И ны́нѣ приложи́ша согрѣша́ти и сотвори́ша себѣ́ слiя́нiе от зла́та и сребра́ своего́ по о́бразу и́доловъ, дѣла́ худо́жниковъ соверше́на: и́мъ сі́и глаго́лютъ: пожри́те человѣ́ковъ, оскудѣ́ша бо телцы́.

Сего́ ра́ди бу́дутъ я́ко о́блакъ у́треннiй, я́коже роса́ у́тренняя иду́щи, я́коже пле́вы съ то́ка [и пра́хъ съ вѣ́твiя] развѣва́емый ви́хромъ, я́коже ды́мъ изъ трубы́.

А́зъ же Госпо́дь Бо́гъ тво́й утвержда́яй не́бо и созида́яй зе́млю, его́же ру́цѣ созда́стѣ все́ во́инство небе́сное, и не показа́хъ ти́ и́хъ, е́же ходи́ти вслѣ́дъ и́хъ: и а́зъ изведо́хъ тя́ изъ земли́ Еги́петскiя, и Бо́га ра́звѣ мене́ да не позна́еши, и спаса́ющаго нѣ́сть ра́звѣ мене́.

А́зъ пасо́хъ тя́ въ пусты́ни на земли́ ненаселе́ннѣй,

на па́житехъ и́хъ, и насы́тишася до исполне́нiя, и вознесо́шася сердца́ и́хъ, сего́ ра́ди забы́ша мя́.

И бу́ду и́мъ я́ко панѳи́рь, и я́ко ры́сь на пути́ Ассири́евъ:

и сря́щу и́хъ а́ки медвѣ́дица лиша́ема, и разрушу́ соключе́нiе серде́цъ и́хъ: и поядя́тъ я́ ски́мни дубра́внiи, и звѣ́рiе польсті́и расто́ргнутъ я́.

Въ поги́бели твое́й, Изра́илю, кто́ помо́жетъ тебѣ́?

Гдѣ́ ца́рь тво́й се́й? то́й да спасе́тъ тя́ во всѣ́хъ градѣ́хъ твои́хъ: и да су́дитъ ти́, о не́мже глаго́лалъ еси́: да́ждь ми́ царя́ и кня́зя.

И да́хъ тебѣ́ царя́ во гнѣ́вѣ мое́мъ, и утвержа́хся въ я́рости мое́й.

Согромажде́нiе непра́вды Ефре́мъ, сокрове́нъ грѣ́хъ его́:

болѣ́зни а́ки ражда́ющiя прiи́дутъ ему́: се́й сы́нъ нему́дрый, зане́ ны́нѣ не устои́тъ въ сокруше́нiи ча́дъ.

От руки́ а́довы изба́влю я́ и от сме́рти искуплю́ я́: гдѣ́ пря́ твоя́, сме́рте? гдѣ́ осте́нъ тво́й, а́де? утѣше́нiе скры́ся от о́чiю мое́ю:

зане́ се́й между́ бра́тiями разлучи́тъ: наведе́тъ Госпо́дь вѣ́тръ зно́енъ изъ пусты́ни на́нь, и изсуши́тъ жи́лы его́ и опустоши́тъ исто́чники его́: се́й изсуши́тъ зе́млю его́ и вся́ сосу́ды его́ люби́мыя.

Латинский (Nova Vulgata)

Loquente Ephraim, horror factus est; dux erat in Israel. Et deliquit in Baal et mortuus est.

Et nunc addunt ad peccandum faciuntque sibi conflatile de argento suo, secundum intellegentiam suam simulacra; factura artificum totum est. «His — ipsi dicunt — immolate!». Homines vitulos osculantur.

Idcirco erunt quasi nubes matutina et sicut ros matutinus praeteriens, sicut palea turbine rapta ex area et sicut fumus de fumario.

«Ego autem Dominus, Deus tuus ex terra Aegypti; et Deum absque me nescies, et salvator non est praeter me.

Ego pavi te in deserto, in terra ardenti solitudinis.

Iuxta pascua sua saturati sunt et saturati elevaverunt cor suum, propterea obliti sunt mei.

Et ego ero eis quasi leaena, sicut pardus iuxta viam insidiabor.

Occurram eis quasi ursa, raptis catulis, et dirumpam claustrum cordis eorum: et consumam eos ibi quasi leo; bestia agri scindet eos.

Perdo te, Israel; quis est auxiliator tuus?

Ubinam est rex tuus, ut salvet te in omnibus urbibus tuis, et iudices tui, de quibus dixisti: "Da mihi regem et principes"?

Do tibi regem in furore meo et aufero in indignatione mea.

Colligata est iniquitas Ephraim, absconditum peccatum eius.

Dolores parturientis venient ei; erit filius non sapiens: suo enim tempore non stabit in ore vulvae.

De manu inferni liberabo eos, de morte redimam eos? Ubi pestilentiae tuae, o mors? Ubi pestis tua, inferne? Consolatio abscondita est ab oculis meis».

Dum ipse inter fratres fructificat, veniet ventus urens, ventus Domini de deserto ascendens, et siccabit venas eius et desolabit fontem eius. Ipse diripiet thesaurum, omne vas desiderabile.

