и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.

Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё – суета и томление духа!

Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать.

Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания.

И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа;

потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.

1 «И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои — и вот, всё — суета»; 12 «мудрый умирает наравне с глупым»; 18 мудрый должен оставить всё, что он мудро сделал, другому, который может оказаться глупым; 24 наслаждение добром зависит всецело от Божьего благоволения.

Сказал я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это – суета!

О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно делает?»

Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей.

Я предпринял большие дела: построил себе домы, посадил себе виноградники,

устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева;

сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произращающих деревья;

приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме;

собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих – разные музыкальные орудия.

И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребыла со мною.

Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих.

И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!

И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость: ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано?

И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою:

у мудрого глаза его – в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь постигает их всех.

И сказал я в сердце моем: «и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?» И сказал я в сердце моем, что и это – суета;

потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым.

И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо всё – суета и томление духа!

И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня.

И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это – суета!

И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем,

потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать всё человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это – суета и зло великое!

Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем?

Потому что все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета!

Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это – от руки Божией;

потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него?

Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим. И это – суета и томление духа!

1 «Время всякой вещи»; 9 «всё … прекрасно в свое время»; 12 «что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было»; 16 так как умирают и люди и животные, то «нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими».

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное;

время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить;

время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать;

время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий;

время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать;

время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить;

время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

Что пользы работающему от того, над чем он трудится?

Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.

Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.

Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.

И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это – дар Божий.

Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, – и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его.

Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, – и Бог воззовет прошедшее.

Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.

И сказал я в сердце своем: «праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там».

Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные;

потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё – суета!

Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах.

Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?

Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?

1 «Ублажил я мертвых … более живых»; 6 «лучше горсть с покоем»; 9 «двоим лучше, нежели одному … горе одному, когда упадет»; 13 «лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь».

И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их – сила, а утешителя у них нет.

И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе;

а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем.

Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!

Глупый сидит, сложив свои руки, и съедает плоть свою.

Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа.

И обратился я и увидел еще суету под солнцем;

человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. «Для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?» И это – суета и недоброе дело!

Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их:

ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его.

Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?

И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется.

Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы;

ибо тот из темницы выйдет на царство, хотя родился в царстве своем бедным.

Видел я всех живущих, которые ходят под солнцем, с этим другим юношею, который займет место того.

Не было числа всему народу, который был перед ним, хотя позднейшие не порадуются им. И это – суета и томление духа!

Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают.

1 «Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить»; 10 «пресыщение богатого не дает ему уснуть»; 18 Бог дает власть наслаждаться от трудов своих.

Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги.

Ибо, как сновидения бывают при множестве забот, так голос глупого познается при множестве слов.

Когда даешь обет Богу, то не медли исполнить его, потому что Он не благоволит к глупым: что обещал, исполни.

Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить.

Не дозволяй устам твоим вводить в грех плоть твою, и не говори пред Ангелом [Божиим]: «это – ошибка!» Для чего тебе делать, чтобы Бог прогневался на слово твое и разрушил дело рук твоих?

Ибо во множестве сновидений, как и во множестве слов, – много суеты; но ты бойся Бога.

Если ты увидишь в какой области притеснение бедному и нарушение суда и правды, то не удивляйся этому: потому что над высоким наблюдает высший, а над ними еще высший;

превосходство же страны в целом есть царь, заботящийся о стране.

Кто любит серебро, тот не насытится серебром, и кто любит богатство, тому нет пользы от того. И это – суета!

Умножается имущество, умножаются и потребляющие его; и какое благо для владеющего им: разве только смотреть своими глазами?

Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатого не дает ему уснуть.

Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему.

И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него.

Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей.

И это тяжкий недуг: каким пришел он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер?

А он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде.

Вот еще, что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих, какими кто трудится под солнцем во все дни жизни своей, которые дал ему Бог; потому что это его доля.

И если какому человеку Бог дал богатство и имущество, и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих, то это дар Божий.

Недолго будут у него в памяти дни жизни его; потому Бог и вознаграждает его радостью сердца его.

1 Это зло, если кто имеет богатство и не может пользоваться им; «выкидыш счастливее его»; 7 хотя рот полон, но «душа не насыщается»; 10 «кто знает что хорошо для человека в жизни?»

Есть зло, которое видел я под солнцем, и оно часто бывает между людьми:

Бог дает человеку богатство и имущество и славу, и нет для души его недостатка ни в чем, чего не пожелал бы он; но не дает ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем чужой человек: это – суета и тяжкий недуг!

Если бы какой человек родил сто детей, и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его,

потому что он напрасно пришел и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком.

Он даже не видал и не знал солнца: ему покойнее, нежели тому.

А тот, хотя бы прожил две тысячи лет и не наслаждался добром, не все ли пойдет в одно место?

Все труды человека – для рта его, а душа его не насыщается.

Какое же преимущество мудрого перед глупым, какое – бедняка, умеющего ходить перед живущими?

Лучше видеть глазами, нежели бродить душею. И это – также суета и томление духа!

Что существует, тому уже наречено имя, и известно, что это – человек, и что он не может препираться с тем, кто сильнее его.

Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучше?

Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?

1 Печаль и веселие; 11 мудрость, благополучие, праведность; 23 исследование мудрости: «Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы».

Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти – дня рождения.

Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира; ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу.

Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше.

Сердце мудрых – в доме плача, а сердце глупых – в доме веселья.

Лучше слушать обличения от мудрого, нежели слушать песни глупых;

потому что смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом. И это – суета!

Притесняя других, мудрый делается глупым, и подарки портят сердце.

Конец дела лучше начала его; терпеливый лучше высокомерного.

Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых.

Не говори: «отчего это прежние дни были лучше нынешних?», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.

Хороша мудрость с наследством, и особенно для видящих солнце:

потому что под сенью ее то же, что под сенью серебра; но превосходство знания в том, что мудрость дает жизнь владеющему ею.

Смотри на действование Божие: ибо кто может выпрямить то, что Он сделал кривым?

Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй: то и другое соделал Бог для того, чтобы человек ничего не мог сказать против Него.

Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем.

Не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?

Не предавайся греху, и не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время?

Хорошо, если ты будешь держаться одного и не отнимать руки от другого; потому что кто боится Бога, тот избежит всего того.

Мудрость делает мудрого сильнее десяти властителей, которые в городе.

Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы;

поэтому не на всякое слово, которое говорят, обращай внимание, чтобы не услышать тебе раба твоего, когда он злословит тебя;

ибо сердце твое знает много случаев, когда и сам ты злословил других.

Все это испытал я мудростью; я сказал: «буду я мудрым»; но мудрость далека от меня.

Далеко то, что было, и глубоко – глубоко: кто постигнет его?

Обратился я сердцем моим к тому, чтобы узнать, исследовать и изыскать мудрость и разум, и познать нечестие глупости, невежества и безумия, –

и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею.

Вот это нашел я, сказал Екклесиаст, испытывая одно за другим.

Чего еще искала душа моя, и я не нашел? – Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел.

Только это я нашел, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы.

1 «Кто — как мудрый? … слово царское храни»; 6 человеку оттого великое зло; 12 «благо будет боящимся Бога … а нечестивому не будет добра»; 16 хотя мудрый стремится познать все дела Божии, но он не постигнет их.

Кто – как мудрый, и кто понимает значение вещей? Мудрость человека просветляет лице его, и суровость лица его изменяется.

Я говорю: слово царское храни, и это ради клятвы пред Богом.

Не спеши уходить от лица его, и не упорствуй в худом деле; потому что он, что захочет, все может сделать.

Где слово царя, там власть; и кто скажет ему: «что ты делаешь?»

Соблюдающий заповедь не испытает никакого зла: сердце мудрого знает и время и устав;

потому что для всякой вещи есть свое время и устав; а человеку великое зло оттого,

что он не знает, что будет; и как это будет – кто скажет ему?

Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого.

Все это я видел, и обращал сердце мое на всякое дело, какое делается под солнцем. Бывает время, когда человек властвует над человеком во вред ему.

Видел я тогда, что хоронили нечестивых, и приходили и отходили от святого места, и они забываемы были в городе, где они так поступали. И это – суета!

Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло.

Хотя грешник сто раз делает зло и коснеет в нем, но я знаю, что благо будет боящимся Бога, которые благоговеют пред лицем Его;

а нечестивому не будет добра, и, подобно тени, недолго продержится тот, кто не благоговеет пред Богом.

Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это – суета!

И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем.

Когда я обратил сердце мое на то, чтобы постигнуть мудрость и обозреть дела, которые делаются на земле, и среди которых человек ни днем, ни ночью не знает сна, –

тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого.

1 «Праведные и мудрые и деяния их — в руке Божией»; 2 «одна участь праведнику и нечестивому … они отходят к умершим»; 7 «всё, что может рука твоя делать, по силам делай»; 11 «не проворным достается успешный бег … но время и случай для всех их»; 13 «мудрый бедняк … спас своею мудростью город».

На все это я обратил сердце мое для исследования, что праведные и мудрые и деяния их – в руке Божией, и что человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что перед ним.

Всему и всем – одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и [злому], чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы.

Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим.

Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву.

Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению,

и любовь их и ненависть их и ревность их уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чем, что делается под солнцем.

Итак иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим.

Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудевает елей на голове твоей.

Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это – доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем.

Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.

И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их.

Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них.

Вот еще какую мудрость видел я под солнцем, и она показалась мне важною:

город небольшой, и людей в нем немного; к нему подступил великий царь и обложил его и произвел против него большие осадные работы;

но в нем нашелся мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город; и однако же никто не вспоминал об этом бедном человеке.

И сказал я: мудрость лучше силы, и однако же мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают.

Слова мудрых, высказанные спокойно, выслушиваются лучше, нежели крик властелина между глупыми.

Мудрость лучше воинских орудий; но один погрешивший погубит много доброго.

1 Глупость и мудрость; 16 о царях и князьях.

Мертвые мухи портят и делают зловонною благовонную масть мироварника: то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростью и честью.

Сердце мудрого – на правую сторону, а сердце глупого – на левую.

По какой бы дороге ни шел глупый, у него всегда недостает смысла, и всякому он выскажет, что он глуп.

Если гнев начальника вспыхнет на тебя, то не оставляй места твоего; потому что кротость покрывает и большие проступки.

Есть зло, которое видел я под солнцем, это – как бы погрешность, происходящая от властелина:

невежество поставляется на большой высоте, а богатые сидят низко.

Видел я рабов на конях, а князей ходящих, подобно рабам, пешком.

Кто копает яму, тот упадет в нее, и кто разрушает ограду, того ужалит змей.

Кто передвигает камни, тот может надсадить себя, и кто колет дрова, тот может подвергнуться опасности от них.

Если притупится топор, и если лезвие его не будет отточено, то надобно будет напрягать силы; мудрость умеет это исправить.

Если змей ужалит без заговаривания, то не лучше его и злоязычный.

Слова из уст мудрого – благодать, а уста глупого губят его же:

начало слов из уст его – глупость, а конец речи из уст его – безумие.

Глупый наговорит много, хотя человек не знает, что будет, и кто скажет ему, что будет после него?

Труд глупого утомляет его, потому что не знает даже дороги в город.

Горе тебе, земля, когда царь твой отрок, и когда князья твои едят рано!

Благо тебе, земля, когда царь у тебя из благородного рода, и князья твои едят вовремя, для подкрепления, а не для пресыщения!

От лености обвиснет потолок, и когда опустятся руки, то протечет дом.

Пиры устраиваются для удовольствия, и вино веселит жизнь; а за все отвечает серебро.

Даже и в мыслях твоих не злословь царя, и в спальной комнате твоей не злословь богатого; потому что птица небесная может перенести слово твое, и крылатая – пересказать речь твою.

1 «Не можешь знать дело Бога»; 7 «Веселись, юноша, в юности твоей … только знай, что … Бог приведет тебя на суд».

Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его.

Давай часть семи и даже восьми, потому что не знаешь, какая беда будет на земле.

Когда облака будут полны, то они прольют на землю дождь; и если упадет дерево на юг или на север, то оно там и останется, куда упадет.

Кто наблюдает ветер, тому не сеять; и кто смотрит на облака, тому не жать.

Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной, так не можешь знать дело Бога, Который делает все.

Утром сей семя твое, и вечером не давай отдыха руке твоей, потому что ты не знаешь, то или другое будет удачнее, или то и другое равно хорошо будет.

Сладок свет, и приятно для глаз видеть солнце.

Если человек проживет и много лет, то пусть веселится он в продолжение всех их, и пусть помнит о днях темных, которых будет много: все, что будет, – суета!

Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.

И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего, потому что детство и юность – суета.

1 «Помни Создателя твоего в дни юности твоей»; 8 «суета сует, всё — суета»; 10 «изящные изречения и слова истины»; 13 «сущность всего: бойся Бога»; «ибо всякое дело Бог приведет на суд».

И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: «нет мне удовольствия в них!»

доколе не померкли солнце и свет и луна и звезды, и не нашли новые тучи вслед за дождем.

В тот день, когда задрожат стерегущие дом и согнутся мужи силы; и перестанут молоть мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно;

и запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут дщери пения;

и высоты будут им страшны, и на дороге ужасы; и зацветет миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; –

доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем.

И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его.

Суета сует, сказал Екклесиаст, всё – суета!

Кроме того, что Екклесиаст был мудр, он учил еще народ знанию. Он все испытывал, исследовал, и составил много притчей.

Старался Екклесиаст приискивать изящные изречения, и слова истины написаны им верно.

Слова мудрых – как иглы и как вбитые гвозди, и составители их – от единого пастыря.

А что сверх всего этого, сын мой, того берегись: составлять много книг – конца не будет, и много читать – утомительно для тела.

Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека;

ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо.

Церковнославянский (рус)

Глаго́лы екклесiа́ста, сы́на дави́дова, царя́ Изра́илева во Иерусали́мѣ.

Суета́ су́етствiй, рече́ екклесiа́стъ, суета́ су́етствiй, вся́ческая суета́.

Ко́е изоби́лiе человѣ́ку во все́мъ трудѣ́ его́, и́мже труди́тся подъ со́лнцемъ?

Ро́дъ прехо́дитъ и ро́дъ прихо́дитъ, а земля́ во вѣ́къ стои́тъ.

И восхо́дитъ со́лнце и захо́дитъ со́лнце и въ мѣ́сто свое́ влече́тся, сiе́ возсiява́я та́мо.

И́детъ къ ю́гу и обхо́дитъ къ сѣ́веру, обхо́дитъ о́крестъ, и́детъ ду́хъ и на кру́ги своя́ обраща́ется ду́хъ.

Вси́ пото́цы и́дутъ въ мо́ре, и мо́ре нѣ́сть насыща́емо: на мѣ́сто, а́може пото́цы и́дутъ, та́мо ті́и возвраща́ются ити́.

Вся́ словеса́ тру́дна, не возмо́жетъ му́жъ глаго́лати: и не насы́тится о́ко зрѣ́ти, ни испо́лнится у́хо слы́шанiя.

Что́ бы́ло, то́жде е́сть, е́же бу́детъ: и что́ бы́ло сотворе́ное, то́жде и́мать сотвори́тися:

и ничто́же но́во подъ со́лнцемъ. И́же возглаго́летъ и рече́тъ: се́, сiе́ но́во е́сть: уже́ бы́сть въ вѣ́цѣхъ бы́вшихъ пре́жде на́съ.

