Азбука веры » Би́блия » И́ова » гл.29

И́ова, Глава 29

Толкования

Толкования главы

29:1

29:2

29:3

см.:Иов.18:6;

29:4

29:5

29:6

29:7

29:8

29:9

29:10

29:11

29:12

см.:Пс.71:12;

29:13

29:14

см.:Пс.131:9;

29:15

см.:Лев.19:14;

29:16

см.:Иов.31:18;Притч.29:7;Сир.4:10;

29:17

см.:Притч.30:14;

29:18

29:19

см.:Втор.28:4;

29:20

см.:Быт.49:24;

29:21

29:22

29:23

29:24

29:25

Церковнославянский (рус)

Еще́ же приложи́въ и́овъ, рече́ въ при́тчахъ:

кто́ мя устро́итъ по ме́сяцамъ пре́жднихъ дні́й, въ ни́хже мя́ Бо́гъ храня́ше,

я́коже егда́ свѣтя́шеся свѣти́лникъ его́ надъ главо́ю мое́ю, егда́ свѣ́томъ его́ хожда́хъ во тмѣ́,

егда́ бѣ́хъ тя́жекъ въ путе́хъ, егда́ Бо́гъ посѣще́нiе творя́ше до́му моему́,

егда́ бѣ́хъ бога́тъ зѣло́, о́крестъ же мене́ раби́,

егда́ облива́хуся путiе́ мои́ ма́сломъ кра́вiимъ, го́ры же моя́ облива́хуся млеко́мъ,

егда́ исхожда́хъ изу́тра во гра́дъ, на сто́гнахъ же поставля́шеся ми́ престо́лъ?

Ви́дяще мя́ ю́ноши скрыва́шася, старѣ́йшины же вси́ востава́ша:

вельмо́жи же престава́ху глаго́лати, пе́рстъ возло́жше на уста́ своя́.

Слы́шавшiи же блажи́ша мя́, и язы́къ и́хъ прильпе́ горта́ни и́хъ:

я́ко у́хо слы́ша и ублажи́ мя, о́ко же ви́дѣвъ мя́ уклони́ся.

Спасо́хъ бо убо́гаго от руки́ си́льнаго, и сиротѣ́, ему́же не бѣ́ помо́щника, помого́хъ.

Благослове́нiе погиба́ющаго на мя́ да прiи́детъ, уста́ же вдови́ча благослови́ша мя́.

Въ пра́вду же облача́хся, одѣва́хся же въ су́дъ я́ко въ ри́зу.

О́ко бѣ́хъ слѣпы́мъ, нога́ же хромы́мъ:

а́зъ бы́хъ оте́цъ немощны́мъ, ра́спрю же, ея́же не вѣ́дяхъ, изслѣ́дихъ:

сотро́хъ же члено́вныя непра́ведныхъ, от среды́ же зубо́въ и́хъ грабле́нiе изъя́хъ.

Рѣ́хъ же: во́зрастъ мо́й состарѣ́ется я́коже стебло́ фи́никово, мно́га лѣ́та поживу́.

Ко́рень разве́рзеся при водѣ́, и роса́ пребу́детъ на жа́твѣ мое́й.

Сла́ва моя́ но́ва со мно́ю, и лу́къ мо́й въ руцѣ́ мое́й по́йдетъ.

[Старѣ́йшины] слы́шавшiи мя́ внима́ху, молча́ху же о мое́мъ совѣ́тѣ.

Къ моему́ глаго́лу не прилага́ху, ра́довахуся же, егда́ къ ни́мъ глаго́лахъ:

я́коже земля́ жа́ждущая ожида́етъ дождя́, та́ко сі́и моего́ глаго́ланiя.

А́ще возсмѣю́ся къ ни́мъ, не вѣ́риша: и свѣ́тъ лица́ моего́ не отпада́ше.

Избра́хъ пу́ть и́хъ, и сѣдѣ́хъ кня́зь, и вселя́хся я́коже ца́рь посредѣ́ хра́брыхъ, а́ки утѣша́яй печа́льныхъ.

