и рече́ ма́тери свое́й: ты́сяща и сто́ сре́брениковъ и́же укра́дены у тебе́, и заклина́ла мя́ еси́ и глаго́лала еси́ во у́шы мои́: се́, сребро́ у мене́, а́зъ взя́хъ е́. И рече́ ма́ти его́: благослове́нъ сы́нъ мо́й Го́сподеви.

И отдаде́ ты́сящу и сто́ сре́брениковъ ма́тери свое́й. И рече́ ма́ти его́: освяща́ющи освяти́хъ сребро́ Го́сподеви от руки́ моея́, тебѣ́ сы́нови моему́ сотвори́ти [кумíръ] изва́янъ и слiя́нъ, и ны́нѣ отда́мъ е́ тебѣ́.

И отдаде́ сребро́ ма́тери свое́й. И взя́ ма́ти его́ двѣ́сти сре́брениковъ и даде́ и́хъ сребродѣ́лю, и сотвори́ то́е [кумíръ] изва́янъ и слiя́нъ: и бы́сть въ дому́ ми́хи.

И до́мъ ми́хинъ ему́ до́мъ Бо́жiй. И сотвори́ Ефу́дъ {Гре́ч.: епоми́съ, славе́н.: нара́мникъ.} и ѳерафи́нъ {и́доли}: и напо́лни ру́ку еди́ному от сыно́въ свои́хъ, и бы́сть ему́ жре́цъ.

Въ ты́я же дни́ не бя́ше царя́ во Изра́или: кі́йждо му́жъ, е́же пра́во ви́дяшеся предъ очи́ма его́, творя́ше.

И бы́сть ю́ноша от Виѳлее́ма Иу́дина и от ро́да пле́мене Иу́дина, и се́й Леви́тинъ, и обита́ше та́мо:

и по́йде се́й му́жъ от гра́да Виѳлее́ма Иу́дина обита́ти, идѣ́же обря́щетъ мѣ́сто: и прiи́де до горы́ Ефре́мли и да́же до до́му ми́хина, е́же сотвори́ти пу́ть сво́й.

И рече́ ему́ ми́ха: отку́ду и́деши? И рече́ ему́ Леви́тинъ: а́зъ е́смь от Виѳлее́ма Иу́дина, и иду́ обита́ти, идѣ́же обря́щу мѣ́сто.

И рече́ ему́ ми́ха: сѣди́ со мно́ю и бу́ди ми́ оте́цъ и жре́цъ, и а́зъ да́мъ тебѣ́ сре́брениковъ де́сять въ го́дъ и дво́и ри́зы, и я́же на житiе́ тебѣ́.

И по́йде леви́тъ, и нача́ обита́ти у му́жа. И бы́сть ю́ноша ему́ я́ко еди́нъ от сыно́въ его́.

И напо́лни ми́ха ру́ку Леви́тину, и бы́сть ему́ ю́ноша жре́цъ, и бя́ше въ дому́ ми́хи.

И рече́ ми́ха: ны́нѣ увѣ́дѣхъ, я́ко благосотвори́тъ мнѣ́ Госпо́дь, я́ко бы́сть мнѣ́ Леви́тинъ жре́цъ.

Немецкий (GNB)

Im Bergland von Efraïm lebte ein Mann namens Micha.

Seiner Mutter waren 1100 Silberstücke entwendet worden. Als sie es entdeckte, sprach sie über den Dieb einen Fluch aus. Da sagte Micha zu ihr: »Die Silberstücke, die du vermisst, sind bei mir; ich habe sie mir genommen.«

»Der HERR möge den Fluch in Segen verwandeln!«, rief die Mutter.

Als Micha ihr das Silber zurückgab, fügte sie hinzu: »Hiermit weihe ich das Silber dem HERRN, damit er dich segnet. Es soll davon ein Gottesbild gemacht werden, aus Holz geschnitzt und mit Metall überzogen. So kommt das Geld dir wieder zugute.«

Sie nahm von dem Geld 200 Silberstücke und gab sie dem Goldschmied. Der machte ein Gottesbild aus Holz und überzog es mit Metall; das wurde in Michas Gehöft aufgestellt.

