1 На втором пире царь снова обещает Есфири всё, чего она пожелает; Есфирь просит жизни себе и своему народу; 6 она открывает царю, что Аман — враг Иудеев; 8 царь находит Амана припавшим к ложу Есфири и велит повесить его.

И пришел царь с Аманом пировать у Есфири царицы.

И сказал царь Есфири также и в этот второй день во время пира: какое желание твое, царица Есфирь? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена.

И отвечала царица Есфирь и сказала: если я нашла благоволение в очах твоих, царь, и если царю благоугодно, то да будут дарованы мне жизнь моя, по желанию моему, и народ мой, по просьбе моей!

Ибо проданы мы, я и народ мой, на истребление, убиение и погибель. Если бы мы проданы были в рабы и рабыни, я молчала бы, хотя враг не вознаградил бы ущерба царя.

И отвечал царь Артаксеркс и сказал царице Есфири: кто это такой, и где тот, который отважился в сердце своем сделать так?

И сказала Есфирь: враг и неприятель – этот злобный Аман! И Аман затрепетал пред царем и царицею.

И царь встал во гневе своем с пира и пошел в сад при дворце; Аман же остался умолять о жизни своей царицу Есфирь, ибо видел, что определена ему злая участь от царя.

Когда царь возвратился из сада при дворце в дом пира, Аман был припавшим к ложу, на котором находилась Есфирь. И сказал царь: даже и насиловать царицу хочет в доме у меня! Слово вышло из уст царя, – и накрыли лице Аману.

И сказал Харбона, один из евнухов при царе: вот и дерево, которое приготовил Аман для Мардохея, говорившего доброе для царя, стоит у дома Амана, вышиною в пятьдесят локтей. И сказал царь: повесьте его на нем.

И повесили Амана на дереве, которое он приготовил для Мардохея. И гнев царя утих.

Церковнославянский (рус)

Вни́де же ца́рь и Ама́нъ пирова́ти со цари́цею.

И рече́ ца́рь е́сѳи́ри во вторы́й де́нь на пиру́: что́ есть, есѳи́ре цари́це? и что́ проше́нiе твое́? и что́ моле́нiе твое́? и бу́детъ тебѣ́ до полуца́рствiя моего́.

И отвѣща́вши [есѳи́рь цари́ца] рече́: а́ще обрѣто́хъ благода́ть предъ очи́ма твои́ма, царю́, да да́стся душа́ моя́ проше́нiю моему́ и лю́дiе мои́ моле́нiю моему́:

про́дани бо есмы́, а́зъ же и лю́дiе мои́, на поги́бель и расхище́нiе и въ рабо́ту, мы́ же и ча́да на́ша въ рабы́ и рабы́ни, и небрего́хъ: нѣ́сть бо досто́инъ клеветни́къ двора́ царе́ва.

И рече́ ца́рь: кто́ е́сть се́й, и́же дерзну́ сотвори́ти ве́щь сiю́?

И рече́ есѳи́рь: человѣ́къ вра́гъ, Ама́нъ лука́вый се́й. Ама́нъ же смяте́ся от царя́ и цари́цы.

Ца́рь же воста́ со гнѣ́вомъ от пи́ра [и и́де] въ вертогра́дъ: Ама́нъ же моля́ше цари́цу, ви́дяше бо себе́ въ бѣда́хъ су́ща.

Возврати́ся же ца́рь из вертогра́да, и Ама́нъ припаде́ къ ло́жу, на не́мже бѣ́ есѳи́рь, моля́ цари́цу. И рече́ ца́рь: егда́ и жену́ наси́луетъ въ дому́ мое́мъ? Ама́нъ же слы́шавъ измѣни́ся лице́мъ.

Рече́ же вугаѳа́нъ еди́нъ от скопце́въ, се́й же вѣ́дяше о то́мъ дре́вѣ, ви́дѣвъ е́ въ дому́ Ама́новѣ, егда́ призыва́ше его́ на обѣ́дъ ца́рскiй, и о се́мъ испыта́въ еди́наго от о́трокъ, уразумѣ́въ замышля́емое, и рече́ ко царю́: се́, и дре́во угото́ва Ама́нъ Мардохе́ю глаго́лавшему блага́я о цари́, и стои́тъ въ дому́ Ама́новѣ возвыше́но на лако́тъ пятьдеся́тъ. И рече́ ца́рь: да повѣ́сится [ама́нъ] на не́мъ.

И повѣ́шенъ бы́сть Ама́нъ на дре́вѣ, е́же угото́ва Мардохе́ю. И тогда́ ца́рь утоли́ся от я́рости.

Эстонский

Языки

Haaman puuakse
Kui kuningas ja Haaman olid tulnud kuninganna Estri juurde peole,

siis ütles kuningas veini juues Estrile ka teisel päeval: „Mida sa palud, kuninganna Ester, see antakse sulle! Ja su soov, olgu see või pool kuningriiki, täidetakse!”

Ja kuninganna Ester kostis ning ütles: „Kui ma olen sinu silmis armu leidnud, kuningas, ja kui kuningas heaks arvab, siis kingitagu mulle mu palvel mu elu ja vastavalt mu soovile mu rahvas!

Sest meie, mina ja mu rahvas, oleme müüdud hävitamiseks, tapmiseks ja hukkamiseks. Kui meid oleks müüdud sulaseiks ja teenijaiks, siis ma oleksin vaikinud, sest seesugune õnnetus ei oleks kuninga tülitamiseks küllaldane.”

Siis rääkis kuningas Ahasveros ja küsis kuninganna Estrilt: „Kes see on ja kus see on, kes on julgenud nõnda teha?”

Ja Ester vastas: „Vaenlane ja vihamees on see kuri Haaman!” Siis kohkus Haaman kuninga ja kuninganna ees.

Ja kuningas tõusis vihasena veini joomast ning läks palee rohuaeda, aga Haaman jäi paluma kuninganna Estrit oma elu pärast, sest ta nägi, et kuninga poolt oli tema kohta halba otsustatud.

Kui kuningas tuli palee rohuaiast tagasi kotta, kus veini oli joodud, siis oli Haaman langenud asemele, millel Ester lamas. Ja kuningas ütles: „Kas ta tahab isegi kuningannat mu oma kojas ära naerda?” Vaevalt oli see sõna kuninga suust välja tulnud, kui juba Haamani nägu kaeti.

Ja Harbona, üks kuningat teenivatest eunuhhidest, ütles: „Ennäe, seal on ka puu, mille Haaman laskis valmistada Mordokai jaoks, kes kuninga huvides kõneles. See seisab Haamani koja juures, viiskümmend küünart kõrge.” Ja kuningas ütles: „Pooge ta sinna!”

Ja Haaman poodi puusse, mille ta Mordokai jaoks oli lasknud valmistada; siis lahtus kuninga viha.