Кни̑ги Но́вагѡ Завѣ́та: Мф. Мк. Лк. Ин. Деян. Иак. 1Пет. 2Пет. 1Ин. 2Ин. 3Ин. Иуд. Рим. 1Кор. 2Кор. Гал. Еф. Флп. Кол. 1Фес. 2Фес. 1Тим. 2Тим. Тит. Флм. Евр. Откр.
ѧ҆зы́ка же никто́же мо́жетъ ѿ человѣ̑къ ᲂу҆кроти́ти: не ᲂу҆держи́мо (бо) ѕло̀, и҆спо́лнь ꙗ҆́да смертоно́сна.
Святые отцы
- Иоанн Златоуст, свт. (†407)
- Августин Аврелий, блж. (†430)
- Исихий Иерусалимский, прп. (†433)
- Беда Достопочтенный, прп. (†735)
- Феофилакт Болгарский, блж. (†1107)
- Никодим Святогорец, прп. (†1809)
Прочие
- Михаил (Лузин), еп. (†1887)
- Толковая Библия А.П. Лопухина (†1904)
- Никанор (Каменский), епископ (†1908)
- Олег Стеняев, протоиерей
- Иоанн Кибалчич, священник (†1883)
- Орлин Николай Иванович (†XIXв.)
- митр. Георгий (Ярошевский) (†1923)
- Димитрий Владыков, протопресвитер (†1955)
- Николай Зефиров, протоиерей (†XXв.)
Иоанн Златоуст, свт. (†407)
а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда
Язык - острый меч; но мы не другим причиняем раны, а отсекаем наши нагноения.
Фрагменты
Августин Аврелий, блж. (†430)
а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда
Я не думаю, что это место имеет такой смысл. Ведь если бы он хотел, чтобы о способности укрощать язык думали так, далее следовало бы сравнение с животными. Теперь же следуют слова: неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда - конечно, более вредного, чем яд зверей и даже змеи, потому что последний умерщвляет плоть, этот же - душу, ибо уста, которые лгут, убивают душу. Значит, святой Иаков не тот смысл вложил или хотел вложить в эти слова, якобы это легче, чем приручение зверей, но скорее указал, каким великим злом является в человеке язык - что ни один человек не может его укротить, хотя даже звери усмиряются людьми. Он сказал это не для того, чтобы мы терпели в себе господство этого зла, пренебрегая им, но для того, чтобы мы просили о божественной благодати для помощи в укрощении языка.
Фрагменты
Исихий Иерусалимский, прп. (†433)
а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда
Подобно тому как меч, наточенный на точильном камне, становится более острым и [пригодным] для уничтожения, так и язык, которому трудно оставаться в покое и сдерживать себя, становится еще более жестоким всякий раз, когда приучается от порочных людей клеветать, ругать и бесчестить [других].
Беда Достопочтенный, прп. (†735)
а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда
Правильно понять эту фразу можно двояко: [во-первых,] никто из хороших учителей не может укротить языки тех, которые не заботятся о том, чтобы удерживать самих себя от глупой болтовни, и, [во-вторых,] никто из говорящих людей не может полностью избежать согрешения своим языком. Хотя о совершенном муже, в момент его великого искушения, справедливо сказано: и во всём этом не согрешил Иов устами своими (Иов. 1:22), однако же и он впоследствии, услышав слова Бога, осудил сам себя за глупость своих слов, говоря: одно говорил я. О, если бы я не говорил этого! И другого к этому более не добавлю (Иов. 39:35). Неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда. Апостол добавляет слово неудержимое из-за сказанного прежде о невозможности обуздать язык, несмотря на то, что и животные, и птицы укрощаются. А сказал исполнен смертоносного яда, чтобы показать его неукротимость, хотя известно, что змей можно укротить. О страшной опасности сего яда апостол подробнее говорит дальше.
Феофилакт Болгарский, блж. (†1107)
Ст. 7-8 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда.
