Скрыть
30:1
30:2
30:3
30:4
30:5
30:6
30:7
30:8
30:11
30:12
30:13
30:15
30:17
30:18
30:21
30:22
30:27
30:28
Церковнославянский (рус)
Ны́нѣ же поруга́шамися малѣ́йшiи: ны́нѣ уча́тъ мя́ от­ ча́сти, и́хже отце́въ уничтожа́хъ, и́хже не вмѣня́хъ досто́йными псо́въ мо­и́хъ ста́дъ.
Крѣ́пость же ру́къ и́хъ во что́ мнѣ́ бы́сть? у ни́хъ погиба́­ше сконча́нiе.
Въ ску́дости и гла́дѣ безпло́денъ: и́же бѣжа́ху въ безво́дное вчера́ сотѣсне́нiе и бѣ́дность:
и́же обхожда́ху бы́лiе въ де́брехъ, и́мже бы́лiе бя́ше бра́шно, безче́стнiи же и похуле́н­нiи, ску́дни вся́каго бла́га, и́же и коре́нiе древе́съ жва́ху от­ гла́да вели́каго.
Воста́ша на мя́ та́тiе,
и́хже до́мове бѣ́ша пеще́ры ка́мен­ны:
от­ среды́ доброгла́сныхъ возопiю́тъ, и́же подъ хвра́стiемъ ди́вiимъ живя́ху:
безу́мныхъ сы́нове и безче́стныхъ, и́мя и сла́ва угаше́на на земли́.
Ны́нѣ же гу́сли е́смь а́зъ и́мъ, и мене́ въ при́тчу и́мутъ:
воз­гнуша́лися же мно́ю от­ступи́в­ше дале́че, ни лица́ мо­его́ пощадѣ́ша от­ плюнове́нiя.
Отве́рзъ бо ту́лъ сво́й уязви́ мя, и узду́ уста́мъ мо­и́мъ наложи́.
На десну́ю от­ра́сли воста́ша, но́зѣ сво­и́ простро́ша и путесотвори́ша на мя́ стези́ па́губы сво­ея́.
Сотро́шася стези́ моя́, совлеко́ша бо ми́ оде́жду.
Стрѣла́ми сво­и́ми устрѣли́ мя: сотвори́ ми, я́коже восхотѣ́: въ болѣ́знехъ скисо́хся, обраща́ют­ся же ми́ ско́рби.
Оти́де ми́ наде́жда я́коже вѣ́тръ, и я́коже о́блакъ спасе́нiе мое́.
И ны́нѣ на мя́ излiе́т­ся душа́ моя́: и одержа́тъ мя́ дні́е печа́лей:
но́щiю же ко́сти моя́ смято́шася, жи́лы же моя́ разслабѣ́ша.
Мно́гою крѣ́постiю я́т­ся за ри́зу мою́: я́коже ожере́лiе ри́зы мо­ея́ объя́ мя.
Вмѣня́еши же мя́ ра́вна бре́нiю, въ земли́ и пе́пелѣ ча́сть моя́.
Возопи́хъ же къ тебѣ́, и не услы́шалъ мя́ еси́: ста́ша же и смотри́ша на мя́.
Наидо́ша же на мя́ безъ ми́лости, руко́ю крѣ́пкою уязви́лъ мя́ еси́:
вчини́лъ же мя́ еси́ въ болѣ́знехъ и от­ве́рглъ еси́ мя́ от­ спасе́нiя.
Вѣ́мъ бо, я́ко сме́рть мя́ сотре́тъ: до́мъ бо вся́кому сме́ртну земля́.
А́ще бы воз­мо́жно бы́ло, са́мъ бы́хъ себе́ уби́лъ, или́ моли́лъ бы́хъ ино́го, дабы́ ми́ то́ сотвори́лъ.
А́зъ же о вся́цѣмъ немощнѣ́мъ воспла́кахся, воз­дохну́хъ же ви́дѣвъ му́жа въ бѣда́хъ.
А́зъ же жда́хъ благи́хъ, и се́, срѣто́ша мя́ па́че дні́е зо́лъ.
Чре́во мое́ воскипѣ́ и не умолчи́тъ: предвари́ша мя́ дні́е нищеты́.
