Егда́ же прiидо́хъ въ до́мъ мо́й, и отдана́ бы́сть мнѣ́ а́нна жена́ моя́ и тові́а сы́нъ мо́й, въ пра́здникъ пятьдеся́тницы, и́же е́сть свя́тъ се́дмь седми́цъ, бы́сть обѣ́дъ до́бръ мнѣ́, и возлего́хъ, е́же я́сти.

И узрѣ́хъ снѣ́ди мно́ги и рѣ́хъ сы́ну моему́: иди́ и приведи́, его́же а́ще обря́щеши от бра́тiи на́шея ни́щаго, и́же по́мнитъ Го́спода, и се́, ожида́ю тебе́.

И прише́дъ рече́: о́тче, еди́нъ от ро́да на́шего удавле́нъ пове́рженъ е́сть на то́ржищи.

И а́зъ, пре́жде не́же вкуси́ти ми́, взя́хъ его́ въ нѣ́кiй до́мъ, доне́лѣже за́йде со́лнце:

и возврати́вся умы́хся и ядо́хъ хлѣ́бъ мо́й въ ско́рби,

и помяну́хъ проро́чество Амо́са, я́коже рече́: обратя́тся дні́е ва́ши въ пла́чь, и вся́ весе́лiя ва́ша въ сѣ́тованiе:

и пла́кахся: и егда́ за́йде со́лнце, поидо́хъ и ископа́въ погребо́хъ его́.

Бли́жнiи же посмѣва́хуся, глаго́люще: еще́ не бои́тся убiе́нъ бы́ти за дѣ́ло сiе́: и бѣжа́, и се́, па́ки погреба́етъ ме́ртвыя.

И въ ту́ но́щь, егда́ погребо́хъ, возврати́хся и лего́хъ о́скверне́нъ при стѣнѣ́ двора́, и лице́ мое́ открове́но бѣ́:

не ви́дѣхъ же, я́ко вра́бiя на стѣнѣ́ су́ть, и очесе́мъ мои́мъ отве́рстымъ су́щымъ, испусти́ша вра́бiя те́плое на очеса́ моя́, и бы́ша бѣ́льма на очесѣ́хъ мои́хъ: и идо́хъ ко враче́мъ и не по́льзоваша мя́: Ахiа́харъ же пита́ше мя́, до́ндеже отидо́хъ во Елимаи́ду.

А жена́ моя́ а́нна во́лну прядя́ше въ домѣ́хъ же́нскихъ

и посыла́ше госпо́диемъ: дая́ху же е́й и они́ мзду́, прида́вше и козля́.

Егда́ же прiи́де ко мнѣ́, нача́ вопи́ти: и рѣ́хъ е́й: отку́ду козля́? не укра́дено ли е́сть? отда́ждь е́ госпо́диемъ: не бо́ лѣ́по е́сть я́сти кра́деное.

Она́ же рече́: да́ръ даде́ся ми́ надъ мзду́. И не вѣ́ровахъ е́й и глаго́лахъ отда́ти е́ госпо́диемъ, и стыдя́хся предъ не́ю. Она́ же отвѣща́вши рече́ ми́: гдѣ́ су́ть ми́лостыни твоя́ и пра́вды твоя́? се́, вѣ́дома вся́ съ тобо́ю.

Синодальный

Когда я возвратился в дом свой, и отданы мне были Анна, жена моя, и Товия, сын мой, в праздник пятидесятницы, в святую седмицу седмиц, приготовлен у меня был хороший обед, и я возлег есть.

Увидев много снедей, я сказал сыну моему: пойди и приведи, кого найдешь, бедного из братьев наших, который помнит Господа, а я подожду тебя.

И пришел он и сказал: отец мой, один из племени нашего удавленный брошен на площади.

Тогда я, прежде нежели стал есть, поспешно выйдя, убрал его в одно жилье до захождения солнца.

Возвратившись, совершил омовение и ел хлеб мой в скорби.

И вспомнил я пророчество Амоса, как он сказал: праздники ваши обратятся в скорбь, и все увеселения ваши – в плач.

И я плакал. Когда же зашло солнце, я пошел и, выкопав могилу, похоронил его.

Соседи насмехались надо мною и говорили: еще не боится он быть убитым за это дело; бегал уже, и вот опять погребает мертвых.

В эту самую ночь, возвратившись после погребения и будучи нечистым, я лег спать за стеною двора, и лице мое не было покрыто.

И не заметил я, что на стене были воробьи. Когда глаза мои были открыты, воробьи испустили теплое на глаза мои, и сделались на глазах моих бельма. И ходил я к врачам, но они не помогли мне. Ахиахар доставлял мне пропитание, доколе не отправился в Елимаиду.

А потом жена моя Анна в женских отделениях пряла шерсть

и посылала богатым людям, которые давали ей плату и однажды в придачу дали козленка.