Эту причину должно относить к вышесказанному Апостол сказал и примером удил и руля объяснил, что хотя они малы, но при хорошем управлении производят великое, и прибавил, что так и язык должен быть управляем разумно. Теперь предложенными примерами он объясняет, что заповедует не невозможное. Он как бы так говорит: иной скажет, что язык, хотя небольшой член, но производящий много добра и зла, трудно покорить нашей воле. Но это не оправдание, ибо если человек укрощает зверей, отличных от него по природе, то тем более может он укротить свой собственный член.
Никтоже может от человек укротити - это должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме, именно так: человек, если укрощает и делает ручными неукротимых зверей, то ужели не укротит он собственного языка? Так должно читать это. Ибо если читать это в утвердительной форме, то несправедливо было бы давать потом следующее наставление: не подобает, братие моя, сим тако бывати (Иак.3:10), ибо если невозможно укрощать язык, то напрасно апостол убеждает исполнять невозможное. А выражение не удержимо бо зло, исполнь яда смертоносна должно понимать как пояснение.
Никодим Святогорец, прп. (†1809)
Ст. 7-8 Всяко бо естество зверей же и птиц, гад же и рыб, укрощается и укротится естеством человеческим, языка же никтоже может от человек укротити; неудержимо (бо) зло, исполнь яда смертоносна
Поскольку сказал выше божественный Иаков, что язык примет не малое наказание, то чтобы не показались эти слова суетными и несостоятельными, показывает вышесказанное ещё шире, говоря, что человек поставлен Богом как начальник и властитель всей чувственной твари. Поэтому все животные, как земные и летающие, так и морские, малые и великие, сильные же и быстрые, одни подчиняются ему и служат, как мирные скоты, другие же быв искусно пойманы, укрощаются как дикие звери. Иные же боятся его и прячутся и убегают, как только увидят. Страхом же и бегством показывают, что они порабощены человеку. Язык же, который есть настолько малый член, и член не какого-то другого животного, но самого человека, сей не подчиняется самому человеку и никакой человек не может его победить[42], потому что, это зло неудержимое и необузданное, исполнено смертоносным ядом. Так толкует это изречение святой Митрофан.
[42] Здесь божественный Иаков выражается в преувеличенном образе, не для того, чтобы показать невозможность, победить человеку свой язык, и не согрешать в слове, но чтобы показать насколько трудно его победить. И поистине, настолько это трудное дело, что много раз и сами праведники, и люди непорочные, согрешают языком, когда не предают этому должного внимания, как написано у Иова: «Аще бо буду праведен, уста моя нечестия сотворят; аще же буду непорочен, стропотен буду» (Иов 9:20). То, что не невозможно укротить человеку свой язык, и не согрешать в слове, при помощи Божией, показал Давид говоря: «рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим» (Пс. 38:1), и преподобный Памво, как мы уже сказали выше. Показал же это и сам Иаков сказав: «Аще кто в слове не согрешает, сей совершен муж» (3:2). Те, которые совершенны и внимательны, достигли, достигают и будут достигать Благодатию Христовой, того чтобы не согрешать в слове, таковые любят молчание по свободному произволению, или от природы малословны. Для тех же, которые далеки от совершенства, невнимательны и многословны, крайне тяжело победить язык и не согрешать в слове. Поэтому и говорит здесь брат Божий, что никакой человек не может укротить своего языка, т.е. никакой страстный человек, с помощью человеческого и земного старания, находящийся под влиянием сласти, как толкует святой Митрофан. Переходит же иногда внутреннее расположение человека, в имя для него, как сказал Петру Господь: «иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси; яко не мыслиши яже (суть) Божия, но человеческая» (Матф. 16:23), т.е. имеются в виду люди плотские и жизнелюбцы, которые любят вещи мира сего.
Михаил (Лузин), еп. (†1887)
Всякое естество животных укрощается и проч.: этими изречениями сильно выражается вся необузданность языка человеческого. Все живущее на земле покорно человеку, одного только языка человеческого никто покорить не может.
