И а́зъ я́коже вы́ возглаго́лю: а́ще бы душа́ ва́ша подлежа́ла вмѣ́сто моея́, тогда́ наскочи́лъ бы́хъ на вы́ словесы́, покива́ю же на вы́ главо́ю мое́ю.

Бу́ди же крѣ́пость во устѣ́хъ мои́хъ, движе́нiя же усте́нъ не пощажу́.

А́ще бо возглаго́лю, не возболю́ ли я́звою? а́ще же и умолчу́, чи́мъ ме́нше уя́звенъ бу́ду?

Ны́нѣ же преутружде́на мя́ сотвори́, бу́я, согни́вша, и я́тъ мя́.

Въ послу́шество бы́хъ, и воста́ во мнѣ́ лжа́ моя́, проти́вно лицу́ моему́ отвѣща́.

Гнѣ́венъ бы́въ низложи́ мя, возскрежета́ зубы́ на мя́, стрѣ́лы разбо́йниковъ его́ нападо́ша на мя́.

Острото́ю оче́съ наскака́, мече́мъ порази́ мя въ колѣ́на: вку́пѣ же потеко́ша на мя́:

предаде́ бо мя́ Госпо́дь въ ру́ки непра́ведныхъ, нечести́вымъ же пове́рже мя́.

Ми́рствующа разсы́па мя́, взя́въ мя́ за власы́ оборва́, поста́ви мя́ а́ки примѣ́ту.

Обыдо́ша мя́ ко́пiями боду́ще во исте́сы моя́, не щадя́ще: излiя́ша на зе́млю же́лчь мою́,

низложи́ша мя́ тру́пъ на тру́пъ, теко́ша ко мнѣ́ могу́щiи,

вре́тище соши́ша на ко́жу мою́, и мо́щь моя́ на земли́ угасе́.

Чре́во мое́ сгорѣ́ от пла́ча, на вѣ́ждахъ же мои́хъ стѣ́нь сме́ртная,

непра́ведно же ни еди́но бѣ́ въ руку́ мое́ю: моли́тва же моя́ чиста́.

Земле́, да не покры́еши надъ кро́вiю пло́ти моея́, ниже́ да бу́детъ мѣ́сто во́плю моему́.

И ны́нѣ се́, на небесѣ́хъ по́слухъ мо́й, свидѣ́тель же ми́ во вы́шнихъ.

Да прiи́детъ моя́ мольба́ ко Го́споду, предъ ни́мже да ка́плетъ о́ко мое́.

Бу́ди же обличе́нiе му́жу предъ Го́сподемъ, и сы́ну человѣ́ческому ко бли́жнему его́.

Лѣ́та же изочте́ная прiидо́ша, и путе́мъ, и́мже не возвращу́ся, пойду́.

Синодальный

1 Иов упрекает своих друзей: «Жалкие утешители все вы»; 6 его скорби; 21 «О, если бы человек мог иметь состязание с Богом»!

И отвечал Иов и сказал:

слышал я много такого; жалкие утешители все вы!

Будет ли конец ветреным словам? и что побудило тебя так отвечать?

И я мог бы так же говорить, как вы, если бы душа ваша была на месте души моей; ополчался бы на вас словами и кивал бы на вас головою моею;

подкреплял бы вас языком моим и движением губ утешал бы.

Говорю ли я, не утоляется скорбь моя; перестаю ли, что отходит от меня?

Но ныне Он изнурил меня. Ты разрушил всю семью мою.

Ты покрыл меня морщинами во свидетельство против меня; восстает на меня изможденность моя, в лицо укоряет меня.

Гнев Его терзает и враждует против меня, скрежещет на меня зубами своими; неприятель мой острит на меня глаза свои.

Разинули на меня пасть свою; ругаясь бьют меня по щекам: все сговорились против меня.

Предал меня Бог беззаконнику и в руки нечестивым бросил меня.

Я был спокоен, но Он потряс меня; взял меня за шею и избил меня и поставил меня целью для Себя.

Окружили меня стрельцы Его; Он рассекает внутренности мои и не щадит, пролил на землю желчь мою,

пробивает во мне пролом за проломом, бежит на меня, как ратоборец.

Вретище сшил я на кожу мою и в прах положил голову мою.

Лицо мое побагровело от плача, и на веждах моих тень смерти,

при всем том, что нет хищения в руках моих, и молитва моя чиста.

Земля! не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему.

И ныне вот на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних!

Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое.

О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим!

Ибо летам моим приходит конец, и я отхожу в путь невозвратный.

Грузинский

მიუგო იობმა და უთხრა:

ბევრი მსმენია ამისთანები; ფუჭი ნუგეშისმცემლები ხართ ყველანი.

თუ აქვს დასასრული ქარიან სიტყვებს? რამ გაგამწარა, ასეთ პასუხს როძ იძლევი?