Нѣ́сть па́мять пе́рвыхъ, и послѣ́днимъ бы́вшымъ не бу́детъ и́хъ па́мять съ бу́дущими на послѣ́докъ.

А́зъ екклесiа́стъ бы́хъ ца́рь надъ Изра́илемъ во Иерусали́мѣ

и вда́хъ се́рдце мое́, е́же взыска́ти и разсмотри́ти въ му́дрости о всѣ́хъ быва́ющихъ подъ небесе́мъ: я́ко попече́нiе лука́во даде́ Бо́гъ сыно́мъ человѣ́ческимъ, е́же упраждня́тися въ не́мъ.

Ви́дѣхъ вся́ческая сотворе́нiя сотворе́нная подъ со́лнцемъ: и се́, вся́ су́етство и произволе́нiе ду́ха.

Развраще́нное не мо́жетъ испра́витися, и лише́нiе не мо́жетъ изчи́слитися.

Глаго́лахъ а́зъ въ се́рдцы мое́мъ, е́же рещи́: се́, а́зъ возвели́чихся и умно́жихъ му́дрость па́че всѣ́хъ, и́же бы́ша пре́жде мене́ во Иерусали́мѣ,

и се́рдце мое́ вда́хъ, е́же вѣ́дѣти прему́дрость и ра́зумъ: и се́рдце мое́ ви́дѣ мно́гая, прему́дрость и ра́зумъ, при́тчи и хи́трость: уразумѣ́хъ а́зъ, я́ко и сiе́ е́сть произволе́нiе ду́ха:

я́ко во мно́жествѣ му́дрости мно́жество ра́зума, и приложи́вый ра́зумъ приложи́тъ болѣ́знь.

Реко́хъ а́зъ въ се́рдцы мое́мъ: прiиди́ у́бо, да тя́ искушу́ въ весе́лiи, и ви́ждь во бла́зѣ: и се́, та́кожде сiе́ су́етство.

Смѣ́ху реко́хъ: погрѣше́нiе, и весе́лiю: что́ сiе́ твори́ши?

И разсмотри́хъ, а́ще се́рдце мое́ повлече́тъ а́ки вино́ пло́ть мою́: и се́рдце мое́ наста́ви мя́ въ му́дрости, и е́же удержа́ти весе́лiе, до́ндеже уви́жду, ко́е бла́го сыно́мъ человѣ́ческимъ, е́же творя́тъ подъ со́лнцемъ въ число́ дні́й живота́ своего́.

Возвели́чихъ творе́нiе мое́: созда́хъ ми́ до́мы, насади́хъ ми́ виногра́ды,

сотвори́хъ ми́ вертогра́ды и сады́ и насади́хъ въ ни́хъ древе́съ вся́каго плода́,

сотвори́хъ ми́ купѣ́ли водны́я, е́же напая́ти от ни́хъ прозябе́нiе древе́съ:

притяжа́хъ рабы́ и рабы́ни, и домоча́дцы бы́ша ми́: и стяжа́нiе скота́, и ста́дъ мно́го ми́ бы́сть, па́че всѣ́хъ бы́вшихъ пре́жде мене́ во Иерусали́мѣ:

собра́хъ ми́ зла́то и сребро́ и имѣ́нiя царе́й и стра́нъ, сотвори́хъ ми́ пою́щихъ и пою́щыя, и услажде́нiя сыно́въ человѣ́ческихъ, виноче́рпцы и виноче́рпицы.

И возвели́чихся, и приложи́хся му́дрости па́че всѣ́хъ бы́вшихъ пре́жде мене́ во Иерусали́мѣ: и му́дрость моя́ пребы́сть со мно́ю.

И все́, его́же проси́ста о́чи мои́, не отъя́хъ от ни́хъ и не возбрани́хъ се́рдцу моему́ от вся́каго весе́лiя моего́, я́ко се́рдце мое́ возвесели́ся во вся́цѣмъ трудѣ́ мое́мъ. И сiе́ бы́сть ча́сть моя́ от всего́ труда́ моего́.

И призрѣ́хъ а́зъ на вся́ творе́нiя моя́, я́же сотвори́стѣ ру́цѣ мои́, и на тру́дъ, и́мже труди́хся твори́ти. И се́, вся́ суета́ и произволе́нiе ду́ха, и нѣ́сть изоби́лiе подъ со́лнцемъ.

И призрѣ́хъ а́зъ ви́дѣти му́дрость, ле́сть и безу́мiе: я́ко кто́ человѣ́къ, и́же по́йдетъ вслѣ́дъ совѣ́та, ели́ка сотвори́ въ не́мъ?

И ви́дѣхъ а́зъ, я́ко е́сть изоби́лiе му́дрости па́че безу́мiя, я́коже изоби́лiе свѣ́та па́че тмы́:

му́драго о́чи его́ во главѣ́ его́, а безу́мный во тмѣ́ хо́дитъ: и увѣ́дѣхъ и а́зъ, я́ко слу́чай еди́нъ случи́тся всѣ́мъ и́мъ.

И рѣ́хъ а́зъ въ се́рдцы мое́мъ: я́коже слу́чай безу́мнаго, и мнѣ́ случи́тся: и вску́ю умудри́хся? А́зъ тогда́ изли́шше глаго́лахъ въ се́рдцы мое́мъ, я́ко и сiе́ суета́, поне́же безу́мный от избы́тка глаго́летъ:

я́ко нѣ́сть па́мяти му́драго съ безу́мнымъ во вѣ́къ, зане́ уже́ во дне́хъ гряду́щихъ вся́ забве́на бы́ша: и ка́ко у́мретъ му́дрый съ безу́мнымъ?

И возненави́дѣхъ живо́тъ, я́ко лука́вно мнѣ́ сотворе́нiе сотворе́нное подъ со́лнцемъ: поне́же вся́ческая суета́ и произволе́нiе ду́ха.

И возненави́дѣхъ а́зъ вся́ческая мíра и тру́дъ мо́й, и́мже а́зъ тружда́юся подъ со́лнцемъ, я́ко оставля́ю его́ человѣ́ку бу́дущему по мнѣ́.

И кто́ вѣ́сть, му́дръ ли бу́детъ или́ безу́менъ? и облада́ти ли и́мать всѣ́мъ трудо́мъ мои́мъ, и́мже труди́хся и и́мже му́дрствовахъ подъ со́лнцемъ? И сiе́ же суета́.

И обрати́хся а́зъ отрещи́ся се́рдцу моему́ о все́мъ трудѣ́, и́мже труди́хся подъ со́лнцемъ:

я́ко е́сть человѣ́къ, его́же тру́дъ въ му́дрости и въ ра́зумѣ и въ му́жествѣ: и человѣ́къ, и́же не потруди́ся о не́мъ, да́стъ ему́ ча́сть свою́. И сiе́ суета́ и лука́вство ве́лiе.

Я́ко быва́етъ человѣ́ку во все́мъ трудѣ́ его́ и въ произволе́нiи се́рдца его́, и́мже то́й тружда́ется подъ со́лнцемъ,

я́ко вси́ дні́е его́ болѣ́зней и я́рости попече́нiе ему́, и́бо въ нощи́ не спи́тъ се́рдце его́. И сiе́ же суета́ е́сть.

Нѣ́сть бла́го человѣ́ку, но [ра́звѣ] е́же я́стъ и пiе́тъ и е́же пока́жетъ души́ свое́й бла́го въ трудѣ́ свое́мъ: и сiе́ ви́дѣхъ а́зъ, я́ко от руки́ Бо́жiя е́сть:

я́ко кто́ я́стъ и пiе́тъ кромѣ́ его́?

Я́ко человѣ́ку бла́гу предъ лице́мъ его́ даде́ му́дрость и ра́зумъ и весе́лiе, согрѣша́ющему же даде́ попече́нiе, е́же прилага́ти и собира́ти, во е́же да́ти благо́му предъ лице́мъ Бо́жiимъ: я́ко и сiе́ суета́ и произволе́нiе ду́ха.

Всѣ́мъ вре́мя и вре́мя вся́цѣй ве́щи подъ небесе́мъ:

вре́мя ражда́ти и вре́мя умира́ти, вре́мя сади́ти и вре́мя исторга́ти сажде́ное,

вре́мя убива́ти и вре́мя цѣли́ти, вре́мя разруша́ти и вре́мя созида́ти,

вре́мя пла́кати и вре́мя смѣя́тися, вре́мя рыда́ти и вре́мя ликова́ти,

вре́мя размета́ти ка́менiе и вре́мя собира́ти ка́менiе, вре́мя обыма́ти и вре́мя удаля́тися от обыма́нiя,

вре́мя иска́ти и вре́мя погубля́ти, вре́мя храни́ти и вре́мя отрѣ́яти,

вре́мя раздра́ти и вре́мя сши́ти, вре́мя молча́ти и вре́мя глаго́лати,

вре́мя люби́ти и вре́мя ненави́дѣти, вре́мя бра́ни и вре́мя ми́ра.

Ко́е изоби́лiе творя́щаго, въ ни́хже са́мъ труди́тся?

Ви́дѣхъ попече́нiе вся́ческое, е́же даде́ Бо́гъ сыно́мъ человѣ́ческимъ, е́же пещи́ся въ не́мъ.

Вся́ческая, я́же сотвори́, добра́ [су́ть] во вре́мя свое́, и́бо вся́кiй вѣ́къ да́лъ е́сть въ се́рдце и́хъ, я́ко да не обря́щетъ человѣ́къ сотворе́нiя, е́же сотвори́ Бо́гъ от нача́ла и да́же до конца́.

Уразумѣ́хъ, я́ко нѣ́сть бла́го въ ни́хъ, но то́кмо е́же весели́тися и е́же твори́ти бла́го въ животѣ́ свое́мъ:

и́бо вся́къ человѣ́къ, и́же я́стъ и пiе́тъ и ви́дитъ благо́е во все́мъ трудѣ́ свое́мъ, сiе́ дая́нiе Бо́жiе е́сть.

Разумѣ́хъ, я́ко вся́, ели́ка сотвори́ Бо́гъ, сiя́ бу́дутъ во вѣ́къ: къ тѣ́мъ нѣ́сть приложи́ти и от тѣ́хъ нѣ́сть отъя́ти, и Бо́гъ сотвори́, да убоя́тся от лица́ его́:

бы́вшее уже́ е́сть, и ели́ка и́мутъ бы́ти, уже́ бы́ша, и Бо́гъ взы́щетъ гони́маго.

И еще́ ви́дѣхъ подъ со́лнцемъ мѣ́сто суда́, та́мо нечести́вый, и мѣ́сто пра́веднаго, та́мо благочести́вый.

И рѣ́хъ а́зъ въ се́рдцы мое́мъ: пра́веднаго и нечести́ваго су́дитъ Бо́гъ: я́ко вре́мя вся́цѣй ве́щи и на вся́цѣмъ сотворе́нiи та́мо.

Рѣ́хъ а́зъ въ се́рдцы мое́мъ о глаго́ланiи сыно́въ человѣ́ческихъ, я́ко разсу́дитъ и́хъ Бо́гъ: и е́же показа́ти, я́ко сі́и ско́ти су́ть:

и́бо и тѣ́мъ я́коже слу́чай сыно́въ человѣ́ческихъ и слу́чай ско́тскiй, слу́чай еди́нъ и́мъ: я́коже сме́рть того́, та́ко и сме́рть сего́, и ду́хъ еди́нъ во всѣ́хъ: и что́ изли́шше и́мать человѣ́къ па́че скота́? ничто́же: я́ко вся́ческая суета́.

Вся́ и́дутъ во еди́но мѣ́сто: вся́ бы́ша от пе́рсти и вся́ въ пе́рсть возвраща́ются.

И кто́ вѣ́сть ду́хъ сыно́въ человѣ́ческихъ, а́ще то́й восхо́дитъ горѣ́? и ду́хъ ско́тскiй, а́ще низхо́дитъ то́й до́лу въ зе́млю?

И ви́дѣхъ, я́ко нѣ́сть бла́го, но то́кмо е́же возвесели́тся человѣ́къ въ творе́нiихъ свои́хъ, я́ко сiя́ ча́сть его́: поне́же кто́ приведе́тъ его́ ви́дѣти то́, е́же бу́детъ по не́мъ?

И обрати́хся а́зъ и ви́дѣхъ вся́ оклевета́нiя быва́ющая подъ со́лнцемъ: и се́, сле́зы оклевета́нныхъ, и нѣ́сть и́мъ утѣша́ющаго, и от руки́ клеве́щущихъ на ня́ крѣ́пость, и нѣ́сть и́мъ утѣша́ющаго.

И похвали́хъ а́зъ всѣ́хъ уме́ршихъ, и́же умро́ша уже́, па́че живы́хъ, ели́цы жи́ви су́ть досе́лѣ:

и бла́гъ па́че обои́хъ си́хъ, и́же еще́ не бы́сть, и́же не ви́дѣ вся́каго сотворе́нiя лука́ваго сотворе́ннаго подъ со́лнцемъ.

И ви́дѣхъ а́зъ ве́сь тру́дъ и вся́ко му́жество сотворе́нiя, я́ко сiе́ ре́вность му́жа от по́друга своего́. И сiе́ суета́ и произволе́нiе ду́ха.

Безу́мный объя́тъ ру́цѣ свои́ и снѣде́ пло́ти своя́.

Бла́го е́сть исполне́нiе го́рсти поко́я, па́че исполне́нiя двою́ го́рстiю труда́ и произволе́нiя ду́ха.

И обрати́хся а́зъ и ви́дѣхъ су́етство подъ со́лнцемъ:

е́сть еди́нъ, и нѣ́сть втора́го, ни сы́на, ниже́ бра́та нѣ́сть ему́, и нѣ́сть конца́ всему́ труду́ его́, ниже́ о́ко его́ насыща́ется бога́тства. И кому́ а́зъ тружда́юся и лиша́ю ду́шу мою́ от благосты́ни? И сiе́ суета́ и попече́нiе лука́вно е́сть.

Бла́зи два́ па́че еди́наго, и́мже е́сть мзда́ бла́га въ трудѣ́ и́хъ:

я́ко а́ще паде́тся еди́нъ от ни́хъ, воздви́гнетъ другі́й прича́стника своего́: и го́ре тому́ еди́ному, егда́ паде́тъ и не бу́детъ втора́го воздви́гнути его́.

И а́ще у́снета два́, тепло́ и́ма бу́детъ, а еди́нъ ка́ко согрѣ́ется?

И а́ще укрѣпи́тся еди́нъ, два́ ста́нета проти́ву ему́: и ве́рвь треплете́на не ско́ро расто́ргнется.

Бла́гъ о́трокъ ни́щь и му́дръ, па́че ста́ра царя́ и безу́мна, и́же не разумѣ́ внима́ти еще́:

я́ко изъ до́му ю́зниковъ изы́детъ ца́рствовати, поне́же и въ ца́рствѣ свое́мъ роди́ся ни́щь.

Ви́дѣхъ всѣ́хъ живу́щихъ, ходя́щихъ подъ со́лнцемъ, съ ю́нымъ вторы́мъ, и́же воста́нетъ вмѣ́сто его́.

Нѣ́сть конца́ всѣ́мъ лю́демъ, всѣ́мъ, и́же предъ ни́ми бы́ша, и́бо послѣ́днiи не возвеселя́тся о не́мъ: я́ко и сiе́ суета́ и произволе́нiе ду́ха.

