Пойму́ тя́, введу́ тя́ въ до́мъ ма́тере моея́ и въ ло́жницу заче́ншiя мя́: та́мо мя́ научи́ши: напою́ тя от вина́ съ воня́ми стро́енаго, от воды́ я́блокъ мои́хъ.

Шу́йца его́ подъ главо́ю мое́ю, и десни́ца его́ объи́метъ мя́.

Закля́хъ ва́съ, дще́ри Иерусали́мскiя, въ си́лахъ и въ крѣ́постехъ се́лныхъ: а́ще подви́жете и воздви́жете любо́вь, до́ндеже а́ще восхо́щетъ.

Кто́ сiя́ восходя́щая убѣле́на и утвержа́ема о бра́тѣ свое́мъ? подъ я́блонею возбуди́хъ тя́: та́мо роди́ тя́ ма́ти твоя́, та́мо поболѣ́ тобо́ю ро́ждшая тя́.

Положи́ мя я́ко печа́ть на се́рдцы твое́мъ, я́ко печа́ть на мы́шцѣ твое́й: зане́ крѣпка́ я́ко сме́рть любы́, же́стока я́ко а́дъ ре́вность: кри́ла ея́ кри́ла огня́, [у́глiе о́гненно] пла́мы ея́.

Вода́ мно́га не мо́жетъ угаси́ти любве́, и рѣ́ки не потопя́тъ ея́. А́ще да́стъ му́жъ все́ имѣ́нiе свое́ за любо́вь, уничиже́нiемъ уничижа́тъ его́.

Сестра́ на́ша мала́ и сосцу́ не и́мать: что́ сотвори́мъ сестрѣ́ на́шей въ де́нь, въ о́ньже а́ще глаго́латися бу́детъ е́й?

А́ще стѣна́ е́сть, согради́мъ на не́й забра́ла сре́бряна: и а́ще две́рь е́сть, напи́шемъ на не́й дску́ ке́дрову.

А́зъ стѣна́, и сосцы́ мои́ я́ко столпи́: а́зъ бѣ́хъ во о́чiю и́хъ а́ки обрѣта́ющая ми́ръ.

Виногра́дъ бы́сть Соломо́ну во вееламо́нѣ: даде́ виногра́дъ сво́й стрегу́щымъ: му́жъ принесе́тъ въ плодѣ́ его́ ты́сящу сре́бреникъ.

Виногра́дъ мо́й предо мно́ю: ты́сяща Соломо́ну и двѣ́сти стрегу́щымъ пло́дъ его́.

Сѣдя́й въ вертогра́дѣхъ, и дру́зiе вне́млющiи гла́су твоему́: гла́съ тво́й внуши́ мнѣ́.

Бѣжи́, бра́те мо́й, и уподо́бися се́рнѣ или́ юнцу́ еле́ней, на го́ры арома́товъ.

Рус. (Юнгеров)

О, если бы ты был братом моим, сосавшим груди матери моей! тогда я, встретивши тебя вне (дома), целовала бы тебя, и никто не срамил бы меня (за это).

Взяла бы тебя, ввела бы тебя в дом матери моей и в комнату зачавшей меня - там ты учил бы меня. А я поила бы тебя вином, смешанным с ароматами, соком гранат моих.

Левая рука его под моею головою, а десница его обнимает меня.

Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми: не поднимайте и не будите любовь, пока ей угодно будет.

Кто это восходит убеленная, опирающаяся на брата своего? Под яблонью я разбудила тебя: там родила тебя мать твоя, там болела тобою родившая тебя.

Положи меня, как печать, на сердце твоем, как перстень на мышце твоей, ибо сильна, как смерть, любовь, жестока, как ад, ревность: стрелы ея - стрелы огненныя, (угли огненные) пламя ея.

Большая вода не может погасить любви и реки не зальют ея: если бы кто отдал все имение свое за любовь, то его с презрением отвергли бы.

Сестра у нас мала и грудей не имеет. Что же сделаем с сестрою нашею, когда пойдет речь о ней?

Еслиб она была стеною, мы построили бы на ней башню серебряную, еслиб она была дверью, то украсили бы ее кедровою доскою.

Я стена и перси мои - как столбы, я была в глазах их - как обретающая мир.

Виноградник был у Соломона в Вееламоне; он отдал виноградник свой сторожам: каждый должен принести за плоды его тысячу сребренников.

Виноградник мой предо мною: тысяча Соломону и двести стерегущим плоды его.

Житель садов и друзья, внимающие голосу твоему, дай мне услышать голос твой!

Беги, брат мой, подобно серне или молодому оленю, на горы, блогоухающия ароматами!

Таджикский

Языки

КОШКИ ту барои ман бародаре ки пистонҳои модари маро макидааст, мебудӣ! Он гоҳ, дар берун бо ту вохӯрда, туро мебӯсидам, ва маро мазаммат намекарданд;

Барои ту роҳбалад мешудам ва туро ба хонаи модарам меовардам, ки вай маро таълим додааст; туро аз шароби дорувордор, аз шарбати анори худ менӯшонидам.

Дасти чапаш дар таги сари ман аст, ва дасти росташ маро ба оғӯш мекашад.

Эй духтарони Ерусалим! Шуморо қасам медиҳам, ки маҳбубамро, то вақте ки худаш хоҳад, бедор накунед ва аз хоб нахезонед.

Ин кист, ки аз биёбон, бар маҳбуби худ такя карда, сууд менамояд? Дар таги дарахти себ туро бедор кардам; он ҷо модарат туро зоидааст.

Маро мисли мӯҳре бар дили худ, мисли мӯҳре бар бозуи худ бигузор; зеро ки муҳаббат мисли марг пурзӯр аст, ва рашки он мисли дӯзах бераҳм аст; барқҳои он барқҳои оташ аст, алангаи илоҳист.

Обҳои бисёр наметавонад муҳаббатро хомӯш кунад, ва наҳрҳо наметавонад онро фурӯ нишонад. Агар касе тамоми сарвати хонаи худро барои муҳаббат бидиҳад, аз ӯ албатта нафрат хоҳанд кард.

Моро хоҳари хурде ҳаст, ва ӯ пистон надорад; бо хоҳари худ чӣ кор кунем, вақте ки ӯро хостгор шаванд?

Агар ӯ ҳисор мебуд, назди ӯ кӯшки нуқра бино мекардем; ва агар ӯ дарвоза мебуд, бар вай ғалақае аз чӯби арз мехкӯб мекардем.

Ман ҳисор ҳастам, ва пистонҳоям мисли бурҷҳост; бинобар ин дар назари ӯ мисли чашмаи саодат будам.

Сулаймон токзоре дар Баал-Ҳамӯн дошт; токзорро ба дидбонон супурд; ҳар кас барои меваи он ҳазор нуқра медод.

Аммо токзори ман назди ман аст. Барои ту, эй Сулаймон, ҳазор, ва барои дидбонони меваи он дусад хоҳад буд.

Эй он ки дар боғот менишинӣ! Рафиқон ба овози ту гӯш медиҳанд; онро ба ман бишнавон!

Бигрез, эй маҳбуби ман! Ва мисли оҳу ё барраи ғизолон бар кӯҳҳои атриёт бош.