Пойму́ тя́, введу́ тя́ въ до́мъ ма́тере моея́ и въ ло́жницу заче́ншiя мя́: та́мо мя́ научи́ши: напою́ тя от вина́ съ воня́ми стро́енаго, от воды́ я́блокъ мои́хъ.

Шу́йца его́ подъ главо́ю мое́ю, и десни́ца его́ объи́метъ мя́.

Закля́хъ ва́съ, дще́ри Иерусали́мскiя, въ си́лахъ и въ крѣ́постехъ се́лныхъ: а́ще подви́жете и воздви́жете любо́вь, до́ндеже а́ще восхо́щетъ.

Кто́ сiя́ восходя́щая убѣле́на и утвержа́ема о бра́тѣ свое́мъ? подъ я́блонею возбуди́хъ тя́: та́мо роди́ тя́ ма́ти твоя́, та́мо поболѣ́ тобо́ю ро́ждшая тя́.

Положи́ мя я́ко печа́ть на се́рдцы твое́мъ, я́ко печа́ть на мы́шцѣ твое́й: зане́ крѣпка́ я́ко сме́рть любы́, же́стока я́ко а́дъ ре́вность: кри́ла ея́ кри́ла огня́, [у́глiе о́гненно] пла́мы ея́.

Вода́ мно́га не мо́жетъ угаси́ти любве́, и рѣ́ки не потопя́тъ ея́. А́ще да́стъ му́жъ все́ имѣ́нiе свое́ за любо́вь, уничиже́нiемъ уничижа́тъ его́.

Сестра́ на́ша мала́ и сосцу́ не и́мать: что́ сотвори́мъ сестрѣ́ на́шей въ де́нь, въ о́ньже а́ще глаго́латися бу́детъ е́й?

А́ще стѣна́ е́сть, согради́мъ на не́й забра́ла сре́бряна: и а́ще две́рь е́сть, напи́шемъ на не́й дску́ ке́дрову.

А́зъ стѣна́, и сосцы́ мои́ я́ко столпи́: а́зъ бѣ́хъ во о́чiю и́хъ а́ки обрѣта́ющая ми́ръ.

Виногра́дъ бы́сть Соломо́ну во вееламо́нѣ: даде́ виногра́дъ сво́й стрегу́щымъ: му́жъ принесе́тъ въ плодѣ́ его́ ты́сящу сре́бреникъ.

Виногра́дъ мо́й предо мно́ю: ты́сяща Соломо́ну и двѣ́сти стрегу́щымъ пло́дъ его́.

Сѣдя́й въ вертогра́дѣхъ, и дру́зiе вне́млющiи гла́су твоему́: гла́съ тво́й внуши́ мнѣ́.

Бѣжи́, бра́те мо́й, и уподо́бися се́рнѣ или́ юнцу́ еле́ней, на го́ры арома́товъ.

Синодальный

1 «Дщери Иерусалимские: не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно»; 5 «большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её»; 8 «я буду в глазах его, как достигшая полноты»; 13 «товарищи внимают голосу твоему».

О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей! тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы.

Повела бы я тебя, привела бы тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня, а я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблоков моих.

Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.

Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, – не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно.

Кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного? Под яблоней разбудила я тебя: там родила тебя мать твоя, там родила тебя родительница твоя.

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный.

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем.

Есть у нас сестра, которая еще мала, и сосцов нет у нее; что нам будет делать с сестрою нашею, когда будут свататься за нее?

Если бы она была стена, то мы построили бы на ней палаты из серебра; если бы она была дверь, то мы обложили бы ее кедровыми досками.

Я – стена, и сосцы у меня, как башни; потому я буду в глазах его, как достигшая полноты.

Виноградник был у Соломона в Ваал-Гамоне; он отдал этот виноградник сторожам; каждый должен был доставлять за плоды его тысячу сребреников.

А мой виноградник у меня при себе. Тысяча пусть тебе, Соломон, а двести – стерегущим плоды его.

Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его.

Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических!

Киргизский

Оо, сен менин энемдин эмчегин эмген бир тууганым болсоњ кана! Кљчљдљн жолукканымда, мен сени љпкєлљмљкмєн, бирок мени айыпташмак эмес.

Мен сени энемдин єйєнљ жетелеп келмекмин. Сен мени окутмаксыњ, мен болсо сага жыттуу шараптан жана љзємдєн анар ширемден ичирмекмин.

Сєйгљн жигитимдин сол колу башымдын астында болсун, ал эми оњ колу мени кучактап жатсын».

«Иерусалим кыздары! Љзє кааламайынча, сєйгљн кызымды ойготпогула, тынчын албагыла!»