Немецкий (GNB)

Ijob setzte seine Rede fort, er sagte:

»Ach, wenn es wieder so wie früher wäre,
als Gott mich führte und mein Leben schützte!

Er schenkte mir Erfolg an jedem Tag,
in dunklen Stunden leuchtete sein Licht.

Wäŕs einmal noch wie in der besten Zeit,
als Gott mein Freund war und mein Heim bewahrte!

Mit seiner ganzen Macht stand er mir bei,
rings um mich waren alle meine Kinder.

Die Kühe und die Ziegen gaben Milch,
so viel, dass ich drin hätte waten können.
Kein Boden war zu steinig für Oliven,
ich hatte Öl in ungeheuren Mengen.

Ging ich zum Rat der Ältesten am Stadttor
und setzte mich in ihrer Runde nieder,

so traten alle Jungen scheu beiseite,
die Alten standen auf und blieben stehen;

die Edlen hörten plötzlich auf zu reden
und legten einen Finger auf die Lippen;

sogar die Angesehensten verstummten,
als wäre ihre Zunge festgeklebt.

Wer mich erblickte oder reden hörte,
war voller Lob für mich und meine Taten:

Ich half den Armen, die um Hilfe riefen,
den Waisenkindern, denen niemand beistand.

Von neuem Mut Erfüllte priesen mich,
den Witwen gab ich Sicherheit und Freude.

Gerechtigkeit war immer mein Gewand,
mein Mantel und mein Turban war das Recht.

Für die Erblindeten war ich das Auge
und für die Lahmen wurde ich der Fuß.

Für die Bedürftigen war ich der Vater,
das Recht der Fremden prüfte ich genau.

War einer grausam, brach ich ihm den Kiefer
und riss ihm seine Beute aus den Zähnen.

Ich hoffte, alt zu werden wie der Phönix
und so wie er in meinem Nest zu sterben.

Ich glaubte, wie ein starker Baum zu sein,
der seine Wurzeln tief ins Wasser senkt
und dessen Zweige nachts der Tau befeuchtet.

Ich dachte, immer neuen Ruhm zu finden
und immer stark zu bleiben wie ein Bogen,
der Pfeil auf Pfeil verschießt und nicht ermattet.

Denn alle warteten auf meinen Rat
und hörten schweigend meiner Rede zu;

dann wollte niemand mehr noch etwas sagen.
Sie sogen meine Worte auf wie Tropfen;

sie warteten darauf wie auf den Regen,
so wie Verdurstende nach Wasser lechzen.

Mein Lächeln brachte ihr Vertrauen wieder;
sah ich sie freundlich an, so strahlten sie.

Ich führte sie, bestimmte ihren Weg,
so wie ein König seine Truppen führt;
wenn jemand traurig war, gab ich ihm Trost.

Синодальный

Иов вспоминает свою прежнюю жизнь, её достоинство, благосклонность к нуждающимся и доверие к нему.

И продолжал Иов возвышенную речь свою и сказал:

о, если бы я был, как в прежние месяцы, как в те дни, когда Бог хранил меня,

когда светильник Его светил над головою моею, и я при свете Его ходил среди тьмы;

как был я во дни молодости моей, когда милость Божия была над шатром моим,

когда еще Вседержитель был со мною, и дети мои вокруг меня,

когда пути мои обливались молоком, и скала источала для меня ручьи елея!

когда я выходил к воротам города и на площади ставил седалище свое, –

юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли;

князья удерживались от речи и персты полагали на уста свои;

голос знатных умолкал, и язык их прилипал к гортани их.

Ухо, слышавшее меня, ублажало меня; око видевшее восхваляло меня,

потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного.

Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость.

Я облекался в правду, и суд мой одевал меня, как мантия и увясло.

Я был глазами слепому и ногами хромому;

отцом был я для нищих и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно.

Сокрушал я беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное.