Сохрани́ но́гу твою́, егда́ а́ще и́деши въ до́мъ Бо́жiй, и бли́зъ [бу́ди] е́же слу́шати: па́че дая́нiя безу́мныхъ же́ртва твоя́, поне́же не вѣ́дятъ, я́ко творя́тъ зло́.

Не ско́ръ бу́ди усты́ твои́ми, и се́рдце твое́ да не ускоря́етъ износи́ти сло́во предъ лице́мъ Бо́жiимъ, я́ко Бо́гъ на небеси́ горѣ́, ты́ же на земли́ до́лу: сего́ ра́ди да бу́дутъ словеса́ твоя́ ма́ла:

я́ко прихо́дитъ со́нiе во мно́жествѣ попече́нiя, та́ко и гла́съ безу́мнаго во мно́жествѣ слове́съ.

А́ще обѣща́еши обѣ́тъ Бо́гу, не уме́дли отда́ти его́, я́ко нѣ́сть хотѣ́нiя въ безу́мныхъ: ты́ у́бо, ели́ка а́ще обѣща́еши, отда́ждь.

Бла́го тебѣ́ е́же не обѣщава́тися, не́жели обѣща́вшуся тебѣ́, не отда́ти.

Не да́ждь устна́мъ твои́мъ е́же во грѣ́хъ ввести́ пло́ть твою́, и да не рече́ши предъ лице́мъ Бо́жiимъ, я́ко невѣ́дѣнiе е́сть: да не прогнѣ́вается Бо́гъ о гла́сѣ твое́мъ и растли́тъ творе́нiя ру́къ твои́хъ:

я́ко во мно́жествѣ со́нiй и су́етствiя, [та́ко] и словеса́ мно́га, тѣ́мже Бо́га бо́йся.

А́ще оби́ду ни́щаго и расхище́нiе суда́ и пра́вды уви́диши во странѣ́, не диви́ся о ве́щи: я́ко высо́кiй надъ высо́кимъ надзира́тель, и высо́цыи надъ ни́ми,

и изоби́лiе земли́ надъ всѣ́мъ е́сть ца́рь села́ воздѣ́ланна.

Любя́й сребро́ не насы́тится сребра́: и кто́ наслади́тся во мно́жествѣ его́ плода́? И сiе́ суета́.

Во мно́жествѣ бла́га умно́жишася яду́щiи е́: и ко́е му́жество иму́щему е́? я́ко нача́ло е́же ви́дѣти очи́ма свои́ма.

Со́нъ сла́докъ рабо́тающему, а́ще ма́ло или́ мно́го снѣ́сть: а насы́тившагося бога́тство не оставля́етъ усну́ти.

Е́сть неду́гъ, его́же ви́дѣхъ подъ со́лнцемъ, бога́тство храни́мо от стяжа́теля во зло́ ему́:

и поги́бнетъ бога́тство о́но въ попече́нiи лука́внѣ: и роди́ сы́на, и нѣ́сть въ руцѣ́ его́ ничто́же:

я́коже изы́де изъ чре́ва ма́тере своея́ на́гъ, возврати́тся ити́, я́коже и прiи́де, и ничто́же во́зметъ от труда́ своего́, да понесе́тъ въ руцѣ́ свое́й.

И сiе́ зо́лъ неду́гъ: я́коже бо прiи́де, та́ко и отъи́детъ, и ка́я по́льза ему́, я́ко труди́тся на вѣ́тръ?

И́бо вси́ дні́е его́ во тмѣ́ и пла́чи и въ я́рости мно́зѣ, и въ неду́зѣ и во гнѣ́вѣ.

Се́, ви́дѣхъ а́зъ благо́е, е́же е́сть изря́дно, е́же я́сти и пи́ти и ви́дѣти благосты́ню во все́мъ трудѣ́ свое́мъ, и́мже труди́лся бы подъ со́лнцемъ, въ число́ дні́й живота́ своего́, я́же да́лъ е́сть ему́ Бо́гъ, я́ко сiе́ ча́сть его́:

и́бо вся́кому человѣ́ку, ему́же да́лъ е́сть Бо́гъ бога́тство и имѣ́нiя, и вла́сть даде́ ему́ я́сти от того́ и прiя́ти ча́сть свою́ и возвесели́тися о трудѣ́ свое́мъ, сiе́ да́ръ Бо́жiй е́сть:

я́ко не мно́го па́мятствовати и́мать дни́ живота́ своего́, поне́же Бо́гъ облага́етъ его́ попече́ньми въ весе́лiи се́рдца его́.

Е́сть лука́вствiе, е́же ви́дѣхъ подъ со́лнцемъ, и мно́го е́сть надъ человѣ́комъ:

му́жъ, ему́же да́стъ Бо́гъ бога́тство и имѣ́нiе и сла́ву, и нѣ́сть лиша́яй души́ свое́й от всѣ́хъ, и́хже вожделѣ́етъ, и не да́стъ ему́ Бо́гъ вла́сти от него́ я́сти, я́ко чу́ждь му́жъ я́сти и́мать от него́. И сiе́ суета́ и неду́гъ зо́лъ е́сть.

А́ще роди́тъ му́жъ сто́ [ча́дъ] и лѣ́та мно́га поживе́тъ, и мно́зи бу́дутъ дні́е лѣ́тъ его́, и душа́ его́ не насы́тится от благосты́ни, и погребе́нiя не бы́сть ему́, рѣ́хъ: бла́гъ па́че его́ и́звергъ,

я́ко въ суетѣ́ прiи́де и во тму́ и́детъ, и во тмѣ́ и́мя его́ покры́ется:

и со́лнца не ви́дѣ, ниже́ разумѣ́, поко́й сему́ па́че того́:

и поживе́ ты́сящу лѣ́тъ сугу́бо, и благосты́ни не ви́дѣ: еда́ не во еди́но мѣ́сто вся́ и́дутъ?

Ве́сь тру́дъ человѣ́чь во уста́ его́, и душа́ его́ не испо́лнится.

Я́ко ко́е изоби́лiе [человѣ́ку] му́дрому па́че безу́мнаго? поне́же ни́щь позна́ ходи́ти проти́ву живота́.

Бла́го видѣ́нiе о́чiю па́че ходя́щаго душе́ю. И се́ су́етствiе и произволе́нiе ду́ха.

А́ще что́ бы́сть, уже́ именова́ся и́мя его́, и позна́ся, е́же е́сть человѣ́къ и не возмо́жетъ суди́тися съ крѣпча́йшимъ па́че себе́:

я́ко су́ть словеса́ мно́га умножа́ющая суету́.

^7:1Что́ изли́шше человѣ́ку, я́ко кто́ вѣ́сть, что́ бла́го человѣ́ку въ животѣ́ [его́] число́ дні́й живота́ су́етства его́? и сотвори́ я́ въ сѣ́ни: я́ко кто́ возвѣсти́тъ человѣ́ку, что́ бу́детъ по не́мъ подъ со́лнцемъ?

²Бла́го и́мя па́че еле́а бла́га, и де́нь сме́ртный па́че дня́ рожде́нiя его́.

³Бла́го ходи́ти въ до́мъ пла́ча, не́жели ходи́ти въ до́мъ пи́ра, поне́же сiе́ коне́цъ вся́кому человѣ́ку, и живы́й да́стъ бла́го въ се́рдцы его́.

⁴Бла́га я́рость па́че смѣ́ха, я́ко во зло́бѣ лица́ ублажи́тся се́рдце.

⁵Се́рдце му́дрыхъ въ дому́ пла́ча, а се́рдце безу́мныхъ въ дому́ весе́лiя.

⁶Бла́го е́же слы́шати преще́нiе прему́дра, па́че му́жа слы́шащаго пѣ́снь безу́мныхъ:

⁷я́коже гла́съ те́рнiя подъ котло́мъ, та́ко смѣ́хъ безу́мныхъ. И сiе́ суета́.

⁸Я́ко клевета́ льсти́тъ му́драго и погубля́етъ се́рдце благоро́дствiя его́.

⁹Бла́га послѣ́дняя слове́съ па́че нача́ла его́: бла́гъ терпѣли́вый па́че высо́каго ду́хомъ.

¹⁰Не тщи́ся въ ду́сѣ свое́мъ яри́тися, я́ко я́рость въ нѣ́дрѣ безу́мныхъ почі́етъ.

¹¹Да не рече́ши: что́ бы́сть, я́ко дні́е пре́жднiи бѣ́ша бла́зи па́че си́хъ? я́ко не въ му́дрости вопроси́лъ еси́ о се́мъ.

¹²Бла́га му́дрость съ наслѣ́дiемъ, па́че же ви́дящымъ со́лнце:

¹³я́ко въ сѣ́ни его́ му́дрость, я́коже сѣ́нь сребра́, и изоби́лiе ра́зума прему́дрости оживля́етъ, и́же от нея́.

¹⁴Ви́ждь творе́нiя Бо́жiя: я́ко кто́ мо́жетъ украси́ти, его́же а́ще Бо́гъ преврати́тъ?

¹⁵Въ де́нь благосты́ни [его́] живи́ во бла́зѣ и ви́ждь въ де́нь зла́: ви́ждь, и съ ни́мъ согла́сно сiе́ сотвори́ Бо́гъ, о глаго́ланiи, да не обря́щетъ человѣ́къ за ни́мъ ничто́же.

¹⁶Вся́ческая ви́дѣхъ во дне́хъ су́етствiя моего́: е́сть пра́ведный погиба́яй во свое́й пра́вдѣ, и е́сть нечести́вый пребыва́яй во свое́й зло́бѣ.

¹⁷Не бу́ди правди́въ вельми́, ни мудри́ся изли́шше, да не когда́ изуми́шися.

¹⁸Не нече́ствуй мно́го и не бу́ди же́стокъ, да не у́мреши не во вре́мя свое́.

¹⁹Бла́го ти́ е́сть держа́тися сего́, и от сего́ не оскверни́ руки́ твоея́, я́ко боя́щымся Бо́га поспѣша́тся вся́.

²⁰Прему́дрость помо́жетъ му́дрому па́че десяти́ облада́ющихъ во гра́дѣ:

²¹я́ко нѣ́сть человѣ́къ пра́веденъ на земли́, и́же сотвори́тъ благо́е и не согрѣши́тъ.

²²И во вся́ словеса́, я́же возглаго́лютъ нечести́вiи, не вложи́ се́рдца своего́, да не услы́шиши раба́ своего́ клену́ща тебе́:

²³я́ко мно́гажды возлука́внуетъ на тя́, и обхожде́нiи мно́гими озло́битъ се́рдце твое́, я́коже и ты́ кля́лъ еси́ ины́я [мно́гiя].

²⁴Вся́ сiя́ искуси́хъ въ му́дрости: рѣ́хъ, умудрю́ся: и сiя́ удали́ся от мене́

²⁵дале́че па́че не́же бѣ́хъ, и бе́здны глубина́, кто́ обря́щетъ ю́?

²⁶Обыдо́хъ а́зъ, и се́рдце мое́, е́же разумѣ́ти, е́же разсмотри́ти, и е́же взыска́ти му́дрость и ра́зумъ, и е́же разумѣ́ти нечести́ваго безу́мiе и ожесточе́нiе и ле́сть:

²⁷и обрѣто́хъ а́зъ ю́, и реку́ горча́йшу па́че сме́рти жену́, я́же е́сть лови́тва, и сѣ́ти се́рдце ея́, у́зы въ руку́ ея́: благі́й предъ лице́мъ Бо́жiимъ изъи́мется от нея́, а согрѣша́яй я́тъ бу́детъ от нея́.

²⁸Се́, сiе́ обрѣто́хъ, рече́ екклесiа́стъ: еди́ну еди́ною е́же обрѣсти́ по́мыслъ, е́же взыска́ душа́ моя́, и не обрѣто́хъ:

²⁹и человѣ́ка еди́наго от ты́сящъ обрѣто́хъ, а жены́ во всѣ́хъ си́хъ не обрѣто́хъ:

³⁰оба́че се́, сiе́ обрѣто́хъ, е́же сотвори́ Бо́гъ человѣ́ка пра́ваго, и сі́и взыска́ша помысло́въ мно́гихъ. Кто́ увѣ́дѣ му́дрость? и кто́ вѣ́сть разрѣше́нiе глаго́ла?

Му́дрость человѣ́ка просвѣти́тъ лице́ его́, а безсту́дный возненави́дѣнъ бу́детъ лице́мъ свои́мъ.

Уста́ царе́ва сохрани́, и о словеси́ кля́твы Бо́жiя не ско́ръ бу́ди.

От лица́ его́ по́йдеши, не ста́ни во словеси́ лука́внѣ, я́ко все́, е́же [а́ще] восхо́щетъ, сотвори́тъ,

я́коже ца́рь облада́яй, и кто́ рече́тъ ему́: что́ твори́ши?

Храня́й за́повѣдь не увѣ́сть глаго́ла лука́вна: и вре́мя суда́ вѣ́сть се́рдце му́драго,

я́ко вся́цѣй ве́щи е́сть вре́мя и су́дъ: я́ко ра́зумъ человѣ́ка мно́гъ [е́сть] на не́мъ,

я́ко нѣ́сть вѣ́дящаго, что́ бу́дущее: зане́ я́коже бу́детъ, кто́ возвѣсти́тъ ему́?

Нѣ́сть человѣ́ка владу́щаго ду́хомъ, е́же возбрани́ти ду́ху: и нѣ́сть владу́щаго въ де́нь сме́рти, и нѣ́сть посла́ въ де́нь бра́ни: и не спасе́тъ нече́стiе су́щаго въ не́мъ.

И все́ сiе́ ви́дѣхъ, и вда́хъ се́рдце мое́ во все́ сотворе́нiе, е́же сотворе́но е́сть подъ со́лнцемъ, вся́, во ели́кихъ облада́нъ е́сть человѣ́къ надъ человѣ́комъ, е́же озло́бити его́.

И тогда́ ви́дѣхъ нечести́выя во гро́бы внесе́ны, и от свята́го: и идо́ша и похвале́ни бы́ша во гра́дѣ, я́ко си́це сотвори́ша. И сiе́ суета́.

Я́ко нѣ́сть прерѣка́нiя быва́ющаго творя́щымъ лука́вое вско́рѣ: сего́ ра́ди увѣ́рися се́рдце сыно́въ человѣ́ческихъ въ ни́хъ, е́же сотвори́ти лука́вое.

И́же согрѣши́, сотвори́лъ е́сть лука́вое, отто́лѣ, и от долготы́ и́хъ: и́бо и вѣ́мъ а́зъ, я́ко е́сть бла́го боя́щымся Бо́га, да боя́тся от лица́ его́,

и не бу́детъ бла́го нечести́вому, и не продолжи́тъ дні́й въ сѣ́ни, и́же нѣ́сть боя́йся от лица́ Бо́жiя.

Е́сть суета́, я́же сотворе́на е́сть на земли́: я́ко су́ть пра́веднiи, на ни́хже постиза́етъ я́ко творе́нiе нечести́выхъ, и су́ть нечести́вiи, на ни́хже постиза́етъ я́ко творе́нiе пра́ведныхъ. Рѣ́хъ, я́ко и сiе́ суета́.

