и рече́ предъ бра́тiею свое́ю, и́же бя́ху си́ла сомо́ровъ, и рече́: что́ Иуде́е сі́и созида́ютъ сво́й гра́дъ?^* еда́ жре́ти бу́дутъ? или́ возмо́гутъ? или́ дне́сь изцѣля́тъ ка́менiе, повнегда́ бы́ти и́мъ въ пра́хъ земли́ сожже́ннымъ?

И тові́а Аммани́тянинъ бли́зъ его́ прiи́де и рече́ и́мъ: еда́ пожру́тъ, или́ я́сти и́мутъ на мѣ́стѣ свое́мъ? не взы́детъ ли лиси́ца и разори́тъ стѣ́ну ка́меней и́хъ?

И рече́ Неемі́а: услы́ши, Бо́же на́шъ, я́ко сотворе́ни есмы́ въ посмѣя́нiе,

и обрати́ поноше́нiе и́хъ на главу́ и́хъ, и да́ждь и́хъ въ посмѣя́нiе въ зе́млю плѣне́нiя, и не покры́й беззако́нiя и́хъ.

Бы́сть же егда́ услы́ша санавалла́тъ и тові́а, и Ара́вляне и Аммани́те, я́ко взы́де отра́сль стѣ́нъ Иерусали́мскихъ, зане́ нача́ша разсѣ́лины загражда́ти, и зло́ и́мъ яви́ся зѣло́.

И собра́шася вси́ вку́пѣ, да прiи́дутъ и ополча́тся на Иерусали́мъ и разоря́тъ его́.

И моли́хомся ко Бо́гу на́шему и поста́вихомъ стра́жы на стѣнѣ́ проти́ву и́хъ де́нь и но́щь от лица́ и́хъ.

Рече́ же Иу́да: истомле́на е́сть си́ла [от] вра́гъ, и земля́ мно́га е́сть, и мы́ не мо́жемъ созида́ти стѣны́.

И реко́ша оскорбля́ющiи на́съ: не позна́ютъ и не уви́дятъ, до́ндеже прiи́демъ посредѣ́ и́хъ и убiе́мъ и́хъ, и преста́ти сотвори́мъ дѣ́лу.

И бы́сть егда́ прiидо́ша Иуде́е, и́же обита́ху бли́зъ и́хъ, и рѣ́ша на́мъ: восхо́дятъ от всѣ́хъ язы́къ на ны́.

И поста́вихъ въ нижа́йшихъ мѣ́стѣхъ созади́ стѣ́нъ въ закрове́нiи, и поста́вихъ лю́ди по племено́мъ съ мечи́ и́хъ и съ су́лицами и́хъ и съ лу́ками.

И ви́дѣхъ, и воста́хъ, и реко́хъ ко честны́мъ и къ воево́дамъ и ко про́чымъ лю́демъ: не убо́йтеся от лица́ и́хъ, помяни́те Го́спода Бо́га на́шего вели́каго и стра́шнаго, и ополчи́теся за бра́тiю ва́шу, за сы́ны ва́шя и дще́ри ва́шя, жены́ ва́шя и до́мы ва́шя.

Бы́сть же егда́ услы́шаша врази́ на́ши, я́ко вѣ́домо бы́сть на́мъ, и разори́ Бо́гъ совѣ́тъ и́хъ: и возврати́хомся вси́ мы́ на стѣ́ны, кі́йждо ко дѣ́лу своему́.

И бы́сть от дне́ того́, по́лъ вчине́ныхъ дѣ́лаху дѣ́ло, и полови́на и́хъ угото́вана бы́сть ко бра́ни съ су́лицами и щита́ми, и лу́ки и броня́ми, и нача́лницы созади́ всего́ до́му Иу́дина.

Созида́ющiи стѣ́ну и нося́щiи бремена́ со ору́жiемъ: еди́ною руко́ю свое́ю творя́ху дѣ́ло, а друго́ю держа́ху ме́чь.

Созида́ющымъ же еди́ному коему́ждо ме́чь бы́сть опоя́санъ при бедрѣ́ его́, и созида́ху, и трубя́ху труба́ми бли́зъ и́хъ.

И реко́хъ ко честны́мъ и ко старѣ́йшинамъ и ко про́чымъ лю́демъ: дѣ́ло вели́ко е́сть и простра́нно, и мы́ разлуче́ни есмы́ на стѣнѣ́ дале́че кі́йждо от бра́та своего́:

на мѣ́стѣ идѣ́же услы́шите гла́съ тру́бный, та́мо тецы́те къ на́мъ, и Бо́гъ на́шъ ополчи́тся о на́съ.

