И повелѣ́ наро́ду возлещи́ на земли́: и прiе́мь се́дмь хлѣ́бовъ, хвалу́ возда́въ, преломи́ и дая́ше ученико́мъ Свои́мъ, да предлага́ютъ: и предложи́ша предъ наро́домъ.

И имя́ху ры́бицъ ма́ло: и [сiя́] благослови́въ, рече́ предложи́ти и ты́я.

Ядо́ша же и насы́тишася: и взя́ша избы́тки укру́хъ, се́дмь ко́шницъ.

Бя́ху же я́дшихъ я́ко четы́ре ты́сящы. И отпусти́ и́хъ.

И а́бiе влѣ́зъ въ кора́бль со ученики́ Свои́ми, прiи́де во страны́ Далмануѳа́нски.

[Зач. 33.] И изыдо́ша фарисе́е и нача́ша стяза́тися съ Ни́мъ, и́щуще от Него́ зна́менiя съ небесе́, искуша́юще Его́.

И воздохну́въ ду́хомъ Свои́мъ, глаго́ла: что́ ро́дъ се́й зна́менiя и́щетъ? Ами́нь глаго́лю ва́мъ, а́ще да́стся ро́ду сему́ зна́менiе.

И оста́вль и́хъ, влѣ́зъ па́ки въ кора́бль, [и] и́де на о́нъ по́лъ.

И забы́ша ученицы́ Его́ взя́ти хлѣ́бы и ра́звѣ еди́наго хлѣ́ба не имя́ху съ собо́ю въ корабли́.

И преща́ше и́мъ, глаго́ля: зри́те, блюди́теся от ква́са фарисе́йска и от ква́са И́родова.

И помышля́ху, дру́гъ ко дру́гу глаго́люще, я́ко хлѣ́бы не и́мамы.

И разумѣ́въ Иису́съ, глаго́ла и́мъ: что́ помышля́ете, я́ко хлѣ́бы не и́мате? Не у́ ли чу́вствуете, ниже́ разумѣ́ете? Еще́ ли окамене́но се́рдце ва́ше и́мате?

О́чи иму́ще не ви́дите? И у́шы иму́ще не слы́шите? И не по́мните ли,

егда́ пя́ть хлѣ́бы преломи́хъ въ пя́ть ты́сящъ, коли́ко ко́шъ испо́лнь укру́хъ прiя́сте? Глаго́лаша ему́: двана́десять.

Егда́ же се́дмь въ четы́ре ты́сящы, коли́ко ко́шницъ исполне́нiя укру́хъ взя́сте? Они́ же рѣ́ша: се́дмь.

И глаго́ла и́мъ: ка́ко не разумѣ́ете?

[Зач. 34.] И прiи́де въ Виѳсаи́ду: и приведо́ша къ Нему́ слѣ́па, и моля́ху Его́, да его́ ко́снется.

И е́мь за ру́ку слѣпа́го, изведе́ его́ во́нъ изъ ве́си: и плю́нувъ на о́чи его́, [и] возло́жь ру́цѣ на́нь, вопроша́ше его́, а́ще что́ ви́дитъ?

И воззрѣ́въ глаго́лаше: ви́жу человѣ́ки я́ко дре́вiе ходя́щя.

Пото́мъ [же] па́ки возложи́ ру́цѣ на о́чи его́ и сотвори́ его́ прозрѣ́ти: и утвори́ся {и исцѣлѣ́} и узрѣ́ свѣ́тло все́.

И посла́ его́ въ до́мъ его́, глаго́ля: ни въ ве́сь вни́ди, ни повѣ́ждь кому́ въ ве́си.

[Зач. 35.] И изы́де Иису́съ и ученицы́ Его́ въ ве́си Кесарі́и Фили́пповы: и на пути́ вопроша́ше ученики́ Своя́, глаго́ля и́мъ: кого́ Мя глаго́лютъ человѣ́цы бы́ти?

Они́ же отвѣща́ша: Иоа́нна Крести́теля: и ині́и Илiю́: друзі́и же еди́наго от проро́къ.

И То́й глаго́ла и́мъ: вы́ же кого́ Мя глаго́лете бы́ти? Отвѣща́въ же Пе́тръ глаго́ла Ему́: Ты́ еси́ Христо́съ.

