Толкования на Книга пророка Иезекииля 3:17

Сыне человечь, стража дах тя дому Израилеву, да слышиши слово от уст моих и предостережешь их. Вот поставил Я тебя предостерегать и обличать народ, чтобы и праведнику и грешнику возвещал ты, что повелено тебе, и усугубились бы в праведнике бдительность, а в грешнике готовность к покаянию.

Ст. 16-17 По прошествии же семи дней было ко мне слово Господне: сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих, и будешь вразумлять их от Меня

По прошествии же семи дней было слово Господне ко мне, говорящее: сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слышать слово из уст Моих и возвещать им от Меня. Имеющий быть стражем и возвещать слова Божии народу должен в течение долгого времени оставаться в покое, и скорбеть о том, что видит, и не быть причастным ко всему тому, что будет обличать.

сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих, и будешь вразумлять их от Меня

Надобно заметить, что Господь называет стражем того, кого посылает на проповедь. Ибо кому вверяется попечение о других, тот называется стражем, чтобы он сидел на высоте ума, и свое наименование оправдывал силою деятельности. Ибо тот не сторож, кто сидит внизу. Потому что сторож всегда стоит на высоте, чтоб издалека видеть то, что находит. И кто бы ни поставляем был на страже народа, должен стоять на высоте по жизни, чтоб иметь возможность быть полезным по прозорливости. Поэтому другой Пророк увещевает стража, говоря: на гору высоку взыди, благовествуяй Сиону (Ис.40:9). Именно потому, чтобы вступающий на место проповедника восходил на высоту добродетели, чтобы переходил на высоту и превышал на деле тех, которые вверены ему; так как он тем проницательнее может видеть жизнь подчиненных, чем менее будет подчинять душу (свою) земным благам, которые он презирает.

О, как тяжело для меня то, что я говорю, потому что говоря бью самого себя, у которого ни язык не соответствует достоинству проповеди, ни жизнь не сообразна языку, как следует! Я часто запутываюсь в словах праздных, и перестаю увещевать и назидать ближних по лености и нерадению. Пред Богом я соделался немым и говорливым, — немым для необходимого, говорливым для праздного. Но вот Слово Божие о жизни стража побуждает Меня говорить. Молчать не могу, и однако же боюсь словами бить себя самого. Буду, буду говорить для того, чтобы меч слова Божия, хотя даже чрез меня самого, проходил для пронзения сердца ближнего. Буду, буду говорить, чтобы слово Божие гремело чрез меня даже против меня. Я не запираюсь в своей виновности, вижу свою леность и нерадение. Быть может, самое сознание в виновности у милосердого Судии будет принято за прошение помилования.

В монастыре я мог и язык удерживать от празднословия, и ум почти непрерывно держать в молитвенном напряжении. Но после того, как я подставил плечо сердца под тяжесть пастырскую, дух мой не может постоянно быть самособранным, потому что рассевается по многому. Ибо я принужден бываю решать дела иногда Церквей, иногда Монастырей, часто размышлять о жизни и делах частных людей; иногда поддерживать обязанности граждан, иногда плакать о погибших от мечей варваров, и страшиться волков, нападающих на вверенное мне стадо; иногда заботиться о том, дабы не истощились пособия для тех самых, которыми держится порядок, иногда равнодушно терпеть некоторых хищников, иногда выходить к ним навстречу по желанию соблюдения любви. Итак, если ум, развлеченный и разъединенный, занимается столькими и толиками помышлениями: то когда ему возвращаться к самому себе, чтобы вполне вобраться на проповедь, и не отступать от служения проповеданию слова? Поелику же по необходимости места я часто имею общение с мужами века сего, то для себя иногда смягчаю строгость языка. Ибо, если я держу себя в непрестанной строгости моего наблюдения, то знаю, что слабейшие от меня бегают, и я никогда не привлекаю их к тому, к чему хочу. Поэтому-то часто приходится выслушивать и их празднословие. Но поелику я и сам слаб, то завлеченный мало по малу в празднословие, уже охотно начинаю говорить то, что по неволе начинал слушать; и где скучно было падать, там нравится лежать. Итак что я, и какой страж, когда не стою на горе делания, а еще лежу в долине слабости? Но есть Творец и Искупитель рода человеческого, Который может даровать мне недостойному и высоту жизни, и силу языка; ради любви к Нему я не щажу себя в проповеди Его.

