Человеколюбивый дух – премудрость, но не оставит безнаказанным богохульствующего устами, потому что Бог есть свидетель внутренних чувств его и истинный зритель сердца его, и слышатель языка его.

Дух Господа наполняет вселенную и, как все объемлющий, знает всякое слово.

Посему никто, говорящий неправду, не утаится, и не минет его обличающий суд.

Ибо будет испытание помыслов нечестивого, и слова́ его взойдут к Господу в обличение беззаконий его;

потому что ухо ревности слышит все, и ропот не скроется.

Итак, хранитесь от бесполезного ропота и берегитесь от злоречия языка, ибо и тайное слово не пройдет даром, а клевещущие уста убивают душу.

Не ускоряйте смерти заблуждениями вашей жизни и не привлекайте к себе погибели делами рук ваших.

Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих,

ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле.

Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть:

нечестивые привлекли ее и руками и словами, сочли ее другом и исчахли, и заключили союз с нею, ибо они достойны быть ее жребием.

Неправо умствующие говорили сами в себе: «коротка и прискорбна наша жизнь, и нет человеку спасения от смерти, и не знают, чтобы кто освободил из ада.

Случайно мы рождены и после будем как небывшие: дыхание в ноздрях наших – дым, и слово – искра в движении нашего сердца.

Когда она угаснет, тело обратится в прах, и дух рассеется, как жидкий воздух;

и имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших; и жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеется, как туман, разогнанный лучами солнца и отягченный теплотою его.

Ибо жизнь наша – прохождение тени, и нет нам возврата от смерти: ибо положена печать, и никто не возвращается.

Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью;

преисполнимся дорогим вином и благовониями, и да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни;

увенчаемся цветами роз прежде, нежели они увяли;

никто из нас не лишай себя участия в нашем наслаждении; везде оставим следы веселья, ибо это наша доля и наш жребий.

Будем притеснять бедняка праведника, не пощадим вдовы и не постыдимся многолетних седин старца.

Сила наша да будет законом правды, ибо бессилие оказывается бесполезным.

Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания;

объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа;

он пред нами – обличение помыслов наших.

Тяжело нам и смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его:

он считает нас мерзостью и удаляется от путей наших, как от нечистот, ублажает кончину праведных и тщеславно называет отцом своим Бога.

Увидим, истинны ли слова его, и испытаем, какой будет исход его;

ибо если этот праведник есть сын Божий, то Бог защитит его и избавит его от руки врагов.

Испытаем его оскорблением и мучением, дабы узнать смирение его и видеть незлобие его;

осудим его на бесчестную смерть, ибо, по словам его, о нем попечение будет».

Так они умствовали, и ошиблись; ибо злоба их ослепила их,

и они не познали тайн Божиих, не ожидали воздаяния за святость и не считали достойными награды душ непорочных.

Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего;

но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его.

А души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их.

В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью,

и отшествие от нас – уничтожением; но они пребывают в мире.

Ибо, хотя они в глазах людей и наказываются, но надежда их полна бессмертия.

И немного наказанные, они будут много облагодетельствованы, потому что Бог испытал их и нашел их достойными Его.

Он испытал их как золото в горниле и принял их как жертву всесовершенную.

Во время воздаяния им они воссияют как искры, бегущие по стеблю.

Будут судить племена и владычествовать над народами, а над ними будет Господь царствовать во веки.

Надеющиеся на Него познают истину, и верные в любви пребудут у Него; ибо благодать и милость со святыми Его и промышление об избранных Его.

Нечестивые же, как умствовали, так и понесут наказание за то, что презрели праведного и отступили от Господа.

Ибо презирающий мудрость и наставление несчастен, и надежда их суетна, и труды бесплодны, и дела их непотребны.

Жены их несмысленны, и дети их злы, проклят род их.

Блаженна неплодная неосквернившаяся, которая не познала беззаконного ложа; она получит плод при воздаянии святых душ.

Блажен и евнух, не сделавший беззакония рукою и не помысливший лукавого против Господа, ибо дастся ему особенная благодать веры и приятнейший жребий в храме Господнем.

Плод добрых трудов славен, и корень мудрости неподвижен.

Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет.

Если и будут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета.

А если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда;

ибо ужасен конец неправедного рода.

Лучше бездетность с добродетелью, ибо память о ней бессмертна: она признается и у Бога и у людей.

Когда она присуща, ей подражают, а когда отойдет, стремятся к ней: и в вечности увенчанная она торжествует, как одержавшая победу непорочными подвигами.

А плодородное множество нечестивых не принесет пользы, и прелюбодейные отрасли не дадут корней в глубину и не достигнут незыблемого основания;

и хотя на время позеленеют в ветвях, но, не имея твердости, поколеблются от ветра и порывом ветров искоренятся;

некрепкие ветви переломятся, и плод их будет бесполезен, незрел для пищи и ни к чему не годен;

ибо дети, рождаемые от беззаконных сожитий, суть свидетели разврата против родителей при допросе их.

А праведник, если и рановременно умрет, будет в покое,

ибо не в долговечности честная старость и не числом лет измеряется:

мудрость есть седина для людей, и беспорочная жизнь – возраст старости.

Как благоугодивший Богу, он возлюблен, и, как живший посреди грешников, преставлен,

восхищен, чтобы злоба не изменила разума его, или коварство не прельстило души его.

Ибо упражнение в нечестии помрачает доброе, и волнение похоти развращает ум незлобивый.

Достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета;

ибо душа его была угодна Господу, потому и ускорил он из среды нечестия. А люди видели это и не поняли, даже и не подумали о том,

что благодать и милость со святыми Его и промышление об избранных Его.

Праведник, умирая, осудит живых нечестивых, и скоро достигшая совершенства юность – долголетнюю старость неправедного;

ибо они увидят кончину мудрого и не поймут, что Господь определил о нем и для чего поставил его в безопасность;

они увидят и уничтожат его, но Господь посмеется им;

и после сего будут они бесчестным трупом и позором между умершими навек, ибо Он повергнет их ниц безгласными и сдвинет их с оснований, и они вконец запустеют и будут в скорби, и память их погибнет;

в сознании грехов своих они предстанут со страхом, и беззакония их осудят их в лице их.

Тогда праведник с великим дерзновением станет пред лицем тех, которые оскорбляли его и презирали подвиги его;

они же, увидев, смутятся великим страхом и изумятся неожиданности спасения его

и, раскаиваясь и воздыхая от стеснения духа, будут говорить сами в себе: «это тот самый, который был у нас некогда в посмеянии и притчею поругания.

Безумные, мы почитали жизнь его сумасшествием и кончину его бесчестною!

Как же он причислен к сынам Божиим, и жребий его – со святыми?

Итак, мы заблудились от пути истины, и свет правды не светил нам, и солнце не озаряло нас.

Мы преисполнились делами беззакония и погибели и ходили по непроходимым пустыням, а пути Господня не познали.

Какую пользу принесло нам высокомерие, и что доставило нам богатство с тщеславием?

Все это прошло как тень и как молва быстротечная.

Как после прохождения корабля, идущего по волнующейся воде, невозможно найти следа, ни стези дна его в волнах;

или как от птицы, пролетающей по воздуху, никакого не остается знака ее пути, но легкий воздух, ударяемый крыльями и рассекаемый быстротою движения, пройден движущимися крыльями, и после того не осталось никакого знака прохождения по нему;

или как от стрелы, пущенной в цель, разделенный воздух тотчас опять сходится, так что нельзя узнать, где прошла она;

так и мы родились и умерли, и не могли показать никакого знака добродетели, но истощились в беззаконии нашем».

Ибо надежда нечестивого исчезает, как прах, уносимый ветром, и как тонкий иней, разносимый бурею, и как дым, рассеиваемый ветром, и проходит, как память об однодневном госте.

А праведники живут во веки; награда их – в Господе, и попечение о них – у Вышнего.

Посему они получат царство славы и венец красоты от руки Господа, ибо Он покроет их десницею и защитит их мышцею.

Он возьмет всеоружие – ревность Свою, и тварь вооружит к отмщению врагам;

облечется в броню – в правду, и возложит на Себя шлем – нелицеприятный суд;

возьмет непобедимый щит – святость;

строгий гнев Он изострит, как меч, и мир ополчится с Ним против безумцев.

Понесутся меткие стрелы молний и из облаков, как из туго натянутого лука, полетят в цель.

И, как из каменометного орудия, с яростью посыплется град; вознегодует на них вода морская и реки свирепо потопят их;

восстанет против них дух силы и, как вихрь, развеет их.

Так беззаконие опустошит всю землю, и злодеяние ниспровергнет престолы сильных.

Итак, слушайте, цари, и разумейте, научитесь, судьи концов земли!

Внимайте, обладатели множества и гордящиеся пред народами!

От Господа дана вам держава, и сила – от Вышнего, Который исследует ваши дела и испытает намерения.

Ибо вы, будучи служителями Его царства, не судили справедливо, не соблюдали закона и не поступали по воле Божией.

Страшно и скоро Он явится вам, – и строг суд над начальствующими,

ибо меньший заслуживает помилование, а сильные сильно будут истязаны.

Господь всех не убоится лица и не устрашится величия, ибо Он сотворил и малого и великого и одинаково промышляет о всех;

но начальствующим предстоит строгое испытание.

Итак, к вам, цари, слова мои, чтобы вы научились премудрости и не падали.

Ибо свято хранящие святое освятятся, и научившиеся тому найдут оправдание.

Итак, возжелайте слов моих, полюбите и научитесь.

Премудрость светла и неувядающа, и легко созерцается любящими ее, и обретается ищущими ее;

она даже упреждает желающих познать ее.

С раннего утра ищущий ее не утомится, ибо найдет ее сидящею у дверей своих.

Помышлять о ней есть уже совершенство разума, и бодрствующий ради нее скоро освободится от забот,

ибо она сама обходит и ищет достойных ее, и благосклонно является им на путях, и при всякой мысли встречается с ними.

Начало ее есть искреннейшее желание учения,

а забота об учении – любовь, любовь же – хранение законов ее, а наблюдение законов – залог бессмертия,

а бессмертие приближает к Богу;

поэтому желание премудрости возводит к царству.

Итак, властители народов, если вы услаждаетесь престолами и скипетрами, то почтите премудрость, чтобы вам царствовать во веки.

Что же есть премудрость, и как она произошла, я возвещу,

и не скрою от вас тайн, но исследую от начала рождения,

и открою познание ее, и не миную истины;

и не пойду вместе с истаевающим от зависти, ибо таковой не будет причастником премудрости.

Множество мудрых – спасение миру, и царь разумный – благосостояние народа.

Итак учитесь от слов моих, и получите пользу.

И я человек смертный, подобный всем, потомок первозданного земнородного.

И я в утробе матерней образовался в плоть в десятимесячное время, сгустившись в крови от семени мужа и услаждения, соединенного со сном,

и я, родившись, начал дышать общим воздухом и ниспал на ту же землю, первый голос обнаружил плачем одинаково со всеми,

вскормлен в пеленах и заботах;

ибо ни один царь не имел иного начала рождения:

один для всех вход в жизнь и одинаковый исход.

Посему я молился, и дарован мне разум; я взывал, и сошел на меня дух премудрости.

Я предпочел ее скипетрам и престолам и богатство почитал за ничто в сравнении с нею;

драгоценного камня я не сравнил с нею, потому что перед нею все золото – ничтожный песок, а серебро – грязь в сравнении с нею.

Я полюбил ее более здоровья и красоты и избрал ее предпочтительно перед светом, ибо свет ее неугасим.

А вместе с нею пришли ко мне все блага и несметное богатство через руки ее;

я радовался всему, потому что премудрость руководствовала ими, но я не знал, что она – виновница их.

Без хитрости я научился, и без зависти преподаю, не скрываю богатства ее,

ибо она есть неистощимое сокровище для людей; пользуясь ею, они входят в содружество с Богом, посредством даров учения.

Только дал бы мне Бог говорить по разумению и достойно мыслить о дарованном, ибо Он есть руководитель к мудрости и исправитель мудрых.

Ибо в руке Его и мы и слова наши, и всякое разумение и искусство делания.

Сам Он даровал мне неложное познание существующего, чтобы познать устройство мира и действие стихий,

начало, конец и средину времен, смены поворотов и перемены времен,

круги годов и положение звезд,

природу животных и свойства зверей, стремления ветров и мысли людей, различия растений и силы корней.

Познал я все, и сокровенное и явное, ибо научила меня Премудрость, художница всего.

Она есть дух разумный, святый, единородный, многочастный, тонкий, удобоподвижный, светлый, чистый, ясный, невредительный, благолюбивый, скорый, неудержимый,

благодетельный, человеколюбивый, твердый, непоколебимый, спокойный, беспечальный, всевидящий и проникающий все умные, чистые, тончайшие духи.

Ибо премудрость подвижнее всякого движения, и по чистоте своей сквозь все проходит и проникает.

Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя: посему ничто оскверненное не войдет в нее.

Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благости Его.

Она – одна, но может все, и, пребывая в самой себе, все обновляет, и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божиих и пророков;

ибо Бог никого не любит, кроме живущего с премудростью.

Она прекраснее солнца и превосходнее сонма звезд; в сравнении со светом она выше;

ибо свет сменяется ночью, а премудрости не превозмогает злоба.

Она быстро распростирается от одного конца до другого и все устрояет на пользу.

Я полюбил ее и взыскал от юности моей, и пожелал взять ее в невесту себе, и стал любителем красоты ее.

Она возвышает свое благородство тем, что имеет сожитие с Богом, и Владыка всех возлюбил ее:

она таинница ума Божия и избирательница дел Его.

Если богатство есть вожделенное приобретение в жизни, то что богаче премудрости, которая все делает?

Если же благоразумие делает многое, то какой художник лучше ее?

Если кто любит праведность, – плоды ее суть добродетели: она научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству, полезнее которых ничего нет для людей в жизни.

Если кто желает большой опытности, мудрость знает давнопрошедшее и угадывает будущее, знает тонкости слов и разрешение загадок, предузнает знамения и чудеса и последствия лет и времен.

Посему я рассудил принять ее в сожитие с собою, зная, что она будет мне советницею на доброе и утешеньем в заботах и печали.

Через нее я буду иметь славу в народе и честь перед старейшими, будучи юношею;

окажусь проницательным в суде, и в глазах сильных заслужу удивление.

Когда я буду молчать, они будут ожидать, и когда начну говорить, будут внимать, и когда продлю беседу, положат руку на уста свои.

Чрез нее я достигну бессмертия и оставлю вечную память будущим после меня.

Я буду управлять народами, и племена покорятся мне;

убоятся меня, когда услышат обо мне страшные тираны; в народе явлюсь добрым и на войне мужественным.

Войдя в дом свой, я успокоюсь ею, ибо в обращении ее нет суровости, ни в сожитии с нею скорби, но веселие и радость.

Размышляя о сем сам в себе и обдумывая в сердце своем, что в родстве с премудростью – бессмертие,

и в дружестве с нею – благое наслаждение, и в трудах рук ее – богатство неоскудевающее, и в собеседовании с нею – разум, и в общении слов ее – добрая слава, – я ходил и искал, как бы мне взять ее себе.

Я был отрок даровитый и душу получил добрую;

притом, будучи добрым, я вошел и в тело чистое.

Познав же, что иначе не могу овладеть ею, как если дарует Бог, – и что уже было делом разума, чтобы познать, чей этот дар, – я обратился к Господу и молился Ему, и говорил от всего сердца моего:

Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим

и премудростию Твоею устроивший человека, чтобы он владычествовал над созданными Тобою тварями

и управлял миром свято и справедливо, и в правоте души производил суд!

Даруй мне приседящую престолу Твоему премудрость и не отринь меня от отроков Твоих,

ибо я раб Твой и сын рабы Твоей, человек немощный и кратковременный и слабый в разумении суда и законов.

Да хотя бы кто и совершен был между сынами человеческими, без Твоей премудрости он будет признан за ничто.

Ты избрал меня царем народа Твоего и судьею сынов Твоих и дщерей;

Ты сказал, чтобы я построил храм на святой горе Твоей и алтарь в городе обитания Твоего, по подобию святой скинии, которую Ты предуготовил от начала.

С Тобою премудрость, которая знает дела Твои и присуща была, когда Ты творил мир, и ведает, что угодно пред очами Твоими и что право по заповедям Твоим:

ниспошли ее от святых небес и от престола славы Твоей ниспошли ее, чтобы она споспешествовала мне в трудах моих, и чтобы я знал, что благоугодно пред Тобою;

ибо она все знает и разумеет, и мудро будет руководить меня в делах моих, и сохранит меня в своей славе;

и дела мои будут благоприятны, и буду судить народ Твой справедливо, и буду достойным престола отца моего.

Ибо какой человек в состоянии познать совет Божий? или кто может уразуметь, что угодно Господу?

Помышления смертных нетверды, и мысли наши ошибочны,

ибо тленное тело отягощает душу, и эта земная храмина подавляет многозаботливый ум.

Мы едва можем постигать и то, что на земле, и с трудом понимаем то, что под руками, а что на небесах – кто исследовал?

Волю же Твою кто познал бы, если бы Ты не даровал премудрости и не ниспослал свыше святаго Твоего Духа?

И так исправились пути живущих на земле, и люди научились тому, что угодно Тебе,

и спаслись премудростью.

Она сохраняла первозданного отца мира, который сотворен был один, и спасала его от собственного его падения:

она дала ему силу владычествовать над всем.

А отступивший от нее неправедный во гневе своем погиб от братоубийственной ярости.

Ради него потопляемую землю опять премудрость спасла, сохранив праведника посредством малого дерева.

Она же между народами, смешанными в единомыслии зла, нашла праведника и соблюла его неукоризненным пред Богом, и сохранила мужественным в жалости к сыну.

Она во время погибели нечестивых спасла праведного, который избежал огня, нисшедшего на пять городов,

от которых во свидетельство нечестия осталась дымящаяся пустая земля и растения, не в свое время приносящие плоды, и памятником неверной души – стоящий соляной столб.

Ибо они, презрев премудрость, не только повредили себе тем, что не познали добра, но и оставили живущим память о своем безумии, дабы не могли скрыть того, в чем заблудились.

Премудрость же спасла от бед служащих ей.

Праведного, бежавшего от братнего гнева, она наставляла на правые пути, показала ему царство Божие и даровала ему познание святых, помогала ему в огорчениях и обильно вознаградила труды его.

Когда из корыстолюбия обижали его, она предстала и обогатила его,

сохранила его от врагов, и обезопасила от коварствовавших против него, и в крепкой борьбе доставила ему победу, дабы он знал, что благочестие всего сильнее.

Она не оставила проданного праведника, но спасла его от греха:

она нисходила с ним в ров и не оставляла его в узах, и потом принесла ему скипетр царства и власть над угнетавшими его, показала лжецами обвинявших его и даровала ему вечную славу.

Она освободила святой народ и непорочное семя от народа угнетавших его,

вошла в душу служителя Господня и противостала страшным царям чудесами и знамениями.

Она воздала святым награду за труды их, вела их путем дивным; и днем была им покровом, а ночью – звездным светом.

Она перевела их чрез Чермное море и провела их сквозь большую воду,

а врагов их потопила и извергла их из глубины бездны.

Итак, праведные завладели доспехами нечестивых и воспели святое имя Твое, Господи, и единодушно прославили поборающую руку Твою;

ибо премудрость отверзла уста немых и сделала внятными языки младенцев.

Она благоустроила дела их рукою святого пророка:

они прошли по необитаемой пустыне, и на непроходных местах поставили шатры;

противостали неприятелям и отмстили врагам;

томились жаждою и воззвали к Тебе, и дана им была вода из утесистой скалы и утоление жажды – из твердого камня.

Ибо, чем наказаны были враги их,

тем они, находясь в затруднении, были облагодетельствованы:

вместо источника постоянно текущей реки, смрадною кровью возмущенной,

в обличение их детоубийственного повеления, Ты неожиданно дал им обильную воду,

показав тогда чрез жажду, как Ты наказал их противников.

Ибо, когда они были испытываемы, подвергаясь, впрочем, милостивому вразумлению, тогда познали, как мучились во гневе судимые нечестивые;

потому что их Ты испытывал, как отец, поучая, а тех, как гневный царь, осуждая, истязал.

И отсутствовавшие и присутствовавшие одинаково пострадали:

их постигла сугубая скорбь и стенание от воспоминания о прошедшем.

Они, когда услышали, что чрез их наказания те были облагодетельствованы, познали Господа.

Кого они прежде, как отверженного, отреклись с ругательством, Тому в последствие событий удивлялись, потерпев неодинаковую с праведными жажду.

А за неразумные помышления их неправды, по которым они в заблуждении служили бессловесным пресмыкающимся и презренным чудовищам, Ты в наказание наслал на них множество бессловесных животных,

чтобы они познали, что, чем кто согрешает, тем и наказывается.

Не невозможно было бы для всемогущей руки Твоей, создавшей мир из необразного вещества, наслать на них множество медведей или свирепых львов,

или неизвестных новосозданных лютых зверей, или дышащих огненным дыханием, или извергающих клубы дыма, или бросающих из глаз ужасные искры,

которые не только повреждением могли истребить их, но и ужасающим видом погубить.

Да и без этого они могли погибнуть от одного дуновения, преследуемые правосудием и рассеваемые духом силы Твоей; но Ты все расположил мерою, числом и весом.

Ибо великая сила всегда присуща Тебе, и кто противостанет силе мышцы Твоей?

Весь мир пред Тобою, как колебание чашки весов, или как капля утренней росы, сходящей на землю.

Ты всех милуешь, потому что все можешь, и покрываешь грехи людей ради покаяния.

Ты любишь все существующее, и ничем не гнушаешься, что сотворил, ибо не создал бы, если бы что ненавидел.

И как могло бы пребывать что-либо, если бы Ты не восхотел? Или как сохранилось бы то, что не было призвано Тобою?

Но Ты все щадишь, потому что все Твое, душелюбивый Господи.

Нетленный Твой дух пребывает во всем.

Посему заблуждающихся Ты мало-помалу обличаешь и, напоминая им, в чем они согрешают, вразумляешь, чтобы они, отступив от зла, уверовали в Тебя, Господи.

Так, возгнушавшись древними обитателями святой земли Твоей,

совершавшими ненавистные дела волхвований и нечестивые жертвоприношения,

и безжалостными убийцами детей, и на жертвенных пирах пожиравшими внутренности человеческой плоти и крови в тайных собраниях,

и родителями, убивавшими беспомощные души, – Ты восхотел погубить их руками отцов наших,

дабы земля, драгоценнейшая всех у Тебя, приняла достойное население чад Божиих.

