Ты́ же, сы́не человѣ́чь, возми́ себѣ́ ме́чь о́стръ па́че бри́твы стригу́щаго, притяжи́ его́ себѣ́ и возложи́ его́ на главу́ твою́ и на браду́ твою́: и возми́ превѣ́съ вѣсо́въ, и размѣ́риши я́.

Четве́ртую ча́сть да сожже́ши на огни́ средѣ́ гра́да по исполне́нiю дні́й затворе́нiя:

и да во́змеши четве́ртую ча́сть и сожже́ши ю́ средѣ́ гра́да, четве́ртую же ча́сть содроби́ши мече́мъ о́крестъ его́, и четве́ртую ча́сть разсы́плеши вѣ́тромъ: и ме́чь извлеку́ вслѣ́дъ и́хъ.

И во́змеши отту́ду ма́ло и́хъ число́мъ и ввя́жеши я́ во оде́жду твою́: и от тѣ́хже во́змеши еще́ и вве́ржеши я́ средѣ́ огня́ и сожже́ши я́ на огни́: и от того́ изы́детъ о́гнь на ве́сь до́мъ Изра́илевъ. И рече́ши всему́ до́му Изра́илеву:

сiя́ глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: се́й Иерусали́мъ, посредѣ́ язы́ковъ положи́хъ его́, и страны́, я́же о́крестъ его́.

И рече́ши: измѣни́ оправда́нiя моя́ во беззако́нiе па́че язы́ковъ, и зако́ны моя́ па́че стра́нъ, я́же о́крестъ его́: поне́же оправда́нiя моя́ отри́нуша и по зако́номъ мои́мъ не ходи́ша въ ни́хъ.

Сего́ ра́ди та́ко глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: поне́же вина́ ва́ша па́че язы́къ, и́же о́крестъ ва́съ, и не ходи́сте въ зако́нѣхъ мои́хъ и оправда́нiй мои́хъ не сотвори́сте, но и по судо́мъ язы́ческимъ, я́же о́крестъ ва́съ, не сотвори́сте:

сего́ ра́ди сiя́ глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: се́, а́зъ на тя́, и сотворю́ средѣ́ тебе́ су́дъ предъ язы́ки,

и сотворю́ средѣ́ тебе́, и́хже не сотвори́хъ и и́хже не сотворю́ подо́бныхъ и́мъ ктому́, по всѣ́мъ ме́рзостемъ твои́мъ.

Сего́ ра́ди отцы́ снѣдя́тъ ча́дъ средѣ́ тебе́, и ча́да снѣдя́тъ отце́въ: и сотворю́ въ тебѣ́ суды́, и разсѣ́ю вся́ оста́вшая от тебе́ по всему́ вѣ́тру.

Сего́ ра́ди живу́ а́зъ, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь, вои́стинну поне́же свята́я моя́ оскверни́лъ еси́ всѣ́ми ме́рзостьми твои́ми, и а́зъ отри́ну тя́, и не пощади́тъ о́ко мое́, и а́зъ не поми́лую тя́.

Че́тверть тебе́ сме́ртiю потреби́тся, и че́тверть тебе́ гла́домъ сконча́ется средѣ́ тебе́, че́тверть же тебе́ паде́тъ мече́мъ о́крестъ тебе́, че́тверть же тебе́ разсы́плю по всему́ вѣ́тру, и ме́чь извлеку́ вслѣ́дъ и́хъ.

И сконча́ется я́рость моя́ и гнѣ́въ мо́й на ни́хъ, и утѣ́шуся, и увѣ́дятъ, я́ко а́зъ Госпо́дь глаго́лахъ во рве́нiи мое́мъ, внегда́ сконча́ти ми́ гнѣ́въ мо́й на ни́хъ.

И положу́ тя въ пусты́ню и во укори́зну язы́комъ су́щымъ о́крестъ тебе́ и предъ вся́кимъ проходя́щимъ.

И бу́деши во стена́нiе и у́жасъ, наказа́нiемъ и па́губою во язы́цѣхъ, и́же о́крестъ тебе́, егда́ сотворю́ въ тебѣ́ суды́ во гнѣ́въ и въ я́рость и во отмще́нiе я́рости моея́: а́зъ Госпо́дь глаго́лахъ:

и егда́ послю́ стрѣ́лы гла́да на ня́, и бу́дутъ во сконча́нiе, и послю́ растли́ти вы́, и гла́дъ соберу́ на вы́, и сотру́ утвержде́нiе хлѣ́ба твоего́,

и испущу́ на тя́ гла́дъ и звѣ́ри лю́ты, и уму́чу тя́, сме́рть же и кро́вь про́йдутъ сквозѣ́ тя́, и ме́чь наведу́ на тя́ о́крестъ: а́зъ Госпо́дь глаго́лахъ.

И бы́сть сло́во Госпо́дне ко мнѣ́ глаго́ля:

сы́не человѣ́чь, что́ ва́мъ при́тча сiя́ на земли́ Изра́илевѣ, глаго́лющымъ: отцы́ ядо́ша те́рпкое, а зубо́мъ ча́дъ и́хъ оско́мины бы́ша?

Живу́ а́зъ, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь, а́ще бу́детъ еще́ глаго́лема при́тча сiя́ во Изра́или.

Я́ко вся́ ду́шы моя́ су́ть, я́коже душа́ о́тча, та́ко и душа́ сыно́вня, моя́ су́ть: душа́, я́же согрѣши́тъ, та́ у́мретъ, и зоба́вшаго па́родки зу́бы оско́минны бу́дутъ.

Человѣ́къ же, и́же е́сть пра́веденъ, творя́й су́дъ и пра́вду,

на гора́хъ не снѣ́сть и оче́съ свои́хъ не воздви́гнетъ на кумíры до́му Изра́илева, и жены́ бли́жняго своего́ не оскверна́витъ и къ женѣ́ въ мѣ́сячныхъ су́щей не прибли́жится,

и человѣ́ку не наси́льствуетъ, зало́гъ должнику́ отда́стъ и хище́нiемъ не восхи́титъ, хлѣ́бъ сво́й а́лчному да́стъ и нага́го облече́тъ въ ри́зу,

и сребра́ своего́ въ ли́хву не да́стъ и прибы́тка не во́зметъ, и от непра́вды отврати́тъ ру́ку свою́ и су́дъ сотвори́тъ между́ му́жемъ и бли́жнимъ свои́мъ,

и въ за́повѣдехъ мои́хъ ходи́лъ и оправда́нiя моя́ снабдѣ́лъ, е́же твори́ти та́: пра́веденъ се́й е́сть, жи́знiю жи́ти и́мать, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь.

И а́ще роди́тъ сы́на губи́теля, пролива́ющаго кро́вь и творя́ща грѣхи́,

въ пу́ть отца́ своего́ пра́веднаго не ходи́лъ, но и на гора́хъ пожре́, и жену́ бли́жняго своего́ оскверна́вилъ,

и убо́гаго и ни́щаго преоби́дѣ, и хище́нiемъ восхи́тилъ и зало́га не отда́лъ, и къ кумíромъ положи́ о́чи свои́, беззако́нiя сотвори́,

съ ли́хвою даде́ и съ примноже́нiемъ прiя́лъ, се́й жи́знiю не поживе́тъ: вся́ сiя́ беззако́нiя сотвори́, сме́ртiю у́мретъ, кро́вь его́ на не́мъ бу́детъ.

А́ще же роди́тъ сы́на, о́нъ же уви́дитъ вся́ грѣхи́ отца́ своего́, я́же сотвори́лъ е́сть, и убои́тся и не сотвори́тъ по ни́мъ,

на гора́хъ не снѣ́сть и оче́съ свои́хъ не положи́тъ къ кумíромъ до́му Изра́илева, и жены́ по́друга своего́ не оскверна́витъ

и человѣ́ка не наси́льствуетъ, и зало́га не удержи́тъ и хище́нiемъ не восхи́титъ, хлѣ́бъ сво́й а́лчному да́стъ и на́га одѣ́етъ ри́зою,

и от непра́вды отврати́тъ ру́ку свою́, ли́хвы и примноже́нiя не во́зметъ, пра́вду сотвори́тъ и въ за́повѣдехъ мои́хъ ходи́ти бу́детъ: не сконча́ется въ непра́вдахъ отца́ своего́, [но] жи́знь поживе́тъ.

Оте́цъ же его́ а́ще ско́рбiю оскорби́тъ и хище́нiемъ восхи́титъ, сопроти́вная сотвори́тъ посредѣ́ люді́й мои́хъ, и у́мретъ въ непра́вдахъ свои́хъ.

И рече́те: что́ я́ко не взя́ сы́нъ непра́вды отца́ своего́? Поне́же сы́нъ пра́вду и ми́лость сотвори́, вся́ зако́ны моя́ соблюде́ и сотвори́ я́, жи́знiю поживе́тъ.

