1 Большой пир Артаксеркса в Сузах; 9 царица Астинь отказалась исполнить приказ царя и прийти на пир; 13 царь издал всеобщий указ, «чтобы всякий муж был господином в доме своем».

[Во второй год царствования Артаксеркса великого, в первый день месяца Нисана, сон видел Мардохей, сын Иаиров, Семеев, Кисеев, из колена Вениаминова, Иудеянин, живший в городе Сузах, человек великий, служивший при царском дворце. Он был из пленников, которых Навуходоносор, царь Вавилонский, взял в плен из Иерусалима с Иехониею, царем Иудейским. Сон же его такой: вот ужасный шум, гром и землетрясение и смятение на земле; и вот, вышли два больших змея, готовые драться друг с другом; и велик был вой их, и по вою их все народы приготовились к войне, чтобы поразить народ праведных; и вот - день тмы и мрака, скорбь и стеснение, страдание и смятение великое на земле; и смутился весь народ праведных, опасаясь бед себе, и приготовились они погибнуть и стали взывать к Господу; от вопля их произошла, как бы от малого источника, великая река с множеством воды; и воссиял свет и солнце, и вознеслись смиренные и истребили тщеславных.- Мардохей, пробудившись после этого сновидения, изображавшего, что Бог хотел совершить, содержал этот сон в сердце и желал уразуметь его во всех частях его, до ночи. И пребывал Мардохей во дворце вместе с Гавафою и Фаррою, двумя царскими евнухами, оберегавшими дворец, и услышал разговоры их и разведал замыслы их и узнал, что они готовятся наложить руки на царя Артаксеркса, и донес о них царю; а царь пытал этих двух евнухов, и, когда они сознались, были казнены. Царь записал это событие на память, и Мардохей записал об этом событии. И приказал царь Мардохею служить во дворце и дал ему подарки за это. При царе же был тогда знатен Аман, сын Амадафов, Вугеянин, и старался он причинить зло Мардохею и народу его за двух евнухов царских.]
И было [после сего] во дни Артаксеркса, - этот Артаксеркс царствовал над ста двадцатью семью областями от Индии и до Ефиопии, -

в то время, как царь Артаксеркс сел на царский престол свой, что в Сузах, городе престольном,

в третий год своего царствования он сделал пир для всех князей своих и для служащих при нем, для главных начальников войска Персидского и Мидийского и для правителей областей своих,

показывая великое богатство царства своего и отличный блеск величия своего в течение многих дней, ста восьмидесяти дней.

По окончании сих дней, сделал царь для народа своего, находившегося в престольном городе Сузах, от большого до малого, пир семидневный на садовом дворе дома царского.

Белые, бумажные и яхонтового цвета шерстяные ткани, прикрепленные виссонными и пурпуровыми шнурами, висели на серебряных кольцах и мраморных столбах.

Золотые и серебряные ложа были на помосте, устланном камнями зеленого цвета и мрамором, и перламутром, и камнями черного цвета.

Напитки подаваемы были в золотых сосудах и сосудах разнообразных, ценою в тридцать тысяч талантов; и вина царского было множество, по богатству царя. Питье шло чинно, никто не принуждал, потому что царь дал такое приказание всем управляющим в доме его, чтобы делали по воле каждого.

И царица Астинь сделала также пир для женщин в царском доме царя Артаксеркса.

В седьмой день, когда развеселилось сердце царя от вина, он сказал Мегуману, Бизфе, Харбоне, Бигфе и Авагфе, Зефару и Каркасу – семи евнухам, служившим пред лицем царя Артаксеркса,

чтобы они привели царицу Астинь пред лице царя в венце царском для того, чтобы показать народам и князьям красоту ее; потому что она была очень красива.

Но царица Астинь не захотела прийти по приказанию царя, объявленному чрез евнухов.

И разгневался царь сильно, и ярость его загорелась в нем. И сказал царь мудрецам, знающим прежние времена, – ибо дела царя делались пред всеми знающими закон и права́, –

приближенными же к нему тогда были: Каршена, Шефар, Адмафа, Фарсис, Мерес, Марсена, Мемухан – семь князей Персидских и Мидийских, которые могли видеть лице царя и сидели первыми в царстве:

как поступить по закону с царицею Астинь за то, что она не сделала по слову царя Артаксеркса, объявленному чрез евнухов?

И сказал Мемухан пред лицем царя и князей: не пред царем одним виновна царица Астинь, а пред всеми князьями и пред всеми народами, которые по всем областям царя Артаксеркса;

потому что поступок царицы дойдет до всех жен, и они будут пренебрегать мужьями своими и говорить: царь Артаксеркс велел привести царицу Астинь пред лице свое, а она не пошла.

Теперь княгини Персидские и Мидийские, которые услышат о поступке царицы, будут то же говорить всем князьям царя; и пренебрежения и огорчения будет довольно.

Если благоугодно царю, пусть выйдет от него царское постановление и впишется в законы Персидские и Мидийские и не отменяется, о том, что Астинь не будет входить пред лице царя Артаксеркса, а царское достоинство ее царь передаст другой, которая лучше ее.

Когда услышат о сем постановлении царя, которое разойдется по всему царству его, как оно ни велико, тогда все жены будут почитать мужей своих, от большого до малого.

И угодно было слово сие в глазах царя и князей; и сделал царь по слову Мемухана.

И послал во все области царя письма, писанные в каждую область письменами ее и к каждому народу на языке его, чтобы всякий муж был господином в доме своем, и чтобы это было объявлено каждому на природном языке его.

1 Молодые девицы приведены под надзор царского евнуха, чтобы одна заняла место царицы Астини; 5 Есфирь, после смерти её родителей, была на воспитании у родственника Мардохея; 8 Есфирь также взята в царский дом, не открывая своей национальности; 12 она становится наложницей царя; 16 царь полюбил Есфирь более всех других и сделал её царицей вместо Астини; 19 Мардохей узнал о заговоре против царя; он доносит об этом Есфири, а она царю.

После сего, когда утих гнев царя Артаксеркса, он вспомнил об Астинь и о том, что она сделала, и что было определено о ней.

И сказали отроки царя, служившие при нем: пусть бы поискали царю молодых красивых девиц,

и пусть бы назначил царь наблюдателей во все области своего царства, которые собрали бы всех молодых девиц, красивых видом, в престольный город Сузы, в дом жен под надзор Гегая, царского евнуха, стража жен, и пусть бы выдавали им притиранья [и прочее, что нужно];

и девица, которая понравится глазам царя, пусть будет царицею вместо Астинь. И угодно было слово это в глазах царя, и он так и сделал.

Был в Сузах, городе престольном, один Иудеянин, имя его Мардохей, сын Иаира, сын Семея, сын Киса, из колена Вениаминова.

Он был переселен из Иерусалима вместе с пленниками, выведенными с Иехониею, царем Иудейским, которых переселил Навуходоносор, царь Вавилонский.

И был он воспитателем Гадассы, – она же Есфирь, – дочери дяди его, так как не было у нее ни отца, ни матери. Девица эта была красива станом и пригожа лицем. И по смерти отца ее и матери ее, Мардохей взял ее к себе вместо дочери.

Когда объявлено было повеление царя и указ его, и когда собраны были многие девицы в престольный город Сузы под надзор Гегая, тогда взята была и Есфирь в царский дом под надзор Гегая, стража жен.

И понравилась эта девица глазам его и приобрела у него благоволение, и он поспешил выдать ей притиранья и все, назначенное на часть ее, и приставить к ней семь девиц, достойных быть при ней, из дома царского, и переместил ее и девиц ее в лучшее отделение женского дома.

Не сказывала Есфирь ни о народе своем, ни о родстве своем, потому что Мардохей дал ей приказание, чтобы она не сказывала.

И всякий день Мардохей приходил ко двору женского дома, чтобы наведываться о здоровье Есфири и о том, что делается с нею.

Когда наступало время каждой девице входить к царю Артаксерксу, после того, как в течение двенадцати месяцев выполнено было над нею все, определенное женщинам, – ибо столько времени продолжались дни притиранья их: шесть месяцев мирровым маслом и шесть месяцев ароматами и другими притираньями женскими, –

тогда девица входила к царю. Чего бы она ни потребовала, ей давали всё для выхода из женского дома в дом царя.

Вечером она входила и утром возвращалась в другой дом женский под надзор Шаазгаза, царского евнуха, стража наложниц; и уже не входила к царю, разве только царь пожелал бы ее, и она призывалась бы по имени.

Когда настало время Есфири, дочери Аминадава, дяди Мардохея, который взял ее к себе вместо дочери, – идти к царю, тогда она не просила ничего, кроме того, о чем сказал ей Гегай, евнух царский, страж жен. И приобрела Есфирь расположение к себе в глазах всех, видевших ее.

И взята была Есфирь к царю Артаксерксу, в царский дом его, в десятом месяце, то есть в месяце Тебефе, в седьмой год его царствования.

И полюбил царь Есфирь более всех жен, и она приобрела его благоволение и благорасположение более всех девиц; и он возложил царский венец на голову ее и сделал ее царицею на место Астинь.

И сделал царь большой пир для всех князей своих и для служащих при нем, – пир ради Есфири, и сделал льготу областям и роздал дары с царственною щедростью.

И когда во второй раз собраны были девицы, и Мардохей сидел у ворот царских,

Есфирь все еще не сказывала о родстве своем и о народе своем, как приказал ей Мардохей; а слово Мардохея Есфирь выполняла и теперь так же, как тогда, когда была у него на воспитании.

В это время, как Мардохей сидел у ворот царских, два царских евнуха, Гавафа и Фарра, оберегавшие порог, озлобились [за то, что предпочтен был Мардохей], и замышляли наложить руку на царя Артаксеркса.

Узнав о том, Мардохей сообщил царице Есфири, а Есфирь сказала царю от имени Мардохея.

Дело было исследовано и найдено верным, и их обоих повесили на дереве. И было вписано о благодеянии Мардохея в книгу дневных записей у царя.

1 Мардохей отказался поклониться Аману, хотя таков был приказ царя; Аман, узнав, что Мардохей был Иудеем, задумал уничтожить с ним всех Иудеев; 7 Аман получает разрешение царя, чтобы поразить всех Иудеев, как врагов царя; письма с печатью Артаксеркса отправлены во все области, с указанием дня для истребления Иудеев.

После сего возвеличил царь Артаксеркс Амана, сына Амадафа, Вугеянина, и вознес его, и поставил седалище его выше всех князей, которые у него;

и все служащие при царе, которые были у царских ворот, кланялись и падали ниц пред Аманом, ибо так приказал царь. А Мардохей не кланялся и не падал ниц.

И говорили служащие при царе, которые у царских ворот, Мардохею: зачем ты преступаешь повеление царское?

И как они говорили ему каждый день, а он не слушал их, то они донесли Аману, чтобы посмотреть, устоит ли в слове своем Мардохей, ибо он сообщил им, что он Иудеянин.

И когда увидел Аман, что Мардохей не кланяется и не падает ниц пред ним, то исполнился гнева Аман.

И показалось ему ничтожным наложить руку на одного Мардохея; но так как сказали ему, из какого народа Мардохей, то задумал Аман истребить всех Иудеев, которые были во всем царстве Артаксеркса, как народ Мардохеев.

[И сделал совет] в первый месяц, который есть месяц Нисан, в двенадцатый год царя Артаксеркса, и бросали пур, то есть жребий, пред лицем Амана изо дня в день и из месяца в месяц, [чтобы в один день погубить народ Мардохеев, и пал жребий] на двенадцатый месяц, то есть на месяц Адар.

И сказал Аман царю Артаксерксу: есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют; и царю не следует так оставлять их.

Если царю благоугодно, то пусть будет предписано истребить их, и десять тысяч талантов серебра я отвешу в руки приставников, чтобы внести в казну царскую.

Тогда снял царь перстень свой с руки своей и отдал его Аману, сыну Амадафа, Вугеянину, чтобы скрепить указ против Иудеев.

И сказал царь Аману: отдаю тебе это серебро и народ; поступи с ним, как тебе угодно.

И призваны были писцы царские в первый месяц, в тринадцатый день его, и написано было, как приказал Аман, к сатрапам царским и к начальствующим над каждою областью [от области Индийской до Ефиопии, над ста двадцатью семью областями], и к князьям у каждого народа, в каждую область письменами ее и к каждому народу на языке его: все было написано от имени царя Артаксеркса и скреплено царским перстнем.

И посланы были письма через гонцов во все области царя, чтобы убить, погубить и истребить всех Иудеев, малого и старого, детей и женщин в один день, в тринадцатый день двенадцатого месяца, то есть месяца Адара, и имение их разграбить. [Вот список с этого письма: великий царь Артаксеркс начальствующим от Индии до Ефиопии над ста двадцатью семью областями и подчиненным им наместникам. Царствуя над многими народами и властвуя над всею вселенною, я хотел, не превозносясь гордостью власти, но управляя всегда кротко и тихо, сделать жизнь подданных постоянно безмятежною и, соблюдая царство свое мирным и удобопроходимым до пределов его, восстановить желаемый для всех людей мир. Когда же я спросил советников, каким бы образом привести это в исполнение, то отличающийся у нас мудростью и пользующийся неизменным благоволением, и доказавший твердую верность, и получивший вторую честь по царе, Аман объяснил нам, что во всех племенах вселенной замешался один враждебный народ, по законам своим противный всякому народу, постоянно пренебрегающий царскими повелениями, дабы не благоустроялось безукоризненно совершаемое нами соуправление. Итак, узнав, что один только этот народ всегда противится всякому человеку, ведет образ жизни, чуждый законам, и, противясь нашим действиям, совершает величайшие злодеяния, чтобы царство наше не достигло благосостояния, мы повелели указанных вам в грамотах Амана, поставленного над делами и второго отца нашего, всех с женами и детьми всецело истребить вражескими мечами, без всякого сожаления и пощады, в тринадцатый день двенадцатого месяца Адара настоящего года, чтобы эти и прежде и теперь враждебные люди, быв в один день насильно низвергнуты в преисподнюю, не препятствовали нам в последующее время проводить жизнь мирно и безмятежно до конца.]

Список с указа отдать в каждую область как закон, объявляемый для всех народов, чтобы они были готовы к тому дню.

Гонцы отправились быстро с царским повелением. Объявлен был указ и в Сузах, престольном городе; и царь и Аман сидели и пили, а город Сузы был в смятении.

1 Мардохей и все Иудеи постятся и сетуют; 4 Есфирь узнает о причине вопля Иудеев, и Мардохей наказывает ей ходатайствовать пред царем за свой народ; 9 Есфирь извещает Мардохея, что под угрозой смерти запрещено входить к царю без приглашения; 13 ответ Мардохея.

Когда Мардохей узнал все, что делалось, разодрал одежды свои и возложил на себя вретище и пепел, и вышел на средину города и взывал с воплем великим и горьким: [истребляется народ ни в чем не повинный!]

И дошел до царских ворот [и остановился,] так как нельзя было входить в царские ворота во вретище [и с пеплом].

Равно и во всякой области и месте, куда только доходило повеление царя и указ его, было большое сетование у Иудеев, и пост, и плач, и вопль; вретище и пепел служили постелью для многих.

И пришли служанки Есфири и евнухи ее и рассказали ей, и сильно встревожилась царица. И послала одежды, чтобы Мардохей надел их и снял с себя вретище свое. Но он не принял.

Тогда позвала Есфирь Гафаха, одного из евнухов царя, которого он приставил к ней, и послала его к Мардохею узнать: что это и отчего это?

И пошел Гафах к Мардохею на городскую площадь, которая пред царскими воротами.

И рассказал ему Мардохей обо всем, что с ним случилось, и об определенном числе серебра, которое обещал Аман отвесить в казну царскую за Иудеев, чтобы истребить их;

и вручил ему список с указа, обнародованного в Сузах, об истреблении их, чтобы показать Есфири и дать ей знать обо всем; притом наказывал ей, чтобы она пошла к царю и молила его о помиловании и просила его за народ свой, [вспомнив дни смирения своего, когда она воспитывалась под рукою моею, потому что Аман, второй по царе, осудил нас на смерть, и чтобы призвала Господа и сказала о нас царю, да избавит нас от смерти].

И пришел Гафах и пересказал Есфири слова Мардохея.

И сказала Есфирь Гафаху и послала его сказать Мардохею:

все служащие при царе и народы в областях царских знают, что всякому, и мужчине и женщине, кто войдет к царю во внутренний двор, не быв позван, один суд – смерть; только тот, к кому прострет царь свой золотой скипетр, останется жив. А я не звана к царю вот уже тридцать дней.

И пересказали Мардохею слова Есфири.

И сказал Мардохей в ответ Есфири: не думай, что ты одна спасешься в доме царском из всех Иудеев.

Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придет для Иудеев из другого места, а ты и дом отца твоего погибнете. И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?

И сказала Есфирь в ответ Мардохею:

пойди, собери всех Иудеев, находящихся в Сузах, и поститесь ради меня, и не ешьте и не пейте три дня, ни днем, ни ночью, и я с служанками моими буду также поститься и потом пойду к царю, хотя это против закона, и если погибнуть – погибну.

