прозва́ся и́мя Валтаса́ръ: и́стинно же сло́во и си́ла вели́ка и ра́зумъ даде́ся ему́ въ видѣ́нiи.

Въ ты́я дни́ а́зъ данiи́лъ бѣ́хъ рыда́я три́ седми́цы дні́й:

хлѣ́ба вожделѣ́ннаго не ядо́хъ, и мя́со и вино́ не вни́де во уста́ моя́, и ма́стiю не пома́захся до исполненiя трiе́хъ седми́цъ дні́й.

Въ де́нь два́десять четве́ртый пе́рваго ме́сяца а́зъ бѣ́хъ бли́зъ рѣки́ вели́кiя, я́же е́сть Ти́гръ еддеке́ль,

и воздвиго́хъ о́чи мои́ и ви́дѣхъ, и се́, му́жъ еди́нъ облече́нъ въ ри́зу льня́ну, и чре́сла его́ препоя́сана зла́томъ свѣ́тлымъ:

тѣ́ло же его́ а́ки Ѳарси́съ, лице́ же его́ а́ки зрѣ́нiе мо́лнiи, о́чи же его́ а́ки свѣщы́ о́гнены, и мы́шцы его́ и го́лени а́ки зра́къ мѣ́ди блеща́щiяся, гла́съ же слове́съ его́ а́ки гла́съ наро́да.

И ви́дѣхъ а́зъ данiи́лъ еди́нъ явле́нiе, а му́жiе, и́же со мно́ю, не ви́дѣша явле́нiя, но у́жасъ вели́кiй нападе́ на ни́хъ, и отбѣ́гнуша во стра́сѣ.

А́зъ же оста́хъ еди́нъ и ви́дѣхъ явле́нiе вели́кое сiе́, и не оста́ во мнѣ́ крѣ́пость, и сла́ва моя́ обрати́ся въ разсы́панiе, и не удержа́хъ крѣ́пости.

И слы́шахъ гла́съ слове́съ его́. И внегда́ слы́шахъ, бѣ́хъ сокруше́нъ, лице́ же мое́ на земли́:

и се́, рука́ прикаса́ющися мнѣ́, и возста́ви мя́ на колѣ́на моя́ и на дла́ни ру́къ мои́хъ.

И рече́ ко мнѣ́: данiи́ле, му́жу жела́нiй, разумѣ́й во словесѣ́хъ си́хъ, я́же а́зъ глаго́лю къ тебѣ́, и стани́ на стоя́нiи свое́мъ, я́ко ны́нѣ по́сланъ е́смь къ тебѣ́. И егда́ возглаго́ла сло́во сiе́ ко мнѣ́, воста́хъ тре́петенъ.

И рече́ ко мнѣ́: не бо́йся, данiи́ле, я́ко от пе́рваго дне́, въ о́ньже по́далъ еси́ се́рдце твое́, е́же разумѣ́ти и труди́тися предъ Го́сподемъ Бо́гомъ твои́мъ, услы́шана бы́ша словеса́ твоя́, а́зъ же прiидо́хъ во словесѣ́хъ твои́хъ:

кня́зь же ца́рства пе́рсскаго стоя́ше проти́ву мнѣ́ два́десять и еди́нъ де́нь: и се́ Михаи́лъ еди́нъ от старѣ́йшинъ пе́рвыхъ прiи́де помощи́ мнѣ́, и того́ оста́вихъ та́мо со кня́земъ ца́рства пе́рсскаго,

и прiидо́хъ сказа́ти тебѣ́, ели́ка сря́щутъ люді́й твои́хъ въ послѣ́днiя дни́, я́ко еще́ видѣ́нiе на дни́.

И егда́ глаго́ла со мно́ю по словесе́мъ си́мъ, да́хъ лице́ мое́ на зе́млю и умили́хся.

