Толкования на Книга пророка Иезекииля 3:13

и также шум крыльев животных, соприкасающихся одно к другому, и стук колес подле них, и звук сильного грома

И шум крыльев животных, ударяющих одно о другое, и шум колес, следующих за животными, и звук сильного сотрясения.

Вместо подразумевающегося ἁπὸ κονοῦ по еврейскому [тексту]: Я слышал позади себя голос великого сотрясения, и слышал шум крыльев животных и шум колес, LХХ прибавили: и я зрел шум крыльев животных, ударяющих одно о другое, и прочее согласно с тем, что в Исходе читается: и вси людие зряху глас Божий (Исх. 20:18); так что голос, раздававшийся позади, он слышал, а бывший спереди он зрел, Но лучше и ближе к истине разуметь голос слышанный, нежели виденный, как крыльев, взаимно ударяющихся, так и колес, о которых мы выше сказали, и сильного сотрясении, которое указывало на гнев Божий, имеющий обнаружиться над народом израильским.

и также шум крыльев животных, соприкасающихся одно к другому, и стук колес подле них, и звук сильного грома

Пророк слышит позади себя глас труса великого, потому что, как сказано, за словом проповеди следует плач покаяния. Слышит позади себя глас крил животных, потому что от самого плача кающихся рождаются добродетели святых, так что они тем более успевают в святости жизни, чем более, по воспоминанию, нечествовали прежде познания жизни. Но в этих словах встречается не малое сомнение, потому что не ясно чрез Пророка говорится, каждое ли животное скриляет свои криля на себе самом, или — вернее — эти самые святые животные соприкасаются своими крыльями взаимно одно к другому, так что крыло одного животного касается крыла другого, и крыло другого касается крыла третьего.

Но поелику в Св. Писании большею частью темно говорится для того, чтобы по дивному распоряжению Божию многообразно было объясняемо, то мы по милости Господней должны объяснить любви вашей то и другое. Уже часто говорили мы, что крылья животных суть добродетели святых (Бесед. IV, ч. 5. Бесед. VII, ч. 22. Бесед. VIII, ч. 1). Итак каким образом каждое животное, потрясая своими крыльями, приражает их одно к другому, если не таким, каким одна добродетель побуждает нас, если мы соделываемся святыми животными, о чем ясно дается разуметь, к другой добродетели, побуждая одною к другой? Ибо вот, кто имеет уже сведение о Слове Божием, тот научается иметь и милосердие. Потому что, зная слово Божие, он читает в нем: дадите милостыню: и се вся чиста вам будут (Лк.11:41). И когда он уже начал быть милосердым в милостыни, и читает слова священной важности, тогда по опыту разумевает далее и то, что в них говорится о милосердии. Потому что там написано: аз бых отец немощным (Иов.29:16). Быть может, он и прежде читал это, но оставлял без внимания. Но когда в сердце его милосердие начало уже подражать природе, тогда он читает и размышляет, что значит быть отцом немощным, потому что, возвращаясь внутрь, он в самом себе разумевает то, что слышит совне. Ибо иное значит дать милостыню по заповеди, а иное — по любви. Делать добро по заповеди свойственно начинающим; а делать добро по любви свойственно совершенным, которые не потому только делают, что имеют повеление, но и любят делать то, что повелевается. Поэтому-то чрез Псалмопевца с особенною силою говорится: виждь, яко заповеди твоя возлюбих: Господи, по милости Твоей живи мя (Пс.118:159). Ибо исполнять заповеди Божии по повелению свойственно служащему и повинующемуся, а исполнять по любви свойственно повинующемуся и любящему. Итак, поелику и чрез знание познается любовь милосердия, и чрез любовь милосердия приумножается знание в сердце сокрушенном, то крыло в нас ударяет в крыло, потому что добродетель возбуждает добродетель. Так хранящий в своем теле благо чистоты воспламеняется ревностью против похотливых, чтоб они очищали себя от пятен нечистоты. И часто, находя некоторых падшими, укрощает, журит, и понуждает к хранению чистоты. Если паче чаяния душа его будет искушаема нечистотою похоти; то он по самой той ревности, с которою исправлял других, исправляет самого себя, и стыдится иметь нечистые помыслы, которые искоренял в других. Итак в этом подвиге он крылом ударяет в крыло, когда одною добродетелию понуждает себя к другой, и хранит себя от нечистоты.

