Толкования на Откровение Иоанна Богослова 12:7

Ст. 7-9: И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.

Спрашивается: к какому моменту или эпохе относится время изображаемой здесь войны между светлыми и темными духами? Но предварительно нам нужно решить еще другой вопрос: как понимать нам падение, а с ним и борьбу диавола и его «аггелов»: единократно, сразу или более или менее длительно, в процессе? Совершенно ясно при этом, что так как эти пункты не представляют собой учения, окончательно решенного и узаконенного Церковью, то тут могут быть мнения и того, и другого типа, ибо в самом тексте явных и сразу видимых данных по вопросам этим также не имеется.

Конечно, многие привыкли понимать и то и другое – и борьбу диавола с Михаилом, и падение его – именно, как мы сказали, единократно, сразу и окончательно решающим актом, почти даже моментом. И тогда создавался ряд совершенно неустранимых и затемняющих объяснение текста затруднений. И в частности, относительно данного места: когда, в самом деле, происходила описанная в этих стихах борьба? С одной стороны, нельзя же оставить здесь без внимания дела, совершенного Христом Спасителем, и отнести все целиком только ко временам древним и к сферам небесным, т. е. к падению и отвержению диавола еще до творения человека. И вот прот. Орлов и относит все содержащееся в 7–8-м стихах к временам уже христианским. «Так как, – говорит он, – только искупительные заслуги Христа Спасителя положили конец прежнему доступу диавола на небо и некоторому равноправному положению среди добрых ангелов, то и борьбу и эту победу нужно отнести к тому времени, когда совершилось пролитие крови Христовой, – ко времени установления Нового Завета. Ангелы на небе первее всего воспользовались плодами этой жертвы и окончательно узнали из своей среды диавола, а вслед за ними и вместе с ними так поступали и поступают все истинные христиане».

Однако такое мнение нужно признать еще более односторонним, и близорукость и совершенную несостоятельность такого объяснения этой борьбы установить не трудно. Такая борьба Михаила, какая указывается в стихах 7–8-м, несомненно, произошла ранее, находя свое отражение и в словах ап. Иуды (см.: Иуд.1:9). Нужно забыть всю священную историю, и в особенности историю евангельскую, чтобы представлять диавола таким, так сказать, «кандидатом в ангелы», настолько неопределенным качественно и неведомым ангелам по своим свойствам, что они до Голгофы не могли-де распознать его. Да и место обитания его – с бесами, по Евангелию, не на небе, а, как мы видели уже, в бездне, и это, несомненно, в евангельские дни, до совершения нашего искупления Господом. А искушения в пустыне? А Иуда на Тайной Вечере? А слова Иисуса Христа противившимся иудеям: Вы отца вашего диавола есте (Ин.8:44)?! И поистине странно было бы, если бы такому осуждению от Господа подверглись в истории Содом и Гоморра, а за ними Капернаум с Вифсаидою, а соблазнивший их диавол пребывал так в ту пору на небе, числясь в лике ангелов по-прежнему!

Гораздо ближе к истине мнение св. Андрея Кесарийского, в коем в понимании борьбы небесных сил с диаволом соединяются и ветхозаветный, и новозаветные ее моменты. «Сие (т.е. сказанное в стихах 7–8) можно относить, – говорит он, – и к первому диавольскому за гордость и зависть низвержению из ангельского чина, а также и поражению его Владычним крестом, когда, говорит Господь, князь мира сего был осужден и изгнан из прежнего владычества (см.: Ин.12:31). Божественные ангелы с архистратигом Михаилом, не терпя гордости и превозношения, прежде всего правильно извергли его из своего сообщества, как подтверждает это и Иезекииль: он извержен был херувимами из среды огнистых камней (Иез.28:16), т. е., полагаю, из среды ангельских чинов за найденные в нем беззакония и неправды. В пришествие же Христово служащие Ему после искушения ангелы снова им возгнушались, как обесчещенным рабом. Да будет же известно, как думали отцы, что по устроении чувственного мира за гордость и зависть он так низвержен, что, говорит апостол, вверено было ему прежнее начальство воздушное (см.: Ефес.6:12) (место неясное и странное). И Папий говорит: «Некоторым из них», т. е. из прежних божественных ангелов, (Господь?) «позволил владеть и управлять устроением земли и поручил начальствовать хорошо»; но, говорит далее, «случилось, что они ни во что обратили свой чин».