[Зач. 36.] И запрети́ и́мъ, да ни кому́же глаго́лютъ о Не́мъ.

И нача́тъ учи́ти и́хъ, я́ко подоба́етъ Сы́ну Человѣ́ческому мно́го пострада́ти, и искуше́ну бы́ти от ста́рецъ и архiере́й и кни́жникъ, и убiе́ну бы́ти, и въ тре́тiй де́нь воскре́снути.

И не обину́яся сло́во глаго́лаше. И прiе́мь Его́ Пе́тръ, нача́тъ прети́ти Ему́.

О́нъ же обра́щься и воззрѣ́въ на ученики́ Своя́, запрети́ Петро́ви, глаго́ля: иди́ за Мно́ю, сатано́: я́ко не мы́слиши, я́же [су́ть] Бо́жiя, но я́же человѣ́ческа.

И призва́въ наро́ды со ученики́ Свои́ми, рече́ и́мъ: [Зач. 37.] и́же хо́щетъ по Мнѣ́ ити́, да отве́ржется себе́, и во́зметъ кре́стъ сво́й, и по Мнѣ́ гряде́тъ:

и́же бо а́ще хо́щетъ ду́шу свою́ спасти́, погуби́тъ ю́: а и́же погуби́тъ ду́шу свою́ Мене́ ра́ди и Ева́нгелiа, то́й спасе́тъ ю́:

ка́я бо по́льза человѣ́ку, а́ще прiобря́щетъ мíръ ве́сь, и отщети́тъ ду́шу свою́?

или́ что́ да́стъ человѣ́къ измѣ́ну на души́ свое́й?

И́же бо а́ще постыди́тся Мене́ и Мои́хъ слове́съ въ ро́дѣ се́мъ прелюбодѣ́йнѣмъ и грѣ́шнѣмъ, и Сы́нъ Человѣ́ческiй постыди́тся его́, егда́ прiи́детъ во сла́вѣ Отца́ Своего́ со А́нгелы святы́ми.

Рус. (Аверинцев)

В те дни снова собралось много народа, а есть им было нечего; и Он, подозвав к Себе учеников, говорит им:

«Жаль Мне народа, ибо вот уже три дня они со Мною, а есть им нечего.

И если отпущу их голодными по домам, изнемогут они в дороге; а некоторые из них пришли издалека».

И ответили Ему ученики Его, что, мол, откуда в пустыне взять столько хлеба, чтобы накормить этот народ?

И Он спросил их:
«Сколько у вас хлебов?»
Они же ответили:
«Семь».

И Он повелел народу возлечь на земле; и взяв в руки семь хлебов, Он произнес благословение, разломил их и дал ученикам, а ученики – народу.

И было у них еще немного рыбок; произнеся над ними благословение, Он велел их тоже раздать.

И люди ели, и насытились, и набрали оставшихся кусков на семь корзин;

а было их около четырех тысяч. И Он отпустил их;

и тотчас, войдя с учениками Своими в лодку, отплыл в земли Далмануты.

И вышли фарисеи, и начали с Ним спорить; испытывая Его, они требовали, чтобы Он явил им знамение с небес.

И Он, застонав в духе Своем, сказал:
«Зачем поколение это требует знамения? Аминь, Я говорю вам, не будет поколению этому дано знамения».

И оставив их, Он снова сел в лодку и отплыл на другую сторону.

А еды забыли взять, и в лодке у них был только один хлебец.

А Он с увещанием сказал им:
«Смотрите, остерегайтесь закваски фарисейской и закваски Ирода!»

А они рассуждали между собой, что это, мол, потому, что хлеба у них нет.

И Он, зная это, говорит им:
«Зачем вы рассуждаете, что нет у вас хлеба? Вы все еще не поняли и не уразумели? Так нечувствительны сердца ваши?

Глаза имеете, и не видите,
уши имеете, и не слышите?
И не помните:

когда Я те пять хлебов преломил для пяти тысяч, сколько полных корзин оставшегося вы набрали?»
Говорят они Ему:
«Двенадцать».

«А когда те семь кусков – для четырех тысяч, во сколько корзин собрали вы оставшееся?»
Говорят они:
«В семь».

И сказал Он им:
«Так вы все еще не поняли?»

И приходят они в Вифсаиду, и к Нему подводят слепого и молят, чтобы Он прикоснулся к нему.

