Толкования на Апостола Павла 2-е послание к коринфянам 4:2

но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Но отрекаемся от гнусных обманов, коих закон не побеждал, не прибегая к лукавству и не искажая слово Божие, как лжеапостолы, но откровением и истиною, которая совершена надо мною на пути в Дамаск (Деян. 9:1 и сл.), представляем себя самих, то есть нашу истинность, на все совести людей разные.

но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Уразумев, что Христос есть Свет истинный и недоступный лжи, мы научаемся тому, что и наша жизнь должна быть озаряема лучами истинного света. А лучи Солнца правды, истекающие для нашего освящения, суть добродетели, посредством которых мы отлагаем дела тьмы, как днем, начинаем вести себя благочинно, отвергаем тайные постыдные дела, все совершаем в свете и сами становимся светом, так что и других просвещаем, как свойственно свету. И если уразумеем, что Христос есть освящение, то отрешимся от всякого скверного и нечистого дела и мысли, тем самым показав себя поистине причастными [Его] имени, исповедуя жизнью, делом, а не словом силу освящения.

Ст. 1-4 Посему, имея по милости Божией такое служение, мы не унываем; но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом. Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых бог века сего ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого

Так как (апостол) сказал много великого, и поставил себя и всех верных выше Моисея, то, сознавая всю силу и важность сказанного, смотри, как он опять умеряет свое слово. Действительно, ему надлежало и возвысить себя ради лжеапостолов, равно как и своих слушателей, и опять умерить эту высоту, на которую поставил себя, не отказываясь, впрочем, от нее совершенно, потому что отказаться значило бы шутить. Для этого он употребляет такой оборот речи, которым показывает, что все зависит не от собственных его совершенств, но от человеколюбия Божия, почему и говорит: «имея … такое служение». «Мы ничего, – говорит, – не привнесли своего, мы только были служители у Бога и исполнители данных от Него наставлений». Вот почему он и называет (свое апостольское делание) не начальствованием, не водительством, а только «служением»; и даже этим не довольствуется, а присовокупляет еще: «по милости Божией», – то есть, «и то самое, что мы поставлены служителями, зависит только от милости и человеколюбия (Божия)». Правда, дело милости есть избавлять от зол, а не такие раздавать блага, какие даны были (апостолам); впрочем, Божией милости и это свойственно. «Мы не унываем», то есть, «и то, что мы не унываем, надлежит приписать Его человеколюбию». Выражение: «по милости Божией» должно именно относить как к служению, так и к словам: «мы не унываем». Смотри же, как он старается смягчить прежде сказанное о себе: он говорит, что кто удостоился столь великих и многих благ, и удостоился только по милости и человеколюбию, – тот ничего не делает великого, сколько бы ни трудился, каким бы ни подвергался опасностям, и какие бы ни терпел искушения. «Оттого мы не только не унываем, – говорит, – но еще радуемся и дерзаем». Сказав именно: «Мы не унываем», он присовокупил еще: «но, отвергнув скрытные постыдные [дела], не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия» (ст. 2). Что же значит: «скрытные постыдные дела»? «Мы не так возвещаем, – говорит, – что на словах обещаем многое, а на деле показываем другое, как поступают лжеапостолы, – почему он и говорил: «На личность ли смотрите?» (2Кор. 10:7), – но мы таковы же и на деле, каковыми вы нас видите, потому что мы не имеем ничего двусмысленного, и ничего не говорим и не делаем, что бы от стыда надлежало скрывать и оставлять во мраке». И желая высказать это еще яснее, прибавляет: «не прибегая к хитрости». Что те (лжеапостолы) почитали похвальным, то он (апостол) называет постыдным и достойным смеха. Что же значит – «к хитрости»? Те (лжеапостолы) славились как нелюбостяжательные, а между тем брали дары, только тайно; почитались за святых и за истинных апостолов, а на самом деле имели множество пороков. «Мы же, – говорит, – все это отвергнули (т. е. то, что он и называет «постыдными делами»); мы и в самом деле таковы, каковыми кажемся, и не имеем ничего скрытого как в жизни нашей, так и в самом проповедании». Это и означают слова: «не искажая слова Божия, а открывая истину», т. е., не наружно и для вида, но самым делом. «Представляем себя совести всякого человека». «Мы известны не только верным, но даже и неверным, потому что представляем себя на суд всякому, кто хочет испытывать наши дела. Так мы представляем себя, а не прикрываясь и показывая только светлую личину. Мы говорим, что не принимаем никаких для себя даров, – и вас же самих призываем в свидетели этого; утверждаем, что мы ничего худого за собою не знаем, – и в этом опять свидетельствуемся вами же самими. Мы не делаем, как они, прикрывая дела свои, чтобы обманывать других. Напротив, мы и жизнь свою предлагаем всем на рассмотрение, и учение преподаем без всякого прикрытия, так что все могут разуметь его». Но так как неверные не уразумели силы этого учения, то он присовокупляет, что «это не по нашей вине, а по причине бесчувствия их самих». Поэтому и говорит: «Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых Бог века сего ослепил умы» (ст. 3, 4). Здесь он говорит то же самое, что он и прежде сказал: «для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь» (гл. 2:16).

