Толкования на Откровение Иоанна Богослова 22:3

Ст. 1-5: И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающие на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков.

В продолжающемся, как мы сказали, описании Иерусалима здесь уже больше оттеняются те стороны, в коих обнаруживается жизнь обитателей его. И прежде всего отмечается то полное удовлетворение всех духовных потребностей, которого никогда ни один человек не имеет в настоящей нашей земной жизни. Удовлетворение это изображается, в первую очередь, как утоление жажды водою жизни, которая целою рекою изливается от Престола Бога и Агнца, являясь светлою, как кристалл. Конечно, образ этот полностью отсылает нас к известным евангельским словам Иисуса Христа: Аще кто жаждет, да грядет ко Мне и пиет. Веруяй в Мя, яко же рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (Ин.7:37–38). И так как там же евангелист Иоанн дает разъяснение, что сказал это Господь о Духе Святом, Его же имеяху прияти верующии (Ин.7:39), но уже – по прославлении Его, т.е. после того как посланный Им от Отца Дух Святой в день сошествия Своего откроет благодатную жизнь Святой Церкви, то отсюда эта, указываемая в Апокалипсисе, полнота и обилие вод живых, вне всяких сомнений, символизируют столь же полное и обильное напоение Его же живоносными, бесконечно возращающими благодатными струями, для коих и обилие дарований у самих святых и праведных в пору земной жизни было лишь предначинанием, только посильным приготовлением для такого восприятия ее (этой полноты. – Ред.) – еще в условиях бренной плоти. То же насыщение полнотою Божественного общения изображается, далее, и под видом растущего по берегам той реки древа жизни. Апокалиптический образ плодоношения этого древа на каждый месяц, конечно, говорит о постоянстве, так сказать регулярно частом восприятии этой блаженной пищи духовной в полное соответствие земному нашему причащению Святых Христовых Таин. Таким образом, в этом и указуется исполнение в превысшей мере того молитвенного желания и каждого из нас, и всей Церкви духовно алчущих, о котором, как уже говорилось выше, воспеваем и возглашаем мы так много: О Пасха велия и священнейшая, Христе... Подавай нам истее Тебе причащатися, в невечернем дни Царствия Твоего. Таким образом, в этом древе жизни символизируется будущая вечная и блаженнейшая Тайная Вечеря, о насыщении коей, знаем мы, Господь предвозвещал на Сионской Своей вечере – пред Своими страданиями (см.: Лк.22:15,18) и для которой земное причащение – только прообраз.

«Листья древа жизни, т.е. Христа, – по толкованию св. Андрея Кесарийского, – означают тончайшие, превысшие и пресветлые разумения Божественных судеб, но как бы еще лишь приводящие к тому полному восприятию древа жизни в плодах его, а эти “плоды его” есть совершеннейшее общение, открываемое в будущем веке. Эти листья будут во исцеление или во очищение неведения тех народов, которые стоят низшими в делании добродетелей. Ибо ина слава солнцу, и ина слава луне, и ина слава звездам (1Кор.15:41), и многие обители у Отца (Ин.14:2) – для того, чтобы, по характеру дел каждого, одного удостоить меньшей, а другого – большей светлости». Плодами будут питаться в раю Богообщения все (как никого не отстраняла вечеря Евхаристии и в земные дни). Листья же обозначают как бы низшее питание, ибо они не для первенцев избранных, достигших уже совершенства и в нем полноты восприятия Своего Владыки, а для масс народных, прощенных и лишь теперь на Брачной вечери Сына (см.: Мф.22-я гл.) усовершаемых и все как бы не до конца еще исцеленных, ибо они в восполнении былого своего несовершенства, а также и неоздоровленных еще немощей своих в этих благодатных листьях все еще будут нуждаться.

И всяка анафема не будет ктому. «Анафема, т.е. отлучение, по разъяснению св. Андрея, – в коренном значении слова άνάθεμα понимается двояко: или как для многих недоступное, но предоставленное одному Богу или же как неприкосновенное для всей твари и святых сил и отнесенное и связанное диаволу по причине окончательного отчуждения от добра. Думаем, что анафема здесь сказано в усиленном значении, ибо сие не полагается, но отлучается, будучи подчиняемо диаволу и на попрание осуждаемо. Сего проклятия в этом городе не будет». Будущая Церковь не такова, как теперь: она будет уже Церковью только избранных и верных, а не вообще званых, какою является она от времени Первого пришествия Христова и по сии дни; и кроме достойных, в ней уже никого ни быть, ни числиться уже не может (и в этом – опять указание нам, что иной и противоположный тип, т.е. проклятый, по точному тексту беседы о Страшном Суде, как и все нечистое, не приемлемы и входить в сонм обитателей нового Иерусалима не будут).

