Толкования на Книга пророка Иезекииля 40:3

Ст. 3, 5-7, 16, 23, 39 И се муж, и в руце мужа мера тростяна шести лакот и единой длани, и измери праг дверный тростию, широта двери пять лактей, и праг дверный трости единыя, и окна внутрь разширены и узки совне, и врата двору зрящая ко вратам северным и восточным. И притвор во Еламе врат, две трапезы о сию страну и две об ону, еже заклати всесожжения. Как при конечном разрушении города и при отведении в плен и крайних бедствиях народа Пророк видел изшествие Божией славы, и был опечален; так теперь, в день видения духом о воссоздании града и храма, открывается ему вхождение славы, и возвеселяет его. Иезекииль видел, что слава Божия входит теми же восточными вратами, которыми изшла она. Как прежде сказал Пророк, что слава Господня изшла из дома Божия и стала над херувимами, и изшла восточными вратами дома Господня; так и теперь говорит, что слава Божия вошла путем врат, зрящих на восток.

и привел меня туда. И вот муж, которого вид как бы вид блестящей меди, и льняная вервь в руке его и трость измерения, и стоял он у ворот

В здание небесного града входит тот, кто в святой Церкви обсуживает пути людей добрых, последуя им. Потому что входить в здание на горе значит – с любовью размышлять об избранных святой Церкви, поставленных на вершине добродетелей, как они преуспевают в Господе. Ибо тот ведет жизнь супружескую, довольствуется своею собственностью, чужого не похищает, из своего по возможности уделяет нуждающимся, не пренебрегает плачем о грехах, без которых ежедневная супружеская жизнь обойтись не может. Ибо тем самым, что семейная забота возмущает дух, он побуждает самого себя к слезам. Но другой оставил уже все мирское, не желает ничего иметь в нем, питается упражнением в созерцании единого, со слезами радуется надежде наград небесных, отвергает даже то самое, что позволительно иметь, желает иметь ежедневное тайное собеседование с Господом; его дух не возмущает никакая забота о преходящем мире; он всегда наполняет душу ожиданием радостей небесных. Иной жe оставил уже все в этом мире, и дух его возвышается до созерцания небесного: но ради устроения многих занимая правительственное место, хотя желанием не подчиняется вещам преходящим, однако же по состраданию к ближним иногда приклоняется к ним, чтоб из попечения о них оказать милосердие бедным; он проповедует слушателям слово жизни, распоряжается необходимым для душ и тел. И тот, кто сам по себе чрез созерцание возвышается уже к желанию небесному, ради успеха и пользы ближних занимается вещами временными. Итак кто в святой Церкви старается тщательно обсуживать, чтобы совершенным быть, или в жизни добрых супругов, или в убежище постников, и оставляющих все в этом мире, или на возвышенности проповедников, тот уже вошел в здание города, устроенного на горе. Ибо тот, кто пренебрегает размышлением о жизни лучших себя, для достижения совершенства, тот стоит еще вне здания. И если он удивляется той славе, которую имеет в мире святая Церковь, то он как бы совне осматривает здание и удивляется. – Далее следует: и се муж, и зрак его бяше, яко видение меди блещащияся (ст. 3).

В этом муже образно показывается Тот, Кто образно представляется горою. Но об этом Муже говорится, что Он измеряет здание. И справедливо Господь означается и чрез мужа и чрез гору; потому что Сам Он и устрояет все по суду своему внутри святой Церкви, и возвышает ее к небесному поддерживанием. Так и в святом Евангелии один и тот же Искупитель наш говорит: входяй дверми, пастырь есть овцам (Ин.10:2). А чрез несколько после: аз есмь дверь (Там же, ст. 7). И опять чрез несколько (стихов) присовокупляет: Аз есмь пастырь добрый (Там же, ст. 11). Итак, если сам Он и пастырь, и дверь, тогда как пастырь входит чрез дверь, то почему в этом месте не разуметь Его Самого, и под именем горы, и под именем мужа, который измеряет здание на горе?