И пошел Мардохей и сделал, как приказала ему Есфирь. [И молился он Господу, воспоминая все дела Господни, и говорил: Господи, Господи, Царю, Вседержителю! Все в Твоей власти, и нет противящегося Тебе, когда Ты захочешь спасти Израиля; Ты сотворил небо и землю и все дивное в поднебесной; Ты - Господь всех, и нет такого, кто воспротивился бы Тебе, Господу. Ты знаешь всё; Ты знаешь, Господи, что не для обиды и не по гордости и не по тщеславию я делал это, что не поклонялся тщеславному Аману, ибо я охотно стал бы лобызать следы ног его для спасения Израиля; но я делал это для того, чтобы не воздать славы человеку выше славы Божией и не поклоняться никому, кроме Тебя, Господа моего, и я не стану делать этого по гордости. И ныне, Господи Боже, Царю, Боже Авраамов, пощади народ Твой; ибо замышляют нам погибель и хотят истребить изначальное наследие Твое; не презри достояния Твоего, которое Ты избавил для Себя из земли Египетской; услышь молитву мою и умилосердись над наследием Твоим и обрати сетование наше в веселие, дабы мы, живя, воспевали имя Твое, Господи, и не погуби уст, прославляющих Тебя, Господи. И все Израильтяне взывали всеми силами своими, потому что смерть их была пред глазами их. И царица Есфирь прибегла к Господу, объятая смертною горестью, и, сняв одежды славы своей, облеклась в одежды скорби и сетования, и, вместо многоценных мастей, пеплом и прахом посыпала голову свою, и весьма изнурила тело свое, и всякое место, украшаемое в веселии ее, покрыла распущенными волосами своими, и молилась Господу Богу Израилеву, говоря: Господи мой! Ты один Царь наш; помоги мне, одинокой и не имеющей помощника, кроме Тебя; ибо беда моя близ меня. Я слышала, Господи, от отца моего, в родном колене моем, что Ты, Господи, избрал себе Израиля из всех народов и отцов наших из всех предков их в наследие вечное, и сделал для них то, о чем говорил им. И ныне мы согрешили пред Тобою, и предал Ты нас в руки врагов наших за то, что мы славили богов их: праведен Ты, Господи! А ныне они не удовольствовались горьким рабством нашим, но положили руки свои в руки идолов своих, чтобы ниспровергнуть заповедь уст Твоих, и истребить наследие Твое, и заградить уста воспевающих Тебя, и погасить славу храма Твоего и жертвенника Твоего, и отверзть уста народов на прославление тщетных богов, и царю плотскому величаться вовек. Не предай, Господи, скипетра Твоего богам несуществующим, и пусть не радуются падению нашему, но обрати замысел их на них самих: наветника же против нас предай позору. Помяни, Господи, яви Себя нам во время скорби нашей и дай мне мужество. Царь богов и Владыка всякого начальства! даруй устам моим слово благоприятное пред этим львом и исполни сердце его ненавистью к преследующему нас, на погибель ему и единомышленникам его; нас же избавь рукою Твоею и помоги мне, одинокой и не имеющей помощника, кроме Тебя, Господи. Ты имеешь ведение всего и знаешь, что я ненавижу славу беззаконных и гнушаюсь ложа необрезанных и всякого иноплеменника; Ты знаешь необходимость мою, что я гнушаюсь знака гордости моей, который бывает на голове моей во дни появления моего, гнушаюсь его, как одежды, оскверненной кровью, и не ношу его во дни уединения моего. И не вкушала раба Твоя от трапезы Амана и не дорожила пиром царским, и не пила вина идоложертвенного, и не веселилась раба Твоя со дня перемены судьбы моей доныне, кроме как о Тебе, Господи Боже Авраамов. Боже, имеющий силу над всеми! услышь голос безнадежных, и спаси нас от руки злоумышляющих, и избавь меня от страха моего.]

1 Есфирь вошла во внутренний двор, была помилована царём и позвала его и Амана на пир; 5 на пиру царь обещает ей всё, чего она пожелает, но она приглашает царя с Аманом прийти снова на пир на следующий день; 9 Аман хвалится оказанной ему честью.

На третий день Есфирь [перестав молиться, сняла одежды сетования и] оделась по-царски, [и сделавшись великолепною, призывая всевидца Бога и Спасителя, взяла двух служанок, и на одну опиралась, как бы предавшись неге, а другая следовала за нею, поддерживая одеяние ее. Она была прекрасна во цвете красоты своей, и лице ее радостно, как бы исполненное любви, но сердце ее было стеснено от страха]. И стала она на внутреннем дворе царского дома, перед домом царя; царь же сидел тогда на царском престоле своем, в царском доме, прямо против входа в дом, [облеченный во все одеяние величия своего, весь в золоте и драгоценных камнях, и был весьма страшен]. Когда царь увидел царицу Есфирь, стоящую на дворе, она нашла милость в глазах его. [Обратив лице свое, пламеневшее славою, он взглянул с сильным гневом; и царица упала духом и изменилась в лице своем от ослабления и склонилась на голову служанки, которая сопровождала ее. И изменил Бог дух царя на кротость, и поспешно встал он с престола своего и принял ее в объятия свои, пока она не пришла в себя. Потом он утешил ее ласковыми словами, сказав ей: что тебе, Есфирь? Я - брат твой; ободрись, не умрешь, ибо наше владычество общее; подойди.]

И простер царь к Есфири золотой скипетр, который был в руке его, и подошла Есфирь и коснулась конца скипетра, [и положил царь скипетр на шею ее и поцеловал ее и сказал: говори мне. И сказала она: я видела в тебе, господин, как бы Ангела Божия, и смутилось сердце мое от страха пред славою твоею, ибо дивен ты, господин, и лице твое исполнено благодати. - Но во время беседы она упала от ослабления; и царь смутился, и все слуги его утешали ее].

И сказал ей царь: что тебе, царица Есфирь, и какая просьба твоя? Даже до полуцарства будет дано тебе.

И сказала Есфирь: [ныне у меня день праздничный;] если царю благоугодно, пусть придет царь с Аманом сегодня на пир, который я приготовила ему.

И сказал царь: сходите скорее за Аманом, чтобы сделать по слову Есфири. И пришел царь с Аманом на пир, который приготовила Есфирь.

И сказал царь Есфири при питье вина: какое желание твое? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена.

И отвечала Есфирь, и сказала: вот мое желание и моя просьба:

если я нашла благоволение в очах царя, и если царю благоугодно удовлетворить желание мое и исполнить просьбу мою, то пусть царь с Аманом придет [еще завтра] на пир, который я приготовлю для них, и завтра я исполню слово царя.

И вышел Аман в тот день веселый и благодушный. Но когда увидел Аман Мардохея у ворот царских, и тот не встал и с места не тронулся пред ним, тогда исполнился Аман гневом на Мардохея.

Однако же скрепился Аман. А когда пришел в дом свой, то послал позвать друзей своих и Зерешь, жену свою.

И рассказывал им Аман о великом богатстве своем и о множестве сыновей своих и обо всем том, как возвеличил его царь и как вознес его над князьями и слугами царскими.

И сказал Аман: да и царица Есфирь никого не позвала с царем на пир, который она приготовила, кроме меня; так и на завтра я зван к ней с царем.

Но всего этого не довольно для меня, доколе я вижу Мардохея Иудеянина сидящим у ворот царских.

И сказала ему Зерешь, жена его, и все друзья его: пусть приготовят дерево вышиною в пятьдесят локтей, и утром скажи царю, чтобы повесили Мардохея на нем, и тогда весело иди на пир с царем. И понравилось это слово Аману, и он приготовил дерево.

1 Царь узнаёт, что человек, спасший ему жизнь, никак не вознаграждён; 6 царь советуется с Аманом о достойной награде; 10 повелевает оказать эти почести Мардохею.

В ту ночь Господь отнял сон от царя, и он велел [слуге] принести памятную книгу дневных записей; и читали их пред царем,

и найдено записанным там, как донес Мардохей на Гавафу и Фарру, двух евнухов царских, оберегавших порог, которые замышляли наложить руку на царя Артаксеркса.

И сказал царь: какая дана почесть и отличие Мардохею за это? И сказали отроки царя, служившие при нем: ничего не сделано ему.

[Когда царь расспрашивал о благодеянии Мардохея, пришел на двор Аман,] и сказал царь: кто на дворе? Аман же пришел тогда на внешний двор царского дома поговорить с царем, чтобы повесили Мардохея на дереве, которое он приготовил для него.

И сказали отроки царю: вот, Аман стоит на дворе. И сказал царь: пусть войдет.

И вошел Аман. И сказал ему царь: что сделать бы тому человеку, которого царь хочет отличить почестью? Аман подумал в сердце своем: кому другому захочет царь оказать почесть, кроме меня?

И сказал Аман царю: тому человеку, которого царь хочет отличить почестью,

пусть принесут одеяние царское, в которое одевается царь, и приведут коня, на котором ездит царь, возложат царский венец на голову его,

и пусть подадут одеяние и коня в руки одному из первых князей царских, – и облекут того человека, которого царь хочет отличить почестью, и выведут его на коне на городскую площадь, и провозгласят пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью!

И сказал царь Аману: [хорошо ты сказал;] тотчас же возьми одеяние и коня, как ты сказал, и сделай это Мардохею Иудеянину, сидящему у царских ворот; ничего не опусти из всего, что ты говорил.

И взял Аман одеяние и коня и облек Мардохея, и вывел его на коне на городскую площадь и провозгласил пред ним: так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью!

И возвратился Мардохей к царским воротам. Аман же поспешил в дом свой, печальный и закрыв голову.

И пересказал Аман Зереши, жене своей, и всем друзьям своим все, что случилось с ним. И сказали ему мудрецы его и Зерешь, жена его: если из племени Иудеев Мардохей, из-за которого ты начал падать, то не пересилишь его, а наверно падешь пред ним, [ибо с ним Бог живый].

Они еще разговаривали с ним, как пришли евнухи царя и стали торопить Амана идти на пир, который приготовила Есфирь.

1 На втором пире царь снова обещает Есфири всё, чего она пожелает; Есфирь просит жизни себе и своему народу; 6 она открывает царю, что Аман — враг Иудеев; 8 царь находит Амана припавшим к ложу Есфири и велит повесить его.

И пришел царь с Аманом пировать у Есфири царицы.

И сказал царь Есфири также и в этот второй день во время пира: какое желание твое, царица Есфирь? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена.

И отвечала царица Есфирь и сказала: если я нашла благоволение в очах твоих, царь, и если царю благоугодно, то да будут дарованы мне жизнь моя, по желанию моему, и народ мой, по просьбе моей!

Ибо проданы мы, я и народ мой, на истребление, убиение и погибель. Если бы мы проданы были в рабы и рабыни, я молчала бы, хотя враг не вознаградил бы ущерба царя.

И отвечал царь Артаксеркс и сказал царице Есфири: кто это такой, и где тот, который отважился в сердце своем сделать так?

И сказала Есфирь: враг и неприятель – этот злобный Аман! И Аман затрепетал пред царем и царицею.

И царь встал во гневе своем с пира и пошел в сад при дворце; Аман же остался умолять о жизни своей царицу Есфирь, ибо видел, что определена ему злая участь от царя.

Когда царь возвратился из сада при дворце в дом пира, Аман был припавшим к ложу, на котором находилась Есфирь. И сказал царь: даже и насиловать царицу хочет в доме у меня! Слово вышло из уст царя, – и накрыли лице Аману.

И сказал Харбона, один из евнухов при царе: вот и дерево, которое приготовил Аман для Мардохея, говорившего доброе для царя, стоит у дома Амана, вышиною в пятьдесят локтей. И сказал царь: повесьте его на нем.

И повесили Амана на дереве, которое он приготовил для Мардохея. И гнев царя утих.

1 Царь отдает дом Амана Есфири, которая назначила Мардохея смотрителем над ним; 3 Есфирь умоляет царя вернуть письма Амана против Иудеев; царь предлагает Мардохею написать всем Иудеям от имени царя; 9 письма посланы всем Иудеям, что царь позволяет им защищаться против врагов своих, радость Мардохея и всех Иудеев.

В тот день царь Артаксеркс отдал царице Есфири дом Амана, врага Иудеев; а Мардохей вошел пред лице царя, ибо Есфирь объявила, что́ он для нее.

И снял царь перстень свой, который он отнял у Амана, и отдал его Мардохею; Есфирь же поставила Мардохея смотрителем над домом Амана.

И продолжала Есфирь говорить пред царем и пала к ногам его, и плакала и умоляла его отвратить злобу Амана Вугеянина и замысел его, который он замыслил против Иудеев.

И простер царь к Есфири золотой скипетр; и поднялась Есфирь, и стала пред лицем царя,

и сказала: если царю благоугодно, и если я нашла благоволение пред лицем его, и справедливо дело сие пред лицем царя, и нравлюсь я очам его, то пусть было бы написано, чтобы возвращены были письма по замыслу Амана, сына Амадафа, Вугеянина, писанные им об истреблении Иудеев во всех областях царя;

ибо, как я могу видеть бедствие, которое постигнет народ мой, и как я могу видеть погибель родных моих?

И сказал царь Артаксеркс царице Есфири и Мардохею Иудеянину: вот, я дом Амана отдал Есфири, и его самого повесили на дереве за то, что он налагал руку свою на Иудеев;

напишите и вы о Иудеях, что вам угодно, от имени царя и скрепите царским перстнем, ибо письма, написанного от имени царя и скрепленного перстнем царским, нельзя изменить.

И позваны были тогда царские писцы в третий месяц, то есть в месяц Сиван, в двадцать третий день его, и написано было все так, как приказал Мардохей, к Иудеям, и к сатрапам, и областеначальникам, и правителям областей от Индии до Ефиопии, ста двадцати семи областей, в каждую область письменами ее и к каждому народу на языке его, и к Иудеям письменами их и на языке их.

И написал он от имени царя Артаксеркса, и скрепил царским перстнем, и послал письма чрез гонцов на конях, на дромадерах и мулах царских,

о том, что царь позволяет Иудеям, находящимся во всяком городе, собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые во вражде с ними, детей и жен, и имение их разграбить,

в один день по всем областям царя Артаксеркса, в тринадцатый день двенадцатого месяца, то есть месяца Адара. [Список с этого указа следующий: великий царь Артаксеркс начальствующим от Индии до Ефиопии над ста двадцатью семью областями и властителям, доброжелательствующим нам, радоваться. Многие, по чрезвычайной доброте благодетелей щедро награждаемые почестями, чрезмерно возгордились и не только подданным нашим ищут причинить зло, но, не могши насытить гордость, покушаются строить козни самим благодетелям своим, не только теряют чувство человеческой признательности, но, кичась надменностью безумных, преступно думают избежать суда всё и всегда видящего Бога. Но часто и многие, будучи облечены властью, чтоб устроять дела доверивших им друзей, своим убеждением делают их виновниками пролития невинной крови и подвергают неисправимым бедствиям, хитросплетением коварной лжи обманывая непорочное благомыслие державных. Это можно видеть не столько из древних историй, как мы сказали, сколько из дел, преступно совершаемых пред вами злобою недостойно властвующих. Посему нужно озаботиться на последующее время, чтобы нам устроить царство безмятежным для всех людей в мире, не допуская изменений, но представляющиеся дела обсуждая с надлежащей предусмотрительностью. Так Аман Амадафов, Македонянин, поистине чуждый персидской крови и весьма далекий от нашей благости, быв принят у нас гостем, удостоился благосклонности, которую мы имеем ко всякому народу, настолько, что был провозглашен нашим отцом и почитаем всеми, представляя второе лицо при царском престоле; но, не умерив гордости, замышлял лишить нас власти и души, а нашего спасителя и всегдашнего благодетеля Мардохея и непорочную общницу царства Есфирь, со всем народом их, домогался разнообразными коварными мерами погубить. Таким образом он думал сделать нас безлюдными, а державу Персидскую передать Македонянам. Мы же находим Иудеев, осужденных этим злодеем на истребление, не зловредными, а живущими по справедливейшим законам, сынами Вышнего, величайшего живаго Бога, даровавшего нам и предкам нашим царство в самом лучшем состоянии. Посему вы хорошо сделаете, не приводя в исполнение грамот, посланных Аманом Амадафовым; ибо он, совершивший это, при воротах Сузских повешен со всем домом, по воле владычествующего всем Бога, воздавшего ему скоро достойный суд. Список же с этого указа выставив на всяком месте открыто, оставьте Иудеев пользоваться своими законами и содействуйте им, чтобы восстававшим на них во время скорби они могли отмстить в тринадцатый день двенадцатого месяца Адара, в самый тот день. Ибо владычествующий над всем Бог, вместо погибели избранного рода, устроил им такую радость. И вы, в числе именитых праздников ваших, проводите сей знаменитый день со всем весельем, дабы и ныне и после памятно было спасение для нас и для благорасположенных к нам Персов и погубление строивших нам козни. Всякий город или область вообще, которая не исполнит сего, нещадно опустошится мечом и огнем и сделается не только необитаемою для людей, но и для зверей и птиц навсегда отвратительною.]

Список с сего указа отдать в каждую область, как закон, объявляемый для всех народов, чтоб Иудеи готовы были к тому дню мстить врагам своим.

Гонцы, поехавшие верхом на быстрых конях царских, погнали скоро и поспешно, с царским повелением. Объявлен был указ и в Сузах, престольном городе.

И Мардохей вышел от царя в царском одеянии яхонтового и белого цвета и в большом золотом венце, и в мантии виссонной и пурпуровой. И город Сузы возвеселился и возрадовался.

А у Иудеев было тогда освещение и радость, и веселье, и торжество.

И во всякой области и во всяком городе, во всяком месте, куда только доходило повеление царя и указ его, была радость у Иудеев и веселье, пиршество и праздничный день. И многие из народов страны сделались Иудеями, потому что напал на них страх пред Иудеями.

1 В назначенный день Иудеи собрались с оружием для самозащиты и перебили своих врагов; 11 десять сыновей Амана повешены в Сузах; 17 последующий день сделан днем пиршества и веселья; 20 Мардохей повелел Иудеям праздновать эти два дня ежегодно; 26 праздник назван Пуримом, ибо день был избран по жребию; Есфирь подтвердила эти дни.

В двенадцатый месяц, то есть в месяц Адар, в тринадцатый день его, в который пришло время исполниться повелению царя и указу его, в тот день, когда надеялись неприятели Иудеев взять власть над ними, а вышло наоборот, что сами Иудеи взяли власть над врагами своими, –

собрались Иудеи в городах своих по всем областям царя Артаксеркса, чтобы наложить руку на зложелателей своих; и никто не мог устоять пред лицем их, потому что страх пред ними напал на все народы.

И все князья в областях и сатрапы, и областеначальники, и исполнители дел царских поддерживали Иудеев, потому что напал на них страх пред Мардохеем.

Ибо велик был Мардохей в доме у царя, и слава о нем ходила по всем областям, так как сей человек, Мардохей, поднимался выше и выше.

И избивали Иудеи всех врагов своих, побивая мечом, умерщвляя и истребляя, и поступали с неприятелями своими по своей воле.

В Сузах, городе престольном, умертвили Иудеи и погубили пятьсот человек;

и Паршандафу и Далфона и Асфафу,

и Порафу и Адалью и Аридафу,

и Пармашфу и Арисая и Аридая и Ваиезафу, –

десятерых сыновей Амана, сына Амадафа, врага Иудеев, умертвили они, а на грабеж не простерли руки своей.

В тот же день донесли царю о числе умерщвленных в Сузах, престольном городе.