Душа́ же согрѣша́ющая, та́ у́мретъ: сы́нъ не во́зметъ непра́вды отца́ своего́, и оте́цъ не во́зметъ непра́вды сы́на своего́: пра́вда пра́веднаго на не́мъ бу́детъ, и беззако́нiе беззако́нника на не́мъ бу́детъ.

И беззако́нникъ а́ще обрати́тся от всѣ́хъ беззако́нiй свои́хъ, я́же сотвори́лъ, и сохрани́тъ вся́ за́повѣди моя́ и сотвори́тъ су́дъ и пра́вду и ми́лость, жи́знiю поживе́тъ и не у́мретъ:

вся́ согрѣше́нiя его́, ели́ка сотвори́лъ, не помяну́тся ему́: но въ пра́вдѣ свое́й, ю́же сотвори́лъ, жи́въ бу́детъ.

Еда́ хотѣ́нiемъ восхощу́ сме́рти грѣ́шника, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь, а не е́же обрати́тися ему́ от пути́ зла́ и жи́ву бы́ти ему́?

И а́ще соврати́тся пра́ведникъ от пра́вды своея́ и сотвори́тъ непра́вду по всѣ́мъ беззако́ниемъ, я́же сотвори́лъ беззако́нникъ, вся́ пра́вды его́, я́же сотвори́лъ е́сть, не помяну́тся: въ преступле́нiи свое́мъ, и́мже преступи́, и во грѣсѣ́хъ свои́хъ, и́миже согрѣши́, въ ни́хъ у́мретъ.

И реко́сте: не упра́вится пу́ть Госпо́день. Слы́шите у́бо, ве́сь до́мъ Изра́илевъ, еда́ пу́ть мо́й не упра́вится? ва́шъ ли пу́ть у́бо упра́вится?

Егда́ соврати́тся пра́ведникъ от пра́вды своея́ и сотвори́тъ грѣ́хъ, и у́мретъ въ преступле́нiи, е́же сотвори́лъ, въ то́мъ у́мретъ.

И егда́ обрати́тся беззако́нникъ от беззако́нiя своего́, е́же сотвори́лъ, и сотвори́тъ су́дъ и пра́вду, то́й ду́шу свою́ снабдѣ́лъ е́сть:

и ви́дѣ и обрати́ся от всѣ́хъ беззако́нiй свои́хъ, я́же сотвори́, жи́знiю поживе́тъ и не у́мретъ.

И глаго́летъ до́мъ Изра́илевъ: упра́вится пу́ть Госпо́день. Еда́ пу́ть мо́й не управля́ется? о, до́ме Изра́илевъ, у́бо ва́шъ ли пу́ть управля́ется?

[Сего́ ра́ди] кому́ждо по пути́ его́ сужду́ ва́мъ, до́ме Изра́илевъ, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: обрати́теся и отве́ржитеся от всѣ́хъ нече́стiй ва́шихъ, и не бу́дутъ ва́мъ непра́вды въ муче́нiе:

отве́ржите от себе́ вся́ нече́стiя ва́ша, и́миже нече́ствовасте ко мнѣ́, и сотвори́те себѣ́ се́рдце но́во и ду́хъ но́въ, и сотвори́те вся́ за́повѣди моя́: и вску́ю умира́ете, до́ме Изра́илевъ? глаго́летъ Госпо́дь.

Поне́же не хощу́ сме́рти грѣ́шника умира́ющаго, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь, но е́же обрати́тися ему́ от пути́ своего́ и жи́ти души́ его́, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: обрати́теся у́бо, и жи́ви бу́дете.

И бы́сть сло́во Госпо́дне ко мнѣ́ глаго́ля:

и ты́, сы́не человѣ́чь, а́ще суди́ти бу́деши гра́ду крове́й, и яви́ ему́ вся́ беззако́нiя его́,

и рече́ши: сiя́ глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: о, гра́де пролива́яй кро́вь средѣ́ себе́, е́же прiити́ вре́мени его́, и творя́й кумíры на себе́, е́же оскверни́тися самому́:

въ кро́ви и́хъ, ю́же излiя́лъ еси́, согрѣши́лъ еси́, и въ кумíрѣхъ твои́хъ, я́же твори́лъ, оскверни́лся еси́, и сократи́лъ еси́ дни́ твоя́, и приве́дъ вре́мя лѣ́тъ твои́хъ: сего́ ра́ди да́хъ тя́ на укори́зну язы́комъ и на поруга́нiе всѣ́мъ страна́мъ,

бли́зъ тебе́ и дале́че от тебе́ су́щымъ, и поруга́ются тебѣ́ и возопiю́тъ на тя́: о, нечи́стый, преслову́тый и мно́гъ во беззако́нiихъ!

се́, старѣ́йшины до́му Изра́илева, кі́йждо ко свои́мъ у́жикамъ смѣси́шася въ тебѣ́, я́ко да пролiю́тъ кро́вь:

отцу́ и ма́тери злосло́вяху въ тебѣ́ и ко прише́лцу обраща́хуся непра́вдами въ тебѣ́: сироту́ и вдови́цу преоби́дяху въ тебѣ́:

и свята́я моя́ уничижа́ху и суббо́ты моя́ оскверня́ху въ тебѣ́:

му́жiе разбо́йницы бѣ́ша въ тебѣ́, я́ко да пролiю́тъ въ тебѣ́ кро́вь, и на гора́хъ ядя́ху въ тебѣ́ и скве́рны творя́ху въ тебѣ́:

сты́дъ о́тчiй откры́ша въ тебѣ́, и въ нечистотѣ́ сѣдя́щую обруга́ша въ тебѣ́:

кі́йждо на жену́ по́друга своего́ беззако́нноваша, и кі́йждо невѣ́стку свою́ оскверня́ше въ нече́стiи, и кі́йждо сестру́ свою́, дще́рь отца́ своего́, обругава́ше въ тебѣ́:

мзды́ взима́ху въ тебѣ́, я́ко да пролiю́тъ кро́вь, ли́хву и избы́токъ взима́ху въ тебѣ́: и сконча́лъ еси́ сконча́нiе зло́бы твоея́ я́же въ наси́лiи, мене́ же забы́лъ еси́, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь.

Се́ у́бо, уда́рю руко́ю мое́ю о ру́ку мою́ на та́, я́же соверши́лъ еси́ и я́же сотвори́лъ еси́, и на кро́ви твоя́ бы́вшыя посредѣ́ тебе́:

а́ще устои́тъ се́рдце твое́, и а́ще преодолѣ́ютъ ру́цѣ твои́ во дне́хъ, въ ня́же а́зъ творю́ въ тебѣ́? А́зъ Госпо́дь глаго́лахъ, и сотворю́.

И разсы́плю тя́ во язы́цѣхъ и разсѣ́ю тя́ въ страна́хъ, и оскудѣ́етъ нечистота́ твоя́ изъ тебе́,

и владѣ́ти бу́ду тобо́ю предъ очи́ма язы́ковъ, и позна́еши, я́ко а́зъ Госпо́дь.

И бы́сть сло́во Госпо́дне ко мнѣ́ глаго́ля:

сы́не человѣ́чь, се́, бы́ша мнѣ́ до́мъ Изра́илевъ смѣ́шани вси́ съ мѣ́дiю и желѣ́зомъ, и со о́ловомъ чи́стымъ и со свинце́мъ, средѣ́ пе́щи сребро́ смѣ́шено су́ть.

Сего́ ра́ди рцы́: сiя́ глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: поне́же бы́сте вси́ во смѣше́нiе еди́но, сего́ ра́ди, се́, а́зъ прiиму́ ва́съ во среди́ну Иерусали́ма:

я́коже прiе́млется сребро́ и мѣ́дь, и желѣ́зо и свине́цъ и о́лово чи́стое во среди́ну пе́щи, е́же ду́нути на ня́ огню́, да слiю́тся, та́ко прiиму́ ва́съ во гнѣ́вѣ мое́мъ и въ я́рости мое́й, и соберу́ и слiю́ ва́съ,

и ду́ну на вы́ во огни́ гнѣ́ва моего́, и слiя́ни бу́дете средѣ́ его́:

я́коже слива́ется сребро́ средѣ́ пе́щи, та́ко слiе́теся посредѣ́ его́ и позна́ете, я́ко а́зъ Госпо́дь излiя́хъ я́рость мою́ на ва́съ.

И бы́сть сло́во Госпо́дне ко мнѣ́ глаго́ля:

сы́не человѣ́чь, рцы́ ему́: ты́ еси́ земля́ неодожди́мая, ниже́ до́ждь бы́сть на тя́ въ де́нь я́рости.

