1 Иов призывает на себя проклятие, если он грешил похотью, 5 лукавством, 9 прелюбодеянием и пренебрежением других, 16 самолюбием, 24 скупостью, 26 идолопоклонством, 29 мстительностью, 31 негостеприимством, 33 лицемерием, 38 похищением земли.

Завет положил я с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице.

Какая же участь мне от Бога свыше? И какое наследие от Вседержителя с небес?

Не для нечестивого ли гибель, и не для делающего ли зло напасть?

Не видел ли Он путей моих, и не считал ли всех моих шагов?

Если я ходил в суете, и если нога моя спешила на лукавство, –

пусть взвесят меня на весах правды, и Бог узнает мою непорочность.

Если стопы мои уклонялись от пути и сердце мое следовало за глазами моими, и если что-либо нечистое пристало к рукам моим,

то пусть я сею, а другой ест, и пусть отрасли мои искоренены будут.

Если сердце мое прельщалось женщиною и я строил ковы у дверей моего ближнего, –

пусть моя жена мелет на другого, и пусть другие издеваются над нею,

потому что это – преступление, это – беззаконие, подлежащее суду;

это – огонь, поядающий до истребления, который искоренил бы все добро мое.

Если я пренебрегал правами слуги и служанки моей, когда они имели спор со мною,

то что стал бы я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он взглянул на меня, что мог бы я отвечать Ему?

Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе?

Отказывал ли я нуждающимся в их просьбе и томил ли глаза вдовы?

Один ли я съедал кусок мой, и не ел ли от него и сирота?

Ибо с детства он рос со мною, как с отцом, и от чрева матери моей я руководил вдову.

Если я видел кого погибавшим без одежды и бедного без покрова, –

не благословляли ли меня чресла его, и не был ли он согрет шерстью овец моих?

Если я поднимал руку мою на сироту, когда видел помощь себе у ворот,

то пусть плечо мое отпадет от спины, и рука моя пусть отломится от локтя,

ибо страшно для меня наказание от Бога: пред величием Его не устоял бы я.

Полагал ли я в золоте опору мою и говорил ли сокровищу: ты – надежда моя?

Радовался ли я, что богатство мое было велико, и что рука моя приобрела много?

Смотря на солнце, как оно сияет, и на луну, как она величественно шествует,

прельстился ли я в тайне сердца моего, и целовали ли уста мои руку мою?

Это также было бы преступление, подлежащее суду, потому что я отрекся бы тогда от Бога Всевышнего.

Радовался ли я погибели врага моего и торжествовал ли, когда несчастье постигало его?

Не позволял я устам моим грешить проклятием души его.

Не говорили ли люди шатра моего: о, если бы мы от мяс его не насытились?

Странник не ночевал на улице; двери мои я отворял прохожему.

Если бы я скрывал проступки мои, как человек, утаивая в груди моей пороки мои,

то я боялся бы большого общества, и презрение одноплеменников страшило бы меня, и я молчал бы и не выходил бы за двери.

О, если бы кто выслушал меня! Вот мое желание, чтобы Вседержитель отвечал мне, и чтобы защитник мой составил запись.

Я носил бы ее на плечах моих и возлагал бы ее, как венец;

объявил бы ему число шагов моих, сблизился бы с ним, как с князем.

Если вопияла на меня земля моя и жаловались на меня борозды ее;

если я ел плоды ее без платы и отягощал жизнь земледельцев,

то пусть вместо пшеницы вырастает волчец и вместо ячменя куколь. Слова Иова кончились.

Церковнославянский (рус)

Завѣ́тъ положи́хъ очи́ма мои́ма, да не помы́шлю на дѣви́цу.

И что́ удѣли́ Бо́гъ свы́ше, и наслѣ́дiе всеси́льнаго от вы́шнихъ?

Увы́, па́губа неправди́вому и отчужде́нiе творя́щымъ беззако́нiе.

Не са́мъ ли у́зритъ пу́ть мо́й и вся́ стопы́ моя́ изочте́тъ?

А́ще ходи́хъ съ посмѣя́тели, и а́ще потща́ся нога́ моя́ на ле́сть,

ста́хъ бо на мѣ́рилѣ пра́веднѣ, ви́дѣ же Госпо́дь незло́бiе мое́.

А́ще уклони́ся нога́ моя́ от пути́, а́ще и вслѣ́дъ о́ка моего́ и́де се́рдце мое́, и а́ще рука́ма мои́ма прикосну́хся даро́въ,

да посѣ́ю у́бо, а ині́и да поядя́тъ, безъ ко́рене же да бы́хъ бы́лъ на земли́.