И престол Божий и Агнечъ будет в нем, и раби Его послужат Ему, и узрят лице Его. «Престолом Божиим будут избранные жители его – святые первенцы Церкви, как Церковь постоянно и возглашает: Яко свят еси Боже наш, и во святых почивавши, и наивысшим счастьем и честью для верных рабов Его будет то, что они уже безраздельно могут – и будут – служить Ему... И исполнится над ними то, что уже в Нагорной проповеди обещано было Господом в ряду блаженных и наижеланнейших наград для достойных последователей Его: Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят.

И в этом, конечно, – одна из важнейших сторон и одно из основных условий этого будущего блаженства райского. Некогда ап. Павел, говоря коринфянам в 13-й главе послания к ним о свойствах христианской любви, неожиданно для нас заговорил о недостаточности наличного нашего, земного познания (предвосхищая в этом случае все то, что стало ясным для науки лишь в наше последнее время и особенно оттенялось с данной стороны знаменитым философом Кантом). И вот, указав, что в будущей жизни знание упразднится, он продолжает: Ибо мы от част и знаем и отчасти пророчествуем·, когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по младенчески говорил, по младенчески мыслил... а как стал мужем, то оставил младенческое. И затем, делая вывод из этой аналогии, удостоверяет: Теперь мы видим, как в зеркале, гадателъно, тогда же лицем к лицу; теперь познаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан (1Кор.13:8–12).

Исполнение этого-то пророчества – разъяснения ап. Павла, даже до буквального совпадения, и дает нам Апокалипсис в приведенных кратких словах: И узрят лице Его. Действительно, наше человеческое земное знание – знание относительное, знание явлений, а не сущности, да и то именно – как в зеркале, только в отражении и передаче пяти­­­-шести органов наших внешних чувств, или, по точному обозначению Павла апостола, – «знание отчасти». И это самое говорит нам наука о человеческом познании уже всего окружающего нас, открытого этим внешним чувствам, но лишь как бы в оболочке своей, внешнего физического мира. Что же говорить о мире ином, тоже реальном, тоже познаваемом, но, по слову того же апостола, отгороженном от нас, как бы стеною, этою нашею плотью, – о мире духовном, возглавляемом Самим Духом Божественным (см.: 2Кор.5:6)?! Но так все это для нас – теперь, только в сем преходящем земном веке. А там, в мире лучшего будущего, это неоспоримо несовершенное и до убожества бедное наше «феноменальное» (по Канту) знание прекратится, или, по более точному славянскому переводу, упразднится, как бы отброшено будет за свою несостоятельность и как бы пустоту (относительную, конечно). Младенческие рассуждения, как и младенческие выражения, отойдут, ибо достигнет человек в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Ефес.4:13). И это – уже в полноте. И это – до исчерпывающего познания всего уже не по видимости, а по сущности, а главное – до прямого познания и Самого Божества, ибо дано будет в новом Иерусалиме созерцать и самое лице Его, другими словами, познавать Его лицем к лицу, в самой Божественной природе и сущности Его. А ведь «видеть Бога – значит увидеть все величественное, высочайшее, священнейшее, прекраснейшее, совершеннейшее, вечную мудрость, верховную благость, неограниченную силу и непомрачаемую святость» (Яковлев).

Учение о том, что будущее блаженство прежде и в основе всего будет состоять именно в непосредственном лицезрении Бога, было общим убеждением св. отцов. Так, по свидетельству Василия Великого: «Не иным чем, братие, считайте небесное царство, как истинным разумением Сущего (τῶν ὄντων – сущих?), которое в Божественных Писаниях называется и блаженством... Царство Небесное есть созерцание (θεωρία). Теперь, как в зеркале, мы видим тени вещей, а впоследствии, облекшись в тело нетленное и бессмертное, увидим их прообразы».

