1 Иов вспоминает людей, отверженных в его прошлой жизни, 9 которые теперь издеваются над ним и прибавляют к его страданиям; 19 Иов упрекает Бога, что Он поражает его и не отвечает на его вопль; 27 его жалкое состояние.

А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих.

И сила рук их к чему мне? Над ними уже прошло время.

Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую;

щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника – хлеб их.

Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров,

чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов.

Ревут между кустами, жмутся под терном.

Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!

Их-то сделался я ныне песнью и пищею разговора их.

Они гнушаются мною, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицем моим.

Так как Он развязал повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицем моим.

С правого боку встает это исчадие, сбивает меня с ног, направляет гибельные свои пути ко мне.

А мою стезю испортили: всё успели сделать к моей погибели, не имея помощника.

Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом; с шумом бросились на меня.

Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие мое, и счастье мое унеслось, как облако.

И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня.

Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя.

С великим трудом снимается с меня одежда моя; края хитона моего жмут меня.

Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел.

Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, – стою, а Ты только смотришь на меня.

Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня.

Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня.

Так, я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих.

Верно, Он не прострет руки Своей на дом костей: будут ли они кричать при своем разрушении?

Не плакал ли я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных?

Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма.

Мои внутренности кипят и не перестают; встретили меня дни печали.

Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании и кричу.

Я стал братом шакалам и другом страусам.

Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара.

И цитра моя сделалась унылою, и свирель моя – голосом плачевным.

Церковнославянский (рус)

Еще́ же приложи́въ и́овъ, рече́ въ при́тчахъ:

кто́ мя устро́итъ по ме́сяцамъ пре́жднихъ дні́й, въ ни́хже мя́ Бо́гъ храня́ше,

я́коже егда́ свѣтя́шеся свѣти́лникъ его́ надъ главо́ю мое́ю, егда́ свѣ́томъ его́ хожда́хъ во тмѣ́,

егда́ бѣ́хъ тя́жекъ въ путе́хъ, егда́ Бо́гъ посѣще́нiе творя́ше до́му моему́,

егда́ бѣ́хъ бога́тъ зѣло́, о́крестъ же мене́ раби́,

егда́ облива́хуся путiе́ мои́ ма́сломъ кра́вiимъ, го́ры же моя́ облива́хуся млеко́мъ,

егда́ исхожда́хъ изу́тра во гра́дъ, на сто́гнахъ же поставля́шеся ми́ престо́лъ?

Ви́дяще мя́ ю́ноши скрыва́шася, старѣ́йшины же вси́ востава́ша:

вельмо́жи же престава́ху глаго́лати, пе́рстъ возло́жше на уста́ своя́.

Слы́шавшiи же блажи́ша мя́, и язы́къ и́хъ прильпе́ горта́ни и́хъ:

я́ко у́хо слы́ша и ублажи́ мя, о́ко же ви́дѣвъ мя́ уклони́ся.

Спасо́хъ бо убо́гаго от руки́ си́льнаго, и сиротѣ́, ему́же не бѣ́ помо́щника, помого́хъ.

Благослове́нiе погиба́ющаго на мя́ да прiи́детъ, уста́ же вдови́ча благослови́ша мя́.

Въ пра́вду же облача́хся, одѣва́хся же въ су́дъ я́ко въ ри́зу.

О́ко бѣ́хъ слѣпы́мъ, нога́ же хромы́мъ:

а́зъ бы́хъ оте́цъ немощны́мъ, ра́спрю же, ея́же не вѣ́дяхъ, изслѣ́дихъ:

сотро́хъ же члено́вныя непра́ведныхъ, от среды́ же зубо́въ и́хъ грабле́нiе изъя́хъ.

Рѣ́хъ же: во́зрастъ мо́й состарѣ́ется я́коже стебло́ фи́никово, мно́га лѣ́та поживу́.

Ко́рень разве́рзеся при водѣ́, и роса́ пребу́детъ на жа́твѣ мое́й.

Сла́ва моя́ но́ва со мно́ю, и лу́къ мо́й въ руцѣ́ мое́й по́йдетъ.

[Старѣ́йшины] слы́шавшiи мя́ внима́ху, молча́ху же о мое́мъ совѣ́тѣ.

Къ моему́ глаго́лу не прилага́ху, ра́довахуся же, егда́ къ ни́мъ глаго́лахъ:

я́коже земля́ жа́ждущая ожида́етъ дождя́, та́ко сі́и моего́ глаго́ланiя.