И похвали́хъ а́зъ весе́лiе, я́ко нѣ́сть бла́го человѣ́ку подъ со́лнцемъ, но то́кмо е́же я́сти и пи́ти и е́же весели́тися: и то́ прибы́токъ ему́ въ трудѣ́ его́ во дне́хъ живота́ его́, и́хже да́лъ е́сть ему́ Бо́гъ подъ со́лнцемъ.

Въ ни́хже да́хъ се́рдце мое́, е́же разумѣ́ти му́дрость и е́же вѣ́дѣти попече́нiе сотворе́ное на земли́: я́ко и во дни́ и въ нощи́ сна́ во о́чiю свое́ю нѣ́сть ви́дяй.

И ви́дѣхъ вся́ творе́нiя Бо́жiя, я́ко не мо́жетъ человѣ́къ изобрѣсти́ творе́нiе сотворе́ное подъ со́лнцемъ: ели́ка а́ще потруди́тся человѣ́къ обрѣсти́, и не обря́щетъ: и ели́ка а́ще рече́тъ му́дрый уразумѣ́ти, не возмо́жетъ обрѣсти́. Тѣ́мже все́ сiе́ вда́хъ въ се́рдце мое́, и се́рдце мое́ все́ сiе́ ви́дѣ.

Я́ко пра́веднiи и му́дрiи и дѣ́ланiя и́хъ въ руцѣ́ Бо́жiей, и любве́ же и не́нависти нѣ́сть вѣ́дяй человѣ́къ: вся́ предъ лице́мъ и́хъ, суета́ во всѣ́хъ.

Слу́чай еди́нъ пра́ведному и нечести́вому, благо́му и зло́му, и чи́стому и нечи́стому, и жру́щему и не жру́щему: я́коже благі́й, та́ко согрѣша́яй, я́коже клены́йся, та́ко боя́йся кля́твы.

Сiе́ лука́во во вся́цѣмъ сотворе́номъ подъ со́лнцемъ, я́ко слу́чай еди́нъ всѣ́мъ: и се́рдце сыно́въ человѣ́ческихъ испо́лнися лука́вствiя, и пре́лесть въ сердца́хъ и́хъ и въ животѣ́ и́хъ, и по си́хъ къ ме́ртвымъ.

Поне́же кто́ е́сть, и́же приобща́ется ко всѣ́мъ живы́мъ? Е́сть наде́жда, я́ко пе́съ живы́й, то́й бла́гъ па́че льва́ ме́ртва.

Поне́же живі́и разумѣ́ютъ, я́ко у́мрутъ, ме́ртвiи же не су́ть вѣ́дущiи ничто́же: и ктому́ нѣ́сть и́мъ мзды́, я́ко забве́на е́сть па́мять и́хъ,

и любо́вь и́хъ и не́нависть и́хъ и рве́нiе и́хъ уже́ поги́бе, и ча́сти нѣ́сть и́мъ ктому́ во вѣ́ки во вся́цѣмъ творе́нiи подъ со́лнцемъ.

Прiиди́, я́ждь въ весе́лiи хлѣ́бъ тво́й и пі́й во бла́зѣ се́рдцы вино́ твое́, я́ко уже́ уго́дна Бо́гу творе́нiя твоя́.

Во вся́ко вре́мя да бу́дутъ ри́зы твоя́ бѣ́лы, и еле́й на главѣ́ твое́й да не оскудѣ́етъ.

И ви́ждь житiе́ съ жено́ю, ю́же возлюби́лъ еси́, во вся́ дни́ живота́ ю́ности твоея́, да́нныя ти́ подъ со́лнцемъ, вся́ дни́ су́етствiя твоего́: я́ко сiе́ ча́сть твоя́ въ животѣ́ твое́мъ и въ трудѣ́ твое́мъ, и́мже ты́ труди́шися подъ со́лнцемъ.

Вся́, ели́ка а́ще обря́щетъ рука́ твоя́ сотвори́ти, я́коже си́ла твоя́, сотвори́: зане́ нѣ́сть сотворе́нiе и помышле́нiе и ра́зумъ и му́дрость во а́дѣ, а́може ты́ и́деши та́мо.

Обрати́хся и ви́дѣхъ подъ со́лнцемъ, я́ко ни ле́гкимъ тече́нiе, ниже́ си́льнымъ бра́нь, ниже́ самому́ му́дрому хлѣ́бъ, ниже́ разу́мнымъ бога́тство, ниже́ вѣ́дущымъ благода́ть: я́ко вре́мя и слу́чай случи́тся всѣ́мъ си́мъ.

Я́ко у́бо не разумѣ́ человѣ́къ вре́мене своего́: я́коже ры́бы уловля́емы во мре́жи злѣ́, и а́ки пти́цы уловля́емы въ сѣ́ти: я́коже сiя́, уловля́ются сы́нове человѣ́честiи во вре́мя лука́во, егда́ нападе́тъ на ня́ внеза́пу.

И сiе́ ви́дѣхъ, му́дрость подъ со́лнцемъ, и вели́ка е́сть во мнѣ́:

гра́дъ ма́лъ, и муже́й въ не́мъ ма́ло, и прiи́детъ на́нь ца́рь вели́къ и о́крестъ обля́жетъ его́, и содѣ́лаетъ на него́ остро́ги ве́лiя,

и обря́щетъ въ не́мъ му́жа ни́щаго му́дра, и се́й спасе́тъ гра́дъ му́дростiю свое́ю, и человѣ́къ не воспомяну́ му́жа ни́щаго о́наго.

И рѣ́хъ а́зъ: блага́ му́дрость па́че си́лы, и му́дрость ни́щаго уничиже́на, и словеса́ его́ не су́ть послу́шаема.

Словеса́ му́дрыхъ въ поко́и слы́шатся, па́че кли́ча облада́ющихъ въ безу́мiи.

Блага́ му́дрость па́че ору́дiй ра́тныхъ: и согрѣша́яй еди́нъ погуби́тъ благосты́ню мно́гу.

Му́хи уме́ршыя згноя́ютъ еле́а сла́дость: че́стно ма́лое му́дрости па́че сла́вы вели́ки безу́мiя.

Се́рдце му́драго одесну́ю его́, се́рдце же безу́мнаго ошу́юю его́:

и въ пу́ть егда́ безу́мный и́детъ, се́рдце его́ лиша́ется, и я́же помышля́етъ, вся́ безу́мiе су́ть.

А́ще ду́хъ владѣ́ющаго взы́детъ на тя́, мѣ́ста твоего́ не оста́ви: я́ко изцѣле́нiе утоли́тъ грѣхи́ вели́ки.

Е́сть лука́вство, е́же ви́дѣхъ подъ со́лнцемъ, а́ки нево́льно изы́де от лица́ владѣ́ющаго:

вда́нъ безу́мный въ высоты́ вели́ки, а бога́тiи во смире́нныхъ ся́дутъ:

ви́дѣхъ рабо́въ на ко́нехъ, и князе́й иду́щихъ я́ко рабо́въ на земли́.

Копа́яй я́му впаде́тъ въ ню́, и разоря́ющаго огра́ду угры́знетъ его́ змі́й.

Изъе́мляй ка́менiе поболи́тъ от ни́хъ, разсѣца́яй дрова́ бѣду́ прiи́метъ въ ни́хъ:

а́ще спаде́тъ сѣ́чиво, и са́мъ лице́мъ смяте́тся: и си́лы укрѣпи́тъ, и изоби́лiе му́жу му́дрость.

А́ще угры́знетъ змі́й не въ шептѣ́, и нѣ́сть изли́шества обава́ющему.

Словеса́ у́стъ прему́драго благода́ть, устнѣ́ же безу́мнаго потопя́тъ его́:

нача́ло слове́съ у́стъ его́ безу́мiе, и послѣ́дняя у́стъ его́ пре́лесть лука́ва.

Безу́мный умножа́етъ словеса́: не разумѣ́ человѣ́къ, что́ бы́вшее и что́ бу́дущее, что́ созади́ его́, [и] кто́ возвѣсти́тъ ему́?

Тру́дъ безу́мныхъ озло́битъ и́хъ, и́же не разумѣ́ ити́ во гра́дъ.

Го́ре тебѣ́, гра́де, въ не́мже ца́рь тво́й ю́нъ, и кня́зи твои́ ра́но ядя́тъ.

Блаже́нна ты́, земле́, ея́же ца́рь тво́й сы́нъ свобо́дныхъ, и кня́зи твои́ во вре́мя ядя́тъ въ си́лѣ и не постыдя́тся.

Въ лѣ́ностехъ смири́тся стро́пъ, и въ пра́зднествѣ ру́къ прока́плетъ хра́мина.

Во смѣ́хъ творя́тъ хлѣ́бъ и вино́ и еле́й, е́же весели́тися живу́щымъ: и сребра́ со смире́нiемъ послу́шаютъ вся́ческая.

И въ со́вѣсти у́бо твое́й не клени́ царя́, и въ клѣ́ти ло́жницы твоея́ не клени́ бога́таго: я́ко пти́ца небе́сная донесе́тъ гла́съ тво́й, и имѣ́яй крилѣ́ возвѣсти́тъ сло́во твое́.

Посли́ хлѣ́бъ тво́й на лице́ воды́, я́ко во мно́жествѣ дні́й обря́щеши его́.

Да́ждь ча́сть седми́мъ и осми́мъ, я́ко не вѣ́си, что́ бу́детъ лука́во на земли́.

А́ще испо́лнятся о́блацы дождя́, на зе́млю излива́ютъ: и а́ще паде́тъ дре́во на ю́гъ, и а́ще на сѣ́веръ, на мѣ́стѣ, идѣ́же паде́тъ дре́во, та́мо бу́детъ.

Блюды́й вѣ́тра не сѣ́етъ, и сматря́яй во о́блацѣхъ не по́жнетъ.

Въ ни́хже нѣ́сть вѣ́дый, кі́и пу́ть ду́ха, я́коже ко́сти во чре́вѣ ражда́ющiя: та́ко не уразумѣ́еши дѣ́лъ Бо́жiихъ, ели́ка сотвори́тъ вся́ческая.

Въ зау́трiи сѣ́й сѣ́мя твое́, и въ ве́черъ да не оставля́етъ рука́ твоя́: я́ко не вѣ́си, ко́е произы́детъ сiе́ или́ о́но, и а́ще обоя́ вку́пѣ блага́я.

И сла́дко свѣ́тъ, и бла́го очи́ма зрѣ́ти со́лнце:

я́ко а́ще и мно́га лѣ́та поживе́тъ человѣ́къ, и о всѣ́хъ си́хъ возвесели́тся, и помяне́тъ дни́ тмы́, я́ко мно́зи бу́дутъ: все́ гряду́щее суета́.

Весели́ся, ю́ноше, во ю́ности твое́й, и да ублажи́тъ тя́ се́рдце твое́ во дне́хъ ю́ности твоея́, и ходи́ въ путе́хъ се́рдца твоего́ непоро́ченъ и не въ видѣ́нiи о́чiю твое́ю: и разумѣ́й, я́ко о всѣ́хъ си́хъ приведе́тъ тя́ Бо́гъ на су́дъ:

и отста́ви я́рость от се́рдца твоего́, и отри́ни лука́вство от пло́ти твоея́: я́ко ю́ность и безу́мiе суета́.

И помяни́ сотво́ршаго тя́ во дне́хъ ю́ности твоея́, до́ндеже не прiи́дутъ дні́е зло́бы твоея́, и приспѣ́ютъ лѣ́та, въ ни́хже рече́ши: нѣ́сть ми́ въ ни́хъ хотѣ́нiя:

до́ндеже не поме́ркнетъ со́лнце и свѣ́тъ, и луна́ и звѣ́зды, и обратя́тся о́блацы созади́ дождя́:

въ де́нь, въ о́ньже подви́гнутся стра́жiе до́му, и развратя́тся му́жiе си́лы, и упраздня́тся ме́лющiи, я́ко ума́лишася, и помрача́тся зря́щiи во сква́жнехъ:

и затворя́тъ две́ри на то́ржищи, въ не́мощи гла́са ме́лющiя, и воста́нетъ на гла́съ пти́цы, и смиря́тся вся́ дще́ри пѣ́сни:

и на высоту́ у́зрятъ, и у́жасъ на пути́, и процвѣте́тъ Амигда́лъ, и отолстѣ́ютъ пру́зiе, и разруши́тся каппари́съ: я́ко отъи́де человѣ́къ въ до́мъ вѣ́ка своего́, и обыдо́ша на то́ржищи пла́чущiи:

до́ндеже не преврати́тся у́же сре́бряное, и не сокруши́тся повя́зка злата́я, и сокруши́тся водоно́съ у исто́чника, и сло́мится колесо́ въ ко́лiи.

И возврати́тся пе́рсть въ зе́млю, я́коже бѣ́, и ду́хъ возврати́тся къ Бо́гу, и́же даде́ его́.

Суета́ су́етствiй, рече́ екклесiа́стъ, вся́ческая суета́.

И ли́шшее, я́ко бы́сть екклесiа́стъ му́дръ, и я́ко научи́ ра́зуму человѣ́ка: и у́хо изслѣ́дитъ красоту́ при́тчей.

Мно́го взыска́ екклесiа́стъ, е́же обрѣсти́ словеса́ хотѣ́нiя, и напи́саное пра́вости, словеса́ и́стины.

Словеса́ му́дрыхъ я́коже остны́ воло́вiи и я́коже гво́здiе вонзе́но, и́же от сложе́нiй да́ни бы́ша от па́стыря еди́наго.

И мно́жае от ни́хъ, сы́не мо́й, храни́ся: твори́ти кни́ги мно́ги нѣ́сть конца́, и уче́нiе мно́гое тру́дъ пло́ти.

Коне́цъ сло́ва, все́ слу́шай: Бо́га бо́йся и за́повѣди его́ храни́, я́ко сiе́ вся́къ человѣ́къ:

я́ко все́ творе́нiе приведе́тъ Бо́гъ на су́дъ о вся́цѣмъ погрѣше́нiи, а́ще бла́го и а́ще лука́во.