Его́же старѣ́йшины средѣ́ его́, я́ко львы́ рыка́юще, восхища́юще восхище́нiя, ду́шы изъяда́юще наси́лiемъ, бога́тство и че́сть прiе́млюще, и вдови́цы твоя́ умно́жишася посредѣ́ тебе́:

и жерцы́ его́ отверго́шася зако́на моего́ и оскверни́ша свята́я моя́: между́ святы́мъ и скверна́вымъ не разлуча́ху, и между́ нечи́стымъ и чи́стымъ не раздѣля́ху, и от суббо́тъ мои́хъ покрыва́ху о́чи свои́, и оскверня́ху мя́ посредѣ́ себе́:

кня́зи его́ средѣ́ его́ я́ко во́лцы восхища́юще похище́нiя, е́же пролiя́ти кро́вь и погуби́ти ду́шы, я́ко да лихои́мствомъ лихои́мствуютъ:

и проро́цы его́ помазу́ющiи и́хъ паду́тъ, ви́дящiи су́етная, волхву́ющiи ло́жная, глаго́люще: сiя́ глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: а Госпо́дь не глаго́ла.

Люді́й земли́ утѣсня́юще непра́вдою и восхища́юще восхище́нiя, ни́ща и убо́га наси́льствующе и со прише́лцемъ не живу́ще судо́мъ.

И иска́хъ от ни́хъ му́жа живу́ща пра́во и стоя́ща цѣ́ло предъ лице́мъ мои́мъ во вре́мя гнѣ́ва моего́, е́же бы не до конца́ погуби́ти его́ {гра́дъ Иерусали́мъ}, и не обрѣто́хъ.

И излiя́хъ на́нь я́рость мою́ во огни́ гнѣ́ва моего́, е́же сконча́ти я́: пути́ и́хъ на главы́ и́хъ да́хъ, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь.

И бы́сть сло́во Госпо́дне ко мнѣ́ глаго́ля:

сы́не человѣ́чь, глаго́ли ко сыно́мъ люді́й твои́хъ и рече́ши къ ни́мъ: земля́, на ню́же а́зъ а́ще наведу́ ме́чь, и по́ймутъ лю́дiе земли́ человѣ́ка еди́наго от себе́ и поста́вятъ его́ себѣ́ во стра́жа,

и у́зритъ ме́чь гряду́щь на зе́млю, и востру́битъ трубо́ю, и проповѣ́сть лю́демъ,

и услы́шитъ услы́шавый гла́съ трубы́, а не сохрани́тся, и на́йдетъ ме́чь и пости́гнетъ его́, кро́вь его́ на главѣ́ его́ бу́детъ:

я́ко слы́ша гла́съ трубы́ и не сохрани́ся, кро́вь его́ на не́мъ бу́детъ: а се́й, поне́же сохрани́ся, ду́шу свою́ изба́вилъ.

И стра́жъ, а́ще уви́дитъ ме́чь гряду́щь, и не востру́битъ трубо́ю, [и не проповѣ́сть лю́демъ,] и лю́дiе не охраня́тъ себе́, и наше́дъ ме́чь во́зметъ от ни́хъ ду́шу, та́ у́бо беззако́нiя ра́ди своего́ взя́ся, а кро́ве ея́ от руки́ стра́жа взыщу́.

И ты́, сы́не человѣ́чь, во стра́жа да́хъ тя́ до́му Изра́илеву, и услы́шиши от у́стъ мои́хъ сло́во, и проповѣ́си и́мъ от мене́.

Егда́ реку́ грѣ́шнику: грѣ́шниче, сме́ртiю у́мреши: и не бу́деши глаго́лати [грѣ́шнику], е́же сохрани́тися нечести́вому, [е́же обрати́тся ему́] от пути́ своего́ [и жи́ву бы́ти ему́], то́й беззако́нникъ во беззако́нiи свое́мъ у́мретъ, а кро́ве его́ от руки́ твоея́ взыщу́.

А́ще же ты́ проповѣ́си нечести́вому пу́ть его́, е́же обрати́тися от него́, и не обрати́тся съ пути́ своего́, то́й въ нече́стiи свое́мъ у́мретъ, а ты́ ду́шу твою́ изба́вилъ еси́.

И ты́, сы́не человѣ́чь, рцы́ до́му Изра́илеву: си́це рѣ́сте глаго́люще: пре́лести на́шя и беззако́нiя на́ша въ на́съ су́ть, и мы́ въ ни́хъ та́емъ, и ка́ко на́мъ живы́мъ бы́ти?

Рцы́ и́мъ: живу́ а́зъ, глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь, не хощу́ сме́рти грѣ́шника, но е́же обрати́тися нечести́вому от пути́ своего́ и жи́ву бы́ти ему́: обраще́нiемъ обрати́теся от пути́ ва́шего зла́го: и вску́ю умира́ете, до́ме Изра́илевъ?

И ты́, сы́не человѣ́чь, рцы́ ко сыно́мъ люді́й твои́хъ: пра́вда пра́ведника не изба́витъ его́, въ о́ньже де́нь прельсти́тся: и беззако́нiе беззако́нника не убiе́тъ, въ о́ньже де́нь обрати́тся от беззако́нiя своего́: и пра́ведникъ не мо́жетъ спасти́ся въ де́нь грѣха́ своего́.

Егда́ реку́ пра́веднику: жи́знiю жи́въ бу́деши: се́й же упова́я на пра́вду свою́ и сотвори́тъ беззако́нiе, вся́ пра́вды его́ не воспомяну́тся, въ непра́вдѣ свое́й, ю́же сотвори́, въ то́й у́мретъ.

И егда́ реку́ нечести́вому: сме́ртiю у́мреши: и обрати́тся от грѣха́ своего́ и сотвори́тъ су́дъ и пра́вду,

и зало́гъ отда́стъ и восхище́ное возврати́тъ, беззако́нникъ въ за́повѣдехъ жи́зни ходи́ти бу́детъ, е́же не сотвори́ти непра́вды, жи́знiю жи́въ бу́детъ и не у́мретъ:

вси́ грѣси́ его́, я́же согрѣши́, не помяну́тся: поне́же су́дъ и пра́вду сотвори́, жи́въ бу́детъ въ ни́хъ.

И реку́тъ сы́нове люді́й твои́хъ: непра́въ пу́ть Госпо́день. И се́, пу́ть и́хъ непра́въ.

Егда́ соврати́тся пра́ведникъ от пра́вды своея́ и сотвори́тъ беззако́нiе, и у́мретъ въ не́мъ.

И егда́ грѣ́шникъ возврати́тся от беззако́нiя своего́ и сотвори́тъ су́дъ и пра́вду, то́й жи́въ бу́детъ въ ни́хъ.

И се́ е́сть, е́же реко́сте: непра́въ пу́ть Госпо́день. Кому́ждо по путе́мъ его́ сужду́ ва́мъ, до́ме Изра́илевъ.

И бы́сть во второена́десять лѣ́то, ме́сяца вторагона́десять, въ пя́тый де́нь ме́сяца плѣне́нiя на́шего, прiи́де ко мнѣ́ от Иерусали́ма уцѣлѣ́вый глаго́ля: плѣне́нъ бы́сть гра́дъ.

И рука́ Госпо́дня бы́сть на мнѣ́ въ ве́черъ, пре́жде прише́ствiя его́, и отве́рзе уста́ моя́, до́ндеже прiи́де ко мнѣ́ зау́тра: и отве́рзшаяся уста́ моя́ не затвори́шася ктому́.

И бы́сть сло́во Госпо́дне ко мнѣ́ глаго́ля:

сы́не человѣ́чь, живу́щiи на опустѣ́вшихъ мѣ́стѣхъ во земли́ Изра́илевѣ глаго́лютъ: еди́нъ бя́ше Авраа́мъ и одержа́ше зе́млю, а мы́ мно́жайшiи есмы́, на́мъ дана́ е́сть земля́ во одержа́нiе.

Того́ ра́ди рцы́ и́мъ: си́це глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: поне́же съ кро́вiю я́сте и о́чи ва́ши воздвиго́сте ко кумíромъ и кро́вь пролива́ете, и зе́млю ли наслѣ́дите?

ста́сте съ мече́мъ ва́шимъ, сотвори́сте ме́рзости, и кі́йждо жену́ бли́жняго своего́ оскверни́сте, и та́ко ли зе́млю и́мате наслѣ́дити?

Того́ ра́ди рцы́ и́мъ: сiя́ глаго́летъ Адонаи́ Госпо́дь: живу́ а́зъ, я́ко паду́тъ мече́мъ су́щiи во опустѣ́вшихъ, и и́же на лицы́ по́ля, звѣре́мъ по́льнымъ предаду́тся на изъяде́нiе, и су́щыя во градѣ́хъ и и́же въ пеще́рахъ сме́ртiю поражу́,

и да́мъ зе́млю на опустѣ́нiе, и поги́бнетъ го́рдость крѣ́пости ея́, и опустѣ́ютъ го́ры Изра́илевы, зане́же не бу́детъ проходя́щаго:

и увѣ́дятъ, я́ко а́зъ Госпо́дь: и сотворю́ зе́млю и́хъ пу́сту, и опустѣ́етъ всѣ́хъ ра́ди ме́рзостей и́хъ, я́же сотвори́ша.