Стеня́ ходи́хъ безъ обузда́нiя, стоя́хъ же въ собо́рѣ вопiя́.
Бра́тъ бы́хъ Си́ринамъ, дру́гъ же пти́чiй.
Ко́жа же моя́ помрачи́ся вельми́, и ко́сти моя́ сгорѣ́ша от­ зно́я.
Обрати́шася же въ пла́чь гу́сли моя́, пѣ́снь же моя́ въ рыда́нiе мнѣ́.
Синодальный
1 Иов вспоминает людей, отверженных в его прошлой жизни, 9 которые теперь издеваются над ним и прибавляют к его страданиям; 19 Иов упрекает Бога, что Он поражает его и не отвечает на его вопль; 27 его жалкое состояние.
А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих.
И сила рук их к чему мне? Над ними уже прошло время.
Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую;
щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника – хлеб их.
Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров,
чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов.
Ревут между кустами, жмутся под терном.
Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!
Их-то сделался я ныне песнью и пищею разговора их.
Они гнушаются мною, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицем моим.
Так как Он развязал повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицем моим.
С правого боку встает это исчадие, сбивает меня с ног, направляет гибельные свои пути ко мне.
А мою стезю испортили: всё успели сделать к моей погибели, не имея помощника.
Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом; с шумом бросились на меня.
Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие мое, и счастье мое унеслось, как облако.
И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня.
Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя.
С великим трудом снимается с меня одежда моя; края хитона моего жмут меня.
Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел.
Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, – стою, а Ты только смотришь на меня.
Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня.
Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня.
Так, я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих.
Верно, Он не прострет руки Своей на дом костей: будут ли они кричать при своем разрушении?
Не плакал ли я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных?
Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма.
Мои внутренности кипят и не перестают; встретили меня дни печали.
Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании и кричу.
Я стал братом шакалам и другом страусам.
Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара.
И цитра моя сделалась унылою, и свирель моя – голосом плачевным.
Грузинский
დამცინიან ჩემზე უმრწემესნიც, რომელთა მამებსაც ჩემი ფარის ძაღლებში არ გავრევდი;
რაღაში მარგია მათი მკლავის ძალა? სიბერე ეწია მათ.
შიმშილისგან გაძვალტყავებულნი გარბიან გვალვიან უდაბნოში, დიდი ხნის მიტოვებულ ტრამალებში;
ქათანაცარას წიწკნიან ბუჩქებდაან და კურდღლისცოცხას ფესვებია მათი პური;
ადამიანთაგან აძევებენ და, როგორც ქურდს, ისე მიჰყვებიან;
რომ ხევ-ხუვებში და მიწის მღვიმეებში იცხოვრონ;
ბუჩქებს შორის ყროყინებენ და ჯაგნარების ქვეშ იყუჟებიან;
არამზადებივით, უგვანი ბრბოსავით, განიდევნენ ქვეყნიდან;
ახლა მათი სამღერელი და სალაპარაკო გავხდი;
ვეზიზღები, გარბიან ჩემგან და წამდაუწუმ მაფურთხებენ სახეში,
რადგან ახსნეს ჩემი თოკი და შემაჭირვეს, ლაგამი დამიგდეს წინ.
მარჯვნივ ნაბიჭვარი აღმიდგა და ფეხებში მცემენ, ჩემი დაღუპველი გზები მოასწორეს;
დამინგრიეს გზა-სავალი ჩემს დასამხობად, შემწეც არ უნდათ;
თითქოს ფართე ხვრელით მოდიან, გრიალით მოექანებიან;
საშინელებები დამატყდა თავს, ქარივით გაიქროლა ჩემბა დიდებამ და ღრუბელივით გადავიდა ჩემი დოვლათი;
და ახლა იღვრება ჩემი სული, გაჭირვების დღეები მეწიენ მე;
ღამით მტეხავს ძვლები და მოსვენება არა აქვს ჩემს სახსრებს;
ძლივძლივობით მეხდება ტანსაცმელი, პერანგის საყელოსავით მაქვს შემოჭერილი;
ტალახში მისროლა და მტვერსა და ნაცარს დავემსგავსე;
შველას გთხოვ და ხმას არ მცემ, ვდგავარ შენს წინაშე და ვერ მამჩნევ;
მტარვალად მექეცი, შენი ძლიერი მკლავით მებრძვი;
ამწიე და ქარზე შემაგდე, ქარიშხალს მიმეცი გასაცამტერებლად.