И сказал царь царице Есфири: в Сузах, городе престольном, умертвили Иудеи и погубили пятьсот человек и десятерых сыновей Амана; что же сделали они в прочих областях царя? Какое желание твое? и оно будет удовлетворено. И какая еще просьба твоя? она будет исполнена.

И сказала Есфирь: если царю благоугодно, то пусть бы позволено было Иудеям, которые в Сузах, делать то же и завтра, что сегодня, и десятерых сыновей Амановых пусть бы повесили на дереве.

И приказал царь сделать так; и дан на это указ в Сузах, и десятерых сыновей Амановых повесили.

И собрались Иудеи, которые в Сузах, также и в четырнадцатый день месяца Адара и умертвили в Сузах триста человек, а на грабеж не простерли руки своей.

И прочие Иудеи, находившиеся в царских областях, собрались, чтобы стать на защиту жизни своей и быть покойными от врагов своих, и умертвили из неприятелей своих семьдесят пять тысяч, а на грабеж не простерли руки своей.

Это было в тринадцатый день месяца Адара; а в четырнадцатый день сего же месяца они успокоились и сделали его днем пиршества и веселья.

Иудеи же, которые в Сузах, собирались в тринадцатый день его и в четырнадцатый день его, а в пятнадцатый день его успокоились и сделали его днем пиршества и веселья.

Поэтому Иудеи сельские, живущие в селениях открытых, проводят четырнадцатый день месяца Адара в веселье и пиршестве, как день праздничный, посылая подарки друг ко другу; [живущие же в митрополиях и пятнадцатый день Адара проводят в добром веселье, посылая подарки ближним].

И описал Мардохей эти происшествия и послал письма ко всем Иудеям, которые в областях царя Артаксеркса, к близким и к дальним,

о том, чтобы они установили каждогодно празднование у себя четырнадцатого дня месяца Адара и пятнадцатого дня его,

как таких дней, в которые Иудеи сделались покойны от врагов своих, и как такого месяца, в который превратилась у них печаль в радость, и сетование – в день праздничный, – чтобы сделали их днями пиршества и веселья, посылая подарки друг другу и подаяния бедным.

И приняли Иудеи то, что уже сами начали делать, и о чем Мардохей написал к ним,

как Аман, сын Амадафа, Вугеянин, враг всех Иудеев, думал погубить Иудеев и бросал пур, жребий, об истреблении и погублении их,

и как Есфирь дошла до царя, и как царь приказал новым письмом, чтобы злой замысл Амана, который он задумал на Иудеев, обратился на голову его, и чтобы повесили его и сыновей его на дереве.

Потому и назвали эти дни Пурим, от имени: пур [жребий, ибо на языке их жребии называются пурим]. Поэтому, согласно со всеми словами сего письма и с тем, что сами видели и до чего доходило у них,

постановили Иудеи и приняли на себя и на детей своих и на всех, присоединяющихся к ним, неотменно, чтобы праздновать эти два дня, по предписанному о них и в свое для них время, каждый год;

и чтобы дни эти были памятны и празднуемы во все роды в каждом племени, в каждой области и в каждом городе; и чтобы дни эти Пурим не отменялись у Иудеев, и память о них не исчезла у детей их.

Написала также царица Есфирь, дочь Абихаила, и Мардохей Иудеянин, со всею настойчивостью, чтобы исполняли это новое письмо о Пуриме;
³⁰и послали письма ко всем Иудеям в сто двадцать семь областей царства Артаксерксова со словами мира и правды,

³¹чтобы они твердо наблюдали эти дни Пурим в свое время, какое уставил о них Мардохей Иудеянин и царица Есфирь, и как они сами назначали их для себя и для детей своих в дни пощения и воплей.

³²Так повеление Есфири подтвердило это слово о Пуриме, и оно вписано в книгу.

Мардохей продолжает быть вторым по царе.

Потом наложил царь Артаксеркс подать на землю и на острова морские.

Впрочем, все дела силы его и могущества его и обстоятельное показание о величии Мардохея, которым возвеличил его царь, записаны в книге дневных записей царей Мидийских и Персидских,

равно как и то, что Мардохей Иудеянин был вторым по царе Артаксерксе и великим у Иудеев и любимым у множества братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо всего племени своего. [И сказал Мардохей: от Бога было это, ибо я вспомнил сон, который я видел о сих событиях; не осталось в нем ничего неисполнившимся. Малый источник сделался рекою, и был свет и солнце и множество воды: эта река есть Есфирь, которую взял себе в жену царь и сделал царицею. А два змея - это я и Аман; народы - это собравшиеся истребить имя Иудеев; а народ мой - это Израильтяне, воззвавшие к Богу и спасенные. И спас Господь народ Свой, и избавил нас Господь от всех сих зол, и совершил Бог знамения и чудеса великие, какие не бывали между язычниками. Так устроил Бог два жребия: один для народа Божия, а другой для всех язычников, и вышли эти два жребия в час и время и в день суда пред Богом и всеми язычниками. И вспомнил Господь о народе Своем и оправдал наследие Свое. И будут праздноваться эти дни месяца Адара, в четырнадцатый и пятнадцатый день этого месяца, с торжеством и радостью и весельем пред Богом, в роды вечные, в народе Его Израиле. В четвертый год царствования Птоломея и Клеопатры Досифей, который, говорят, был священником и левитом, и Птоломей, сын его, принесли в Александрию это послание о Пуриме, которое, говорят, истолковал Лисимах, сын Птоломея, бывший в Иерусалиме.]

Церковнославянский (рус)

Въ лѣ́то второ́е ца́рства Артаксе́ркса вели́каго, въ пе́рвый де́нь ме́сяца ниса́на, со́нъ ви́дѣ Мардохе́й сы́нъ Иаи́ровъ, Семе́евъ, Кисе́евъ, от пле́мене Венiами́ня,

человѣ́къ Иуде́анинъ, обита́яй въ Су́сѣхъ гра́дѣ, человѣ́къ вели́къ, служа́ во дворѣ́ царе́вѣ:

бѣ́ же от плѣне́нныхъ, и́хже плѣни́ Навуходоно́соръ ца́рь Вавило́нскiй от Иерусали́ма, со Иехоні́ею царе́мъ Иуде́йскимъ.

И сицево́ его́ со́нiе: и се́, гла́съ ужа́сный, гро́ми и тру́съ и смяте́нiе на земли́:

и се́, два́ змі́а вели́ка произыдо́ста, гото́ва о́ба между́ собо́ю бра́тися, и бы́сть гла́съ и́хъ вели́къ,

и гла́сомъ и́хъ угото́вася вся́къ язы́къ на бра́нь, да истребя́тъ язы́къ пра́ведныхъ:

и се́, де́нь тмы́ и мра́ка, ско́рбь и тѣснота́, и озлобле́нiе и смяте́нiе ве́лiе на земли́,

и возмути́ся вся́къ язы́къ пра́веденъ, боя́щеся зло́бы и́хъ, и угото́вашася на поги́бель,

и возопи́ша ко Го́споду:

от во́пля же и́хъ бы́сть а́ки от ма́лаго исто́чника рѣка́ ве́лiя, вода́ мно́га:

и свѣ́тъ и со́лнце возсiя́, и смире́ннiи вознесо́шася и поядо́ша сла́вныхъ.

И возбну́въ Мардохе́й ви́дѣвый со́нiе сiе́, и е́же Бо́гъ восхотѣ́ сотвори́ти, содержа́ше со́нiе сiе́ въ се́рдцы, и во вся́цѣмъ словеси́ хотя́ше разумѣ́ти е́ да́же до но́щи.

И пребыва́ше Мардохе́й во дворѣ́ со гава́ѳомъ и Ѳа́рромъ двѣма́ евну́хома царе́выма, и́же стрежа́ста дво́ръ:

и слы́ша разглаго́лствiя и́хъ, и совѣ́ты и́хъ испыта́, и разумѣ́, я́ко гото́вятъ ру́цѣ свои́ возложи́ти на царя́ Артаксе́ркса: и сказа́ царю́ о ни́хъ.

И испыта́ ца́рь дву́ евну́ху свое́ю, и исповѣ́давша повѣ́шена бы́ста.

И написа́ ца́рь словеса́ сiя́ на па́мять, и Мардохе́й написа́ о словесѣ́хъ си́хъ.

И повелѣ́ ца́рь Мардохе́ю служи́ти во дворѣ́ и даде́ ему́ да́ры за сiе́.

И бѣ́ Ама́нъ Амада́ѳовъ вуге́анинъ сла́венъ предъ царе́мъ и восхотѣ́ озло́бити Мардохе́а и люді́й его́ дву́ ра́ди евну́ху царе́ву.

^sИ бы́сть по словесѣ́хъ си́хъ во дне́хъ Артаксе́ркса: се́й Артаксрксъ от инді́и облада́ше сто́ два́десять седмiю́ страна́ми [да́же до еѳiо́пiи]:

во дни́ же ты́я, егда́ сѣ́де на престо́лѣ ца́рь Артаксе́рксъ въ Су́сѣхъ гра́дѣ,

въ тре́тiе лѣ́то ца́рства своего́, сотвори́ пи́ръ друго́мъ и про́чымъ язы́комъ, и пе́рсскимъ и ми́дскимъ сла́внымъ, и нача́лнымъ сатра́помъ,

и по си́хъ, егда́ показа́ и́мъ бога́тство ца́рства своего́ и сла́ву весе́лiя своего́, во сто́ о́смьдесятъ дні́й.

И егда́ испо́лнишася дні́е пи́ра, сотвори́ ца́рь пи́ршество язы́комъ обрѣ́тшымся во гра́дѣ [су́сѣхъ] на дні́й ше́сть во дворѣ́ до́му царе́ва,

укра́шеннѣмъ виссо́нными и зеле́ными завѣ́сами, просте́ртыми на у́жахъ виссо́нныхъ и червлени́чныхъ, на ко́лцахъ златы́хъ и сре́бряныхъ, на столпѣ́хъ мра́морныхъ и ка́менныхъ:

ло́жа зла́та и сре́бряна, на помо́стѣ ка́мене смара́гдова, и пинни́нска и пари́нска мра́мора, и плащани́цы пестрота́ми разли́чными разцвѣ́чены, о́крестъ шипцы́ разсѣ́яни:

сосу́ди зла́ти и сре́бряни, и ча́ша Анѳра́кса [ка́мене] предложе́нная, цѣно́ю тала́нтъ три́десять ты́сящъ: вино́ мно́го и сла́дко, е́же са́мъ ца́рь пiя́ше: питiе́ же сiе́ не по уста́вленному зако́ну бы́сть, та́ко бо восхотѣ́ ца́рь и заповѣ́да иконо́момъ сотвори́ти во́лю свою́ и муже́й.

И Асти́нь цари́ца сотвори́ пи́ръ жена́мъ въ дому́ царе́вѣ, идѣ́же ца́рь Артаксе́рксъ.

Въ де́нь же седмы́й развесели́вся ца́рь, рече́ Ама́ну и ваза́ну, и Ѳа́ррѣ и Вара́зу, и заѳолѳа́ну и Авата́зу и Ѳара́ву, седми́мъ евну́хомъ, и́же служа́ху предъ царе́мъ Артаксе́рксомъ,

привести́ [асти́нь] цари́цу предъ него́, е́же воцари́ти ю́ и возложи́ти на ню́ вѣне́цъ ца́рскiй и показа́ти ю́ всѣ́мъ нача́лствующымъ и язы́комъ красоту́ ея́, зане́ прекра́сна бѣ́.

И не послу́ша его́ Асти́нь цари́ца прiити́ со евну́хи.

И опеча́лися ца́рь, и разгнѣ́вася, и рече́ бли́жнимъ свои́мъ: си́це рече́ Асти́нь: сотвори́те у́бо о се́мъ зако́нъ и су́дъ.

И приступи́ша къ нему́ Аркесе́й и сарсоѳе́й и малисеа́ръ, нача́лницы пе́рсстiи и ми́дстiи, и́же бли́зъ царя́, пе́рвiи сѣдя́щiи при цари́,

и возвѣсти́ша ему́ по зако́номъ, ка́ко подоба́етъ сотвори́ти цари́цѣ Асти́ни, я́ко не сотвори́ повелѣ́нныхъ от царя́ чрезъ евну́хи.

И рече́ мухе́й ко царю́ и къ боля́ромъ: не царя́ еди́наго оби́дѣ Асти́нь цари́ца, но и вся́ кня́зи и нача́лники царе́вы,

и́бо повѣ́да имъ словеса́ цари́цы, и ка́ко противорече́ царю́:

я́коже убо проти́вно рече́ царю́ Артаксе́рксу, си́це и дне́сь госпожи́ жены́ про́чыя князе́й пе́рсскихъ и ми́дскихъ, услы́шавшя царю́ рече́нная от нея́, дерзну́тъ та́кожде безче́ствовати муже́и свои́хъ:

а́ще у́бо уго́дно царю́, да повели́тъ ца́рскимъ повелѣ́нiемъ, и да напи́шется по зако́номъ ми́дскимъ и пе́рсскимъ, и и́нако да не бу́детъ, ниже́ да вни́детъ ктому́ цари́ца къ нему́, и ца́рство ея́ да преда́стъ ца́рь женѣ́ лу́чшей ея́:

и да бу́детъ услышанъ зако́нъ, и́же от царя́, его́же сотвори́тъ во ца́рствiи свое́мъ, и си́це вся́ жены́ возложа́тъ че́сть на му́жы своя́ от бога́та да́же до убо́га.

И уго́дно бы́сть сло́во предъ царе́мъ и нача́лники, и сотвори́ ца́рь, я́коже рече́ ему́ мухе́й,

и посла́ ца́рь кни́ги во все́ ца́рство по страна́мъ по язы́ку и́хъ, да бу́детъ стра́хъ и́мъ въ жили́щихъ и́хъ.

И по словесѣ́хъ си́хъ утоли́ся ца́рь от гнѣ́ва, и не воспомяну́ ктому́ Асти́ни, воспомина́я, ели́ка глаго́ла и ка́ко осуди́ ея́.

И рѣ́ша слуги́ царе́вы: да изы́щутся царю́ дѣви́цы нерастлѣ́нны, красны́ зра́комъ, и да поста́витъ ца́рь взыска́тели во всѣ́хъ страна́хъ ца́рствiя своего́,

и да изберу́тъ отрокови́цъ дѣ́вственныхъ доброзра́чныхъ въ су́сы гра́дъ, въ черто́гъ же́нскiй, и да отдаду́тся евну́хови царе́ву стра́жу же́нъ, и да даду́тся ма́сти и про́чыя потре́бы:

и жена́, ю́же возлю́битъ ца́рь, да бу́детъ цари́цею вмѣ́сто Асти́ни. И уго́дно бѣ́ царю́ сло́во, и сотвори́ та́ко.

И му́жъ бѣ́ Иуде́анинъ во гра́дѣ Су́сѣхъ, и и́мя ему́ Мардохе́й сы́нъ Иаи́ровъ, сы́на Семе́ина, сы́на Кисе́ова, от пле́мене Венiами́ня,

и́же бя́ше плѣне́нъ от Иерусарли́ма Навуходоно́соромъ царе́мъ Вавило́нскимъ:

и бя́ше ему́ отрокови́ца воспита́на, дще́рь Аминада́ва бра́та отцу́ его́, и и́мя е́й есѳи́рь. По преставле́нiи же роди́телей ея́, прiя́ ю́ Мардохе́й во дще́ре мѣ́сто: и бя́ше дѣви́ца красна́ и доброзра́чна.

И егда́ услы́шано бы́сть повелѣ́нiе царе́во, со́браны бы́ша дѣви́цы мно́ги во гра́дъ су́сы, подъ ру́ку га́iеву, и приведена́ бы́сть есѳи́рь ко га́iю храни́телю же́нъ:

и уго́дна бы́сть ему́ отрокови́ца и обрѣ́те благода́ть предъ ни́мъ: и потща́ся да́ти е́й ма́сти и уча́стiе, и се́дмь дѣви́цъ приста́ви къ не́й изъ до́му царе́ва, и снабдѣва́ше ю́ и рабы́нь ея́ до́брѣ въ дому́ же́нстѣмъ.

И не повѣ́да есѳи́рь ро́да своего́, ниже́ оте́чества, Мардохе́й бо заповѣ́да е́й не возвѣща́ти.

На вся́къ же де́нь хожда́ше Мардохе́й по двору́ же́нскому, назира́я, что́ есѳи́ри случи́тся.

Сiе́ же бѣ́ вре́мя дѣви́цъ входи́ти ко царю́, егда́ испо́лнятся двана́десять ме́сяцей: та́ко бо наполня́хуся дні́е украше́нiя, ше́сть ме́сяцъ во арома́тѣхъ и въ ма́стехъ же́нскихъ, и ше́сть ме́сяцъ намазу́ющяся сми́рновымъ еле́емъ,

и тогда́ вхожда́ху ко царе́ви: и ему́же а́ще рече́тъ привести́ ю́, вхо́дитъ съ ни́мъ ку́пно изъ до́му же́нскаго да́же до до́му царе́ва:

на ве́черъ вхожда́ше и зау́тра возвраща́шеся въ до́мъ же́нскiй вторы́й, идѣ́же га́й евну́хъ царе́въ храни́тель же́нъ, и не вхожда́ше па́ки ко царю́, а́ще не бу́детъ позвана́ и́менемъ.

Егда́ же испо́лнися вре́мя есѳи́ри дще́ри Аминада́ва, бра́та отца́ Мардохе́ова, [и́же поя́лъ ю́ себѣ́ въ дще́ре мѣ́сто,] вни́ти ко царе́ви, ничто́же преступи́ от си́хъ, я́же заповѣ́да е́й евну́хъ храни́тель же́нъ: бѣ́ бо есѳи́рь обрѣта́ющая благода́ть предъ всѣ́ми зря́щими ю́.

И вни́де есѳи́рь ко царю́ Артаксе́рксу во вторыйна́десять ме́сяцъ, и́же е́сть Ада́ръ, въ лѣ́то седмо́е ца́рства его́.

И возлюби́ ца́рь есѳи́рь, и обрѣ́те благода́ть па́че всѣ́хъ дѣви́цъ, и возложи́ вѣне́цъ же́нскiй на главу́ ея́.

И сотвори́ ца́рь пи́ръ всѣ́мъ друго́мъ свои́мъ и си́ламъ се́дмь дні́й, и вознесе́ бра́къ есѳи́ринъ, и сотвори́ отра́ду су́щымъ во ца́рствiи его́.