Но и их, как людей, Ты щадил, послав предтечами воинства Твоего шершней, дабы они мало-помалу истребляли их.

Хотя не невозможно было Тебе войною покорить нечестивых праведным, или истребить их страшными зверями, или грозным словом в один раз;

но Ты, мало-помалу наказывая их, давал место покаянию, зная, однако, что племя их негодное и зло их врожденное, и помышление их не изменится во веки.

Ибо семя их было проклятое от начала, и не из опасения перед кем-либо Ты допускал безнаказанность грехов их.

Ибо кто скажет: «что Ты сделал?» или кто противостанет суду Твоему? и кто обвинит Тебя в погублении народов, которых Ты сотворил? Или какой защитник придет к Тебе с ходатайством за неправедных людей?

Ибо кроме Тебя нет Бога, который имеет попечение о всех, чтобы доказывать Тебе, что Ты несправедливо судил.

Ни царь, ни властелин не в состоянии явиться к Тебе на глаза за тех, которых Ты погубил.

Будучи праведен, Ты всем управляешь праведно, почитая не свойственным Твоей силе осудить того, кто не заслуживает наказания.

Ибо сила Твоя есть начало правды, и то самое, что Ты господствуешь над всеми, располагает Тебя щадить всех.

Силу Твою Ты показываешь не верующим всемогуществу Твоему и в не признающих Тебя обличаешь дерзость;

но, обладая силою, Ты судишь снисходительно и управляешь нами с великою милостью, ибо могущество Твое всегда в Твоей воле.

Но такими делами Ты поучал народ Твой, что праведному должно быть человеколюбивым, и внушал сынам Твоим благую надежду, что Ты даешь время покаянию во грехах.

Ибо, если врагов сынам Твоим и повинных смерти Ты наказывал с таким снисхождением и пощадою, давая им время и побуждение освободиться от зла,

то с каким вниманием Ты судил сынов Твоих, которых отцам Ты дал клятвы и заветы благих обетований!

Итак, вразумляя нас, Ты наказываешь врагов наших тысячекратно, дабы мы, когда судим, помышляли о Твоей благости и, когда бываем судимы, ожидали помилования.

Посему-то и тех нечестивых, которые проводили жизнь в неразумии, Ты истязал собственными их мерзостями,

ибо они очень далеко уклонились на путях заблуждения, обманываясь подобно неразумным детям и почитая за богов тех из животных, которые и у врагов были презренными.

Посему, как неразумным детям, в посмеяние послал Ты им и наказание.

Но, не вразумившись обличительным посмеянием, они испытывали заслуженный суд Божий.

Ибо, что они сами терпели с досадою, то же увидев на тех, которых считали богами и чрез которых были наказываемы, они познали Бога истинного, Которого прежде отрекались знать;

посему и пришло на них окончательное осуждение.

Подлинно суетны по природе все люди, у которых не было ведения о Боге, которые из видимых совершенств не могли познать Сущего и, взирая на дела, не познали Виновника,

а почитали за богов, правящих миром, или огонь, или ветер, или движущийся воздух, или звездный круг, или бурную воду, или небесные светила.

Если, пленяясь их красотою, они почитали их за богов, то должны были бы познать, сколько лучше их Господь, ибо Он, Виновник красоты, создал их.

А если удивлялись силе и действию их, то должны были бы узнать из них, сколько могущественнее Тот, Кто сотворил их;

ибо от величия красоты созданий сравнительно познается Виновник бытия их.

Впрочем, они меньше заслуживают порицания, ибо заблуждаются, может быть, ища Бога и желая найти Его:

потому что, обращаясь к делам Его, они исследуют и убеждаются зрением, что все видимое прекрасно.

Но и они неизвинительны:

если они столько могли разуметь, что в состоянии были исследовать временный мир, то почему они тотчас не обрели Господа его?

Но более жалки те, и надежды их – на бездушных, которые называют богами дела рук человеческих, золото и серебро, изделия художества, изображения животных, или негодный камень, дело давней руки.

Или какой-либо древодел, вырубив годное дерево, искусно снял с него всю кору и, обделав красиво, устроил из него сосуд, полезный к употреблению в жизни,

а обрезки от работы употребил на приготовление пищи и насытился;

один же из обрезков, ни к чему не годный, дерево кривое и сучковатое, взяв, старательно округлил на досуге и, с опытностью знатока обделав его, уподобил его образу человека,

или сделал подобным какому-нибудь низкому животному, намазал суриком и покрыл краскою поверхность его, и закрасил в нем всякий недостаток,

и, устроив для него достойное его место, повесил его на стене, укрепив железом.

Итак, чтобы произведение его не упало, он наперед озаботился, зная, что оно само себе помочь не может, ибо это кумир и имеет нужду в помощи.

Молясь же пред ним о своих стяжаниях, о браке и о детях, он не стыдится говорить бездушному,

и о здоровье взывает к немощному, о жизни просит мертвое, о помощи умоляет совершенно неспособное, о путешествии – не могущее ступить,

о прибытке, о ремесле и об успехе рук – совсем не могущее делать руками, о силе просит самое бессильное.

Еще: иной, собираясь плыть и переплывать свирепые волны, призывает на помощь дерево, слабейшее носящего его корабля;

ибо стремление к приобретениям выдумало оный, а художник искусно устроил,

но промысл Твой, Отец, управляет кораблем, ибо Ты дал и путь в море и безопасную стезю в волнах,

показывая, что Ты можешь от всего спасать, хотя бы кто отправлялся в море и без искусства.

Ты хочешь, чтобы не тщетны были дела Твоей премудрости; поэтому люди вверяют свою жизнь малейшему дереву и спасаются, проходя по волнам на ладье.

Ибо и вначале, когда погубляемы были гордые исполины, надежда мира, управленная Твоею рукою, прибегнув к кораблю, оставила миру семя рода.

Благословенно дерево, чрез которое бывает правда!

А это рукотворенное проклято и само, и сделавший его – за то, что сделал; а это тленное названо богом.

Ибо равно ненавистны Богу и нечестивец и нечестие его;

и сделанное вместе со сделавшим будет наказано.

Посему и на идолов языческих будет суд, так как они среди создания Божия сделались мерзостью, соблазном душ человеческих и сетью ногам неразумных.

Ибо вымысл идолов – начало блуда, и изобретение их – растление жизни.

Не было их вначале, и не во веки они будут.

Они вошли в мир по человеческому тщеславию, и потому близкий сужден им конец.

Отец, терзающийся горькою скорбью о рано умершем сыне, сделав изображение его, как уже мертвого человека, затем стал почитать его, как бога, и передал подвластным тайны и жертвоприношения.

Потом утвердившийся временем этот нечестивый обычай соблюдаем был, как закон, и по повелениям властителей изваяние почитаемо было, как божество.

Кого в лицо люди не могли почитать по отдаленности жительства, того отдаленное лицо они изображали: делали видимый образ почитаемого царя, дабы этим усердием польстить отсутствующему, как бы присутствующему.

К усилению же почитания и от незнающих поощряло тщание художника,

ибо он, желая, может быть, угодить властителю, постарался искусством сделать подобие покрасивее;

а народ, увлеченный красотою отделки, незадолго пред тем почитаемого, как человека, признал теперь божеством.

И это было соблазном для людей, потому что они, покоряясь или несчастью, или тиранству, несообщимое Имя прилагали к камням и деревам.

Потом не довольно было для них заблуждаться в познании о Боге, но они, живя в великой борьбе невежества, такое великое зло называют миром.

Совершая или детоубийственные жертвы, или скрытные тайны, или заимствованные от чужих обычаев неистовые пиршества,

они не берегут ни жизни, ни чистых браков, но один другого или коварством убивает, или прелюбодейством обижает.

Всеми же без различия обладают кровь и убийство, хищение и коварство, растление, вероломство, мятеж, клятвопреступление, расхищение имуществ,

забвение благодарности, осквернение душ, превращение полов, бесчиние браков, прелюбодеяние и распутство.

Служение идолам, недостойным именования, есть начало и причина, и конец всякого зла,

ибо они или веселясь неистовствуют, или прорицают ложь, или живут беззаконно, или скоро нарушают клятву.

Надеясь на бездушных идолов, они не думают быть наказанными за то, что несправедливо клянутся.

Но за то и другое придет на них осуждение, и за то, что нечестиво мыслили о Боге, обращаясь к идолам, и за то, что ложно клялись, коварно презирая святое.

Ибо не сила тех, которыми они клянутся, но суд над согрешающими следует всегда за преступлением неправедных.

Но Ты, Бог наш, благ и истинен, долготерпелив и управляешь всем милостиво.

Если мы и согрешаем, мы – Твои, признающие власть Твою; но мы не будем грешить, зная, что мы признаны Твоими.

Знать Тебя есть полная праведность, и признавать власть Твою – корень бессмертия.

Не обольщает нас лукавое человеческое изобретение, ни бесплодный труд художников – изображения, испещренные различными красками,

взгляд на которые возбуждает в безумных похотение и вожделение к бездушному виду мертвого образа.

И делающие, и похотствующие, и чествующие суть любители зла, достойные таких надежд.

Горшечник мнет мягкую землю, заботливо лепит всякий сосуд на службу нашу; из одной и той же глины выделывает сосуды, потребные и для чистых дел и для нечистых – все одинаково; но какое каждого из них употребление, судья – тот же горшечник.

И суетный труженик из той же глины лепит суетного бога, тогда как сам недавно родился из земли и вскоре пойдет туда же, откуда он взят, и взыщется с него долг души его.

Но у него забота не о том, что он должен много трудиться, и не о том, что жизнь его кратка; но он соревнует художникам золотых и серебряных изделий, и подражает медникам, и вменяет себе в славу, что делает мерзости.

Сердце его – пепел, и надежда его ничтожнее земли, и жизнь его презреннее грязи;

ибо он не познал Сотворившего его и вдунувшего в него деятельную душу и вдохнувшего в него дух жизни.

Они считают жизнь нашу забавою и житие прибыльною торговлею, ибо говорят, что должно же откуда-либо извлекать прибыль, хотя бы и из зла.

Впрочем такой более всех знает, что он грешит, делая из земляного вещества бренные сосуды и изваяния.

Самые же неразумные из всех и беднее умом самых младенцев – враги народа Твоего, угнетающие его,

потому что они почитают богами всех идолов языческих, у которых нет употребления ни глаз для зрения, ни ноздрей для привлечения воздуха, ни ушей для слышания, ни перстов рук для осязания и которых ноги негодны для хождения.

Хотя человек сделал их, и заимствовавший дух образовал их, но никакой человек не может образовать бога, как он сам.

Будучи смертным, он делает нечестивыми руками мертвое, поэтому он превосходнее божеств своих, ибо он жил, а те – никогда.

Притом они почитают животных самых отвратительных, которые по бессмыслию сравнительно хуже всех.

Они даже некрасивы по виду, как другие животные, чтобы могли привлекать к себе, но лишены и одобрения Божия и благословения Его.

Посему они достойно были наказаны чрез подобных животных и терзаемы множеством чудовищ.

Вместо такого наказания Ты благодетельствовал народу Твоему: в удовлетворение прихоти их Ты приготовил им в насыщение необычайную пищу – перепелов,

дабы те, мучимые голодом, по отвратительному виду насланных гадов, отказывали и необходимому позыву на пищу, а эти, кратковременно потерпев недостаток, вкусили необычайной пищи.

Ибо тех притеснителей должен был постигнуть неотвратимый недостаток, а этим только нужно было показать, как мучились враги их.

И тогда, как постигла их ужасная ярость зверей и они были истребляемы угрызениями коварных змиев, гнев Твой не продолжился до конца.

Но они были смущены на краткое время для вразумления, получив знамение спасения на воспоминание о заповеди закона Твоего,

ибо обращавшийся исцелялся не тем, на что взирал, но Тобою, Спасителем всех.

И этим Ты показал врагам нашим, что Ты – избавляющий от всякого зла:

ибо их убивали уязвления саранчи и мух, и не нашлось врачевства для души их, потому что они достойны были мучения от сих.

А сынов Твоих не одолели и зубы ядовитых змиев, ибо милость Твоя пришла на помощь и исцелила их.

Хотя они и были уязвляемы в напоминание им слов Твоих, но скоро были и исцеляемы, дабы, впав в глубокое забвение оных, не лишились Твоего благодеяния.

Не трава и не пластырь врачевали их, но Твое, Господи, всеисцеляющее слово.

Ты имеешь власть жизни и смерти и низводишь до врат ада и возводишь.

Человек по злобе своей убивает, но не может возвратить исшедшего духа и не может призвать взятой души.

А Твоей руки невозможно избежать,

ибо нечестивые, отрекшиеся познать Тебя, наказаны силою мышцы Твоей, быв преследуемы необыкновенными дождями, градами и неотвратимыми бурями и истребляемы огнем.

Но самое чудное было то, что огонь сильнее оказывал действие в воде, все погашающей, ибо самый мир есть поборник за праведных.

Иногда пламя укрощалось, чтобы не сжечь животных, посланных на нечестивых, и чтобы они, видя это, познали, что преследуются судом Божиим.

А иногда и среди воды жгло сильнее огня, дабы истребить произведения земли неправедной.

Вместо того народ Твой Ты питал пищею ангельскою и послал им, нетрудящимся, с неба готовый хлеб, имевший всякую приятность по вкусу каждого.

Ибо свойство пищи Твоей показывало Твою любовь к детям и в удовлетворение желания вкушающего изменялось по вкусу каждого.

А снег и лед выдерживали огонь и не таяли, дабы они знали, что огонь, горящий в граде и блистающий в дождях, истреблял плоды врагов.

Но тот же огонь, дабы напитались праведные, терял свою силу.

Ибо тварь, служа Тебе, Творцу, устремляется к наказанию нечестивых и утихает для благодеяния верующим в Тебя.

Посему и тогда она, изменяясь во всё, повиновалась Твоей благодати, питающей всех, по желанию нуждающихся,

дабы сыны Твои, которых Ты, Господи, возлюбил, познали, что не роды плодов питают человека, но слово Твое сохраняет верующих в Тебя.

Ибо неповреждаемое огнем, будучи согреваемо слабым солнечным лучом, тотчас растаявало,

дабы известно было, что должно предупреждать солнце благодарением Тебе и обращаться к Тебе на восток света.

Ибо надежда неблагодарного растает, как зимний иней, и выльется, как негодная вода.

Велики и непостижимы суды Твои, посему ненаученные души впали в заблуждение.

Ибо беззаконные, которые задумали угнетать святой народ, узники тьмы и пленники долгой ночи, затворившись в домах, скрывались от вечного Промысла.

Думая укрыться в тайных грехах, они, под темным покровом забвения, рассеялись, сильно устрашаемые и смущаемые призраками,

ибо и самое потаенное место, заключавшее их, не спасало их от страха, но страшные звуки вокруг них приводили их в смущение, и являлись свирепые чудовища со страшными лицами.

И никакая сила огня не могла озарить, ни яркий блеск звезд не в состоянии был осветить этой мрачной ночи.

Являлись им только сами собою горящие костры, полные ужаса, и они, страшась невидимого – призрака, представляли себе видимое еще худшим.

Пали обольщения волшебного искусства, и хвастовство мудростью подверглось посмеянию,

ибо обещавшиеся отогнать от страдавшей души ужасы и страхи сами страдали позорною боязливостью.

И хотя никакие устрашения не тревожили их, но, преследуемые брожениями ядовитых зверей и свистами пресмыкающихся, они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух, от которого никуда нельзя убежать,

ибо осуждаемое собственным свидетельством нечестие боязливо и, преследуемое совестью, всегда придумывает ужасы.

Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка.

Чем меньше надежды внутри, тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение.

И они в эту истинно невыносимую и из глубин нестерпимого ада исшедшую ночь, располагаясь заснуть обыкновенным сном,

то были тревожимы страшными призраками, то расслабляемы душевным унынием, ибо находил на них внезапный и неожиданный страх.

Итак, где кто тогда был застигнут, делался пленником и заключаем был в эту темницу без оков.

Был ли то земледелец или пастух, или занимающийся работами в пустыне, всякий, быв застигнут, подвергался этой неизбежной судьбе,

ибо все были связаны одними неразрешимыми узами тьмы. Свищущий ли ветер, или среди густых ветвей сладкозвучный голос птиц, или сила быстро текущей воды, или сильный треск низвергающихся камней,

или незримое бегание скачущих животных, или голос ревущих свирепейших зверей, или отдающееся из горных углублений эхо, все это, ужасая их, повергало в расслабление.

Ибо весь мир был освещаем ясным светом и занимался беспрепятственно делами;

а над ними одними была распростерта тяжелая ночь, образ тьмы, имевшей некогда объять их; но сами для себя они были тягостнее тьмы.

А для святых Твоих был величайший свет. И те, слыша голос их, а образа не видя, называли их блаженными, потому что они не страдали.

А за то, что, быв прежде обижаемы ими, не мстили им, благодарили и просили прощения в том, что заставляли переносить их,

вместо того, Ты дал им указателем на незнакомом пути огнесветлый столп, а для благополучного странствования – безвредное солнце.

Ибо те достойны были лишения света и заключения во тьме, потому что держали в заключении сынов Твоих, чрез которых имел быть дан миру нетленный свет закона.

Когда определили они избить детей святых, хотя одного сына покинутого и спасли, в наказание за то Ты отнял множество их детей и самих всех погубил в сильной воде.

Та ночь была предвозвещена отцам нашим, дабы они, твердо зная обетования, каким верили, были благодушны.

И народ Твой ожидал как спасения праведных, так и погибели врагов,

ибо, чем Ты наказывал врагов, тем самым возвеличил нас, которых Ты призвал.

Святые дети добрых тайно совершали жертвоприношение и единомысленно постановили божественным законом, чтобы святые равно участвовали в одних и тех же благах и опасностях, когда отцы уже воспевали хвалы.

С противной же стороны отдавался нестройный крик врагов, и разносился жалобный вопль над оплакиваемыми детьми.

Одинаковым судом был наказан раб с господином, и простолюдин терпел одно и то же с царем:

все вообще имели бесчисленных мертвецов, умерших одинаковою смертью; и живых недоставало для погребения, так как в одно мгновение погублено было все драгоценнейшее их поколение.

И не верившие ничему ради чародейства, при погублении первенцев, признали, что этот народ есть сын Божий,

ибо, когда все окружало тихое безмолвие и ночь в своем течении достигла средины,

сошло с небес от царственных престолов на средину погибельной земли всемогущее слово Твое, как грозный воин.

Оно несло острый меч – неизменное Твое повеление и, став, наполнило все смертью: оно касалось неба и ходило по земле.

Тогда вдруг сильно встревожили их мечты сновидений, и наступили неожиданные ужасы;

и, будучи поражаем – один там, другой тут, полумертвый объявлял причину, по которой он умирал:

ибо встревожившие их сновидения предварительно показали им это, чтобы они не погибли, не зная того, за что терпят зло.

Хотя искушение смерти коснулось и праведных, и много их погибло в пустыне, но недолго продолжался этот гнев,

ибо непорочный муж поспешил защитить их; принеся оружие своего служения, молитву и умилостивление кадильное, он противостал гневу и положил конец бедствию, показав тем, что он слуга Твой.

Он победил истребителя не силою телесною и не действием оружия, но словом покорил наказывавшего, воспомянув клятвы и заветы отцов.

Ибо, когда уже грудами лежали мертвые одни на других, он, став в средине, остановил гнев и пресек ему путь к живым.

На подире его был целый мир, и славные имена отцов были вырезаны на камнях в четыре ряда, и величие Твое – на диадиме головы его.

Этому уступил истребитель, и этого убоялся: ибо довольно было одного этого испытания гневного.

А над нечестивыми до конца тяготел немилостивый гнев, ибо Он предвидел и будущие их дела,

что они, позволив им отправиться и с поспешностью выслав их, раскаются и погонятся за ними,

ибо, еще имея в руках печали и рыдая над гробами мертвых, они возымели другой безумный помысл, и тех, кого с мольбою высылали, преследовали, как беглецов.

Влекла же их к тому концу судьба, которой они были достойны, и она навела забвение о случившемся, дабы они восполнили наказание, недостававшее к их мучениям,

и дабы народ Твой совершил славное путешествие, а они нашли себе необычайную смерть.

Ибо вся тварь снова свыше преобразовалась в своей природе, повинуясь особым повелениям, дабы сыны Твои сохранились невредимыми.

Явилось облако, осеняющее стан, а где стояла прежде вода, показалась сухая земля, из Чермного моря – беспрепятственный путь, и из бурной пучины – зеленая долина.

Покрываемые Твоею рукою, они прошли по ней всем народом, видя дивные чудеса.

Они паслись как кони и играли как агнцы, славя Тебя, Господи, Избавителя их,

ибо они еще помнили о том, что случилось во время пребывания их там, как земля вместо рождения других животных произвела скнипов и река вместо рыб извергла множество жаб.

А после они увидели и новый род птиц, когда, увлекшись пожеланием, просили приятной пищи,

ибо в утешение им налетели с моря перепелы,^* а грешных постигли наказания не без знамений, бывших силою молний. Они справедливо страдали за свою злобу,

ибо они более сильную питали ненависть к чужеземцам: ^*иные не принимали незнаемых странников, а эти порабощали благодетельных пришельцев.

И мало этого, но еще будет суд на них за то, что те враждебно принимали чужих,

а эти, с радостью приняв, потом уже пользовавшихся одинаковыми правами стали угнетать ужасными работами.

Посему они поражены были слепотою, как те некогда при дверях праведника, когда, будучи объяты густою тьмою, искали каждый входа в его двери

Самые стихии изменились, как в арфе звуки изменяют свой характер, всегда оставаясь теми же звуками; это можно усмотреть чрез тщательное наблюдение бывшего.

Ибо земные животные переменялись в водяные, а плавающие в водах выходили на землю.

Огонь в воде удерживал свою силу, а вода теряла угашающее свое свойство;

пламя, наоборот, не вредило телам бродящих удоборазрушимых животных, и не таял легко растаявающий снеговидный род небесной пищи.

Так, Господи, Ты во всем возвеличил и прославил народ Твой, и не оставлял его, но во всякое время и на всяком месте пребывал с ним.

Церковнославянский (рус)

Возлюби́те пра́вду, судя́щiи зе́млю: му́дрствуйте о Го́сподѣ въ благосты́ни и въ простотѣ́ се́рдца взыщи́те его́:

я́ко обрѣта́ется не искуша́ющымъ его́, явля́ется же не невѣ́рующымъ ему́.