Но нам надобно спросить: почему об этом муже говорится: зрак Его бяше, яко видение меди блещащияся? Но все мы знаем, братие, что металл меди весьма крепок и чрезвычайно звонок. Следовательно, что значит, что вид Ходатая Бога и человеков сравнивается с видом меди, если не то, что нам решительно известно, что Единородный Сын, приняв вид раба, превратил в вечнующую тленность плоти человеческой – славою своего воскресения; потому что в Нем плоть соделалась уже без конца нетленною? Ибо воставший от мертвых, ктому уже не умирает: смерть Им ктому не обладает (Рим.6:9). Но что значит, что самое воплощение Его сравнивается со звучным металлом, если не то, что чрез самое это восприятие нашего человечества слава величия Его стала звучною для всех? И как бы вид меди имеет Он в теле, потому что Бог соделался известным из плоти. Поэтому и чрез Иоанна говорится: имать на ризе и нa стегне своем имя написано: Царь царем и Господь господем (Апок.19:16). Ибо что значит одежда Его, если не плоть, которую принял Он от Девы? Впрочем одежда Его не есть что-либо другое, а другое Он Сам. Ибо плоть называется и нашею одеждою, однако же мы сами плоть, которою одеваемся. Но эту одежду Его Исаия провидя издалеча обагренною кровью чрез крест страдания, сказал: почто червлены ризы твоя и одежды твоя яко от истоптания точила (Ис.63:2). Ему Сам Он ответствует: исполнен истоптания, и от язык несть мужа со Мною (Там же, ст. 3). Итак один истоптал точило, в котором был топтан Тот, Кто Своею силою победил то страдание, которое претерпел. Ибо пострадавший даже до смерти крестной со славою воскрес от смерти. Но хорошо сказано: и от язык несть мужа со Мною. Поелику тe, за которых Он пришел страдать, должны были быть участниками в Его страдании, но они еще не веровали в то время: то жалоба в страдании простирается на тех, коих жизнь была отыскиваема в оном страдании. Но чрез стегно выражается разумножение плоти. Итак, поелику чрез распространение рода человеческого, как показывают родословные таблицы, по повествованию Матфея (Мф.1:1 и след.) и Луки (2:7, 3:23 и далее), Он пришел в мир сей от Девы, и чрез таинство своего воплощения показал, что Он должен быть Царем и Господом решительно для всех народов: то на ризе и на стегне имел надпись: Царь царем и Господь господем (Апок.19:16). Ибо откуда Он сделался известным в мире, оттуда положил прочное ведение чтения о себе. Следовательно, проповедь Его из плоти есть как бы некоторый звук из меди. Итак пусть правильно глаголет Пророк: зрак Его бяше, яко ведение меди. – Далее следует: и снурок льняный в руке Его.

У семидесяти толковников нет выражения: снурок льняный, но есть выражение: вервь зиждущих (каменщиков). Если мы при изъяснении удержим в этом стихе их перевод: то кого должны принять за каменщиков, если не святых учителей, которые, говоря о духовном, приноравливают живые камни, т.е. души избранных, к духовному зданию? Ибо все, что ни говорили древние отцы, Пророки, Апостолы, преемники Апостолов, чем было другим, если не укладкою камней в этом, ежедневно продолжающемся строиться здании святых? А вервь зиждущих обыкновенно употребляется для того, чтоб определять ровность или прямоту воздвизаемой стены; и если камень выдается внутрь, его должно подвинут к внешней стороне, а если он выдается совне, его должно вдвинуть внутрь. И действительно проповедь учителей совершает это ежедневно, так что каждая душа, для которой быть может неудобно принять бремя правления, хотя б и желала проявиться вовне, должна быть отзываема внутрь; и наоборот, та, которая желает скрываться и иметь попечение только о самой себе, если может быть полезна для себя и для многих, выставляется наружу – напоказ, хотя б и желала скрываться. И таким образом бывает, что порядок святых камней соблюдается, когда часто и желающий идти к почести попячивается назад, и бегающий почести в сокровенном месте выдвигается вперед. Hо поелику, как мы научились от нашего переводчика, история Евреев не имеет зиждущих, но снурок льняный в руке ея, то мы должны изъяснить то, что считается у нас более верным. Но мы знаем, что льняный снурок тоньше тех снурков, которые делаются из чего-либо другого. И что мы должны разуметь под льняным снурком, если не тончайшее проповедание, т.е. духовное? Ибо обсуживание закона было снурком, но не было льняным; потому что занимало грубый народ не тонким проповеданием, в котором чрез сведениe о наказании не возвышалось до грехов помышления, но ограничивалось грехами на самом деле. Но после того, как Господь, лично проповедуя, воссоединил и помышления людей, и дал знать, что и содеянное в сердце есть также грех, Он держал в руке снурок льняной. Ибо он говорит: слышасте, яко речено бысть древним: не прелюбы сотвориши. Аз же глаголю вам: яко всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф.5:27-28; сн. Исх.20:14). Следовательно, льняный снурок есть проповедь тонкая, которая связывает душу слушающего так, чтоб не развевалась даже в несчастном помысле. И надобно заметить, что по сказанию снурок в руке Его, т.е. проповедь в исполнении. Ибо Он в себе показал все то, чему учил, как написано: яже начат Иисус творити же и учити (Деян.1:1). А поелику Он то самое, что говорил, предал и писанию, дабы оно было заповедью для потомков: то справедливо присовокупляется: и трость мерительная в руце Его.