И се́, а́ки подо́бiе сы́на человѣ́ча прикосну́ся устна́мъ мои́мъ, и отверзо́хъ уста́ моя́ и глаго́лахъ, и рѣ́хъ ко стоя́щему предо мно́ю: го́споди, въ видѣ́нiи твое́мъ обрати́ся утро́ба моя́ во мнѣ́, и не имѣ́хъ си́лы:

и ка́ко возмо́жетъ ра́бъ тво́й го́споди, глаго́лати съ го́сподемъ си́мъ мои́мъ? а́зъ бо изнемого́хъ, и отны́нѣ не ста́нетъ во мнѣ́ крѣ́пость, [си́ла бо] и дыха́нiе не оста́ во мнѣ́.

И приложи́, и прикосну́ся мнѣ́ я́ко зра́къ человѣ́чь, и укрѣпи́ мя,

и рече́ ми: не бо́йся, му́жу жела́нiй, ми́ръ тебѣ́: мужа́йся и крѣпи́ся. И егда́ глаго́ла со мно́ю, укрѣпи́хся и рѣ́хъ: да глаго́летъ госпо́дь мо́й, я́ко укрѣпи́лъ мя́ еси́.

И рече́: вѣ́си ли, почто́ прiидо́хъ къ тебѣ́? и ны́нѣ возвращу́ся, е́же ра́тися со кня́земъ пе́рсскимъ: а́зъ же исхожда́хъ, кня́зь же е́ллинскiй грядя́ше:

но да возвѣшу́ ти вчине́ное въ писа́нiи и́стины, и нѣ́сть ни еди́наго помога́ющаго со мно́ю о си́хъ, но то́чiю Михаи́лъ кня́зь ва́шъ.

Греческий [Greek (Koine)]

ἐν ἔτει τρίτῳ Κύρου βασιλέως Пερσῶν λόγος ἀπεκαλύφθη τῷ Δανιηλ οὗ τὸ ὄνομα ἐπεκλήθη Βαλτασαρ καὶ ἀληθινὸς ὁ λόγος καὶ δύναμις μεγάλη καὶ σύνεσις ἐδόθη αὐτῷ ἐν τῇ ὀπτασίᾳ

ἐν ταῖς ἡμέραις ἐκείναις ἐγὼ Δανιηλ ἤμην πενθῶν τρεῖς ἑβδομάδας ἡμερῶν

ἄρτον ἐπιθυμιῶν οὐκ ἔφαγον καὶ κρέας καὶ οἶνος οὐκ εἰσῆλθεν εἰς τὸ στόμα μου καὶ ἄλειμμα οὐκ ἠλειψάμην ἕως πληρώσεως τριῶν ἑβδομάδων ἡμερῶν

ἐν ἡμέρᾳ εἰκοστῇ καὶ τετάρτῃ τοῦ μηνὸς τοῦ πρώτου καὶ ἐγὼ ἤμην ἐχόμενα τοῦ ποταμοῦ τοῦ μεγάλου αὐτός ἐστιν Εδδεκελ

καὶ ἦρα τοὺς ὀφθαλμούς μου καὶ εἶδον καὶ ἰδοὺ ἀνὴρ εἷς ἐνδεδυμένος βαδδιν καὶ ἡ ὀσφὺς αὐτοῦ περιεζωσμένη ἐν χρυσίῳ Ωφαζ

καὶ τὸ σῶμα αὐτοῦ ὡσεὶ θαρσις καὶ τὸ πρόσωπον αὐτοῦ ὡσεὶ ὅρασις ἀστραπῆς καὶ οἱ ὀφθαλμοὶ αὐτοῦ ὡσεὶ λαμπάδες πυρός καὶ οἱ βραχίονες αὐτοῦ καὶ τὰ σκέλη ὡς ὅρασις χαλκοῦ στίλβοντος καὶ ἡ φωνὴ τῶν λόγων αὐτοῦ ὡς φωνὴ ὄχλου