Стропти́вая бо помышле́нiя отлуча́ютъ от Бо́га: искуша́емая си́ла облича́етъ безу́мныхъ.

Я́ко въ злохудо́жну ду́шу не вни́детъ прему́дрость, ниже́ обита́етъ въ тѣлеси́ пови́ннѣмъ грѣху́:

святы́й бо Ду́хъ наказа́нiя отбѣжи́тъ льсти́ва и отъи́мется от помышле́нiй неразу́мныхъ и обличи́тся от находя́щiя непра́вды.

Человѣколюби́въ бо ду́хъ прему́дрости и не обезвини́тъ ху́льника от усте́нъ его́: я́ко вну́треннихъ его́ свидѣ́тель е́сть Бо́гъ и се́рдца его́ испыта́тель и́стиненъ и язы́ка слы́шатель:

я́ко Ду́хъ Госпо́день испо́лни вселе́нную, и содержа́й вся́ ра́зумъ и́мать гла́са.

Сего́ ра́ди вѣща́яй непра́ведная никто́же утаи́тся, и не ми́мо и́детъ его́ облича́ющь су́дъ.

Въ совѣ́тѣхъ бо нечести́ваго истяза́нiе бу́детъ, слове́съ же его́ слы́шанiе ко Го́споду прiи́детъ во обличе́нiе беззако́нiй его́:

я́ко у́хо рве́нiя слы́шитъ вся́, и молва́ ропта́нiй не кры́ется.

Храни́теся у́бо от ропта́нiя неполе́зна и от оболга́нiя щади́те язы́къ: я́ко вѣща́нiе та́йное тще́ не пре́йдетъ, уста́ же лжу́щая убива́ютъ ду́шу.

Не вожделѣ́йте сме́рти въ заблужде́нiи живота́ ва́шего, ниже́ привлека́йте поги́бели дѣла́ми ру́къ ва́шихъ:

я́ко Бо́гъ сме́рти не сотвори́, ни весели́тся о поги́бели живы́хъ.

Созда́ бо во е́же бы́ти всѣ́мъ, и спаси́телны бытiя́ мíра, ни бо́ е́сть въ ни́хъ врачева́нiя губи́телнаго, ниже́ а́ду ца́рствiя на земли́.

Пра́вда бо безсме́ртна е́сть: [непра́вда же сме́рти снабдѣ́нiе:]

нечести́вiи же рука́ма и словесы́ призва́ша ю́, други́ню вмѣни́ша ю́ и иста́яша, и завѣ́тъ положи́ша съ не́ю, я́ко досто́йни су́ть о́ноя ча́сти бы́ти.

Реко́ша бо въ себѣ́ помышля́ющiи непра́во: ма́лъ е́сть и печа́ленъ живо́тъ на́шъ, и нѣ́сть изцѣле́нiя въ кончи́нѣ человѣ́честѣ, и нѣ́сть позна́нъ возврати́выйся от а́да.

Я́ко самослуча́йно рожде́ни есмы́, и по се́мъ бу́демъ я́коже не бы́вше: поне́же ды́мъ дыха́нiе въ но́здрехъ на́шихъ, и сло́во и́скра въ движе́нiи се́рдца на́шего:

е́йже уга́сшей пе́пелъ бу́детъ тѣ́ло, и ду́хъ на́шъ разлiе́тся я́ко мя́гкiй возду́хъ,

и и́мя на́ше забве́но бу́детъ во вре́мя, и никто́же воспомяне́тъ дѣ́лъ на́шихъ: и пре́йдетъ живо́тъ на́шъ я́ко слѣды́ о́блака, и я́ко мгла́ разруши́тся, разгна́ная от лу́чь со́лнечныхъ и теплото́ю его́ отягчи́вшися.

Стѣ́ни бо прехо́дъ житiе́ на́ше, и нѣ́сть возвраще́нiя кончи́ны на́шея: я́ко запеча́тана е́сть, и никто́ возвраща́ется.

Прiиди́те у́бо и наслади́мся настоя́щихъ благи́хъ, и употреби́мъ созда́нiя, я́ко въ ю́ности ско́ро:

вина́ дража́йшаго и ми́ра [благово́нна] испо́лнимся, и да не пре́йдетъ на́съ цвѣ́тъ житiя́:

увѣнча́имъ на́съ ши́пковыми цвѣ́ты, пре́жде не́же увя́нутъ:

ни еди́нъ от на́съ лише́нъ да бу́детъ на́шего наслажде́нiя, вездѣ́ оста́вимъ зна́менiе весе́лiя, я́ко сiя́ ча́сть на́ша и жре́бiй се́й.

Наси́лiе сотвори́мъ убо́гу пра́ведному, не пощади́мъ вдови́цы, ниже́ ста́рца устыди́мся сѣди́нъ многолѣ́тныхъ.

Да бу́детъ же на́мъ крѣ́пость зако́нъ пра́вды: некрѣ́пкое бо неполе́зно обрѣта́ется.

Улови́мъ же [ле́стiю] пра́веднаго, я́ко непотре́бенъ на́мъ е́сть и проти́вится дѣло́мъ на́шымъ, и поно́ситъ на́мъ грѣхи́ зако́на и злосла́витъ на́мъ грѣхи́ уче́нiя на́шего:

возвѣща́етъ на́мъ ра́зумъ имѣ́ти Бо́жiй, и о́трока Госпо́дня себе́ имену́етъ:

бы́сть на́мъ на обличе́нiе помышле́нiй на́шихъ:

тя́жекъ е́сть на́мъ и къ видѣ́нiю, я́ко неподо́бно [е́сть] ины́мъ житiе́ его́, и отмѣ́нны [су́ть] стези́ его́:

въ поруга́нiе вмѣни́хомся ему́, и удаля́етеся от путі́й на́шихъ я́ко от нечисто́тъ: блажи́тъ послѣ́дняя пра́ведныхъ и сла́вится Отца́ имѣ́ти [себѣ́] Бо́га.

Уви́димъ, а́ще словеса́ его́ и́стинна, и иску́симъ я́же сбу́дутся ему́.

А́ще бо е́сть и́стинный сы́нъ Бо́жiй, защи́титъ его́ и изба́витъ его́ от руки́ проти́вящихся.

Досажде́нiемъ и му́кою истя́жимъ его́, да увѣ́мы кро́тость его́ и иску́симъ беззло́бство его́:

сме́ртiю поно́сною осу́димъ его́, бу́детъ бо ему́ разсмотре́нiе от слове́съ его́.

Сiя́ помы́слиша и прельсти́шася: ослѣпи́ бо и́хъ зло́ба и́хъ,

и не увѣ́дѣша та́инъ Бо́жiихъ, ниже́ мзды́ упова́ша преподо́бiя, ниже́ присуди́ша че́сти душа́мъ непоро́чнымъ.

Я́ко Бо́гъ созда́ человѣ́ка въ неистлѣ́нiе и во о́бразъ подо́бiя своего́ сотвори́ его́:

за́вистiю же дiа́волею сме́рть вни́де въ мíръ: вкуша́ютъ же ю́, и́же от ея́ ча́сти су́ть.

Пра́ведныхъ же ду́ши въ руцѣ́ Бо́жiей, и не прико́снется и́хъ му́ка.

Непщева́ни бы́ша во о́чiю безу́мныхъ умре́ти, и вмѣни́ся озлобле́нiе исхо́дъ и́хъ,

и е́же от на́съ ше́ствiе сокруше́нiе: они́ же су́ть въ ми́рѣ.

И́бо предъ лице́мъ человѣ́ческимъ а́ще и му́ку прiи́мутъ, упова́нiе и́хъ безсме́ртiя испо́лнено:

и вма́лѣ нака́зани бы́вше, вели́кими благодѣ́телствовани бу́дутъ, я́ко Бо́гъ искуси́ и́хъ и обрѣ́те и́хъ досто́йны себѣ́:

я́ко зла́то въ горни́лѣ искуси́ и́хъ, и я́ко всепло́дiе же́ртвенное прiя́тъ я́.

И во вре́мя посѣще́нiя и́хъ возсiя́ютъ, и я́ко и́скры по сте́блiю потеку́тъ:

су́дятъ язы́комъ и облада́ютъ людьми́, и воцари́тся въ ни́хъ Госпо́дь во вѣ́ки.

Надѣ́ющiися на́нь уразумѣ́ютъ и́стину, и вѣ́рнiи въ любви́ пребу́дутъ ему́, я́ко благода́ть и ми́лость въ преподо́бныхъ его́ и посѣще́нiе во избра́нныхъ его́.

Нечести́вiи же, я́ко помы́слиша, прiи́мутъ запреще́нiе, и́же неради́вшiи о пра́веднѣмъ и от Го́спода отступи́вше.

Прему́дрость бо и наказа́нiе уничижа́яй окая́ненъ, и пра́здно упова́нiе и́хъ, и труды́ безпло́дны, и неключи́ма дѣла́ и́хъ:

жены́ и́хъ безу́мны и лука́ва ча́да и́хъ, про́клято рожде́нiе и́хъ.

Я́ко блаже́на е́сть непло́ды неоскверне́ная, я́же не позна́ ло́жа во грѣсѣ́, имѣ́ти бу́детъ пло́дъ въ посѣще́нiи ду́шъ:

и евну́хъ, и́же не содѣ́ла въ руку́ [свое́ю] беззако́нiя, ниже́ помы́сли на Го́спода лука́вая, да́стся бо ему́ вѣ́ры благода́ть избра́нна и жре́бiй во хра́мѣ Госпо́дни уго́днѣйшiй.

Благи́хъ бо трудо́въ пло́дъ благосла́венъ, и не отпа́дающь ко́рень ра́зума.

Ча́да же прелюбодѣ́евъ несоверше́на бу́дутъ, и от законопресту́пнаго ло́жа сѣ́мя изче́знетъ:

а́ще бо долгоживо́тни бу́дутъ, ни во что́же вмѣня́тся, и безче́стна на послѣ́докъ ста́рость и́хъ:

а́ще же ско́ро сконча́ются, не бу́дутъ имѣ́ти упова́нiя, ниже́ въ де́нь суда́ утѣше́нiя:

ро́да бо непра́веднаго лю́тая оконча́нiя.

Лу́чше безча́дство со добродѣ́телiю: безсме́ртiе бо е́сть въ па́мяти ея́, я́ко и предъ Бо́гомъ позна́ется и предъ человѣ́ки:

прису́щую бо подража́ютъ ю́ и жела́ютъ отше́дшiя, и въ вѣ́цѣ вѣнцено́сно чти́тся нескве́рныхъ по́двиговъ бра́нь одолѣ́вши.

Многопло́дно же нечести́выхъ мно́жество неключи́мо бу́детъ, и прелюбодѣ́йная насажде́нiя не даду́тъ коре́нiя въ глубину́, ниже́ крѣ́пко стоя́нiе сотворя́тъ:

а́ще бо и вѣ́тви на вре́мя процвѣту́тъ, не крѣ́пко возше́дше от вѣ́тра поколе́блются и от зѣ́лныхъ вѣ́тровъ искореня́тся:

сокруша́тся вѣ́тви несоверше́нны, и пло́дъ и́хъ неключи́мь, оско́менъ въ снѣ́дь, и ни во что́ потре́бенъ.

От беззако́нныхъ бо сно́въ ча́да ражда́емая свидѣ́телiе су́ть лука́вствiя на роди́тели во испыта́нiи и́хъ.

Пра́ведникъ же а́ще пости́гнетъ сконча́тися, въ поко́и бу́детъ:

ста́рость бо честна́ не многолѣ́тна, ниже́ въ числѣ́ лѣ́тъ изчита́ется:

сѣди́на же е́сть му́дрость человѣ́комъ, и во́зрастъ ста́рости житiе́ нескве́рно.

Благоуго́денъ богови бы́въ, возлю́бленъ бы́сть, и живы́й посредѣ́ грѣ́шныхъ преста́вленъ бы́сть:

восхище́нъ бы́сть, да не зло́ба измѣни́тъ ра́зумъ его́, или́ ле́сть прельсти́тъ ду́шу его́.

Раче́нiе бо зло́бы помрача́етъ до́брая, и паре́нiе по́хоти премѣня́етъ у́мъ незло́бивъ.

Сконча́вся вма́лѣ испо́лни лѣ́та до́лга:

уго́дна бо бѣ́ Го́сподеви душа́ его́, сего́ ра́ди потща́ся от среды́ лука́вствiя:

лю́дiе же ви́дѣвше и не разумѣ́вше, ниже́ поло́жше въ помышле́нiи таково́е, я́ко благода́ть и ми́лость въ преподо́бныхъ его́ и посѣще́нiе во избра́нныхъ его́.

Осу́дитъ же пра́ведникъ умира́яй живы́хъ нечести́выхъ, и ю́ность сконча́вшаяся ско́ро долголѣ́тную ста́рость непра́веднаго.

У́зрятъ бо кончи́ну прему́драго и не уразумѣ́ютъ, что́ усовѣ́това о не́мъ и во что́ утверди́ его́ Госпо́дь:

у́зрятъ и уничижа́тъ его́, Госпо́дь же посмѣе́тся и́мъ:

и бу́дутъ посе́мъ въ паде́нiе безче́стно и во укори́зну въ ме́ртвыхъ въ вѣ́къ: я́ко расто́ргнетъ и́хъ безгла́сны ни́цъ и поколе́блетъ и́хъ от основа́нiй, и да́же до послѣ́днихъ опустѣ́ютъ и бу́дутъ въ болѣ́зни, и па́мять и́хъ поги́бнетъ:

прiи́дутъ въ помышле́нiе грѣхо́въ свои́хъ боязли́вiи, и облича́тъ и́хъ проти́ву беззако́нiя и́хъ.

Тогда́ ста́нетъ во дерзнове́нiи мно́зѣ пра́ведникъ предъ лице́мъ оскорби́вшихъ его́ и отмета́ющихъ труды́ его́:

ви́дящiи смяту́тся стра́хомъ тя́жкимъ и ужа́снутся о пресла́внѣмъ спасе́нiи его́,

и реку́тъ въ себѣ́ ка́ющеся и въ тѣснотѣ́ ду́ха воздыха́юще: се́й бѣ́, его́же имѣ́хомъ нѣ́когда въ посмѣ́хъ и въ при́тчу поноше́нiя.

Безу́мнiи, житiе́ его́ вмѣни́хомъ неи́стово и кончи́ну его́ безче́стну:

ка́ко вмѣни́ся въ Сы́нѣ́хъ Бо́жiихъ, и во святы́хъ жре́бiй его́ е́сть?

У́бо заблуди́хомъ от пути́ и́стиннаго, и пра́вды свѣ́тъ не облиста́ на́мъ, и со́лнце не возсiя́ на́мъ:

беззако́нныхъ испо́лнихомся сте́зь и поги́бели и ходи́хомъ въ пусты́ни непроходи́мыя, пути́ же Госпо́дня не увѣ́дѣхомъ.

Что́ по́льзова на́мъ горды́ня, и бога́тство съ велича́нiемъ что́ воздаде́ на́мъ?

Преидо́ша вся́ о́на я́ко сѣ́нь и я́ко вѣ́сть претека́ющая.

Я́ко кора́бль преходя́й волну́ющуюся во́ду, его́же прохо́ду нѣ́сть стопы́ обрѣсти́, ниже́ стези́ ше́ствiя его́ въ волна́хъ:

или́ я́ко пти́цы, прелета́ющiя по а́еру, ни еди́но обрѣта́ется зна́менiе пути́, я́звою же смуща́яй бiе́мый ду́хъ ле́гкiй, и разсѣца́емый си́лою шумя́щею движе́нiемъ кри́лъ прелетѣ́, и посе́мъ ни еди́но зна́менiе обрѣ́теся прохо́ду въ не́мъ:

или́ я́ко стрѣло́ю испуще́ною на намѣ́реное мѣ́сто разсѣ́ченный а́еръ внеза́пу въ себѣ́ самѣ́мъ заключе́нъ бы́сть, я́ко не позна́тися прохо́ду ея́:

та́ко и мы́ рожде́ни оскудѣ́хомъ и добродѣ́тели у́бо ни еди́наго зна́менiя мо́жемъ показа́ти, во зло́бѣ же на́шей сконча́хомся.

И́бо упова́нiе нечести́ваго, я́ко пра́хъ от вѣ́тра подъе́млемый и я́ко пѣ́на мя́гка от бу́ри расто́ргнена, и я́ко ды́мъ от вѣ́тра разлива́ется и я́ко па́мять прише́лца еди́наго дне́ пре́йде:

пра́ведницы же во вѣ́ки живу́тъ, и во гдѣ́ мзда́ и́хъ, и попече́нiе и́хъ у вы́шняго:

сего́ ра́ди прiи́мутъ ца́рствiе благолѣ́пiя и вѣне́цъ добро́ты от руки́ Госпо́дни, я́ко десни́цею покры́етъ и́хъ и мы́шцею защи́титъ и́хъ.

Прiи́метъ всеору́жiе рве́нiе свое́ и вооружи́тъ тва́рь въ ме́сть враго́мъ,

облече́тся въ броня́ пра́вды и возложи́тъ шле́мъ су́дъ нелицемѣ́ренъ,

прiи́метъ щи́тъ непобѣди́мый преподо́бiе,

поостри́тъ же напра́сный гнѣ́въ во ору́жiе: спобо́ретъ же съ ни́мъ мíръ на безу́мныя.

По́йдутъ праволу́чныя стрѣ́лы мо́лнiины, и я́ко от благокру́гла лу́ка облако́въ на намѣ́ренiе полетя́тъ:

и от каменоме́тныя я́рости испо́лнь паду́тъ гра́ды: вознегоду́етъ на ни́хъ вода́ морска́я, рѣ́ки же потопя́тъ на́гло:

сопроти́въ ста́нетъ и́мъ ду́хъ си́лы, и я́ко ви́хоръ развѣ́етъ и́хъ:

и опустоши́тъ всю́ зе́млю беззако́нiе, и злодѣ́йство преврати́тъ престо́лы си́льныхъ.

Слы́шите у́бо, ца́рiе, и разумѣ́йте: научи́теся, судiи́ конце́въ земли́:

внуши́те, содержа́щiи мно́жества и гордя́щiися о наро́дѣхъ язы́ковъ:

я́ко дана́ е́сть от Го́спода держа́ва ва́мъ и си́ла от вы́шняго, и́же истя́жетъ дѣла́ ва́ша и помышле́нiя испыта́етъ:

я́ко слузи́ су́ще ца́рства его́ не суди́сте пра́во, ни сохрани́сте зако́на, ниже́ по во́ли Бо́жiей ходи́сте.

Стра́шно и ско́ро яви́тся ва́мъ: я́ко су́дъ жесточа́йшiй преиму́щымъ быва́етъ,

и́бо ма́лый досто́инъ е́сть ми́лости, си́льнiи же си́льнѣ истя́зани бу́дутъ.

Не щади́тъ бо лица́ всѣ́хъ Влады́ка, ниже́ усрами́тся вельмо́жи, я́ко ма́ла и вели́ка се́й сотвори́, подо́бнѣ же проразумѣва́етъ о всѣ́хъ:

держа́внымъ же крѣ́пко настои́тъ испыта́нiе.

Къ ва́мъ у́бо, О, ца́рiе, словеса́ моя́, да научи́теся прему́дрости и не паде́те:

и́бо сохраня́ющiи преподо́бнѣ преподо́бная преподо́бни бу́дутъ, и и́же научи́вшiися си́мъ, обря́щутъ отвѣ́тъ.

Возжелѣ́йте у́бо слове́съ мои́хъ, возлюби́те и накажи́теся.

Свѣтла́ и не увяда́ема е́сть прему́дрость, и удо́бно ви́дится от лю́бящихъ ю́, и обря́щется от и́щущихъ ю́:

предваря́етъ жела́ющымъ предувѣ́дѣтися.

У́треневавый къ не́й не утруди́тся: присѣдя́щую бо обря́щетъ при вратѣ́хъ свои́хъ.

Е́же бо мы́слити о не́й, ра́зума [е́сть] соверше́нство, и бдя́й ея́ ра́ди вско́рѣ безъ печа́ли бу́детъ:

я́ко досто́йныхъ ея́ сама́ обхо́дитъ и́щущи, и на стезя́хъ показу́ется и́мъ благопрiя́тно, и во все́мъ провидѣ́нiи срѣта́етъ и́хъ.

Нача́ло бо ея́ и́стиннѣйшее наказа́нiя возжелѣ́нiе,

попече́нiе же наказа́нiя любы́, любы́ же хране́нiе зако́новъ ея́,

хране́нiе же зако́новъ утвержде́нiе нерастлѣ́нiя [е́сть], нерастлѣ́нiе же твори́тъ бли́зъ бы́ти Бо́га:

возжелѣ́нiе у́бо прему́дрости возво́дитъ къ ца́рству [вѣ́чному].

А́ще у́бо наслажда́етеся престо́лами и ски́птры, О, ца́рiе люді́й, почти́те прему́дрость, да во вѣ́ки ца́рствуете.

Что́ же е́сть прему́дрость, и ка́ко бы́сть, возвѣщу́,

и не утаю́ от ва́съ та́инъ, но от нача́ла рожде́нiя изслѣ́жду,

и положу́ на свѣ́тъ ра́зумъ ея́ и не премину́ю и́стины,

ниже́ за́вистiю та́ющему спу́тьствую, я́ко се́й не бу́детъ прича́стникъ прему́дрости.

Мно́жество же прему́дрыхъ спасе́нiе мíру, и ца́рь прему́дръ утвержде́нiе лю́демъ.

Сего́ ра́ди прiими́те наказа́нiе по словесе́мъ мои́мъ, и поле́зно бу́детъ ва́мъ.

Е́смь бо и а́зъ человѣ́къ сме́ртенъ, подо́бенъ всѣ́мъ и земноро́днаго вну́къ первозда́ннаго:

и во чре́вѣ ма́терни изобрази́хся пло́ть, въ десятомѣ́сячнѣмъ вре́мени согусти́вся въ кро́ви от сѣ́мене му́жеска и услажде́нiя сно́мъ соше́дшагося.

И а́зъ рожде́нъ воспрiя́хъ о́бщаго а́ера и на подобостра́стную зе́млю спадо́хъ, пе́рвый гла́съ подо́бный всѣ́мъ испусти́хъ пла́ча:

въ пелена́хъ воскормле́нъ е́смь, и съ [вели́кимъ] прилѣжа́нiемъ:

ни еди́нъ бо ца́рь и́но имѣ́ рожде́нiя нача́ло,

еди́нъ бо вхо́дъ всѣ́мъ е́сть въ житiе́, подо́бенъ же и исхо́дъ.