Господь чрез другого Пророка произносит обетование о святой Церкви, говоря: взойдет на ней зелень трости и тростника (Ис.35:7). Это я, помнится, изъяснил в другом месте (Книг. XXIX, Прав. число 51), что чрез трость надобно разуметь писателей, а чрез тростник – слушателей. Но поелику и тростник и трость обыкновенно рождаются при воде, и тот и другая усовершенствуются одною и тою же водою, но трость употребляется для письма, тогда как тростником нельзя писать: то что мы должны разуметь под тростником и тростью, если не то, что одно есть учение истины, которое орошает многих слушателей? Но орошаемые им одни могут достигать в слове Божием до такого совершенства, что и сами делаются писателями, т.е. как бы тростьми; а другие слушают слово жизни, имеют зелень доброй надежды и правых дел, но никак не могут усовершиться до того, чтобы писать. Эти на воде Божией что суть другое, если не некий, так сказать, тростник? Они именно в зелености преуспевают, но решительно не могут этого выразить в письмени. Итак Искупитель наш, потому что благоизволил, чтобы те слова, которые Он произнес, были написаны ревностью учителей, трость в руке держал. Эта трость называется мерительною, потому что в самой ревности учителей по некоторому сокровенному судебному распоряжению определяется так, что они для одних читателей полезны, а для других не могут быть полезными. Поэтому-то святые Апостолы, когда спросили Учителя истины, яснее говорящего им, почему Он говорил народу в притчах, услышали: яко вам дано есть разумети тайны царствия небеснаго, онем жe не дано есть (Мф.13:11). Или вернее, трость мерительная состоит в том, что в самых Его священных словах, которые для нас написаны, мы познаем, что распоряжения Его сокровенны. Ибо по непостижимому суду Его, как один подходит под меру избранных, так другой оставляется вне, так что никак не может заслужить того, чтобы принадлежать к числу избранных. Итак Он имеет снурок, имеет в руке трость мерительную. Ибо тот, кто снурком размеряет место, инуде тащит снурок, а отынуде оттаскивает, и привлекает сюда того, кого отынуде отвлекает. Так, именно так поступает Искупитель наш в собрании людей, когда одних извлекает из их нечестия, а других оставляет в их нечестии. Так как Он к тем, которых удостоил избрания, приложит снурок сокровенной меры, а от тех, которых судил оставить, отдернул снурок, для того, чтоб и добрые держались внутри меры небесного строения, и злые, в которых нет той доброты, которая имеет ценность, оставались как бы без измерения вне здания.

Этот снурок и эту мерительную трость Искупитель наш держал в руке своей, когда благоволил увещать Апостола Павла чрез мужа Македонянина так, что этот же самый муж Македонянин говорил: пришед в Македонию, помози нам (Деян.16:9). Но Апостолам, желающим идти на проповедь в Азию, не дозволил Дух Иисуса. Что это значит, что святые Апостолы призываются и туда, куда быть может и не думали идти, и получают запрещение идти туда, куда желали, если не то, что в руке держится снурок сокровенного суда и мерительная трость, чтоб одни слышали слова жизни, а другие отнюдь не заслуживали слышания? Итак снурок меры к одному приложен, а от инаго отдернут.