Мардохе́й же служа́ше во дворѣ́ [царе́вѣ].

Есѳи́рь же не повѣ́да ро́да своего́, [ни люді́й свои́хъ]: си́це бо заповѣ́да е́й Мардохе́й боя́тися Бо́га и твори́ти за́повѣди его́, я́коже бѣ́ съ ни́мъ, есѳи́рь же не измѣни́ обы́чая своего́.

И опеча́листася два́ евну́ха царе́ва нача́лнѣйшiи стра́жы тѣ́ла его́, я́ко предпочте́нъ бы́сть Мардохе́й, и иска́ста уби́ти Артаксе́ркса царя́.

И возвѣсти́ся сло́во Мардохе́ю, и сказа́ есѳи́ри: она́ же повѣ́да царю́, я́же навѣ́туютъ.

Ца́рь же испыта́ дву́ евну́ху, [и исповѣ́даста,] и обѣ́си и́хъ. И повелѣ́ ца́рь вписа́ти на па́мять въ ца́рстѣй книгохрани́телницѣ о благодѣя́нiи Мардохе́овѣ въ похвалу́.

И по си́хъ просла́ви ца́рь Артаксе́рксъ Ама́на сы́на Амадаѳу́ина вуге́анина и вознесе́ его́, и предсѣдя́ше вы́шше всѣ́хъ друго́въ его́:

и вси́, и́же во дворѣ́ [царе́вѣ], покланя́хуся Ама́ну: си́це бо повелѣ́ ца́рь твори́ти. Мардохе́й же не кла́няшеся ему́.

И глаго́лаша су́щiи во дворѣ́ царе́вѣ Мардохе́ю: Мардохе́е, чесо́ ра́ди не слу́шаеши глаго́лемыхъ от царя́?

По вся́ же дни́ глаго́лаху ему́, и не послу́шаше и́хъ. И возвѣсти́ша Ама́ну, я́ко Мардохе́й сопротивля́ется повелѣ́нiю царе́ву, и повѣ́да и́мъ Мардохе́й, я́ко Иуде́анинъ е́сть.

И увѣ́давъ Ама́нъ, я́ко не кла́няется ему́ Мардохе́и, разгнѣ́вася зѣло́

и умы́сли погуби́ти вся́ иуде́и, и́же въ ца́рствѣ Артаксе́рксовѣ:

и сотвори́ совѣ́тъ въ лѣ́то второена́десять ца́рства Артаксе́рксова, и мета́ше жре́бiя де́нь от дне́ и ме́сяцъ от ме́сяца, я́ко погуби́ти во еди́нъ де́нь ро́дъ Мардохе́евъ: и паде́ жре́бiй на четвертыйна́десять де́нь ме́сяца, и́же е́сть Адаръ.

И рече́ [ама́нъ] ко царю́ Артаксе́рксу, глаго́ля: е́сть язы́къ разсѣ́янный во язы́цѣхъ во все́мъ ца́рствѣ твое́мъ: зако́ны же и́хъ стра́нни па́че всѣ́хъ язы́къ, и зако́новъ ца́рскихъ не слу́шаютъ, и не по́льзуетъ царю́ оста́вити и́хъ:

и а́ще го́дѣ е́сть царе́ви, да повели́тъ погуби́ти я́: а́зъ же запишу́ въ сокро́вище царе́во де́сять ты́сящъ тала́нтъ сребра́.

И сне́мъ ца́рь пе́рстень [съ руки́ своея́], даде́ въ ру́цѣ Ама́ну, да запеча́таетъ писа́нiя напи́санная на иуде́й.

И рече́ ца́рь Ама́ну: сребро́ у́бо имѣ́й ты́ себѣ́, лю́демъ же твори́, я́коже хо́щеши.

И при́звани бы́ша писцы́ царе́вы въ третiйна́десять де́нь ме́сяца пе́рваго, и написа́ша, я́коже повелѣ́ Ама́нъ, къ воево́дамъ и нача́лникомъ по всѣ́мъ страна́мъ, от инді́йскiя о́бласти да́же и до еѳiо́пiи, сто́ два́десяти седми́ страна́мъ, нача́лствующымъ надъ язы́ки по и́хъ язы́ку, и́менемъ Артаксе́ркса царя́.

И посла́ съ писмоно́сцы писа́нiя въ ца́рство Артаксе́рксово, да побiю́тъ ро́дъ жидо́вскiй въ де́нь еди́нъ ме́сяца вторагона́десять, и́же е́сть Ада́ръ, и да расхи́тятъ имѣ́нiя и́хъ.

Списа́нiе же еписто́лiи сицево́ бѣ́: ца́рь вели́кiй Артаксерксъ нача́лствующымъ от инді́и да́же до еѳiо́пiи надъ сто́ два́десять седмiю́ страна́ми и мѣстонача́лникомъ по́дданнымъ.

Надъ мно́гими ца́рствующь язы́ки и обдержа́въ всю́ вселе́нную, восхотѣ́хъ, не де́рзостiю о́бласти возноси́мь, но кро́тостiю и ти́хостiю всегда́ пра́вя, безмяте́жно житiе́ всегда́ устроя́ти подру́чныхъ [на́шихъ], и ца́рствiе [свое́] безмо́лвно и проходи́мо да́же до коне́цъ соблюда́я, обнови́ти жела́емый всѣ́мъ человѣ́комъ ми́ръ.

Вопроси́вшу же ми́ совѣ́тники моя́, ка́ко бы возмо́жно сiе́ соверши́ти, и́же у на́съ цѣлому́дрiемъ преслову́тый и во благоволе́нiи неизмѣ́нный и тве́рдою вѣ́рностiю утвержде́нный и втору́ю че́сть по цари́ получи́вый Ама́нъ

сказа́ на́мъ, я́ко во всѣ́хъ по вселе́ннѣй колѣ́нѣхъ смѣси́ся вражде́бный нѣ́кiй наро́дъ, зако́нами сопроти́вный ко вся́кому язы́ку и повелѣ́нiя ца́рская всегда́ небрегу́щь, дабы́ не устроя́лося от на́съ благоуправля́емое непоро́чно сооблада́нiе.

Уразумѣ́вше убо, я́ко се́й языкъ еди́нъ сопротивля́ется всегда́ вся́кому человѣ́ку, уставле́нiе зако́новъ иностра́нное измѣня́етъ, и проти́вяся на́шымъ дѣло́мъ, го́ршая соверша́етъ зла́я, дабы́ ца́рствiе на́ше не получи́ло благостоя́нiя:

повелѣ́хомъ у́бо напи́санными къ ва́мъ гра́мотами от Ама́на учине́наго надъ вещьми́ [ца́рскими] и втора́го отца́ на́шего, всѣ́хъ со жена́ми и ча́ды погуби́ти всекоре́ннѣ вра́жiими мечьми́ безъ вся́кiя ми́лости и пощадѣ́нiя, въ четвертыйна́десять де́нь вторагона́десять ме́сяца Ада́ра, настоя́щаго лѣ́та,

я́ко да бывшiи дре́вле и ны́нѣ врази́ во еди́нѣмъ дни́ го́рько во а́дъ соше́дше, въ про́чее вре́мя ти́хо и безмо́лвно житiе́ дадя́тъ на́мъ до конца́ проходи́ти.

Списа́нiя же еписто́лiи посыла́хуся по страна́мъ, и повелѣ́но бы́сть всѣ́мъ язы́комъ гото́вымъ бы́ти въ нарѣче́нный де́нь.

Приспѣ́ же дѣ́ло и въ су́сы: и ца́рь у́бо и Ама́нъ пиру́юща наслажда́стася, гра́дъ же [су́сы] мятя́шеся.

Мардохе́й же разумѣ́въ замышля́емое, раздра́ ри́зы своя́ и облече́ся во вре́тище и посы́пася пе́пеломъ: и скочи́въ въ простра́нную у́лицу гра́да, возопи́ во́племъ вели́кимъ и го́рькимъ: взима́ется ро́дъ ничто́же преступи́вый.

И прiи́де да́же до вра́тъ царе́выхъ и ста́: не лѣ́ть бо бѣ́ ему́ вни́ти во дво́ръ во вре́тище облече́ну и пе́пеломъ осы́пану су́щу.

И во вся́цѣй странѣ́, идѣ́же пока́зовахуся писа́нiя [царе́ва], во́пль бѣ́ и пла́чь и рыда́нiе преве́лiе Иуде́омъ, вре́тище и пе́пелъ постила́ху себѣ́.

И внидо́ща рабы́ни и евну́си цари́цыны и возвѣсти́ша е́й. И смяте́ся услы́шавши бы́вшее: и посла́ ри́зы облещи́ Мардохе́а и сня́ти вре́тище его́. И не послу́ша.

Есѳи́рь же призва́ Ахраѳе́а скопца́ своего́, предстоя́щаго е́й,

и посла́ его́ увѣ́дати от Мардохе́а и́стину.

Мардохе́й же сказа́ ему́ бы́вшее, и обѣща́нiе, е́же обѣша́ Ама́нъ царю́ въ сокро́вищный до́мъ [положи́ти] деся́ть тыся́щъ тала́нтъ сребра́, да погуби́тъ иуде́й:

и списа́нiе [повелѣ́нiя] изда́ннаго въ Су́сѣхъ [гра́дѣ] на погубле́нiе и́хъ даде́ ему́, да пока́жетъ есѳи́ри: и рече́ ему́, заповѣ́дати е́й ити́ моли́ти царя́ и проси́ти его́ о лю́дехъ, помина́юши дни́ смире́нiя твоего́, ка́ко воспита́на еси́ въ руцѣ́ мое́й, зане́ Ама́нъ вторы́й по цари́ глаго́ла проти́ву на́мъ на сме́рть: призови́ Го́спода и глаго́ли царю́ о на́съ, да изба́витъ на́съ от сме́рти.

Вше́дъ же Ахраѳе́й, повѣ́да есѳи́ри вся́ глаго́лы сiя́.

И рече́ есѳи́рь ко Ахраѳе́ю: иди́ къ Мардохе́ю и рцы́:

поне́же вси́ язы́цы ца́рствiя вѣ́дятъ, я́ко вся́къ му́жъ или́ жена́, и́же а́ще вни́детъ ко царве́и во вну́треннiй до́мъ не при́званъ, нѣ́сть ему́ спасе́нiя, то́чiю къ нему́же а́ще простре́тъ ца́рь златы́й же́злъ, сей спасе́нъ бу́детъ: а́зъ же нѣ́смь звана́ внити ко царю́ се́ уже́ три́десять дні́й.

И возвѣсти́ Ахраѳе́й Мардохе́ю вся́ глаго́лы есѳи́рины.

И рече́ Мардохе́й ко Ахраѳе́ю: иди́ и рцы́ е́й: есѳи́ре, да не рече́ши въ себѣ́, я́ко ты́ еди́на спасе́шися во ца́рствiи па́че всѣ́хъ иуде́й:

зане́ а́ще преслу́шаеши въ сiе́ вре́мя, оти́нуду по́мощь и покро́въ бу́детъ Иуде́омъ, ты́ же и до́мъ отца́ твоего́ поги́бнете: и кто́ вѣ́сть, а́ще на сiе́ вре́мя воцари́лася еси́?

И посла́ есѳи́рь прише́дшаго къ не́й ко Мардохе́ю, глаго́лющи:

Ше́дъ собери́ иуде́и и́же въ Су́сѣхъ, и пости́теся о мнѣ́, и не яди́те ниже́ пі́йте три́ дни́ де́нь и но́щь: а́зъ же и служе́бницы моя́ [та́кожде] не и́мамы я́сти: и тогда́ вни́ду ко царю́ кромѣ́ зако́на, а́ще и поги́бнути ми́ приключи́тся.

И ше́дъ Мардохе́й сотвори́, ели́ка заповѣ́да ему́ есѳи́рь,

и помоли́ся Го́сподеви помина́я вся́ дѣла́ Госпо́дня и рече́:

Го́споди, Го́споди Царю́ Вседержи́телю, я́ко во вла́сти твое́й сiе́ все́ е́сть, и нѣ́сть противому́дрствуяй тебѣ́, внегда́ восхо́щеши спасти́ Изра́иля:

я́ко ты́ сотвори́лъ еси́ не́бо и зе́млю и все́ удивля́емое въ поднебе́снѣй и Госпо́дь еси́ всѣ́хъ, и нѣ́сть, и́же воспроти́вится тебѣ́ Го́сподеви:

ты́ вся́ вѣ́си, ты́ зна́еши, Го́споди, я́ко не въ укори́знѣ ни въ го́рдости, ниже́ во тщесла́вiи сотвори́хъ сiе́, е́же не покланя́тися прего́рдому Ама́ну, поне́же благоволи́мъ бы́хъ лобза́ти и слѣды́ но́гъ его́ спасе́нiя ра́ди Изра́илева,

но сiе́ сотвори́хъ, да не возда́мъ сла́вы человѣ́ку па́че сла́вы Бо́жия, и не поклоню́ся ни кому́же, кромѣ́ тебе́ Го́спода моего́, и не сотворю́ сiя́ въ гордости:

и ны́нѣ, Го́споди Бо́же, Царю́, Бо́же Авраа́мовъ, пощади́ лю́ди твоя́, я́ко назира́ютъ на́мъ въ поги́бель и вожделѣ́ша погуби́ти е́же изъ нача́ла наслѣ́дiе твое́:

не пре́зри достоя́нiя твоего́, е́же изба́вилъ еси́ тебѣ́ от земли́ Еги́петскiя:

услы́ши моли́тву мою́, и умилосе́рдися надъ жре́бiемъ твои́мъ, и обрати́ рыда́нiе на́ше въ весе́лiе, да живу́ще восхвали́мъ и́мя твое́, Го́споди, и не погуби́ у́стъ восхваля́ющихъ тя́, Го́споди.

И ве́сь Изра́иль возопи́ от крѣ́пости своея́, я́ко сме́рть и́хъ предъ очи́ма и́хъ:

и есѳи́рь цари́ца притече́ ко Го́споду въ по́двизѣ сме́рти обдержи́ма,
и сне́мши ри́зы сла́вы своея́, облече́ся въ ри́зы тѣсноты́ и пла́ча, и вмѣ́сто многоцѣ́нныхъ ма́стей и благово́нныхъ пе́пеломъ и гно́емъ посы́па главу́ свою́, и пло́ть свою́ смири́ зѣло́, и ко́ждо мѣ́сто украше́нiя весе́лiя своего́ испо́лни расте́рзанными власы́ свои́ми,
и моля́шеся Го́споду Бо́гу иилеву и рече́:

Го́споди мо́й, Царю́ на́шъ, ты́ еси́ еди́нъ, помози́ ми́ еди́нѣ́й и не имѣ́ющей по́мощи ра́звѣ тебе́,
я́ко бѣда́ моя́ въ руцѣ́ мое́й:

а́зъ слы́шахъ, Го́споди, от отца́ моего́ въ пле́мени оте́чества моего́, я́ко ты́ Го́споди, прiя́лъ еси́ Изра́иля от всѣ́хъ язы́къ и отцы́ на́шя от всѣ́хъ пра́отецъ и́хъ въ наслѣ́дие вѣ́чное, и сотвори́лъ еси́ и́мъ, ели́ка глаго́лалъ еси́:

и ны́нѣ согрѣши́хомъ предъ тобо́ю, и пре́далъ еси́ на́съ въ ру́ки вра́гъ на́шихъ, зане́же сла́вихомъ бо́ги и́хъ: пра́веденъ еси́, Го́споди:

и ны́нѣ не дово́лни бы́ша горе́стiю рабо́ты на́шея, но положи́ша ру́ки своя́ на ру́ки и́долъ свои́хъ, исто́ргнути за́повѣдь устъ твои́хъ и погуби́ти наслѣ́дiе твое́, и загради́ти уста́ хва́лящихъ тя́ и угаси́ти сла́ву хра́ма твоего́ и олтаря́ твоего́,

и отве́рзти уста́ язы́комъ во угожде́нiя су́етныхъ и удиви́тися царе́ви плотско́му во вѣ́ки:

не преда́ждь, Го́споди, ски́птра твоего́ си́мъ, и́же не су́ть, и да не посмѣю́тся въ паде́нiи на́шемъ, но обрати́ совѣ́тъ и́хъ на ня́, наче́ншаго же на на́съ въ при́тчу положи́:

помяни́, Го́споди, позна́нъ бу́ди во время ско́рби на́шея и мене́ сподо́би дерзнове́нiя: Царю́ бого́въ и вся́каго нача́лства содержи́телю,

да́ждь сло́во благоуго́дно во уста́ моя́ предъ льво́мъ, и премѣни́ се́рдце его́ въ ненави́дѣнiе вою́ющаго ны́, во истребле́нiе его́ и съ ни́мъ совѣ́тующихъ:

на́съ же изми́ руко́ю твое́ю и помози́ ми еди́нѣй и не имѣ́ющей ни кого́же, то́кмо тебе́, Го́споди:

всѣ́хъ ра́зумъ и́маши и вѣ́си, я́ко возненави́дѣхъ сла́ву беззако́нныхъ и гнуша́юся ло́жа необрѣ́занныхъ и вся́каго иноплеме́нника:

ты́ вѣ́си ну́жду мою́, я́ко гнуша́юся зна́менiя го́рдости моея́, е́же е́сть на главѣ́ мое́й во дне́хъ видѣ́нiя моего́, гнуша́юся его́, я́ко ру́бищъ оскверне́нныхъ, и не ношу́ его́ въ де́нь молча́нiя моего́:

и не яде́ раба́ твоя́ от трапе́зы Ама́новы, и не прославля́хъ пи́ра царе́ва, ниже́ пiя́хъ вино́ тре́бищъ [и́долскихъ]:

и не возвесели́ся раба́ твоя́ от дне́ премѣ́ненiя моего́ да́же доны́нѣ, то́чiю о тебѣ́, Го́споди Бо́же Авраа́мовъ:

Бо́же, могі́й надъ всѣ́ми, услы́ши гла́съ безнаде́жныхъ,
и изба́ви на́съ от руки́ лука́внующихъ
и изми́ мя от стра́ха моего́.