Сего́ ра́ди помоли́хся, и да́нъ бы́сть мнѣ́ ра́зумъ: призва́хъ, и прiи́де на мя́ ду́хъ прему́дрости.

Предсуди́хъ ю́ па́че ски́птровъ и престо́ловъ, и бога́тство ничто́же вмѣни́хъ ко сравне́нiю тоя́,

ниже́ уподо́бихъ ея́ ка́меню драгоцѣ́нному, я́ко все́ зла́то предъ не́ю песо́къ ма́лый, и я́ко бре́нiе вмѣни́тся предъ не́ю сребро́:

па́че здра́вiя и красоты́ возлюби́хъ ю́ и предъизбра́хъ ю́ вмѣ́сто свѣ́та имѣ́ти, я́ко неугаса́емо е́сть блиста́нiе ея́.

Прiидо́ша же мнѣ́ блага́я вся́ вку́пѣ съ не́ю и безчи́слено бога́тство рука́ма ея́:

и возвесели́хся о всѣ́хъ, я́ко и́ми облада́етъ прему́дрость: не вѣ́дѣхъ же ю́ роди́телницу бы́ти си́хъ.

Неле́стнѣ научи́хся, безъ за́висти преподаю́ и бога́тства ея́ не сокрыва́ю:

неоску́дно бо е́сть сокро́вище человѣ́комъ, е́же употреби́вшiи къ Бо́гу посла́шася въ содруже́нiе, дара́ми от наказа́нiя предста́влени.

Мнѣ́ же даде́ Бо́гъ глаго́лати по разумѣ́нiю и мнѣ́ти досто́йнѣ о подава́емыхъ, я́ко то́й и прему́дрости предводи́тель е́сть и прему́дрыхъ испра́витель:

въ руку́ бо его́ и мы́ и словеса́ на́ша, и вся́кiй ра́зумъ и дѣ́лъ худо́жество.

Се́й бо даде́ мнѣ́ о су́щихъ позна́нiе нело́жное, позна́ти составле́нiе мíра и дѣ́йствiе стихі́й,

нача́ло и коне́цъ и среди́ну време́нъ, возвра́товъ премѣ́ны и измѣне́нiя време́нъ,

лѣ́тъ кру́ги и звѣ́здъ расположе́нiя,

естество́ живо́тныхъ и гнѣ́въ звѣре́й, вѣ́тровъ уси́лiе и помышле́нiя человѣ́ковъ, ра́знство лѣ́тораслемъ и си́лы коре́нiй.

И ели́ка су́ть скры́та и я́вна, позна́хъ: всѣ́хъ бо худо́жница научи́ мя прему́дрость.

Е́сть бо въ то́й ду́хъ ра́зума свя́тъ, единоро́дный, многоча́стный, то́нкiй, благодви́жный, свѣ́тлый, нескве́рный, я́сный, невреди́телный, благолюби́вый, о́стръ, невозбра́ненъ, благодѣ́лателенъ,

человѣколюби́въ, извѣ́стный, крѣ́пкiй, безпеча́льный, всеси́льный, всеви́дяй, и сквозѣ́ вся́ проходя́й ду́хи разуми́чныя, чи́стыя, тонча́йшыя.

Вся́каго бо движе́нiя подви́жнѣйша е́сть прему́дрость: достиза́етъ же и проница́етъ сквозѣ́ вся́ческая ра́ди [своея́] чистоты́.

Па́ра бо е́сть си́лы Бо́жiя и излiя́нiе Вседержи́теля сла́вы чи́стое: сего́ ра́ди ничто́же оскверне́но на ню́ напа́даетъ.

Сiя́нiе бо е́сть свѣ́та присносу́щнаго и зерца́ло непоро́чно Бо́жiя дѣ́йствiя и о́бразъ благосты́ни его́.

Еди́на же су́щи вся́ческая мо́жетъ, и пребыва́ющи въ себѣ́ вся́ обновля́етъ, и по родо́мъ въ ду́шы преподо́бныхъ преходя́щи, дру́ги Бо́жiя и проро́ки устроя́етъ:

ни кого́же бо лю́битъ Бо́гъ, то́кмо сего́, и́же со прему́дростiю пребыва́етъ.

Е́сть бо сiя́ благолѣ́пнѣе со́лнца и па́че вся́каго расположе́нiя звѣ́здъ: свѣ́ту соравня́ема обрѣта́ется пе́рвая:

сего́ бо прее́млетъ но́щь, прему́дрости же не одолѣ́етъ зло́ба.

Досяза́етъ же от конца́ да́же до конца́ крѣ́пко и управля́етъ вся́ бла́го.

Сiю́ возлюби́хъ и поиска́хъ от ю́ности моея́, и взыска́хъ невѣ́сту привести́ себѣ́, и люби́тель бы́хъ красоты́ ея́.

Благоро́дство сла́витъ сожи́тiе Бо́жiе иму́щи, и всѣ́хъ Влады́ка возлюби́ ю́:

таи́бница бо е́сть Бо́жiя хи́трости и обрѣта́телница дѣ́лъ его́.

И а́ще бога́тство е́сть вожделѣ́нное притяжа́нiе въ животѣ́, что́ прему́дрости богатѣ́йше, е́юже дѣ́лаются вся́?

А́ще же ра́зумъ дѣ́лаетъ, кто́ ея́ от су́щихъ лу́чшiй худо́жникъ е́сть?

И а́ще пра́вду лю́битъ кто́, труды́ ея́ су́ть добродѣ́тели: цѣлому́дрiю бо и ра́зуму учи́тъ, пра́вдѣ и му́жеству, и́хже потре́бнѣе ничто́же е́сть въ житiи́ человѣ́комъ.

А́ще же и мно́гаго иску́сства жела́етъ кто́, вѣ́сть дре́вняя и бы́ти хотя́щая разсмотря́етъ: свѣ́сть изви́тiя слове́съ и разрѣше́нiя гада́нiй, зна́менiя и чудеса́ проразумѣва́етъ и сбытiя́ време́нъ и лѣ́тъ.

Суди́хъ у́бо сiю́ привести́ мнѣ́ къ сожи́тiю, вѣ́дый, я́ко бу́детъ ми́ совѣ́тница благи́хъ и утѣше́нiе попече́нiй и печа́ли.

Имѣ́ти бу́ду ра́ди ея́ сла́ву въ наро́дѣхъ и че́сть предъ ста́рцы, ю́нъ сы́й:

о́стръ обря́щуся въ судѣ́, и ли́ца си́льныхъ удивя́тся мнѣ́:

молча́щу ми́ потерпя́тъ и вѣща́ющу ми́ и́мутъ внима́ти, и глаго́лющу ми́ о мно́зѣ, ру́ку положа́тъ на уста́ своя́.

Сея́ ра́ди прiиму́ безсме́ртiе и па́мять вѣ́чную су́щымъ по мнѣ́ оста́влю:

упра́влю лю́ди, и язы́цы покоря́тся ми́:

убоя́тся мене́ слы́шавшiи мучи́телiе стра́шнiи: во мно́жествѣ явлю́ся бла́гъ и въ бра́ни крѣ́покъ.

Вше́дъ въ до́мъ мо́й упоко́юся съ не́ю: не бо́ и́мать го́рести сообще́нiе ея́, ни болѣ́зни сожи́тiе тоя́, но весе́лiе и ра́дость.

Сiя́ помы́сливъ во мнѣ́, печа́хся въ се́рдцы мое́мъ, я́ко безсме́ртiе е́сть въ сро́дствѣ прему́дрости,

и въ содруже́нiи ея́ услажде́нiе бла́го, и въ трудѣ́хъ руку́ ея́ бога́тство безъ оскудѣ́нiя, и въ сообуче́нiи бесѣ́ды ея́ ра́зумъ, и благосла́вiе въ приобще́нiи слове́съ ея́, обхожда́хъ и́шущь, да воспрiиму́ ю́ въ себе́.

О́трокъ же бѣ́хъ остроу́менъ, ду́шу же получи́хъ бла́гу:

па́че же бла́гъ сы́й прiидо́хъ въ тѣ́ло нескве́рно.

Позна́въ же, я́ко не и́нако одержу́, а́ще не Бо́гъ да́стъ, и сiе́ же бѣ́ ра́зума, е́же вѣ́дѣти, чiя́ е́сть благода́ть, прiидо́хъ ко Го́споду и моли́хся ему́, и реко́хъ от всего́ се́рдца моего́:

Бо́же отце́въ и Го́споди ми́лости твоея́, сотвори́вый вся́ сло́вомъ твои́мъ

и прему́дростiю твое́ю устро́ивый человѣ́ка, да владѣ́етъ сотворе́нными от тебе́ тва́рьми,

и да управля́етъ мíръ въ преподо́бiи и пра́вдѣ, и въ правотѣ́ души́ су́дъ да су́дитъ:

да́ждь мнѣ́ твои́мъ престо́ломъ присѣдя́щую прему́дрость и не отри́ни мене́ от о́трокъ твои́хъ:

я́ко а́зъ ра́бъ тво́й и сы́нъ рабы́ни твоея́, человѣ́къ не́мощенъ и маловре́мененъ и ума́ленъ въ ра́зумѣ суда́ и зако́новъ.

А́ще бо кто́ бу́детъ и соверше́нъ въ сынѣ́хъ человѣ́ческихъ, отсу́тствующей твое́й прему́дрости, ни во что́же вмѣни́тся.

Ты́ избра́лъ мя́ еси́ царя́ лю́демъ твои́мъ и судiю́ сыно́мъ твои́мъ и дще́ремъ,

и ре́клъ ми́ еси́ созда́ти хра́мъ въ горѣ́ святѣ́й твое́й и во гра́дѣ обита́нiя твоего́ олта́рь, подо́бiемъ ски́нiи [твоея́] святы́я, ю́же предугото́валъ еси́ от нача́ла.

И съ тобо́ю прему́дрость вѣ́дущая дѣла́ твоя́ и прису́тствующая тогда́, егда́ мíръ твори́лъ еси́, и вѣ́дущая, что́ е́сть уго́дно предъ очи́ма твои́ма и что́ пра́во въ за́повѣдехъ твои́хъ:

посли́ ю́ съ небе́съ святы́хъ и от престо́ла сла́вы твоея́ посли́ ю́: да су́щи со мно́ю труди́тся, и увѣ́мъ, что́ благоуго́дно е́сть предъ тобо́ю:

вѣ́сть бо она́ вся́ и разумѣ́етъ, и наста́витъ мя́ въ дѣ́лѣхъ мои́хъ цѣлому́дреннѣ и сохрани́тъ мя́ во сла́вѣ свое́й:

и бу́дутъ прiя́тна дѣла́ моя́, и разсужду́ лю́ди твоя́ пра́веднѣ, и бу́ду досто́инъ престо́ловъ отца́ моего́.

Кто́ бо от человѣ́къ позна́етъ совѣ́тъ Бо́жiй? или́ кто́ помы́слитъ, что́ хо́щетъ Бо́гъ?

Помышле́нiя бо сме́ртныхъ боязли́ва, и погрѣши́телна умышле́нiя на́ша:

тѣ́ло бо тлѣ́нное отягоща́етъ ду́шу, и земно́е жили́ще обременя́етъ у́мъ многопопечи́теленъ.

И едва́ разумѣва́емъ, я́же на земли́, и я́же въ рука́хъ обрѣта́емъ со трудо́мъ: а я́же на небесѣ́хъ, кто́ изслѣ́ди?

Во́лю же твою́ кто́ позна́, а́ще бы не ты́ да́лъ еси́ прему́дрость и посла́лъ еси́ Ду́ха свята́го твоего́ от высоты́?

И та́ко испра́вишася стези́ су́щихъ на земли́, и я́же тебѣ́ уго́дна, научи́шася человѣ́цы

и прему́дростiю спасо́шася.

Сiя́ первозда́ннаго отца́ мíру еди́наго созда́ннаго сохрани́ и изведе́ его́ от грѣха́ его́,

даде́ же ему́ крѣ́пость содержа́ти вся́ческая.

Отступи́въ же от нея́ непра́ведный во гнѣ́вѣ свое́мъ со братоубі́йственными поги́бе я́ростьми:

его́же ра́ди потопля́ему зе́млю па́ки спасе́ прему́дрость, ма́лымъ дре́вомъ пра́ведника соблю́дши.

Сiя́ и во единомы́слiи лука́вства смѣ́шеныхъ язы́ковъ обрѣ́те пра́ведника и сохрани́ его́ непоро́чна Бо́гу, и въ поболѣ́нiи о ча́дѣ крѣ́пка соблюде́.

Сiя́ пра́веднаго, погиба́ющымъ нечести́вымъ, изба́ви бѣжа́щаго от огня́ низходя́ща на пя́ть градо́въ:

и́хже еще́ свидѣ́телство лука́вствiя дымя́щаяся стои́тъ земля́ пуста́, и несоверше́нными времены́ плодонося́щая древеса́, и невѣ́рныя души́ па́мять стоя́щь сто́лпъ сла́нъ.

Прему́дрость бо мимоходя́щiи не то́кмо повреди́шася, е́же не вѣ́дѣти бла́га, но и безу́мiя своего́ оста́виша житiю́ па́мять, да въ ни́хже согрѣши́ша, ниже́ утаи́тися возмо́гутъ.

Прему́дрость же служа́щихъ е́й от болѣ́зней изба́ви.

Сiя́ бѣжа́щаго от гнѣ́ва бра́тня пра́ведника наста́ви на стези́ пра́вы и показа́ ему́ ца́рствiе Бо́жiе и даде́ ему́ ра́зумъ святы́хъ, почте́ его́ въ трудѣ́хъ и умно́жи труды́ его́.

Во оби́дѣ обдержа́щихъ его́ предста́ ему́ и обогати́ его́,

сохрани́ его́ от вра́гъ, и от навѣ́тующихъ защити́ его́, и по́двигъ крѣ́покъ на побѣ́ду даде́ ему́, да увѣ́сть, я́ко всѣ́хъ сильнѣ́е е́сть благоче́стiе.

Сiя́ прода́наго пра́ведника не оста́ви, но от грѣха́ изба́ви его́: сни́де съ ни́мъ въ ро́въ,

и во у́захъ не оста́ви его́, до́ндеже принесе́ ему́ ски́птръ ца́рствiя и вла́сть на му́чащихъ его́: лжи́выхъ же показа́, поро́къ сотво́ршихъ на́нь, и даде́ ему́ сла́ву вѣ́чную.

Сiя́ люде́й преподо́бныхъ и сѣ́мя непоро́чное изба́ви от язы́къ оскорбля́ющихъ:

вни́де въ ду́шу раба́ Госпо́дня и воста́ проти́ву царе́й стра́шныхъ въ чудесѣ́хъ и зна́менiихъ.

Воздаде́ преподо́бнымъ мзду́ трудо́въ и́хъ, наста́ви и́хъ въ пу́ть ди́венъ и бы́сть и́мъ въ покро́въ дне́мъ и въ пла́мень звѣ́здъ въ нощи́.

Преведе́ и́хъ по мо́рю чермно́му и проведе́ и́хъ сквозѣ́ во́ду мно́гу:

враги́ же и́хъ потопи́ и изъ глубины́ бе́здны изри́ну и́хъ.

Сего́ ра́ди пра́веднiи взя́ша коры́сти нечести́выхъ и воспѣ́ша, Го́споди, и́мя свято́е твое́, и одолѣ́телницу ру́ку твою́ похвали́ша единоду́шнѣ:

я́ко прему́дрость отве́рзе уста́ нѣмы́хъ и язы́ки младе́нцемъ сотвори́ я́сны.

Упра́ви дѣла́ и́хъ руко́ю проро́ка свята́го:

проидо́ша пусты́ню необита́нную и въ непроходи́мыхъ водрузи́ша ку́щы,

сопроти́вишася супоста́томъ и отмсти́ша враго́мъ:

возжада́ша и призва́ша тебе́, и дана́ бы́сть и́мъ вода́ от ка́мене несѣко́маго и изцѣле́нiе жа́жды от ка́мене же́стока.

И́миже бо нака́зани бы́ша врази́ и́хъ,

си́ми сі́и во оскудѣ́нiи су́ще благодѣ́телствовани бы́ша:

за исто́чникъ у́бо приснотеку́щiя рѣки́, кро́вiю излiя́нною смяте́нныя,

во обличе́нiе младенцеубі́йственнаго повелѣ́нiя, да́лъ еси́ и́мъ изоби́лну во́ду безнаде́жно,

показа́въ тогда́ жа́ждею, ка́ко проти́вныхъ уму́чилъ еси́.

Егда́ бо искуше́ни бы́ша и въ ми́лости нака́зани, позна́ша, ка́ко во гнѣ́вѣ суди́мiи нечести́вiи му́чишася:

си́хъ бо я́ко Оте́цъ уча́щь искуси́лъ еси́, о́нѣхъ же я́ко же́стокъ Ца́рь осужда́я истяза́лъ еси́.

Отстоя́щiи же и прису́тствующiи та́кожде му́чишася:

сугу́ба бо и́хъ прiя́тъ печа́ль и стена́нiе съ па́мятiю мину́вшихъ.

Егда́ бо слы́шаху свои́ми муче́нiи благодѣ́йствуемыхъ о́ныхъ, познава́ху Го́спода:

его́же бо дре́вле во отложе́нiи отве́ржена отреко́шася смѣю́щеся, при концы́ собы́тiя удиви́шася, неподо́бною пра́веднымъ томи́ми жа́ждею.

За помышле́нiя же безу́мная непра́вды и́хъ, въ ни́хже заблуди́вше почита́ху безслове́сная пресмыка́ющаяся и звѣре́й худы́хъ, посла́лъ еси́ и́мъ мно́жество безслове́сныхъ живо́тныхъ во отмще́нiе,

да позна́ютъ, я́ко и́миже кто́ согрѣша́етъ, си́ми и му́чится.

Не неможа́ше бо всеси́льная рука́ твоя́, я́же сотвори́ мíръ от безобра́знаго вещества́, посла́ти на ни́хъ мно́жество медвѣ́дей, или́ лю́тыхъ льво́въ,

или́ новосозда́нныхъ я́рости испо́лненыхъ звѣре́й незна́емыхъ, или́ о́гненнымъ ды́шущихъ ду́хомъ, или́ злосмра́дный произнося́щихъ ды́мъ, или́ стра́шныя изъ оче́й и́скры испуска́ющихъ:

и́хже не то́кмо вре́дъ можа́ше истреби́ти я́, но и зра́къ устраша́ющь погуби́ти.

И безъ тѣ́хъ, еди́нымъ ду́хомъ па́сти мого́ша, от суда́ гони́ми и развѣ́яни от Ду́ха си́лы твоея́: но вся́ мѣ́рою и число́мъ и вѣ́сомъ расположи́лъ еси́.

Е́же бо мно́го мощи́, прису́тствуетъ тебѣ́ всегда́, и держа́вѣ мы́шцы твоея́ кто́ сопроти́вится?

Поне́же, я́коже стра́жикъ въ превѣ́сѣхъ, [та́ко] ве́сь мíръ предъ тобо́ю, и я́ко ка́пля росы́ у́треннiя, сходя́щiя на зе́млю.

Ми́луеши же всѣ́хъ, я́ко вся́ мо́жеши, и презира́еши грѣхи́ человѣ́комъ въ покая́нiе.

Лю́биши же су́щая вся́, и ни чесого́же гнуша́ешися, я́же сотвори́лъ еси́: ниже́ бо ненави́дя что́ устро́илъ еси́.

Ка́ко же пребы́ло бы что́, а́ще бы ты́ не изво́лилъ еси́? или́, е́же не нарѣче́но от тебе́, сохрани́лося бы?

Щади́ши же вся́, я́ко твоя́ су́ть, Влады́ко Ду́шелю́бче!

Нетлѣ́нный бо Ду́хъ тво́й е́сть во всѣ́хъ.

Тѣ́мже заблужда́ющихъ пома́лу облича́еши, и въ ни́хже согрѣша́ютъ, воспомина́я учи́ши, да премѣни́вшеся от зло́бы вѣ́руютъ въ тя́, Го́споди.

И дре́внихъ бо обита́телей земли́ святы́я твоея́ возненави́дѣвъ,

ра́ди дѣя́нiй злы́хъ волшве́нiй, я́же творя́ху, и же́ртвъ непреподо́бныхъ,

и чадоубі́йцъ неми́лостивыхъ, и утробоя́дцевъ человѣ́ческихъ пло́тей, и кровопі́йцевъ от среды́ святы́ни твоея́,

и роди́телей уби́вшихъ ду́шы безпомо́щныя, восхотѣ́лъ еси́ погуби́ти рука́ми оте́цъ на́шихъ:

да досто́йное прiи́метъ преселе́нiе отроко́въ Бо́жiихъ, я́же у тебе́ всѣ́хъ дража́йшая земля́.

Но и си́хъ я́ко человѣ́ковъ пощади́лъ еси́, посла́лъ же еси́ предтеку́щыя во́инства твоего́ о́сы, я́ко да тѣ́хъ пома́лу истребя́тъ.

Не неси́ленъ еси́ во бра́ни покори́ти нечести́выхъ пра́веднымъ, или́ звѣ́ремъ свирѣ́пымъ, или́ сло́вомъ же́стокимъ до еди́наго потреби́ти:

судя́щь же пома́лу дава́лъ еси́ мѣ́сто покая́нiю, не невѣ́дяй, я́ко лука́въ ро́дъ и́хъ и есте́ственная зло́ба и́хъ, и я́ко не премѣни́тся помышле́нiе и́хъ во вѣ́къ.

Сѣ́мя бо бѣ́ про́клято от нача́ла: ниже́ боя́йся кого́, отпуще́нiе дая́лъ еси́ грѣхо́мъ и́хъ.

Кто́ бо рече́тъ [тебѣ́]: что́ сотвори́лъ еси́? Или́ кто́ ста́нетъ проти́ву суду́ твоему́? кто́ же истя́жетъ тя́ о язы́цѣхъ поги́бшихъ, и́хже ты́ сотвори́лъ еси́? или́ кто́ въ предста́телство тебѣ́ прiи́детъ, отмсти́тель на непра́ведныя человѣ́ки?

Нѣ́сть бо и́нъ Бо́гъ ра́звѣ тебе́, и́же ради́ши о всѣ́хъ, да пока́жеши, я́ко не непра́во суди́лъ еси́.