Учение св. Григория Нисского и здесь, как и в других пунктах его эсхатологии, отличается особенною полнотою. По его мнению, «загробное блаженство праведных душ будет состоять не только в совершенном освобождении их от всех зол настоящей жизни, но и в достижении венца славы, в общении с ангелами, в союзе с Богом, в созерцании невидимых благ и в радости, не имеющей конца». Умершие праведники, как будто после возвращения из долгого странствования в свое небесное отечество, немедленно получат все, что принадлежит истинным гражданам неба, а именно: рай, древо жизни, достоинство власти и свободу сыновнего дерзновения пред Богом, в силу которого они, предстоя пред славным Престолом Владыки Небесного Царства, в сонме с ангелами будут молитвенно ходатайствовать пред Богом за грешных людей, живущих на земле. Ясно, что души умерших праведников станут в непосредственное отношение к Богу. Чистая от всякого порока душа... вступит в общение с Божеством, так как ей это будет вполне свойственно. Но такое общение праведных душ с Богом возможно только тогда, когда они будут видеть Бога лицом к лицу. Отсюда, определяя сущность небесного блаженства еще точнее, св. Григорий полагал, что оно состоит в созерцании Божественной природы, другими словами, в познании истинно Сущего... И далее: «Кто созерцает Бога, – говорит он, – тот в этом созерцании уже имеет все, что находится в списке благ: бесконечную жизнь, вечное нетление, бессмертное блаженство, непрекращающееся царство, веселие, истинный свет, приятную духовную пищу, недоступную славу, постоянную радость и всякое благо».

Спрашивается: можем ли мы что-нибудь сказать о природе того нового познания? Будет ли оно похоже на прежнее? И на чем будет основываться оно? Основной ответ на эти вопросы дает нам тот же ап. Павел, и именно – и местом, и тою связью речи, которую мы уже оттеняли.

Речь свою о старом и новом познании Павел, как мы видели, повел в главе 13-й первого Послания к коринфянам, целиком посвященной его знаменитому гимну христианской любви. О ней он говорит там не только перед приведенной характеристикой знания человеческого – и младенческого, и совершенного, но и сейчас же за окончанием ее. И из этой связи речи до очевидности ясно, что совершенное знание будущего будет основываться на любви и будет конкретным проявлением этой любви. И потому-то оно будет проникать, так сказать, внутрь всякой природы, в самую сущность всего существующего реально, и прежде всего – по отношению к Божественному Солнцу этого нового познания, Источнику и движущей Причине его. Ведь Божественное Тройческое Существо есть и высшее начало, и выражение, движущая сила этой любви, как блаж. Августин и сказал: «Видишь Троицу – видишь любовь». А по слову самого тайновидца Иоанна, любовь – это, так сказать, самая природа Божества, ибо Бог есть любовь (1Ин.4:16), а потому – пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. «И в этом – корень будущего познания, безграничная сфера его, как и все собою определяющая сила и сущность его. И в этом своем сыновне-любовном отношении к Небесному Отцу любви, совершенный христианин, так сказать, вольется в новое русло ведения – истинного и богоподобного и в отношении к Богу, и в отношении к другим духовно­нравственным существам. Так что всякий узрит Его именно лицем к лицу – не в гаданиях, не только «как свидетельствует великий Дионисий, в том самом виде, в коем Он был зрим святыми апостолами на горе Святой», но и недоступным для нашего теперешнего словооборота, а равно и самого представления мысленного способом – в самом Премирном и Бесконечном Его Божественном Существе.

А вместе с этим и как следствие этого и имя Его, как еще раз говорится здесь, будет на челех их. Можно думать, что не случайно тут уже не добавлено, как раньше, слово написано (ср.: Откр.14:1). Т.е. этим дается знать, что начертание имени Божия уже не отвне сияет с чела их, но как бы вросло туда; выражается в самом, так сказать, строении их чела, или, как объяснял св. Андрей, они «будут иметь начертание имени Божиего, вместо золотой дщицы, которую носил первосвященник (см.: Исх.28:36), не на челах только, но и в сердцах, т.е. твердую, непреложную дерзновенную любовь к Нему»; ибо в начертании этом на челах, по нему, означается «украшение в дерзновении».