ვიცი, სასიკვდილოდ მიგყევარ ყოველი ცოცხალის შესაკრებელ სახლში;
განა ნანგრევიდან არ იწვდიან ხელს და უბედურებაში არ ითხოვენ შველას?
განა არ მიტირია ბედშავზე? განა არ მიწუხნია გაჭირვებულზე?
ჰოდა, სიკეთეს ველოდი და ბოროტება მოვიდა, ნათელს ვთესავდი და ბნელი მოვიდა;
შიგნეული მიდუღს შეუწყვეტლივ, ვაების დღეები დამიდგა;
ჩაშავებული დავდივარ - არა მზისგან, კრებულში ვდგავარ და შველას ვითხოვ;
ტურებს ძმად გავუხდი და მეგობრად - სირაქლემებს;
კანი გამიშავდა და ამეტყავა, სიცხისაგან მივარვარებს ძვლები;
მოთქმად იქცა ჩემი ქნარი და მოტირალთა ხმად ჩემი სალამური!
А тепер насміхаються з мене молодші від мене літами, ті, що їхніх батьків я бридився б покласти із псами отари моєї…
Та й сила рук їхніх для чого бувала мені?
Повня сил їх минулась!
Самотні були в недостатку та голоді, ссали вони суху землю, зруйновану та опустілу!
рвали вони лободу на кущах, ялівцеве ж коріння було їхнім хлібом…
Вони були вигнані з-поміж людей, кричали на них, немов на злодіїв,
так що вони пробували в яругах долин, по ямах підземних та скелях,
ревіли вони між кущами, збирались під терням,
сини нерозумного й діти неславного, вони були вигнані з краю!
А тепер я став піснею їм, і зробився для них поговором…
Вони обридили мене, віддалились від мене, і від мойого обличчя не стримали слини,
бо Він розв́язав мого пояса й мучить мене, то й вони ось вуздечку із себе відкинули перед обличчям моїм…
По правиці встають жовтодзюбі, ноги мені підставляють, і топчуть на мене дороги нещастя свого…
Порили вони мою стежку, хочуть мати користь із мойого життя, немає кому їх затримати,
немов через вилім широкий приходять, валяються попід румовищем…
Обернулось страхіття на мене, моя слава пронеслась, як вітер, і, як хмара, минулося щастя моє…
А тепер розливається в мене душа моя, хапають мене дні нещастя!
Вночі мої кості від мене віддовбуються, а жили мої не вспокоюються…
З великої Божої сили змінилося тіло моє, і недуга мене оперізує, мов той хітон.
Він укинув мене до болота, і став я подібний до пороху й попелу.
Я кличу до Тебе, та Ти мені відповіді не даєш, я перед Тобою стою, Ти ж на мене лише придивляєшся…
Ти змінився мені на жорстокого, мене Ти женеш силою Своєї руки…
На вітер підняв Ти мене, на нього мене посадив, і робиш, щоб я розтопивсь на спустошення!
Знаю я: Ти до смерти провадиш мене, і до дому зібрання, якого призначив для всього живого…
Хіба не простягає руки потопельник, чи він у нещасті своїм не кричить?
Чи ж не плакав я за бідарем?
Чи за вбогим душа моя не сумувала?
Бо чекав я добра, але лихо прийшло, сподівався я світла, та темнота прийшла…
Киплять мої нутрощі й не замовкають, зустріли мене дні нещастя,
ходжу почорнілий без сонця, на зборі встаю та кричу…
Я став братом шакалам, а струсятам товаришем,
моя шкіра зчорніла та й лупиться з мене, від спекоти спалилися кості мої…
І стала жалобою арфа моя, а сопілка моя зойком плачливим…
Толкования стиха Скопировать ссылку Скопировать текст Добавить в избранное
Библ. энциклопедия Библейский словарь Словарь библ. образов Практическая симфония
Цитата из Библии каждое утро
TG: t.me/azbible
Viber: vb.me/azbible