Если же, как сказали мы впереди, животные взаимно сцепляют себя крыльями и крыло одного касается крыла другого, то и на это описание, по милости Господней, разумение готово. Итак, что значит, что эти пернатые животные взаимно совокупляют крылья, одно с другими, если не то, что все святые взаимно друг друга касаются своими добродетелями, и возбуждают друг друга к преспеянию в совершенстве размышлением о добродетели другого? Ибо не все дается одному, дабы он не возгордился, но сему дается то, что не дается тебе, а тебе дается то, в чем отказано тому, для того, чтобы тот, размышляя о благе, которое ты имеешь, а он не имеет, отдавал в размышлении преимущество тебе пред собою; и наоборот, чтобы ты, видя, что он имеет то, чего ты не имеешь, ставил в своем размышлении себя ниже его. И чтоб исполнялось то, что написано: друг друга честию больша себя творяще (Флп.2:3). Чтобы для примера сказать из многого не многое, — тому-то дается добродетель дивного воздержания, и однако же он не имеет дара ведения. Другому дается дар ведения; и он усиливается достигнуть добродетели совершенного воздержания, а не может. Этому дается дар красноречия, для того, чтобы он, проливая утешения заступничества на некоторых притесненных, свободно мог говорить в защиту правды; но несмотря на то, он, обладая еще в этом мирe многим, хочет все оставить, а не может. Другому же дано, оставить все земное, так что он не желает ничего иметь в этом мирe; но несмотря на то, он еще не решается употреблять авторитет голоса против всех согрешающих. И тот, кто должен был свободно говорить более, потому что не имеет уже никакого препятствия, которое могло бы удерживать его в мирe сем, отказывается свободно говорить против других, дабы не потерять самого спокойствия своей жизни. — Третьему дан дар пророчества; он много уже предвидит будущего; но, видя в настоящее время болезнь ближнего, и сочувствуя ему, исцелить его не может. Иному дана благодать врачевания, и он молитвами исцеляет тело ближнего от обдержащей его болезни, но не знает, что будет с ним самим чрез несколько времени после. Итак всемогущий Бог, по дивному распоряжению, раздает свои дары избранным своим, так что и тому даст то, в чем другому отказывает, и другому сообщает более, и третьему менее, поколику, когда или тот усматривает, что другой имеет то, чего он не имеет, или сей рассуждает, что тот получил более того, что в меньшей мере есть, по его мнению, и у него, все удивляются дарам Божиим, один в другом, т.е. взаимно, и поэтому самому удивлению один перед другим смиряется, и того, кого видит имеющим то, чего он не имеет, считает поставленным выше себя по суду Божественному. Итак животные взаимно скрыляются, когда святые души касаются по порядку взаимно одна другой, а касаясь возбуждают одна другую, а возбуждая одна другую воспаряют к совершенству.

Посмотрим на Павла, как он, прикоснувшись к крыльям Апостолов и возбужденный к покаянию, рассуждая о прошедшем своем гонении и невинной жизни Апостолов, говорил: Аз бо есмь мний Апостолов: иже несмь достоин нарещися Апостол, зане гоних Церковь Божию (1Кор.15:9). Потому что он рассуждал о невинности Апостолов, и в глазах его, по причине предшествовавшей злобы, представлялась ничтожною вся забота его о Церкви, которую он проявил, и он не обращал внимания на то, сколько был он выше многих по принятому разумению, потому что, занятый их невинностью, он скорбел о том, что некогда был гонителем. Но посмотрим, как один из Апостолов удивляется тому разумению, которое было даровано Павлу. Мы останавливаемся на первоверховном Апостоле, который, увещевая учеников, говорит: якоже и возлюбленный наш брат Павел по данней ему премудрости написа вам, якоже и во всех своих посланиих, глаголя в них о сих: в нихже суть неудобь разумна некая, яже ненаучени и неутверждени развращают (2Пет.3:15-16). Итак Павел удивляется невинности во всех Апостолах, а первоверховный Апостол удивляется премудрости в Павле. Следовательно, крыльями касаются взаимно один другого те, которые взаимно возбуждают один другого оттуда, откуда начинают полет.

Итак всемогущий Бог совершает в сердцах людей то, что Он творит в земных царствах. Ибо Он мог даровать каждому царству все плоды; но если бы одна какая-либо страна не имела нужды в плодах другой страны, то не имела бы общения с этою другою страною. Поэтому-то и бывает, что одной стране Он дарует изобилие вина, а другой — масла; эту делает изобильною скотом, а другую — плодами, для того, чтоб эта, изобилуя в том, чего та не имеет, и та, отплачивая тем, в чем эта нуждается, имели общение благодати единения между собою даже различные земли. Следовательно, в каком отношении между собою страны земли, в таком и святые души, которые, сообщая одна другой взаимно то, что они получили, передают, как бы страны странам, плоды свои, чтобы всем иметь единение в одной любви.

Но между тем надобно знать, что как все избранные обращают внимание на то, что лучшего получили от Бога другие, нежели они сами, дабы в помышлении предпочитать их себе самим, и со смирением преклонятся пред ними: так души нечестивых никогда не рассуждают о том, что другой имеет более добра, нежели они, но думают, будто они имеют более, нежели другой. Ибо они не ценят того, какие блага получила другая душа, и каких нет у них; но останавливаются на том, какие блага имеют они сами, и какое зло есть в другом. И когда всемогущий Бог разделяет добродетели для того, чтобы смирять в помышлении одного пред другим; тогда нечестивые употребляют полученное ими благо для того, чтоб от него гибнуть в гордости, всегда думая только о тех благах, которые они имеют, и которых другие не имеют, решительно не обращая внимания на то, коликия блага имеют другие, и которых они не имеют. Итак, что Божественная любовь раздает для приращения смирения, то нечестивые души обращают в приращение гордости; и по превращении обязанностей удаляются от добра там, откуда должны были возрастать в добре смирения.