А́ще вслѣ́дъ и́де се́рдце мое́ жены́ му́жа ина́го, и а́ще присѣдя́й бы́хъ при две́рехъ ея́,

уго́дна у́бо бу́ди и жена́ моя́ ино́му му́жу, младе́нцы же мои́ смире́ни да бу́дутъ:

я́рость бо гнѣ́ва не удержа́на, е́же оскверни́ти му́жа ина́го жену́:

о́гнь бо е́сть горя́й на вся́ страны́, идѣ́же на́йдетъ, изъ коре́нiя погуби́тъ.

А́ще же презрѣ́хъ су́дъ раба́ моего́ или́ рабы́ни, пря́щымся и́мъ предо мно́ю:

что́ бо сотворю́, а́ще испыта́нiе сотвори́тъ ми́ Госпо́дь? а́ще же и посѣще́нiе, кі́й отвѣ́тъ сотворю́?

Еда́ не я́коже и а́зъ бѣ́хъ во чре́вѣ, и ті́и бы́ша? бѣ́хомъ же въ то́мже чре́вѣ.

Немощні́и же, а́ще когда́ чесого́ тре́боваху, не не получи́ша, вдови́ча же о́ка не презрѣ́хъ.

А́ще же и хлѣ́бъ мо́й ядо́хъ еди́нъ и си́рому не препода́хъ от него́:

поне́же от ю́ности моея́ корми́хъ я́коже оте́цъ, и от чре́ва ма́тере моея́ наставля́хъ:

а́ще же презрѣ́хъ на́га погиба́юща и не облеко́хъ его́:

немощні́и же а́ще не благослови́ша мя́, от стриже́нiя же а́гнцевъ мои́хъ согрѣ́шася плещы́ и́хъ:

а́ще воздвиго́хъ на сироту́ ру́ку, надѣ́яся, я́ко мно́га по́мощь мнѣ́ е́сть:

да отпаде́тъ у́бо ра́мо мое́ от соста́ва, мы́шца же моя́ от ла́ктя да сокруши́тся:

стра́хъ бо Госпо́день объя́ мя, и от тя́гости его́ не стерплю́.

А́ще вчини́хъ зла́то въ крѣ́пость мою́ и а́ще на ка́менiя многоцѣ́нная надѣ́яхся,

а́ще же и возвесели́хся, мно́гу ми́ бога́тству су́щу, а́ще же и на безчи́сленныхъ положи́хъ ру́ку мою́:

или́ не ви́димъ со́лнца возсiя́вшаго оскудѣва́юща, луны́ же умаля́ющiяся? не въ ни́хъ бо е́сть:

и а́ще прельсти́ся о́тай се́рдце мое́, а́ще и ру́ку мою́ положи́въ на уста́хъ мои́хъ лобза́хъ:

и сiе́ ми у́бо въ беззако́нiе преве́лiе да вмѣни́тся, я́ко солга́хъ предъ Бо́гомъ вы́шнимъ.

А́ще же обра́довахся о паде́нiи вра́гъ мои́хъ, и рече́ се́рдце мое́: бла́гоже, бла́гоже:

да услы́шитъ у́бо у́хо мое́ кля́тву мою́, озлосла́вленъ же да бу́ду от люді́й мои́хъ озлобля́емь.

А́ще же и мно́гажды рѣ́ша рабы́ни моя́: кто́ у́бо да́лъ бы на́мъ от пло́тей его́ насы́титися, зѣло́ мнѣ́ бла́гу су́щу?

И внѣ́ не водворя́шеся стра́нникъ, две́рь же моя́ вся́кому приходя́щему отве́рста бѣ́.

А́ще же и согрѣша́я нево́лею, скры́хъ грѣ́хъ мо́й:

не посрами́хся бо наро́днаго мно́жества, е́же не повѣ́дати предъ ни́ми: а́ще же и оста́вихъ маломо́щнаго изы́ти изъ две́рiй мои́хъ тщи́мъ нѣ́дромъ: [а́ще бы не убоя́лся].

Кто́ да́стъ слу́шающаго мене́? руки́ же Госпо́дни а́ще бы́хъ не убоя́лся, писа́нiе же, е́же имѣ́хъ на кого́,

на плеща́хъ возложи́въ а́ки вѣне́цъ, чита́хъ,

и а́ще не раздра́въ его́ отда́хъ, ничто́же взе́мъ от должника́:

а́ще на мя́ когда́ земля́ возстена́, а́ще и бразды́ ея́ воспла́кашася вку́пѣ:

а́ще и си́лу ея́ ядо́хъ еди́нъ безъ цѣны́, или́ а́ще и ду́шу господи́на земли́ взе́мъ оскорби́хъ:

вмѣ́сто пшени́цы да взы́детъ ми́ кропи́ва, а вмѣ́сто ячме́ня те́рнiе.