И по свидетельству святого Евангелия мы знаем, что пришел один, который говорил: учителю, иду по Тебе, аможе аще идеши (Мф.8:19). Ему отвечено: Лиси язвины имут и птицы небесныя гнезда: Сын же человеческий не имать где главы подклонити (Мф.8:20). Пришел другой, который говорил: Господи, повели мне прежде ити, и погребсти отца моего. Ему отвечено: гряди по Мне, и остави мертвых погребсти своя мертвецы (Мф.8:21-22). Что значит, что тот обещается идти, и оставляется; этот желает воротиться домой, и однако же ему дается повеление следовать? – Тот не принимается, этот не получает увольнения от последования даже на время. Итак по внутреннему распоряжению сокровенного суда проводится снурок и мерительная трость, по которому и сей привлекается, и тот оставляется, чтобы небесное здание было устрояемо не без благоволительного и праведного испытания.

Еще под мерительною Тростью можно разуметь Св. Писание, потому что кто читает оное, тот по нему меряет сам себя, или насколько он имеет совершенства в духовной добродетели, или насколько далеко он отстал от меры благих заповедей; насколько он возвышается в делании добра, насколько еще погрязает в делах нечестия. – Далее следует: тойже стояше у врат (во вратах).

Кто стоит во вратах, тот некоторою частью внутри, а некоторою наружи; потому что одна часть его бывает видима совне, а другая скрывается внутри. Итак Искупитель наш, по милосердию воплотившийся ради нас, стоял пред человеческим взором как бы в воротах; потому что и видимым явился чрез человечество, и оставался невидимым по Божеству. Поэтому-то Иудеи, которые поддерживали Его на основании обетования Пророков, смутились от замешательства вероломства своего, так как они видели смертным Того, Кого считали прошедшим для искупления их. Итак стоящий во вратах, как сказано выше, некоторою частью виден бывает совне, а некоторою частью изнутри. Поэтому-то и самое вероломство Иудеев не оставлено без показания ему Божественного могущества. Ибо видевшиe чудеса Его влекомы были к вере, но размышляя о страданиях Его сомневались в признании за Бога Того, Кого видели смертным по Плоти; отчего произошло то, что они усомнились в познании Его. Ибо они видели Его алчущим, жаждущим, ядущим, пьющим, устающим, спящим, и считали Его за чистого человека. Они видели Его воскрешающим мертвых, очищающим прокаженных, дающим прозрение слепым, изгоняющим бесов, и сознавали, что Он выше людей. Но представляемое в сердце их человечество смущало их при самых чудесах Его. Поэтому-то святая Церковь, под голосом невесты желая видеть Его уже ясно, говорит: се, Сей стоит за стеною нашею (Песн.2:9). Ибо Тот, Кто показал человеческим взорам то, что принял Он от естества смертного, а Сам в себе остался невидимым, стал как бы за стеною для желающих видеть Его ясно, потому что не дал видеть себя в открытом величии. Ибо как бы за стеною стал Тот, Кто явил принятое Им естество человечества, и сокрыл от взоров человеческих естество Божества. Поэтому-то и там присовокупляется: проглядаяй оконцами, приницаяй сквозе мрежи (решетку) (Там же). Ибо кто смотрит чрез окна, или решетки, тот не весь сокрыт, и не весь виден. Таковым, именно таковым соделался Искупитель наш пред взорами сомневающихся; потому что, если бы Он, творя чудеса, ничего не переносил как человек, то явился бы им решительно Богом; и наоборот, если бы Он, терпя человеческое, ничего не творил, как Бог, то Его считали бы чисто за человека. Но поелику Он и Божественное творил, и человеческое переносил: то как бы чрез окна, или решетки, проглядывал к людям, для того, чтоб и Богом явиться из чудес, и скрыться за страданиями, и человеком быть видимым из страданий, однако же так, чтоб из чудес знали, что Он выше человека. Поелику же сказано, что муж тот стоял во вратах, то нам надобно спросить: лицом ли он стоял внутрь, а задом ко внешней стороне? При этом вопросе если мы смотрим на то, что обетовано и присовокуплено, то скоро находим, как Он стоял. Ибо прежде говорится: на нейже (на горе) яко сограждение града прямо (полудне), и введе мя тамо. А чрез несколько после о том же муже присовокупляется: тойже стояше у врат (во вратах). И тотчас же присовокупляется: и рече ко мне (тот же муж).