И ты́, сы́не человѣ́чь, сы́нове люді́й твои́хъ глаго́лющiи о тебѣ́ у забра́лъ и во вратѣ́хъ дворо́въ, и глаго́лютъ кі́йждо ко бли́жнему своему́ и кі́йждо ко бра́ту своему́, глаго́люще: собери́мся и услы́шимъ исходя́щая от у́стъ Госпо́днихъ.

И прихо́дятъ къ тебѣ́, я́коже схо́дятся лю́дiе, и сѣдя́тъ лю́дiе мои́ предъ тобо́ю, и послу́шаютъ глаго́ловъ твои́хъ, и не сотворя́тъ и́хъ: поне́же лжа́ во устѣ́хъ и́хъ, и вслѣ́дъ скве́рнъ и́хъ се́рдце и́хъ хо́дитъ.

И бу́деши и́мъ я́ко гла́съ пѣ́снивца сладкогла́снаго благосли́чнаго, и услы́шатъ глаго́лы твоя́, и не сотворя́тъ и́хъ.

И егда́ прiи́деши, реку́тъ: се́, прiи́де. И увѣ́дятъ, я́ко проро́къ бѣ́ средѣ́ и́хъ.

Синодальный

1 Волосы Иезекииля — отрезанные, сожженные и развеянные, как символ. 4 Так Иерусалим отвержен за нечестие и развеян. 12 Третья часть умрет от язвы и от голода, третья от меча, а третья будет развеяна.

А ты, сын человеческий, возьми себе острый нож, бритву брадобреев возьми себе, и води ею по голове твоей и по бороде твоей, и возьми себе весы, и раздели волосы на части.

Третью часть сожги огнем посреди города, когда исполнятся дни осады; третью часть возьми и изруби ножом в окрестностях его; и третью часть развей по ветру; а Я обнажу меч вслед за ними.

И возьми из этого небольшое число, и завяжи их у себя в полы.

Но и из этого еще возьми, и брось в огонь, и сожги это в огне. Оттуда выйдет огонь на весь дом Израилев.

Так говорит Господь Бог: это Иерусалим! Я поставил его среди народов, и вокруг него – земли.

А он поступил против постановлений Моих нечестивее язычников, и против уставов Моих – хуже, нежели земли вокруг него; ибо они отвергли постановления Мои и по уставам Моим не поступают.

Посему так говорит Господь Бог: за то, что вы умножили беззакония ваши более, нежели язычники, которые вокруг вас, по уставам Моим не поступаете и постановлений Моих не исполняете, и даже не поступаете и по постановлениям язычников, которые вокруг вас, –

посему так говорит Господь Бог: вот и Я против тебя, Я Сам, и произведу среди тебя суд перед глазами язычников.

И сделаю над тобою то, чего Я никогда не делал и чему подобного впредь не буду делать, за все твои мерзости.

За то отцы будут есть сыновей среди тебя, и сыновья будут есть отцов своих; и произведу над тобою суд, и весь остаток твой развею по всем ветрам.

Посему, – живу Я, говорит Господь Бог, – за то, что ты осквернил святилище Мое всеми мерзостями твоими и всеми гнусностями твоими, Я умалю тебя, и не пожалеет око Мое, и Я не помилую тебя.

Третья часть у тебя умрет от язвы и погибнет от голода среди тебя; третья часть падет от меча в окрестностях твоих; а третью часть развею по всем ветрам, и обнажу меч вслед за ними.

И совершится гнев Мой, и утолю ярость Мою над ними, и удовлетворюсь; и узнают, что Я, Господь, говорил в ревности Моей, когда совершится над ними ярость Моя.

И сделаю тебя пустынею и поруганием среди народов, которые вокруг тебя, перед глазами всякого мимоходящего.

И будешь посмеянием и поруганием, примером и ужасом у народов, которые вокруг тебя, когда Я произведу над тобою суд во гневе и ярости, и в яростных казнях; – Я, Господь, изрек сие; –

и когда пошлю на них лютые стрелы голода, которые будут губить, когда пошлю их на погибель вашу, и усилю голод между вами, и сокрушу хлебную опору у вас,

и пошлю на вас голод и лютых зверей, и обесчадят тебя; и язва и кровь пройдет по тебе, и меч наведу на тебя; Я, Господь, изрек сие.

1 Пословица, что от кислого винограда отцов у детей на зубах оскомина, не будет более употребляема. Праведник непременно будет жив. Сын не понесет вины отца, и отец вины сына. 21 Кающийся не умрет. «Мои ли пути неправы?» — говорит Господь. 31 «Я не хочу смерти умирающего», «обратитесь и живите».

И было ко мне слово Господне:

зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина»?

Живу Я! говорит Господь Бог, – не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле.

Ибо вот, все души – Мои: как душа отца, так и душа сына – Мои: душа согрешающая, та умрет.

Если кто праведен и творит суд и правду,

на горах жертвенного не ест и к идолам дома Израилева не обращает глаз своих, жены ближнего своего не оскверняет и к своей жене во время очищения нечистот ее не приближается,

никого не притесняет, должнику возвращает залог его, хищения не производит, хлеб свой дает голодному и нагого покрывает одеждою,

в рост не отдает и лихвы не берет, от неправды удерживает руку свою, суд человеку с человеком производит правильный,

поступает по заповедям Моим и соблюдает постановления Мои искренно: то он праведник, он непременно будет жив, говорит Господь Бог.

Но если у него родился сын разбойник, проливающий кровь, и делает что-нибудь из всего того,

чего он сам не делал совсем, и на горах ест жертвенное, и жену ближнего своего оскверняет,

бедного и нищего притесняет, насильно отнимает, залога не возвращает, и к идолам обращает глаза свои, делает мерзость,

в рост дает, и берет лихву; то будет ли он жив? Нет, он не будет жив. Кто делает все такие мерзости, тот непременно умрет, кровь его будет на нем.

Но если у кого родился сын, который, видя все грехи отца своего, какие он делает, видит и не делает подобного им:

на горах жертвенного не ест, к идолам дома Израилева не обращает глаз своих, жены ближнего своего не оскверняет,

и человека не притесняет, залога не берет, и насильно не отнимает, хлеб свой дает голодному, и нагого покрывает одеждою,

от обиды бедному удерживает руку свою, роста и лихвы не берет, исполняет Мои повеления и поступает по заповедям Моим, – то сей не умрет за беззаконие отца своего; он будет жив.

А отец его, так как он жестоко притеснял, грабил брата и недоброе делал среди народа своего, вот, он умрет за свое беззаконие.

Вы говорите: «почему же сын не несет вины отца своего?» Потому что сын поступает законно и праведно, все уставы Мои соблюдает и исполняет их; он будет жив.

Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается.

И беззаконник, если обратится от всех грехов своих, какие делал, и будет соблюдать все уставы Мои и поступать законно и праведно, жив будет, не умрет.

Все преступления его, какие делал он, не припомнятся ему: в правде своей, которую будет делать, он жив будет.

Разве Я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив?

И праведник, если отступит от правды своей и будет поступать неправедно, будет делать все те мерзости, какие делает беззаконник, будет ли он жив? все добрые дела его, какие он делал, не припомнятся; за беззаконие свое, какое делает, и за грехи свои, в каких грешен, он умрет.

Но вы говорите: «неправ путь Господа!» Послушайте, дом Израилев! Мой ли путь неправ? не ваши ли пути неправы?

Если праведник отступает от правды своей и делает беззаконие и за то умирает, то он умирает за беззаконие свое, которое сделал.

И беззаконник, если обращается от беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, – к жизни возвратит душу свою.

Ибо он увидел и обратился от всех преступлений своих, какие делал; он будет жив, не умрет.

А дом Израилев говорит: «неправ путь Господа!» Мои ли пути неправы, дом Израилев? не ваши ли пути неправы?

Посему Я буду судить вас, дом Израилев, каждого по путям его, говорит Господь Бог; покайтесь и обратитесь от всех преступлений ваших, чтобы нечестие не было вам преткновением.

Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешали вы, и сотворите себе новое сердце и новый дух; и зачем вам умирать, дом Израилев?

Ибо Я не хочу смерти умирающего, говорит Господь Бог; но обратитесь, и живите!

1 Суд над городом кровей. 17 Израиль станет изгарью в очистительном горниле. 23 Осуждение пророков, священников, князей и народа.