Кто же это – «Бог века сего»? Последователи заблуждения Маркиона говорят, что это сказано только о Творце правосудном, а не благом: они утверждают, что есть другой какой-то Бог, правосудный только, без благости. Манихеи же, безумно желая ввести другого творца твари кроме истинного, говорят, что здесь говорится о диаволе, потому что Писание часто называет богом не по достоинству называемого, но по бессилию подчиненных его. Так оно и «мамону» называет господином (κύριον); (Мф. 6:24) и чрево – богом (Фил. 3:19). Однако ни чрево по этому самому не бог, ни мамона – господь, но так названы они из-за тех, которые им подчиняют себя. Мы же думаем, что это сказано и не о диаволе, но о Боге всяческих. И должно читать это место так: «Бог ослепил разумы неверных века сего» (τών απιστων του αιώνος τούτου ετύφλωσεν ο Θεός τά νοήματα), потому что не будущий, а только настоящий век имеет неверных. Если же кто и так будет читать: «Бог века сего» (ο Θεός τού αιόνος τόύτου), то и такое чтение не представляет никакого затруднения, потому что не показывает еще, что Он – Бог только настоящего века. Он называется и Богом неба; однако не есть Бог одного только неба. Мы называем Его также и Богом настоящего дня; однако, говоря так, мы не ограничиваем власти Его только этим днем. Равным образом называется Он и Богом Авраама, и Богом Исаака, и Богом Иакова, и, однако, Он не есть Бог только их одних. Много и других подобных доказательств можно находить в Писании. Как же Он ослепил их? Не содействием к тому, – да не будет, – но оставлением и попущением. В Писании часто употребляются такие выражения. Так оно говорит: «предал их Бог превратному уму» (Рим. 1: 28). Так как язычники прежде сами не поверили и сделали себя недостойными познания таин Божиих, то и Бог уже потом оставил их. Что же другое надлежало бы с ними делать? Насильно влечь и открывать тайны не желающим знать их? Но они еще более презрели бы и отказались знать их. Потому-то (апостол) и присовокупил: «чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа», – не для того, чтобы не веровали в Бога, но для того, чтобы неверующие, как неспособные, не видели внутренних таин. То же и нам заповедал Господь, повелев не метать бисера пред свиньями (Мф. 3:6). Иначе, если бы Он открыл и неверующим, то болезнь (неверия) только еще более усилилась бы в них. Так и больного глазами если бы кто насильно заставил смотреть на солнце, то еще больше только усилил бы его болезнь. Вот почему врачи и содержат таких больных в темноте, чтобы не усилить болезнь. Точно таким же образом и здесь представляй, т. е., что неверующие сделались такими по своей воле, а, сделавшись неверующими, они уже не могли созерцать неизреченных таин Евангелия, так как и Бог уже сокрыл от них сияние света евангельского. Об этом и (Господь) говорил ученикам: «потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат» (Мф. 13:13). Но чтобы еще лучше объяснить на примере то, о чем я говорю, представь себе какого-нибудь эллина, который считает за басни наши таинства: больше ли пользы получил бы он, когда бы пошел к нам и увидел наши таинства, чем когда бы вовсе не входил? В таком же смысле и (апостол) говорит: «чтобы для них не воссиял свет», продолжая все еще держаться истории Моисея. Что именно случилось с иудеями при Моисее, то же самое происходит и со всеми неверными во времена евангельские. А что от них сокрыто и неизвестно им, об этом послушай самого (апостола), который говорит: «чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога», – т. е., что крест есть спасение вселенной и Его слава, что этот самый Распятый на нем опять имеет придти с великою славою, и все другое, настоящее и будущее, видимое и невидимое, неизреченная слава ожидаемых (благ). Вот почему он и сказал: «воссиять», чтобы ты не всего искал здесь в этой жизни, потому что слава, даруемая теперь, есть только некоторое сияние Духа. На это (апостол) указал и выше, когда упоминал о благоухании, равно как о залоге, – показывая тем, что большее остается там (в будущей жизни). Но все это сокрыто от неверующих; сокрыто же за то, что сами прежде не захотели поверить. Далее, чтобы показать, что не познавшие славы Христовой не знают не только Христовой славы, но и славы Отца, прибавил: «Который есть образ Бога». Нельзя ведь остановиться на одном только Христе, потому что, подобно тому, как чрез Христа ты видишь Отца, так, не познав славы Христовой, не познаешь и славы Отца.