Обращаясь теперь к стиху 9-му, мы находим, что древним змием назван здесь дракон по его злобной роли в истории человечества, как виновник первого падения людей, когда он соблазнил праматерь нашу Еву в образе именно змия. «Диаволом же (клеветником) он, по св. Андрею, называется потому, что лжет и клевещет на добродетель и на любящих их, а так­же людям – на Самого Бога, как, например, Адаму представил Бога завистливым (см.: Быт.3:4–5)». Наименование сатана указывает на другую типичную сторону во всей деятельности диавола: на его постоянное противление Богу и святому закону Его («сатана» и значит «противник»).

И вложен быстъ... на землю. Слова эти св. Андрей относит уже к новозаветному периоду. Отличая это второе падение от первого, он характеризует его как большее поражение диавола. «Да будет же известно, – пишет он, – что ниспадение его (диавола) после Креста не было таким местным, как первое, по немощи, падение праотцов, ибо он сам сказал великому Антонию, что тогда у врага совсем не стало оружия (Пс.9:7). Итак, падение его заключается в разрушении лукавых начинаний и замыслов и после свержения с небес – во всецелом лишении прежнего владычества. У блаженного Иустина Философа и Мученика сказано, что по пришествии Христовом и осуждении в геенну стал он еще большим хулителем – хотя и ранее хулил Бога, но не так бесстыдно. Посему истинно о нем говорится, что по упорству во зле сердце его ожесте, аки камень (Иов.41:15)». Таким образом, из всех этих справок с совершенной ясностью вытекает, что падение диавола не единичный и не краткосрочный акт, а наоборот – длящийся и возрастающий, т. е. процесс, в котором можно указать и переходные стадии. В стадиях этих разграничиваются резко две эпохи: первая – ветхозаветная и вторая – новозаветная. В ветхозаветном периоде выделяются два момента, хорошо ведомые нам: низвержение его архистратигом Михаилом (о котором говорится в стихах 7–8-м) и искушение прародителей, с приведенным нами в 5-й главе первоевангелием – о Спасителе и о борьбе падшего человечества со своим соблазнителем и поработителем. К концу же ветхозаветного периода в истории общечеловеческой мы видим нарастание и чрезвычайное развитие греха, языческой тьмы и извращения нравственных понятий. Но справедливо сказано: docendo discimus, т. е., уча, мы сами учимся. В порче и извращении соблазняемого врагом человечества шло, несомненно, ожесточение, порча, развитие и отрицательное усовершение во грехе, злобе и лжи, и самого виновника этой порчи – диавола.

Второй – новозаветный – период открывается, конечно, и в данном случае с пришествием на землю Спасителя. Цель этого пришествия – не только спасение людей вообще, но и соделывание их победителями над диаволом, что и составляет, как мы знаем, основное содержание Апокалипсиса. Но началось это еще до совершения самого дела нашего спасения чрез Крест и смерть, а лишь еще в период подготовления его. Ибо мы находим в Евангелии и в пору проповеди Господа в Галилее ясное свидетельство о том, что процесс этого преодоления диавола верующим человечеством уже начался, уже есть, так что возрадовалось от этого Богочеловеческое сердце Совершителя его. То было, как мы знаем, в тот момент, когда возвратились со своего благовестнического путешествия апостолы, и не двенадцать, а семьдесят, более немощных, менее заметных. С радостью, – читаем мы, – говорили они: Господи! и бесы (те, которые не захотели повиноваться и совершеннейшим ангелам) повинуются нам о имени Твоем. В тот час, сказано затем, возрадовался духом Иисус и прославил Своего Небесного Отца за такую милость Его именно к этим младенцам; апостолам же в ответ на их приведенные слова Он сказал: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию; се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам (Лк.10:17–21). Спрашивается: когда же было это, т. е. и то, что упал, как молния с неба сатана, и то, как видел это Иисус?

Ответ на это не может быть простым. Ибо, если относить это к новозаветному поражению сатаны Самим Спасителем (на Голгофе), то, во-первых, оно еще не совершилось (так как было это при Его жизни, попрал же смерть – и диавола – Он Своею смертью), во-вторых, и по контексту речи слишком ясна связь слов этого места с тем, что там сказано об апостолах. Еще более трудно отнести слова эти и к первому поражению диавола – еще в мире ангельском, при поражении его от Михаила и воинства небесного. Конечно, Сын Божий «видел» и это, как Предвечный. Но отнести то давнее событие, предшествовавшее падению Адама и Евы, к данному моменту, данной связи речи, опять-таки, с логической стороны, почти невозможно: да и что новое сказал бы тогда Господь этими Своими словами и апостолам, а за ними – и нам, всем верующим и читающим Евангелие?!