Ниже́ ца́рь, или́ мучи́тель проти́ву тебе́ воззрѣ́ти мо́жетъ, о и́хже погуби́лъ еси́.

Пра́веднъ же сы́й, пра́ведно вся́ управля́еши, недо́лжнаго же му́читися осуди́ти чу́ждо мни́ши твоея́ си́лы.

Крѣ́пость бо твоя́ пра́вды нача́ло и е́же надъ всѣ́ми твое́ Влады́чество, всѣ́хъ щадѣ́ти твори́тъ.

Крѣ́пость бо показу́еши невѣ́рующымъ о соверше́нствѣ си́лы, а въ вѣ́дущихъ де́рзость облича́еши.

Ты́ же Влады́чествуяй си́лою въ кро́тости су́диши и съ вели́кимъ щадѣ́нiемъ разсмотря́еши на́съ: съ тобо́ю бо е́сть, егда́ хо́щеши, е́же мощи́.

Научи́лъ же еси́ лю́ди твоя́ сицевы́ми дѣ́лы, я́ко подоба́етъ пра́ведному бы́ти человѣколю́бцу, и благонаде́жны сотвори́лъ еси́ Сы́ны твоя́, я́ко дае́ши о грѣсѣ́хъ покая́нiе.

А́ще бо враги́ отроко́въ твои́хъ и до́лжныхъ сме́рти съ толи́кимъ му́чилъ еси́ вня́тiемъ и щадѣ́нiемъ, дая́й времена́ и мѣ́сто, и́миже бы измѣни́лися от зло́бы:

съ коли́кимъ прилѣжа́нiемъ суди́лъ еси́ Сы́ны твоя́, и́хже отце́мъ кля́твы и завѣ́ты да́лъ еси́ благи́хъ обѣща́нiй.

На́съ у́бо наказу́я, враги́ на́шя тма́ми бiе́ши, да благосты́ню твою́ помышля́емъ судя́ще, суди́ми же ча́емъ ми́лости.

Отону́дуже и непра́ведныхъ, во безу́мiи пожи́вшихъ живо́тъ, сво́йственными и́хъ ме́рзостьми му́чилъ еси́,

и́бо въ путе́хъ заблужде́нiя должа́е заблуди́ша, бо́ги мня́ще, я́же и во живо́тныхъ вра́жiихъ безче́стна, а́ки младе́нцы безу́мнiи прельсти́вшеся.

Сего́ ра́ди я́ко отроко́мъ несмы́сленнымъ су́дъ въ поруга́нiе посла́лъ еси́:

и́же поруга́ньми преще́нiя не наказа́вшеся, досто́йна суда́ Бо́жiя иску́сятъ.

Въ ни́хже бо ті́и стра́ждуще негодова́ху, въ си́хъ, и́хже мня́ху бы́ти бо́ги, въ тѣ́хъ му́чими, ви́дяще его́же пре́жде отмета́хуся зна́ти, ²⁸Бо́га и́стиннаго позна́ша:^–

^–тѣ́мже и коне́цъ осужде́нiя прiи́де на ня́.

Су́етни у́бо вси́ человѣ́цы есте́ственнѣ, въ ни́хже обрѣта́ется невѣ́дѣнiе о Бо́зѣ, и от ви́димыхъ бла́гъ не возмого́ша уразумѣ́ти су́щаго, ни дѣло́мъ вне́млюще позна́ша хитреца́:

но или́ о́гнь, или́ ду́хъ, или́ ско́ръ возду́хъ, или́ кру́гъ звѣ́здный, или́ зѣ́лную во́ду, или́ свѣти́ла небе́сная, строи́тели мíру бо́ги [бы́ти] возмнѣ́ша.

И́хже а́ще у́бо красото́ю услажда́ющеся, сiя́ бо́ги возмнѣ́ша, да увѣ́дятъ, коли́ко си́хъ Влады́ка е́сть лу́чшiй: красоты́ бо родонача́лникъ созда́ я́.

А́ще же си́лѣ и дѣ́йствiю удиви́шася, да уразумѣ́ютъ от ни́хъ, коли́ко сотвори́вый сiя́ си́льнѣйшiй е́сть:

от вели́чества бо красоты́ созда́нiй сравни́телно рододѣ́латель и́хъ познава́ется.

Но оба́че на си́хъ е́сть уничиже́нiе ма́ло, и́бо са́ми сі́и не́гли прельща́ются, Бо́га и́щуще и хотя́ще обрѣсти́:

въ дѣ́лѣхъ бо его́ живу́ще изслѣ́дуютъ и увѣщава́ются зра́комъ, я́ко бла́га ви́димая.

Па́ки ниже́ сі́и проще́нiя досто́йни:

а́ще бо толи́ко возмого́ша вѣ́дѣти, да возмо́гутъ уразумѣ́ти вѣ́къ, си́хъ же Влады́ку ка́ко скорѣ́е не обрѣто́ша?

Окая́нни же су́ть, и въ ме́ртвыхъ упова́нiя и́хъ, и́же назва́ша бо́ги дѣла́ ру́къ человѣ́ческихъ, зла́то и сребро́, хи́трости умышле́нiе, и подо́бiя живо́тныхъ, или́ ка́менiе неключи́мо, дѣ́ло руки́ дре́внiя.

А́ще же кто́ дровосѣ́чецъ текто́нъ, уго́дное дре́во отсѣ́къ, оте́шетъ благохудо́жнѣ всю́ кору́ его́, и хи́трствуя благолѣ́пнѣ сотвори́тъ уго́денъ сосу́дъ во употребле́нiе житiя́,

оста́нки же дѣ́ла на угото́ванiе бра́шна изнури́въ насы́тися:

оста́нокъ же и́же от ни́хъ ни во что́ благопотре́бенъ, дре́во кри́во и су́чiя по́лно, прiи́мъ извая́ съ прилѣжа́нiемъ пра́здности своея́ и иску́сствомъ ра́зума изобрази́ его́, и уподо́би его́ о́бразу человѣ́чу,

или́ нѣ́коему живо́тному ничто́жному уподо́би его́, пома́завъ ша́рами разли́чными и очервлени́въ ви́дъ его́, и вся́къ поро́къ, и́же на не́мъ е́сть, изма́завъ,

и сотвори́въ ему́ досто́йное его́ обита́нiе, на стѣнѣ́ поста́ви е́, укрѣпи́въ желѣ́зомъ.

Да не у́бо паде́тъ, предумы́сли о не́мъ, вѣ́дый, я́ко не мо́жетъ помощи́ себѣ́: и́бо и́долъ е́сть и тре́буетъ по́мощи.

О стяжа́нiихъ же и о бра́цѣхъ и ча́дѣхъ свои́хъ моля́ся, не стыди́тся къ безду́шному глаго́ля,

и о здра́вiи у́бо немощно́е призыва́етъ, и о животѣ́ ме́ртвое мо́литъ, и въ по́мощь неключи́мое призыва́етъ,

и о путеше́ствiи [про́ситъ] ниже́ ходи́ти могу́щаго, и о притяжа́нiи и дѣя́нiи и о ру́къ подтвержде́нiи некрѣ́пкаго рука́ми, му́жества про́ситъ от того́, е́же всѣ́хъ е́сть немощнѣ́йшее.

Плы́ти па́ки кто́ помы́сливъ и сверѣ́пыя во́лны преходи́ти, нося́щаго его́ корабля́ тлѣ́ннѣйшее дре́во призыва́етъ:

о́ное бо жела́нiе пристяжа́нiй умы́сли, хитре́цъ же му́дростiю содѣ́ла:

тво́й же, о́тче, устроя́етъ про́мыслъ: я́ко да́лъ еси́ и въ мо́ри пу́ть и въ волна́хъ стезю́ крѣ́пкую,

показу́я, я́ко си́ленъ еси́ от вся́каго спасти́, а́ще и безъ худо́жества кто́ взы́детъ.

Хо́щеши же, да не бу́дутъ пра́здна дѣла́ прему́дрости твоея́: сего́ ра́ди и малѣ́йшему дре́ву ввѣря́ютъ человѣ́цы ду́шы [своя́], и преходя́ще во́лны кораблеце́мъ изба́влени су́ть.

И от нача́ла бо, егда́ погиба́ху го́рдiи исполи́ни, упова́нiе мíра въ кораблецѣ́ избѣжа́вшее, оста́ви вѣ́ку сѣ́мя рожде́нiя, руко́ю твое́ю устро́ено.

Благослове́но бо дре́во, и́мже быва́етъ пра́вда.

Рукотворе́нное же про́клято е́сть, и сотвори́вый е́: я́ко о́въ у́бо содѣ́ла, сiе́ же тлѣ́нное бо́гомъ именова́ся.

Въ ра́внѣ бо ненави́дима су́ть Бо́гу и нече́ствуяй, и нече́стiе его́:

и́бо сотворе́ное съ сотво́ршимъ му́чимо бу́детъ.

Сего́ ра́ди и во и́долѣхъ язы́ческихъ бу́детъ ка́знь, я́ко въ созда́нiи Бо́жiи въ ме́рзость сотворе́ни су́ть и въ собла́зны душа́мъ человѣ́ческимъ и въ сѣ́ть нога́мъ бу́ихъ.

Нача́ло бо блуже́нiя умышле́нiе и́доловъ: изобрѣ́тенiе же и́хъ тлѣ́нiе живота́.

Ниже́ бо бы́ша от нача́ла, ниже́ бу́дутъ во вѣ́ки:

тщесла́вiемъ бо человѣ́ческимъ внидо́ша въ мíръ, и сего́ ра́ди кра́токъ и́хъ коне́цъ вмѣни́ся.

Го́рькимъ бо пла́чемъ сѣ́туя оте́цъ ско́ро восхище́наго ча́да о́бразъ сотвори́въ, его́же тогда́ человѣ́ка ме́ртва, ны́нѣ я́ко бо́га почте́: и предаде́ подру́чнымъ та́йны и же́ртвы:

пото́мъ вре́менемъ возмо́гшiй нечести́вый обы́чай, а́ки зако́нъ храни́мь бы́сть, и мучи́телей повелѣ́нiемъ почита́ема бя́ху изва́янная:

и́хже въ лице́ не могу́ще чествова́ти человѣ́цы да́льнаго ра́ди обита́нiя, издале́ча лице́ изобрази́вше, я́вный о́бразъ почита́емаго царя́ сотвори́ша, я́ко да отстоя́щаго а́ки бли́зъ су́щаго ласка́ютъ со прилѣжа́нiемъ.

Въ продолже́нiе же злоче́стiя и не разумѣ́ющихъ прину́ди худо́жниково любоче́стiе.

Се́й бо хотя́ угоди́ти держа́вствующему, произведе́ хи́тростiю [свое́ю] подо́бiе на лу́чшее:

мно́жество же человѣ́къ, привлече́но благообра́зiемъ дѣ́ла, пре́жде вма́лѣ чествова́наго человѣ́ка ны́нѣ въ бо́га вмѣни́ша.

И сiе́ бы́сть житiю́ въ прельще́нiе, я́ко или́ злоключе́нiю, или́ мучи́телству послужи́вше человѣ́цы, несоо́бщно и́мя ка́менiю и древа́мъ обложи́ша.

Посе́мъ не дово́лно бѣ́ прельща́тися о Бо́жiи ра́зумѣ, но и въ вели́цѣй живу́ще безу́мiя бра́ни, толи́кая зла́я мíръ имену́ютъ.

И́бо или́ дѣтоубі́йственныя же́ртвы, или́ сокрове́нныя та́йны, или́ неи́стовныя от ины́хъ зако́новъ пи́ршества творя́ше,

ниже́ житiя́, ниже́ бра́ковъ чи́стыхъ еще́ храня́тъ: еди́нъ же друга́го или́ навѣ́томъ убива́етъ, или́ блудя́ оскорбля́етъ.

Вся́ же смѣ́шена су́ть, кро́вь и убі́йство, татьба́ и ле́сть, растлѣ́нiе, невѣ́рство, смяте́нiе, заклина́нiе, молва́ благи́хъ,

благода́ти забве́нiе, душа́мъ оскверне́нiе, рожде́нiю премѣне́нiе, бра́ковъ безчи́нiе, прелюбодѣя́нiе и студодѣя́нiе.

Недосто́йныхъ бо и́мене и́доловъ служе́нiе нача́ло вся́каго зла́, и вина́ и коне́цъ е́сть:

и́бо или́ веселя́щеся неи́стовствуютъ, или́ проро́чествуютъ ло́жная, или́ живу́тъ непра́веднѣ, или́ клену́тся ско́ро.

На безду́шныя бо и́долы надѣ́ющеся, злѣ́ клену́щеся казни́ми бы́ти не ча́ютъ.

За обоя́ же на ни́хъ прiи́детъ су́дъ: поне́же злѣ́ му́дрствоваша о Бо́зѣ, вне́млюще и́доломъ, и непра́ведно кля́шася ле́стiю, презрѣ́вше преподо́бiе.

Не бо́ си́ла клену́щихъ, но согрѣша́ющымъ су́дъ нахо́дитъ всегда́ на преступле́нiе непра́ведныхъ.

Ты́ же Бо́гъ на́шъ бла́гъ и и́стиненъ, долготерпѣли́въ и въ ми́лости управля́яй вся́.

И́бо а́ще согрѣши́мъ, твои́ есмы́, вѣ́дуще держа́ву твою́: и а́ще не согрѣши́мъ, вѣ́мы, я́ко тебѣ́ вмѣни́хомся.

Е́же бо зна́ти тебе́, всесоверше́на [е́сть] пра́вда, и вѣ́дѣти держа́ву твою́, ко́рень е́сть безсме́ртiя.

Ниже́ бо прельсти́ на́съ человѣ́ческое злохи́трое умышле́нiе, ниже́ сѣннопи́саныхъ тру́дъ безпло́дный, ви́дъ изва́янъ разли́чными ша́ры,

и́хже зра́къ безу́мнымъ прихо́дитъ въ похотѣ́нiе, и лю́бятъ ме́ртваго о́браза ви́дъ безду́шный.

Злы́хъ люби́телiе досто́йнiи таковы́хъ наде́ждъ и творя́щiи, и лю́бящiи, и честву́ющiи.

И́бо скуде́льникъ, мя́гкую зе́млю мну́щь со трудо́мъ, дѣ́лаетъ ко служе́нiю на́шему ко́еждо: но от того́жде бре́нiя созда́ и я́же чи́стыхъ дѣ́лъ служе́бныя сосу́ды, и сопроти́вныя, вся́ подо́бнѣ: си́хъ же обои́хъ коего́ждо е́сть употребле́нiе, судiя́ е́сть бренодѣ́латель.

И злотру́дникъ бо́га су́етна от того́жде твори́тъ бре́нiя, и́же ма́ло пре́жде от земли́ сотворе́нъ бы́въ, по ма́лѣ и́детъ, изъ нея́же взя́тъ бы́сть, истя́занъ о душе́внѣмъ долзѣ́.

Но е́сть ему́ прилѣжа́нiе, не я́ко и́мать труди́тися, ниже́ я́ко краткоконе́чно житiе́ и́мать: но ревну́етъ златодѣ́лателемъ и сребролiя́телемъ, и мѣ́ди дѣ́лателемъ подража́етъ, и сла́ву мни́тъ, я́ко скве́рная дѣ́лаетъ.

Пе́пелъ бо е́сть се́рдце его́, и земли́ ху́ждше упова́нiе его́, и бре́нiя безче́стнѣе живо́тъ его́:

я́ко не увѣ́дѣ созда́вшаго его́, и вдохну́вшаго ему́ ду́шу дѣйстви́тельную, и вду́нувшаго ду́хъ живо́тный.

Но вмѣни́ша игра́лище бы́ти живо́тъ на́шъ, и житiе́ все́ упражне́но на приобрѣ́тенiе: и́бо глаго́лютъ, я́ко подоба́етъ отку́ду либо, а́ще и от зла́, приобрѣта́ти.

Се́й бо па́че всѣ́хъ вѣ́сть, я́ко согрѣша́етъ, от вещества́ землена́го удо́бныя къ сокруше́нiю сосу́ды и извая́нiя содѣва́яй.

Вси́ же пребезу́мнѣйшiи и окая́ннѣйшiи, па́че души́ младе́нческiя, врази́ люді́й твои́хъ облада́вшiи и́ми:

я́ко вся́ и́долы язы́чески вмѣни́ша въ бо́ги, и́мже ниже́ оче́съ употребле́нiе ко зрѣ́нiю, ниже́ но́здри въ привлече́нiе а́ера, ниже́ у́ши слы́шати, ниже́ пе́рсты ру́къ во осяза́нiе, и но́ги и́хъ пра́здны ко хожде́нiю.

Человѣ́къ бо сотвори́ и́хъ, и ду́ха взаи́мъ взя́въ созда́ и́хъ: ни еди́нъ бо человѣ́къ мо́жетъ себѣ́ подо́бна бо́га созда́ти:

сме́ртенъ же сы́й ме́ртва дѣ́лаетъ рука́ма беззако́нныма: лу́чшiй бо е́сть и́доловъ свои́хъ: [я́ко] се́й у́бо поживе́, о́нiи же никогда́.

И живо́тныхъ ме́рзкихъ чту́тъ: безу́мная бо сравня́емая ины́хъ су́ть ху́ждша.

Ниже́ ели́ко вожделѣ́ти я́ко въ лицы́ живо́тныхъ бла́га су́ть, отбѣго́ша же и Бо́жiя хвалы́ и благослове́нiя его́.

Сего́ ра́ди от подо́бныхъ пострада́ша досто́йнѣ, и мно́жествомъ звѣре́й казне́ни бы́ша.

Вмѣ́сто муче́нiя бла́го сотвори́лъ еси́ лю́демъ твои́мъ, въ похотѣ́нiе жела́нiя стра́нное вкуше́нiе, пи́щу угото́валъ еси́ кра́стели,

да о́ни у́бо вожделѣ́вшiи пи́щи, показа́нiемъ по́сланыхъ, и от ну́жнаго хотѣ́нiя отвратя́тся, сі́и же вма́лѣ ску́дни бы́вше, и стра́нна приобща́тся вкуше́нiя.

Подоба́ше бо на о́ныхъ у́бо неизбѣ́жнѣй нищетѣ́ наити́ мучи́телствующихъ, си́мъ же то́кмо показа́ти, ка́ко врази́ и́хъ му́чишася.

И́бо егда́ тѣ́мъ на́йде же́стокъ звѣре́й гнѣ́въ, и угрызе́ньми сверѣ́пыхъ истребля́хуся змие́въ,

но не до конца́ пребы́сть гнѣ́въ тво́й: въ наказа́нiе же вма́лѣ смуще́ни бы́ша, зна́менiе имѣ́юще спасе́нiя, на воспомина́нiе за́повѣди зако́на твоего́:

обрати́выйся бо не [ве́щiю] зри́мою цѣля́шеся, но тобо́ю всѣ́хъ спаси́телемъ.

И въ се́мъ же показа́лъ еси́ враго́мъ на́шымъ, я́ко ты́ еси́ избавля́яй от вся́каго зла́:

тѣ́хъ бо акри́ды и му́хи поби́ша угрызе́нiемъ, и не обрѣ́теся цѣльба́ душа́мъ и́хъ, я́ко досто́йни бя́ху от таковы́хъ му́читися.

Сыно́въ же твои́хъ ниже́ ядови́тыхъ змие́въ зу́бы одолѣ́ша: ми́лость бо твоя́ прихожда́ше и изцѣля́ше и́хъ.

Въ па́мять бо слове́съ твои́хъ бя́ху усѣ́чени и ско́ро изцѣля́хуся, да не во глубину́ впа́дше забве́нiя отлуча́тся твоего́ благодѣя́нiя:

ниже́ бо зе́лiе, ниже́ обяза́нiе изцѣли́ и́хъ, но сло́во твое́, Го́споди, изцѣля́ющее вся́.

Ты́ бо живота́ и сме́рти вла́сть и́маши, и низво́диши да́же до вра́тъ а́да, и возво́диши.

Человѣ́къ же убива́етъ у́бо зло́бою свое́ю: изше́дшаго же ду́ха не возврати́тъ, ниже́ па́ки призыва́етъ ду́шу взя́тую.

Твоея́ же руки́ избѣжа́ти невозмо́жно е́сть:

отмета́ющiися бо тебе́ вѣ́дѣти нечести́вiи, въ крѣ́пости мы́шцы твоея́ бiе́ни бы́ша стра́нными дождьми́ и гра́дами, и бу́рями гони́ми неизбѣ́жно, и огне́мъ растаева́еми.

Пресла́вное бо, въ водѣ́ вся́ угаша́ющей мно́жае дѣ́йствоваше о́гнь: спобо́рникъ бо е́сть мíръ о пра́ведныхъ.

Овогда́ бо у́бо укроща́шеся пла́мень, да не сожже́тъ по́сланныхъ живо́тныхъ на нечести́выя: но сі́и зря́ще да вѣ́дятъ, я́ко от Бо́жiя суда́ стра́ждутъ гоне́нiе.

Овогда́ же и между́ водо́ю вы́ше си́лы о́гненныя паля́ше, да беззако́нныя земли́ порожде́нiя растли́тъ.

Вмѣ́сто же си́хъ а́нгелскою пи́щею пита́лъ еси́ лю́ди твоя́, и угото́ванъ хлѣ́бъ съ небесе́ посла́лъ еси́ и́мъ безъ труда́, вся́кое услажде́нiе въ себѣ́ имѣ́ющь и ко вся́кому сли́чный вкуше́нiю.

Существо́ бо твое́ сла́дость твою́ ко сыно́мъ пока́зоваше, и угожда́я еди́наго коего́ждо во́ли, я́коже кто́ хотя́ше, превраща́шеся.

Снѣ́гъ же и ле́дъ терпя́ху о́гнь и не растаява́ху: да увѣ́дятъ, я́ко плоды́ враго́въ истребля́ше о́гнь горя́щь во гра́дѣ и въ дожде́хъ блиста́ющь:

то́йже па́ки, да пита́ются пра́веднiи, [о́гнь] и свою́ забы́ си́лу.

Творе́нiе бо, тебѣ́ творцу́ всѣ́хъ служа́щее, распростира́ется на му́ку проти́ву непра́ведныхъ и легча́е твори́тся во благодѣя́нiе ра́ди на тя́ надѣ́ющихя.

Сего́ ра́ди и тогда́ во вся́ преобразу́емое всѣ́хъ корми́телницѣ благода́ти твое́й служа́ше къ во́ли тре́бующихъ:

да науча́тся сы́нове твои́, и́хже возлюби́лъ еси́, Го́споди, я́ко не рожде́нiя плодо́въ пита́ютъ человѣ́ка, но сло́во твое́ тебѣ́ вѣ́рующихъ соблюда́етъ.