καὶ εἶδον ἐγὼ Δανιηλ μόνος τὴν ὀπτασίαν καὶ οἱ ἄνδρες οἱ μετ᾿ ἐμοῦ οὐκ εἶδον τὴν ὀπτασίαν ἀλλ᾿ ἢ ἔκστασις μεγάλη ἐπέπεσεν ἐπ᾿ αὐτούς καὶ ἔφυγον ἐν φόβῳ

καὶ ἐγὼ ὑπελείφθην μόνος καὶ εἶδον τὴν ὀπτασίαν τὴν μεγάλην ταύτην καὶ οὐχ ὑπελείφθη ἐν ἐμοὶ ἰσχύς καὶ ἡ δόξα μου μετεστράφη εἰς διαφθοράν καὶ οὐκ ἐκράτησα ἰσχύος

καὶ ἤκουσα τὴν φωνὴν τῶν λόγων αὐτοῦ καὶ ἐν τῷ ἀκοῦσαί με αὐτοῦ ἤμην κατανενυγμένος καὶ τὸ πρόσωπόν μου ἐπὶ τὴν γῆν

καὶ ἰδοὺ χεὶρ ἁπτομένη μου καὶ ἤγειρέν με ἐπὶ τὰ γόνατά μου

καὶ εἶπεν πρός με Δανιηλ ἀνὴρ ἐπιθυμιῶν σύνες ἐν τοῖς λόγοις οἷς ἐγὼ λαλῶ πρὸς σέ καὶ στῆθι ἐπὶ τῇ στάσει σου ὅτι νῦν ἀπεστάλην πρὸς σέ καὶ ἐν τῷ λαλῆσαι αὐτὸν πρός με τὸν λόγον τοῦτον ἀνέστην ἔντρομος

καὶ εἶπεν πρός με μὴ φοβοῦ Δανιηλ ὅτι ἀπὸ τῆς πρώτης ἡμέρας ἧς ἔδωκας τὴν καρδίαν σου τοῦ συνιέναι καὶ κακωθῆναι ἐναντίον τοῦ θεοῦ σου ἠκούσθησαν οἱ λόγοι σου καὶ ἐγὼ ἦλθον ἐν τοῖς λόγοις σου

καὶ ὁ ἄρχων βασιλείας Пερσῶν εἱστήκει ἐξ ἐναντίας μου εἴκοσι καὶ μίαν ἡμέραν καὶ ἰδοὺ Μιχαηλ εἷς τῶν ἀρχόντων τῶν πρώτων ἦλθεν βοηθῆσαί μοι καὶ αὐτὸν κατέλιπον ἐκεῖ μετὰ τοῦ ἄρχοντος βασιλείας Пερσῶν

καὶ ἦλθον συνετίσαι σε ὅσα ἀπαντήσεται τῷ λαῷ σου ἐπ᾿ ἐσχάτων τῶν ἡμερῶν ὅτι ἔτι ἡ ὅρασις εἰς ἡμέρας

καὶ ἐν τῷ λαλῆσαι αὐτὸν μετ᾿ ἐμοῦ κατὰ τοὺς λόγους τούτους ἔδωκα τὸ πρόσωπόν μου ἐπὶ τὴν γῆν καὶ κατενύγην

καὶ ἰδοὺ ὡς ὁμοίωσις υἱοῦ ἀνθρώπου ἥψατο τῶν χειλέων μου καὶ ἤνοιξα τὸ στόμα μου καὶ ἐλάλησα καὶ εἶπα πρὸς τὸν ἑστῶτα ἐναντίον ἐμοῦ κύριε ἐν τῇ ὀπτασίᾳ σου ἐστράφη τὰ ἐντός μου ἐν ἐμοί καὶ οὐκ ἔσχον ἰσχύν

καὶ πῶς δυνήσεται ὁ παῖς σου κύριε λαλῆσαι μετὰ τοῦ κυρίου μου τούτου καὶ ἐγὼ ἀπὸ τοῦ νῦν οὐ στήσεται ἐν ἐμοὶ ἰσχύς καὶ πνοὴ οὐχ ὑπελείφθη ἐν ἐμοί