И говорил я: в гнезде моем скончаюсь, и дни мои будут многи, как песок;

корень мой открыт для воды, и роса ночует на ветвях моих;

слава моя не стареет, лук мой крепок в руке моей.

Внимали мне и ожидали, и безмолвствовали при совете моем.

После слов моих уже не рассуждали; речь моя капала на них.

Ждали меня, как дождя, и, как дождю позднему, открывали уста свои.

Бывало, улыбнусь им – они не верят; и света лица моего они не помрачали.

Я назначал пути им и сидел во главе и жил как царь в кругу воинов, как утешитель плачущих.

Таджикский

Языки

Ва Айюб сухани масали нутқи худро давом дода, гуфт:

«Кошки ман мисли моҳҳои пеш мебудам, мисли рӯзҳое ки Худо маро нигоҳ медошт,

Вақте ки чароғи Ӯ бар сари ман нур мепошид, ва ман бо рӯшноии он дар торикӣ роҳ мерафтам;

Мисли он ки дар рӯзҳои ҷавонии худ будам, вақте ки дӯстии Худо бар хаймаи ман буд,

Вақте ки Тавоно ҳанӯз бо ман буд, ва фарзандонам дар гирду пеши ман буданд,

Вақте ки пойҳои ман бо қаймоқ шуста мешуд, ва қӯҳпора барои ман ҷӯйбори равған мерехт!

Ҳангоме ки ман ба дарвозаи шаҳр мебаромадам, ва нишастгоҳи худро дар майдон муҳайё менамудам, –

Ҷавонон маро дида, пинҳон мешуданд, ва пирон бархоста, рост меистоданд;

Мирон аз суханронӣ худдорӣ мекарданд, ва даст ба даҳони худ мемонданд;

Овози сарварон хомӯш мешуд, ва забонашон ба комашон мечаспид.

Гӯше ки маро мешунид, маро таъриф мекард хушҳол мехонд; ва чашме ки маро медид, бароям шаҳодат медод,

Зеро бечораеро, ки барои ёрӣ дод мезад, ва ятимеро, ки мададгор надошт, раҳо мекардам;

Баракати шахси ҳалокшаванда ба ман мерасид, ва дили бевазанро ман шод менамудам.

Ҷомаи ростиро росткориро мепӯшидам, ва он маро мепӯшонд: доварии ман мисли ридо ва салла буд.

Ман барои кӯр чашм будам ва барои ланг – пой;

Барои мискинон камбағалон ман падар будам, ва даъвои ношиносро тафтиш менамудам,

Ва дандонҳои ноинсофро мешикастам, ва сайдро аз дандонҳояш меафтондам.

Ва дар дили худ мегуфтам: ́Дар лонаи худ хоҳам мурд, пас аз он ки рӯзҳоям мисли рег сершумор гарданд;

Решаи ман сӯи об паҳн хоҳад шуд, ва бар шоху баргҳои ман шабнам қарор хоҳад гирифт;

Ҷалоли ман ҳамеша дар ман тоза хоҳад буд, ва камони ман дар дастам қувват хоҳад ёфт́.

Маро мешуниданд ва интизор мешуданд, ва барои машварати ман хомӯш мемонданд.

Баъд аз сухани ман чизе намегуфтанд, ва сухани ман бар онҳо мечакид:

Ба ман мисли бороне интизорӣ доштанд, ва даҳони худро барои борони охирин мекушоданд.

Вақте ки ба онҳо табассум менамудам, бовариашон намеомад; ва нури рӯи ман онҳоро хушнӯд мекард. Агар бар онҳо механдидам, бовариашон намеомад; ва нури рӯи маро торик намекарданд.

Ман ба онҳо роҳ Роҳи онҳоро интихоб намуда, ба сардорӣ менамудам ва дар сари маҷлис менишастам, ва дар миёни лашкар мисли подшоҳе сокин мебудам, ва мисли шахсе ки азодоронро тасаллӣ медиҳад.