Естество – природное свойство, каково бы оно ни было (всякое), особенно – свойство неукротимости, необузданности, дикой силы. Зверей, то есть всякого рода животных, живущих на суше, птиц, и проч.: этими родами живых существ означается совокупность всего живущего на земле (кроме человека); перечисление их – то же, что у Моисея при описании творения (Быт.1:6-28; ср.Быт.9:2). Господство человека над всем живущим выражается словом укротить (δαμάζειν), означающим господство над непокорным, противоборствующим. Представляется, что все живущее на земле, в воздухе и водах укрощено человеком, чем выражается не отношение частного человека к отдельным животным, но отношение естества человеческого вообще к естеству животных вообще, как бы оно ни было различно у различных родов животных. Человек, по благословению Божию при сотворении, должен обладать всем живущим на земле, как высшее творение Божие (Быт.1:26-28). По падении он лишился полного господства над всем, но не лишился совсем и – по потопе – в лице Ноя снова удостоился такового же благословения, хотя в меньшей мере (Быт.9:2). Это-то господство, вообще принадлежащее природе человека над природою всех неразумных тварей, и разумеется здесь под именем укрощения всякого естества животных естеством человека.
А язык укротить никто из людей не может: то есть язык не чужой, но свой собственный, или, может быть, точнее – никто другой, ни сам человек укротить своего языка не может; язык представляется диким неукротимым зверем, с которым никто не может справиться. Эта истина заимствована из постоянного наблюдения и опыта. Само собою разумеется, что, говоря так безусловно о необузданности языка, апостол говорит о естественном, несовершенном человеке; в совершенном (ст. 2) язык может быть обуздан и должен быть обуздан (ст. 10), об этом и вся речь у апостола.
Продолжая изображать пагубные действия необузданного языка, апостол называет его злом неудержимым, вечно беспокойным в своей страстности, изливающим из себя, как поток, всякое зло неудержимо.
Он исполнен смертоносного яда: образ взят от змеиного жала с присущим ему смертоносным ядом (ср.Пс.139:3-4). По связи речи, ядовитость эта относится собственно к действию языка на других. «Апостол сказал и примером удил и руля объяснил, что хотя они малы, но при хорошем управлении производят великое, и прибавил, что так и язык должен быть управляем разумно. Теперь предложенными примерами объясняет, что он заповедует не невозможное. Он как бы так говорит: иной скажет, что язык, хотя небольшой член, но производящий много добра и зла, трудно покорить нашей воле? Но это не оправдание. Ибо если человек укрощает зверей, отличных от него по природе, то тем более может он укротить свой собственный член. Укротить язык никто из людей не может: это должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме, именно так: если человек укрощает и делает ручными неукротимых зверей, то неужели не укротит он собственного языка? Так должно читать это, ибо если читать в утвердительной форме, то несправедливо было бы давать потом следующее наставление: не должно, братие мои, сему так быть (ст. 10); ибо если невозможно укрощать язык, то напрасно апостол убеждает исполнять невозможное» (Феофилакт).
Толковая Библия А.П. Лопухина (†1904)
Ст. 7-8 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда
Зло необузданности языка, стоящей в зависимости от воздействия вышеземной, демонической силы, является трудно устранимым для настоящих, естественных сил человека. При самом творении человек получил от Бога благословение владеть всем живущим на земле (Быт 1:26-28; см. 9:2) и в силу этого повеления Божия он и теперь господствует над всеми видами животного царства. Но такова сила греха и зла, что он является как бы неукротимым зверем, изрыгающим, подобно ядовитой змее, смертоносный яд (ср. Пс СХХXIХ:4). Впрочем, художественно и сильно изображая неописуемый вред злоупотребления даром слова, Апостол Иаков, конечно, считает возможною не только борьбу, но и победу человека над этим злом, но лишь при содействии благодати Божией. «Если человек укрощает зверей, отличных от него по природе, то тем более может он укротить собственный член. «Никто не может от человека укротити». Это должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме; именно так: если человек укрощает и делает ручными неукротимых зверей, то ужели не укротит он собственного языка? Так должно читать это. Ибо, если читать это в утвердительной форме, то несправедливо было бы давать потом следующее наставление; не должно, братия мои, сему так быть» (ст. 10) (блаж. Феофил).