Поэтому-то, возлюбленнейшие братие, необходимо, чтобы вы всегда смотрели в самих себе на то, чего имеете менее, а в ближних на то, чего они получили более вас, для того, чтобы, смотря на высших себя по благу, которое они имеют, а вы не имеете, и сами вы чрез смирениe возвышались к приобретению того же. Ибо, если и вы цените в них полученные блага, и они ценят в вас дарования, которые имеете: то вы взаимно скрыляетесь, чтобы возбужденным вам всегда возлетать к небесному. Далее следует: и глас колес держащийся их, и глас труса велика.

Выше мы сказали (бесед. VI, ч. 2 и далее), что колесами означаются Заветы Св. Писания. Поэтому глас колес есть слово Заветов. Итак после гласа крыльев животных, слышан бывает еще глас колес; потому что, по принятии слова Проповедников, когда добродетели святых возвышают их к высшему деланию, и они взаимно поощряют друг друга к совершенству, тогда состояние святой Церкви улучшается так, что страницы Заветов Св. Писания читаются по всему миру. Ибо повсюду звучат уже Святое Евангелие, изречения Апостолов, повсюду читают закон и Пророков. Итак за гласом крыльев следует глас колес; так как после чудес святых свободно и охотно выслушиваются в Св. Церкви слова Св. Писания. Эти колеса придерживаются животных; потому что, как сказано выше, после того, как входит в почтение жизнь святых, досточтимыми являются пред людьми и слова Заветов.

Или, вернее, колеса придерживаются животных потому, что мы в жизни Святых Отцов познаем то, что должны понимать в книге Св. Писания. Потому что жизнь их проясняет для нас то, о чем говорят писания Заветов в своих наставлениях. Но у нас рождается вопрос: почему после того, как выше сказано: и слышах глас за собою труса велика, после гласа — и крыльев и колес еще присовокупляется: и глас труса велика? Если мы внимательно будем смотреть на это, то можем открыть, что не напрасно делается это повторение.

Потому что два великих труса, которыми сотрясаются сердца наши. Один трус происходит от страха, другой от любви; один — от сокрушения кающихся, другой от горячести любящих. Итак после слова проповеди бывает первый трус, когда мы плачем о грехах, которые соделали; а после гласа крыльев и колес бывает второй трус, когда мы с великими слезами домогаемся тех небесных благ, о которых слышим. Ибо вот, поелику мы внутри святой Церкви узнаем примеры добродетелей во многих отцах, то ежедневно слышим как бы звук крыльев; а поелику повсюду слышны святые изречения, то мы возбуждаемся, как бы звуком колес. А поелику чрез те же самые священные изречения мы воспламеняемся к любви нашего Создателя, сгорая огнем великой горячести, то плачем о том, что мы далеки еще от лица всемогущего Бога. Итак после первого гласа труса великого, наконец бывает и еще глас труса великого; потому что, познавая Бога, мы начинаем плакать о грехах, а любя уже Того, Кого познали, мы не перестаем желать Его с воздыханиями. Итак за звуком колес следует глас великого труса; потому что, когда Заветы Божии начнут звучать в слухе сердца, тогда дух слушающих, тронутый любовью, побуждается к слезам. Поэтому-то слова Св. Писания бывают в сердце читающих сладостны; поэтому-то любящими oни большею частью читаются в уединении, как бы украдкою и молча. Поэтому чрез другого Пророка говорится: разсекл ecи во изступлении главы сильных, сотрясутся в ней: разверзут узды (уста) своя яко снедаяй нищий тай (Авв.3:14). Ибо всемогущий Бог рассек главы сильных в отчуждении, потому что отверг чрез отчуждение от Себя гордость Иудеев. В этом отчуждении подвиглись язычники; потому что когда Иудеи отпали от веры, тогда сердца язычников устремились к познанию веры. Эти именно язычники отверзают уста сердца для питания священным чтением, и снедают, как нищий, в сокровенности; потому что принимаются за чтениe слов жизни с поспешностью и молчанием.

и также шум крыльев животных, соприкасающихся одно к другому, и стук колес подле них, и звук сильного грома

Гул землетрясения (рус. пер.: “сильного грома”, ср. 12 ст.) соединялся (отсюда вторичное упоминание о нем в этом стихе) с шумом крыльев и колес у животных видения, не заглушая очевидно последнего, как не менее сильного. Вместе с силою этот оглушительный шум отличался стройностью, так как исходил от соприкасающихся (слав. пер.: “скриляющихся”) крыльев и строго согласованных с ними в движениях колес, что говорило об удалении Славы Господней (ср. X:16, 19; XLIII:2). LXX начинают стих, с так по-видимому не идущего сюда, “видех” (т. е. “глас”), но хорошо подтверждаемого Исх XX:18; Откр I:12, которое, как непонятное, легко могло выпасть из текста.