Греческий [Greek (Koine)]

Языки

ῥήματα ᾿Εκκλησιαστοῦ υἱοῦ Δαυιδ βασιλέως Ισραηλ ἐν Ιερουσαλημ

ματαιότης ματαιοτήτων εἶπεν ὁ ᾿Εκκλησιαστής ματαιότης ματαιοτήτων τὰ πάντα ματαιότης

τίς περισσεία τῷ ἀνθρώπῳ ἐν παντὶ μόχθῳ αὐτοῦ ᾧ μοχθεῖ ὑπὸ τὸν ἥλιον

γενεὰ πορεύεται καὶ γενεὰ ἔρχεται καὶ ἡ γῆ εἰς τὸν αἰῶνα ἕστηκεν

καὶ ἀνατέλλει ὁ ἥλιος καὶ δύνει ὁ ἥλιος καὶ εἰς τὸν τόπον αὐτοῦ ἕλκει

ἀνατέλλων αὐτὸς ἐκεῖ πορεύεται πρὸς νότον καὶ κυκλοῖ πρὸς βορρᾶν κυκλοῖ κυκλῶν πορεύεται τὸ πνεῦμα καὶ ἐπὶ κύκλους αὐτοῦ ἐπιστρέφει τὸ πνεῦμα

πάντες οἱ χείμαρροι πορεύονται εἰς τὴν θάλασσαν καὶ ἡ θάλασσα οὐκ ἔσται ἐμπιμπλαμένη εἰς τόπον οὗ οἱ χείμαρροι πορεύονται ἐκεῖ αὐτοὶ ἐπιστρέφουσιν τοῦ πορευθῆναι

πάντες οἱ λόγοι ἔγκοποι οὐ δυνήσεται ἀνὴρ τοῦ λαλεῖν καὶ οὐκ ἐμπλησθήσεται ὀφθαλμὸς τοῦ ὁρᾶν καὶ οὐ πληρωθήσεται οὖς ἀπὸ ἀκροάσεως

τί τὸ γεγονός αὐτὸ τὸ γενησόμενον καὶ τί τὸ πεποιημένον αὐτὸ τὸ ποιηθησόμενον καὶ οὐκ ἔστιν πᾶν πρόσφατον ὑπὸ τὸν ἥλιον

ὃς λαλήσει καὶ ἐρεῖ ἰδὲ τοῦτο καινόν ἐστιν ἤδη γέγονεν ἐν τοῖς αἰῶσιν τοῖς γενομένοις ἀπὸ ἔμπροσθεν ἡμῶν

οὐκ ἔστιν μνήμη τοῖς πρώτοις καί γε τοῖς ἐσχάτοις γενομένοις οὐκ ἔσται αὐτοῖς μνήμη μετὰ τῶν γενησομένων εἰς τὴν ἐσχάτην

ἐγὼ ᾿Εκκλησιαστὴς ἐγενόμην βασιλεὺς ἐπὶ Ισραηλ ἐν Ιερουσαλημ

καὶ ἔδωκα τὴν καρδίαν μου τοῦ ἐκζητῆσαι καὶ τοῦ κατασκέψασθαι ἐν τῇ σοφίᾳ περὶ πάντων τῶν γινομένων ὑπὸ τὸν οὐρανόν ὅτι περισπασμὸν πονηρὸν ἔδωκεν ὁ θεὸς τοῖς υἱοῖς τοῦ ἀνθρώπου τοῦ περισπᾶσθαι ἐν αὐτῷ

εἶδον σὺν πάντα τὰ ποιήματα τὰ πεποιημένα ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ ἰδοὺ τὰ πάντα ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

διεστραμμένον οὐ δυνήσεται τοῦ ἐπικοσμηθῆναι καὶ ὑστέρημα οὐ δυνήσεται τοῦ ἀριθμηθῆναι

ἐλάλησα ἐγὼ ἐν καρδίᾳ μου τῷ λέγειν ἐγὼ ἰδοὺ ἐμεγαλύνθην καὶ προσέθηκα σοφίαν ἐπὶ πᾶσιν οἳ ἐγένοντο ἔμπροσθέν μου ἐν Ιερουσαλημ καὶ καρδία μου εἶδεν πολλά σοφίαν καὶ γνῶσιν

καὶ ἔδωκα καρδίαν μου τοῦ γνῶναι σοφίαν καὶ γνῶσιν παραβολὰς καὶ ἐπιστήμην ἔγνων ὅτι καί γε τοῦτ᾿ ἔστιν προαίρεσις πνεύματος

ὅτι ἐν πλήθει σοφίας πλῆθος γνώσεως καὶ ὁ προστιθεὶς γνῶσιν προσθήσει ἄλγημα

εἶπον ἐγὼ ἐν καρδίᾳ μου δεῦρο δὴ πειράσω σε ἐν εὐφροσύνῃ καὶ ἰδὲ ἐν ἀγαθῷ καὶ ἰδοὺ καί γε τοῦτο ματαιότης

τῷ γέλωτι εἶπα περιφορὰν καὶ τῇ εὐφροσύνῃ τί τοῦτο ποιεῖς

κατεσκεψάμην ἐν καρδίᾳ μου τοῦ ἑλκύσαι εἰς οἶνον τὴν σάρκα μου καὶ καρδία μου ὡδήγησεν ἐν σοφίᾳ καὶ τοῦ κρατῆσαι ἐπ᾿ ἀφροσύνῃ ἕως οὗ ἴδω ποῖον τὸ ἀγαθὸν τοῖς υἱοῖς τοῦ ἀνθρώπου ὃ ποιήσουσιν ὑπὸ τὸν ἥλιον ἀριθμὸν ἡμερῶν ζωῆς αὐτῶν

ἐμεγάλυνα ποίημά μου ᾠκοδόμησά μοι οἴκους ἐφύτευσά μοι ἀμπελῶνας

ἐποίησά μοι κήπους καὶ παραδείσους καὶ ἐφύτευσα ἐν αὐτοῖς ξύλον πᾶν καρποῦ

ἐποίησά μοι κολυμβήθρας ὑδάτων τοῦ ποτίσαι ἀπ᾿ αὐτῶν δρυμὸν βλαστῶντα ξύλα

ἐκτησάμην δούλους καὶ παιδίσκας καὶ οἰκογενεῖς ἐγένοντό μοι καί γε κτῆσις βουκολίου καὶ ποιμνίου πολλὴ ἐγένετό μοι ὑπὲρ πάντας τοὺς γενομένους ἔμπροσθέν μου ἐν Ιερουσαλημ

συνήγαγόν μοι καί γε ἀργύριον καὶ χρυσίον καὶ περιουσιασμοὺς βασιλέων καὶ τῶν χωρῶν ἐποίησά μοι ᾄδοντας καὶ ᾀδούσας καὶ ἐντρυφήματα υἱῶν τοῦ ἀνθρώπου οἰνοχόον καὶ οἰνοχόας

καὶ ἐμεγαλύνθην καὶ προσέθηκα παρὰ πάντας τοὺς γενομένους ἔμπροσθέν μου ἐν Ιερουσαλημ καί γε σοφία μου ἐστάθη μοι

καὶ πᾶν ὃ ᾔτησαν οἱ ὀφθαλμοί μου οὐχ ὑφεῖλον ἀπ᾿ αὐτῶν οὐκ ἀπεκώλυσα τὴν καρδίαν μου ἀπὸ πάσης εὐφροσύνης ὅτι καρδία μου εὐφράνθη ἐν παντὶ μόχθῳ μου καὶ τοῦτο ἐγένετο μερίς μου ἀπὸ παντὸς μόχθου μου

καὶ ἐπέβλεψα ἐγὼ ἐν πᾶσιν ποιήμασίν μου οἷς ἐποίησαν αἱ χεῖρές μου καὶ ἐν μόχθῳ ᾧ ἐμόχθησα τοῦ ποιεῖν καὶ ἰδοὺ τὰ πάντα ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος καὶ οὐκ ἔστιν περισσεία ὑπὸ τὸν ἥλιον

καὶ ἐπέβλεψα ἐγὼ τοῦ ἰδεῖν σοφίαν καὶ περιφορὰν καὶ ἀφροσύνην ὅτι τίς ὁ ἄνθρωπος ὃς ἐπελεύσεται ὀπίσω τῆς βουλῆς τὰ ὅσα ἐποίησεν αὐτήν

καὶ εἶδον ἐγὼ ὅτι ἔστιν περισσεία τῇ σοφίᾳ ὑπὲρ τὴν ἀφροσύνην ὡς περισσεία τοῦ φωτὸς ὑπὲρ τὸ σκότος

τοῦ σοφοῦ οἱ ὀφθαλμοὶ αὐτοῦ ἐν κεφαλῇ αὐτοῦ καὶ ὁ ἄφρων ἐν σκότει πορεύεται καὶ ἔγνων καί γε ἐγὼ ὅτι συνάντημα ἓν συναντήσεται τοῖς πᾶσιν αὐτοῖς

καὶ εἶπα ἐγὼ ἐν καρδίᾳ μου ὡς συνάντημα τοῦ ἄφρονος καί γε ἐμοὶ συναντήσεταί μοι καὶ ἵνα τί ἐσοφισάμην ἐγὼ τότε περισσὸν ἐλάλησα ἐν καρδίᾳ μου διότι ἄφρων ἐκ περισσεύματος λαλεῖ ὅτι καί γε τοῦτο ματαιότης

ὅτι οὐκ ἔστιν μνήμη τοῦ σοφοῦ μετὰ τοῦ ἄφρονος εἰς αἰῶνα καθότι ἤδη αἱ ἡμέραι αἱ ἐρχόμεναι τὰ πάντα ἐπελήσθη καὶ πῶς ἀποθανεῖται ὁ σοφὸς μετὰ τοῦ ἄφρονος

καὶ ἐμίσησα σὺν τὴν ζωήν ὅτι πονηρὸν ἐπ᾿ ἐμὲ τὸ ποίημα τὸ πεποιημένον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι τὰ πάντα ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

καὶ ἐμίσησα ἐγὼ σὺν πάντα μόχθον μου ὃν ἐγὼ μοχθῶ ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι ἀφίω αὐτὸν τῷ ἀνθρώπῳ τῷ γινομένῳ μετ᾿ ἐμέ

καὶ τίς οἶδεν εἰ σοφὸς ἔσται ἢ ἄφρων καὶ ἐξουσιάζεται ἐν παντὶ μόχθῳ μου ᾧ ἐμόχθησα καὶ ᾧ ἐσοφισάμην ὑπὸ τὸν ἥλιον καί γε τοῦτο ματαιότης

καὶ ἐπέστρεψα ἐγὼ τοῦ ἀποτάξασθαι τῇ καρδίᾳ μου ἐπὶ παντὶ τῷ μόχθῳ ᾧ ἐμόχθησα ὑπὸ τὸν ἥλιον

ὅτι ἔστιν ἄνθρωπος οὗ μόχθος αὐτοῦ ἐν σοφίᾳ καὶ ἐν γνώσει καὶ ἐν ἀνδρείᾳ καὶ ἄνθρωπος ὃς οὐκ ἐμόχθησεν ἐν αὐτῷ δώσει αὐτῷ μερίδα αὐτοῦ καί γε τοῦτο ματαιότης καὶ πονηρία μεγάλη

ὅτι τί γίνεται τῷ ἀνθρώπῳ ἐν παντὶ μόχθῳ αὐτοῦ καὶ ἐν προαιρέσει καρδίας αὐτοῦ ᾧ αὐτὸς μοχθεῖ ὑπὸ τὸν ἥλιον

ὅτι πᾶσαι αἱ ἡμέραι αὐτοῦ ἀλγημάτων καὶ θυμοῦ περισπασμὸς αὐτοῦ καί γε ἐν νυκτὶ οὐ κοιμᾶται ἡ καρδία αὐτοῦ καί γε τοῦτο ματαιότης ἐστίν

οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν ἐν ἀνθρώπῳ ὃ φάγεται καὶ ὃ πίεται καὶ ὃ δείξει τῇ ψυχῇ αὐτοῦ ἀγαθὸν ἐν μόχθῳ αὐτοῦ καί γε τοῦτο εἶδον ἐγὼ ὅτι ἀπὸ χειρὸς τοῦ θεοῦ ἐστιν

ὅτι τίς φάγεται καὶ τίς φείσεται πάρεξ αὐτοῦ

ὅτι τῷ ἀνθρώπῳ τῷ ἀγαθῷ πρὸ προσώπου αὐτοῦ ἔδωκεν σοφίαν καὶ γνῶσιν καὶ εὐφροσύνην καὶ τῷ ἁμαρτάνοντι ἔδωκεν περισπασμὸν τοῦ προσθεῖναι καὶ τοῦ συναγαγεῖν τοῦ δοῦναι τῷ ἀγαθῷ πρὸ προσώπου τοῦ θεοῦ ὅτι καί γε τοῦτο ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

τοῖς πᾶσιν χρόνος καὶ καιρὸς τῷ παντὶ πράγματι ὑπὸ τὸν οὐρανόν

καιρὸς τοῦ τεκεῖν καὶ καιρὸς τοῦ ἀποθανεῖν καιρὸς τοῦ φυτεῦσαι καὶ καιρὸς τοῦ ἐκτῖλαι πεφυτευμένον

καιρὸς τοῦ ἀποκτεῖναι καὶ καιρὸς τοῦ ἰάσασθαι καιρὸς τοῦ καθελεῖν καὶ καιρὸς τοῦ οἰκοδομῆσαι

καιρὸς τοῦ κλαῦσαι καὶ καιρὸς τοῦ γελάσαι καιρὸς τοῦ κόψασθαι καὶ καιρὸς τοῦ ὀρχήσασθαι

καιρὸς τοῦ βαλεῖν λίθους καὶ καιρὸς τοῦ συναγαγεῖν λίθους καιρὸς τοῦ περιλαβεῖν καὶ καιρὸς τοῦ μακρυνθῆναι ἀπὸ περιλήμψεως

καιρὸς τοῦ ζητῆσαι καὶ καιρὸς τοῦ ἀπολέσαι καιρὸς τοῦ φυλάξαι καὶ καιρὸς τοῦ ἐκβαλεῖν

καιρὸς τοῦ ῥῆξαι καὶ καιρὸς τοῦ ῥάψαι καιρὸς τοῦ σιγᾶν καὶ καιρὸς τοῦ λαλεῖν

καιρὸς τοῦ φιλῆσαι καὶ καιρὸς τοῦ μισῆσαι καιρὸς πολέμου καὶ καιρὸς εἰρήνης

τίς περισσεία τοῦ ποιοῦντος ἐν οἷς αὐτὸς μοχθεῖ

εἶδον σὺν τὸν περισπασμόν ὃν ἔδωκεν ὁ θεὸς τοῖς υἱοῖς τοῦ ἀνθρώπου τοῦ περισπᾶσθαι ἐν αὐτῷ

σὺν τὰ πάντα ἐποίησεν καλὰ ἐν καιρῷ αὐτοῦ καί γε σὺν τὸν αἰῶνα ἔδωκεν ἐν καρδίᾳ αὐτῶν ὅπως μὴ εὕρῃ ὁ ἄνθρωπος τὸ ποίημα ὃ ἐποίησεν ὁ θεός ἀπ᾿ ἀρχῆς καὶ μέχρι τέλους

ἔγνων ὅτι οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν ἐν αὐτοῖς εἰ μὴ τοῦ εὐφρανθῆναι καὶ τοῦ ποιεῖν ἀγαθὸν ἐν ζωῇ αὐτοῦ

καί γε πᾶς ὁ ἄνθρωπος ὃς φάγεται καὶ πίεται καὶ ἴδῃ ἀγαθὸν ἐν παντὶ μόχθῳ αὐτοῦ δόμα θεοῦ ἐστιν

ἔγνων ὅτι πάντα ὅσα ἐποίησεν ὁ θεός αὐτὰ ἔσται εἰς τὸν αἰῶνα ἐπ᾿ αὐτῷ οὐκ ἔστιν προσθεῖναι καὶ ἀπ᾿ αὐτοῦ οὐκ ἔστιν ἀφελεῖν καὶ ὁ θεὸς ἐποίησεν ἵνα φοβηθῶσιν ἀπὸ προσώπου αὐτοῦ

τὸ γενόμενον ἤδη ἐστίν καὶ ὅσα τοῦ γίνεσθαι ἤδη γέγονεν καὶ ὁ θεὸς ζητήσει τὸν διωκόμενον

καὶ ἔτι εἶδον ὑπὸ τὸν ἥλιον τόπον τῆς κρίσεως ἐκεῖ ὁ ἀσεβής καὶ τόπον τοῦ δικαίου ἐκεῖ ὁ ἀσεβής

