Егда́ же прiидо́хъ въ до́мъ мо́й, и отдана́ бы́сть мнѣ́ а́нна жена́ моя́ и тові́а сы́нъ мо́й, въ пра́здникъ пятьдеся́тницы, и́же е́сть свя́тъ се́дмь седми́цъ, бы́сть обѣ́дъ до́бръ мнѣ́, и возлего́хъ, е́же я́сти.

И узрѣ́хъ снѣ́ди мно́ги и рѣ́хъ сы́ну моему́: иди́ и приведи́, его́же а́ще обря́щеши от бра́тiи на́шея ни́щаго, и́же по́мнитъ Го́спода, и се́, ожида́ю тебе́.

И прише́дъ рече́: о́тче, еди́нъ от ро́да на́шего удавле́нъ пове́рженъ е́сть на то́ржищи.

И а́зъ, пре́жде не́же вкуси́ти ми́, взя́хъ его́ въ нѣ́кiй до́мъ, доне́лѣже за́йде со́лнце:

и возврати́вся умы́хся и ядо́хъ хлѣ́бъ мо́й въ ско́рби,

и помяну́хъ проро́чество Амо́са, я́коже рече́: обратя́тся дні́е ва́ши въ пла́чь, и вся́ весе́лiя ва́ша въ сѣ́тованiе:

и пла́кахся: и егда́ за́йде со́лнце, поидо́хъ и ископа́въ погребо́хъ его́.

Бли́жнiи же посмѣва́хуся, глаго́люще: еще́ не бои́тся убiе́нъ бы́ти за дѣ́ло сiе́: и бѣжа́, и се́, па́ки погреба́етъ ме́ртвыя.

И въ ту́ но́щь, егда́ погребо́хъ, возврати́хся и лего́хъ о́скверне́нъ при стѣнѣ́ двора́, и лице́ мое́ открове́но бѣ́:

не ви́дѣхъ же, я́ко вра́бiя на стѣнѣ́ су́ть, и очесе́мъ мои́мъ отве́рстымъ су́щымъ, испусти́ша вра́бiя те́плое на очеса́ моя́, и бы́ша бѣ́льма на очесѣ́хъ мои́хъ: и идо́хъ ко враче́мъ и не по́льзоваша мя́: Ахiа́харъ же пита́ше мя́, до́ндеже отидо́хъ во Елимаи́ду.

А жена́ моя́ а́нна во́лну прядя́ше въ домѣ́хъ же́нскихъ

и посыла́ше госпо́диемъ: дая́ху же е́й и они́ мзду́, прида́вше и козля́.

Егда́ же прiи́де ко мнѣ́, нача́ вопи́ти: и рѣ́хъ е́й: отку́ду козля́? не укра́дено ли е́сть? отда́ждь е́ госпо́диемъ: не бо́ лѣ́по е́сть я́сти кра́деное.

Она́ же рече́: да́ръ даде́ся ми́ надъ мзду́. И не вѣ́ровахъ е́й и глаго́лахъ отда́ти е́ госпо́диемъ, и стыдя́хся предъ не́ю. Она́ же отвѣща́вши рече́ ми́: гдѣ́ су́ть ми́лостыни твоя́ и пра́вды твоя́? се́, вѣ́дома вся́ съ тобо́ю.

Синодальный

Когда я возвратился в дом свой, и отданы мне были Анна, жена моя, и Товия, сын мой, в праздник пятидесятницы, в святую седмицу седмиц, приготовлен у меня был хороший обед, и я возлег есть.

Увидев много снедей, я сказал сыну моему: пойди и приведи, кого найдешь, бедного из братьев наших, который помнит Господа, а я подожду тебя.

И пришел он и сказал: отец мой, один из племени нашего удавленный брошен на площади.

Тогда я, прежде нежели стал есть, поспешно выйдя, убрал его в одно жилье до захождения солнца.

Возвратившись, совершил омовение и ел хлеб мой в скорби.

И вспомнил я пророчество Амоса, как он сказал: праздники ваши обратятся в скорбь, и все увеселения ваши – в плач.

И я плакал. Когда же зашло солнце, я пошел и, выкопав могилу, похоронил его.

Соседи насмехались надо мною и говорили: еще не боится он быть убитым за это дело; бегал уже, и вот опять погребает мертвых.

В эту самую ночь, возвратившись после погребения и будучи нечистым, я лег спать за стеною двора, и лице мое не было покрыто.

И не заметил я, что на стене были воробьи. Когда глаза мои были открыты, воробьи испустили теплое на глаза мои, и сделались на глазах моих бельма. И ходил я к врачам, но они не помогли мне. Ахиахар доставлял мне пропитание, доколе не отправился в Елимаиду.

А потом жена моя Анна в женских отделениях пряла шерсть

и посылала богатым людям, которые давали ей плату и однажды в придачу дали козленка.