καὶ προσέθετο καὶ ἥψατό μου ὡς ὅρασις ἀνθρώπου καὶ ἐνίσχυσέν με

καὶ εἶπέν μοι μὴ φοβοῦ ἀνὴρ ἐπιθυμιῶν εἰρήνη σοι ἀνδρίζου καὶ ἴσχυε καὶ ἐν τῷ λαλῆσαι αὐτὸν μετ᾿ ἐμοῦ ἴσχυσα καὶ εἶπα λαλείτω ὁ κύριός μου ὅτι ἐνίσχυσάς με

καὶ εἶπεν εἰ οἶδας ἵνα τί ἦλθον πρὸς σέ καὶ νῦν ἐπιστρέψω τοῦ πολεμῆσαι μετὰ ἄρχοντος Пερσῶν καὶ ἐγὼ ἐξεπορευόμην καὶ ὁ ἄρχων τῶν ᾿Ελλήνων ἤρχετο

ἀλλ᾿ ἢ ἀναγγελῶ σοι τὸ ἐντεταγμένον ἐν γραφῇ ἀληθείας καὶ οὐκ ἔστιν εἷς ἀντεχόμενος μετ᾿ ἐμοῦ περὶ τούτων ἀλλ᾿ ἢ Μιχαηλ ὁ ἄρχων ὑμῶν

Немецкий (GNB)

Im dritten Regierungsjahr des Perserkönigs Kyrus erhielt Daniel, der auch Beltschazzar heißt, eine Botschaft von Gott. Was ihm darin offenbart wurde, ist wahr und betrifft eine Zeit großer Not. Daniel suchte den Sinn der Botschaft zu verstehen und in einer Vision wurde ihm das Verständnis eröffnet. Er berichtet:

Damals trauerte ich, Daniel, drei Wochen lang über das Schicksal meines Volkes.

Ich aß die ganze Zeit über kein Fleisch und keine wohlschmeckenden Speisen, trank keinen Wein und pflegte mein Gesicht und mein Haar nicht mit Öl.

Am 24. Tag des 1. Monats stand ich am Ufer des Tigris

und als ich aufblickte, sah ich einen Mann in einem leinenen Gewand mit goldenem Gürtel.

Sein Leib funkelte wie ein Edelstein, sein Gesicht leuchtete wie der Blitz und seine Augen brannten wie Flammen. Seine Arme und Beine glänzten wie polierte Bronze und seine Stimme klang wie das Rufen einer vielstimmigen Menschenmenge.

Nur ich allein sah diese Erscheinung; meine Begleiter sahen nichts. Doch packte sie ein großer Schrecken, sie liefen davon und versteckten sich.

Ich blieb allein zurück. Beim Anblick der gewaltigen Erscheinung verließ mich alle Kraft und das Blut wich aus meinem Gesicht.

Der Mann begann zu sprechen und kaum waren die ersten Worte an mein Ohr gedrungen, da stürzte ich ohnmächtig zu Boden und blieb mit dem Gesicht zur Erde liegen.

Sogleich griff eine Hand nach mir und zog mich hoch, sodass ich mich auf die Knie aufrichten und mit den Händen aufstützen konnte.

Der Mann sagte zu mir: »Gott liebt dich, Daniel! Steh auf und gib Acht auf das, was ich dir zu sagen habe. Gott hat mich zu dir gesandt.«

Zitternd stand ich auf

und er sagte zu mir: »Hab keine Angst, Daniel! Du hast dich vor deinem Gott gebeugt, um Einsicht in seinen verborgenen Plan zu erlangen; und schon am ersten Tag, als du damit begannst, hat er dein Gebet erhört. So lange bin ich schon unterwegs;

aber der Engelfürst des Perserreiches trat mir in den Weg und hat mich 21 Tage lang aufgehalten. Dann kam Michael, einer der höchsten Engelfürsten, mir zu Hilfe, sodass ich mich dort losmachen konnte.