Никанор (Каменский), епископ (†1908)
В стихе 3-м Апостол говорил, как действием удил на язык рьяных коней – укрощаются они; теперь он указывает, что все покорно человеку на земле, но языка нашего никто укротить не может, и потому, когда он становится злым, то бывает опасен смертельно. Еще псалмопевец видел змеиные жала и яд аспидов в устах нечестивых и злых врагов своих (Пс.139:4). Бритва изощренная и острый нож – язык злых, а потому нужно всячески удерживать их от употребления этого злого орудия, не возбуждая их своею злою речью. «Уста наши при нас суть, что нам Господь?» говорили древние нечестивцы. И ныне многие уповают на велеречие уст своих; но часто ли оно бывает полезно и спасительно?! «Хотяй бо живот любити и видети дни благи, да удержит язык свой от зла и устне свои, еже не глаголати льсти» [Хочет ли человек жить и любит ли долгоденствие, чтобы видеть благо? Удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов.] говорил Псалмопевец (Пс.33:13–14).
Толковый Апостол. Часть I. Объяснение книги Деяний святых Апостолов и Соборных посланий
Олег Стеняев, протоиерей
Ст. 8-9 а язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию.
Это на самом деле трагедия! Одним и тем же языком можно в начале дня прочитать утренние молитвы, а, уходя на работу, со злобой накричать на мужа, на детей, раздраженно хлопнуть дверью!
Один мужчина говорил мне: «Батюшка, не давайте мне большое правило. Вот Вы дали мне большое правило, а я на всех стал бросаться!» – «Как же так у Вас получилось?» – «Я раньше только «Отче наш» читал и «Богородицу», а Вы велели утреннее правило целиком читать. Мне трудно, я стал очень раздражительным…»
Представляете, как получается: одним и тем же языком мы благословляем Бога, прославляем Царицу Небесную, чествуем Ангелов Господних, – и этим же языком произносим дурные слова!
Иоанн Кибалчич, священник (†1883)
Ст. 7-10 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию. Из тех же уст исходит благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть.
Ст. 7-10 Вся́ко бо естество́ звере́й же и птиц, гад же и рыб (έρπετών τε χάι έναλίων), укроча́ется и укроти́тся естество́м челове́ческим, Язы́ка же никто́же мо́жет от челове́к укроти́ти, не удержи́мо бо зло, испо́лнь я́да смертоно́сна. Тем благословля́ем Бо́га и Отца́, и тем клене́м челове́ки бы́вшия по подо́бию Бо́жию (γεγονότας χαθ όμοίωσιν θεέ). От тех же уст исхо́дит благослове́ние и кля́тва. Не подоба́ет, бра́тие моя́ возлю́бленная, сим та́ко быва́ти.
Апостол Иаков усиливает понятие о пагубных следствиях злоречия. С падением человека, который был поставлен царем природы (Быт.1:26), вся природа востала против него. Но человек желает поддержать павшую свою власть над природою. Ум его находит средства укрощать и как бы держать во власти лютых зверей, хищных птиц, ужасных пресмыкающихся и страшных морских животных. Наука и опыт развивают еще более эту железную власть человека над природою, которая совоздыхает (Рим.8:22) такому тяжкому своему повиновению, но без воли Творца не имеет средств освободиться от нея. Над всем человек господствует, всем правит. И изумительно только то, что сам человек совершенно не может владеть собою. Его собственный язык, этот неоцененный дар слова, которым Творец украсил человека и отличил от всех других животных, это самое слово часто приносит человеку вред. И как оно есть выражение внутренней мысли человека, то по этому человек и не в силах остановить течение его, часто исполненное смертоноснаго яда, как для себя, так и для других, и, возжигая зло в других, опять для себя, как бы круговоротом. Почему Апостол и называет язык человека, или слово, неудержимым злом. И подлинно, ни науки, ни опыт не дают средств для обуздания злоречия.