εἶπα ἐγὼ ἐν καρδίᾳ μου σὺν τὸν δίκαιον καὶ σὺν τὸν ἀσεβῆ κρινεῖ ὁ θεός ὅτι καιρὸς τῷ παντὶ πράγματι καὶ ἐπὶ παντὶ τῷ ποιήματι

ἐκεῖ εἶπα ἐγὼ ἐν καρδίᾳ μου περὶ λαλιᾶς υἱῶν τοῦ ἀνθρώπου ὅτι διακρινεῖ αὐτοὺς ὁ θεός καὶ τοῦ δεῖξαι ὅτι αὐτοὶ κτήνη εἰσὶν καί γε αὐτοῖς

ὅτι συνάντημα υἱῶν τοῦ ἀνθρώπου καὶ συνάντημα τοῦ κτήνους συνάντημα ἓν αὐτοῖς ὡς ὁ θάνατος τούτου οὕτως ὁ θάνατος τούτου καὶ πνεῦμα ἓν τοῖς πᾶσιν καὶ τί ἐπερίσσευσεν ὁ ἄνθρωπος παρὰ τὸ κτῆνος οὐδέν ὅτι τὰ πάντα ματαιότης

τὰ πάντα πορεύεται εἰς τόπον ἕνα τὰ πάντα ἐγένετο ἀπὸ τοῦ χοός καὶ τὰ πάντα ἐπιστρέφει εἰς τὸν χοῦν

καὶ τίς οἶδεν πνεῦμα υἱῶν τοῦ ἀνθρώπου εἰ ἀναβαίνει αὐτὸ εἰς ἄνω καὶ πνεῦμα τοῦ κτήνους εἰ καταβαίνει αὐτὸ κάτω εἰς γῆν

καὶ εἶδον ὅτι οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν εἰ μὴ ὃ εὐφρανθήσεται ὁ ἄνθρωπος ἐν ποιήμασιν αὐτοῦ ὅτι αὐτὸ μερὶς αὐτοῦ ὅτι τίς ἄξει αὐτὸν τοῦ ἰδεῖν ἐν ᾧ ἐὰν γένηται μετ᾿ αὐτόν

καὶ ἐπέστρεψα ἐγὼ καὶ εἶδον σὺν πάσας τὰς συκοφαντίας τὰς γινομένας ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ ἰδοὺ δάκρυον τῶν συκοφαντουμένων καὶ οὐκ ἔστιν αὐτοῖς παρακαλῶν καὶ ἀπὸ χειρὸς συκοφαντούντων αὐτοὺς ἰσχύς καὶ οὐκ ἔστιν αὐτοῖς παρακαλῶν

καὶ ἐπῄνεσα ἐγὼ σὺν τοὺς τεθνηκότας τοὺς ἤδη ἀποθανόντας ὑπὲρ τοὺς ζῶντας ὅσοι αὐτοὶ ζῶσιν ἕως τοῦ νῦν

καὶ ἀγαθὸς ὑπὲρ τοὺς δύο τούτους ὅστις οὔπω ἐγένετο ὃς οὐκ εἶδεν σὺν τὸ ποίημα τὸ πονηρὸν τὸ πεποιημένον ὑπὸ τὸν ἥλιον

καὶ εἶδον ἐγὼ σὺν πάντα τὸν μόχθον καὶ σὺν πᾶσαν ἀνδρείαν τοῦ ποιήματος ὅτι αὐτὸ ζῆλος ἀνδρὸς ἀπὸ τοῦ ἑταίρου αὐτοῦ καί γε τοῦτο ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

ὁ ἄφρων περιέλαβεν τὰς χεῖρας αὐτοῦ καὶ ἔφαγεν τὰς σάρκας αὐτοῦ

ἀγαθὸν πλήρωμα δρακὸς ἀναπαύσεως ὑπὲρ πλήρωμα δύο δρακῶν μόχθου καὶ προαιρέσεως πνεύματος

καὶ ἐπέστρεψα ἐγὼ καὶ εἶδον ματαιότητα ὑπὸ τὸν ἥλιον

ἔστιν εἷς καὶ οὐκ ἔστιν δεύτερος καί γε υἱὸς καὶ ἀδελφὸς οὐκ ἔστιν αὐτῷ καὶ οὐκ ἔστιν περασμὸς τῷ παντὶ μόχθῳ αὐτοῦ καί γε ὀφθαλμὸς αὐτοῦ οὐκ ἐμπίπλαται πλούτου καὶ τίνι ἐγὼ μοχθῶ καὶ στερίσκω τὴν ψυχήν μου ἀπὸ ἀγαθωσύνης καί γε τοῦτο ματαιότης καὶ περισπασμὸς πονηρός ἐστιν

ἀγαθοὶ οἱ δύο ὑπὲρ τὸν ἕνα οἷς ἔστιν αὐτοῖς μισθὸς ἀγαθὸς ἐν μόχθῳ αὐτῶν

ὅτι ἐὰν πέσωσιν ὁ εἷς ἐγερεῖ τὸν μέτοχον αὐτοῦ καὶ οὐαὶ αὐτῷ τῷ ἑνί ὅταν πέσῃ καὶ μὴ ᾖ δεύτερος τοῦ ἐγεῖραι αὐτόν

καί γε ἐὰν κοιμηθῶσιν δύο καὶ θέρμη αὐτοῖς καὶ ὁ εἷς πῶς θερμανθῇ

καὶ ἐὰν ἐπικραταιωθῇ ὁ εἷς οἱ δύο στήσονται κατέναντι αὐτοῦ καὶ τὸ σπαρτίον τὸ ἔντριτον οὐ ταχέως ἀπορραγήσεται

ἀγαθὸς παῖς πένης καὶ σοφὸς ὑπὲρ βασιλέα πρεσβύτερον καὶ ἄφρονα ὃς οὐκ ἔγνω τοῦ προσέχειν ἔτι

ὅτι ἐξ οἴκου τῶν δεσμίων ἐξελεύσεται τοῦ βασιλεῦσαι ὅτι καί γε ἐν βασιλείᾳ αὐτοῦ ἐγεννήθη πένης

εἶδον σὺν πάντας τοὺς ζῶντας τοὺς περιπατοῦντας ὑπὸ τὸν ἥλιον μετὰ τοῦ νεανίσκου τοῦ δευτέρου ὃς στήσεται ἀντ᾿ αὐτοῦ

οὐκ ἔστιν περασμὸς τῷ παντὶ λαῷ τοῖς πᾶσιν ὅσοι ἐγένοντο ἔμπροσθεν αὐτῶν καί γε οἱ ἔσχατοι οὐκ εὐφρανθήσονται ἐν αὐτῷ ὅτι καί γε τοῦτο ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

φύλαξον πόδα σου ἐν ᾧ ἐὰν πορεύῃ εἰς οἶκον τοῦ θεοῦ καὶ ἐγγὺς τοῦ ἀκούειν ὑπὲρ δόμα τῶν ἀφρόνων θυσία σου ὅτι οὔκ εἰσιν εἰδότες τοῦ ποιῆσαι κακόν

μὴ σπεῦδε ἐπὶ στόματί σου καὶ καρδία σου μὴ ταχυνάτω τοῦ ἐξενέγκαι λόγον πρὸ προσώπου τοῦ θεοῦ ὅτι ὁ θεὸς ἐν τῷ οὐρανῷ καὶ σὺ ἐπὶ τῆς γῆς ἐπὶ τούτῳ ἔστωσαν οἱ λόγοι σου ὀλίγοι

ὅτι παραγίνεται ἐνύπνιον ἐν πλήθει περισπασμοῦ καὶ φωνὴ ἄφρονος ἐν πλήθει λόγων

καθὼς ἂν εὔξῃ εὐχὴν τῷ θεῷ μὴ χρονίσῃς τοῦ ἀποδοῦναι αὐτήν ὅτι οὐκ ἔστιν θέλημα ἐν ἄφροσιν σὺν ὅσα ἐὰν εὔξῃ ἀπόδος

ἀγαθὸν τὸ μὴ εὔξασθαί σε ἢ τὸ εὔξασθαί σε καὶ μὴ ἀποδοῦναι

μὴ δῷς τὸ στόμα σου τοῦ ἐξαμαρτῆσαι τὴν σάρκα σου καὶ μὴ εἴπῃς πρὸ προσώπου τοῦ θεοῦ ὅτι ἄγνοιά ἐστιν ἵνα μὴ ὀργισθῇ ὁ θεὸς ἐπὶ φωνῇ σου καὶ διαφθείρῃ τὰ ποιήματα χειρῶν σου

ὅτι ἐν πλήθει ἐνυπνίων καὶ ματαιότητες καὶ λόγοι πολλοί ὅτι σὺν τὸν θεὸν φοβοῦ

ἐὰν συκοφαντίαν πένητος καὶ ἁρπαγὴν κρίματος καὶ δικαιοσύνης ἴδῃς ἐν χώρᾳ μὴ θαυμάσῃς ἐπὶ τῷ πράγματι ὅτι ὑψηλὸς ἐπάνω ὑψηλοῦ φυλάξαι καὶ ὑψηλοὶ ἐπ᾿ αὐτούς

καὶ περισσεία γῆς ἐν παντί ἐστι βασιλεὺς τοῦ ἀγροῦ εἰργασμένου

ἀγαπῶν ἀργύριον οὐ πλησθήσεται ἀργυρίου καὶ τίς ἠγάπησεν ἐν πλήθει αὐτῶν γένημα καί γε τοῦτο ματαιότης

ἐν πλήθει τῆς ἀγαθωσύνης ἐπληθύνθησαν ἔσθοντες αὐτήν καὶ τί ἀνδρεία τῷ παρ᾿ αὐτῆς ὅτι ἀλλ᾿ ἢ τοῦ ὁρᾶν ὀφθαλμοῖς αὐτοῦ

γλυκὺς ὕπνος τοῦ δούλου εἰ ὀλίγον καὶ εἰ πολὺ φάγεται καὶ τῷ ἐμπλησθέντι τοῦ πλουτῆσαι οὐκ ἔστιν ἀφίων αὐτὸν τοῦ ὑπνῶσαι

ἔστιν ἀρρωστία ἣν εἶδον ὑπὸ τὸν ἥλιον πλοῦτον φυλασσόμενον τῷ παρ᾿ αὐτοῦ εἰς κακίαν αὐτοῦ

καὶ ἀπολεῖται ὁ πλοῦτος ἐκεῖνος ἐν περισπασμῷ πονηρῷ καὶ ἐγέννησεν υἱόν καὶ οὐκ ἔστιν ἐν χειρὶ αὐτοῦ οὐδέν

καθὼς ἐξῆλθεν ἀπὸ γαστρὸς μητρὸς αὐτοῦ γυμνός ἐπιστρέψει τοῦ πορευθῆναι ὡς ἥκει καὶ οὐδὲν οὐ λήμψσεται ἐν μόχθῳ αὐτοῦ ἵνα πορευθῇ ἐν χειρὶ αὐτοῦ

καί γε τοῦτο πονηρὰ ἀρρωστία ὥσπερ γὰρ παρεγένετο οὕτως καὶ ἀπελεύσεται καὶ τίς περισσεία αὐτῷ ᾗ μοχθεῖ εἰς ἄνεμον

καί γε πᾶσαι αἱ ἡμέραι αὐτοῦ ἐν σκότει καὶ πένθει καὶ θυμῷ πολλῷ καὶ ἀρρωστίᾳ καὶ χόλῳ

ἰδοὺ ὃ εἶδον ἐγὼ ἀγαθόν ὅ ἐστιν καλόν τοῦ φαγεῖν καὶ τοῦ πιεῖν καὶ τοῦ ἰδεῖν ἀγαθωσύνην ἐν παντὶ μόχθῳ αὐτοῦ ᾧ ἐὰν μοχθῇ ὑπὸ τὸν ἥλιον ἀριθμὸν ἡμερῶν ζωῆς αὐτοῦ ὧν ἔδωκεν αὐτῷ ὁ θεός ὅτι αὐτὸ μερὶς αὐτοῦ

καί γε πᾶς ὁ ἄνθρωπος ᾧ ἔδωκεν αὐτῷ ὁ θεὸς πλοῦτον καὶ ὑπάρχοντα καὶ ἐξουσίασεν αὐτὸν τοῦ φαγεῖν ἀπ᾿ αὐτοῦ καὶ τοῦ λαβεῖν τὸ μέρος αὐτοῦ καὶ τοῦ εὐφρανθῆναι ἐν μόχθῳ αὐτοῦ τοῦτο δόμα θεοῦ ἐστιν

ὅτι οὐ πολλὰ μνησθήσεται τὰς ἡμέρας τῆς ζωῆς αὐτοῦ ὅτι ὁ θεὸς περισπᾷ αὐτὸν ἐν εὐφροσύνῃ καρδίας αὐτοῦ

ἔστιν πονηρία ἣν εἶδον ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ πολλή ἐστιν ἐπὶ τὸν ἄνθρωπον

ἀνήρ ᾧ δώσει αὐτῷ ὁ θεὸς πλοῦτον καὶ ὑπάρχοντα καὶ δόξαν καὶ οὐκ ἔστιν ὑστερῶν τῇ ψυχῇ αὐτοῦ ἀπὸ πάντων ὧν ἐπιθυμήσει καὶ οὐκ ἐξουσιάσει αὐτῷ ὁ θεὸς τοῦ φαγεῖν ἀπ᾿ αὐτοῦ ὅτι ἀνὴρ ξένος φάγεται αὐτόν τοῦτο ματαιότης καὶ ἀρρωστία πονηρά ἐστιν

ἐὰν γεννήσῃ ἀνὴρ ἑκατὸν καὶ ἔτη πολλὰ ζήσεται καὶ πλῆθος ὅ τι ἔσονται ἡμέραι ἐτῶν αὐτοῦ καὶ ψυχὴ αὐτοῦ οὐκ ἐμπλησθήσεται ἀπὸ τῆς ἀγαθωσύνης καί γε ταφὴ οὐκ ἐγένετο αὐτῷ εἶπα ἀγαθὸν ὑπὲρ αὐτὸν τὸ ἔκτρωμα

ὅτι ἐν ματαιότητι ἦλθεν καὶ ἐν σκότει πορεύεται καὶ ἐν σκότει ὄνομα αὐτοῦ καλυφθήσεται

καί γε ἥλιον οὐκ εἶδεν καὶ οὐκ ἔγνω ἀνάπαυσις τούτῳ ὑπὲρ τοῦτον

καὶ εἰ ἔζησεν χιλίων ἐτῶν καθόδους καὶ ἀγαθωσύνην οὐκ εἶδεν μὴ οὐκ εἰς τόπον ἕνα τὰ πάντα πορεύεται

πᾶς μόχθος τοῦ ἀνθρώπου εἰς στόμα αὐτοῦ καί γε ἡ ψυχὴ οὐ πληρωθήσεται

ὅτι τίς περισσεία τῷ σοφῷ ὑπὲρ τὸν ἄφρονα διότι ὁ πένης οἶδεν πορευθῆναι κατέναντι τῆς ζωῆς

ἀγαθὸν ὅραμα ὀφθαλμῶν ὑπὲρ πορευόμενον ψυχῇ καί γε τοῦτο ματαιότης καὶ προαίρεσις πνεύματος

εἴ τι ἐγένετο ἤδη κέκληται ὄνομα αὐτοῦ καὶ ἐγνώσθη ὅ ἐστιν ἄνθρωπος καὶ οὐ δυνήσεται τοῦ κριθῆναι μετὰ τοῦ ἰσχυροῦ ὑπὲρ αὐτόν