Nun bin ich hier, um dir zu sagen, wie es deinem Volk am Ende der Zeit ergehen wird. Denn auch diese Vision handelt von einer fernen Zukunft.«

Als er das sagte, schlug ich die Augen zu Boden und konnte kein Wort herausbringen.

Da berührte er, der aussah wie ein Mensch, meine Lippen und ich konnte wieder reden. Ich sagte zu ihm: »Mein Herr! Als ich dich in meiner Vision erblickte, überfielen mich heftige Schmerzen und nahmen mir alle Kraft.

Wie kann ich kleiner Mensch mit einem so mächtigen Engel sprechen? Der Atem stockt mir und alle Kraft hat mich verlassen.«

Da berührte er, der aussah wie ein Mensch, mich noch einmal und stärkte mich.

Dann sagte er zu mir: »Hab keine Angst! Gott liebt dich. Frieden sei mit dir! Sei stark und mutig!«

Ich fühlte mich so gestärkt, dass ich sagte: »Rede jetzt! Du hast mir die Kraft gegeben, dich anzuhören.«

Er erwiderte: »Weißt du nun, warum ich zu dir gekommen bin? Ich will dir offenbaren, was im Buch der Wahrheit geschrieben steht. Wenn ich dich verlasse, muss ich wieder mit dem Engelfürsten des Perserreiches kämpfen; und wenn ich den besiegt habe, muss ich gegen den Engelfürsten der Griechen antreten. Niemand steht mir gegen sie bei außer Michael, dem Engelfürsten eures Volkes,

Синодальный

Языки

1 Даниил сокрушен видением мужа. 10 Муж возвещает Даниилу, что будет с народом его в последние дни.

В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение.

В эти дни я, Даниил, был в сетовании три седмицы дней.

Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя до исполнения трех седмиц дней.

А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра,

и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза.

Тело его – как топаз, лице его – как вид молнии; очи его – как горящие светильники, руки его и ноги его по виду – как блестящая медь, и глас речей его – как голос множества людей.

И только один я, Даниил, видел это видение, а бывшие со мною люди не видели этого видения; но сильный страх напал на них и они убежали, чтобы скрыться.

И остался я один и смотрел на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости.

И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле.

Но вот, коснулась меня рука и поставила меня на колени мои и на длани рук моих.

И сказал он мне: «Даниил, муж желаний! вникни в слова, которые я скажу тебе, и стань прямо на ноги твои; ибо к тебе я послан ныне». Когда он сказал мне эти слова, я встал с трепетом.

Но он сказал мне: «не бойся, Даниил; с первого дня, как ты расположил сердце твое, чтобы достигнуть разумения и смирить тебя пред Богом твоим, слова твои услышаны, и я пришел бы по словам твоим.

Но князь царства Персидского стоял против меня двадцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне, и я остался там при царях Персидских.

А теперь я пришел возвестить тебе, что будет с народом твоим в последние времена, так как видение относится к отдаленным дням».

Когда он говорил мне такие слова, я припал лицем моим к земле и онемел.

Но вот, некто, по виду похожий на сынов человеческих, коснулся уст моих, и я открыл уста мои, стал говорить и сказал стоящему передо мною: «господин мой! от этого видения внутренности мои повернулись во мне, и не стало во мне силы.

И как может говорить раб такого господина моего с таким господином моим? ибо во мне нет силы, и дыхание замерло во мне».

Тогда снова прикоснулся ко мне тот человеческий облик и укрепил меня

и сказал: «не бойся, муж желаний! мир тебе; мужайся, мужайся!» И когда он говорил со мною, я укрепился и сказал: «говори, господин мой; ибо ты укрепил меня».

И он сказал: «знаешь ли, для чего я пришел к тебе? Теперь я возвращусь, чтобы бороться с князем Персидским; а когда я выйду, то вот, придет князь Греции.

Впрочем я возвещу тебе, что начертано в истинном писании; и нет никого, кто поддерживал бы меня в том, кроме Михаила, князя вашего.