А́ще возсмѣю́ся къ ни́мъ, не вѣ́риша: и свѣ́тъ лица́ моего́ не отпада́ше.

Избра́хъ пу́ть и́хъ, и сѣдѣ́хъ кня́зь, и вселя́хся я́коже ца́рь посредѣ́ хра́брыхъ, а́ки утѣша́яй печа́льныхъ.

Ны́нѣ же поруга́шамися малѣ́йшiи: ны́нѣ уча́тъ мя́ от ча́сти, и́хже отце́въ уничтожа́хъ, и́хже не вмѣня́хъ досто́йными псо́въ мои́хъ ста́дъ.

Крѣ́пость же ру́къ и́хъ во что́ мнѣ́ бы́сть? у ни́хъ погиба́ше сконча́нiе.

Въ ску́дости и гла́дѣ безпло́денъ: и́же бѣжа́ху въ безво́дное вчера́ сотѣсне́нiе и бѣ́дность:

и́же обхожда́ху бы́лiе въ де́брехъ, и́мже бы́лiе бя́ше бра́шно, безче́стнiи же и похуле́ннiи, ску́дни вся́каго бла́га, и́же и коре́нiе древе́съ жва́ху от гла́да вели́каго.

Воста́ша на мя́ та́тiе,

и́хже до́мове бѣ́ша пеще́ры ка́менны:

от среды́ доброгла́сныхъ возопiю́тъ, и́же подъ хвра́стiемъ ди́вiимъ живя́ху:

безу́мныхъ сы́нове и безче́стныхъ, и́мя и сла́ва угаше́на на земли́.

Ны́нѣ же гу́сли е́смь а́зъ и́мъ, и мене́ въ при́тчу и́мутъ:

возгнуша́лися же мно́ю отступи́вше дале́че, ни лица́ моего́ пощадѣ́ша от плюнове́нiя.

Отве́рзъ бо ту́лъ сво́й уязви́ мя, и узду́ уста́мъ мои́мъ наложи́.

На десну́ю отра́сли воста́ша, но́зѣ свои́ простро́ша и путесотвори́ша на мя́ стези́ па́губы своея́.

Сотро́шася стези́ моя́, совлеко́ша бо ми́ оде́жду.

Стрѣла́ми свои́ми устрѣли́ мя: сотвори́ ми, я́коже восхотѣ́: въ болѣ́знехъ скисо́хся, обраща́ются же ми́ ско́рби.

Оти́де ми́ наде́жда я́коже вѣ́тръ, и я́коже о́блакъ спасе́нiе мое́.

И ны́нѣ на мя́ излiе́тся душа́ моя́: и одержа́тъ мя́ дні́е печа́лей:

но́щiю же ко́сти моя́ смято́шася, жи́лы же моя́ разслабѣ́ша.

Мно́гою крѣ́постiю я́тся за ри́зу мою́: я́коже ожере́лiе ри́зы моея́ объя́ мя.

Вмѣня́еши же мя́ ра́вна бре́нiю, въ земли́ и пе́пелѣ ча́сть моя́.

Возопи́хъ же къ тебѣ́, и не услы́шалъ мя́ еси́: ста́ша же и смотри́ша на мя́.

Наидо́ша же на мя́ безъ ми́лости, руко́ю крѣ́пкою уязви́лъ мя́ еси́:

вчини́лъ же мя́ еси́ въ болѣ́знехъ и отве́рглъ еси́ мя́ от спасе́нiя.

Вѣ́мъ бо, я́ко сме́рть мя́ сотре́тъ: до́мъ бо вся́кому сме́ртну земля́.

А́ще бы возмо́жно бы́ло, са́мъ бы́хъ себе́ уби́лъ, или́ моли́лъ бы́хъ ино́го, дабы́ ми́ то́ сотвори́лъ.

А́зъ же о вся́цѣмъ немощнѣ́мъ воспла́кахся, воздохну́хъ же ви́дѣвъ му́жа въ бѣда́хъ.

А́зъ же жда́хъ благи́хъ, и се́, срѣто́ша мя́ па́че дні́е зо́лъ.

Чре́во мое́ воскипѣ́ и не умолчи́тъ: предвари́ша мя́ дні́е нищеты́.

Стеня́ ходи́хъ безъ обузда́нiя, стоя́хъ же въ собо́рѣ вопiя́.

Бра́тъ бы́хъ Си́ринамъ, дру́гъ же пти́чiй.

Ко́жа же моя́ помрачи́ся вельми́, и ко́сти моя́ сгорѣ́ша от зно́я.