Коренная причина того, что так трудно, а верней – и невозможно дать совершенно понятный и исчерпывающий ответ о смысле этих евангельских слов, заключается в том, что в самый вопрос незаметно вводится подробность, мешающая такому разъяснению. Дело в том, что первый признак, вводимый нашим любопытством при постановке всех таких, явно надмирных проблем и запросов, – признак времени: когда именно это было? (И конечно, применительно к нашим человеческим условиям существования и человеческим же понятиям.) А между тем то, что произошло на небе, что видел Богочеловек, – все это относится к порядку событий нетелесных, нематериальных, а чисто духовных. А ведь наше «первое – второе»; наше «прежде – потом», как и «сзади – впереди», там очень может оказаться и неуместным, и совсем неприменимым. И именно о времени в том Апокалипсисе скоро нам придется вести и еще нарочитую речь, так сказать – об отмене его. И как верхнее без затруднений и противоречий может поместиться среди переднего и заднего, при наличии того и другого, не устраняя их и не мешая им, так и в сфере временной, такой же преходящей форме данного бытия земного, как и сфера пространственная.

Одно для нас несомненно: явилось это ниспадение диавола пред духовными очами Господа тогда, когда действительно происходило то, о чем в данном месте Евангелия шла речь (т.е. или в тот самый момент, когда Господь это говорил, или, так как форма времени стоит прошедшая, тогда, когда младенцы Его – апостолы на самом деле изгоняли бесов Его именем). Тогда молниеносное это падение вызвано было именно Его силой, привлеченной верою сердца учеников Его, и несмотря на то что произошло здесь, имело место до страданий и смерти Иисуса Христа, но стояло оно все же в прямой и необходимой зависимости от совершения Им дела нашего искупления. И было это вторым моментом (или вторым этапом) в поражении диавола от верных служителей Богу, как первый, от Михаила, был в лике ангельском.

Совершенно тот же смысл и значение имели и другие соответствующие слова Спасителя, сказанные им по входе в Иерусалим, когда переданным чрез Филиппа приглашением Его к язычникам на проповедь открылось для Него, что настало время умереть Ему, а Отец Небесный, подтверждая это, голосом грома засвидетельствовал Ему об Его прославлении чрез дело искупления (см.: Ин.12:20–33). Не для Меня, – сказал Иисус, – был глас сей, но для народа. Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И добавил: Когда я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе; причем Иоанн разъясняет: Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет (Ин.12:30–33). Да, ныне – суд, ныне – уже совершается изгнание диавола из человеческого мира; но здесь же сказано и то, что изгнание сие лишь еще будет, значит – потом, еще в дальнейшем. И о суде, который уже есть, также не раз говорил Сам Христос, что в этом, заканчивающемся, Первом пришествии Своем пришел Он не судить мирови, но да спасется Им мир (см.: Ин.12:47). Так, и еще более ясно, сливается во всех этих случаях будущее с настоящим.

Подобным образом и в эсхатологической беседе Своей Господь, как известно, в одном сложном представлении видит – и людям указывает – такие разновременные признаки, как наступление соблазнов и появление лжепророков и лжехристов, умножение войн и всевозможных бедствий – и на земле, и на небе, разрушение Иерусалима (заметим, у всех трех синоптиков в средине речи, а не в начале ее), всеобщую порчу – и забвение о Нем и об Его Втором пришествии, и наконец, самое это Пришествие – все передается в одной связи, в одной многосложной перспективе. И вот как там все это изображается в одной общей картине, как бы на одном полотне, так и здесь: и падение диавола, и борьба с ним на небе изображаются пред нами в одном сложном их развитии, в одном процессе. Так это, в частности, и в данном случае, в приведенных 7–9-м стихах 12-й главы Апокалипсиса. Начинается все речью о борьбе с диаволом воинства небесного во главе с архистратигом Михаилом и о победе ангелов над ним, с низвержением его в земные или наземные и преисподние сферы (воздух – Ефес.6:12; 2:2; и бездна – см. выше); а далее идет речь о победе – связания его Христом, а затем во Христе – апостолами, и за ними – и вообще всеми уверовавшими в Него... Так, в процессе, все это было; так, в процессе, все это и должно пониматься.

  По толкованию св. Андрея, эти слова «можно отнести и к первому диавольскому за гордость и зависть низвержению из Ангельского чина, а также и поражению его Владычным крестом, когда, говорит Господь, „князь мира сего был осужден“ и изгнан из прежнего владычества (Ин. 12:31; см.: Иез.28:16)» (св. Андрей, гл.34).

  Под образом этой брани видят также победу христианства над язычеством, поскольку диавол и демоны его всеми силами возбуждали и вооружали язычников на борьбу с Христовой Церковью.