Ибо кто говорил Пророку, введенному внутрь здания, тот без всякаго сомнения стоял лицом внутрь, а задом ко внешней стороне. Но введенный Пророк, которому говорил муж стоящий во вратах, без сомнения был обращен лицом к воротам, из которых слушал эти слова говорящего. Итак что это значит, что муж смотрит внутрь, а Пророк вовне? Что значит, что лицо того же самого мужа обращено к зданию, а взор Пророка обращен к воротам, если не то, что Единородный (Сын) Отца воплотился для того, чтобы ввести нас в духовное здание, т.е. в веру святой Церкви? Очи Его всегда взирают на здание Его, потому что непрестаемо смотрят, сколько кто успевает в добродетелях. Но Пророк смотрит к воротам; потому что тот, кто слушает слова Божии, всегда должен устремлять очи сердца на исход, и непрестанно помышлять, когда должно выйти из настоящей жизни, и достигнуть вечных радостей. Так как для того и воплотился Бог, чтобы ввести нас в веру, и возвести до видения лица Его. Поэтому-то и в святом Евангелии Истина утверждает, говоря: мною аще кто внидет, спасется: и внидет и изыдет, и пажить обрящет (Ин.10:9). Внидет именно в веру, но изыдет к видению, а пажить обрящет в вечном блаженстве. Потому-то Псалмопевец говорит: Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое (Пс.120:8). Ибо Господь хранит всякой души вхождение, которым она вступает в веру, и исхождение, которым она выступает к видению, так что она не вступая в Церковь не спотыкается в заблуждения, ни исходя из этой временной (жизни) в вечную, не похищается от врага древнего. Но ради этого-то исхождения нашего, о котором мы должны ежедневно помышлять, Апостол утверждает об Искупителе нашем, говоря: да освятит люди Своею кровию, вне врат пострадати изволил. Темже убо да исходим к Нему вне стана, поношение Его носяще: не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем (Евр.13:12-14). Итак явившийся муж стоял в воротах, и говорил в этом положении; потому что Посредник Бога и человеков Христос Иисус в самое время даже страдания своего давал ученикам заповеди жизни, чтобы те, которые веруют в Него, всегда обращали взоры к воротам, и, оценивая тщательным размышлением страдание Его, не отвращали взоров сердца и от своего исхода. И мы, когда уже начали презирать преграды плоти, переходить теснины нашей смертности стремлением к бессмертию, стремиться к свободе вышнего света, вздыхать о радостях небесного отечества, устремляем взоры к воротам; потому что, желая перейти от временных таинств к вечным, мы как бы спиною обратились уже к настоящей жизни, и в своем желании направили взор сердца к выходу (из нее). Поэтому написано: тело тленное отягощает душу, и земное жилище обременяет ум многопопечителен (Прем.9:15). Таким образом чрез созерцание мыслью мы уже стремимся во вне теснот плоти, но в познаваемых таинствах мы самою теплотою плоти удерживаемся внутри ворот.

Ибо часто душа до того возвышается в Божественном созерцании, что она начинает уже радоваться тому, что понимает нечто чрез некоторое подобие о той вечной свободе, которой глаз не видал, и о которой ухо не слыхало (1Кор.2:9): но тяжестью своей смертности возвращенная назад падает вниз, и связанная некоторыми узами своего наказания остается на прежнем месте. Итак к воротам стремится тот, кто прозревает радости своей истинной свободы, желает уже выйти, но еще не может. Поэтому-то Еврейский народ, освобожденный от Египетского рабства, видя глаголющего Бога чрез столп облачный, стоял каждый при дверях своей кущи и молился (Исх.33:10). О нем несколько выше говорится: егда вхождаше Моисей в скинию вне полка, стояху вcи людие смотряще кийждо пред двepми кущи своея (Исх.33:8). Ибо мы стоим там, где сосредоточиваем взор ума. Поэтому Илия говорит: жив Господь Бог сил, Бог Израилев, Емуже предстою пред Ним (3Цар.17:1). Ибо он стоял там, где сосредоточил сердце. Что же значит – видеть народу облачный столп, стоять в дверях своей кущи и молиться, если не то, что человеческий дух, когда видит как-нибудь в гадании то высшее и небесное, выходит уже чрез возвышенное помышление за пределы телесного обитания, и смиренно молится Тому, Которого сущности хотя и не может видеть, однако же дивится чрез озарение Духа могуществу Его? И когда Моисей входит в скинию, тогда народ видит зад его, и стоит при дверях своих кущей; потому что, когда какой-нибудь святой проповедник высоко говорит о Боге, тогда он входит уже некоторым образом в скинию жилища Вышняго. Все слабые хотя и не могут вполне понять силы его проповеди, однако же смотрят на него как бы сзади, потому что рассудком последуют за последним из того, что выше их разумения. Но и в самом даже малом, что они могут понять, они уже как бы выходят из кущей своих, и становятся в дверях, потому что усиливаются и жилища плоти оставить и достигнуть тех радостей вечной жизни, о которых слышат. Поэтому-то и Илия, когда слушал голос говорящего с ним Господа (3Цар.19:9), представляется стоявшим во входе своей пещеры, и скрывшим лицо; потому что, когда благодатию созерцания слышим бывает в уме голос высшего разумения, тогда весь человек не остается уже внутри пещеры; так как забота о плоти не преобладает душою, но он стоит во входе, потому что думает выйти из теснот смертности.