И бы́сть по трiе́хъ дне́хъ, егда́ преста́ моли́тися, совлече́ся изъ ри́зъ приско́рбныхъ и облече́ся въ ри́зы сла́вы своея́:

и бы́сть доброзра́чна, призыва́ющи всеви́дца Бо́га и спаси́теля, и взя́ двѣ́ рабы́ни съ собо́ю, и о еди́ну у́бо опира́шеся а́ки сла́достьми оби́лующи, друга́я же послѣ́доваше, да облегча́етъ ри́зы ея́:

и сiя́ червленѣ́ющися доброто́ю красоты́ своея́, и лице́ ея́ осклабля́ющееся а́ки прелюби́вѣйше, се́рдце же ея́ стеня́ше от стра́ха.

И проше́дши вся́ две́ри, ста́ предъ царе́мъ. О́нъ же сѣдя́ше на престо́лѣ ца́рства своего́, оболче́нъ во все́ одѣя́нiе сла́вы своея́, ве́сь во зла́тѣ и ка́менiихъ многоцвѣ́ныхъ, и бя́ше стра́шеъ зѣло́: и возве́дъ лице́ свое́ огневи́дно сла́вою, зѣ́лною я́ростiю воззрѣ́.

^*И паде́ цари́ца, и измѣни́ся лице́ ея́ со ослабле́нiемъ, и преклони́ся на главу́ рабы́ни предъиду́щiя.

И премѣни́ Бо́гъ ду́хъ царе́въ на кро́тость, и потща́вся сни́де со престо́ла своего́ и воспрiя́тъ ю́ во объя́тiя своя́, до́ндеже прiи́де въ себе́, и утѣ́ши ю́ глаго́лы ми́рными и рече́ е́й:

что́ ти е́сть, есѳи́ре? а́зъ е́смь бра́тъ тво́й, дерза́й, не умреши: я́ко о́бщее повелѣ́нiе на́ше е́сть, приступи́.

И взе́мъ златы́й же́злъ

[ца́рь] возложи́ на вы́ю ея́ и облобыза́ ю́ и рече́: глаго́ли ми́.

И рече́ ему́: ви́дѣхъ тя́, господи́не, я́ко а́нгела бжiя, и смяте́ся се́рдце мое́ от стра́ха сла́вы твоея́, я́ко ди́венъ еси́, господи́не, и лице́ твое́ благода́тей испо́лнено.

Бесѣ́дующи же она́ къ нему́, паде́ от ослабле́нiя. Ца́рь же смяте́ся, и вси́ раби́ его́ утѣша́ху ея́.

И рече́ е́й ца́рь: что́ хо́щешн, есѳи́ре? и что́ проше́нiе твое́? бу́детъ ти́ да́же и до полуца́рства моего́.

И рече́ есѳи́рь: де́нь моего́ пра́зднованiя дне́сь е́сть: а́ще у́бо уго́дно е́сть царе́ви, да прiи́детъ ца́рь и Ама́нъ на пи́ръ, его́же сотворю́ дне́сь.

И рече́ ца́рь: ускори́те ити́ по Ама́на, да сотвори́мъ сло́во есѳи́рино. И прiидо́ста о́ба на пи́ръ, его́же сотвори́ есѳи́рь.

На пиру́ же рече́ ца́рь ко есѳи́ри: что́ есть, есѳи́ре цари́це? [и ка́я е́сть мы́сль проше́нiя твоего́? да́мъ ти́ и до полуца́рства моего́,] и бу́детъ ели́ко проси́ши.

И рече́ есѳи́рь: проше́нiе мое́ и моле́нiе:

а́ще обрѣто́хъ благода́ть предъ царе́мъ, да прiи́детъ ца́рь и Ама́нъ еще́ зау́тра на пи́ръ, его́же сотворю́ и́ма, и зау́тра сотворю́ сiе́ проше́нiе.

И изы́де Ама́нъ от царя́ зѣло́ ра́достенъ и ве́селъ: ви́дѣвъ же Мардохе́а Иуде́анина во дворѣ́ [царе́вѣ не подви́гнувшася и не кла́няющася пре́дъ ни́мъ], возъяри́ся зѣло́:

и вше́дъ въ до́мъ сво́й, призва́ дру́ги своя́ и зоса́ру жену́ свою́

и показа́ и́мъ бога́тство свое́ и сла́ву, е́юже возвели́чи его́ ца́рь, и я́ко сотвори́ его́ пе́рваго бы́ти и пра́вити ца́рствiе.

И рече́ Ама́нъ: не зва́ цари́ца ни еди́наго на пи́ръ со царе́мъ, но то́чiю мене́, и нау́трiе зва́ше мя́:

но сiя́ не су́ть ми́ уго́дна, егда́ ви́жду Мардохе́а Иуде́анина во дворѣ́ [царе́вѣ].

И рече́ ему́ зоса́ра жена́ его́ и дру́зiе: пригото́ви дре́во лако́тъ пятьдеся́тъ, и зау́тра рече́ши царе́ви, и да пове́шенъ бу́детъ Мардохе́й на дре́вѣ: ты́ же вни́ди со царе́мъ на пи́ръ и весели́ся. И уго́денъ бы́сть Ама́ну глаго́лъ се́й, и угото́ва дре́во.

Госпо́дь же отъя́ со́нъ от царя́ въ нощи́ о́нѣй. И повелѣ́ рабу́ своему́ принести́ кни́ги па́мятныя дні́й прочита́ти ему́:

и обрѣ́те писа́нiя напи́санная о Мардохе́и, ка́ко повѣ́да царю́ о двою́ евну́ху ца́рскую, внегда́ стрещи́ и́ма, и умы́слиста уби́ти [царя́] Артаксе́ркса.

И рече́ ца́рь: ку́ю сла́ву или́ благода́ть сотвори́хомъ Мардохе́ю? И реко́ша о́троцы царе́вы: ничто́же сотвори́лъ еси́ ему́.

Вопроша́ющу же царю́ о благодѣя́нiи Мардохе́овѣ, се́, Ама́нъ прiи́де во дво́ръ, и рече́ ца́рь: кто́ е́сть во дворѣ́? Ама́нъ же прiи́де рещи́ царе́ви, да повѣ́ситъ Мардохе́а на дре́вѣ, е́же угото́ва.

И реко́ша о́троцы царе́вы: се́, Ама́нъ стои́тъ во дворѣ́. И рече́ ца́рь: призови́те его́.

И рече́ ца́рь Ама́ну: что́ сотворю́ му́жу, его́же а́зъ хощу́ просла́вити? рече́ же въ себѣ́ Ама́нъ: кого́ хо́щетъ ца́рь просла́вити, ра́звѣ мене́?

Рече́ же царю́: му́жа, его́же хо́щетъ ца́рь просла́вити,

да принесу́тъ о́троцы царе́вы оде́жду виссо́нную, е́юже ца́рь облача́ется, и коня́, на не́мже ца́рь ѣ́здитъ,

и да да́стся еди́ному от друго́въ царе́выхъ сла́вныхъ, и да облече́тъ му́жа, его́же ца́рь лю́битъ, и да поса́дитъ его́ на коня́ и проповѣ́сть на у́лицахъ гра́да, глаго́ля: та́ко бу́детъ вся́кому человѣ́ку, его́же ца́рь просла́витъ.

И рече́ ца́рь Ама́ну: до́брѣ ре́клъ еси́: та́ко сотвори́ Мардохе́ю Иуде́анину, уго́дно служа́щему во дворѣ́ [на́шемъ], и да не измѣни́тся сло́во твое́ от си́хъ, я́же ре́клъ еси́.

И взя́ Ама́нъ оде́жду и коня́, и облече́ Мардохе́а, и возведе́ его́ на коня́, и про́йде по у́лицамъ гра́да, и проповѣ́даше [предъ ни́мъ], глаго́ля: си́це бу́детъ вся́кому человѣ́ку, его́же хо́щетъ ца́рь просла́вити.

И возврати́ся Мардохе́и во дво́ръ [царе́въ]: Ама́нъ же и́де въ до́мъ сво́й скорбя́ преклони́въ главу́.

И сказа́ Ама́нъ случи́вшаяся ему́ зоса́рѣ женѣ́ свое́й и друго́мъ свои́мъ. И рѣ́ша ему́ дру́зiе его́ и жена́: а́ще от пле́мене Иудейскаго Мардохе́й, на́чалъ еси́ смиря́тися предъ ни́мъ, па́дая паде́ши, и не возмо́жеши ему́ отмсти́ти, я́ко Бо́гъ живы́й е́сть съ ни́мъ.

И еще́ глаго́лющымъ и́мъ, прiидо́ша евну́си, спѣ́шно зову́ще Ама́на на пи́ръ, его́же угото́ва есѳи́рь.

Вни́де же ца́рь и Ама́нъ пирова́ти со цари́цею.

И рече́ ца́рь е́сѳи́ри во вторы́й де́нь на пиру́: что́ есть, есѳи́ре цари́це? и что́ проше́нiе твое́? и что́ моле́нiе твое́? и бу́детъ тебѣ́ до полуца́рствiя моего́.

И отвѣща́вши [есѳи́рь цари́ца] рече́: а́ще обрѣто́хъ благода́ть предъ очи́ма твои́ма, царю́, да да́стся душа́ моя́ проше́нiю моему́ и лю́дiе мои́ моле́нiю моему́:

про́дани бо есмы́, а́зъ же и лю́дiе мои́, на поги́бель и расхище́нiе и въ рабо́ту, мы́ же и ча́да на́ша въ рабы́ и рабы́ни, и небрего́хъ: нѣ́сть бо досто́инъ клеветни́къ двора́ царе́ва.

И рече́ ца́рь: кто́ е́сть се́й, и́же дерзну́ сотвори́ти ве́щь сiю́?

И рече́ есѳи́рь: человѣ́къ вра́гъ, Ама́нъ лука́вый се́й. Ама́нъ же смяте́ся от царя́ и цари́цы.

Ца́рь же воста́ со гнѣ́вомъ от пи́ра [и и́де] въ вертогра́дъ: Ама́нъ же моля́ше цари́цу, ви́дяше бо себе́ въ бѣда́хъ су́ща.

Возврати́ся же ца́рь из вертогра́да, и Ама́нъ припаде́ къ ло́жу, на не́мже бѣ́ есѳи́рь, моля́ цари́цу. И рече́ ца́рь: егда́ и жену́ наси́луетъ въ дому́ мое́мъ? Ама́нъ же слы́шавъ измѣни́ся лице́мъ.

Рече́ же вугаѳа́нъ еди́нъ от скопце́въ, се́й же вѣ́дяше о то́мъ дре́вѣ, ви́дѣвъ е́ въ дому́ Ама́новѣ, егда́ призыва́ше его́ на обѣ́дъ ца́рскiй, и о се́мъ испыта́въ еди́наго от о́трокъ, уразумѣ́въ замышля́емое, и рече́ ко царю́: се́, и дре́во угото́ва Ама́нъ Мардохе́ю глаго́лавшему блага́я о цари́, и стои́тъ въ дому́ Ама́новѣ возвыше́но на лако́тъ пятьдеся́тъ. И рече́ ца́рь: да повѣ́сится [ама́нъ] на не́мъ.

И повѣ́шенъ бы́сть Ама́нъ на дре́вѣ, е́же угото́ва Мардохе́ю. И тогда́ ца́рь утоли́ся от я́рости.

И въ то́й де́нь ца́рь Артаксе́рксъ дарова́ есѳи́ри, ели́ка бя́ху Ама́на клеветника́ [Иуде́йска]: и Мардохе́й при́званъ бы́сть от царя́, повѣ́да бо есѳи́рь, я́ко сро́дникъ е́сть е́й.

И сня́ ца́рь пе́рстень сво́й, его́же отъя́ у Ама́на, и даде́ Мардохе́еви. И поста́ви есѳи́рь Мардохе́а надъ всѣ́мъ имѣ́нiемъ Ама́новымъ,

и приложи́ глаго́лати ко царю́, и припаде́ предъ нога́ма его́ [и воспла́ка], и моля́ше его́ отврати́ти зло́бу Ама́нову и мы́сль его́, е́юже помы́сли на иуде́и.

И простре́ ца́рь есѳи́ри же́злъ зла́тъ: воста́ же есѳи́рь и ста́ предъ царе́мъ.

И рече́ есѳи́рь: а́ще уго́дно ти́ е́сть, и обрѣто́хъ благода́ть предъ тобо́ю, посли́ возврати́ти писа́нiя по́сланная от Ама́на, пи́саная на погубле́нiе Иуде́овъ, и́же обита́ютъ во [все́мъ] ца́рствiи твое́мъ:

ка́ко бо возмогу́ ви́дѣти озлобле́нiе люді́й мои́хъ и ка́ко возмогу́ спасти́ся въ поги́бели оте́чества моего́?

И рече́ ца́рь есѳи́ри: а́ще вся́ имѣ́нiя Ама́нова да́хъ и дарова́хъ тебѣ́, и того́ повѣ́сихъ на дре́вѣ, я́ко ру́цѣ вознесе́ на иуде́и, что́ еще́ проси́ши?

напиши́те и вы́ и́менемъ мои́мъ, я́коже уго́дно е́сть ва́мъ, и запеча́тайте пе́рстнемъ мои́мъ: ели́ка бо пи́сана быва́ютъ царе́вымъ повелѣ́нiемъ и запеча́таются пе́рстнемъ мои́мъ, не возмо́жно и́мъ противорещи́.

И при́звани бы́ша писцы́ [царе́вы] въ пе́рвый ме́сяцъ, и́же е́сть ниса́нъ, въ два́десять тре́тiй де́нь того́жде ме́сяца, и написа́ша о Иуде́ехъ, ели́ка заповѣ́да Мардохе́й, ко управи́телемъ и ко нача́лникомъ воево́дъ от инді́йскiя страны́ да́же до еѳiо́пiи, сто́ два́десять седми́ воево́дамъ, во вся́кую страну́ по своему́ и́хъ я́зы́ку.

Напи́сана же бы́ша велѣ́нiемъ царе́вымъ и запечатлѣ́шася пе́рстнемъ его́: и посла́ша писа́нiя чрезъ писмоно́сцы,

я́ко повелѣ́ и́мъ жи́ти по зако́номъ и́хъ во вся́цѣмъ гра́дѣ, и да помога́ютъ имъ, и да сотворя́тъ сопе́рникомъ и́хъ и проти́вникомъ и́хъ, я́коже хотя́тъ,

въ де́нь еди́нъ по всему́ ца́рству Артаксе́рксову, въ третiйна́десять де́нь вторагона́десять ме́сяца, и́же е́сть Ада́ръ.

Списа́нiе же еписто́лiи си́це бѣ́:

ца́рь вели́кiй Артаксе́рксъ су́щымъ от инді́и да́же до еѳiо́пiи сто́ два́десяти и седми́мъ нача́лствомъ страна́ми облада́ющымъ и вла́стелемъ на́мъ доброжела́телствующымъ, ра́доватися.

Мно́зи мно́жайшею благодѣ́телствующихъ бла́гостiю частѣ́е честву́еми па́че мѣ́ры возгордѣ́шася,
^*и не то́чiю подчине́нныхъ на́мъ и́щутъ о́зло́бити, но дово́лства не могу́ще снести́, и свои́мъ благодѣ́телемъ начина́ютъ кова́рствовати:

и благодаре́нiе не то́кмо от человѣ́къ отъе́млюще, но еще́ [по обы́чаю] не прiя́вшихъ благодѣя́нiй киче́ньми возне́сшеся, вся́ при́сно назира́ющаго Бо́га ненави́дящаго зла́ мня́тъ избѣжа́ти суда́.

Мно́гажды же и мно́гихъ от поста́вленныхъ на власте́хъ, и́мже увѣ́рися друго́въ устроя́ти дѣла́, ласка́телство крове́й непови́нныхъ вино́вными поставля́я,

подве́рже неуврачева́ннымъ злы́мъ, злонра́вiя ло́жнымъ прельще́нiемъ тѣ́хъ, и́же прельща́ютъ незлоби́вое благосе́рдiе владѣ́ющихъ.

Ви́дѣти же лѣ́ть е́сть на́мъ взыску́ющымъ не толи́ко от дре́внихъ, я́коже преда́хомъ, исто́рiй, ели́ко от тѣ́хъ, я́же су́ть при нога́хъ непрепо́добно содѣ́ланная губи́телствомъ недосто́йно владѣ́ющихъ.

Сего́ ра́ди внима́ти надлежи́тъ по си́хъ, во е́же ца́рство безмяте́жно всѣ́мъ человѣ́комъ съ ми́ромъ устро́ити,

не употребля́юще премене́нiй, приходящая же предъ очеса́ всегда́ съ прили́чнымъ предваре́нiемъ разсужда́юще.

Егда́ бо Ама́нъ Амадаѳу́евъ македо́нянинъ, и́стинно чу́ждь пе́рсскiя кро́ве и мно́го отстоя́щь от на́шея бла́гости, страннолю́бно прiя́тый от на́съ,

толи́кое человѣколю́бiе, е́же ко вся́кому язы́ку имѣ́емъ, получи́, я́ко нарица́тися ему́ отце́мъ на́шимъ, и покланя́емому от всѣ́хъ, второ́е ца́рскаго престо́ла лице́ содержа́ти:

неумѣ́рителенъ же въ го́рдости прилѣ́жно иска́лъ, ка́ко бы на́съ о́бласти и живота́ лиши́ти,

ку́пно же на́шего блюсти́теля и всегда́шняго благодѣ́теля Мардохе́а и непоро́чную ца́рства соо́бщницу есѳи́рь со всѣ́мъ и́хъ пле́менемъ многоплете́нными хи́тростей прельще́ньми и́щущь на погубле́нiе:

си́ми бо о́бразы возмнѣ́ на́съ лиши́въ блюсти́телей взя́ти, и вла́сть пе́рсскую ко македо́няномъ пренести́.

Мы́ же Иуде́овъ, от трегуби́телнаго сего́ въ погубле́нiе пре́данныхъ, обрѣта́емъ не злотво́рныхъ, но пра́веднѣйшими уиравля́емыхъ зако́ны,

и су́щихъ сыно́въ вы́шняго, превелича́йшаго жива́го Бо́га, управля́ющаго на́мъ же и прароди́телемъ на́шымъ ца́рствiе въ до́брѣйшемъ состоя́нiи.