И было ко мне слово Господне:

и ты, сын человеческий, хочешь ли судить, судить город кровей? выскажи ему все мерзости его.

И скажи: так говорит Господь Бог: о, город, проливающий кровь среди себя, чтобы наступило время твое, и делающий у себя идолов, чтобы осквернять себя!

Кровью, которую ты пролил, ты сделал себя виновным, и идолами, каких ты наделал, ты осквернил себя, и приблизил дни твои и достиг годины твоей. За это отдам тебя на посмеяние народам, на поругание всем землям.

Близкие и далекие от тебя будут ругаться над тобою, осквернившим имя твое, прославившимся буйством.

Вот, начальствующие у Израиля, каждый по мере сил своих, были у тебя, чтобы проливать кровь.

У тебя отца и мать злословят, пришельцу делают обиду среди тебя, сироту и вдову притесняют у тебя.

Святынь Моих ты не уважаешь и субботы Мои нарушаешь.

Клеветники находятся в тебе, чтобы проливать кровь, и на горах едят у тебя идоложертвенное, среди тебя производят гнусность.

Наготу отца открывают у тебя, жену во время очищения нечистот ее насилуют у тебя.

Иной делает мерзость с женою ближнего своего, иной оскверняет сноху свою, иной насилует сестру свою, дочь отца своего.

Взятки берут у тебя, чтобы проливать кровь; ты берешь рост и лихву и насилием вымогаешь корысть у ближнего твоего, а Меня забыл, говорит Господь Бог.

И вот, Я всплеснул руками Моими о корыстолюбии твоем, какое обнаруживается у тебя, и о кровопролитии, которое совершается среди тебя.

Устоит ли сердце твое, будут ли тверды руки твои в те дни, в которые буду действовать против тебя? Я, Господь, сказал и сделаю.

И рассею тебя по народам, и развею тебя по землям, и положу конец мерзостям твоим среди тебя.

И сделаешь сам себя презренным перед глазами народов, и узнаешь, что Я Господь.

И было ко мне слово Господне:

сын человеческий! дом Израилев сделался у Меня изгарью; все они – олово, медь и железо и свинец в горниле, сделались, как изгарь серебра.

Посему так говорит Господь Бог: так как все вы сделались изгарью, за то вот, Я соберу вас в Иерусалим.

Как в горнило кладут вместе серебро, и медь, и железо, и свинец, и олово, чтобы раздуть на них огонь и расплавить; так Я во гневе Моем и в ярости Моей соберу, и положу, и расплавлю вас.

Соберу вас и дохну на вас огнем негодования Моего, и расплавитесь среди него.

Как серебро расплавляется в горниле, так расплавитесь и вы среди него, и узнаете, что Я, Господь, излил ярость Мою на вас.

И было ко мне слово Господне:

сын человеческий! скажи ему: ты – земля неочищенная, не орошаемая дождем в день гнева!

Заговор пророков ее среди нее – как лев рыкающий, терзающий добычу; съедают души, обирают имущество и драгоценности, и умножают число вдов.

Священники ее нарушают закон Мой и оскверняют святыни Мои, не отделяют святаго от несвятого и не указывают различия между чистым и нечистым, и от суббот Моих они закрыли глаза свои, и Я уничижен у них.

Князья у нее как волки, похищающие добычу; проливают кровь, губят души, чтобы приобрести корысть.

А пророки ее всё замазывают грязью, видят пустое и предсказывают им ложное, говоря: «так говорит Господь Бог», тогда как не говорил Господь.

А в народе угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного и нищего, и пришельца угнетают несправедливо.

Искал Я у них человека, который поставил бы стену и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил ее, но не нашел.

Итак изолью на них негодование Мое, огнем ярости Моей истреблю их, поведение их обращу им на голову, говорит Господь Бог.

1 Обязанность стража. 7 Иезекииль — страж дому Израилеву. 10 Господь не хочет смерти грешника, но чтобы он обратился и жив был. Праведник согрешающий умрет, а кающийся беззаконник будет жив. Путь Господа прав. 21 Пророчество, когда Иезекииль узнал о падении Иерусалима. 30 Народ слушает его слова, но не исполняет их.

И было ко мне слово Господне:

сын человеческий! изреки слово к сынам народа твоего и скажи им: если Я на какую-либо землю наведу меч, и народ той земли возьмет из среды себя человека и поставит его у себя стражем;

и он, увидев меч, идущий на землю, затрубит в трубу и предостережет народ;

и если кто будет слушать голос трубы, но не остережет себя, – то, когда меч придет и захватит его, кровь его будет на его голове.

Голос трубы он слышал, но не остерег себя, кровь его на нем будет; а кто остерегся, тот спас жизнь свою.

Если же страж видел идущий меч и не затрубил в трубу, и народ не был предостережен, – то, когда придет меч и отнимет у кого из них жизнь, сей схвачен будет за грех свой, но кровь его взыщу от руки стража.

И тебя, сын человеческий, Я поставил стражем дому Израилеву, и ты будешь слышать из уст Моих слово и вразумлять их от Меня.

Когда Я скажу беззаконнику: «беззаконник! ты смертью умрешь», а ты не будешь ничего говорить, чтобы предостеречь беззаконника от пути его, – то беззаконник тот умрет за грех свой, но кровь его взыщу от руки твоей.

Если же ты остерегал беззаконника от пути его, чтобы он обратился от него, но он от пути своего не обратился, – то он умирает за грех свой, а ты спас душу твою.

И ты, сын человеческий, скажи дому Израилеву: вы говорите так: «преступления наши и грехи наши на нас, и мы истаеваем в них: как же можем мы жить?»

Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был. Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев?

И ты, сын человеческий, скажи сынам народа твоего: праведность праведника не спасет в день преступления его, и беззаконник за беззаконие свое не падет в день обращения от беззакония своего, равно как и праведник в день согрешения своего не может остаться в живых за свою праведность.

Когда Я скажу праведнику, что он будет жив, а он понадеется на свою праведность и сделает неправду, – то все праведные дела его не помянутся, и он умрет от неправды своей, какую сделал.

А когда скажу беззаконнику: «ты смертью умрешь», и он обратится от грехов своих и будет творить суд и правду,

если этот беззаконник возвратит залог, за похищенное заплатит, будет ходить по законам жизни, не делая ничего худого, – то он будет жив, не умрет.

Ни один из грехов его, какие он сделал, не помянется ему; он стал творить суд и правду, он будет жив.

А сыны народа твоего говорят: «неправ путь Господа», тогда как их путь неправ.

Когда праведник отступил от праведности своей и начал делать беззаконие, – то он умрет за то.

И когда беззаконник обратился от беззакония своего и стал творить суд и правду, он будет за то жив.

А вы говорите: «неправ путь Господа!» Я буду судить вас, дом Израилев, каждого по путям его.

В двенадцатом году нашего переселения, в десятом месяце, в пятый день месяца, пришел ко мне один из спасшихся из Иерусалима и сказал: «разрушен город!»

Но еще до прихода сего спасшегося вечером была на мне рука Господа, и Он открыл мне уста, прежде нежели тот пришел ко мне поутру. И открылись уста мои, и я уже не был безмолвен.

И было ко мне слово Господне:

сын человеческий! живущие на опустелых местах в земле Израилевой говорят: «Авраам был один, и получил во владение землю сию, а нас много; итак нам дана земля сия во владение».

Посему скажи им: так говорит Господь Бог: вы едите с кровью и поднимаете глаза ваши к идолам вашим, и проливаете кровь; и хотите владеть землею?

Вы опираетесь на меч ваш, делаете мерзости, оскверняете один жену другого, и хотите владеть землею?

Вот что скажи им: так говорит Господь Бог: живу Я! те, которые на местах разоренных, падут от меча; а кто в поле, того отдам зверям на съедение; а которые в укреплениях и пещерах, те умрут от моровой язвы.

И сделаю землю пустынею из пустынь, и гордое могущество ее престанет, и горы Израилевы опустеют, так что не будет проходящих.

И узнают, что Я Господь, когда сделаю землю пустынею из пустынь за все мерзости их, какие они делали.

А о тебе, сын человеческий, сыны народа твоего разговаривают у стен и в дверях домов и говорят один другому, брат брату: «пойдите и послушайте, какое слово вышло от Господа».

И они приходят к тебе, как на народное сходбище, и садится перед лицем твоим народ Мой, и слушают слова твои, но не исполняют их; ибо они в устах своих делают из этого забаву, сердце их увлекается за корыстью их.

И вот, ты для них – как забавный певец с приятным голосом и хорошо играющий; они слушают слова твои, но не исполняют их.

Но когда сбудется, – вот, уже и сбывается, – тогда узнают, что среди них был пророк.

Таджикский

Языки

«ВА ту, эй писари одам, теғи тезе барои худ бигир, покуи сартарошонро барои худ бигир, ва онро бар сари худ ва бар риши худ бирон; ва тарозуе барои худ гирифта, мӯйҳоро тақсим намо.