Е́же бо огне́мъ нерастлѣ́но ско́ро от ма́лыя лучи́ со́лнечныя грѣ́емое растаява́шеся:

да зна́емо бу́детъ [всѣ́мъ], я́ко подоба́етъ предвари́ти со́лнце на благодаре́нiе тебѣ́ и къ восто́ку свѣ́та тебѣ́ поклони́тися.

Неблагода́рнаго бо упова́нiе я́ко зи́мный и́ней раста́етъ, и излiе́тся я́ко вода́ неключи́ма.

Вели́цы бо су́ть суди́ твои́, [Го́споди,] и неизглаго́ланни: сего́ ра́ди ненака́занныя ду́ши заблуди́ша.

Возмнѣ́вше бо наси́льствовати язы́къ святы́й беззако́ннiи, у́зницы тмы́ и до́лгою но́щiю свя́зани, заключе́ни подъ кро́вы, бѣглецы́ вѣ́чнаго провѣ́дѣнiя лежа́ша.

Утаи́тися бо мня́ще въ сокрове́нныхъ грѣсѣ́хъ, мра́чнымъ забве́нiя покрыва́ломъ расточе́ни бы́ша, ужаса́ющеся лю́тѣ и страши́лищами возмуще́ни:

ниже́ бо содержа́й и́хъ верте́пъ безъ стра́ха сохрани́, шу́мы же сходя́ще возмуща́ху и́хъ, и привидѣ́нiя дря́хлая печа́льными ли́цами явля́хуся.

И о́гненная у́бо ни еди́на си́ла можа́ше освѣща́ти, ниже́ звѣ́здъ свѣ́тлiи пла́менiе просвѣти́ти можа́ху въ ту́ но́щь стра́шную.

Явля́шеся же и́мъ то́кмо внеза́пный о́гнь стра́ха испо́лнь: устраша́еми же неви́димымъ о́нымъ призра́комъ, мня́ху го́ршая бы́ти ви́димая.

Волше́бнаго же худо́жества предлежа́ху посмѣя́нiя, и о прему́дрости велича́нiя обличе́нiе укори́зненно:

обѣща́ющiися бо изгна́ти стра́хи и смуще́нiя от души́ боля́щiя, сі́и посмѣя́телнымъ стра́хомъ боля́ху.

И́бо а́ще и ничто́же и́хъ мяте́жное устраша́ше, звѣре́й прехо́дами и змие́въ звизда́ньми подви́жени погиба́ху тре́петни, и а́ера отню́дъ неизбѣ́жнаго отрица́ющеся ви́дѣти.

Боязли́вая бо зло́ба, свои́мъ свидѣ́телствомъ осужда́ема, вы́ну прiе́млетъ во у́мъ лю́тая, содержи́ма со́вѣстiю.

Ничто́же бо е́сть стра́хъ, то́кмо лише́нiе по́мощей су́щихъ от помышле́нiя.

Вну́трь же ме́нше су́щее ча́янiе, бо́лшее мни́тъ невѣ́дѣнiе вины́ подаю́щiя му́ку.

А и́же въ немощну́ю пои́стиннѣ но́щь, и от немощна́го а́да верте́повъ наше́дшую, сно́мъ тѣ́мже спя́щiи,

о́во у́бо страши́лищами мечта́нiй гони́ми бя́ху, о́во же души́ изчеза́ху преда́нiемъ: внеза́пный бо и́мъ и неча́янный стра́хъ на́йде.

Пото́мъ та́ко, кто́ либо когда́ бѣ́ она́мо, низпады́й храня́шеся въ темни́цѣ безъ желѣ́за заключе́нъ:

а́ще бо земледѣ́латель кто́ бы́сть, или́ па́стырь, или́ трудо́въ пусты́нныхъ дѣ́латель, предъя́тъ бы́въ, неизбѣ́жную терпя́ше ну́жду:

еди́нымъ бо у́жемъ тмы́ вси́ бя́ху свя́зани. А́ще ду́хъ звизда́яй, или́ между́ ча́стыхъ древе́сныхъ вѣ́твей пти́чiй гла́съ сладкопѣ́снивый, или́ си́ла водна́я теку́щи зѣ́лнѣ,

или́ шу́мъ зѣ́лный низпа́дающихъ ка́менiй, или́ игра́ющихъ живо́тныхъ тече́нiе неви́димое, или́ рыка́ющихъ лю́тыхъ звѣре́й гла́съ, или́ отзыва́ющься от де́брей го́рскихъ гла́съ, разслабля́ху о́ныхъ устраша́юще.

Вся́ бо вселе́нная свѣ́тлымъ просвѣща́шеся свѣ́томъ, и невозбра́нными дѣ́лы содержа́шеся:

на еди́ныхъ же о́ныхъ простира́шеся тя́жкая но́щь, о́бразъ бу́дущаго и́хъ воспрiя́тiя тмы́: са́ми же себѣ́ бы́ша тмы́ тяжча́йшiи.

Преподо́бнымъ же твои́мъ превели́къ бѣ́ свѣ́тъ: и́хже у́бо гла́съ слы́шаше, о́браза же не ви́дяще, зане́же у́бо и они́ [того́жде] не страда́ху, ублажа́ху.

А я́ко не па́коствуютъ предоби́димiи, благодаря́ху, и е́же пронести́ся, благода́ти моля́ху.

Си́хъ ра́ди сто́лпъ огнегоря́щь, вожда́ у́бо невѣ́домаго путьше́ствiя, со́лнце же невреди́телное любоче́стнаго стра́нствованiя по́далъ еси́.

Досто́йни бо они́ лиши́тися свѣ́та и блюсти́ся во тмѣ́, и́же заключе́ныхъ стрежа́ху сыно́въ твои́хъ, и́миже имя́ше нетлѣ́нный зако́на свѣ́тъ вѣ́ку да́тися.

Совѣ́товавшихъ же и́хъ убива́ти младе́нцы преподо́бныхъ, и еди́ному отложе́ну ча́ду и спасе́ну, во обличе́нiе и́хъ отъя́лъ еси́ мно́жество ча́дъ, и ку́пно погуби́лъ еси́ въ водѣ́ зѣ́лнѣй.

О́ная бо но́щь предувѣ́дѣна бы́сть отце́мъ на́шымъ, да тве́рдо вѣ́дуще, и́мже кля́твамъ вѣ́роваша, возблагоду́шествуютъ.

Воспрiя́то же бы́сть от люді́й твои́хъ спасе́нiе у́бо пра́ведныхъ, враго́въ же истребле́нiе:

и́мже бо наказа́лъ еси́ супоста́ты на́шя, си́мъ на́съ призва́въ просла́вилъ еси́.

Сокрове́нно бо жря́ху преподо́бнiи о́троцы благи́хъ, и зако́нъ Божественный единомы́слiемъ завѣща́ша, та́яжде подо́бно, блага́я же и бѣ́дственная воспрiима́ти святы́мъ, отце́мъ уже́ предвоспѣва́ющымъ хвалу́.

Противоглася́ше же несогла́сный враго́въ во́пль, и плаче́вный слы́шашеся гла́съ пла́чущихъ младе́нцевъ.

Подо́бною же ме́стiю ра́бъ ку́пно съ господи́номъ казне́нъ бы́сть, и просты́й человѣ́къ съ царе́мъ та́яжде пострада́:

единоду́шно же вси́ во еди́нѣмъ и́мени сме́ртнѣмъ ме́ртвыхъ имѣ́яху безчи́сленныхъ: ниже́ бо ко погребе́нiю живі́и бя́ху дово́лни, поне́же во еди́нѣмъ мгнове́нiи честнѣ́йшiй ро́дъ и́хъ истребле́нъ бы́сть.

О всѣ́хъ бо не вѣ́рующе ра́ди чародѣя́нiй, а ра́ди пе́рвенцевъ истребле́нiя, исповѣ́даша люді́й сыно́въ Бо́жiихъ бы́ти.

Ти́хому бо молча́нiю содержа́щу вся́, и но́щи во свое́мъ тече́нiи преполовля́ющейся,

всемогу́щее сло́во твое́, [Го́споди,] съ небе́съ от престо́ловъ ца́рскихъ же́стокъ ра́тникъ въ среди́ну поги́бельныя земли́ сни́де.

Ме́чь о́стръ нелицемѣ́рное повелѣ́нiе твое́ нося́й, и ста́въ испо́лни вся́ сме́рти: и небесе́ у́бо каса́шеся, стоя́ше же на земли́.

Тогда́ внеза́пу привидѣ́нiя у́бо сно́въ лю́тѣ смути́ша и́хъ, стра́си же наидо́ша неча́янни,

и и́нъ ина́мо ве́рженъ е́ле жи́въ, ея́же ра́ди вины́ умира́ше, объявля́ше:

со́нiя бо, смути́вше и́хъ, сiе́ предвозвѣсти́ша: да не вѣ́дяще, его́же ра́ди злѣ́ стра́ждутъ, поги́бнутъ.

Прикосну́ся же нѣ́когда и пра́ведныхъ искуше́нiе сме́рти, пораже́нiе во пусты́ни бы́сть мно́жества: но не до́лго пребы́сть гнѣ́въ.

Потща́вся бо му́жъ непоро́ченъ предпобо́рствова, своея́ слу́жбы ору́жiе, моли́тву и ѳимiа́ма умилостивле́нiе прине́съ, сопроти́въ ста́ гнѣ́ву и коне́цъ положи́ бѣ́дствованiю, показа́въ, я́ко тво́й е́сть ра́бъ.

Одолѣ́ же поража́ющаго не си́лою тѣле́сною, ниже́ ору́жiя дѣ́йствiемъ, но сло́вомъ покори́ наказу́ющаго, кля́твы отце́въ и завѣ́ты воспомяну́въ.

Грома́дами бо уже́ па́дшымъ дру́гъ на дру́га ме́ртвымъ, посредѣ́ ста́въ, пресѣче́ гнѣ́въ и раздѣли́ къ живы́мъ пу́ть.

На оде́жди бо поди́ра бѣ́ ве́сь мíръ, и отце́въ сла́вы на извая́нiи четырерядова́го ка́менiя, и вели́чество твое́ на дiади́мѣ главы́ его́.

Си́мъ уступи́лъ искореня́яй и си́хъ устраши́ся: бѣ́ бо то́кмо искуше́нiе гнѣ́ва дово́лно.

Нечести́вымъ же до конца́ безъ ми́лости я́рость на́йде: предвѣ́дѣ бо и́хъ и бу́дущая,

я́ко ті́и отпусти́вшiи, е́же отити́, и со тща́нiемъ предпосла́вше и́хъ, пожену́тъ вслѣ́дъ раска́явшеся:

еще́ бо въ рука́хъ имѣ́юще рыда́нiя и сѣ́тующе надъ гроба́ми ме́ртвыхъ, и́нъ себѣ́ взя́ша по́мыслъ безу́мiя, и и́хже моля́ще изгна́ша, си́хъ а́ки бѣглеце́въ гоня́ху.

Влеча́ше бо и́хъ къ сему́ концу́ досто́йная ну́жда, и приклю́чшихся забы́тiе вложи́, да и про́чую къ муче́ниемъ принапо́лнятъ ка́знь:

и лю́дiе у́бо твои́ пресла́вное путьше́ствiе пре́йдутъ, они́ же стра́нну обря́щутъ сме́рть.

Все́ бо творе́нiе во свое́мъ ему́ ро́дѣ па́ки свы́ше преобразова́шеся, служа́щее сво́йственнымъ твои́мъ повелѣ́ниемъ, да о́троцы твои́ сохраня́тся неврежде́ни.

О́блакъ осѣня́яй по́лкъ и́хъ, и изъ преждебы́вшiя воды́ откры́тiе сухі́я земли́ яви́ся, и изъ мо́ря чермна́го пу́ть невозбра́ненъ, и по́ле зла́чное от волне́нiя зѣ́лнаго:

и́мже ве́сь язы́къ про́йде, твое́ю руко́ю покрове́ни, ви́дяще ди́вная чудеса́.

Я́коже бо ко́ни насы́тишася, и я́ко а́гнцы взыгра́шася, хва́ляще тя́, Го́споди, изба́вльшаго и́хъ:

воспомяну́ша бо еще́, я́же во обита́нiи и́хъ, ка́ко у́бо вмѣ́сто рожде́нiя живо́тныхъ изведе́ земля́ скни́пы, вмѣ́сто же ры́бъ изры́гну рѣка́ мно́жество жа́бъ.

Послѣди́ же ви́дѣша и но́вое рожде́нiе пти́цъ, егда́ похотѣ́нiемъ подви́гшеся, проси́ша сла́достныя пи́щи.

Во утѣше́нiе бо взыдо́ша и́мъ от мо́ря кра́стели: и муче́нiя грѣ́шнымъ наидо́ша, не безъ бы́вшихъ зна́менiй си́лою мо́лнiй: пра́веднѣ бо пострада́ша за своя́ зло́бы,

и́бо лютѣ́йшее ненавидѣ́нiе стра́нныхъ соверши́ша: ині́и у́бо незна́емыхъ не прiе́мляху прише́лцевъ, сі́и же благодѣ́телей стра́нныхъ порабоща́ху.

И не то́кмо, но а́ще ко́е разсмотре́нiе бу́детъ и́хъ: зане́ вражде́бно прiе́мляху чужды́хъ.

Сі́и же съ пра́зднествами прiе́мше приобщи́вшихся уже́ и́хъ обы́чаемъ, жесточа́йшими озло́биша труда́ми.

Побiе́ни же бы́ша и ослѣпле́нiемъ, я́коже о́нiи при две́рехъ пра́ведника, егда́ вели́кою обложе́ни тмо́ю, кі́йждо свои́хъ две́рiй прохо́да иска́ше.

Са́ми бо собо́ю стихі́и премѣня́емы, я́коже въ гу́слехъ гла́сы сли́чiя и́мя премѣня́ютъ, всегда́ храня́ще зву́къ: е́же е́сть ви́дѣти от зра́ка бы́вшихъ извѣ́стно.

Земна́я бо въ во́дная прелага́хуся, и пла́вающая прехожда́ху на зе́млю.

О́гнь возмога́ше въ водѣ́ вы́шше своея́ си́лы, и вода́ угаша́ющую си́лу забы́.

Пла́мень вопреки́ удоботлѣ́нныхъ живо́тныхъ не вреди́ пло́тей въ не́мъ ходя́щихъ, ниже́ тая́ше ледови́дный удобота́яй ро́дъ сла́достныя пи́щи.

По всему́ бо, Го́споди, возвели́чилъ еси́ лю́ди твоя́ и просла́вилъ еси́, и не презрѣ́лъ еси́, во вся́цѣмъ вре́мени и мѣ́стѣ предстоя́й.

Латинский (Nova Vulgata)

Языки

Diligite iustitiam, qui iudicatis terram, sentite de Domino in bonitate et in simplicitate cordis quaerite illum,

quoniam invenitur ab his, qui non tentant illum, se autem manifestat eis, qui fidem habent in illum.

Perversae enim cogitationes separant a Deo, probata autem virtus corripit insipientes.

Quoniam in malevolam animam non introibit sapientia nec habitabit in corpore subdito peccatis.

Spiritus enim sanctus disciplinae effugiet fictum et auferet se a cogitationibus insensatis et corripietur a superveniente iniquitate.

Spiritus enim diligens hominem est sapientia et non absolvet maledicum a labiis suis, quoniam renum illius testis est Deus et cordis illius scrutator verus et linguae eius auditor;

quoniam spiritus Domini replevit orbem terrarum, et ipse, qui continet omnia, scientiam habet vocis.

Propter hoc, qui loquitur iniqua, non potest latere, nec praeteriet illum iudicium corripiens.

In cogitationibus enim impii interrogatio erit, sermonum autem illius auditio ad Dominum veniet ad correptionem iniquitatum illius;

quoniam auris zeli audit omnia, et tumultus murmurationum non absconditur.

Custodite ergo vos a murmuratione, quae nihil prodest, et a detractione parcite linguae, quoniam sermo absconditus in vacuum non ibit; os autem, quod mentitur, occidit animam.

Nolite zelare mortem in errore vitae vestrae neque acquiratis perditionem in operibus manuum vestrarum,

quoniam Deus mortem non fecit nec laetatur in perditione vivorum;

creavit enim, ut essent omnia, et sanabiles sunt generationes orbis terrarum, et non est in illis medicamentum exterminii, nec inferorum regnum in terra:

iustitia enim est immortalis.

Impii autem manibus et verbis accersierunt illam; aestimantes illam amicam defluxerunt et sponsionem posuerunt ad illam, quoniam digni sunt, qui sint ex parte illius.

Dixerunt enim cogitantes apud se non recte: «Exiguum et cum taedio est tempus vitae nostrae, et non est refrigerium in fine hominis, et non est agnitus, qui sit reversus ab inferis.

Quia ex tempore nati sumus et post hoc erimus, tamquam non fuerimus, quoniam fumus flatus est in naribus nostris, et sermo scintilla in motu cordis nostri;

qua exstincta, cinis fiet corpus nostrum, et spiritus diffundetur tamquam mollis aer.

Et nomen nostrum oblivioni tradetur per tempus, et nemo memoriam habebit operum nostrorum; et transibit vita nostra tamquam vestigium nubis, et sicut nebula dissolvetur, quae fugata est a radiis solis et a calore illius aggravata.

Umbrae enim transitus est tempus nostrum, et non est reversio finis nostri, quoniam consignata est, et nemo revertitur.

Venite ergo, et fruamur bonis, quae sunt, et utamur creatura tamquam in iuventute sollicite.

Vino pretioso et unguentis nos impleamus, et non praetereat nos flos temporis verni;

coronemus nos calycibus rosarum, antequam marcescant,

nullum pratum exsors sit luxuriae nostrae; ubique relinquamus signa laetitiae, quoniam haec est pars nostra, et haec est sors.

Opprimamus pauperem iustum et non parcamus viduae nec veterani revereamur canos multi temporis.

Sit autem fortitudo nostra lex iustitiae; quod enim infirmum est, inutile invenitur.

Circumveniamus ergo iustum, quoniam inutilis est nobis et contrarius est operibus nostris et improperat nobis peccata legis et diffamat in nos peccata disciplinae nostrae.

Promittit se scientiam Dei habere et filium Dei se nominat.

Factus est nobis in accusationem cogitationum nostrarum; gravis est nobis etiam ad videndum,

quoniam dissimilis est aliis vita illius, et immutatae sunt viae eius.

Tamquam scoria aestimati sumus ab illo, et abstinet se a viis nostris tamquam ab immunditiis; beata dicit novissima iustorum et gloriatur patrem se habere Deum.

Videamus ergo, si sermones illius veri sint, et tentemus, quae in exitu eius erunt:

si enim est verus filius Dei, suscipiet illum et liberabit eum de manibus contrariorum.

Contumelia et tormento interrogemus eum, ut sciamus modestiam eius et probemus patientiam illius;

morte turpissima condemnemus eum: erit enim ei visitatio ex sermonibus illius».

Haec cogitaverunt et erraverunt; excaecavit enim illos malitia eorum,

et nescierunt sacramenta Dei neque mercedem speraverunt sanctitatis nec iudicaverunt honorem animarum immaculatarum.

Quoniam Deus creavit hominem in incorruptibilitate et imaginem similitudinis suae fecit illum;

invidia autem Diaboli mors introivit in orbem terrarum; experiuntur autem illam, qui sunt ex parte illius.

Iustorum autem animae in manu Dei sunt, et non tanget illos tormentum mortis.

Visi sunt oculis insipientium mori, et aestimata est afflictio exitus illorum,

et, quod a nobis est iter, exterminium; illi autem sunt in pace.

Etenim, si coram hominibus tormenta passi sunt, spes illorum immortalitate plena est;

et in paucis correpti, in multis bene disponentur, quoniam Deus tentavit eos et invenit illos dignos se.

Tamquam aurum in fornace probavit illos et quasi holocausti hostiam accepit illos,

et in tempore visitationis illorum fulgebunt et tamquam scintillae in arundineto discurrent;

iudicabunt nationes et dominabuntur populis, et regnabit Dominus illorum in perpetuum.

Qui confidunt in illo, intellegent veritatem, et fideles in dilectione acquiescent illi, quoniam gratia et misericordia est sanctis eius, et visitatio electis eius.

Impii autem, secundum quae cogitaverunt, correptionem habebunt; qui neglexerunt iustum et a Domino recesserunt.

Sapientiam enim et disciplinam qui despicit, infelix est, et vacua est spes illorum, et labores sine fructu, et inutilia opera eorum.

Mulieres eorum insensatae sunt, et nequissimi filii eorum, maledicta generatio eorum.

Quoniam felix est sterilis et incoinquinata, quae nescivit torum in delicto; habebit fructum in respectione animarum.

Et spado, qui non operatus est per manus suas iniquitatem nec cogitavit adversus Dominum nequissima, dabitur enim illi fidei donum electum, et sors in templo Domini acceptissima.

Bonorum enim laborum gloriosus est fructus; et, quae non concidat, radix sapientiae.

Filii autem adulterorum in inconsummatione erunt, et ab iniquo toro semen exterminabitur.

Et, si quidem longae vitae erunt, in nihilum computabuntur, et sine honore erit in novissimo senectus illorum;

et, si celerius defuncti fuerint, non habebunt spem nec in die agnitionis allocutionem:

generationis enim iniquae dirae sunt consummationes.

Melius est absque liberis esse cum virtute; immortalitas est enim in memoria illius, quoniam et apud Deum nota est et apud homines.

Cum praesens est, imitantur illam; et desiderant eam, cum se eduxerit; et in perpetuum coronata triumphat, incoinquinatorum certaminum praemium vincens.

Multigena autem impiorum multitudo non erit utilis et spuriis vitulaminibus non dabit radicem in profundum altam nec stabile firmamentum collocabit.

Etenim, si in ramis ad tempus germinaverit, infirmiter posita a vento commovebitur et a nimietate ventorum eradicabitur.

Confringentur rami inconsummati, et fructus illorum inutilis et acerbus ad manducandum et ad nihilum aptus.

Ex iniquis enim somnis filii, qui nascuntur, testes sunt nequitiae adversus parentes in interrogatione sua.

Iustus autem, si morte praeoccupatus fuerit, in refrigerio erit.

Senectus enim venerabilis, non quae est diuturna, neque annorum numero computatur;

cani autem sunt sensus hominis, et aetas senectutis vita immaculata.