Итак жизнь стража всегда должна быть и высока, и осмотрительна. Ибо для того, чтоб он не подвергался пристрастно к земным вещам, она должна быть высока; а для того, чтобы не быть уязвленною стрелами скрытого врага, должна быть со всех сторон осмотрительна. Для стража не достаточно еще того, чтоб он жил высоко, если он непрестанным собеседованием не привлекает на высоту и слушателей своих, и языком не воспламеняет сердец их к любви небесного отечества. Но это он наверное совершит тогда, когда язык его будет воспламеняться от жизни. Ибо светильник, не горящий сам, не зажигает той вещи, под которую подставляется. Поэтому-то Истина об Иоанне говорит: он бе светильник горя и светя (Ин.5:35), — горя, т. е. небесным желанием, светя словом. Итак для того, чтобы сохраняема была истина проповеди, необходимо должна быть удерживаема высота жизни. Поэтому и голосом жениха святой Церкви в Песни песней справедливо говорится: нос твой, яко столп Ливанский (Песн.7:5). Что за похвала, бpaтиe мои, что нос невесты уподобляется столпу (башне)? Но поелику мы носом всегда различаем благовония от зловония; то что означается носом, если не разборчивость стражей? Страж именно называется носом, и как бы столпом, и Ливанским; потому что всегда должен быть разборчив в предположениях, и крепок и осмотрителен, и стоять на высоте жизни, т.е. не лежать в долине слабой деятельности. Ибо, как башня устрояется на горе для наблюдения с тем, чтобы вдали были видимы находящие враги, так жизнь проповедника всегда должна быть крепко устрояема на высоте, чтобы, подобно органам обоняния, различать зловония пороков и благоухания добродетелей; чтобы вдали видеть нашествия злых духов, и своею предусмотрительностью делать осторожными вверенные ему души. — Далее следует: да слышиши слово от уст Моих, и воспретиши им от Мене.

Вот опять Пророк получает наставлениe, не говорить того, чего не услышит, но прежде открывать ухо сердца для гласа Создателя, а после открывать уста своего тела для слуха народного. Поэтому другой Пророк говорит: приклоню в притчу ухо мое, отверзу во псалтыри гадание (загадку) мое (Пс.48:5). Ибо православно проповедующий прежде, как сказано, приклоняет ухо сердца ко внутреннему глаголу, чтобы после открывать телесные уста для предложения увещания.— Далее следует: внегда глаголати Ми беззаконнику, смертию умреши; и не возвестиши ему, ни соглаголеши, еже остатися беззаконнику, и обратитися от пути своего, еже живу быти ему: беззаконник той в беззаконии своем умрет, крове же его от руки твоея взыщу (Иез.3:18).

сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих, и будешь вразумлять их от Меня

Приложи это к себе: это также говорится тебе, как и пророку, который был, кроме того, и священник. Не смей никогда надеяться на свои добродетели: они забываются Богом, когда ты согрешишь. Притом твои добродетели – ничто пред Богом: ты делаешь доброе дело Его силою. Надейся единственно на Жертву, принесенную за тебя Правосудию Божию – на Сына Божия, Который есть умилостивление за грехи наши (1Ин. 2,2).

сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих, и будешь вразумлять их от Меня

Сравнение пророка со стражем, стоящим на высокой башне и предупреждающем о приближающейся и другим невидимой опасности, указывает на особенную нравственную высоту пророка над современниками и духовную прозорливость его. Такое сравнение употребляли Исаия (LVI:10) и Иеремия (VI:7); у Иез XXXIII:2, 6-7 оно повторено и подробно объяснено. “Ты будешь слушать слово из уст Моих и будешь вразумлять их от Меня”. Пророк предостерегается от привнесения чего-либо своего, своей инициативы и взглядов в пророческую деятельность. Выступая, как страж, лишь в критические моменты жизни народа и отдельных лиц, он должен говорить только внушенное Богом и от имени Божия. Он не оратор и не общественный деятель. Когда ему не говорит Бог, он должен молчать (ср. ст. 26, 27).

Толковая Библия.

См. также Толкование на Иез. 3:16