но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Апостол имеет в виду обрезание, которое проповедовали уверовавшие из язычников.

Но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости

Указывает на лжеапостолов, которые во всем притворялись. Они брали дары, и представляли себя неберущими; казались святыми, а были нечисты. Мы же, говорит, отвергли такие дела, которые, обнаружившись, покрывают делающего их позором, то есть такие, которые совершаются лицемерно. Ибо прибавляет: не прибегая к хитрости, так что совершенное с лукавством и есть то, что навлекает позор. Впрочем, если будешь разуметь это о делах постыдных, то в этом ничего не будет нового: ибо и это свойственно лжеапостолам.

И не искажая слова Божия

Не только, говорит, жизнь наша проста, чиста и свободна от беззакония, но и в учении и в слове нашем нет обмана. Ибо мы ничего не примешиваем к ним из внешней мудрости или что-нибудь льстивое, не собираем деньги от проповеди, и не говорим сегодня одно, а завтра другое, применяясь к временам и лицам, как поступают лжеапостолы.

А открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Лжеапостолы представляют себя наружно и для вида, и кажутся иными, нежели каковы на самом деле. А я представляю себя, открывая истину, то есть самые дела употребляю во свидетельство. Так, я говорю, что ничего не беру, и имею свидетелями этого вас; так поступаю и во всем прочем. Вот как я представляю себя всем людям, верующим и неверующим, то есть открывая жизнь свою и проповедуя всем открыто, так что все могут разуметь. А так как людей можно обмануть, то присовокупляет: пред Богом, Которого лжеапостолы не принимают во свидетели.

Но отрекохомся тайных срама, не в лукавствии ходяще, ни льстяще словесе Божия, но явлением истины представляюще себе ко всякой совести человечестей, пред Богом

Это главный пункт в сем отделеньице. Мы только, говорит, о том заботимся, чтоб чистую истину представить совести каждого, чистую как пред Богом, а она уже сама сделает свое дело, лишь бы только была воспринята. Чтоб истина благовестия сохранилась чистою, мы избегаем всего худого в намерениях своих, в образе своих действий и в самом представлении истины.