И Он, взяв слепого за руку, вывел его из селения; помазав ему глаза Своей слюной и возложив на него руки, Он спросил:
«Видишь ты что-нибудь?»

И тот, взглянув, сказал:
«Вижу людей, словно бы деревья, которые ходят».

Тогда Он снова возложил руки на глаза ему, и тот внимательно посмотрел и был исцелен, и стал видеть все ясно.

И велел ему Иисус идти к себе домой, сказав:
«Даже и в селение то не заходи».

И пошел Иисус с учениками Своими по селениям в окрестностях Кесарии Филипповой. И в пути он задал им такой вопрос:
«За кого считают Меня люди?»

Они сказали Ему:
«За Иоанна Крестителя, а иные – за Илию, а еще иные говорят, что, мол, это один из пророков».

И спросил Он их:
«А за кого считаете Меня вы?»
И отвечает Ему Петр:
«Ты – Христос!»

И Он наказал им никому <так> не говорить о Нем.

И начал Он учить их, что Сыну Человеческому должно претерпеть много страданий и быть отвергнутым старейшинами, и первосвященниками, и книжниками, и быть убитым, и через три дня воскреснуть;

эти речи Он говорил открыто. А Петр, отведя Его в сторону, начал Ему возражать.

А Он, обернувшись и глядя на учеников Своих, строго возразил Петру, сказав ему:
«Прочь, сатана! Мысли твои – не Божьи, но человеческие».

И, подозвав к себе и народ, и учеников, Он сказал им:
«Кто хочет следовать за Мною, пусть отречется от самого себя, и возьмет на плечи крест, и так следует за Мною.

Ибо кто хочет сберечь жизнь свою, погубит ее; а кто погубит жизнь свою ради Меня, спасет ее.

Ибо что пользы человеку, если он стяжает весь мир, а жизни своей лишится?

И какой выкуп даст человек за жизнь свою?

Ибо кто постыдится Меня и слов Моих перед этим поколением блудным и грешным, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет Он во славе Отца Своего со святыми ангелами».

Латинский (Nova Vulgata)

In illis diebus iterum cum turba multa esset nec haberent, quod manducarent, convocatis discipulis, ait illis:

«Misereor super turbam, quia iam triduo sustinent me nec habent, quod manducent;

et si dimisero eos ieiunos in domum suam, deficient in via; et quidam ex eis de longe venerunt».

Et responderunt ei discipuli sui: «Unde istos poterit quis hic saturare panibus in solitudine?».

Et interrogabat eos: «Quot panes habetis?». Qui dixerunt: «Septem».

Et praecipit turbae discumbere supra terram; et accipiens septem panes, gratias agens fregit et dabat discipulis suis, ut apponerent; et apposuerunt turbae.

Et habebant pisciculos paucos; et benedicens eos, iussit hos quoque apponi.

Et manducaverunt et saturati sunt; et sustulerunt, quod superaverat de fragmentis, septem sportas.

Erant autem quasi quattuor milia. Et dimisit eos.

Et statim ascendens navem cum discipulis suis venit in partes Dalmanutha.

Et exierunt pharisaei et coeperunt conquirere cum eo quaerentes ab illo signum de caelo, tentantes eum.

Et ingemiscens spiritu suo ait: «Quid generatio ista quaerit signum? Amen dico vobis: Non dabitur generationi isti signum».

Et dimittens eos, iterum ascendens abiit trans fretum.

Et obliti sunt sumere panes et nisi unum panem non habebant secum in navi.

Et praecipiebat eis dicens: «Videte, cavete a fermento pharisaeorum et fermento Herodis!».

Et disputabant ad invicem, quia panes non haberent.

Quo cognito, ait illis: «Quid disputatis, quia panes non habetis? Nondum cognoscitis nec intellegitis? Caecatum habetis cor vestrum?

Oculos habentes non videtis, et aures habentes non auditis? Nec recordamini,

quando quinque panes fregi in quinque milia, quot cophinos fragmentorum plenos sustulistis?». Dicunt ei: «Duodecim».

«Quando illos septem in quattuor milia, quot sportas plenas fragmentorum tulistis?». Et dicunt ei: «Septem».

Et dicebat eis: «Nondum intellegitis?».