И затем, уже в применении к этой новой жизни всех, живущих в Иерусалиме сем, еще раз отмечается в приведенных стихах, что не будут они нуждаться ни в свете солнечном, ни в светильниках, ибо и ночи там не будет. Но Сам Господь Бог будет освещать их... И потом заканчивается все это описание нового Иерусалима с живущими в нем отрадным обетованием вечного их соцарствования с Богом, такого же бесконечного, как и самое это Царствие Его (см.: Лк.1:33). И будут царствовать во веки веков... Таков отрадный и успокаивающий всякое страждущее или болезненно недоумевающее сердце, всех, кто евангельски «плакал» здесь (вторая заповедь блаженства) в поисках смысла жизни и царства Божией правды на земле. Такова уходящая в бесконечную даль светлая, жизнью и теплом любви согретая, осиявающая очи веры перспектива, вся пронизанная светом истины Христовой, где так, до блаженства радостно и до идеального полно, осуществляются взятые из псалма слова одной из наилучших песней церковных: Во свете Твоем узрим свет...

И поистине, какой твердый, несокрушимый отпор дается здесь всякому жизненному пессимизму, всякому близорукому разочарованию и отчаянию! Да, если поставить ребром вопрос: из двух законов, претендующих на всеобъемлющий характер и самое коренное, безусловно принципиальное значение для жизни, – закона любви (по христианству) и закона борьбы за существование (по коммунизму и вообще по всем ответвлениям современного неверия), – какой закон является сейчас в жизни более явным и как бы побеждающим? – то, наверно, не одни атеисты да коммунисты скажут: конечно, закон борьбы за существование. Недаром его так приветствовала современная «наука» и прямо идолопоклоннически преклонилось, уверовав в него, чуть не большинство читающего человечества... И может, пожалуй, забраться в душу и верующего человека сомнение и опасение: да как же одержит победу этот наш главный закон – Христов закон любви, тот, навеки Им указанный критерий, по которому все и должны узнавать, принадлежим мы или не принадлежим к лику учеников Христовых (см.: Ин.13:35)? В чем ручательство, на какую можно опереться силу, которая бы в состоянии была дать торжество этому, столь упорно и злостно выживаемому из кругооборота жизни, ее истинно живительному началу, а не дарвиновскому антиподу ее – не закону насилующей эгоистической борьбы за существование, который с истинно научной точки зрения, по существу своему, есть не более, как временное обобщение преходящих дней, да и то – лишь в мире, поврежденном и прямо изуродованном отвне привнесенным грехом?

И вот твердо, ясно и отчетливо гремит нам из Апокалипсиса, как и из всех других священных книг – словом не человеческим, а Божиим: силу эту вы уже знаете... Сила эта проявила себя давно, ставши не только историческим фактом, но и корнем всей истории человеческой. Сила эта – сила любви, и дана она изначала не в людях, ибо тогда и цена ей была бы – ничтожество, как все человеческое само по себе, без освящения и закрепления от Бога. Ибо совершенно верно, что, если бы от людей шло торжество и победа этого закона любви, дымом оказался бы он, и одолела б его сила вражия, как мнится некоторым, что его уже одолевают. Но сила любви – сила Божия, ибо и дана она в Боге, который не только имеет свойство любви, но – Сам есть любовь. Любовью этой создан весь этот мир, и уже по этому одному не может он погибнуть. Любовью этой спасен мир, ибо не может быть большего и высшего проявления этой любви, как та жертва голгофская, которая принесена была и Сыном, и Отцом – всей Святой Троицей, единой и в этом деле Своем.

Любовью этой растет и действует Христова Церковь, историческое царство любви для наших дней. Итак – не бойся: об этой-то любви, и именно о торжестве и победе ее, и молился Сам Богочеловек, идя на крест Свой ради нее, когда в Первосвященнической молитве, как Архиерей нарождающейся Церкви Своей, любовию взывал к Небесному Отцу любви: Да вси едино суть, якоже Ты Отче во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут... (Ин.17:21).

А раз об этом Единородный Сын молил, а Отец, как всегда (см.: Ин.11:42), услышал эту молитву Его, – может ли хоть один верующий человек сомневаться, что так это и будет? Дерзайте, яко Аз победих мир (Ин.16:33), – сказал ученикам Господь непосредственно перед этой Первосвященнической молитвой Своей. Сия есть победа, победившая мир, вера наша (1Ин.5:4), – заверяет, или, как говорят, констатирует, свидетельствуя об осуществлении этих Его слов, возлюбленный ученик Иисусов, все тот же тайнозритель Иоанн Богослов. А потому верь, упокойся во утешении Христовом – и жди...