ὅτι εἰσὶν λόγοι πολλοὶ πληθύνοντες ματαιότητα τί περισσὸν τῷ ἀνθρώπῳ

ὅτι τίς οἶδεν τί ἀγαθὸν τῷ ἀνθρώπῳ ἐν τῇ ζωῇ ἀριθμὸν ἡμερῶν ζωῆς ματαιότητος αὐτοῦ καὶ ἐποίησεν αὐτὰς ἐν σκιᾷ ὅτι τίς ἀπαγγελεῖ τῷ ἀνθρώπῳ τί ἔσται ὀπίσω αὐτοῦ ὑπὸ τὸν ἥλιον

ἀγαθὸν ὄνομα ὑπὲρ ἔλαιον ἀγαθὸν καὶ ἡμέρα τοῦ θανάτου ὑπὲρ ἡμέραν γενέσεως αὐτοῦ

ἀγαθὸν πορευθῆναι εἰς οἶκον πένθους ἢ ὅτι πορευθῆναι εἰς οἶκον πότου καθότι τοῦτο τέλος παντὸς τοῦ ἀνθρώπου καὶ ὁ ζῶν δώσει εἰς καρδίαν αὐτοῦ

ἀγαθὸν θυμὸς ὑπὲρ γέλωτα ὅτι ἐν κακίᾳ προσώπου ἀγαθυνθήσεται καρδία

καρδία σοφῶν ἐν οἴκῳ πένθους καὶ καρδία ἀφρόνων ἐν οἴκῳ εὐφροσύνης

ἀγαθὸν τὸ ἀκοῦσαι ἐπιτίμησιν σοφοῦ ὑπὲρ ἄνδρα ἀκούοντα ᾆσμα ἀφρόνων

ὅτι ὡς φωνὴ τῶν ἀκανθῶν ὑπὸ τὸν λέβητα οὕτως γέλως τῶν ἀφρόνων καί γε τοῦτο ματαιότης

ὅτι ἡ συκοφαντία περιφέρει σοφὸν καὶ ἀπόλλυσι τὴν καρδίαν εὐτονίας αὐτοῦ

ἀγαθὴ ἐσχάτη λόγων ὑπὲρ ἀρχὴν αὐτοῦ ἀγαθὸν μακρόθυμος ὑπὲρ ὑψηλὸν πνεύματι

μὴ σπεύσῃς ἐν πνεύματί σου τοῦ θυμοῦσθαι ὅτι θυμὸς ἐν κόλπῳ ἀφρόνων ἀναπαύσεται

μὴ εἴπῃς τί ἐγένετο ὅτι αἱ ἡμέραι αἱ πρότεραι ἦσαν ἀγαθαὶ ὑπὲρ ταύτας ὅτι οὐκ ἐν σοφίᾳ ἐπηρώτησας περὶ τούτου

ἀγαθὴ σοφία μετὰ κληροδοσίας καὶ περισσεία τοῖς θεωροῦσιν τὸν ἥλιον

ὅτι ἐν σκιᾷ αὐτῆς ἡ σοφία ὡς σκιὰ τοῦ ἀργυρίου καὶ περισσεία γνώσεως τῆς σοφίας ζωοποιήσει τὸν παρ᾿ αὐτῆς

ἰδὲ τὰ ποιήματα τοῦ θεοῦ ὅτι τίς δυνήσεται τοῦ κοσμῆσαι ὃν ἂν ὁ θεὸς διαστρέψῃ αὐτόν

ἐν ἡμέρᾳ ἀγαθωσύνης ζῆθι ἐν ἀγαθῷ καὶ ἐν ἡμέρᾳ κακίας ἰδέ καί γε σὺν τοῦτο σύμφωνον τούτῳ ἐποίησεν ὁ θεὸς περὶ λαλιᾶς ἵνα μὴ εὕρῃ ὁ ἄνθρωπος ὀπίσω αὐτοῦ μηδέν

σὺν τὰ πάντα εἶδον ἐν ἡμέραις ματαιότητός μου ἔστιν δίκαιος ἀπολλύμενος ἐν δικαίῳ αὐτοῦ καὶ ἔστιν ἀσεβὴς μένων ἐν κακίᾳ αὐτοῦ

μὴ γίνου δίκαιος πολὺ καὶ μὴ σοφίζου περισσά μήποτε ἐκπλαγῇς

μὴ ἀσεβήσῃς πολὺ καὶ μὴ γίνου σκληρός ἵνα μὴ ἀποθάνῃς ἐν οὐ καιρῷ σου

ἀγαθὸν τὸ ἀντέχεσθαί σε ἐν τούτῳ καί γε ἀπὸ τούτου μὴ ἀνῇς τὴν χεῖρά σου ὅτι φοβούμενος τὸν θεὸν ἐξελεύσεται τὰ πάντα

ἡ σοφία βοηθήσει τῷ σοφῷ ὑπὲρ δέκα ἐξουσιάζοντας τοὺς ὄντας ἐν τῇ πόλει

ὅτι ἄνθρωπος οὐκ ἔστιν δίκαιος ἐν τῇ γῇ ὃς ποιήσει ἀγαθὸν καὶ οὐχ ἁμαρτήσεται

καί γε εἰς πάντας τοὺς λόγους οὓς λαλήσουσιν μὴ θῇς καρδίαν σου ὅπως μὴ ἀκούσῃς τοῦ δούλου σου καταρωμένου σε

ὅτι πλειστάκις πονηρεύσεταί σε καὶ καθόδους πολλὰς κακώσει καρδίαν σου ὅπως καί γε σὺ κατηράσω ἑτέρους

πάντα ταῦτα ἐπείρασα ἐν τῇ σοφίᾳ εἶπα σοφισθήσομαι

καὶ αὐτὴ ἐμακρύνθη ἀπ᾿ ἐμοῦ μακρὰν ὑπὲρ ὃ ἦν καὶ βαθὺ βάθος τίς εὑρήσει αὐτό

ἐκύκλωσα ἐγώ καὶ ἡ καρδία μου τοῦ γνῶναι καὶ τοῦ κατασκέψασθαι καὶ ζητῆσαι σοφίαν καὶ ψῆφον καὶ τοῦ γνῶναι ἀσεβοῦς ἀφροσύνην καὶ σκληρίαν καὶ περιφοράν

καὶ εὑρίσκω ἐγὼ πικρότερον ὑπὲρ θάνατον σὺν τὴν γυναῖκα ἥτις ἐστὶν θηρεύματα καὶ σαγῆναι καρδία αὐτῆς δεσμοὶ χεῖρες αὐτῆς ἀγαθὸς πρὸ προσώπου τοῦ θεοῦ ἐξαιρεθήσεται ἀπ᾿ αὐτῆς καὶ ἁμαρτάνων συλλημφθήσεται ἐν αὐτῇ

ἰδὲ τοῦτο εὗρον εἶπεν ὁ ᾿Εκκλησιαστής μία τῇ μιᾷ τοῦ εὑρεῖν λογισμόν

ὃν ἔτι ἐζήτησεν ἡ ψυχή μου καὶ οὐχ εὗρον ἄνθρωπον ἕνα ἀπὸ χιλίων εὗρον καὶ γυναῖκα ἐν πᾶσι τούτοις οὐχ εὗρον

πλὴν ἰδὲ τοῦτο εὗρον ὃ ἐποίησεν ὁ θεὸς σὺν τὸν ἄνθρωπον εὐθῆ καὶ αὐτοὶ ἐζήτησαν λογισμοὺς πολλούς

τίς οἶδεν σοφούς καὶ τίς οἶδεν λύσιν ῥήματος σοφία ἀνθρώπου φωτιεῖ πρόσωπον αὐτοῦ καὶ ἀναιδὴς προσώπῳ αὐτοῦ μισηθήσεται

στόμα βασιλέως φύλαξον καὶ περὶ λόγου ὅρκου θεοῦ μὴ σπουδάσῃς

ἀπὸ προσώπου αὐτοῦ πορεύσῃ μὴ στῇς ἐν λόγῳ πονηρῷ ὅτι πᾶν ὃ ἐὰν θελήσῃ ποιήσει

καθὼς λαλεῖ βασιλεὺς ἐξουσιάζων καὶ τίς ἐρεῖ αὐτῷ τί ποιήσεις

ὁ φυλάσσων ἐντολὴν οὐ γνώσεται ῥῆμα πονηρόν καὶ καιρὸν κρίσεως γινώσκει καρδία σοφοῦ

ὅτι παντὶ πράγματι ἔστιν καιρὸς καὶ κρίσις ὅτι γνῶσις τοῦ ἀνθρώπου πολλὴ ἐπ᾿ αὐτόν

ὅτι οὐκ ἔστιν γινώσκων τί τὸ ἐσόμενον ὅτι καθὼς ἔσται τίς ἀναγγελεῖ αὐτῷ

οὐκ ἔστιν ἄνθρωπος ἐξουσιάζων ἐν πνεύματι τοῦ κωλῦσαι σὺν τὸ πνεῦμα καὶ οὐκ ἔστιν ἐξουσία ἐν ἡμέρᾳ τοῦ θανάτου καὶ οὐκ ἔστιν ἀποστολὴ ἐν τῷ πολέμῳ καὶ οὐ διασώσει ἀσέβεια τὸν παρ᾿ αὐτῆς

καὶ σὺν πᾶν τοῦτο εἶδον καὶ ἔδωκα τὴν καρδίαν μου εἰς πᾶν ποίημα ὃ πεποίηται ὑπὸ τὸν ἥλιον τὰ ὅσα ἐξουσιάσατο ὁ ἄνθρωπος ἐν ἀνθρώπῳ τοῦ κακῶσαι αὐτόν

καὶ τότε εἶδον ἀσεβεῖς εἰς τάφους εἰσαχθέντας καὶ ἐκ τόπου ἁγίου ἐπορεύθησαν καὶ ἐπῃνέθησαν ἐν τῇ πόλει ὅτι οὕτως ἐποίησαν καί γε τοῦτο ματαιότης

ὅτι οὐκ ἔστιν γινομένη ἀντίρρησις ἀπὸ τῶν ποιούντων τὸ πονηρὸν ταχύ διὰ τοῦτο ἐπληροφορήθη καρδία υἱῶν τοῦ ἀνθρώπου ἐν αὐτοῖς τοῦ ποιῆσαι τὸ πονηρόν

ὃς ἥμαρτεν ἐποίησεν τὸ πονηρὸν ἀπὸ τότε καὶ ἀπὸ μακρότητος αὐτῷ ὅτι καί γε γινώσκω ἐγὼ ὅτι ἔσται ἀγαθὸν τοῖς φοβουμένοις τὸν θεόν ὅπως φοβῶνται ἀπὸ προσώπου αὐτοῦ

καὶ ἀγαθὸν οὐκ ἔσται τῷ ἀσεβεῖ καὶ οὐ μακρυνεῖ ἡμέρας ἐν σκιᾷ ὃς οὐκ ἔστιν φοβούμενος ἀπὸ προσώπου τοῦ θεοῦ

ἔστιν ματαιότης ἣ πεποίηται ἐπὶ τῆς γῆς ὅτι εἰσὶ δίκαιοι ὅτι φθάνει πρὸς αὐτοὺς ὡς ποίημα τῶν ἀσεβῶν καὶ εἰσὶν ἀσεβεῖς ὅτι φθάνει πρὸς αὐτοὺς ὡς ποίημα τῶν δικαίων εἶπα ὅτι καί γε τοῦτο ματαιότης

καὶ ἐπῄνεσα ἐγὼ σὺν τὴν εὐφροσύνην ὅτι οὐκ ἔστιν ἀγαθὸν τῷ ἀνθρώπῳ ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι εἰ μὴ τοῦ φαγεῖν καὶ τοῦ πιεῖν καὶ τοῦ εὐφρανθῆναι καὶ αὐτὸ συμπροσέσται αὐτῷ ἐν μόχθῳ αὐτοῦ ἡμέρας ζωῆς αὐτοῦ ὅσας ἔδωκεν αὐτῷ ὁ θεὸς ὑπὸ τὸν ἥλιον

ἐν οἷς ἔδωκα τὴν καρδίαν μου τοῦ γνῶναι σοφίαν καὶ τοῦ ἰδεῖν τὸν περισπασμὸν τὸν πεποιημένον ἐπὶ τῆς γῆς ὅτι καί γε ἐν ἡμέρᾳ καὶ ἐν νυκτὶ ὕπνον ἐν ὀφθαλμοῖς αὐτοῦ οὐκ ἔστιν βλέπων

καὶ εἶδον σὺν πάντα τὰ ποιήματα τοῦ θεοῦ ὅτι οὐ δυνήσεται ἄνθρωπος τοῦ εὑρεῖν σὺν τὸ ποίημα τὸ πεποιημένον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅσα ἂν μοχθήσῃ ὁ ἄνθρωπος τοῦ ζητῆσαι καὶ οὐχ εὑρήσει καί γε ὅσα ἂν εἴπῃ ὁ σοφὸς τοῦ γνῶναι οὐ δυνήσεται τοῦ εὑρεῖν

ὅτι σὺν πᾶν τοῦτο ἔδωκα εἰς καρδίαν μου καὶ καρδία μου σὺν πᾶν εἶδεν τοῦτο ὡς οἱ δίκαιοι καὶ οἱ σοφοὶ καὶ ἐργασίαι αὐτῶν ἐν χειρὶ τοῦ θεοῦ καί γε ἀγάπην καί γε μῖσος οὐκ ἔστιν εἰδὼς ὁ ἄνθρωπος τὰ πάντα πρὸ προσώπου αὐτῶν

ματαιότης ἐν τοῖς πᾶσιν συνάντημα ἓν τῷ δικαίῳ καὶ τῷ ἀσεβεῖ τῷ ἀγαθῷ καὶ τῷ κακῷ καὶ τῷ καθαρῷ καὶ τῷ ἀκαθάρτῳ καὶ τῷ θυσιάζοντι καὶ τῷ μὴ θυσιάζοντι ὡς ὁ ἀγαθός ὧς ὁ ἁμαρτάνων ὧς ὁ ὀμνύων καθὼς ὁ τὸν ὅρκον φοβούμενος

τοῦτο πονηρὸν ἐν παντὶ πεποιημένῳ ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι συνάντημα ἓν τοῖς πᾶσιν καί γε καρδία υἱῶν τοῦ ἀνθρώπου ἐπληρώθη πονηροῦ καὶ περιφέρεια ἐν καρδίᾳ αὐτῶν ἐν ζωῇ αὐτῶν καὶ ὀπίσω αὐτῶν πρὸς τοὺς νεκρούς

ὅτι τίς ὃς κοινωνεῖ πρὸς πάντας τοὺς ζῶντας ἔστιν ἐλπίς ὅτι ὁ κύων ὁ ζῶν αὐτὸς ἀγαθὸς ὑπὲρ τὸν λέοντα τὸν νεκρόν

ὅτι οἱ ζῶντες γνώσονται ὅτι ἀποθανοῦνται καὶ οἱ νεκροὶ οὔκ εἰσιν γινώσκοντες οὐδέν καὶ οὐκ ἔστιν αὐτοῖς ἔτι μισθός ὅτι ἐπελήσθη ἡ μνήμη αὐτῶν