Эстонский

Языки

Iiob kinnitab oma süütust
Ma andsin ju oma silmadele seaduse. Kuidas ma võiksin siis vaadata neitsi poole?

Sest mis oleks muidu mu osa Jumalalt ülal ja mu pärisosa Kõigevägevamalt kõrgustes?

Eks hukatus tule ülekohtutegijale ja õnnetus sellele, kes nurjatust teeb?

Eks tema näe mu teed ja loe kõiki mu samme?

Kui ma olen valega kaasas käinud või on mu jalg tõtanud pettuse poole,

vaetagu mind õigetel vaekaussidel - siis saab Jumal teada mu ausust!

Kui mu sammud on kaldunud teelt kõrvale ja mu süda on järgnenud silmadele ja kui mulle on midagi pihku jäänud,

siis söögu keegi teine, mida ma külvan, ja mis mulle võrsub, juuritagu välja!

Kui mu süda on lasknud ennast ahvatleda mõne naise poole ja ma olen varitsenud oma ligimese ukse taga,

siis jahvatagu mu naine võõrale ja heitku teised tema peale!

Sest see oleks olnud häbitegu ja kohut väärt süü,

tuli, mis põletab kadupaigani ja hävitab juurteni kõik mu saagi.

Kui ma oleksin põlanud oma sulase ja teenija õigust, kui neil oli minuga tüli,

mis ma oleksin teinud siis, kui Jumal oleks tõusnud? Ja kui ta oleks katsuma tulnud, mis ma siis temale oleksin kostnud?

Eks minu looja ole loonud emaihus ka teda, eks ole üks ja seesama meid emaüsas valmistanud?

Kas ma olen tagasi lükanud vaeste soove või lasknud tuhmuda lesknaise silmi?

Kas ma üksinda olen söönud oma palukest, ilma et vaeslaps oleks saanud sellest süüa?

Sest ta kasvas mu noorusest peale minuga kui oma isaga, ja emaihust alates olen ma teda juhatanud.

Kas ma olen võinud näha kedagi hukkuvat riiete puudusel või vaest ilma katteta?

Eks ta niuded õnnistanud mind ja eks ta saanud mu lambaniidust sooja?

Kui ma olen tõstnud käe vaeslapse vastu, kuna ma väravas nägin enesele abi,

siis langegu mu õlg liigesest välja ja murdugu mu käsivars õlavarreluust saadik!

Sest mul oli hirm Jumalalt tuleva karistuse ees, ja tema ülevõimu vastu ei oleks ma suutnud püsida.

Kas ma panin oma lootuse kullale või ütlesin ma kalleimale kullale: „Ma usaldan sind!”?

Kas ma rõõmustasin, et mu varandus oli suur või et mu käsi saavutas väga palju?

Kui ma oleksin vaadanud päikest, kuidas see paistab, või kuud, mis nii suurepäraselt rändab,

kui mu süda seejuures oleks lasknud ennast salaja petta, nõnda et oleksin saatnud neile käesuudlusi,

siis oleks seegi olnud kohut väärt süü, sest ma oleksin siis ju salanud Jumala, kes on ülal.

Kas ma olen rõõmustanud oma vihamehe hukkumise pärast või hõisanud, kui teda tabas õnnetus?

Ei ole ma lubanud oma suud pattu teha, et oleksin sajatades nõudnud tema hinge.

Eks ole inimesed mu telgis öelnud: „Kes ei oleks temalt liha küllalt saanud?”

Võõras ei ole pidanud ööbima tänaval, ma avasin teekäijale oma ukse.

Kas ma oleksin nagu Aadam varjanud oma üleastumisi, oma süütegu põue peites,

sellepärast et pidin kartma suurt rahvahulka ja et mind hirmutas suguvõsa põlgus, nõnda et oleksin pidanud vaikima, ilma uksestki välja minemata?

Oh, et mul oleks keegi, kes mind kuuleks! Siin on mu nimemärk - Kõigevägevam kostku mulle! Oleks mul ometi vastase kirjutatud süüdistuskiri!

Tõesti, ma tõstaksin selle õlale, paneksin selle enesele krooniks.

Ma teeksin temale teatavaks kõik oma sammud, astuksin tema ette nagu vürst.

Kui mu põld mu vastu kisendab ja selle vaod üheskoos nutavad,

et ma olen söönud ta saaki ilma tasuta ja olen pannud ta õiged omanikud hingeldama,

siis kasvatagu ta nisu asemel kibuvitsu ja odra asemel umbrohtu.” Iiobi sõnad on lõppenud.