Et veniunt Bethsaida. Et adducunt ei caecum et rogant eum, ut illum tangat.

Et apprehendens manum caeci eduxit eum extra vicum; et exspuens in oculos eius, impositis manibus ei, interrogabat eum: «Vides aliquid?».

Et aspiciens dicebat: «Video homines, quia velut arbores video ambulantes».

Deinde iterum imposuit manus super oculos eius; et coepit videre et restitutus est et videbat clare omnia.

Et misit illum in domum suam dicens: «Nec in vicum introieris».

Et egressus est Iesus et discipuli eius in castella Caesareae Philippi; et in via interrogabat discipulos suos dicens eis: «Quem me dicunt esse homines?».

Qui responderunt illi dicentcs: «Ioannem Baptistam, alii Eliam, alii vero unum de prophetis».

Et ipse interrogabat eos: «Vos vero quem me dicitis esse?». Respondens Petrus ait ei: «Tu es Christus».

Et comminatus est eis, ne cui dicerent de illo.

Et coepit docere illos: «Oportet Filium hominis multa pati et reprobari a senioribus et a summis sacerdotibus et scribis et occidi et post tres dies resurgere»;

et palam verbum loquebatur. Et apprehendens eum Petrus coepit increpare eum.

Qui conversus et videns discipulos suos comminatus est Petro et dicit: «Vade retro me, Satana, quoniam non sapis, quae Dei sunt, sed quae sunt hominum».

Et convocata turba cum discipulis suis, dixit eis: «Si quis vult post me sequi, deneget semetipsum et tollat crucem suam et sequatur me.

Qui enim voluerit animam suam salvam facere, perdet eam; qui autem perdiderit animam suam propter me et evangelium, salvam eam faciet.

Quid enim prodest homini, si lucretur mundum totum et detrimentum faciat animae suae?

Quid enim dabit homo commutationem pro anima sua?

Qui enim me confusus fuerit et mea verba in generatione ista adultera et peccatrice, et Filius hominis confundetur eum, cum venerit in gloria Patris sui cum angelis sanctis».

Таджикский

Языки

Дар он рўзҳо, ки боз мардуми бисьёре ҷамъ омада буданд ва барои хўрдан чизе надоштанд, Исо шогирдони Худро пеш хонда, гуфт:

Ба ин мардум дилам месўзад, зеро ки се рўз боз назди Ман мебошанд ва барои хўрдан чизе надоранд;

Агар онҳоро гурусна ба хонаҳошон ҷавоб диҳам, дар роҳ бемадор хоҳанд шуд, зеро ки баъзе аз онҳо аз роҳи дур омадаанд.

Шогирдонаш ба Ў ҷавоб доданд: “Аз куҷо касе метавонад дар ин биёбон онҳоро аз нон сер кунад?“

Аз онҳо пурсид: “Чандто нон доред?“ Гуфтанд: “Ҳафтто“

Пас ҷамоатро фармуд, ки бар замин бинишинанд; ҳафт нонро гирифта, бо изҳори шукргузорӣ пора кард ва ба шогирдонаш дод, то пеши ҷамоат гузоранд; ва онҳо гузоштанд.

Ва чанд моҳии майда низ дошанд; онҳоро низ, баракат дода, фармуд, ки пеши ҷамоат гузоранд.

Онҳо хўрда сер шуданд; ва аз пораҳои боқимонда ҳафт сабадро пур карда бардоштанд.

Хўрандагон қариб чор ҳазор нафар буданд. Ва онҳоро ҷавоб дод

Дарҳол бо шогирдонаш ба қаиқ савор шуда, ба ҳудуди Далмонуто омад.

Фарисиён берун омада, бо Ў ба мунозира даромаданд ва Ўро озмуда, аломати осмонӣ аз Ў талаб карданд.

Ў, аз дил оҳе кашида, гуфт: “Чаро ин насл аломате талаб мекунад? Ба ростӣ ба шумо мегўям: аломате ба ин насл ато нахоҳад шуд“.

Пас онҳоро гузошта, боз ба қаиқ савор шуд ва ба соҳили дигар гузашт.

Онҳо нон гирифтанро фаромўш карднанд ва бо худ дар қаиқ ҷуз як нон надоштанд.