Placens Deo factus est dilectus et vivens inter peccatores translatus est;

raptus est, ne malitia mutaret intellectum eius, aut ne fictio deciperet animam illius.

Fascinatio enim nugacitatis obscurat bona, et inconstantia concupiscentiae transvertit sensum sine malitia.

Consummatus in brevi explevit tempora multa;

placita enim erat Deo anima illius, propter hoc properavit educere illum de medio iniquitatis. Populi autem videntes et non intellegentes nec ponentes in praecordiis talia,

quoniam gratia et misericordia est in electis eius, et visitatio in sanctis illius.

Condemnat autem iustus mortuus vivos impios, et iuventus celerius consummata longaevam senectutem iniusti.

Videbunt enim finem sapientis et non intellegent quid cogitaverit de illo Deus, et quare munierit illum Dominus.

Videbunt et contemnent; illos autem Dominus irridebit.

Et erunt post haec tamquam corpus sine honore et in contumeliam inter mortuos in perpetuum, quoniam disrumpet illos praecipites sine voce et commovebit illos a fundamentis, et usque ad supremum desolabuntur et erunt in dolore, et memoria illorum peribit.

Venient in computatione peccatorum suorum timidi, et traducent illos ex adverso iniquitates ipsorum.

Tunc stabit iustus in magna constantia adversus eos, qui angustiaverunt illum et qui spreverunt labores eius.

Videntes turbabuntur timore horribili et mirabuntur in subitatione insperatae salutis

dicentes intra se, paenitentiam agentes et prae angustia spiritus gementes:

«Hic erat, quem habuimus aliquando in derisum et in similitudinem improperii. Nos insensati vitam eius aestimabamus insaniam et finem illius sine honore.

Quomodo computatus est inter filios Dei, et inter sanctos sors illius est?

Ergo erravimus a via veritatis, et iustitiae lumen non luxit nobis, et sol non est ortus nobis;

implicati sumus tribulis iniquitatis et perditionis et ambulavimus per deserta inaccessa, viam autem Domini ignoravimus.

Quid nobis profuit superbia? Aut divitiae cum iactantia quid contulerunt nobis?

Transierunt omnia illa tamquam umbra et tamquam nuntius percurrens

et tamquam navis, quae pertransit fluctuantem aquam, cuius, cum praeterierit, non est vestigium invenire neque semitam carinae illius in fluctibus;

aut tamquam avis, quae transvolat in aere, nullum invenitur argumentum itineris, sed alarum sonitu ventus levis verberatus et scissus per vim stridoris commotis alis permeatur, et post hoc nullum signum invenitur itineris;

aut tamquam sagittae emissae in locum destinatum: divisus aer continuo in se resolvitur, ut ignoretur transitus illius.

Sic et nos, nati, continuo desivimus esse et virtutis quidem nullum signum valuimus ostendere; in malignitate autem nostra consumpti sumus».

Quoniam spes impii tamquam lanugo est, quae a vento tollitur, et tamquam spuma gracilis, quae a procella dispergitur, et tamquam fumus, qui a vento diffusus est, et tamquam memoria hospitis unius diei praeteriit.

Iusti autem in perpetuum vivunt, et in Domino est merces eorum, et cogitatio illorum apud Altissimum.

Ideo accipient coronam decoris et diadema speciei de manu Domini, quoniam dextera sua teget eos et brachio suo defendet illos.

Accipiet pro armatura zelum suum et armabit creaturam ad ultionem inimicorum,

induet pro thorace iustitiam et accipiet pro galea iudicium non fictum;

sumet pro scuto inexpugnabili sanctitatem.

Acuet autem duram iram in lanceam et pugnabit cum illo orbis terrarum contra insensatos.

Ibunt recta emissiones fulgurum et tamquam a bene curvato arcu nubium ad signum insilient,

et ab ira saxa iaculante ira plenae mittentur grandines; excandescet in illos aqua maris, et flumina concurrent duriter.

Contra illos stabit spiritus virtutis et tamquam turbo dissipabit illos. Et ad eremum perducet omnem terram iniquitas, et malignitas evertet sedes potentium.

Audite ergo, reges, et intellegite; discite, iudices finium terrae.

Praebete aures, vos, qui continetis multitudines et placetis vobis in turbis nationum.

Quoniam data est a Domino potestas vobis et dominatio ab Altissimo, qui interrogabit opera vestra et cogitationes scrutabitur,

quoniam, cum essetis ministri regni illius, non recte iudicastis nec custodistis legem neque secundum voluntatem Dei ambulastis.

Horrende et cito instabit vobis, quoniam iudicium durissimum his, qui praesunt, fiet;

exiguo enim conceditur misericordia, potentes autem potenter tormento interrogabuntur.

Non enim subtrahet personam cuiusquam Deus nec verebitur magnitudinem cuiusquam, quoniam pusillum et magnum ipse fecit, et aequaliter cura est illi de omnibus;

potentibus autem durum instat scrutinium.

Ad vos ergo, reges, sunt hi sermones mei, ut discatis sapientiam et non excidatis.

Qui enim custodierint iusta iuste, iustificabuntur; et, qui didicerint ista, invenient defensionem.

Concupiscite ergo sermones meos, diligite illos et habebitis disciplinam.

Clara est et, quae numquam marcescit, sapientia; et facile videtur ab his, qui diligunt eam, et invenitur ab his, qui quaerunt illam.

Praeoccupat, qui eam concupiscunt, ut prior se ostendat illis.

Qui de luce vigilaverit ad illam, non laborabit, assidentem enim illam foribus suis inveniet.

Cogitare ergo de illa sensus est consummatio; et, qui vigilaverit propter illam, cito securus erit.

Quoniam dignos se ipsa circuit quaerens et in viis ostendit se illis hilariter et in omni providentia occurrit illis.

Initium enim illius verissima est disciplinae concupiscentia, cura vero disciplinae dilectio est,

et dilectio custodia legum illius est, custoditio autem legum confirmatio incorruptionis est,

incorruptio autem facit esse proximum Deo;

concupiscentia itaque sapientiae deducit ad regnum.

Si ergo delectamini sedibus et sceptris, o reges populi, colite sapientiam, ut in perpetuum regnetis.

Quid est autem sapientia et quemadmodum facta sit, referam et non abscondam a vobis sacramenta Dei, sed ab initio nativitatis investigabo et ponam in lucem scientiam illius et non praeteribo veritatem.

Neque cum invidia tabescente iter habebo, quoniam ista non erit particeps sapientiae.

Multitudo autem sapientium sanitas est orbis terrarum, et rex sapiens stabilimentum populi est.

Ergo accipite disciplinam per sermones meos, et proderit vobis.

Sum quidem et ego mortalis homo similis omnibus et ex genere terreni illius, qui prior factus est, et in ventre matris figuratus sum caro;

decem mensium tempore coagulatus in sanguine ex semine viri et delectamento somni conveniente.

Et ego natus traxi communem aerem et decidi in terram, quae omnia similiter patitur, prima voce simili omnibus pariter plorans.

In involumentis nutritus sum et curis;

nullus enim rex aliud habuit nativitatis initium.

Unus autem introitus est omnibus ad vitam, et similis exitus.

Propter hoc optavi, et datus est mihi sensus; et invocavi, et venit in me spiritus sapientiae.

Praeposui illam regnis et sedibus et divitias nihil esse duxi in comparatione illius;

nec comparavi illi lapidem pretiosum, quoniam omne aurum in comparatione illius arena est exigua, et tamquam lutum aestimabitur argentum in conspectu illius.

Super salutem et speciem dilexi illam et proposui pro luce habere illam, quoniam inexstinguibile est lumen illius.

Venerunt autem mihi omnia bona pariter cum illa, innumerabiles divitiae in manibus illius,

et laetatus sum in omnibus, quoniam sapientia antecedit ista, et ignorabam quoniam horum omnium mater est;

quam sine fictione didici et sine invidia communico; divitias illius non abscondo.

Infinitus enim thesaurus est hominibus; quem qui acquisierunt, ad amicitiam in Deum se paraverunt propter disciplinae dona commendati.

Mihi autem det Deus dicere secundum sententiam et sentire digna horum, quae mihi data sunt, quoniam ipse sapientiae dux est et sapientium emendator;

in manu enim illius et nos et sermones nostri et omnis sapientia et operum scientia.

Ipse enim dedit mihi horum, quae sunt, scientiam veram, ut sciam dispositionem orbis terrarum et virtutes elementorum,

initium et consummationem et medietatem temporum, vicissitudinum permutationes et commutationes temporum,

anni cursus et stellarum dispositiones,

naturas animalium et iras bestiarum, vim spirituum et cogitationes hominum, differentias virgultorum et virtutes radicum.

Et, quaecumque sunt absconsa et manifesta, didici; omnium enim artifex docuit me sapientia.

Est enim in illa spiritus intellegens, sanctus, unicus, multiplex, subtilis, mobilis, perspicuus, incoinquinatus, lucidus, innocens, amans bonum, acutus,

quem nihil vetat, benefaciens, humanus, benignus, stabilis, certus, securus, omnem habens virtutem, omnia prospiciens et penetrans omnes spiritus intellegibiles, mundos, subtilissimos.

Omni enim motu mobilior est sapientia; pertransit autem et penetrat omnia propter munditiam.

Halitus est enim virtutis Dei et emanatio claritatis Omnipotentis sincera; ideo nihil inquinatum in eam incurrit:

candor est enim lucis aeternae et speculum sine macula Dei potentiae et imago bonitatis illius.

Et, cum sit una, omnia potest; et in se permanens, omnia innovat et per generationes in animas sanctas se transferens amicos Dei et prophetas constituit.

Nihil enim diligit Deus, nisi eum, qui cum sapientia inhabitat.

Est enim haec speciosior sole et super omnem dispositionem stellarum; luci comparata invenitur splendidior:

illi enim succedit nox, sapientiam autem non vincit malitia.

Attingit ergo a fine usque ad finem fortiter et disponit omnia suaviter.

Hanc amavi et exquisivi a iuventute mea et quaesivi sponsam mihi eam assumere et amator factus sum formae illius.

Generositatem suam glorificat contubernium habens Dei, sed et omnium Dominus dilexit illam.

Doctrix enim est disciplinae Dei et electrix operum illius.

Et, si divitiae sunt desiderabilis possessio in vita, quid sapientia locupletius, quae operatur omnia?

Si autem sensus operatur, quis horum, quae sunt, magis quam illa est artifex?

Et, si iustitiam quis diligit, labores huius sunt virtutes: sobrietatem enim et prudentiam docet, iustitiam et fortitudinem, quibus utilius nihil est in vita hominibus.

Et, si multam peritiam desiderat quis, scit praeterita et futura conicit, novit versutias sermonum et solutiones aenigmatum, signa et monstra scit, antequam fiant, et eventus momentorum et temporum.

Proposui ergo hanc adducere mihi ad convivendum, sciens quoniam erit mihi consiliaria bonorum et consolatio sollicitudinum et taedii.

Habebo propter hanc claritatem ad turbas et honorem apud seniores iuvenis;

acutus inveniar in iudicio et in conspectu potentium admirabilis ero.

Tacentem me sustinebunt et loquentem me respicient et, sermocinante me plura, manus ori suo imponent.

Habebo per hanc immortalitatem et memoriam aeternam his, qui post me futuri sunt, relinquam.

Disponam populos, et nationes mihi erunt subditae;

timebunt me audientes reges horrendi, in multitudine videbor bonus et in bello fortis.

Intrans in domum meam, conquiescam cum illa; non enim habet amaritudinem conversatio illius nec taedium convictus illius, sed laetitiam et gaudium.

Haec cogitans apud me et commemorans in corde meo quoniam immortalitas est in cognatione sapientiae,

et in amicitia illius delectatio bona, et in laboribus manuum illius divitiae sine defectione, et in certamine loquelae illius sapientia, et praeclaritas in communicatione sermonum ipsius, circuibam quaerens, ut mihi illam assumerem.

Puer autem eram ingeniosus et sortitus sum animam bonam;

quin potius, cum essem bonus, veni in corpus incoinquinatum.

Et, ut scivi quoniam aliter non possem esse continens, nisi Deus det, C et hoc ipsum erat sapientiae scire, cuius esset hoc donum C adii Dominum et deprecatus sum illum et dixi ex toto corde meo:

«Deus patrum meorum et Domine misericordiae, qui fecisti omnia verbo tuo

et sapientia tua constituisti hominem, ut dominaretur creaturis, quae a te factae sunt,

et disponeret orbem terrarum in sanctitate et iustitia et in directione cordis iudicium iudicaret,

da mihi sedium tuarum assistricem sapientiam et noli me reprobare a pueris tuis,

quoniam servus tuus sum ego et filius ancillae tuae, homo infirmus et exigui temporis et minor ad intellectum iudicii et legum.

Nam, et si quis erit consummatus inter filios hominum, si ab illo abfuerit sapientia tua, in nihilum computabitur.

Tu elegisti me regem populo tuo et iudicem filiorum tuorum et filiarum;

dixisti me aedificare templum in monte sancto tuo et in civitate habitationis tuae altare, similitudinem tabernaculi sancti, quod praeparasti ab initio.

Et tecum sapientia, quae novit opera tua, quae et affuit tunc, cum orbem terrarum faceres, et sciebat quid esset placitum in oculis tuis et quid directum in praeceptis tuis.

Emitte illam de caelis sanctis tuis et a sede magnitudinis tuae mitte illam, ut mecum sit et mecum laboret, ut sciam quid acceptum sit apud te.

Scit enim illa omnia et intellegit et deducet me in operibus meis sobrie et custodiet me in sua gloria.

Et erunt accepta opera mea, et diiudicabo populum tuum iuste et ero dignus sedium patris mei.

Quis enim hominum poterit scire consilium Dei? Aut quis poterit cogitare quid velit Dominus?

Cogitationes enim mortalium timidae, et incertae providentiae nostrae:

corpus enim, quod corrumpitur, aggravat animam, et terrena inhabitatio deprimit sensum multa cogitantem.

Et difficile conicimus, quae in terra sunt, et, quae in prospectu sunt, invenimus cum labore; quae autem in caelis sunt, quis investigabit?

Consilium autem tuum quis sciet, nisi tu dederis sapientiam et miseris spiritum sanctum tuum de altissimis?

Et sic correctae sunt semitae eorum, qui sunt in terris; et, quae tibi placent, didicerunt homines et salvati per sapientiam sunt».

Haec illum, qui primus formatus est, pater orbis terrarum, cum solus esset creatus, custodivit et eduxit illum a delicto suo

et dedit illi virtutem continendi omnia.

Ab hac ut recessit iniustus in ira sua, in furoribus fraternae caedis deperiit;

propter quem, cum demergeretur terra, sanavit eam iterum sapientia per contemptibile lignum iustum gubernans.

Haec et in consensu nequitiae, cum se nationes confudissent, scivit iustum et conservavit sine querela Deo et super filii viscera fortem custodivit.

Haec iustum a pereuntibus impiis liberavit fugientem, descendente igne in Pentapolim;

cuius adhuc in testimonium nequitiae fumigabunda constat deserta terra, et incertis temporibus fructus habentes arbores, et incredibilis animae memoria stans figmentum salis.

Sapientiam enim praetereuntes non tantum in hoc lapsi sunt, ut ignorarent bona, sed et insipientiae suae reliquerunt hominibus memoriam, ut in his, quae peccaverunt, nec latere potuissent.

Sapientia autem hos, qui eam observant, a laboribus liberavit.

Haec profugum irae fratris iustum deduxit per vias rectas et ostendit illi regnum Dei et dedit illi scientiam sanctorum; honestavit illum in laboribus et complevit labores illius.

In avaritia circumvenientium illum affuit illi et honestum fecit illum.

Custodivit illum ab inimicis et ab insidiantibus tutavit illum; et post certamen forte bravium dedit illi, ut sciret quoniam omnium potentior est pietas.

Haec venditum iustum non dereliquit, sed a peccato liberavit eum;

descenditque cum illo in foveam et in vinculis non dereliquit illum, donec afferret illi sceptrum regni et potentiam adversus eos, qui eum deprimebant, et mendaces ostendit, qui maculaverunt illum, et dedit illi claritatem aeternam.

Haec populum sanctum et semen sine querela liberavit a nationibus, quae illum deprimebant.

Intravit in animam servi Domini et stetit contra reges horrendos in portentis et signis.

Reddidit sanctis mercedem laborum suorum et deduxit illos in via mirabili et fuit illis in velamento diei et in luce stellarum per noctem.

Transtulit illos per mare Rubrum et transvexit illos per aquam nimiam

inimicos autem illorum demersit et ab altitudine abyssi eduxit illos.

Ideo iusti tulerunt spolia impiorum et decantaverunt, Domine, nomen sanctum tuum et victricem manum tuam laudaverunt unanimiter,

quoniam sapientia aperuit os mutorum et linguas infantium fecit disertas.

Direxit opera eorum in manibus prophetae sancti.

Iter fecerunt per deserta, quae non habitabantur, et in locis inviis fixerunt casas;

steterunt contra hostes et de inimicis se vindicaverunt.

Sitierunt et invocaverunt te; et data est illis aqua de petra altissima, et remedium sitis de lapide duro.

Per quae enim poenas passi sunt inimici illorum, per haec, cum illis deessent, bene cum illis actum est.

Nam pro fonte quidem perennis fluminis, tabescente sanguine turbidi

in traductionem decreti infanticidae, dedisti illis abundantem aquam insperate,

ostendens per sitim, quae tunc fuit, quemadmodum adversarios excruciares.

Cum enim tentati sunt, etsi cum misericordia disciplinam accipientes, scierunt quemadmodum cum ira iudicati impii tormenta paterentur.

Hos quidem tamquam pater monens probasti, illos autem tamquam durus rex condemnans tormento interrogasti.

Absentes enim et praesentes similiter torquebantur;

duplex enim illos acceperat taedium et gemitus cum memoria praeteritorum.

Cum enim audirent per sua tormenta bene secum agi, senserunt Dominum.

Quem enim in expositione olim proiectum reiecerunt deridentes, in finem eventuum mirati sunt, non similiter iustis sitientes.

Pro cogitationibus autem insensatis iniquitatis illorum, in quibus errantes colebant mutos serpentes et bestias supervacuas, immisisti illis multitudinem mutorum animalium in vindictam,

ut scirent quia, per quae peccat quis, per haec et torquetur.

Non enim impossibilis erat omnipotens manus tua, quae creavit orbem terrarum ex materia informi, immittere illis multitudinem ursorum aut audaces leones

aut recens conditas ira plenas ignotas bestias aut vaporem igneum spirantes aut fumi fremitum proferentes aut horrendas ab oculis scintillas fulgurantes,

quarum non solum laesura poterat illos exterminare, sed et aspectus per timorem occidere.

Sed et sine his uno spiritu poterant occidi, persecutionem passi a iustitia, et dispersi per spiritum virtutis tuae. Sed omnia in mensura et numero et pondere disposuisti.

Multum enim valere tibi soli subest semper, et virtuti brachii tui quis resistet?

Quoniam tamquam momentum staterae, sic est ante te totus orbis terrarum, et tamquam gutta roris antelucani, quae descendit in terram.

Sed misereris omnium, quia omnia potes; et dissimulas peccata hominum propter paenitentiam.

Diligis enim omnia, quae sunt, et nihil odisti eorum, quae fecisti; nec enim, si odisses, aliquid constituisses.

Quomodo autem posset aliquid permanere, nisi tu voluisses? Aut, quod a te vocatum non esset, conservaretur?

Parcis autem omnibus, quoniam tua sunt, Domine, qui amas animas.

Incorruptibilis enim spiritus tuus est in omnibus.

Ideoque eos, qui exerrant, paulatim corripis et, de quibus peccant, admones et corrigis, ut, relicta malitia, credant in te, Domine.

Illos enim antiquos inhabitatores terrae sanctae tuae, quos exhorruisti,

quoniam odibilia faciebant, opera medicaminum et sacrificia impia;

et filiorum necatores sine misericordia et comestores viscerum C humanarum carnium epulationem et sanguinis - participes mysteriorum e medio comissationis

et auctores caedis parentes ipsos animarum inauxiliatarum perdere voluisti per manus parentum nostrorum,

ut dignam perciperet peregrinationem puerorum Dei, quae tibi omnium carissima est terra.

Sed et his tamquam hominibus pepercisti et misisti antecessores exercitus tui vespas, ut illos paulatim exterminarent.

Non quia impotens eras in acie subicere impios iustis aut bestiis saevis aut verbo duro simul exterminare;

sed, paulatim iudicans, dabas locum paenitentiae, non ignorans quoniam nequam erat generatio eorum, et naturalis malitia ipsorum, et quoniam non poterat mutari cogitatio illorum in perpetuum:

semen enim erat maledictum ab initio. Nec timens aliquem, veniam dabas peccatis illorum;

quis enim dicet tibi: «Quid fecisti?». Aut quis stabit contra iudicium tuum? Aut quis tibi imputabit, si perierint nationes, quas tu fecisti? Aut quis in contentionem tecum veniet, vindex iniquorum hominum?

Non enim est alius Deus quam tu, cui cura est de omnibus, ut ostendas quoniam non iniuste iudicasti.

Neque rex neque tyrannus in conspectu tuo resistere poterit tibi de his, quos perdidisti.

Cum autem sis iustus, iuste omnia disponis; ipsum quoque, qui non debet puniri, condemnare exterum aestimas a tua virtute.

Fortitudo enim tua iustitiae initium est, et ob hoc, quod omnium Dominus es, omnibus te parcere facit.

Fortitudinem enim ostendis, cum non crederis esse in potentia consummatus, et horum, qui te nesciunt, audaciam traducis.

Tu autem, dominator virtutis, cum clementia iudicas et cum magna indulgentia disponis nos: subest enim tibi, cum volueris, posse.

Docuisti autem populum tuum per talia opera, quoniam oportet iustum esse humanum, et bonae spei fecisti filios tuos, quoniam das super peccatis paenitentiam.

Si enim inimicos servorum tuorum et debitos morti cum tanta castigasti attentione et remissione dans tempus et locum, per quae possent mutari a malitia,

cum quanta diligentia iudicasti filios tuos, quorum parentibus iuramenta et conventiones dedisti bonarum promissionum!

Cum ergo das nobis disciplinam, inimicos nostros multipliciter flagellas, ut bonitatem tuam cogitemus iudicantes et, cum de nobis iudicatur, speremus misericordiam.