До́брѣ у́бо сотвори́те не употребля́юще от Ама́на Амадаѳу́ева по́сланныхъ писа́нiй,
^*поне́же о́нъ сiя́ содѣ́лавый при вратѣ́хъ су́сскихъ со всѣ́мъ до́момъ свои́мъ повѣ́шенъ е́сть, досто́йный ему́ вско́рѣ су́дъ возда́вшему всѣ́ми владѣ́ющему Бо́гу.

Списа́нiе же еписто́лiи сея́ предложи́вше на вся́цѣ́мъ мѣ́стѣ со дерзнове́нiемъ, оста́вите Иуде́овъ употребляти своя́ зако́ны, спомоществу́юще и́мъ,
^*я́ко да во вре́мя ско́рби воста́вшымъ на ни́хъ отмстя́тъ въ третiйна́десять де́нь вторагона́десять ме́сяца Ада́ра въ са́мый то́й де́нь:

въ се́й бо [де́нь] всемогу́щiй Бо́гъ вмѣ́сто погубле́нiя избра́ннаго ро́да сотвори́ и́мъ весе́лiе.

И вы́ у́бо во имени́тыхъ ва́шихъ пра́здницѣхъ знмени́тый де́нь со вся́кою ра́достiю провожда́йте,
^*да и ны́нѣ, и по си́хъ спасе́нiе на́мъ у́бо и доброжела́телнымъ пе́рсомъ бу́детъ, навѣту́ющымъ же на́съ въ па́мять погубле́нiя.

Вся́къ же гра́дъ или́ страна́, я́же по си́мъ не сотвори́тъ, вся́чески мече́мъ и огне́мъ съ толи́кимъ потреби́тся гнѣ́вомъ, я́ко не то́кмо человѣ́комъ непрохо́дна, но и звѣре́мъ и пти́цамъ во вся́кое вре́мя ме́рзостнѣйша оста́вится.

И списа́нiя сiя́ да предложа́тся очеви́дно во все́мъ ца́рствѣ, е́же гото́вымъ бы́ти всѣ́мъ Иуде́омъ на се́й де́нь ра́товати свои́хъ проти́вныхъ.

Ко́нницы у́бо изыдо́ша спѣ́шно повелѣ́нная от царя́ соверши́ти. Предлага́шеся же повелѣ́нiе и въ Су́сѣхъ.

И Мардохе́й изы́де облече́нъ въ ца́рскую оде́жду и вѣне́цъ иму́щь златы́й, дiади́му виссо́нную, червле́ную. Ви́дѣвше же су́щiи въ Су́сѣхъ возра́довашася,

я́ко Иуде́омъ бы́сть свѣ́тъ и весе́лiе:

во [вся́цѣмъ] гра́дѣ и странѣ́, идѣ́же а́ще предлага́шеся повелѣ́нiе ра́дость и весе́лiе бѣ́ Иуде́омъ, пирова́нiе и утѣше́ние. И мно́зи от язы́къ обрѣ́зовахуся и зако́нъ Иуде́йскiй прiима́ху, стра́ха ра́ди Иуде́йскаго.

Во вторыйна́десять ме́сяцъ, иже е́сть Ада́ръ, въ третiйна́десять де́нь ме́сяца прiидо́ша писа́нiя от царя́.

Въ то́й же день погибо́ша супоста́ты Иуде́евъ: ни еди́нъ бо сопроти́вися и́мъ боя́ся и́хъ.

Нача́лствующiи бо стра́намъ и власти́телiе и ца́рстiи книго́чiя почита́ху иуде́й:

стра́хъ бо Мардохе́евъ належа́ше на ни́хъ.

Приложи́ся бо повелѣ́нiе царе́во именова́тися ему́ по всему́ ца́рствiю.

И въ Су́сѣхъ гра́дѣ изби́ша Иуде́е пя́ть со́тъ муже́й:

Фарса́на, неста́нна и делфо́на, и фасга́на

и Фардаѳа́на, и Варе́а и Сарвака́на,

и Мармаси́ма и Руфе́а, и Арсе́а и Завуѳеѳа́ма,

де́сять сыно́въ Ама́на Амадаѳу́ева вуге́анина врага́ Иудеомъ, и́же от Ѳармаѳе́а, и разгра́биша въ то́й де́нь [имѣ́нiя и́хъ]:

и сказа́ша число́ избiе́нныхъ царю́ въ Су́сѣхъ гра́дѣ.

И рече́ ца́рь ко есѳи́ри: изби́ша Иуде́е въ су́сѣъ гра́дѣ пя́ть со́тъ муже́й, по окре́стнымъ же страна́мъ коли́ко, мни́ши, погуби́ша? и чесого́ еще́ проси́ши, и бу́детъ ти́?

И рече́ есѳи́рь ко царю́: да да́стся та́кожде Иуде́омъ твори́ти зау́тра, я́ко да повѣ́сятъ де́сять сыно́въ Ама́новыхъ.

И повелѣ́ ца́рь та́ко бы́ти, и попусти́ Иуде́омъ внѣ́ гра́да повѣ́сити тѣлеса́ сыно́въ Ама́новыхъ.

И собра́шася Иуде́е, и́же въ Су́сѣхъ, въ четвертыйна́десять дее́нь Ада́ра, и изби́ша муже́й три́ста, и ничто́же разгра́биша.

Про́чiи же Иуде́е, и́же во ца́рствiи, собра́шася и себѣ́ помога́ху и почи́ша от бра́ней: изби́ша бо от ни́хъ пятьна́десять ты́сящъ въ третiйна́десять Ада́ра, и ничто́же расхи́тиша.

И почи́ша въ четвертыйна́десять де́нь того́жде ме́сяца и провожда́ху то́й де́нь упокое́нiя съ ра́достiю и весе́лiемъ.

Иуде́е же въ Су́сѣхъ гра́дѣ собра́шася и въ четвертыйна́десять почи́ша: проводи́ша же и пятыйна́десять съ ра́достiю и весе́лiемъ.

Сего́ ра́ди Иуде́е разсѣ́яннiи во вся́цѣй странѣ́ внѣ́шней провожда́ютъ четвертыйна́десять де́нь Ада́ра бла́гъ съ весе́лiемъ, посыла́юще ча́сти кі́йждо бли́жнему: живу́щiй же въ митропо́лiяхъ и въ пятыйна́десять де́нь Ада́ра весе́лiя благі́й провожда́ютъ, посыла́юще ча́сти бли́жним.

Написа́ же Мардохе́й словеса́ сiя́ въ кни́гу и посла́ Иуде́омъ, ели́цы бѣ́ша въ ца́рствiи Артаксе́рксовѣ, бли́зъ и дале́че су́щымъ,

уста́вити дни́ сiя́ бла́ги, е́же провожда́ти четвертыйна́десять и пятыйна́десять де́нь Ада́ра:

въ си́хъ бо дне́хъ почи́ша Иуде́е от вра́гъ свои́хъ: и ме́сяцъ Ада́ръ, и́же обрати́ся и́мъ от пла́ча въ ра́дость и от болѣ́зни во благі́й де́нь, провожда́ти ве́сь во благи́хъ дне́хъ ра́дости и весе́лiя, посыла́юще ча́сти ко друго́мъ и ни́щымъ.

И прiя́ша Иуде́е, я́коже написа́ и́мъ Мардохе́й:

ка́ко Ама́нъ Амадаѳу́евъ македо́нянинъ ра́товаше Иудеевъ, и ка́ко изнесе́ су́дъ и жре́бiй, е́же погуби́ти и́хъ,

и я́ко вни́де ко царю́, глаго́ля, да повѣ́ситъ Мардохе́а: ели́ка нача́ наводи́ти на иуде́и зла́я, на него́ бы́ша, и повѣ́шенъ бы́сть са́мъ и ча́да его́.

Сего́ ра́ди нареко́шася дні́е сі́и фури́мъ ра́ди жре́бiй, зане́ дiале́ктомъ и́хъ жре́бiи нарица́ются фури́мъ, ра́ди слове́съ еписто́лiи сея́, и ели́ка пострада́ша си́хъ ра́ди, и ели́ка и́мъ приключи́шася.

Уста́ви у́бо, и та́ко прiя́ша Иуде́е на себе́ и на сѣ́мя свое́ и на приложи́вшихся къ ни́мъ, ниже́ ина́че да употребля́ютъ: дні́е же сі́и па́мяти соверша́еми по ро́ду и ро́ду, и гра́ду и оте́честву и странѣ́.

Дні́е же сі́и фури́мъ да провожда́ютъ во вся́кое лѣ́то, и па́мять да не оскудѣ́етъ от родо́въ.

И написа́ есѳи́рь царица дщи́ Аминада́вля и Мардохе́й Иуде́анинъ, ели́ка сотвори́ша во утвержде́нiе еписто́лiи о дне́хъ фури́мъ.

И Мардохе́й и есѳи́рь цари́ца уста́виста себѣ́ са́ми, и тогда́ уста́виста въ постѣ́ свое́мъ совѣ́тъ сво́й.

И есѳи́рь сло́во поста́ви во вѣ́ки, и напи́сано бы́сть въ па́мять.

Написа́ же ца́рь по всему́ ца́рствiю своему́, е́же на земли́ и на мо́ри,

и си́лу свою́, и му́жественная исправле́нiя, бога́тство же и сла́ву ца́рствiя своего́: се́, пи́сана су́ть въ кни́зѣ царе́й пе́рсскихъ и ми́дскихъ, на па́мять.

Мардохе́й бо вторы́й бѣ́ по цари́ Артаксе́рксѣ, и вели́къ бѣ́ во ца́рствiи и просла́вленъ от иуде́й и люби́мь, повѣ́даше содѣ́янная всему́ язы́ку своему́.

И рече́ Мардохе́й: от Бо́га бы́ша сiя́:

помяну́хъ бо о со́нiи, е́же ви́дѣхъ о словесѣ́хъ си́хъ, ниже́ бо премину́ от си́хъ сло́во:

ма́лый исто́чникъ, и́же бы́сть рѣка́, и бѣ́ свѣ́тъ, и со́лнце, и вода́ мно́га. Есѳи́рь е́сть рѣка́, ю́же поя́ ца́рь и сотвори́ цари́цу:

два́ же змі́а, а́зъ е́смь и Ама́нъ:

язы́цы же [су́ть], и́же собра́шася истреби́ти и́мя Иуде́овъ:

язы́къ же мо́й се́й е́сть Изра́иль, вопи́вшiй ко Бо́гу, и спасо́шася: и спасе́ Госпо́дь лю́ди своя́ и изба́ви на́съ Госпо́дь от всѣ́хъ зо́лъ си́хъ: и сотвори́ Бо́гъ зна́менiя и чудеса́ ве́лiя, я́же не бы́ша во язы́цѣхъ.

Сего́ ра́ди сотвори́ два́ жре́бiя, еди́нъ лю́демъ Бо́жiимъ и еди́нъ всѣ́мъ язы́комъ:

и изыдо́ста два́ жре́бiя сiя́ въ ча́съ и вре́мя и въ де́нь суда́ предъ Бо́гомъ во всѣ́хъ язы́цѣхъ:

и помяну́ Госпо́дь Бо́гъ лю́ди своя́ и оправда́ достоя́нiе свое́:

и бу́дутъ и́мъ дні́е сі́и [пра́здничнiи] въ ме́сяцъ Ада́ръ, въ четвертыйна́десять и пятыйна́десять де́нь ме́сяца того́жде, съ собо́ромъ и ра́достiю и съ весе́лiемъ предъ Бо́гомъ, въ ро́дъ во вѣ́ки въ лю́дехъ свои́хъ Изра́или.

Въ лѣ́то четве́ртое ца́рствiя Птоломе́ева и клеопа́тры, внесе́ Досиѳе́й, и́же глаго́лашеся бы́ти свяще́нникъ и леви́тъ, и Птоломе́й сы́нъ его́, предлежа́щую еписто́лiю о [дне́хъ] фури́мъ, ю́же ска́зоваху, я́ко истолкова́ лисима́хъ сы́нъ Птоломе́евъ, живы́й во Иерусали́мѣ.

Латинский (Nova Vulgata)

Языки

Et ecce duo dracones magni parati prodierunt uterque luctari; et facta est illorum magna pugna, et dominabantur, et congregatae sunt nationes in die tenebroso et malo, et fuit perturbatio magna in habitantibus super terram. Et timuerunt perditionem clamaveruntque ad Deum. Et a voce clamoris eorum factus est fons parvus, qui crevit in fluvium maximum et in aquas plurimas redundavit. Anno secundo, regnante Artaxerxe rege magno, prima die mensis Nisan vidit somnium Mardochaeus filius Iair filii Semei filii Cis de tribu Beniamin, Lux et sol ortus est, et humiles exaltati sunt et devoraverunt inclitos. vir magnus, qui ministrabat in aula regia. Quod cum vidisset somnium Mardochaeus et surrexisset de strato, cogitabat quid Deus facere vellet; et fixum habebat in animo, quousque revelaretur. Et hoc eius somnium fuit. Apparuerunt voces et tumultus et tonitrua et terraemotus et conturbatio magna super terram. Et fuit in diebus Asueri, qui regnavit ab India usque Aethiopiam super centum viginti septem provincias,

quando sedit in solio regni sui in castris Susan,

tertio igitur anno imperii sui, fecit grande convivium cunctis principibus et pueris suis, fortissimis Persarum et Medorum, inclitis et praefectis provinciarum coram se,

ut ostenderet divitias gloriae regni sui ac splendorem atque iactantiam magnitudinis suae multo tempore, centum videlicet et octoginta diebus.

Cumque implerentur dies convivii, invitavit omnem populum, qui inventus est in Susan, a maximo usque ad minimum; et septem diebus iussit convivium praeparari in vestibulo horti palatii regis.

Et pendebant ex omni parte tentoria lintea et carbasina ac hyacinthina sustentata funibus byssinis atque purpureis, qui argenteis circulis inserti erant et columnis marmoreis fulciebantur; lectuli quoque aurei et argentei dispositi erant super pavimentum smaragdino et pario stratum lapide aliisque varii coloris.

Bibebant autem, qui invitati erant, aureis poculis, aliis atque aliis; vinum quoque, ut magnificentia regia dignum erat, abundans et praecipuum ponebatur.

Nec erat qui cogeret ad bibendum, quoniam sic rex statuerat omnibus praepositis domus suae, ut facerent secundum uniuscuiusque voluntatem.

Vasthi quoque regina fecit convivium feminarum in palatio regio, ubi rex Asuerus manere consueverat.

Itaque die septimo, cum rex esset hilarior potione meri, praecepit Mauman et Bazatha et Harbona et Bagatha et Abgatha et Zethar et Charchas, septem eunuchis, qui in conspectu eius ministrabant,

ut introducerent reginam Vasthi coram rege, posito super caput eius diademate regni, ut ostenderet cunctis populis et principibus pulchritudinem illius; erat enim pulchra valde.

Quae renuit et ad regis imperium, quod per eunuchos mandaverat, venire contempsit; unde iratus rex et nimio furore succensus

interrogavit sapientes, qui tempora noverant, et illorum faciebat cuncta consilio scientium leges ac iura maiorum —

erant autem ei proximi Charsena et Sethar et Admatha et Tharsis et Mares et Marsana et Mamuchan, septem duces Persarum atque Medorum, qui videbant faciem regis et primi sedebant in regno C:

"Secundum legem quid oportet fieri Vasthi reginae, quae Asueri regis imperium, quod per eunuchos mandaverat, facere noluit?".

Responditque Mamuchan, audiente rege atque principibus: "Non solum regem laesit regina Vasthi, sed et omnes principes et populos, qui sunt in cunctis provinciis regis Asueri.

Egredietur enim sermo reginae ad omnes mulieres, ut contemnant viros suos et dicant: “Rex Asuerus iussit, ut regina Vasthi intraret ad eum, et illa noluit”.

Atque hac ipsa die dicent omnes principum coniuges Persarum atque Medorum quem audierint sermonem reginae principibus regis; unde despectio et indignatio.

Si tibi, rex, placet, egrediatur edictum a facie tua et scribatur inter leges Persarum atque Medorum, quas immutari illicitum est, ut nequaquam ultra Vasthi ingrediatur ad regem, sed regnum illius altera, quae melior illa est, accipiat.

Et hoc in omne, quod latissimum est, provinciarum tuarum divulgetur imperium, et cunctae uxores, tam maiorum quam minorum, deferent maritis suis honorem".

Placuit consilium eius regi et principibus, fecitque rex iuxta consilium Mamuchan.

Et misit epistulas ad universas provincias regni sui, ut quaeque gens audire et legere poterat, diversis linguis et litteris, esse viros principes ac maiores in domibus suis et subditas habere omnes mulieres, quae essent cum eis.

His ita gestis, postquam regis Asueri deferbuerat indignatio, recordatus est Vasthi, et quae fecisset vel quae passa esset.

Dixeruntque pueri regis ac ministri eius: "Quaerantur regi puellae virgines ac speciosae,

et constituantur, qui considerent per universas provincias puellas speciosas et virgines et adducant eas ad civitatem Susan et tradant in domum feminarum sub manu Egei eunuchi, qui est praepositus et custos mulierum regiarum; et accipiant mundum muliebrem.

Et, quaecumque inter omnes oculis regis placuerit, ipsa regnet pro Vasthi". Placuit sermo regi; et ita, ut suggesserant, iussit fieri.

Erat vir Iudaeus in Susan civitate vocabulo Mardochaeus filius Iair filii Semei filii Cis de tribu Beniamin,

qui translatus fuerat de Ierusalem cum captivis, qui ducti fuerant cum Iechonia rege Iudae, quem Nabuchodonosor rex Babylonis transtulerat.

Qui fuit nutricius filiae patrui sui Edissae, quae altero nomine Esther vocabatur et utrumque parentem amiserat: pulchra aspectu et decora facie. Mortuisque patre eius ac matre, Mardochaeus sibi eam adoptavit in filiam.

Et factum est, cum percrebruisset regis imperium, et iuxta mandatum illius multae virgines pulchrae adducerentur Susan et Egeo traderentur, Esther quoque in domum regis in manus Egei custodis feminarum tradita est.

Quae placuit ei et invenit gratiam in conspectu illius; et acceleravit mundum muliebrem et tradidit ei partes suas et septem puellas speciosissimas de domo regis, et tam ipsam quam pedisequas eius transtulit in optimam partem domus feminarum.

Quae non indicaverat ei populum et cognationem suam; Mardochaeus enim praeceperat, ut de hac re omnino reticeret.