Синодальный

1 Возвышая себя, Ефрем забыл Господа. 9 Гибель Израиля несомненна.

Когда Ефрем говорил, все трепетали. Он был высок в Израиле; но сделался виновным через Ваала, и погиб.

И ныне прибавили они ко греху: сделали для себя литых истуканов из серебра своего, по понятию своему, – полная работа художников, – и говорят они приносящим жертву людям: «целуйте тельцов!»

За то они будут как утренний туман, как роса, скоро исчезающая, как мякина, свеваемая с гумна, и как дым из трубы.

Но Я – Господь Бог твой от земли Египетской, – и ты не должен знать другого бога, кроме Меня, и нет спасителя, кроме Меня.

Я признал тебя в пустыне, в земле жаждущей.

Имея пажити, они были сыты; а когда насыщались, то превозносилось сердце их, и потому они забывали Меня.

И Я буду для них как лев, как скимен буду подстерегать при дороге.

Буду нападать на них, как лишенная детей медведица, и раздирать вместилище сердца их, и поедать их там, как львица; полевые звери будут терзать их.

Погубил ты себя, Израиль, ибо только во Мне опора твоя.

Где царь твой теперь? Пусть он спасет тебя во всех городах твоих! Где судьи твои, о которых говорил ты: «дай нам царя и начальников»?

И Я дал тебе царя во гневе Моем, и отнял в негодовании Моем.

Связано в узел беззаконие Ефрема, сбережен его грех.

Му́ки родильницы постигнут его; он – сын неразумный, иначе не стоял бы долго в положении рождающихся детей.

От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Раскаяния в том не будет у Меня.

Хотя Ефрем плодовит между братьями, но придет восточный ветер, поднимется ветер Господень из пустыни, и иссохнет родник его, и иссякнет источник его; он опустошит сокровищницу всех драгоценных сосудов.

Таджикский

Языки

ВАҚТЕ ки Эфроим сухан меронд, ҳама меларзиданд; ӯ дар Исроил сарбаланд буд; валекин аз боиси Баал гуноҳкор шуд, ва ба ҳалокат расид.

Ва алҳол онҳо гуноҳҳои худро афзун мекунанд, ва аз нуқраи худ барои худ бутҳо ва санамҳоро мувофиқи фаҳмиши худ сохтаанд, ки ҳамааш амали санъаткорон аст; дар бораи онҳо мегӯянд: «Одамоне ки қурбонӣ мекунанд, гӯсолаҳоро мебӯсанд».

Бинобар ин онҳо мисли абри субҳ хоҳад буд, ва мисли шабнаме ки зуд нест мешавад, ва мисли коҳе ки бод аз хирман мебарад, ва мисли дуде ки аз дудбаро баромада пароканда мегардад.

Валекин Ман Парвардигор Худои ту аз замини Миср ҳастам, ва ту ғайр аз Ман худои дигарро нашинохтаӣ, ва ғайр аз Ман наҷотдиҳандае нест.

Ман туро дар биёбон, дар замини аз офтоб сӯхтае шинохтам.

Онҳо ба хубӣ чарида, сер шуданд; ва чун сер шуданд, дилашон мағрур гардид, ва ба ин сабаб Маро фаромӯш карданд.

Пас Ман барояшон мисли шер хоҳам буд, мисли паланг дар сари роҳашон камин хоҳам гирифт.

Мисли хирсе ки аз бачаҳояш маҳрум шуда бошад, ба онҳо ҳамла хоҳам кард, ва сандуқи синаи онҳоро хоҳам дарид, ва мисли шер онҳоро дар он ҷо хоҳам хӯрд; ҳайвоноти саҳро онҳоро хоҳанд дарид.

Худро ба ҳалокат расондаӣ, эй Исроил, зеро ки такягоҳи ту фақат дар Ман аст.

Пас куҷост подшоҳи ту, то ки туро дар тамоми шаҳрҳоят наҷот диҳад, ва доварони ту, ки дар бораи онҳо гуфта будӣ: «Подшоҳ ва сарварон ба ман бидеҳ»?

Дар хашми худ подшоҳе ба ту додам, ва дар ғазаби Худ ӯро гирифтам.

Гуноҳи Эфроим гиреҳ баста шудааст, маъсияти ӯ маҳфуз мондааст.

Азоби зане ки мезояд, ба сари ӯ хоҳад омад; ӯ писари бохирад нест, вагарна дар вақти таваллуди тифлон бисёр даранг намекард.

Оё Ман онҳоро аз дӯзах раҳо хоҳам кард? Ва онҳоро аз марг халосӣ хоҳам дод? Вабоҳоят куҷост, эй марг? Тоунҳоят куҷост, эй дӯзах? Пушаймонӣ аз чашмони Ман ниҳон шудааст.

Агарчи ӯ дар миёни найзор мева медод, боди шарқӣ хоҳад вазид, яъне боди Парвардигор аз биёбон баланд хоҳад шуд,– ва манбаи ӯ хоҳад хушкид, ва сарчашмаи ӯ валангор хоҳад гардид; вай ганҷинаи тамоми асбоби гаронбаҳоро тороҷ хоҳад кард.