καί γε ἀγάπη αὐτῶν καί γε μῖσος αὐτῶν καί γε ζῆλος αὐτῶν ἤδη ἀπώλετο καὶ μερὶς οὐκ ἔστιν αὐτοῖς ἔτι εἰς αἰῶνα ἐν παντὶ τῷ πεποιημένῳ ὑπὸ τὸν ἥλιον

δεῦρο φάγε ἐν εὐφροσύνῃ ἄρτον σου καὶ πίε ἐν καρδίᾳ ἀγαθῇ οἶνόν σου ὅτι ἤδη εὐδόκησεν ὁ θεὸς τὰ ποιήματά σου

ἐν παντὶ καιρῷ ἔστωσαν ἱμάτιά σου λευκά καὶ ἔλαιον ἐπὶ κεφαλήν σου μὴ ὑστερησάτω

ἰδὲ ζωὴν μετὰ γυναικός ἧς ἠγάπησας πάσας ἡμέρας ζωῆς ματαιότητός σου τὰς δοθείσας σοι ὑπὸ τὸν ἥλιον πάσας ἡμέρας ματαιότητός σου ὅτι αὐτὸ μερίς σου ἐν τῇ ζωῇ σου καὶ ἐν τῷ μόχθῳ σου ᾧ σὺ μοχθεῖς ὑπὸ τὸν ἥλιον

πάντα ὅσα ἂν εὕρῃ ἡ χείρ σου τοῦ ποιῆσαι ὡς ἡ δύναμίς σου ποίησον ὅτι οὐκ ἔστιν ποίημα καὶ λογισμὸς καὶ γνῶσις καὶ σοφία ἐν ᾅδῃ ὅπου σὺ πορεύῃ ἐκεῖ

ἐπέστρεψα καὶ εἶδον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὅτι οὐ τοῖς κούφοις ὁ δρόμος καὶ οὐ τοῖς δυνατοῖς ὁ πόλεμος καί γε οὐ τοῖς σοφοῖς ἄρτος καί γε οὐ τοῖς συνετοῖς πλοῦτος καί γε οὐ τοῖς γινώσκουσιν χάρις ὅτι καιρὸς καὶ ἀπάντημα συναντήσεται τοῖς πᾶσιν αὐτοῖς

ὅτι καί γε οὐκ ἔγνω ὁ ἄνθρωπος τὸν καιρὸν αὐτοῦ ὡς οἱ ἰχθύες οἱ θηρευόμενοι ἐν ἀμφιβλήστρῳ κακῷ καὶ ὡς ὄρνεα τὰ θηρευόμενα ἐν παγίδι ὡς αὐτὰ παγιδεύονται οἱ υἱοὶ τοῦ ἀνθρώπου εἰς καιρὸν πονηρόν ὅταν ἐπιπέσῃ ἐπ᾿ αὐτοὺς ἄφνω

καί γε τοῦτο εἶδον σοφίαν ὑπὸ τὸν ἥλιον καὶ μεγάλη ἐστὶν πρός με

πόλις μικρὰ καὶ ἄνδρες ἐν αὐτῇ ὀλίγοι καὶ ἔλθῃ ἐπ᾿ αὐτὴν βασιλεὺς μέγας καὶ κυκλώσῃ αὐτὴν καὶ οἰκοδομήσῃ ἐπ᾿ αὐτὴν χάρακας μεγάλους

καὶ εὕρῃ ἐν αὐτῇ ἄνδρα πένητα σοφόν καὶ διασώσει αὐτὸς τὴν πόλιν ἐν τῇ σοφίᾳ αὐτοῦ καὶ ἄνθρωπος οὐκ ἐμνήσθη σὺν τοῦ ἀνδρὸς τοῦ πένητος ἐκείνου

καὶ εἶπα ἐγώ ἀγαθὴ σοφία ὑπὲρ δύναμιν καὶ σοφία τοῦ πένητος ἐξουδενωμένη καὶ λόγοι αὐτοῦ οὔκ εἰσιν ἀκουόμενοι

λόγοι σοφῶν ἐν ἀναπαύσει ἀκούονται ὑπὲρ κραυγὴν ἐξουσιαζόντων ἐν ἀφροσύναις

ἀγαθὴ σοφία ὑπὲρ σκεύη πολέμου καὶ ἁμαρτάνων εἷς ἀπολέσει ἀγαθωσύνην πολλήν

μυῖαι θανατοῦσαι σαπριοῦσιν σκευασίαν ἐλαίου ἡδύσματος τίμιον ὀλίγον σοφίας ὑπὲρ δόξαν ἀφροσύνης μεγάλης

καρδία σοφοῦ εἰς δεξιὸν αὐτοῦ καὶ καρδία ἄφρονος εἰς ἀριστερὸν αὐτοῦ

καί γε ἐν ὁδῷ ὅταν ἄφρων πορεύηται καρδία αὐτοῦ ὑστερήσει καὶ ἃ λογιεῖται πάντα ἀφροσύνη ἐστίν

ἐὰν πνεῦμα τοῦ ἐξουσιάζοντος ἀναβῇ ἐπὶ σέ τόπον σου μὴ ἀφῇς ὅτι ἴαμα καταπαύσει ἁμαρτίας μεγάλας

ἔστιν πονηρία ἣν εἶδον ὑπὸ τὸν ἥλιον ὡς ἀκούσιον ὃ ἐξῆλθεν ἀπὸ προσώπου τοῦ ἐξουσιάζοντος

ἐδόθη ὁ ἄφρων ἐν ὕψεσι μεγάλοις καὶ πλούσιοι ἐν ταπεινῷ καθήσονται

εἶδον δούλους ἐφ᾿ ἵππους καὶ ἄρχοντας πορευομένους ὡς δούλους ἐπὶ τῆς γῆς

ὁ ὀρύσσων βόθρον ἐν αὐτῷ ἐμπεσεῖται καὶ καθαιροῦντα φραγμόν δήξεται αὐτὸν ὄφις

ἐξαίρων λίθους διαπονηθήσεται ἐν αὐτοῖς σχίζων ξύλα κινδυνεύσει ἐν αὐτοῖς

ἐὰν ἐκπέσῃ τὸ σιδήριον καὶ αὐτὸς πρόσωπον ἐτάραξεν καὶ δυνάμεις δυναμώσει καὶ περισσεία τοῦ ἀνδρείου σοφία

ἐὰν δάκῃ ὁ ὄφις ἐν οὐ ψιθυρισμῷ καὶ οὐκ ἔστιν περισσεία τῷ ἐπᾴδοντι

λόγοι στόματος σοφοῦ χάρις καὶ χείλη ἄφρονος καταποντιοῦσιν αὐτόν

ἀρχὴ λόγων στόματος αὐτοῦ ἀφροσόνη καὶ ἐσχάτη στόματος αὐτοῦ περιφέρεια πονηρά

καὶ ὁ ἄφρων πληθύνει λόγους οὐκ ἔγνω ὁ ἄνθρωπος τί τὸ γενόμενον καὶ τί τὸ ἐσόμενον ὀπίσω αὐτοῦ τίς ἀναγγελεῖ αὐτῷ

μόχθος τῶν ἀφρόνων κοπώσει αὐτούς ὃς οὐκ ἔγνω τοῦ πορευθῆναι εἰς πόλιν

οὐαί σοι πόλις ἧς ὁ βασιλεύς σου νεώτερος καὶ οἱ ἄρχοντές σου ἐν πρωίᾳ ἐσθίουσιν

μακαρία σύ γῆ ἧς ὁ βασιλεύς σου υἱὸς ἐλευθέρων καὶ οἱ ἄρχοντές σου πρὸς καιρὸν φάγονται ἐν δυνάμει καὶ οὐκ αἰσχυνθήσονται

ἐν ὀκνηρίαις ταπεινωθήσεται ἡ δόκωσις καὶ ἐν ἀργίᾳ χειρῶν στάξει ἡ οἰκία

εἰς γέλωτα ποιοῦσιν ἄρτον καὶ οἶνος εὐφραίνει ζῶντας καὶ τοῦ ἀργυρίου ἐπακούσεται σὺν τὰ πάντα

καί γε ἐν συνειδήσει σου βασιλέα μὴ καταράσῃ καὶ ἐν ταμιείοις κοιτώνων σου μὴ καταράσῃ πλούσιον ὅτι πετεινὸν τοῦ οὐρανοῦ ἀποίσει σὺν τὴν φωνήν καὶ ὁ ἔχων τὰς πτέρυγας ἀπαγγελεῖ λόγον

ἀπόστειλον τὸν ἄρτον σου ἐπὶ πρόσωπον τοῦ ὕδατος ὅτι ἐν πλήθει τῶν ἡμερῶν εὑρήσεις αὐτόν

δὸς μερίδα τοῖς ἑπτὰ καί γε τοῖς ὀκτώ ὅτι οὐ γινώσκεις τί ἔσται πονηρὸν ἐπὶ τὴν γῆν

ἐὰν πληρωθῶσιν τὰ νέφη ὑετοῦ ἐπὶ τὴν γῆν ἐκχέουσιν καὶ ἐὰν πέσῃ ξύλον ἐν τῷ νότῳ καὶ ἐὰν ἐν τῷ βορρᾷ τόπῳ οὗ πεσεῖται τὸ ξύλον ἐκεῖ ἔσται

τηρῶν ἄνεμον οὐ σπερεῖ καὶ βλέπων ἐν ταῖς νεφέλαις οὐ θερίσει

ἐν οἷς οὐκ ἔστιν γινώσκων τίς ἡ ὁδὸς τοῦ πνεύματος ὡς ὀστᾶ ἐν γαστρὶ τῆς κυοφορούσης οὕτως οὐ γνώσῃ τὰ ποιήματα τοῦ θεοῦ ὅσα ποιήσει σὺν τὰ πάντα

ἐν πρωίᾳ σπεῖρον τὸ σπέρμα σου καὶ εἰς ἑσπέραν μὴ ἀφέτω ἡ χείρ σου ὅτι οὐ γινώσκεις ποῖον στοιχήσει ἢ τοῦτο ἢ τοῦτο καὶ ἐὰν τὰ δύο ἐπὶ τὸ αὐτὸ ἀγαθά

καὶ γλυκὺ τὸ φῶς καὶ ἀγαθὸν τοῖς ὀφθαλμοῖς τοῦ βλέπειν σὺν τὸν ἥλιον

ὅτι καὶ ἐὰν ἔτη πολλὰ ζήσεται ὁ ἄνθρωπος ἐν πᾶσιν αὐτοῖς εὐφρανθήσεται καὶ μνησθήσεται τὰς ἡμέρας τοῦ σκότους ὅτι πολλαὶ ἔσονται πᾶν τὸ ἐρχόμενον ματαιότης

εὐφραίνου νεανίσκε ἐν νεότητί σου καὶ ἀγαθυνάτω σε ἡ καρδία σου ἐν ἡμέραις νεότητός σου καὶ περιπάτει ἐν ὁδοῖς καρδίας σου καὶ ἐν ὁράσει ὀφθαλμῶν σου καὶ γνῶθι ὅτι ἐπὶ πᾶσι τούτοις ἄξει σε ὁ θεὸς ἐν κρίσει

καὶ ἀπόστησον θυμὸν ἀπὸ καρδίας σου καὶ παράγαγε πονηρίαν ἀπὸ σαρκός σου ὅτι ἡ νεότης καὶ ἡ ἄνοια ματαιότης

καὶ μνήσθητι τοῦ κτίσαντός σε ἐν ἡμέραις νεότητός σου ἕως ὅτου μὴ ἔλθωσιν ἡμέραι τῆς κακίας καὶ φθάσωσιν ἔτη ἐν οἷς ἐρεῖς οὐκ ἔστιν μοι ἐν αὐτοῖς θέλημα

ἕως οὗ μὴ σκοτισθῇ ὁ ἥλιος καὶ τὸ φῶς καὶ ἡ σελήνη καὶ οἱ ἀστέρες καὶ ἐπιστρέψωσιν τὰ νέφη ὀπίσω τοῦ ὑετοῦ

ἐν ἡμέρᾳ ᾗ ἐὰν σαλευθῶσιν φύλακες τῆς οἰκίας καὶ διαστραφῶσιν ἄνδρες τῆς δυνάμεως καὶ ἤργησαν αἱ ἀλήθουσαι ὅτι ὠλιγώθησαν καὶ σκοτάσουσιν αἱ βλέπουσαι ἐν ταῖς ὀπαῖς

καὶ κλείσουσιν θύρας ἐν ἀγορᾷ ἐν ἀσθενείᾳ φωνῆς τῆς ἀληθούσης καὶ ἀναστήσεται εἰς φωνὴν τοῦ στρουθίου καὶ ταπεινωθήσονται πᾶσαι αἱ θυγατέρες τοῦ ᾄσματος

καί γε ἀπὸ ὕψους ὄψονται καὶ θάμβοι ἐν τῇ ὁδῷ καὶ ἀνθήσῃ τὸ ἀμύγδαλον καὶ παχυνθῇ ἡ ἀκρίς καὶ διασκεδασθῇ ἡ κάππαρις ὅτι ἐπορεύθη ὁ ἄνθρωπος εἰς οἶκον αἰῶνος αὐτοῦ καὶ ἐκύκλωσαν ἐν ἀγορᾷ οἱ κοπτόμενοι

ἕως ὅτου μὴ ἀνατραπῇ σχοινίον τοῦ ἀργυρίου καὶ συνθλιβῇ ἀνθέμιον τοῦ χρυσίου καὶ συντριβῇ ὑδρία ἐπὶ τὴν πηγήν καὶ συντροχάσῃ ὁ τροχὸς ἐπὶ τὸν λάκκον

καὶ ἐπιστρέψῃ ὁ χοῦς ἐπὶ τὴν γῆν ὡς ἦν καὶ τὸ πνεῦμα ἐπιστρέψῃ πρὸς τὸν θεόν ὃς ἔδωκεν αὐτό

ματαιότης ματαιοτήτων εἶπεν ὁ ᾿Εκκλησιαστής τὰ πάντα ματαιότης

καὶ περισσὸν ὅτι ἐγένετο ᾿Εκκλησιαστὴς σοφός ἔτι ἐδίδαξεν γνῶσιν σὺν τὸν λαόν καὶ οὖς ἐξιχνιάσεται κόσμιον παραβολῶν

πολλὰ ἐζήτησεν ᾿Εκκλησιαστὴς τοῦ εὑρεῖν λόγους θελήματος καὶ γεγραμμένον εὐθύτητος λόγους ἀληθείας

λόγοι σοφῶν ὡς τὰ βούκεντρα καὶ ὡς ἧλοι πεφυτευμένοι οἳ παρὰ τῶν συναγμάτων ἐδόθησαν ἐκ ποιμένος ἑνὸς καὶ περισσὸν ἐξ αὐτῶν

υἱέ μου φύλαξαι ποιῆσαι βιβλία πολλά οὐκ ἔστιν περασμός καὶ μελέτη πολλὴ κόπωσις σαρκός

τέλος λόγου τὸ πᾶν ἀκούεται τὸν θεὸν φοβοῦ καὶ τὰς ἐντολὰς αὐτοῦ φύλασσε ὅτι τοῦτο πᾶς ὁ ἄνθρωπος

ὅτι σὺν πᾶν τὸ ποίημα ὁ θεὸς ἄξει ἐν κρίσει ἐν παντὶ παρεωραμένῳ ἐὰν ἀγαθὸν καὶ ἐὰν πονηρόν