მეც თქვენსავით ვილაპარაკებდი, ჩემს ადგილზე რომ ყოფილიყავით? დაგიხვავებდით ამდენ სიტყვებს და თავის ქნევას დაგიწყებდით?

გაგამხნევებდით ჩემი პირით და ჩემ ბაგეთა მოძრაობა განუგეშებდათ.

თუ ვლაპარაკიაბ, ტკივილი არ მიამდება, ვდუმვარ და რა მშორდება?

მაგრამ ახლა შემაღონა მან. შენ დამიქციე ერთიანად ჩემი სახლი!

ნაოჭები გამიჩინე და მოწმედ მყვანან; ჩემი სიგამხდრე ჩემი პირისახით მემოწმება.

მფლეთს თავისი რისხვით და მძულვარებს, კბილებს მიხრჭიალებს, მტერი თვალს ლესავს ჩემზე;

პირი აქვთ დაღირებული ჩემზე, მაგინებენ და სახეში მცემენ, ხროვად შეთქმულან ჩემს წინააღმდეგ.

უკეთურს შემატოვა ღმერთმა და ჩამაგდო ბოროტეულთა ხელში.

უზრუნველად ვიყავი და დამლეწა, კისერში ჩამავლო ხელი და გამაცამტვერა, თავის სამიზნედ დამსვა.

გარს შემომეხვივნენ მისი მშვილდოსნები; გამიგლიჯა გულღვიძლი, არ შემიბრალა, მიწაზე დამინთხია ნაღველი.

გამანგრია და მანგრევს და მანგრევს, მეომარივით გამორბის ჩემსკენ.

ჯვალო გადავიკერე კანზე და მტვერში ამოვთხვარე ჩემი დიდება.

სახე დაწითლებული მაქვს ტირილისგან და ჩემს წამწამებზე სიკვდილის აჩრდილია.

თუმცა მოძალადე არ ვყოფილვარ და ჩემი ლოცვაც სუფთა იყო!

მიწავ, ნუ დაფარავ ჩემს სისხლს და ჩემი მოთქმა ნუ დაბრკოლდება!

ახლაც კი, აჰა, ზეცაშია ჩემი მოწმე და ჩემი მეოხე ზესკნელშია!

ჩემო დამცველნო, ჩემო მეგობრებო! ღვთის მიმართ იღვრება ჩემი ცრემლი,

რომ ადამიანი ღმერთთან დაიცვას, როგორც კაცი თავის მოყვასთან.

რადგან ჩამოთავდებიან წლები და უკანმოუქცეველ გზას დავადგები.

Эстонский

Языки

Iiob ei ole rahul Jumala talitusviisiga
Aga Iiob rääkis ja ütles:

„Sellesarnast olen ma palju kuulnud, te kõik olete tüütavad trööstijad.

Kas sel tuule rääkimisel ei olegi lõppu, või mis kihutab sind rääkima?

Minagi võiksin rääkida nagu teie, kui oleksite minu asemel; minagi võiksin teie vastu sõnadega hiilata ja teie pärast pead vangutada.

Ma võiksin teid oma suuga kinnitada ja mitte keelata oma huulte kaastundeavaldust.

Kui ma räägin, ei vähene mu valu, ja kas see siiski minust lahkub, kui ma lõpetan?

Aga nüüd on Jumal mind väsitanud. Ta on hävitanud kõik mu omaksed.

Ta on haaranud mind - sellest tuli tunnistaja, kes tõusis mu vastu -, mu kõhnus süüdistab mind näkku.

Ta viha rebis ja kiusas mind, ta kiristas mu pärast hambaid. Minu vaenlane teritab mu vastu oma silmi.

Nad ajavad suu ammuli mu vastu, löövad mind pilgates põsele; nad kogunevad hulganisti mu vastu.

Jumal andis mind nurjatuile ja tõukas mind õelate kätte.

Ma elasin rahus, aga ta vapustas mind, ta haaras mind kuklast ja lõi mind puruks; ta pani mind enesele märklauaks,

ta nooled ümbritsevad mind. Ta lõhestab armutult mu neerud, ta valab mu sapi maa peale.

Ta murrab mind murd murru peale, ta ründab mind otsekui sõdur.

Ma õmblesin enesele ihu jaoks kotiriide ja torkasin oma sarve põrmu.

Mu nägu punetab nutust ja mu laugudel on sünge vari,

kuigi mu käes ei ole ülekohut ja kuigi mu palve on siiras.

Oh maa, ära kata mu verd, ja mu kisendamisel ärgu olgu puhkepaika!

Vaata, nüüdki on mul tunnistaja taevas ja eestkõneleja kõrgustes.

Mu sõbrad on pilkajad - Jumala poole on mu pisarais silm,

et ta kohut mõistaks mehe ja Jumala vahel, otsekui inimese ja ta ligimese vahel.

Sest veel pisut aastaid ja ma lähen teele, millelt ma ei pöördu tagasi.