И мы́ бы́хомъ творя́ще дѣ́ло, и по́лъ на́съ держа́ху су́лицы от восхо́да зари́ у́треннiя да́же до восхо́да звѣ́здъ.

Во вре́мя же то́ реко́хъ лю́демъ: кі́йждо со о́трокомъ свои́мъ да пребыва́етъ въ средѣ́ Иерусали́ма: и бу́детъ ва́мъ но́щь на стра́жу, а де́нь на дѣ́ланiе.

А́зъ же и бра́тiя мои́ и о́троцы и му́жiе стра́жи, и́же бя́ху созади́ мене́, не снима́хомъ одѣя́нiй на́шихъ та́мо ни еди́нъ от на́съ.

Синодальный

1 Санаваллат и Товия смеются над попыткой Иудеев по постройке; Иудеи молятся и работают; 7 враги усилились, чтобы остановить работы; 15 Неемия готовится к нападению.

Когда услышал Санаваллат, что мы строим стену, он рассердился и много досадовал и издевался над Иудеями;

и говорил при братьях своих и при Самарийских военных людях, и сказал: что делают эти жалкие Иудеи? неужели им это дозволят? ^*неужели будут они приносить жертвы? неужели они когда-либо кончат? неужели они оживят камни из груд праха, и притом пожженные?

А Товия Аммонитянин, бывший подле него, сказал: пусть их строят; пойдет лисица, и разрушит их каменную стену.

Услыши, Боже наш, в каком мы презрении, и обрати ругательство их на их голову, и предай их презрению в земле пленения;

и не покрой беззаконий их,^* и грех их да не изгладится пред лицем Твоим, потому что они огорчили строящих!

Мы однако же строили стену, и сложена была вся стена до половины ее. И у народа доставало усердия работать.

Когда услышал Санаваллат и Товия, и Аравитяне, и Аммонитяне, и Азотяне, что стены Иерусалимские восстановляются, что повреждения начали заделываться, то им было весьма досадно.

И сговорились все вместе пойти войною на Иерусалим и разрушить его.

И мы молились Богу нашему, и ставили против них стражу днем и ночью, для спасения от них.

Но Иудеи сказали: ослабела сила у носильщиков, а мусору много; мы не в состоянии строить стену.

А неприятели наши говорили: не узнают и не увидят, как вдруг мы войдем в средину их и перебьем их, и остановим дело.

Когда приходили Иудеи, жившие подле них, и говорили нам раз десять, со всех мест, что они нападут на нас:

тогда в низменных местах у города, за стеною, на местах сухих поставил я народ поплеменно с мечами их, с копьями их и луками их.

И осмотрел я, и стал, и сказал знатнейшим и начальствующим и прочему народу: не бойтесь их; помните Господа великого и страшного и сражайтесь за братьев своих, за сыновей своих и за дочерей своих, за жен своих и за домы свои.

Когда услышали неприятели наши, что нам известно намерение их, тогда разорил Бог замысел их, и все мы возвратились к стене, каждый на свою работу.

С того дня половина молодых людей у меня занималась работою, а другая половина их держала копья, щиты и луки и латы; и начальствующие находились позади всего дома Иудина.

Строившие стену и носившие тяжести, которые налагали на них, одною рукою производили работу, а другою держали копье.

Каждый из строивших препоясан был мечом по чреслам своим, и так они строили. Возле меня находился трубач.

И сказал я знатнейшим и начальствующим и прочему народу: работа велика и обширна, и мы рассеяны по стене и отдалены друг от друга;

поэтому, откуда услышите вы звук трубы, в то место собирайтесь к нам: Бог наш будет сражаться за нас.

Так производили мы работу; и половина держала копья от восхода зари до появления звезд.

Сверх сего, в то же время я сказал народу, чтобы в Иерусалиме ночевали все с рабами своими, – и будут они у нас ночью на страже, а днем на работе.

И ни я, ни братья мои, ни слуги мои, ни стражи, сопровождавшие меня, не снимали с себя одеяния своего, у каждого были под рукою меч и вода.

Французский (LSG)

Lorsque Sanballat apprit que nous rebâtissions la muraille, il fut en colère et très irrité.

Il se moqua des Juifs, et dit devant ses frères et devant les soldats de Samarie: A quoi travaillent ces Juifs impuissants? Les laissera-t-on faire? Sacrifieront-ils? Vont-ils achever? Redonneront-ils vie à des pierres ensevelies sous des monceaux de poussière et consumées par le feu?