Когда принесли его ко мне, он начал блеять; и я спросил жену: откуда этот козленок? не краденый ли? отдай его, кому он принадлежит! ибо непозволительно есть краденое.

Она отвечала: это подарили мне сверх платы. Но я не верил ей и настаивал, чтобы отдала его, кому он принадлежит, и разгневался на нее. А она в ответ сказала мне: где же милостыни твои и праведные дела? вот как все они обнаружились на тебе!

Немецкий (GNB)

Unter der Regierung von König Asarhaddon also kehrte ich in mein Haus zurück und meine Frau Hanna und mein Sohn Tobias wurden mir wieder geschenkt. Am Pfingstfest, das wir sieben Wochen nach dem Passafest feiern, bereiteten sie mir ein festliches Mahl und ich legte mich zu Tisch.

Es wurden mir viele köstliche Speisen aufgetragen. Da sagte ich zu meinem Sohn Tobias: »Geh und sieh zu, ob du unter den verschleppten Israeliten hier in der Stadt einen armen Mann findest, der dem Herrn mit ganzem Herzen treu geblieben ist. Bring ihn her! Er soll das Mahl mit mir teilen. Ich fange nicht an, bevor du wieder da bist.«

Tobias ging, um solch einen Israeliten zu suchen. Nach einer Weile kam er allein zurück und sagte: »Vater!«

»Ja, mein Sohn?«, erwiderte ich.

Da berichtete er: »Sie haben wieder einen aus unserem Volk umgebracht! Auf dem Marktplatz liegt er. Sie haben ihn erwürgt; es ist eben erst geschehen!«

Ich sprang auf und ließ das Essen stehen, ohne etwas angerührt zu haben, holte den Toten von der Straße weg und versteckte ihn in einem Schuppen. Nach Sonnenuntergang wollte ich ihn begraben.

Dann ging ich nach Hause, nahm ein Bad und aß das vorbereitete Mahl in großer Trauer.

Ich musste daran denken, was der Prophet Amos gegen das Heiligtum von Bet-El gesagt hatte: »Der Herr wird eure Freudenfeste in Leichenfeiern verwandeln; statt fröhliche Lieder zu singen, werdet ihr weinen und klagen.« Da kamen mir die Tränen.

Als die Sonne untergegangen war, hob ich ein Grab aus und begrub den Ermordeten.

Meine Nachbarn verspotteten mich und sagten: »Er hat wohl nichts mehr zu fürchten? Eben noch haben sie ihn wegen dieser Sache überall gesucht und wollten ihn töten. Da ist er weggelaufen. Und jetzt fängt er schon wieder damit an!«

Als ich in der Nacht zurückkehrte, nahm ich ein Bad und legte mich im Innenhof meines Hauses schlafen, gleich an der Mauer. Weil es so heiß war, ließ ich das Gesicht unbedeckt.

Ich wusste nicht, dass über mir in der Mauer Spatzen nisteten.

Da fiel der warme Spatzenkot auf meine Augen und ich bekam weiße Flecken auf der Hornhaut. Ich suchte Hilfe bei den Ärzten; aber je mehr Salben sie an mir ausprobierten, desto schlimmer wurde es. Zuletzt konnte ich überhaupt nichts mehr sehen. So lebte ich vier Jahre.

Alle meine Verwandten beklagten mein Unglück. Achikar aber sorgte zwei Jahre lang für meinen Unterhalt, bis er in die Provinz Elymaïs wegzog.

Meine Frau Hanna suchte durch Webarbeiten Geld für unseren Lebensunterhalt zu verdienen.

Wenn sie etwas fertig hatte, brachte sie es dem Auftraggeber und bekam ihren Lohn ausbezahlt.

Einmal, es war am 7. Tag des Monats Dystros, nahm sie wieder das fertige Stück Tuch vom Webstuhl und lieferte es ab. Der Auftraggeber zahlte ihr den vollen Lohn und gab ihr zusätzlich noch ein Ziegenböckchen mit.

Als sie damit nach Hause kam, begann es zu meckern; da fragte ich sie: »Wo kommt das Böckchen her? Du hast es doch nicht gestohlen? Gib es sofort seinem Besitzer zurück! Es ist undenkbar, dass wir etwas Gestohlenes essen!«

Sie antwortete mir: »Es ist ein Geschenk, ich habe es zum Lohn dazubekommen.« Aber ich glaubte ihr nicht und befahl ihr, es zurückzubringen; das Blut stieg mir zu Kopf vor Zorn.

Da erwiderte sie: »Und was hast du jetzt von deinen guten Taten? Was hast du von den vielen Almosen, die du anderen gegeben hast? Man sieht ja, was es dir eingebracht hat!«

Арабский (Arabic Van Dyke)

Языки

В этом переводе выбранная книга отсутствует