Обрати́шася же въ пла́чь гу́сли моя́, пѣ́снь же моя́ въ рыда́нiе мнѣ́.

Рус. (Аверинцев)

Языки

И продолжал Иов произносить рассуждение свое сказал:

«О, стать бы мне, как в прежние дни, как в месяцы, когда хранил меня Бог,

возжигал светильник над моей главой, и в свете Его я шел среди тьмы;

как был я во дни моих ранних лет, когда Бог миловал мой шатер,

когда еще Крепкий был со мной и дети мои – вокруг меня;

когда во млеке омывались мои шаги и скала изливала для меня елей!

Выходил ли я к воротам градским, посреди площади восседал –

юноши прятались, завидев меня, а старцы, поднявшись, оставались стоять.

Вельможи смолкали передо мной, прижимали палец к своим губам;

и стихала старейшин речь, и к гортани прилипали их языки.

Слышало ухо – и завидовало мне, видело око – и хвалило меня!

Ибо я спасал кричащего бедняка и сироту, что помощи не найдет;

благословение страдальца было на мне, и утешалось обо мне сердце вдовы.

Как в ризу, в правду облачался я, возлагал на себя справедливость, как тюрбан;

я был глазами для того, кто слеп, и ногами – для бессильного ходить.

Для нищих являл я собой отца, в дело незнакомца вникал умом,

челюсть беззаконного сокрушал, исторгал добычу из его зубов!

И думал я: скончаюсь в моем гнезде, словно птица Феникс, прожив жизнь;

корни мои открыты воде, и роса ночует на моих ветвях;

не стареет слава у меня, и крепок лук в руке моей!

Предо мной стихали, внимали мне, молча выслушивали мой совет;

после слов моих кончали судить, и речь моя росилась на них.

Как проливня вод, ожидали меня, как позднему дождю, открывали рот:

улыбнусь – не смеют верить глазам, просияю ликом – и они не скорбят!

Я назначал им пути, воссев, как глава, как царь в кругу дружины своей, утешая плачущего печаль.

А ныне насмехаются надо мной те,что летами моложе меня, чьих отцов я бы не пустил поселиться с собаками моих стад!

И сила их рук, что она для меня? В них уже истощилась мощь.

Нуждой и гладом изнурены, убегают они в пустынную сушь, в место раззора, в кромешную мглу;

собирают они зелень подле кустов, и коренья дрока – для них хлеб.

Из среды людей гонят их, словно вору, кричат им вслед,

велят селиться на срывах долин, в пропастях земли и в щелях скал.

Между зарослями воют они, сбиваются в кучу под терновым кустом –

бесчестный и безвестный сброд, извергаемый вон из земли.

Вот для кого я посмешищем стал и обращен в срамную песнь!

Они гнушаются меня, обегают меня, не стыдятся плевать пред лицом моим;

ибо Он разорвал мою тетиву – и разнуздались они пред лицом моим!

Одесную меня отродья встают, понуждают шататься ноги мои, на меня злую осаду ведут;

разрушают предо мной мою стезю, все делают на гибель мне, и нет никого, чтобы их сдержать!

Приходят ко мне сквозь широкий пролом, все руша, кидаются на меня;

ужасы противу меня встают; словно ветром, развеяно величье мое, как облако, спасенье мое уплыло.

Из меня вытекает моя душа, дни унынья обступили меня;

по ночам ноют кости мои, и грызущие меня не знают сна.

Мощно хватает Он одежду мою, объемлет меня, как рубаха моя;

с грязью равняет Он меня, и я становлюсь, как пыль и прах.

Взываю, а Ты не отвечаешь мне; стою, а Ты не глядишь на меня!

Палачом сделался Ты для меня и бьешь меня тяжелой рукой;

взвеял, на ветер пустил меня, в вихре развеяться обрек.

Ведь знаю: к смерти Ты меня низведешь, в дом, где собирается все, что живет.

Наложит ли на гибнущего руку Он, не будет ли помилован молящий в беде?

Разве со страдальцем я не скорбел? Сожалела о бедном моя душа.

Я чаял добра, но пришло зло; надеялся на свет, и пришла тьма.

Мои недра кипят, покою чужды; дни унынья нашли на меня.

Не от солнечных лучей я почернел; восстаю среди люда и подъемлю вой.

Сделался я шакалам брат и для страусов пустыни друг.

Кожа моя посмуглела на мне, и от жара обгорела моя кость;

в рыдание обратился струнный звон и в плачевные вопли – напев флейт.