Qui deambulabat cotidie ante vestibulum domus, in qua electae virgines servabantur, curam agens salutis Esther et scire volens quid ei accideret.

Cum autem venisset tempus singularum per ordinem puellarum, ut intrarent ad regem, expletis omnibus, quae ad cultum muliebrem pertinebant, per menses duodecim; ita dumtaxat, ut sex mensibus oleo ungerentur myrrhino et aliis sex feminarum pigmentis et aromatibus uterentur,

ingredientesque ad regem, quidquid postulassent, accipiebant, ut portarent secum de triclinio feminarum ad regis cubiculum.

Et, quae intraverat vespere, mane iterum in domum feminarum deducebatur, sub manu Sasagazi eunuchi, qui concubinis praesidebat. Nec habebat potestatem ad regem ultra redeundi, nisi voluisset rex et eam venire iussisset ex nomine.

Evoluto autem tempore per ordinem, instabat dies, quo Esther filia Abihail patrui Mardochaei, quam sibi adoptaverat in filiam, intrare deberet ad regem. Quae non quaesivit quidquam, nisi quae voluit Egeus eunuchus custos feminarum, et omnium oculis gratiosa et amabilis videbatur.

Ducta est itaque ad cubiculum regis Asueri mense decimo, qui vocatur Tebeth, septimo anno regni eius.

Et amavit eam rex plus quam omnes mulieres; habuitque gratiam et favorem coram eo super omnes virgines, et posuit diadema regni in capite eius fecitque eam regnare in loco Vasthi.

Et iussit convivium praeparari magnificum cunctis principibus et servis suis, convivium Esther; et dedit remissionem tributi universis provinciis ac dona largitus est iuxta magnificentiam principalem.

Mardochaeus autem manebat ad regis ianuam,

necdum prodiderat Esther cognationem et populum suum iuxta mandatum eius; quidquid enim ille praecipiebat, observabat Esther, ut eo tempore solita erat, quo eam parvulam nutriebat.

Eo igitur tempore, quo Mardochaeus ad regis ianuam morabatur, irati sunt Bagathan et Thares, duo eunuchi regis, qui ianitores erant volueruntque in regem mittere manus.

Quod Mardochaeum non latuit; statimque nuntiavit reginae Esther, et illa regi ex nomine Mardochaei.

Quaesitum est et inventum, et appensus uterque eorum in patibulo; mandatumque est libro annalium coram rege.

Post haec rex Asuerus exaltavit Aman filium Amadathi, qui erat de stirpe Agag, et posuit solium eius super omnes principes, quos habebat.

Cunctique servi regis, qui in foribus palatii versabantur, flectebant genua et adorabant Aman; sic enim praeceperat rex pro illo. Solus Mardochaeus non flectebat genu neque adorabat eum.

Cui dixerunt pueri regis, qui ad fores palatii praesidebant: "Cur non observas mandatum regis?".

Cumque hoc crebrius dicerent, et ille nollet audire, nuntiaverunt Aman scire cupientes utrum perseveraret in sententia; dixerat enim eis se esse Iudaeum.

Cumque Aman experimento probasset quod Mardochaeus non sibi flecteret genu nec se adoraret, iratus est valde

et pro nihilo duxit in unum Mardochaeum mittere manus suas — audierat enim quod esset gentis Iudaeae — magisque voluit omnem Iudaeorum, qui erant in regno Asueri, perdere nationem.

Mense primo, cuius vocabulum est Nisan, anno duodecimo regni Asueri, missa est in urnam sors, quae dicitur Phur, coram Aman, quo die et quo mense gens Iudaeorum deberet interfici; et exivit dies tertia decima mensis duodecimi, qui vocatur Adar.

Dixitque Aman regi Asuero: "Est populus per omnes provincias regni tui dispersus, segregatus inter populos alienisque utens legibus, quas ceteri non cognoscunt, insuper et regis scita contemnens; non expedit regi, ut det illis requiem.

Si tibi placet, scriptis decerne, ut pereat, et decem milia talentorum argenti appendam arcariis gazae tuae".

Tulit ergo rex anulum, quo utebatur, de manu sua et dedit eum Aman filio Amadathi de progenie Agag, hosti Iudaeorum.

Dixitque ad eum: "Argentum, quod polliceris, tuum sit; de populo age, quod tibi placet".

Vocatique sunt scribae regis mense primo, tertia decima die eius, et scriptum est, ut iusserat Aman, ad omnes satrapas regis et duces provinciarum et principes diversarum gentium, ut quaeque gens legere poterat et audire pro varietate linguarum, ex nomine regis Asueri; et litterae ipsius signatae anulo.

Missae sunt epistulae per cursores ad universas provincias regis, ut perderent, occiderent atque delerent omnes Iudaeos, a puero usque ad senem, parvulos et mulieres uno die, hoc est tertio decimo mensis duodecimi, qui vocatur Adar, et bona eorum diriperent. Epistulae autem hoc exemplar fuit:
"Rex magnus Artaxerxes centum viginti septem ab India usque Aethiopiam provinciarum satrapis et ducibus, qui eius imperio subiecti sunt, haec scribit: Cum plurimis gentibus imperarem et universum orbem meae dicioni subiugassem, volui nequaquam abuti potentiae magnitudine, sed semper clementer et leniter agens gubernare subiectorum vitam absque ullo terrore, regnumque quietum et usque ad fines pervium praestans, optatam cunctis mortalibus pacem renovare. Quaerente autem me a consiliariis meis, quomodo hoc posset impleri, unus qui prudentia, bona voluntate et fide stabili ceteros praecellit et est post regem secundus, Aman nomine, indicavit mihi in totius orbis terrarum tribubus populum hostilem esse dispersum, qui, legibus suis contra omnium gentium faciens consuetudinem, regum iussa in perpetuum contemnat, ne consistat concordia nationum a nobis consolidata. Quod cum didicissemus, videntes unam hanc gentem rebellem adversus omne hominum genus perversis uti legibus nostrisque negotiis contraire, pessima conficere et regni impedire pacem, iussimus, ut quoscumque Aman, qui negotiis publicis praepositus est et quem patris loco colimus, per litteras monstraverit, cum coniugibus ac liberis radicitus deleantur inimicorum gladiis, nullusque eorum misereatur, quarta decima die duodecimi mensis Adar anni praesentis; ut, qui iam olim sunt nefarii homines, uno die violenter ad inferos descendentes stabiles in posterum et quietas reddant nobis plene res publicas. 13h Qui autem celaverit genus eorum, inhabitabilis erit non solum inter homines, sed nec inter aves, et igne sancto comburetur; et substantia eorum in regnum conferetur. Valete".

Exemplar autem epistularum ut lex in omnibus provinciis promulgandum erat, ut scirent omnes populi et pararent se ad praedictam diem.

Iustus es et clemens et excelsus et magnus, Domine,
et omnes viae tuae iudicia. Festinabant cursores, qui missi erant, regis imperium explere; statimque in Susan pependit edictum, rege et Aman celebrante convivium, dum civitas ipsa esset conturbata. Et nunc, Domine, non des filios tuos in captivitatem
neque uxores nostras in violationem neque in perditionem,
qui factus es nobis propitius ab Aegypto usque nunc. Et convivium fecerunt omnes gentes; rex autem et Aman, cum introisset regiam, cum amicis luxuriabatur. Miserere principali tuae parti
et non tradas in infamiam hereditatem tuam,
ut hostes dominentur nostri". Ubicumque igitur proponebatur exemplum epistulae, ploratio et luctus ingens fiebat apud omnes Iudaeos. Et invocabant Iudaei Deum patrum suorum et dicebant: "Domine Deus, tu solus Deus in caelo sursum,
et non est alius Deus praeter te. Si enim fecissemus legem tuam et praecepta,
habitassemus cum securitate et pace per omne tempus vitae nostrae. Nunc autem, quoniam non fecimus praecepta tua,
venit super nos omnis tribulatio ista.

Cum comperisset Mardochaeus omnia, quae acciderant, scidit vestimenta sua et indutus est sacco spargens cinerem capiti. Et in platea mediae civitatis voce magna et amara clamabat

usque ad fores palatii gradiens; non enim erat licitum indutum sacco aulam regis intrare.

In omnibus quoque provinciis, quocumque edictum et dogma regis pervenerat, planctus ingens erat apud Iudaeos, ieiunium, ululatus et fletus, sacco et cinere multis pro strato utentibus.

Ingressae sunt autem puellae Esther et eunuchi nuntiaveruntque ei. Quod audiens consternata est valde et misit vestem, ut, ablato sacco, induerent eum; quam accipere noluit.

Accitoque Athach eunucho, quem rex ministrum ei dederat, praecepit ei, ut iret ad Mardochaeum et disceret ab eo cur hoc faceret.

Egressusque Athach ivit ad Mardochaeum stantem in platea civitatis ante ostium palatii.

Qui indicavit ei omnia, quae ei acciderant, quantum Aman promisisset, ut in thesauros regis pro Iudaeorum nece inferret argentum.

Exemplar quoque edicti, quod pendebat in Susan ad perdendum eos, dedit ei, ut reginae ostenderet et moneret eam, ut intraret ad regem et deprecaretur eum et rogaret pro populo suo. 8a "Memor, inquit, dierum humilitatis tuae, quando nutrita sis in manu mea, quia Aman secundus a rege locutus est contra nos in mortem. Et tu, invoca Dominum et loquere regi pro nobis et libera nos de morte".

Regressus Athach nuntiavit Esther omnia, quae Mardochaeus dixerat.

Quae respondit ei et iussit, ut diceret Mardochaeo:

"Omnes servi regis et cunctae, quae sub dicione eius sunt, norunt provinciae, quod cuique sive viro sive mulieri, qui non vocatus interius atrium regis intraverit, una lex sit, ut statim interficiatur, nisi forte rex auream virgam ad eum tetenderit, ut possit vivere; ego autem triginta iam diebus non sum vocata ad regem".

Quod cum audisset Mardochaeus,

rursum mandavit Esther dicens: "Ne putes quod animam tuam tantum liberes, quia in domo regis es, prae cunctis Iudaeis.

Si enim nunc silueris, aliunde Iudaeis liberatio et salvatio exsurget, et tu et domus patris tui peribitis; et quis novit utrum idcirco ad regnum veneris, ut in tali tempore parareris?".

Rursumque Esther haec Mardochaeo verba mandavit:

"Vade et congrega omnes Iudaeos, qui in Susan reperiuntur; et ieiunate pro me. Non comedatis et non bibatis tribus diebus et tribus noctibus, et ego cum ancillis meis similiter ieiunabo; et tunc ingrediar ad regem contra legem faciens; si pereo, pereo".

Dominus omnium es,
nec est qui resistat maiestati tuae. Esther quoque regina confugit ad Dominum pavens periculum mortis, quod imminebat. Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Ananiam, Azariam et Misael de camino ignis liberasti. Tu nosti
quoniam a die translationis meae
non sum laetata, Domine,
nisi in te solo. Tu scis, Domine, quia libenter adorarem
plantas pedum Aman pro salute Israel; Cumque deposuisset vestes gloriae, suscepit indumenta luctus et pro unguentis superbiae implevit caput suum cinere et corpus suum humiliavit ieiuniis valde. Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Daniel de lacu leonum eruisti. Tu scis, Deus,
quoniam, ex quo vestimentum hoc super caput meum est,
exsecror illud tamquam pannum menstruatae
et non indui illud in die bona. hoc autem non feci,
ne gloriam hominis ponerem super gloriam Dei mei,
et alium non adorabo nisi te, Domine, Deus meus. Et cecidit super terram cum ancillis suis a mane usque ad vesperam et dixit: Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Ezechiae, regi Iudaeorum,
morte damnato et oranti pro vita misertus es
et donasti ei vitae annos quindecim. Et nunc subveni orphanae mihi
et verbum concinnum da in os meum in conspectu leonis
et gratam me fac coram eo
et converte cor eius in odium oppugnantis nos,
in perditionem eius et eorum, qui consentiunt ei. Ivit itaque Mardochaeus et fecit omnia, quae ei Esther mandaverat. Et non facio ea in arrogantia
neque in gloriae cupiditate, Domine.
Appare, Domine; manifestare, Domine! "Deus Abraham et Deus Isaac et Deus Iacob, benedictus es.
Suffraga mihi soli
et non habenti defensorem praeter te, Domine, Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Annae petenti in desiderio animae
filii generationem donasti. Nos autem libera de manu inimicorum nostrorum;
converte luctum nostrum in laetitiam
et dolores nostros in sanitatem. Mardochaeus autem scidit vestimenta sua et substravit cilicium et cecidit super faciem suam in terram, et seniores populi, a mane usque ad vesperam Et nunc, Domine rex, Deus Abraham et Deus Isaac et Deus Iacob,
parce populo tuo,
quia volunt nos inimici nostri perdere
et delere hereditatem tuam. quoniam periculum in manu mea est. Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu omnes complacentes tibi liberas, Domine,
usque in finem. Surgentes autem supra partem tuam, Deus,
fac in exemplum. et dixit:
"Deus Abraham et Deus Isaac et Deus Iacob, benedictus es. Ne despicias partem tuam,
quam redemisti tibi de terra Aegypti. Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Noe in aqua diluvii conservasti. Et nunc adiuva me solitariam
et neminem habentem nisi te,
Domine, Deus meus. Appare, Domine; manifestare, Domine!". Domine, Domine, rex omnipotens,
in dicione enim tua cuncta sunt posita,
et non est qui possit tuae resistere voluntati,
si decreveris salvare Israel. Exaudi deprecationem meam
et propitius esto sorti tuae;
et converte luctum nostrum in gaudium,
ut viventes laudemus nomen tuum, Domine,
et ne claudas ora te canentium". Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Abrahae in trecentis et decem octo viris
novem reges tradidisti. Tu nosti
quoniam abominata est ancilla tua concubitum incircumcisorum. Tu enim fecisti caelum et terram
et quidquid mirabile caeli ambitu continetur; Omnis quoque Israel ex totis viribus clamavit ad Dominum, eo quod eis certa mors impenderet. Ego audivi ex libris maiorum meorum, Domine,
quoniam tu Ionam de ventre ceti liberasti. Deus, tu nosti
quoniam non manducavi de mensa exsecrationum
et vinum libationum eorum non bibi.

Et factum est die tertio, induta Esther regalibus vestimentis ste tit in atrio domus regiae, quod erat interius contra basilicam regis. At ille sedebat super solium suum in consistorio palatii contra ostium domus.

Cumque regio fulgeret habitu et invocasset omnium rectorem et salvatorem Deum, assumpsit duas famulas Non morieris; non enim pro te, sed pro omnibus haec lex constituta est. et super unam quidem innitebatur, quasi in deliciis; Accede!". altera autem sequebatur dominam defluentia in humum indumenta sustentans. Et elevans auream virgam posuit super collum eius et osculatus est eam et ait: "Loquere mihi". Ipsa autem roseo vultu colore perfusa et gratis ac nitentibus oculis tristem celabat animum et mortis timore contractum. Quae respondit: "Vidi te, domine, quasi angelum Dei, et conturbatum est cor meum prae timore gloriae tuae; Ingressa igitur cuncta per ordinem ostia, stetit in aula interiore contra regem, ubi ille residebat super solium regni sui indutus vestibus regiis auroque fulgens et pretiosis lapidibus; eratque terribilis aspectu, et virga aurea in manu eius. valde enim mirabilis es, domine, et facies tua plena est gratiarum". Cumque elevasset faciem, vidit eam sicut taurus in impetu irae suae et cogitans eam perdere clamavit ambiguus: "Quis ausus est introire in aulam non vocatus?". Et regina corruit et, in pallorem colore mutato, lassa se reclinavit super caput ancillulae, quae antecedebat. Cumque loqueretur, rursus corruit et paene exanimata est. Convertitque Iudaeorum Deus et universae creaturae Dominus spiritum regis in mansuetudinem, et festinus ac metuens exilivit de solio; et sustentans eam ulnis suis, donec rediret ad se, verbis pacificis ei blandiebatur: Rex autem turbabatur, et omnes ministri eius. Et factum est, cum vidisset Esther reginam stantem, placuit oculis eius, et extendit contra eam virgam auream, quam tenebat manu; quae accedens tetigit summitatem virgae eius. "Quid habes, Esther regina, soror mea et consors regni? Ego sum frater tuus, noli metuere.

Dixitque ad eam rex: "Quid vis, Esther regina? Quae est petitio tua? Etiamsi dimidiam partem regni petieris, dabitur tibi".

At illa respondit: "Si regi placet, obsecro, ut venias ad me hodie et Aman tecum ad convivium, quod paravi".

Statimque rex: "Vocate, inquit, cito Aman, ut fiat verbum Esther".
Venerunt itaque rex et Aman ad convivium, quod eis regina paraverat.

Dixitque ei rex, postquam vinum biberat: "Quid petis, ut detur tibi, et pro qua re postulas? Etiamsi dimidiam partem regni mei petieris, impetrabis".

Cui respondit Esther: "Petitio mea et preces:

Si inveni in conspectu regis gratiam, et si regi placet, ut det mihi, quod postulo, et meam impleat petitionem, veniat rex et Aman ad convivium, quod parabo eis, et cras faciam secundum verbum regis".

Egressus est itaque illo die Aman laetus et alacer corde. Cumque vidisset Mardochaeum sedentem in foribus palatii, et non solum non assurrexisse sibi, sed nec motum quidem de loco sessionis suae, indignatus est valde.

Et, dissimulata ira, reversus in domum suam convocavit ad se amicos suos et Zares uxorem suam

et exposuit illis magnitudinem divitiarum suarum filiorumque turbam, et quanta eum gloria super omnes principes et servos suos rex elevasset.

Et post haec ait: "Regina quoque Esther nullum alium vocavit ad convivium cum rege praeter me; apud quam etiam cras cum rege pransurus sum.

Et, cum omnia haec habeam, nihil me habere puto, quamdiu videro Mardochaeum Iudaeum sedentem in foribus regis".

Responderuntque ei Zares uxor eius et ceteri amici: "Iube parari excelsam trabem habentem altitudinis quinquaginta cubitos et dic mane regi, ut appendatur super eam Mardochaeus; et sic ibis cum rege laetus ad convivium". Placuit ei consilium et iussit excelsam parari trabem.