Сеякашро андаруни шаҳр ба оташ бисӯзон, вақте ки рӯзҳои муҳосира ба анҷом расад; ва сеякашро гирифта, дар атрофи он бо теғ бизан, ва сеякашро ба бод пароканда намо, ва Ман аз ақиби онҳо шамшер хоҳам кашид.

Ва адади каме аз он мӯйҳо гирифта, онҳоро дар домани худ бибанд.

Ва аз онҳо боз бигир, ва онҳоро ба даруни оташ биандоз, ва онҳоро дар оташ бисӯзон; оташе аз он ба сӯи тамоми хонадони Исроил берун хоҳад омад.

Парвардигор Худо чунин мегӯяд: ин Ерусалим аст, ки Ман онро дар миёни халқҳо ҷойгир кардаам, ва дар гирди он – кишварҳоро.

Валекин он ба зидди дастурҳои Ман бадтар аз халқҳо, ва ба зидди фароизи Ман бадтар аз кишварҳое ки дар гирди он мебошанд, исён кард; зеро ки онҳо аз дастурҳои Ман нафрат карданд, ва фароизи Маро пайравӣ нанамуданд.

Бинобар ин Парвардигор Худо чунин мегӯяд: азбаски шумо назар ба халқҳое ки дар гирди шумо мебошанд, зиёдтар бетартибӣ кардед, ва аз дастурҳои Ман нафрат намудед, ва фароизи Маро пайравӣ накардед, ва ҳатто бар тибқи дастурҳои халқҳое ки дар гирди шумо мебошанд, амал нанамудед,

Бинобар ин Парвардигор Худо чунин мегӯяд: инак Ман низ ба ту зид ҳастам, ва андаруни ту дар пеши назари халқҳо довариҳо хоҳам намуд;

Ва бар ту, ба сабаби тамоми аъмоли зишти ту, корҳое хоҳам кард, ки ҳаргиз накардаам, ва мисли онҳо дигар нахоҳам кард.

Бинобар ин падарон андаруни ту писаронро хоҳанд хӯрд, ва писарон падарони худро хоҳанд хӯрд, ва Ман бар ту довариҳо хоҳам намуд, ва тамоми бақияи туро ба сӯи ҳар бод пароканда хоҳам кард.

Бинобар ин ба ҳаёти Худам қасам ки, мегӯяд Парвардигор Худо, азбаски ту хонаи поки Маро бо тамоми қабоҳати худ ва бо тамоми аъмоли зишти худ палид кардаӣ, Ман низ эътино нахоҳам кард, ва чашмам риққат нахоҳад овард, Ман низ раҳм нахоҳам кард.

Сеяки мардумонат андаруни ту аз вабо хоҳанд мурд ва аз қаҳтӣ ба ҳалокат хоҳанд расид; ва сеяки дигар дар гирди ту аз шамшер хоҳанд афтод; ва сеяки боқиро Ман ба сӯи ҳар бод пароканда намуда, аз ақиби онҳо шамшер хоҳам кашид.

Ва чун ғазабам ба итмом расад, ва хашми Худро бар онҳо фурӯ резам, он гоҳ Ман тасаллӣ хоҳам ёфт, ва онҳо, баъд аз он ки хашми Худро бар онҳо фурӯ рехта ба итмом расонам, хоҳанд донист, ки Ман, ки Парвардигор ҳастам, дар қаҳри Худ сухан рондаам.

Ва туро дар миёни халқҳое ки дар гирди ту мебошанд, дар назари ҳар роҳгузар ба харобӣ ва шармандагӣ гирифтор хоҳам кард.

Ва ҳангоме ки бар ту бо хашм ва ғазаб ва мазамматҳои сахт довариҳо намоям, ин барои халқҳое ки дар гирди ту мебошанд, сабаби нанг ва дашном, ва ибрат ва даҳшат хоҳад буд; Ман, ки Парвардигор ҳастам, гуфтам.

Ҳангоме ки Ман тирҳои шадиди қаҳтиро, ки барои ҳалокат мебошанд, бифиристам, Ман онҳоро барои талаф кардани шумо хоҳам фиристод, ва қаҳтиро бар шумо торафт сахт хоҳам кард, ва муттакои нони шуморо дарҳам хоҳам шикаст;

Ва бар шумо қаҳтӣ ва ҳайвони даррандаро хоҳам фиристод, то ки туро бефарзанд гардонанд, ва вабо ва хун андаруни ту гузар хоҳанд кард, ва шамшере бар ту равона хоҳам намуд; Ман, ки Парвардигор ҳастам, гуфтам.

ВА каломи Парвардигор бар ман нозил шуда, гуфт:

«Чаро шумо ин масалро дар замини Исроил зада, мегӯед: ́Падарон ғӯра хӯрдаанд, вале дандонҳои писарон кунд шудааст́?

Ба ҳаёти Худам қасам ки, мегӯяд Парвардигор Худо, минбаъд шуморо касе нахоҳад буд, ки ин масалро дар Исроил ба забон оварад.

Инак ҳамаи ҷонҳо аз они Ман аст; хоҳ ҷони падар ва хоҳ ҷони писар аз они Ман аст; ҷоне ки гуноҳ карда бошад, хоҳад мурд.

Ва касе агар одил бошад ва адлу инсофро ба амал оварад:

Бар кӯҳҳо нахӯрад, ва чашмонашро сӯи бутҳои хонадони Исроил баланд накунад, ва зани ёри худро палид насозад, ва ба зани ҳоиза наздикӣ нанамояд,

Ва ҳеҷ касро ба танг наоварад, ба қарздор гарави вайро баргардонад, ғорат накунад, нони худро ба гуруснае бидиҳад ва бараҳнаро либосе бипӯшонад,

Пулашро ба фоида надиҳад ва суд нагирад, аз ноинсофӣ даст кашад, дар миёни одамон доварии ҳақиқиро ба ҷо оварад,

Бар тибқи фароизи Ман рафтор кунад ва дастурҳои Маро нигоҳ дошта, дар роҳи ростӣ амал намояд, чунин кас одил аст, ва ҳатман зинда хоҳад монд, мегӯяд Парвардигор Худо.

Аммо агар ӯ писари ҷафокор ва хунрезе ба дунё оварда бошад, ки вай яке аз ин корҳои бадро бикунад,

Вале ҳамаи ин корҳои некро накунад, балки бар кӯҳҳо низ бихӯрад, ва зани ёри худро палид созад,

Мискин ва бенаворо фиреб диҳад, ғорат намояд, гаравро барнагардонад, ва чашмонашро сӯи бутҳо баланд кунад, корҳои зиштро ба ҷо оварад,

Пулашро ба фоида диҳад ва суд гирад, оё вай зинда хоҳад монд? Вай зинда нахоҳад монд! Модоме ки вай ҳамаи ин корҳои зиштро ба ҷо овардааст, албатта хоҳад мурд, хунаш бар гарданаш хоҳад буд.

Ва агар ӯ писаре ба дунё оварда бошад, ки вай ҳамаи гуноҳҳоеро, ки падараш ба амал меоварад, дидааст, ва онҳоро дида, мисли онҳо амал накунад:

Бар кӯҳҳо нахӯрад, ва чашмонашро сӯи бутҳои хонадони Исроил баланд накунад, зани ёрашро палид насозад,

Ва касеро фиреб надиҳад, гарав нагирад, ғорат накунад, нони худро ба гуруснае бидиҳад ва бараҳнаро либосе бипӯшонад,

Ба мискин дасти душманӣ дароз накунад, фоида ва суд нагирад, дастурҳои Маро ба ҷо оварад ва бар тибқи фароизи Ман рафтор намояд, вай барои гуноҳи падараш нахоҳад мурд, балки ҳатман зинда хоҳад монд.

Падари вай, азбаски бо истисмор машғул буд, бародарашро ғорат менамуд, ва андаруни қавми худ корҳои бад мекард, инак ӯ ба гуноҳи худ хоҳад мурд.

Вале шумо мегӯед: ́Чаро писар гуноҳи падарро намебардорад?́ Чунки писар адлу инсофро ба амал овардааст, тамоми фароизи Маро риоя намудааст, ва онҳоро ба ҷо меоварад, – вай ҳатман зинда хоҳад монд.

Ҷоне ки гуноҳ карда бошад, хоҳад мурд: писар бори гуноҳи падарро нахоҳад бардошт, ва падар бори гуноҳи писарро нахоҳад бардошт; адолати одил бар худаш хоҳад буд, ва шарорати шарир бар худаш хоҳад буд.

Ва агар шарир аз ҳамаи гуноҳҳое ки ба амал овардааст, тавба кунад, ва тамоми фароизи Маро риоя намояд ва адлу инсофро ба амал оварад, ҳатман зинда хоҳад монд, ӯ нахоҳад мурд.