Но отрекохомся тайных срама. Мы отреклись от всего срамного не внешно только, но в самых сокровенностях сердца отвергнули все срамное,– все срамное, какого бы рода оно ни было. Ни почета или славы, ни выгод каких или того, чтоб искать только приятного себе, не имеем мы в виду. Одна любовь к истине, одна покорность воле Божией руководит нами. Лжеучители внешно являются святыми, а внутри оставляют нетронутыми страсти, какими кто порабощен. Мы совсем не таковы, но блюдем сердце свое чистым от всякого греха и всякой нечистоты, зная, что в нечистой душе истина не удержится. Святой Златоуст говорит: «Лжеапостолы славились, как нелюбостяжательные, а между тем они брали дары, только тайно; почитались за святых, а на самом деле они имели множество пороков. Мы же, говорит, все сие отвергнули, то есть то, что он называет тайным срама». Экумений продолжает: «Отреклись мы и втайне делать то, что в явности приносит стыд. Намекает на лжеапостолов, которые являлись в образе благочестия, втайне будучи нехорошими. А мы, говорит, и втайне ничего срамного не допускаем. Так, не стужаем си в скорбях, как и вы видите; но не внешно только, а и внутри не допускаем никакого помысла, могущего посрамить нас в сем отношении; ни малодушия, ни колебания, ни ропота, ни неблагодарности и никакой другой мысли не допускаем в сокровенности, которая могла бы посрамить наше: не стужаем си». Таким образом, словами: отрекохомся тайных срама, Апостол сказал: мы имеем чистое и непорочное сердце, чуждое всего срамного, напротив, полное истинно святых нравственно-религиозных чувств.

Не в лукавствии ходяще,– μη εν πανουργια. Не так мы действуем, чтоб одно было на словах и в делах, а другое на уме; не опутываем никого речами, не завлекаем кажущимися добрыми планами, за которыми спрятана засада; действуем открыто, и что являют слова наши и дела, то суть они и на деле. Нет ничего лукавого в образе нашего действования. Святой Златоуст говорит: «Мы не так, говорит, возвещаем, что на словах обещаем многое, а на деле показываем другое, как делают лжеапостолы, но мы таковы же и на деле, какими показываем себя на словах; мы не имеем ничего двусмысленного. Мы и в самом деле таковы, какими кажемся, и не имеем ничего скрытного и лукавого, как в жизни нашей, так и в самом проповедании. Мы не делаем так, как делают иные, прикрывая дела свои, чтоб обманывать и завлекать». Отрицает Апостол у себя все хитрые приемы для привлечения учеников, а вместе и все меры благоразумия, какие могла бы измыслить их собственная мудрость. Не ухитряемся, а действуем, как внушит Дух Божий, всегда открыто и в простоте сердца, ожидая плода не от своего умения действовать, а от Божия благословения и вседействия.

Ни льстяще словесе Божия,– μη δολουντες. Это похоже на то, что выше сказал: не корчемствуя слова, не подделывая (2Кор. 2:17). Передаем слово, как оно есть: когда оно строго, не позволяем себе смягчать его произвольно, из человекоугодия; если в нем невместимо что для мудрости человеческой, не закрываем того и не сокращаем в надежде помирить его с сею мудростию; просто ли оно или крайне высоко, никогда не примешиваем к нему своих соображений, чтоб иное приподнять, как кажущееся невысоким, а другое низвесть долу, как кажущееся недосягаемо высоким. Мы даже и этих по видимому невинных приемов не позволяем себе, боясь облукавить слово Божие; а чтобы прибавить к слову истины какую-либо ложь и притом сознательно, это нам и на ум не приходит. И надеждами льстивыми не обставляем слова благовестия нашего, не говорим: только уверуй, и счастие потечет к тебе рекою, а прямо открываем, что верующих ждут скорби, нападки и всякого рода лишения. И вообще ничего не примешиваем к слову благовестия, а предлагаем его, как оно есть, в своей природной наготе и чистоте. Феофилакт пишет: «Не только, говорит, жизнь наша проста, чиста, безлукавна, но и слово наше нелестно. Ибо мы ничего не примешиваем к нему от внешней премудрости, не обставляем льстивыми речами, не прилаживаем его к временам и лицам, и не учим потому ныне так, завтра иначе».