Но кто уже стал во входе пещеры, и слухом сердца понимает слова Божии, тому необходимо покрыть лицо; потому что, когда мы вышнею благодатию возводимся к вышнему разумению, тогда чем выше мы возвышаемся, тем всегда более должны по смирению стеснять самих себя в понятии о себе, дабы не думать о себе более, нежели должно думать, но думать о себе скромно (Рим.12:3); дабы не ошибаться в то время, когда с напряжением обсуживаем невидимое, дабы в этом естестве бестелесном не искать нам какого-либо света телесного. Ибо напрячь ухо и покрыть лице значит – слушать умом голос внутреннего существа, и несмотря на то отвращать взоры сердца от всякого телесного вида, дабы душа не представляла в том чего-либо телесного, тогда как оно везде цело и везде неописанно. Итак, возлюбленнейшие братие, мы, которые уже знаем о вечных радостях чрез смерть и воскресение нашего Искупителя, и вознесение на небо, которые уверены, что для свидетельства о Божестве Его внешним образом являлись наши сограждане – Его Ангелы, обратим сердце наше к Царю, устремим желание к знакомым нам гражданам, и стоя в этом здании святой Церкви, устремим взоры на ворота; станем задом ума к этому повреждению жизни временной; устремим лицо сердца к свободе небесного отечества. Но вот есть еще много такого, что принуждает нас заботиться о жизни преходящей. Поелику же решительно выйти не можем: то по крайней мере станем во входе нашей пещеры, имея намерение некогда благополучно выйти из нее благодатью Искупителя нашего, Который живет и царствует с Отцем в единении со Святым Духом Бог, чрез все веки веков. Аминь.

и привел меня туда. И вот муж, которого вид как бы вид блестящей меди, и льняная вервь в руке его и трость измерения, и стоял он у ворот

“Муж”. На основании XLIV:2, 5, где как будто этот же “муж” называется Господом (Иеговою), и так как он обращается к пророку, как везде в его книге Бог: “сын человеческий”, некоторые думают, что это был “Ангел завета”, Сын Божий, который в качестве архитектора и показывает пророку славу своего будущего сооружения. Но возможно, что здесь разумеется простой Ангел как в IX:2; ср. XLIII:6. И сияет он только как херувимы, а не как Господь: “Которого вид как бы вид блестящей меди” - в знак духовной крепости, воинственности, соединенной с блеском; см. объяснение I:7; сияние не такое блестящее, как I:27. “Блестящей” нет в евр. и добавлено в рус. по LXX: “яко видние меди блещащияся”, stilbontoV; думают, что LXX читали здесь в своем подлиннике; калал I:7. - “Льняная вервь” - для больших измерений, как, напр., в XLVII:3 (впрочем XLII:16 и д.). LXX свободно: “вервь зиждущих” (ватерпас?); Зах II:5; Откр XXI:15. - “И стоял он у ворот”, может быть, северных, потому что пророк видит с южной стороны здания храма (ст. 3) и приведен был к храму с севера, из Халдеи; но без ближайшего определения могли быть названы скорее всего восточные ворота, как главный: тогда в ст. 6 ангел подходит к ним только ближе.