Ҳамаи ҷиноятҳое ки ӯ ба амал овардааст, дар ҳаққи ӯ ба ёд оварда нахоҳад шуд; ӯ бо адолате ки ба амал овардааст, зинда хоҳад монд.

Оё Ман мавти шарирро хоҳонам? – мегӯяд Парвардигор Худо. – Балки онро хоҳонам, ки ӯ аз рафтори худ тавба карда, зинда монад.

Ва агар одиле аз адолати худ даст кашида, ноинсофӣ кунад, яъне мисли ҳамаи корҳои зиште ки шарир мекунад, амал намояд, оё ӯ зинда хоҳад монд? Тамоми аъмоли одилонае ки ӯ ба ҷо овардааст, ба ёд оварда нахоҳад шуд; ӯ дар хиёнати худ, ки ба амал овардааст, ва дар гуноҳи худ, ки кардааст, хоҳад мурд.

Вале шумо мегӯед: ́Роҳи Парвардигор боинсоф нест!́ Лутфан, эй хонадони Исроил, бишнавед! Оё роҳи Ман боинсоф нест? Роҳҳои шумо, охир, боинсоф нест.

Агар одил аз адолати худ даст кашида, ноинсофӣ кунад, аз боиси он хоҳад мурд; ӯ аз боиси ноинсофие ки кардааст, хоҳад мурд.

Ва агар шарир аз шарорате ки ба амал овардааст, тавба кунад, ва адлу инсофро ба ҷо оварад, ӯ ҷони худро зинда нигоҳ хоҳад дошт.

Ӯ, ки назар андохта, аз ҳамаи ҷиноятҳои худ, ки ба амал оварда буд, тавба кардааст, ҳатман зинда хоҳад монд, ӯ нахоҳад мурд.

Вале хонадони Исроил мегӯянд: ́Роҳи Парвардигор боинсоф нест!́ Оё роҳҳои Ман боинсоф нест, эй хонадони Исроил? Роҳҳои шумо, охир, боинсоф нест!

Бинобар ин Ман ҳар яке аз шуморо, эй хонадони Исроил, бар тибқи роҳҳояш доварӣ хоҳам намуд, мегӯяд Парвардигор Худо; тавба карда, аз ҳамаи ҷиноятҳои худ даст кашед, то ки ин барои шумо васвасаи гуноҳ нашавад.

Ҳамаи ҷиноятҳои худро, ки ба амал овардаед, аз худ дур андозед, ва дили тоза ва рӯҳи тозае барои худ ба вуҷуд оваред; ва чаро шумо, эй хонадони Исроил, бимиред?

Зеро ки Ман мавти шахси мирандаро хоҳон нестам, мегӯяд Парвардигор Худо; тавба кунед, ва зинда хоҳед монд!»

ВА каломи Парвардигор бар ман нозил шуда, гуфт:

«Ва ту, эй писари одам, оё доварӣ хоҳӣ кард, оё бар шаҳри хунрез доварӣ хоҳӣ кард? Пас тамоми аъмоли зишти онро ба он баён намо,

Ва бигӯй: Парвардигор Худо чунин мегӯяд: эй шаҳре ки андарунн худ хун мерезӣ, то ки замони сазои ту фаро расад; эй, ки бар худ бутҳо сохтаӣ, то ки палид гардӣ!

Бо хуне ки рехтаӣ, айбдор шудаӣ, ва бо бутҳое ки сохтаӣ, палид гардидаӣ, ва рӯзҳои худро наздик овардаӣ, ва ба фарҷоми солҳои худ расидаӣ; бинобар ин туро мавриди нанг пеши халқҳо ва мавриди тамасхур пеши ҳамаи кишварҳо гардонидаам:

Онҳое ки ба ту наздиканд ва аз ту дуранд, туро тамасхур намуда, хоҳанд гуфт: ́Эй, ки номи худро палид сохтаӣ!́, ́Эй, ки аз низоъ пур шудаӣ!́

Инак раисони Исроил, ҳар яке алоқадри қуввати худ, андаруни ту барои хунрезӣ ҷидду ҷаҳд менамуданд.

Падар ва модарро андаруни ту хорӣ медоданд, ғарибро андаруни ту ба танг меоварданд, ятим ва беваро андаруни ту ба ранҷу озор дучор мекарданд.

Чизҳои поки Маро ту хор мешумурдӣ, ва шанбеҳои Маро поймол менамудӣ.

Бӯҳтонгӯён андаруни ту буданд, то ки хун бирезанд; андаруни ту бар кӯҳҳо хӯрок мехӯрданд, андаруни ту ба фисқу фуҷур дода мешуданд.

Аврати падарро андаруни ту ошкор месохтанд, ба номӯси занони ҳоиза андаруни ту таҷовуз мекарданд.

Яке бо зани ёри худ кори зишт мекард, дигаре келини худро бо фисқу фуҷур палид месохт, сеюмӣ ба номӯси хоҳари худ, яъне духтари падари худ, андаруни ту таҷовуз менамуд.

Андаруни ту ришва мехӯрданд, то ки хун бирезанд; ту фоида ва суд мехӯрдӣ, ва ба моли ёри худ бо ситам тамаъ менамудӣ, вале Маро фаромӯш кардӣ, мегӯяд Парвардигор Худо.

Ва инак, Ман дар бораи тамаъкорие ки кардаӣ, ва дар бораи хуне ки андаруни худат рехтаӣ, кафи Худро мезанам.

Оё дар айёме ки Ман подоши туро бидиҳам, дилат матин ва дастҳоят қавӣ хоҳад буд? Ман, ки Парвардигор ҳастам, гуфтам ва ба амал хоҳам овард.

Ва туро дар миёни халқҳо пароканда ва дар кишварҳо парешон хоҳам намуд, ва қабоҳати туро аз ту нест хоҳам кард.

Ва худро ту пеши назари халқҳо нафратангез хоҳӣ кард, ва хоҳӣ донист, ки Ман Парвардигор ҳастам».

Ва каломи Парвардигор бар ман нозил шуда, гуфт:

«Эй писари одам! Хонадони Исроил барои Ман ғаш гардидаанд; ҳамаи инҳо – мис ва қалъагӣ ва оҳан ва қӯрғошим – андаруни кӯра ғашши нуқра шудаанд.

Бинобар ин Парвардигор Худо чунин мегӯяд: азбаски ҳамаатон ғаш гардидаед, бинобар ин Ман шуморо андаруни Ерусалим ҷамъ ҳоҳам кард.

Чунон ки нуқра ва мис ва оҳан ва қӯрғошим ва қалъагиро андаруни кӯра ҷамъ карда, оташ бар онҳо медаманд, то ки гудохта шаванд, ончунон Ман шуморо дар хашму ғазаби худ ҷамъ карда, дар он хоҳам гузошт ва шуморо хоҳам гудохт.

Ва шуморо ҷамъ карда, оташи ғазаби худро бар шумо хоҳам дамид, ва шумо андаруни он гудохта хоҳед шуд.

Чунон ки нуқра андаруни кӯра гудохта мешавад, ончунон шумо андаруни он гудохта хоҳед шуд, ва хоҳед донист, ки Ман, ки Парвардигор ҳастам, ғазаби Худро бар шумо фурӯ рехтаам».

Ва каломи Парвардигор бар ман нозил шуда, гуфт:

«Эй писари одам! Ба вай бигӯй: ту замине ҳастӣ, ки нопок шудаӣ, ва дар рӯзи ғазаб бар ту борон нахоҳад борид.

Суиқасди анбиёи он андаруни он мисли шери ғурронест, ки нахҷирро медарад; онҳо ҷонҳоро мехӯранд, молу мулк ва чизҳои гаронбаҳоро мегиранд, бевагонро андаруни он афзун мекунанд.

Коҳинони он шариати Маро поймол, ва чизҳои поки Маро палид месозанд, чизи покро аз ғайрипок ҷудо намекунанд, ва чизи палидро аз пок фарқ наменамоянд, ва аз шанбеҳои Ман чашми худро мепӯшанд, ва Ман андаруни онҳо беҳурмат шудаам.

Сарварони он андаруни он мисли гургоне мебошанд, ки нахҷирро медаранд; онҳо хун мерезанд, ҷонҳоро нобуд мекунанд, то ки ҳирси худро қонеъ гардонанд.

Ва анбиёи он барои онҳо бо лойи нобоб андова карда, рӯъёҳои ботил мебинанд ва барои онҳо фоли дурӯғ зада, мегуянд: ́Парвардигор Худо чунин мегуяд́, ва ҳол он ки Парвардигор чизе ба онҳо нагуфтааст.