Noctem illam duxit rex insomnem iussitque afferri sibi librum memorialium, annales priorum temporum. Quae cum illo praesente legerentur,

ventum est ad eum locum, ubi scriptum erat quomodo nuntiasset Mardochaeus insidias Bagathan et Thares duorum eunuchorum ianitorum, qui voluerant manus mittere in regem Asuerum.

Quod cum audisset rex, ait: "Quid pro hac fide honoris ac praemii Mardochaeus consecutus est?". Dixeruntque ei servi illius ac ministri: "Nihil omnino mercedis accepit".

Statimque rex: "Quis est, inquit, in atrio?". Aman quippe exterius atrium domus regiae intraverat, ut suggereret regi, ut iuberet Mardochaeum suspendi in patibulo, quod ei fuerat praeparatum.

Responderunt pueri: "Ecce Aman stat in atrio". Dixitque rex: "Ingrediatur".

Cumque esset ingressus, ait illi: "Quid debet fieri viro, quem rex honorare desiderat?". Cogitans autem in corde suo Aman et reputans quod nullum alium rex nisi se vellet honorare

respondit: "Homo, quem rex honorare cupit,

debet indui vestibus regiis, quibus rex indutus erat, et imponi super equum, qui de sella regis est, et acceperit regium diadema super caput suum;

et primus de regiis principibus nobilissimis induat eum et teneat equum eius et per plateam civitatis incedens clamet et dicat: “Sic honorabitur quemcumque voluerit rex honorare”".

Dixitque ei rex: "Festina et, sumpta stola et equo, fac, ut locutus es, Mardochaeo Iudaeo, qui sedet in foribus palatii; cave, ne quidquam de his, quae locutus es, praetermittas".

Tulit itaque Aman stolam et equum; indutumque Mardochaeum et impositum equo praecedebat in platea civitatis atque clamabat: "Hoc honore condignus est quemcumque rex voluerit honorare".

Reversusque est Mardochaeus ad ianuam palatii; et Aman festinavit ire in domum suam lugens et operto capite.

Narravitque Zares uxori suae et amicis omnia, quae evenissent sibi; cui responderunt sapientes, quos habebat in consilio, et uxor eius: "Si de semine Iudaeorum est Mardochaeus, ante quem cadere coepisti, non poteris praevalere contra eum, sed cades in conspectu eius".

Adhuc illis loquentibus, venerunt eunuchi regis et cito eum ad convivium, quod regina paraverat, pergere compulerunt.

Intravit itaque rex et Aman, ut biberent cum regina.

Dixitque ei rex etiam in secundo die, postquam vino incaluerat: "Quae est petitio tua, Esther, ut detur tibi, et quid vis fieri? Etiamsi dimidiam regni mei partem petieris, impetrabis".

Ad quem illa respondit: "Si inveni gratiam in oculis tuis, o rex, et si tibi placet, dona mihi animam meam, pro qua rogo, et populum meum, pro quo obsecro.

Traditi enim sumus, ego et populus meus, ut conteramur, iugulemur et pereamus. Atque utinam in servos et famulas venderemur: tacuissem, quia tribulatio haec non esset digna conturbare regem".

Respondensque rex Asuerus ait: "Quis est iste et ubi est, ut haec audeat facere?".

Dixit Esther: "Hostis et inimicus noster pessimus iste est Aman". Quod ille audiens ilico obstupuit coram rege ac regina.

Rex autem surrexit iratus et de loco convivii intravit in hortum palatii. Aman quoque surrexit, ut rogaret Esther reginam pro anima sua; intellexit enim a rege sibi decretum esse malum.

Qui cum reversus esset de horto et intrasset convivii locum, repperit Aman super lectulum corruisse, in quo iacebat Esther, et ait: "Etiam reginam vult opprimere, me praesente, in domo mea?". Necdum verbum de ore regis exierat, et statim operuerunt faciem eius.

Dixitque Harbona, unus de eunuchis, qui stabant in ministerio regis: "En etiam lignum, quod paraverat Mardochaeo, qui locutus est bonum pro rege, stat in domo Aman habens altitudinis quinquaginta cubitos". Cui dixit rex: "Appendite eum in eo".

Suspensus est itaque Aman in patibulo, quod paraverat Mardochaeo; et regis ira quievit.

Die illo dedit rex Asuerus Esther reginae domum Aman adversarii Iudaeorum, et Mardochaeus ingressus est ante faciem regis; confessa est enim ei Esther quid esset sibi.

Tulitque rex anulum suum, quem ab Aman recipi iusserat, et tradidit Mardochaeo; Esther autem constituit Mardochaeum super domum Aman.

Et adiecit Esther loqui coram rege et procidit ad pedes eius flevitque et locuta ad eum oravit, ut malitiam Aman Agagitae et machinationes eius pessimas, quas excogitaverat contra Iudaeos, iuberet irritas fieri.

At ille ex more sceptrum aureum protendit manu; illaque consurgens stetit ante eum

et ait: "Si placet regi, et si inveni gratiam coram eo, et deprecatio mea non ei videtur esse contraria, et accepta sum in oculis eius, obsecro, ut novis epistulis veteres litterae Aman filii Amadathi, Agagitae, insidiatoris et hostis Iudaeorum, quibus eos in cunctis regis provinciis perire praeceperat, corrigantur.

Quomodo enim potero sustinere malum, quod passurus est populus meus, et interitum cognationis meae?".

Responditque rex Asuerus Esther reginae et Mardochaeo Iudaeo: "Domum Aman concessi Esther et ipsum iussi appendi in patibulo, quia ausus est manum in Iudaeos mittere.

Scribite ergo Iudaeis sicut vobis placet, ex regis nomine, signantes litteras anulo meo, quia epistulae ex regis nomine scriptae et illius anulo signatae non possunt immutari".

Accitisque scribis regis — erat autem tempus tertii mensis, qui appellatur Sivan, vicesima et tertia illius die — scriptae sunt epistulae, ut Mardochaeus voluerat, ad Iudaeos et ad satrapas procuratoresque et principes, qui centum viginti septem provinciis ab India usque ad Aethiopiam praesidebant, provinciae atque provinciae, populo et populo, iuxta linguas et litteras suas, et Iudaeis iuxta linguam et litteras suas.

Ipsaeque epistulae, quae ex regis nomine mittebantur, anulo ipsius obsignatae sunt et missae per veredarios electis equis regiis discurrentes.

Quibus permisit rex Iudaeis in singulis civitatibus, ut in unum congregarentur et starent pro animabus suis et omnes inimicos suos cum coniugibus ac liberis interficerent atque delerent et spolia eorum diriperent;

in omni regno Artaxerxis, quarta decima die duodecimi mensis, id est Adar. Quae res non tam ex veteribus probatur historiis quam ex his, quae in promptu sunt, intuentibus, quae pestilentia indigne dominantium perpetrata sunt. Nos autem a pessimo mortalium Iudaeos neci destinatos in nulla penitus culpa repperimus; sed e contrario iustissimis utentes legibus ut nunc et in posterum illa nobis et benevolis Persis sit salus, illis autem, qui nobis insidiantur, memoria perditionis. Hoc est exemplar epistulae: Unde in posterum providendum est paci omnium provinciarum. et filios altissimi et maximi semperque viventis Dei, cuius beneficio et nobis et patribus nostris regnum est optima dispositione directum. Omnis autem civitas et provincia, quae noluerit sollemnitatis huius esse particeps, gladio et igne in ira pereat; et sic deleatur, ut non solum hominibus invia, sed etiam bestiis et volatilibus in sempiternum abominabilis relinquatur. Valete". "Rex magnus Artaxerxes ab India usque Aethiopiam centum viginti septem provinciarum satrapis ac omnibus, qui nostrae iussioni oboediunt, salutem dicit. Si diversa iubeamus, quae sub oculis veniunt, discernimus semper cum clementissima attentione. Bene igitur facietis non utentes litteris, quas Aman filius Amadathi direxerat. Multi nimia bonitate principum et honore, qui in eos collatus est, abusi sunt in superbiam; Aman enim filius Amadathi, Macedo, alienusque a Persarum sanguine et a pietate nostra multum distans, a nobis hospitio susceptus est. Pro quo scelere ante portas huius urbis, id est Susan, ipse, qui machinatus est cum omni cognatione sua, pendet in patibulo, Deo, qui gubernat omnia, celeriter ei reddente quod meruit. et non solum subiectos regibus nituntur opprimere, sed datam sibi gloriam non ferentes in ipsos, qui dederunt, moliuntur insidias. Et tantam in se expertus humanitatem, quam erga omnem gentem habemus, ut pater noster publice vocaretur et adoraretur ab omnibus post regem semper secundus. Exemplar autem huius edicti, quod nunc mittimus, in cunctis urbibus proponatur, ut liceat Iudaeis uti legibus suis. Nec contenti sunt gratiarum actionem ex hominibus auferre, sed etiam vaniloquiis eorum, qui bono imperiti sunt inflati, Dei quoque cuncta cernentis et malum odientis arbitrantur se posse fugere sententiam. Qui in tantum arrogantiae tumorem sublatus est, ut regno nos privare niteretur et spiritu. Quibus debetis esse adminiculo, ut contra eos, qui in tempore tribulationis eos aggrediuntur, se possint defendere quarta decima die mensis duodecimi, qui vocatur Adar. et constituta est per omnes provincias una ultionis dies, id est tertia decima mensis duodecimi, qui vocatur Adar. Saepe autem et multi in potestate constituti, amicorum, quibus credita erant officia consilio, participes facti sunt effusionis sanguinis innocentis et implicati calamitatibus insanabilibus, Nam nostrum servatorem et permanentem benefactorem Mardochaeum et irreprehensibilem consortem regni nostri Esther cum omni gente ipsorum tortuosis quibusdam atque fallacibus machinis expetivit in mortem; Hanc enim diem omnipotens Deus destinatam in interitum electi generis eis vertit in gaudium. Quomodo praecepit eis uti suis legibus in omni civitate et auxiliari illis et uti inimicis et adversariis ipsorum, sicut vellent, in uno die, cum isti perversis et mendacibus cuniculis deciperent sinceram principum benignitatem. hoc cogitans, ut, illis interfectis, insidiaretur nostrae solitudini et regnum Persarum transferret in Macedonas. Unde et vos inter sollemnes vestros dies hanc habetote diem insignem et celebrate eam cum omni laetitia,

Exemplar epistulae in forma legis in omnibus provinciis promulgandum erat, ut omnibus populis notum fieret paratos esse Iudaeos in diem illam ad capiendam vindictam de hostibus suis.

Egressique sunt veredarii celeres nuntios perferentes, et edictum regis pependit in Susan.

Mardochaeus autem de palatio et de conspectu regis egrediens fulgebat vestibus regiis, hyacinthinis videlicet et albis, coronam magnam auream portans in capite et amictus pallio serico atque purpureo; omnisque civitas exsultavit atque laetata est.

Iudaeis autem nova lux oriri visa est, gaudium, honor et tripudium.

Apud omnes populos, urbes atque provincias, quocumque regis iussa veniebant, Iudaeis fuit exsultatio, epulae atque convivia et festus dies, in tantum ut plures alterius gentis et sectae eorum religioni et caeremoniis iungerentur; grandis enim cunctos Iudaici nominis terror invaserat.

Igitur duodecimi mensis — id est Adar — tertia decima die, quando verbum et edictum regis explendum erat, et hostes Iudaeorum sperabant quod dominarentur ipsis, versa vice Iudaei superaverunt adversarios suos.

Congregatique sunt per singulas civitates, ut extenderent manum contra inimicos et persecutores suos; nullusque ausus est resistere, eo quod omnes populos invaserat formido eorum.

Nam et omnes provinciarum principes et satrapae et procuratores omnisque dignitas, quae singulis locis ac operibus praeerat, sustinebant Iudaeos timore Mardochaei,

quem principem esse palatii et plurimum posse cognoverant; fama quoque nominis eius crescebat cotidie et per cunctorum ora volitabat.

Itaque percusserunt Iudaei omnes inimicos suos plaga gladii et necis et interitus, reddentes eis, quod sibi paraverant facere.

In Susan quingentos viros interfecerunt, extra decem filios Aman Agagitae hostis Iudaeorum, quorum ista sunt nomina:

Pharsandatha et Delphon et Esphatha

et Phoratha et Adalia et Aridatha

et Phermesta et Arisai et Aridai et Iezatha.

Quos cum occidissent, praedas de substantiis eorum tangere noluerunt.

Statimque numerus eorum, qui occisi erant in Susan, ad regem relatus est.

Qui dixit reginae: "In urbe Susan interfecerunt et deleverunt Iudaei quingentos viros et decem filios Aman. Quantam putas eos exercuisse caedem in universis provinciis? Quid ultra postulas et quid vis, ut fieri iubeam?".

Cui illa respondit: "Si regi placet, detur potestas Iudaeis, qui in Susan sunt, ut sicut hodie fecerunt, sic et cras faciant, et decem filii Aman in patibulo suspendantur".

Praecepitque rex, ut ita fieret. Statimque in Susan pependit edictum, et decem filii Aman suspensi sunt.

Congregatis igitur Iudaeis, qui in Susan erant, quarta decima die mensis Adar, interfecti sunt in Susan trecenti viri, nec eorum ab illis direpta substantia est.

Reliqui autem Iudaei per omnes provincias, quae dicioni regis subiacebant, congregati pro animabus suis steterunt, ut requiescerent ab hostibus, ac interfecerunt de persecutoribus suis septuaginta quinque milia, sed nullus de substantiis eorum quidquam contigit.

Dies autem tertius decimus mensis Adar, dies apud omnes interfectionis fuit, et quarta decima die requieverunt. Quem constituerunt esse diem epularum et laetitiae.

At hi, qui in urbe Susan congregati sunt, tertio decimo et quarto decimo die eiusdem mensis in caede versati sunt, quinto decimo autem die requieverunt; et idcirco eundem diem constituerunt sollemnem epularum atque laetitiae.

Hi vero Iudaei, qui in oppidis non muratis ac villis morabantur, quartum decimum diem mensis Adar conviviorum et gaudii decreverunt, ita ut exsultent in eo et mittant sibi mutuo partes epularum. Illi autem, qui in urbibus habitant, agunt etiam quintum decimum diem mensis Adar cum gaudio et convivio et ut diem festum, in quo mittunt sibi mutuo partes epularum. Et satrapae provinciarum et principes et scribae regis honorificabant Deum, quia timor Mardochaei eos invaserat. Factum erat enim, ut praeceptum regis in toto regno nominaretur.

Scripsit itaque Mardochaeus omnia haec et litteris comprehensa misit ad omnes Iudaeos, qui in omnibus regis provinciis morabantur, tam in vicino positis quam procul,

ut quartam decimam et quintam decimam diem mensis Adar pro festis susciperent et, revertente semper anno, sollemni honore celebrarent

secundum dies, in quibus requieverunt Iudaei ab inimicis suis, et mensem, qui de luctu atque tristitia in hilaritatem gaudiumque ipsis conversus est, essentque istae dies epularum atque laetitiae, et mitterent sibi invicem ciborum partes et pauperibus munuscula largirentur.

Susceperuntque Iudaei in sollemnem ritum cuncta, quae eo tempore facere coeperant, et quae Mardochaeus litteris facienda mandaverat.

Aman enim filius Amadathi stirpis Agag, adversarius omnium Iudaeorum, cogitavit contra eos malum, ut deleret illos, et misit Phur, id est sortem, ut eos conturbaret atque deleret.

Sed postquam ingressa est Esther ad regem, mandavit ille simul cum litteris, ut malum, quod iste contra Iudaeos cogitaverat, reverteretur in caput eius, et suspenderentur ipse et filii eius in patibulo.

Atque ex illo tempore dies isti appellati sunt Phurim propter nomen Phur. Propter cuncta illa, quae in hac epistula continentur,

et propter ea, quae de his viderant et quae eis acciderant, statuerunt et in sollemnem ritum numquam mutandum susceperunt Iudaei super se et semen suum et super cunctos, qui religioni eorum voluerint copulari, ut duos hos dies secundum praeceptum et tempus eorum singulis annis celebrarent.

Isti dies memorarentur et celebrarentur per singulas generationes in singulis cognationibus, provinciis et civitatibus, nec esset ulla civitas, in qua dies Phurim non observarentur a Iudaeis et ab eorum progenie.

Scripseruntque Esther regina filia Abihail et Mardochaeus Iudaeus omni studio ad confirmandam hanc secundam epistulam Phurim.

Et miserunt ad omnes Iudaeos, qui in centum viginti septem provinciis regis Asueri versabantur, verba pacis et veritatis,

statuentes dies Phurim pro temporibus suis, sicut constituerant Mardochaeus et Esther, et sicut illi statuerant pro seipsis et pro semine suo, praecepta ieiuniorum et clamorum.

Et mandatum Esther confirmavit praecepta Phurim et scriptum est in libro.

Rex vero Asuerus terrae et maris insulis imposuit tribu tum.

Cuius fortitudo et imperium et dignitas atque sublimitas, qua exaltavit Mardochaeum, scripta sunt in libro annalium regum Medorum atque Persarum,

gens autem mea, id est Israel, sunt illi, qui clamaverunt ad Dominum; et salvum fecit Dominus populum suum liberavitque nos de omnibus malis et fecit signa magna atque portenta, quae non sunt facta inter gentes. Et duas sortes esse praecepit, unam populi Dei et alteram cunctarum gentium. Et quomodo Mardochaeus Iudaici generis secundus a rege Asuero fuerit et magnus apud Iudaeos et acceptabilis plebi fratrum suorum, quaerens bona populo suo et loquens ea, quae ad pacem seminis sui pertinerent. Venitque utraque sors in statutum tempus et in diem iudicii coram Deo universis gentibus. Dixitque Mardochaeus ad omnes: "A Deo facta sunt ista!". Et recordatus est Deus populi sui ac iustificavit hereditatem suam. Recordatus est enim Mardochaeus somnii, quod viderat, haec eadem significantis; nec eorum quidquam irritum fuit. Et observabuntur dies isti in mense Adar, quarta decima et quinta decima die eiusdem mensis, dies congregationis et hilaritatis et gaudii coram Deo per vestras deinceps generationes in populo Israel". "Quod parvus fons crevit in fluvium, et erat lux et sol et aqua plurima: fons et flumen est Esther, quam rex accepit uxorem et voluit esse reginam; duo autem dracones, ego sum et Aman; gentes, quae convenerant, hi sunt, qui conati sunt delere nomen Iudaeorum;