Но явлением истины представляюще себе ко всякой совести человечестей пред Богом

Это сходно с тем, что выше говорилось о рекомендательных письмах (2Кор. 3:1). Не с рекомендательными, говорит, письмами являемся мы среди людей в разных местностях, но с одною истиною. Она одна представляет нас всюду и нас рекомендует. Каким образом? – Одним явлением ее. Мы ее являем во всей чистоте, как она есть, и она сама удостоверяет слышащих, что мы не лжецы и что слово благовестия нашего есть непреложная истина. Это же как совершается? – Чрез совесть. Есть в душе каждого заступник за истину благовестия – дух с присущим ему страхом Божиим и совестию. Эти стихии духовные одного рода с словом благовестия и тотчас спознаются с ним, коль скоро не заглушены духом века сего. Слово благовестия говорит, что мы безответно грешны пред Богом, и совесть это сознает; слово благовестия уверяет, что всякого грешника ждет нелицеприятный суд и осуждение, и страх Божий подтверждает сию истину. Если б слово благовестия на этом только останавливалось, то оно ввергало бы только всех в отчаяние, никого к себе не привлекая, но оно идет далее и стесненному совестию и страхом суда предлагает благонадежный исход, говоря: Сын Божий приходил на землю, воплотился, пострадал на кресте и разодрал на нем рукописание грехов всего мира; веруй в Него, и получишь отпущение грехов, и благодать Святого Духа для новой безгрешной жизни, которую чистою сохранив до конца, по исходе отселе будешь воспринят небом для вечного неописанного блаженства. Какой дух незаглушенный мог противиться силе сего благовестия?! Вот почему слово благовестия во всяком месте находило себе прием, ибо везде бывали лица, у которых страх Божий и совесть, естественные стихии духа нашего, были живы. Они тотчас принимали благовестие как нечто родное, что всегда чаялось, но не было находимо, и теперь является таким радостным гостем с неба. Принимавшие слово благовестия освящались таинствами, возрождались к новой жизни, получали дар благодати и с сей минуты имели уже свидетельство в себе не для себя только, но и для всех окружающих. Это действовало на заглушенный дух сих последних, пробуждало его и руководило к вере. Обновленные, они в свою очередь единым присутствием своим возбуждали других и влекли к вере. Так в непродолжительном времени все гожие к вере лица прилагались к ней и составляли малое или большое общество верных Господу рабов. Святой Павел испытывал это во всякой местности и в приведенных словах об этом именно говорит, что они всюду представляли только себя совестям людей явлением чистой истины, чистой как пред Богом, и она обращала к вере; и им предлежало только направлять прилагавшихся к вере. Фотий у Экумения говорит: «Лжеапостолы не явлением истины, а поддельною личиною истины представляли себя, и не пред Богом, а в угождение только тем, которых обольщали». Конечно, и обольщаемые ими потому обольщаемы были, что ими наперед обладал лестчий дух».

но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Апостол Павел учит, что для того, чтобы быть достойным той славы, человек все постыдное и грязное, что может быть совершено или помыслено, должен отбросить, так чтобы оно не только из свершений, но и из мыслей изгонялось. Эти слова апостола суть приглашение коринфян к новой, лучшей жизни от лица своих и от его собственного лица, тесно связанное с названными ранее пороками коринфян, которые он в них часто порицает.

но, отвергнув скрытные постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божия, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом

Под искажением слова Божия иудействующие противники Апостола понимали неправильное, по их мнению, толкование Ветхого Завета и, главным образом, закона Моисеева.

Толковая Библия.

См. также Толкование на 2Кор. 4:1