Unde et illis, qui in insipientia vitae iniuste vixerunt, per abominationes suas dedisti tormenta.

Etenim in erroris viis diutius erraverunt, deos aestimantes, quae etiam inter animalia e turpibus sunt vilia, infantium insensatorum more decepti:

propter hoc, tamquam pueris insensatis, iudicium in derisum dedisti.

Qui autem ludibriis increpationis non sunt correcti, dignum Dei iudicium experientur;

in quibus enim ipsi patientes indignabantur, per haec, quos putabant deos, in ipsis, cum exterminarentur, videntes, illum, quem olim negabant se nosse, verum Deum agnoverunt; propter quod et finis condemnationis venit super illos.

Vani autem sunt natura omnes homines, in quibus non subest scientia Dei; et de his, quae videntur bonis, non potuerunt intellegere eum, qui est, neque operibus attendentes agnoverunt artificem.

Sed aut ignem aut spiritum aut citatum aerem aut gyrum stellarum aut violentam aquam aut luminaria caeli, rectores orbis terrarum, deos putaverunt.

Quorum si specie delectati, illa deos putaverunt, sciant quanto his dominator eorum melior est: speciei enim principium et auctor constituit ea.

Si autem virtutem et operationem eorum mirati, intellegant ab illis quanto, qui haec fecit, fortior est illis:

a magnitudine enim et pulchritudine creaturarum cognoscibiliter potest creator horum videri.

Sed tamen in his minor est querela, et hi enim fortasse errant Deum quaerentes et volentes invenire.

Etenim, cum in operibus illius conversentur, inquirunt et credunt visui, quoniam pulchra sunt, quae videntur.

Iterum autem nec his potest ignosci:

si enim tantum valuerunt scire, ut possent aestimare saeculum, quomodo huius Dominum non facilius invenerunt?

Infelices autem, et in rebus mortuis sunt spes illorum, qui appellaverunt deos opera manuum hominum, aurum et argentum, artis inventionem et similitudines animalium aut lapidem inutilem, opus manus antiquae.

Aut si quis artifex faber de silva tractabile lignum secuerit C huius docte erasit omnem corticem et arte sua usus diligenter fabricavit vas utile in conversationem vitae;

reliquiis autem eius operis ad praeparationem escae abusus, satiatus est,

et reliquum horum, quod ad nullos usus facit, lignum curvum et nodis concretum accipiens, sculpsit diligenter per vacuitatem suam et per scientiam tempore requiei figuravit illud - assimilavit illud imagini hominis

aut alicui ex vilibus animalibus illud comparavit, perliniens rubrica et rubicundum faciens fuco colorem illius et omnem maculam, quae in illo erat, perliniens

et faciens ei dignam habitationem in pariete posuit illud, confirmans ferro.

Ne igitur forte caderet providit illi, sciens quoniam non potest se ipsum adiuvare: imago enim est, et opus est illi adiutorium.

Et de substantiis et de nuptiis et de filiis votum faciens, non erubescit loqui cum illo, quod sine anima est, et pro sanitate quidem infirmum deprecatur

et pro vita rogat mortuum et in adiutorium rem omnino inutilem invocat, et pro itinere petit ab eo, quod ambulare non potest,

et de acquirendo et de operando et de bono manuum eventu petit utilitatem ab eo, quod prorsus inutile est manibus.

Iterum alius navigare cogitans et per feros fluctus iter facere incipiens, ligno portante se, fragilius lignum invocat.

Illud enim cupiditas acquirendi excogitavit, et artifex sapientia fabricavit.

Tua autem, Pater, providentia gubernat, quoniam dedisti et in mari viam et inter fluctus semitam firmissimam,

ostendens quoniam potens es ex omnibus salvare, etiamsi sine arte aliquis adeat mare.

Tu autem vis, ut non sint vacua sapientiae tuae opera, propter hoc etiam et exiguo ligno credunt homines animas suas et, transeuntes fluctus per ratem, liberati sunt.

Sed et ab initio, cum perirent superbi gigantes, spes orbis terrarum ad ratem confugiens, reliquit saeculo semen nativitatis, quae manu tua erat gubernata.

Benedictum est enim lignum, per quod fit iustitia;

per manus autem, quod fit, maledictum et ipsum et qui fecit illud, quia ille quidem operatus est, illud autem, cum esset corruptibile, deus cognominatus est.

Similiter autem odio sunt Deo impius et impietas eius:

etenim, quod factum est, cum illo, qui fecit, tormenta patietur.

Propter hoc et in idolis nationum erit visitatio, quoniam in creatura Dei in abominationem facta sunt et in tentationem animabus hominum et in muscipulam pedibus insipientium.

Initium enim fornicationis est exquisitio idolorum, et adinventio illorum corruptio vitae est;

neque enim erant ab initio, neque erunt in perpetuum.

Supervacuitate enim hominum haec advenerunt in orbem terrarum, et ideo brevis illorum finis est inventus.

Acerbo enim luctu dolens pater, cito sibi rapti filii fecit imaginem et illum, qui tunc homo mortuus fuerat, nunc tamquam deum colere coepit et tradidit subiectis sacra et sacrificia.

Deinde, interveniente tempore, convalescens iniqua consuetudo tamquam lex custodita est, et tyrannorum imperio colebantur figmenta;

quos cum in palam homines honorare non possent, propter hoc quod longe essent, e longinquo figura eorum efficta, evidentem imaginem regis, quem honorare volebant, fecerunt, ut illum, qui aberat, tamquam praesentem colerent sua sollicitudine.

Ad incrementum autem huius culturae provexit et hos, qui ignorabant, artificis eximia diligentia;

ille enim volens forsitan placere illi, qui se assumpsit, elaboravit arte sua, ut similitudinem in melius figuraret.

Multitudo autem hominum abducta per speciem operis eum, qui paulo ante tamquam homo honoratus fuerat, nunc deum aestimaverunt.

Et haec fuit vitae humanae deceptio, quoniam aut necessitati aut regibus deservientes homines incommunicabile nomen lapidibus et lignis imposuerunt.

Postea non suffecit errasse eos circa Dei scientiam, sed et in magno viventes inscientiae bello, tot et tam magna mala pacem appellant.

Aut enim filios suos sacrificantes aut obscura sacrificia facientes aut insaniae plenas peregrinorum rituum vigilias habentes,

neque vitam neque nuptias mundas iam custodiunt, sed alius alium per insidias occidit aut adulterans contristat.

Et omnia commixta sunt: sanguis et homicidium, furtum et fictio, corruptio et infidelitas, turbatio et periurium,

tumultus bonorum, gratiarum immemoratio, animarum inquinatio, generis immutatio, nuptiarum inordinatio, moechia et impudicitia.

Infandorum enim idolorum cultura omnis mali initium et causa est et finis.

Aut enim, dum laetantur, insaniunt aut vaticinantur falsa aut vivunt iniuste aut peierant cito.

Dum enim confidunt in idolis, quae sine anima sunt, male iurantes noceri se non sperant.

Utraque autem illis evenient digne, quoniam male censerunt de Deo attendentes idolis et iuraverunt iniuste in dolo contemnentes sanctitatem.

Non enim iuratorum virtus, sed peccantium poena perambulat semper iniustorum praevaricationem.

Tu autem, Deus noster, suavis et verus es, patiens et in misericordia disponens omnia.

Etenim, si peccaverimus, tui sumus, scientes potentiam tuam; non peccabimus autem, scientes quoniam apud te sumus computati.

Nosse enim te consummata iustitia est, et scire virtutem tuam radix est immortalitatis.

Nec enim in errorem induxit nos hominum malae artis excogitatio, nec adumbrantium labor sine fructu, effigies maculata per varios colores,

cuius aspectus insensatis in concupiscentiam venit, et diligit mortuae imaginis effigiem sine anima.

Malorum amatores digni sunt, qui spem habeant in talibus et qui faciunt illos et qui diligunt et qui colunt.

Sed et figulus, mollem terram premens laboriose, fingit ad usus nostros unumquodque vas; et de eodem luto fingit, quae mundis operibus in usum sunt, vasa, et quae his sunt contraria, omnia similiter; horum autem singulorum vasorum quis utriusque sit usus, iudex est figulus.

Et cum malo labore deum vanum fingit de eodem luto ille, qui paulo ante de terra factus fuerat, et post pusillum reducit se, unde acceptus est, repetitus animae debitum.

Sed cura est illi, non quia laboraturus est, nec quoniam brevis illi vita est, sed concertatur aurificibus et argentariis et aerarios imitatur et gloriam praefert, quoniam res supervacuas fingit.

Cinis est cor eius, et terra despectior spes illius, et luto vilior vita eius,

quoniam ignoravit, qui se finxit et qui inspiravit illi animam, quae operatur, et qui insufflavit ei spiritum vitalem.

Sed et aestimavit lusum esse vitam nostram et conversationem vitae compositam ad lucrum; oportere enim dicit undecumque etiam ex malo acquirere.

Hic enim scit se super omnes delinquere, qui ex terrae materia fragilia vasa et sculptilia fingit.

Omnes enim insipientes et infelices supra modum animae infantis sunt inimici populi tui et per potentiam opprimentes illum.

Quoniam omnia idola nationum deos aestimaverunt, quibus neque oculorum usus est ad videndum, neque nares ad percipiendum spiritum, neque aures ad audiendum, neque digiti manuum ad tractandum, sed et pedes eorum pigri ad ambulandum.

Homo enim fecit illos, et, qui spiritum mutuatus est, is finxit illos; nemo enim sibi similem homo poterit deum fingere:

cum autem sit mortalis, mortuum fingit manibus iniquis. Melior enim est ipse his, quos colit, quia ipse quidem vixit, cum esset mortalis, illi autem numquam.

Sed et animalia miserrima colunt; in insipientia enim, aliis comparata, his sunt deteriora.

Nec pulchra in his inveniuntur, quantum desiderari possit, ut fit in animalium conspectu; effugerunt autem et Dei laudem et benedictionem eius.

Propter haec per his similia castigati sunt digne et per multitudinem bestiarum tormenta passi sunt.

Pro qua castigatione bene disponens populum tuum ad concupiscentiam delectamenti sui, novum saporem, escam parasti eis ortygometram:

ut illi quidem concupiscentes escam propter foeditatem eorum animalium, quae missa sunt, etiam a necessaria concupiscentia averterentur; hi autem in brevi inopes facti etiam novam gustarent escam.

Oportebat enim illis quidem sine excusatione supervenire interitum exercentibus tyrannidem, his autem tantum ostendere quemadmodum inimici eorum exterminabantur.

Etenim, cum illis supervenit saeva bestiarum ira, morsibus perversorum colubrorum exterminabantur; sed non in perpetuum ira tua permansit,

sed ad correptionem in brevi turbati sunt, signum habentes salutis ad commemorationem mandati legis tuae.

Qui enim conversus est, non per hoc, quod videbat, sanabatur, sed per te omnium salvatorem.

In hoc autem ostendisti inimicis nostris quia tu es, qui liberas ab omni malo.

Illos enim locustarum et muscarum occiderunt morsus, et non est inventa sanitas animae illorum, quia digni erant ab huiusmodi exterminari;

filios autem tuos nec draconum venenatorum vicerunt dentes: misericordia enim tua adveniens sanabat illos.

In memoriam enim sermonum tuorum pungebantur et velociter salvabantur, ne in altam incidentes oblivionem non possent distrahi a tua beneficientia.

Etenim neque herba neque malagma sanavit eos, sed tuus, Domine, sermo, qui sanat omnia.

Tu enim vitae et mortis habes potestatem, et deducis ad portas mortis et reducis.

Homo autem occidit quidem per malitiam suam et spiritum, qui exierit, restituere non potest, nec liberare animam, quae recepta est.

Sed tuam manum effugere impossibile est:

negantes enim te nosse impii per fortitudinem brachii tui flagellati sunt, novis pluviis et grandinibus et imbribus persecutionem passi et per ignem consumpti.

Quod enim valde mirabile erat, in aqua, quae omnia exstinguit, plus ignis valebat; vindex est enim orbis iustorum.

Quodam enim tempore mansuetabatur flamma, ne combureret, quae ad impios missa erant, animalia, sed ut ipsi videntes scirent quoniam Dei iudicio patiuntur persecutionem.

Quodam autem tempore et in medio aquarum supra virtutem ignis exardescit, ut iniquae terrae genimina exterminet.

Pro quibus angelorum esca nutrivisti populum tuum et paratum panem de caelo praestitisti illis sine labore, omne delectamentum in se habentem et ad omnem gustum aptum.

Substantia enim tua dulcedinem tuam in filios ostendebat; et deserviens sumentis voluntati, ad quod quisque volebat, convertebatur.

Nix autem et glacies sustinebant ignem et non tabescebant, ut scirent quoniam fructus inimicorum exterminabat ignis ardens in grandine et in pluviis coruscans;

hic autem iterum, ut nutrirentur iusti, etiam suae virtutis oblitus est.

Creatura enim tibi Factori deserviens invalescit in tormentum adversus iniustos et lenior fit ad benefaciendum pro his, qui in te confidunt.

Propter hoc, et tunc in omnia transfigurata, omnium nutrici gratiae tuae deserviebat ad voluntatem eorum, qui a te desiderabant,

ut discerent filii tui, quos dilexisti, Domine, quoniam non nativitates fructuum pascunt homines, sed sermo tuus credentes in te conservat.

Quod enim ab igne non poterat exterminari, statim ab exiguo radio solis calefactum tabescebat,

ut notum esset quoniam oportet praevenire solem ad benedictionem tuam et ad ortum lucis te adorare.

Ingrati enim spes tamquam hibernalis glacies tabescet et disperiet tamquam aqua supervacua.

Magna sunt enim iudicia tua et inenarrabilia; propter hoc indisciplinatae animae erraverunt.

Dum enim persuasum habent iniqui posse dominari nationi sanctae, captivi tenebrarum et longae noctis compediti, inclusi sub tectis, fugitivi perpetuae providentiae iacuerunt.

Et dum putant se latere in obscuris peccatis, tenebroso oblivionis velamento dispersi sunt, paventes horrende, et umbris perturbati.

Neque enim, quae continebat illos, spelunca sine timore custodiebat, quoniam sonitus descendentes perturbabant illos, et phantasmata tristi vultu maerentia apparebant.

Et ignis quidem nulla vis poterat illis lumen praebere, nec siderum limpidae flammae illuminare poterant illam noctem horrendam.

Apparebat autem illis tantum subitaneus ignis timore plenus, et timore perculsi illius, quae non videbatur, visionis aestimabant deteriora esse, quae videbantur;

et magicae artis appositi erant derisus, et in sapientia gloriae correptio cum contumelia.

Illi enim, qui promittebant timores et perturbationes expellere se ab anima languente, hi cum ridiculo timore languebant.

Nam, etsi nihil turbulenti illos terrebat, transitu animalium et serpentium sibilatione commoti, tremebundi peribant, et aerem, quem nulla ratione quis effugere posset, negantes se videre.

Formidinis enim suae propriae nequitia dat testimonium, cum sit condemnata; semper autem praesumit saeva perturbata conscientia.

Nihil enim est timor nisi proditio auxiliorum, quae sunt a cogitatione;

et, dum ab intus minor est exspectatio, maiorem computat inscientiam eius causae, quae tormentum praestat.

Illi autem per impotentem vere noctem et ab impotentis inferni speluncis supervenientem, eundem somnum dormientes,

aliquando a monstris exagitabantur phantasmatum, aliquando animae deficiebant proditione: subitaneus enim illis et insperatus timor infundebatur.

Itaque, si quisquam illic decidisset, custodiebatur in carcere sine ferro reclusus.

Sive enim rusticus quis erat aut pastor aut agri laborum operarius praeoccupatus, ineffugibilem sustinebat necessitatem, una enim catena tenebrarum omnes erant colligati.

Sive spiritus sibilans aut inter spissos arborum ramos avium sonus suavis aut numerus aquae decurrentis nimium aut sonus durus praecipitatarum petrarum

aut ludentium animalium cursus invisus aut mugientium ferissimarum bestiarum vox aut resonans de cavitate montium echo deficientes faciebant illos prae timore.

Omnis enim orbis terrarum limpido illuminabatur lumine et non impeditis operibus continebatur;

solis autem illis superposita erat gravis nox, imago tenebrarum, quae illos recepturae erant: ipsi ergo sibi erant graviores tenebris.

Sanctis autem tuis maxima erat lux; et horum quidem vocem illi audiebant, sed figuram non videbant et, quia non et ipsi eadem passi erant, magnificabant;

quoniam autem, qui ante laesi erant, non laedebant, gratias agebant et, quod eos ante distulissent, donum petebant.

Propter quod ignis ardentem columnam, ducem ignotae viae, et solem sine laesura gloriosae peregrinationis praestitisti.

Digni quidem illi carere luce et pati carcerem tenebrarum, qui inclusos custodierant filios tuos, per quos incipiebat incorruptum legis lumen saeculo dari.

Cum cogitarent iustorum occidere infantes C et uno exposito filio et liberato — in traductionem illorum multitudinem filiorum abstulisti et pariter illos perdidisti in aqua valida.

Illa nox ante cognita est a patribus nostris, ut vere scientes, quibus iuramentis crediderunt, animaequiores essent.

Suscepta est a populo tuo sanitas quidem iustorum, iniustorum autem exterminatio;

sicut enim punivisti adversarios, sic et nos provocans magnificasti.

Absconse enim sacrificabant iusti pueri bonorum et divinitatis legem in concordia disposuerunt; similiter et bona et pericula recepturos sanctos patrum iam ante decantantes laudes.

Resonabat autem inconveniens inimicorum clamor, et flebilis perferebatur vox ploratorum infantium.

Simili autem poena servus cum domino afflictus est, et popularis homo regi similia passus;

similiter ergo omnes uno nomine mortis mortuos habebant innumerabiles. Nec enim ad sepeliendum vivi sufficiebant, quoniam uno momento, quae erat praeclarior generatio illorum, exterminata erat.

De omnibus enim non credentes propter veneficia, in exterminio primogenitorum confessi sunt populum filium Dei esse.

Cum enim quietum silentium contineret omnia, et nox in suo cursu medium iter haberet,

omnipotens sermo tuus de caelo a regalibus sedibus durus bellator in mediam exterminii terram prosilivit, gladium acutum insimulatum imperium tuum portans;

et stans replevit omnia morte et usque ad caelum attingebat stans in terra.

Tunc continuo visus somniorum terribilium turbaverunt illos, et timores supervenerunt insperati,

et alius alibi proiectus semivivus, propter quam moriebatur causam, demonstrabat.

Visiones enim, quae illos turbaverunt, haec praemonebant, ne inscii quare mala patiebantur, perirent.

Tetigit autem et iustos tentatio mortis, et interitus in eremo factus est multitudinis, sed non diu permansit ira tua.

Properans enim homo sine querela propugnavit, proferens servitutis suae scutum: orationem et per incensum deprecationem; restitit irae et finem imposuit necessitati, ostendens quoniam tuus est famulus.

Vicit autem iram non in virtute corporis, nec armaturae potentia, sed verbo illum, qui se vexabat, subiecit, iuramenta parentum et testamentum commemorans.

Cum enim iam acervatim cecidissent super alterutrum mortui, interstitit et amputavit impetum et divisit illam, quae ad vivos ducebat, viam.

In veste enim poderis, quam habebat, totus erat orbis terrarum, et parentum magnalia in quattuor ordinum lapidum sculptura, et magnificentia tua in diademate capitis illius.

His cessit, qui exterminabat, et haec extimuit; erat enim sola tentatio irae sufficiens.

Impiis autem usque in novissimum sine misericor dia ira supervenit; praesciebat enim et futura illorum,

quoniam, cum ipsi permisissent, ut se educerent, et cum magna sollicitudine praemisissent illos, consequebantur illos paenitentia acti.

Adhuc enim inter manus habentes luctus et deplorantes ad monumenta mortuorum, aliam sibi assumpserunt cogitationem inscientiae et, quos rogantes proiecerant, hos tamquam fugitivos persequebantur.

Trahebat enim illos ad hunc finem digna necessitas; et horum, quae acciderant, oblivionem immisit, ut eam, quae deerat tormentis, suppleret punitionem,

et populus quidem tuus mirabile iter tentaret, illi autem novam mortem invenirent.

Omnis enim creatura in suo genere iterum ab initio refigurabatur, deserviens tuis praeceptis, ut pueri tui custodirentur illaesi.

Nam nubes castra eorum obumbrans, et ex aqua, quae ante erat, emersio terrae aridae apparuit: e mari Rubro via sine impedimento, et campus germinans de fluctu violento,

per quem cum tota natione transierunt, qui tegebantur tua manu, videntes tua mirabilia monstra.

Tamquam enim equi depaverunt escam et tamquam agni exsultaverunt, magnificantes te, Domine, qui liberasti illos.

Memores enim erant adhuc eorum, quae in incolatu illorum facta fuerant, quemadmodum pro natione animalium eduxit terra muscas, et pro piscibus eructavit fluvius multitudinem ranarum.

Novissime autem viderunt novam creaturam avium, cum, adducti concupiscentia, postulaverunt escas epulationis:

in consolationem enim desiderii ascendit illis de mari ortygometra.

Et vexationes peccatoribus supervenerunt, non sine illis, quae ante facta erant, argumentis per vim fulminum: iuste enim patiebantur secundum suas nequitias; etenim detestabiliorem inhospitalitatem instituerunt.

Alii quidem ignotos non recipiebant advenas, isti autem beneficos hospites in servitutem redigebant.

Et non solum haec, sed et alius quidam respectus erit illorum, quoniam inviti recipiebant extraneos;

isti autem, qui cum laetitia receperunt hos, qui eisdem usi erant iustitiis, saevissimis afflixerunt doloribus.

Percussi sunt autem caecitate sicut illi in foribus iusti, cum, vastis cooperti tenebris, unusquisque transitum ostii sui quaerebat.

Inter se enim elementa convertuntur, sicut in psalterio voces numeri nomen immutant, semper tamen suum sonum custodiunt; quod quidem ex ipso visu eorum, quae facta sunt, certo aestimari potest.

Agrestia enim in aquatica convertebantur, et, quaecumque erant natantia, in terram transibant.

Ignis in aqua valebat supra suam virtutem, et aqua exstinguentis naturae obliviscebatur.

Flammae e contrario corruptibilium animalium non vexaverunt carnes inambulantium, nec dissolvebant illud, quod facile dissolvebatur, glaciei simile genus immortalis escae.

In omnibus enim magnificasti populum tuum, Domine, et honorasti et non despexisti, in omni tempore et in omni loco assistens eis.