Tobija, l'Ammonite, était à côté de lui, et il dit: Qu'ils bâtissent seulement! Si un renard s'élance, il renversera leur muraille de pierres!

Écoute, ô notre Dieu, comme nous sommes méprisés! Fais retomber leurs insultes sur leur tête, et livre-les au pillage sur une terre où ils soient captifs.

Ne pardonne pas leur iniquité, et que leur péché ne soit pas effacé de devant toi; car ils ont offensé ceux qui bâtissent.

Nous rebâtîmes la muraille, qui fut partout achevée jusqu'à la moitié de sa hauteur. Et le peuple prit à coeur ce travail.

Mais Sanballat, Tobija, les Arabes, les Ammonites et les Asdodiens, furent très irrités en apprenant que la réparation des murs avançait et que les brèches commençaient à se fermer.

Ils se liguèrent tous ensemble pour venir attaquer Jérusalem et lui causer du dommage.

Nous priâmes notre Dieu, et nous établîmes une garde jour et nuit pour nous défendre contre leurs attaques.

Cependant Juda disait: Les forces manquent à ceux qui portent les fardeaux, et les décombres sont considérables; nous ne pourrons pas bâtir la muraille.

Et nos ennemis disaient: Ils ne sauront et ne verront rien jusqu'à ce que nous arrivions au milieu d'eux; nous les tuerons, et nous ferons ainsi cesser l'ouvrage.

Or les Juifs qui habitaient près d'eux vinrent dix fois nous avertir, de tous les lieux d'où ils se rendaient vers nous.

C'est pourquoi je plaçai, dans les enfoncements derrière la muraille et sur des terrains secs, le peuple par familles, tous avec leurs épées, leurs lances et leurs arcs.

Je regardai, et m'étant levé, je dis aux grands, aux magistrats, et au reste du peuple: Ne les craignez pas! Souvenez-vous du Seigneur, grand et redoutable, et combattez pour vos frères, pour vos fils et vos filles, pour vos femmes et pour vos maisons!

Lorsque nos ennemis apprirent que nous étions avertis, Dieu anéantit leur projet, et nous retournâmes tous à la muraille, chacun à son ouvrage.

Depuis ce jour, la moitié de mes serviteurs travaillait, et l'autre moitié était armée de lances, de boucliers, d'arcs et de cuirasses. Les chefs étaient derrière toute la maison de Juda.

Ceux qui bâtissaient la muraille, et ceux qui portaient ou chargeaient les fardeaux, travaillaient d'une main et tenaient une arme de l'autre;

chacun d'eux, en travaillant, avait son épée ceinte autour des reins. Celui qui sonnait de la trompette se tenait près de moi.

Je dis aux grands, aux magistrats, et au reste du peuple: L'ouvrage est considérable et étendu, et nous sommes dispersés sur la muraille, éloignés les uns des autres.

Au son de la trompette, rassemblez-vous auprès de nous, vers le lieu d'où vous l'entendrez; notre Dieu combattra pour nous.

C'est ainsi que nous poursuivions l'ouvrage, la moitié d'entre nous la lance à la main depuis le lever de l'aurore jusqu'à l'apparition des étoiles.

Dans ce même temps, je dis encore au peuple: Que chacun passe la nuit dans Jérusalem avec son serviteur; faisons la garde pendant la nuit, et travaillons pendant le jour.

Et nous ne quittions point nos vêtements, ni moi, ni mes frères, ni mes serviteurs, ni les hommes de garde qui me suivaient; chacun n'avait que ses armes et de l'eau.

Таджикский

Языки

Ва чун Санбалат шунид, ки мо ҳисорро бино мекунем, ӯ ба хашм омад ва бисёр ғазабнок шуд, ва яҳудиёнро масхара кард;

Ва дар ҳузури бародаронаш ва лашкари Сомария сухан ронд, ва чунин гуфт: «Ин яҳудиёни ҳақир чӣ мекунанд? Оё онҳоро мегузоранд, ки комёб шаванд? Оё онҳо ба қурбонӣ кардан ноил мегарданд? Оё онҳо ягон рӯз ин корро метавонанд ба анҷом расонанд? Оё онҳо ин сангҳоро аз миёни хоктӯдаҳо метавонанд аз нав зинда кунанд? Инҳо, охир, сӯхтаанд!»

Ва Тубиёи аммӯнӣ, ки ҳамроҳи ӯ буд, чунин гуфт: «Агарчи онҳо бино мекунанд, агар шағол бар он барояд, ҳисори сангини онҳоро хароб хоҳад кард».