Қавми ин замин якдигарро беамон зулм ва тороҷ менамоянд, мискин ва бенаворо фиреб медиҳанд, ва дар ҳаққи ғариб ноинсофона ситам мекунанд.

Ва Ман дар миёни онҳо касеро ҷустам, ки деворро таъмир намояд ва дар рахнаи он ба ҳузури Ман барои ин замин биистад, то ки онро хароб накунам, валекин чунин касро наёфтам.

Пас, хашми Худро бар онҳо фурӯ хоҳам рехт, бо оташи ғазаби Худ онҳоро несту нобуд хоҳам кард, подоши рафторашонро бар сарашон хоҳам овард, мегӯяд Парвардигор Худо».

ВА каломи Парвардигор бар ман нозил шуда, гуфт:

«Эй писари одам! Бо писарони қавми худ сухан ронда, ба онҳо бигӯй: агар Ман бар замине шамшер оварам, ва қавми он замин касеро аз миёни худ гирифта, ӯро барои худ дидбон таъин кунанд,

Ва ӯ шамшерро, ки бар он замин меояд, бубинад, ва шох навохта, қавмро огоҳ намояд,

Ва агар касе садои шохро шунида, эҳтиёт нашавад, он гоҳ шамшер омада, ӯро гирифтор хоҳад кард, ва хуни ӯ бар гардани ӯ хоҳад буд.

Ӯ садои шохро шунид, вале эҳтиёт нашуд, хунаш бар гарданаш хоҳад буд; ва агар эҳтиёт мешуд, ҷони худро раҳо мекард.

Ва агар дидбон шамшерро, ки меояд, бубинад, вале шох нанавозад ва қавмро огоҳ нанамояд, ва шамшер омада, ҷонеро аз миёни онҳо гирифтор кунад, вай дар гуноҳи худ гирифтор шудааст, вале хуни вайро аз дасти дидбон талаб хоҳам кард.

Ва ту, эй писари одам! Ман туро барои хонадони Исроил дидбон таъин намудаам, ва ту каломро аз даҳони Ман шунида, онҳоро аз Ман огоҳ хоҳӣ намуд.

Ҳангоме ки Ман ба шарире бигӯям: ́Эй шарир, албатта хоҳӣ мурд!́ – вале ту сухане нагӯӣ барои он ки шарирро аз роҳи ӯ огоҳ намоӣ, он шарир дар гуноҳи худ хоҳад мурд, аммо хуни ӯро Ман аз дасти ту талаб хоҳам кард.

Валекин агар ту шариреро аз роҳи ӯ огоҳ намоӣ, то ки аз он тавба кунад, ва ӯ аз роҳи худ тавба накунад, ӯ дар гуноҳи худ хоҳад мурд, ва ту ҷони худро наҷот додаӣ.

Ва ту, эй писари одам, ба хонадони Исроил бигӯй: ́Шумо сухан ронда, чунин мегӯед: модоме ки маъсиятҳо ва гуноҳҳои мо бар гардани мост, ва мо дар онҳо обу адо шуда истодаем, пас чӣ тавр мо зинда хоҳем монд?́

Ба онҳо бигӯй: ба ҳаёти Худам қасам ки, мегӯяд Парвардигор Худо, Ман мурдани шарирро хоҳон нестам, балки онро, ки шарир аз роҳи худ тавба карда, зинда монад. Аз роҳҳои бади худ тавба кунед, тавба кунед, эй хонадони Исроил! Пас чаро бимиред?

Ва ту, эй писари одам, ба писарони қавми худ бигӯй: адолати одил ӯро дар рӯзе ки гуноҳкор шавад, раҳо нахоҳад кард, ва шарорати шарир дар рӯзе ки ӯ аз шарорати худ тавба кунад, сабаби ҳалокати ӯ нахоҳад шуд; ва одил дар рӯзе ки гуноҳ кунад, ба туфайли адолати худ зинда нахоҳад монд.

Ҳангоме ки Ман дар бораи одил гӯям: ́Ӯ албатта зинда хоҳад монд́, ва ӯ ба адолати худ эътимод намуда, ноинсофӣ кунад, тамоми адолати ӯ ба ёд оварда нахоҳад шуд, ва ӯ дар ноинсофие ки кардааст, хоҳад мурд.

Ва ҳангоме ки Ман ба шарир гӯям: ́Албатта хоҳӣ мурд́, ва ӯ аз гуноҳи худ тавба карда, аз рӯи адлу инсоф амал намояд,

Яъне ин шарир моли гаравиро баргардонад, баҳои он чиро, ки дуздидааст, адо кунад, бар тибқи фароизи ҳаёт рафтор намояд, бе он ки ноинсофие ба амал оварад, ӯ албатта зинда хоҳад монд ва нахоҳад мурд.

Ҳамаи гуноҳҳое ки ӯ кардааст, ба ёд оварда нахоҳад шуд; модоме ки ӯ аз рӯи адлу инсоф амал намудааст, албатта зинда хоҳад монд.

Валекин писарони қавми ту мегӯянд: ́Роҳи Парвардигор дуруст нест́, ва ҳол он ки роҳи худашон дуруст нест.

Агар одил аз адолати худ баргашта, ноинсофие ба амал оварад, ӯ аз боиси он хоҳад мурд.

Ва агар шарир аз шарорати худ тавба карда, аз рӯи адлу инсоф амал намояд, ӯ аз боиси он зинда хоҳад монд.

Валекин шумо мегӯед: ́Роҳи Парвардигор дуруст нест́. Ман бар ҳар яке аз шумо, эй хонадони Исроил, мувофиқи рафтору кирдораш доварӣ хоҳам намуд».

Ва чунин воқеъ шуд, ки дар соли дувоздаҳуми ҷалои ватан шудани мо, дар рӯзи панҷуми моҳи даҳум, растагоре аз Ерусалим назди ман омада, гуфт: ́Шаҳр мусаххар шуд́.

Ва дасти Парвардигор шомгоҳ, пеш аз омадани он растагор, бар ман ниҳода шуда буд, ва Ӯ даҳони маро пеш аз он ки вай бомдодон назди ман ояд, кушода буд; ва даҳонам кушода шуд, ва ман дигар лол набудам.

Ва каломи Парвардигор бар ман нозил шуда, гуфт:

«Эй писари одам! Сокинони ин вайронаҳои замини Исроил сухан ронда, мегӯянд: ́Иброҳим як нафар буд ва ин заминро мерос гирифт; ва мо бисёр ҳастем, ба мо ин замин мерос дода шудааст́.

Бинобар ин ба онҳо бигӯй: Парвардигор Худо чунин мегӯяд: гӯштро бо хуни он мехӯред, ва чашмони худро сӯи бутҳои худ баланд мекунед, ва хун мерезед, – оё ин заминро мерос хоҳед гирифт?

Бар шамшери худ такя менамоед, корҳои зишт мекунед ва зани якдигарро палид месозед, – оё ин заминро мерос хоҳед гирифт?

Ба онҳо чунин бигӯй: Парвардигор Худо чунин мегӯяд: ба ҳаёти Худам қасам ки онҳое ки дар вайронаҳо мебошанд, аз шамшер хоҳанд афтод; ва онҳоеро, ки дар саҳро ҳастанд, барои хӯрок ба ҳайвонот хоҳам дод; ва онҳое ки дар қалъаҳо ва мағораҳо мебошанд, аз вабо хоҳанд мурд.

Ва ин заминро вайронаю валангор хоҳам гардонид, ва кибриёи қувваташ хотима хоҳад ёфт; ва кӯҳҳои Исроил харобазор хоҳад шуд, ба тавре ки роҳгузаре нахоҳад буд.

Ва хоҳанд донист, ки Ман Парвардигор ҳастам, вақте ки ин заминро барои ҳамаи корҳои зиште ки кардаанд, вайронаю валангор гардонам.

Ва ту, эй писари одам, писарони қавми ту дар сояи деворҳо ва назди дарҳои хонаҳо дар бораи ту сухан меронанд, ва ҳар яке ба дигаре, ҳар кас ба бародараш, сухан ронда, мегӯяд: ́Биёед ва бишнавед, ки чӣ каломе аз ҷониби Парвардигор берун омадааст́.

Ва назди ту мисли ҷамъомади қавм меоянд, ва қавми Ман ба ҳузури ту нишаста, суханони туро мешунаванд, вале онҳоро ба ҷо намеоваранд; зеро ки онҳо бо даҳони худ ишқбозӣ мекунанд, аммо дилашон пайрави ҳирсашон мебошад.

Ва инак, ту барои онҳо мисли суруди ишқбозӣ ҳастӣ, ки овози хуше дорӣ ва ба хубӣ менавозӣ; ва суханонатро мешунаванд, вале онҳоро ба ҷо намеоваранд.

Валекин вақте ки фаро расад, – инак, фаро мерасад, – хоҳанд донист, ки набие андаруни онҳо буд».