Ў онҳоро огоҳ карда, гуфт: “Бохабар бошед, аз хамитуруши фарисиён ва аз хамиртуруши Ҳиродус ҳазар кунед“.

Онҳо бо якдигар муҳокима ронда, мегуфтанд: “Ин аз он сабаб аст, ки нон надорен“.

Исо инро дарьёфта, ба онҳо гуфт: “Чаро муҳокима мекунед, ки нон надоред? Оё ҳанўз нафаҳмидаед ва дарк накардаед? Оё то ҳол дили шумо сахт аст?“

„Чашм дореду намебинед? Гўш дореду намешунавед? Ва дар хотир надоред?“

„Ҳангоме ки панҷ нонро барои панҷ ҳазор нафар пора кардам, чанд сабад пур аз пораҳо бардоштед?“Ба Ў гуфтанд: “Дувоздаҳ“.

„Ва ҳангоме ки ҳафт нонро барои чор ҳазор нафар пора кардам, чанд сабад пур аз пораҳо бардоштед?“ Гуфтанд: “ҳафт“.

Ба онҳо гуфт: “Пас чаро намефаҳмед?“

Чун ба Байт-Сайдо омад, кўреро назди Ў оварда, зорӣ намуданд, ки вайро ламс кунад.

Ў дасти кўрро гирифта, вайро аз қасаба берун бурд ва ба чашмони вай туф карда, дастҳои Худро бар вай гузошт ва пурсид: “Оё чизе мебинӣ?“

Вай назар афканда, гуфт: “Одамонро хиромон чун дарахтон мебинам“.

Он гоҳ дастҳояшро бори догар бар чашмони вай гузошта, фармуд, ки назар афканад. Вай шифо ёфт ва ҳама чизро ба хубӣ бидид.

Пас вайро ба хонааш фиристода, гуфт: “Дохили қасаба нашав ва дар он ҷо ба касе нақл накун“.

Ва Исо бо шогидонаш ба қасабаҳои Қайсарияи Филиппус рафт. Дар аснои роҳ аз шогирдонаш пурсид: “Мардум Маро кӣ мегўянд?“

Онҳо ҷавоб доданд: “Мегўянд, ки Яҳьёи Таъмиддиҳандаӣ; баъзе мегўянд, ки Ильёсӣ; ва баъзе мегўянд, ки яке аз пайғамбаронӣ“.

Ў ба онҳо гуфт: “Шумо Маро кӣ мегўед?“ Петрус ҷавоб дода, гуфт: “Ту Масеҳ ҳастӣ“.

Пас ба онҳо таъин кард, ки дар бораи Ў ба ҳеҷ кас гап назананд.

Он гоҳ ба таълими онҳо оғоз намуда, гуфт, ки“Писари Одам бояд бисьёр азоб кашад ва аз тарафи пирон, саркоҳинон ва китобдонон рад карда ва кушта шавад ва пас аз се рўз эҳьё шавад“.

Чун ин суханро ошкоро мегуфт, Петрус Ўро ба як сў бурда, ба эътироз кардан шурўъ намуд.

Лекин Ў баргашта, ба шогирдонаш нигарист ва Петрусро манъ карда, гуфт: “Эй шайтон, аз Ман дур шав, зеро ту на дар бораи амру наҳйи Худо, Худо, балки аз чизҳои инсонӣ андеша мекунӣ“.

Пас мардумро бо шогирдонаш назди Худ хонда, гуфт: “Ҳар кӣ хоҳад аз ақиби Ман биёяд, бояд хештанро инкор карда ва салиби худро бардошта, Маро пайравӣ намояд:

„Зеро ҳар кӣ ҷони худро раҳонидан хоҳад, онро барбод медиҳад; ва ҳар кӣ ҷони худро дар роҳи Ман ва Инҷил барбод диҳад, онро мераҳонад“

„Зеро ба одам чӣ фоида дорад, ки агар вай тамоми дуньёро ба даст оварад ва ба ҷони худ зиён расонад?“

„Ё ки одамизод ба ивази ҷони худ чӣ фидияе медиҳад?“

„Зеро, ҳар кӣ дар ин насли зинокор ва осӣ аз Ман ва аз суханони Ман шарм кунад, Писари Одам низ, ҳангоме ки бо фароштагони муқаддас дар ҷалоли Падари Худ меояд, аз вай шарм хоҳад кард“.