«Бишнав, эй Худои мо, зеро ки мо хорузор шудаем, ва таҳқирҳои онҳоро ба сари худашон баргардон, ва онҳоро дар замини асирӣ гирифтори тороҷ намо!

Ва исёни онҳоро рӯпӯш накун, ва бигзор гуноҳи онҳо ба ҳузури Ту нобуд нашавад, зеро ки онҳо дар пеши бинокорон Туро хорӣ додаанд!»

Валекин мо сохтани ҳисорро давом додем, ва тамоми ҳисор то нисфи баландии он ба ҳам пайваст; ва дили қавм ба кор кардан ҷидду ҷаҳд дошт.

Ва чун Санбалат, ва Тубиё, ва арабиён, ва аммӯниён, ва ашдӯдиён шуниданд, ки таъмири ҳисори Уршалим пеш рафта, рахнаҳояш баста мешавад, хашмашон бағоят пурзӯр шуд.

Ва ҳамаашон ба якҷоягӣ забон як карданд, ки омада бо Уршалим ҷанг кунанд, ва ба қавми он халал расонанд.

Ва мо пеши Худои худ дуо мегуфтем, ва бар зидди онҳо рӯзу шаб посбононро гузоштем, то ки аз онҳо худро муҳофизат намоем.

Ва аҳли Яҳудо гуфтанд: «Қуввати боркашон суст шудааст, ва хок ҳанӯз бисёр аст, ва мо наметавонем ҳисорро бино кунем».

Ва душманони мо мегуфтанд: «Онҳо нахоҳанд донист ва нахоҳанд дид, ки мо чӣ гуна ба миёни онҳо даромада, онҳоро мекушему корро мехобонем».

Ва яҳудиёне ки дар наздикии онҳо сокин буданд, омада, даҳ бор ба мо гуфтанд: «Ҳатто агар аз ҳамаи маконҳо назди мо баргардед ҳам, онҳо ҳуҷум меоваранд».

Ва ман қавмро дар пастхамиҳо дар ақиби ҳисор, ва бар баландиҳо ҷойҳои холӣ гузоштам; ва онҳоро, мувофиқи хонаводаҳои онҳо, бо шамшерҳо, найзаҳо ва камонҳои онҳо гузоштам.

Ва аз назар гузарондам, ва бархостам ва ба калоншавандагон ва сардорон ва бақияи қавм гуфтам: «Аз онҳо натарсед! Парвардигори азим ва саҳмгинро ба ёд оваред! Ва барои бародарони худ, писарон ва духтарони худ, занон ва хонаҳои худ ҷанг кунед!»

Ва чун душманони мо шуниданд, ки мо хабар ёфтаем, ва Худо қасди онҳоро вайрон кардааст, он гоҳ ҳамаи мо, ҳар яке ба кори худ, ба ҳисор баргаштем.

Ва аз ҳамон рӯз нисфи навкарони ман ба кор машғул буданд, ва нисфи дигарашон найзаҳо, сипарҳо, камонҳо ва зиреҳҳоро нигоҳ медоштанд, ва сарварон дар ақиби тамоми хонадони Яҳудо меистоданд.

Бинокорони ҳисор ва онҳое ки бор мекашонданд ва бор мекарданд, бо як даст кор мекарданд ва бо дасти дигар силоҳ нигоҳ медоштанд.

Ва бинокорон ҳар яке шамшери худро бар камари худ баста буданд ва бино мекарданд, ва карнайнавоз шохнавоз дар паҳлуи ман меистод.

Ва ман ба калоншавандагон ва сардорон ва бақияи қавм гуфтам: «Кор бисёр ва дар сатҳи васеъ аст, ва мо дар назди ҳисор пароканда ва аз якдигар дур мебошем.

Аз ҳар ҷо, ки садои шохро бишнавед, дар он ҷо назди мо ҷамъ шавед; Худои мо барои мо ҷанг хоҳад кард».

Ва мо ба кор машғул будем, ва нисфи онҳо аз дамидани шафақи субҳ то баромадани ситораҳо найзаҳоро нигоҳ медоштанд.

Дар он вақт ҳам ба қавм гуфтам: «Бигзор ҳар кас бо навкари худ андаруни Уршалим хоб кунад, то шабона барои мо посбонӣ намояд ва рӯзона ба кор машғул шавад».

Ва ман, ва бародаронам, ва навкаронам, ва посбононе ки дар ақиби ман буданд, – ҳеҷ яке аз мо либоси худро накашидем, ва ҳар яке бо силоҳи худ ба об мерафт.