Когда принесли его ко мне, он начал блеять; и я спросил жену: откуда этот козленок? не краденый ли? отдай его, кому он принадлежит! ибо непозволительно есть краденое.

Она отвечала: это подарили мне сверх платы. Но я не верил ей и настаивал, чтобы отдала его, кому он принадлежит, и разгневался на нее. А она в ответ сказала мне: где же милостыни твои и праведные дела? вот как все они обнаружились на тебе!

Греческий [Greek (Koine)]

Языки

ὅτε δὲ κατῆλθον εἰς τὸν οἶκόν μου καὶ ἀπεδόθη μοι Αννα ἡ γυνή μου καὶ Τωβιας ὁ υἱός μου ἐν τῇ πεντηκοστῇ τῇ ἑορτῇ ἥ ἐστιν ἁγία ἑπτὰ ἑβδομάδων ἐγενήθη ἄριστον καλόν μοι καὶ ἀνέπεσα τοῦ φαγεῖν

καὶ ἐθεασάμην ὄψα πολλὰ καὶ εἶπα τῷ υἱῷ μου βάδισον καὶ ἄγαγε ὃν ἐὰν εὕρῃς τῶν ἀδελφῶν ἡμῶν ἐνδεῆ ὃς μέμνηται τοῦ κυρίου καὶ ἰδοὺ μενῶ σε

καὶ ἐλθὼν εἶπεν πάτερ εἷς ἐκ τοῦ γένους ἡμῶν ἐστραγγαλωμένος ἔρριπται ἐν τῇ ἀγορᾷ

κἀγὼ πρὶν ἢ γεύσασθαί με ἀναπηδήσας ἀνειλόμην αὐτὸν εἴς τι οἴκημα ἕως οὗ ἔδυ ὁ ἥλιος

καὶ ἐπιστρέψας ἐλουσάμην καὶ ἤσθιον τὸν ἄρτον μου ἐν λύπῃ

καὶ ἐμνήσθην τῆς προφητείας Αμως καθὼς εἶπεν στραφήσονται αἱ ἑορταὶ ὑμῶν εἰς πένθος καὶ πᾶσαι αἱ εὐφροσύναι ὑμῶν εἰς θρῆνον καὶ ἔκλαυσα

καὶ ὅτε ἔδυ ὁ ἥλιος ᾠχόμην καὶ ὀρύξας ἔθαψα αὐτόν

καὶ οἱ πλησίον ἐπεγέλων λέγοντες οὐκέτι φοβεῖται φονευθῆναι περὶ τοῦ πράγματος τούτου καὶ ἀπέδρα καὶ ἰδοὺ πάλιν θάπτει τοὺς νεκρούς

καὶ ἐν αὐτῇ τῇ νυκτὶ ἀνέλυσα θάψας καὶ ἐκοιμήθην μεμιαμμένος παρὰ τὸν τοῖχον τῆς αὐλῆς καὶ τὸ πρόσωπόν μου ἀκάλυπτον ἦν

καὶ οὐκ ᾔδειν ὅτι στρουθία ἐν τῷ τοίχῳ ἐστίν καὶ τῶν ὀφθαλμῶν μου ἀνεῳγότων ἀφώδευσαν τὰ στρουθία θερμὸν εἰς τοὺς ὀφθαλμούς μου καὶ ἐγενήθη λευκώματα εἰς τοὺς ὀφθαλμούς μου καὶ ἐπορεύθην πρὸς ἰατρούς καὶ οὐκ ὠφέλησάν με Αχιαχαρος δὲ ἔτρεφέν με ἕως οὗ ἐπορεύθη εἰς τὴν ᾿Ελυμαΐδα

καὶ ἡ γυνή μου Αννα ἠριθεύετο ἐν τοῖς γυναικείοις

καὶ ἀπέστελλε τοῖς κυρίοις καὶ ἀπέδωκαν αὐτῇ καὶ αὐτοὶ τὸν μισθὸν προσδόντες καὶ ἔριφον

ὅτε δὲ ἦλθεν πρός με ἤρξατο κράζειν καὶ εἶπα αὐτῇ πόθεν τὸ ἐρίφιον μὴ κλεψιμαῖόν ἐστιν ἀπόδος αὐτὸ τοῖς κυρίοις οὐ γὰρ θεμιτόν ἐστιν φαγεῖν κλεψιμαῖον

ἡ δὲ εἶπεν δῶρον δέδοταί μοι ἐπὶ τῷ μισθῷ καὶ οὐκ ἐπίστευον αὐτῇ καὶ ἔλεγον ἀποδιδόναι αὐτὸ τοῖς κυρίοις καὶ ἠρυθρίων πρὸς αὐτήν ἡ δὲ ἀποκριθεῖσα εἶπέν μοι ποῦ εἰσιν αἱ ἐλεημοσύναι σου καὶ αἱ δικαιοσύναι σου ἰδοὺ γνωστὰ πάντα μετὰ σοῦ