«Љзєнєн сєйгљн жигитине жљлљнєп чљлдљн чыккан бул ким?» «Мен сени алма бактын тєбєнљн ойготтум, ошол жерде сени энењ тљрљгљн, сени тљрљгљн аял ошол жерде тљрљгљн.

Сен мени жєрљгєњљ мљљр баскандай басып ал, колуња шакектей кылып салып ал. Анткени сєйєє љлємдљй кєчтєє, кызганыч љлгљндљр жаткан жайдай коркунучтуу, анын жебеси – оттуу жебе, ал – љтљ кєчтєє жалын.

Сєйєєнє чоњ суулар да љчєрљ албайт, дарыялар каптай албайт. Адам сєйєє єчєн єйєндљгє бєт байлыгын берсе, ал жек кљрєнєє менен четке кагылып калмак».

«Биздин бир карындашыбыз бар, ал али жаш, тљшє да чыга элек. Карындашыбызга жуучу тєшкљндљ, биз аны эмне кылабыз?

Эгерде ал дубал болсо, анда биз анын єстєнљ кємєштљн чатырларды тикмекпиз. Эгерде ал эшик болсо, анда биз аны кедр тактайлары менен каптамакпыз».

«Мен дубалмын, тљштљрєм мунарадай, ошондуктан мен анын кљзєнљ бойго жеткен кыздаймын».

«Сулаймандын Баал-Амон жеринде жєзємзары бар эле. Ал бул жєзємзарын кайтаруучуларга берген эле, ар бир кайтаруучу анын жемиши єчєн мињден кємєш жеткирип турушу керек болчу».

«Ал эми жєзємзарым менин алдымда. Сулайман, мињи – сага, ал эми эки жєзє – анын жемишин кайтаргандарга».

«Бактардын арасында жашаган кыз! Достор єнєњдє угуп жатышат, єнєњдє мага да угуз».

«Чурка, сєйгљн жигитим! Бальзам тоолорундагы жейрендей же жаш бугудай бол!»

Таджикский

Языки

КОШКИ ту барои ман бародаре ки пистонҳои модари маро макидааст, мебудӣ! Он гоҳ, дар берун бо ту вохӯрда, туро мебӯсидам, ва маро мазаммат намекарданд;

Барои ту роҳбалад мешудам ва туро ба хонаи модарам меовардам, ки вай маро таълим додааст; туро аз шароби дорувордор, аз шарбати анори худ менӯшонидам.

Дасти чапаш дар таги сари ман аст, ва дасти росташ маро ба оғӯш мекашад.

Эй духтарони Ерусалим! Шуморо қасам медиҳам, ки маҳбубамро, то вақте ки худаш хоҳад, бедор накунед ва аз хоб нахезонед.

Ин кист, ки аз биёбон, бар маҳбуби худ такя карда, сууд менамояд? Дар таги дарахти себ туро бедор кардам; он ҷо модарат туро зоидааст.

Маро мисли мӯҳре бар дили худ, мисли мӯҳре бар бозуи худ бигузор; зеро ки муҳаббат мисли марг пурзӯр аст, ва рашки он мисли дӯзах бераҳм аст; барқҳои он барқҳои оташ аст, алангаи илоҳист.

Обҳои бисёр наметавонад муҳаббатро хомӯш кунад, ва наҳрҳо наметавонад онро фурӯ нишонад. Агар касе тамоми сарвати хонаи худро барои муҳаббат бидиҳад, аз ӯ албатта нафрат хоҳанд кард.

Моро хоҳари хурде ҳаст, ва ӯ пистон надорад; бо хоҳари худ чӣ кор кунем, вақте ки ӯро хостгор шаванд?

Агар ӯ ҳисор мебуд, назди ӯ кӯшки нуқра бино мекардем; ва агар ӯ дарвоза мебуд, бар вай ғалақае аз чӯби арз мехкӯб мекардем.

Ман ҳисор ҳастам, ва пистонҳоям мисли бурҷҳост; бинобар ин дар назари ӯ мисли чашмаи саодат будам.

Сулаймон токзоре дар Баал-Ҳамӯн дошт; токзорро ба дидбонон супурд; ҳар кас барои меваи он ҳазор нуқра медод.

Аммо токзори ман назди ман аст. Барои ту, эй Сулаймон, ҳазор, ва барои дидбонони меваи он дусад хоҳад буд.

Эй он ки дар боғот менишинӣ! Рафиқон ба овози ту гӯш медиҳанд; онро ба ман бишнавон!

Бигрез, эй маҳбуби ман! Ва мисли оҳу ё барраи ғизолон бар кӯҳҳои атриёт бош.