Micha besaß nämlich ein eigenes Heiligtum. Er ließ auch einen Priesterschurz und eine Orakeltasche machen und setzte einen von seinen Söhnen als Priester ein.

Es gab zu jener Zeit noch keinen König in Israel und jeder tat, was er wollte.

Ein junger Levit vom Stamm Juda hatte in Betlehem Aufnahme gefunden.

Dann verließ er die Stadt, um irgendwo ein neues Unterkommen zu suchen. Sein Weg führte ihn durch das Bergland von Efraïm und auch zu Michas Gehöft.

»Woher kommst du?«, fragte ihn Micha und er antwortete: »Ich bin ein Levit aus Betlehem in Juda und suche irgendwo ein Unterkommen.«

Micha sagte zu ihm: »Bleib doch bei mir, sei mein Priester und geistlicher Vater! Ich werde dir jährlich 10 Silberstücke geben und dazu deine Amtskleidung und was du an Nahrung brauchst.«

Der Levit war damit einverstanden und blieb da. Micha setzte ihn zum Priester ein und behandelte ihn wie einen Sohn.

Er sagte sich: »Jetzt bin ich sicher, dass der HERR es mir gut gehen lässt. Ich habe einen Nachkommen von Levi als Priester.«

Таджикский

Языки

Ва шахсе аз кӯҳи Эфроим буд, ки Михойҳу ном дошт.

Ва ӯ ба модари худ гуфт: «Ҳазору сад сиқл нуқрае ки аз ту рабуда шуд, ва дар бораи он ту лаънат хондӣ ва дар гӯшҳои ман низ гуфтӣ, – инак, он нуқра дар дасти ман аст: ман онро гирифта будам». Ва модараш гуфт: «Парвардигор писарамро баракат диҳад!»

Ва он ҳазору сад сиқл нуқраро ба модараш баргардонид. Ва модараш гуфт: «Ман ин нуқраро комилан ба Парвардигор аз дасти худ барои писарам вақф намудаам, то ки бути тарошидае ва бути рехтае бисозад; ва акнун онро ба ту бармегардонам».

Вале ӯ нуқраро ба модараш баргардонид. Ва модараш дусад сиқл нуқраро гирифта, ба заргар дод, ки вай санам ва бут сохт, ва онҳо дар хонаи Михойҳу буд.

Ва ин шахс, яъне Михо, хонае барои парастиши худо дошт; ва ӯ эфӯд ва тарофим сохт, ва яке аз писарони худро баргумошт, то ки коҳини ӯ бошад.

Дар он айём подшоҳе дар Исроил набуд; ҳар кас он чи ба назараш писанд меомад, мекард.

Ва ҷавоне аз Байт-Лаҳми Яҳудо буд, ки дар миёни қабилаи Яҳудо зиндагӣ мекард; вале ӯ левизода буда, дар он ҷо сокин буд.

Ва ин шахс аз шаҳр, аз Байт-Лаҳми Яҳудо, равона шуд, то ҳар ҷое ки биёбад дар он манзил гирад; ва ба кӯҳи Эфроим то хонаи Михо расид, то ки аз он ҷо сафарашро давом диҳад.

Ва Михо ба ӯ гуфт: «Аз куҷо омадаӣ?» Ва ӯ дар ҷавоб гуфт: «Ман левизодае аз Байт-Лаҳми Яҳудо ҳастам, ва меравам, то ҷое ки биёбад дар он манзил гирам».

Ва Михо ба ӯ гуфт: «Назди ман манзил гир, ва бароям падар ва коҳин бош, ва ман ба ту ҳар сол даҳ сиқл нуқра, ва як даста либос ва ризқу рӯзӣ медиҳам». Ва левизода омад,

Ва левизода розӣ шуд, ки назди ин мард манзил гирад; ва он ҷавон назди вай мисли яке аз писаронаш буд.

Ва Михо левизодаро баргумошт, ва ҷавон коҳини ӯ шуд, ва дар хонаи Михо манзил гирифт.

Ва Михо гуфт: «Акнун донистам, ки Парвардигор ба ман меҳрубонӣ хоҳад кард, зеро ки левизода коҳини ман шудааст».