Воцарятся: опять-таки, не случайно, не без своего, соответствующего, значения употреблен здесь этот новозаветный термин о будущей жизни святого града. Ведь не сказано: будут блаженствовать, наслаждаться, радоваться и т.д., а именно – царствовать будут. Спрашивается: в каком смысле сказано это слово здесь, в завершении речи Апокалипсиса о блаженстве праведных в будущей жизни, как и в великом множестве других, соотносительных, мест? Ведь если все будут царями, то не будет подданных; как, с другой стороны, – как нам себе и представить достаточное число государств для такого необозримого количества их?!.

Но мы знаем, что Евангелием в принципе отвергнуто для верных языческое господствование князей над народами и вельможное властвование ими, ибо апостолам Господь сказал: Между вами да не будет так (Мк.10:42–43).

Итак, если в этой жизни подобное господствование над другими, соодолевающее властвование ими, в такой мере не свойственно ученикам Христовым и явно должно быть прямо нежеланным для них, то неужели же станет оно желанным и присущим им там, куда войдут и где будут они лишь в большем нравственном совершенстве?! Очевидно, и указывал Господь, и разумеется в тексте Апокалипсиса здесь другое царствование и другое владычествование. Это – прежде всего асболютная неодоленность их по отношению к чему бы то ни было низменному и недостойному Христова Царства, постоянная победа их над всякими задержками и помехами или затруднениями в развитии и совершенствовании их. А отсюда и вечно не прекращающееся развитие и движение их по пути нравственного возвышения и усовершения, восхождения, как мы выше сказали, от степени на степень и от силы в силу и с соответствующим достижением иной, большей славы и иной, лучшей обители. Это-то царствование славы у праведных и уподобил в Евангелии Спаситель свету солнечному, когда сказал: Тогда праведницы просветятся яко солнце в царствии Отца их (Мф.13:43).

А с другой стороны, есть ведь власть и власть, т.е. и самое владычествование может быть и приемлемым в христианстве, и неприемлемым в нем. Неприемлемо, как видели мы, владычествование «соодолевания», насильственного принижения других. Неприемлема обычная эгоистическая постановка власти, когда пользуются ею для себя, заставляя себе служить других. Но ведь не всегда бывает так, и никогда не должно у христиан быть так.

На Тайной Вечере Спаситель оттенил Своим ученикам, что Он и в человечестве Своем не только Учитель их, но и Господь. Таким образом, Он подтвердил и авторитетом Своим закрепил, что они должны признавать Его наивысшею властью, как и по воскресении Своем точно сказал: Дана Мне всякая власть на небе и на земле (Мф.28:18). Но там же, на Тайной Вечере, Господь на примере и показал, какою должна быть эта новая, христианская власть, исходящая от Него и имеющая в Нем свой образец и идеал: Он Своими Божественными руками омыл, уподобляясь рабу, ноги Своим, посрамленным сим, ученикам. Итак, христианская власть имеет и типичную христианскую природу. Первое. Она основывается не на насилии, а на любви, не на эгоистическом желании – принизить другого и подчинить его на служение себе, а на добровольном признании во имя справедливости этого другого, и особенно в силу Христовой любви, – на свободном подчинении таких собратий. И потому-то ап. Павел и заповедовал ученикам: Честию друг друга болша творяще (Рим.12:10). Добиваться власти христианин не должен и не может: это недопустимо и грешно. Но признавать над собою власть мы все должны, тем паче что несть бо власть аще не от Бога (Рим.13:1). Второе. Для христианина-владыки его власть – служение, а не права, в том восприятии ее, которое определяется и освещается совестью его, как и показал это наглядно Господь омовением ног Своим ученикам. Так и запрет Свой им не искать и не брать власти «соодолевания» Он, как известно, закончил словами: кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем раб (Мк.10:43–44). А в другом случае, как мы знаем, изгоняя всякую тень властолюбия из тех же апостолов, Он так же наглядно повелел им умаляться, как то дитя, которое Он поставил им в пример.

И таким образом, языческого властвования и самопревозношения в будущем Царстве, конечно, и тени не может быть. Но – честь от Бога воздаваться им будет, как царям; но иерархия, чинопочитание, подобно ангельскому, перенесется и туда – и уже в абсолютной справедливости и заслуженности его; но великолепие царственное они там будут иметь в непредставляемом ныне обилии и полноте и красоте. И кто знает: может быть, и необитаемые ныне светила будут даны им для такого царствования их...