Посредством дара слова мы благословляем Творца и Господа, благодарим Его, молимся Ему, и тот же самый дар слова употребляем для унижения, для проклятия человека, сотвореннаго по подобию Божию. Может ли же христианин, проклиная ближних своих, или злословя и осуждая их, назвать Творца всех Бога Отцем своим? Не будет ли тогда это слово дерзостью пред Богом, Который заповедал любить ближняго как самаго себя (Мф.19:19. Лев.19:18)? Почитать ли христианином того, который выказывает себя религиозным в храме, а вне его стремится на обиду ближняго? Не такими ли и хулится имя Божие? Гнилы уста, не отличающиеся скромностью, гнилы потому, что из них выходит благословение и клятва. Они подобны отверстому гробу, украшенному снаружи, и полному гнили внутри. Ибо злоречие есть общественная гниль. По нему можно судить о степени нравственнаго развития общества.
Но не подобает сим тако бывати. Какое смирение Апостола! Он не поражает клятвою злоречивых, не отлучает, не укоряет их, но с апостольскою скромностью говорит: не должно сему так быть. Но эта скромность равносильна угрозе. Ибо чего не одобряет Апостол, значит то противно воле Божией и грешно. Иначе нельзя и думать.
Опыт обозрения и объяснения Соборного Послания святого апостола Иакова
Орлин Николай Иванович (†XIXв.)
А языка укротить никто из людей не может, это неудержимое* зло: он исполнен смертоносного яда (ср. 1Ин.3:15). Слова апостола: кто не согрешает в слове и проч.(Иак.3:2), равным образом все наставления, клонящиеся к тому, что следует обуздывать язык, предполагают, что апостол всё-таки допускает возможность обуздания языка. Отсюда под „естеством человеческим» (Иак.3:7) и выражение „никто из людей» (Иак.3:8) он, очевидно, разумеет невозрождённого человека. Что невозможно для невозрождённого словом истины, то возможно для возрождённого, для мудрости свыше (Иак.3:15) Для естественного, невозрождённого человека язык является злом неукротимым, разрушительным, исполненным смертоносного яда ненависти (1Ин.3:15). Увещание не стремиться быть учителями апостол далее подтверждает указанием на двуязычие, на полное противоречия употребление человеком своего языка (Иак.3:9-10).
* По Sin. АВР Дамаск.: άκατάστατον по-видимому указывает уже {на} содержание следующего стиха. По СКL; άκατασχεῖον, неудержимое. Иеромонах Георгий, принимая более засвидетельствованное чтение – первое, говорит: язык не уловим, не покорим, потому что он непостоянен, изменчив, извивчив, как змий, который со своей хитростью послужил дьяволу орудием, чтобы погубить прародителей.
митр. Георгий (Ярошевский) (†1923)
Так как выражение «а язык укротить никто из людей не может» многим кажется чересчур сильным, то они стараются ослабить его или вставкой в выражение вводных слов: «скоро и без труда», или тем, что разумеют язык других людей, или наконец тем, что читают выражение в вопросительной форме. (Так Икумений: «неужели языка никто не можетъ обуздать»? Также бл. Феофилакт: «должно читать не в утвердительной, но в вопросительной форме, именно так: если человек делает ручными неукротимых зверей, то неужели не в силах укротить собственного языка»?). Однако ни первое, ни второе, ни третье понимание не может быть одобрено. Всем известно, что подчинение человеку животного мира совершается не скоро и не без труда, следовательно, такого рода замечание в отношении к языку не имеет смысла. Св. Иаков, очевидно, хочет сказать нечто гораздо большее. Нет оснований также понимать выражение св. Иакова в отношении к языку других людей, который, конечно, труднее обуздать, чем свой собственный. Вся речь св. Апостола направлена к предостережению от учительства, следовательно, говорится не о чужих языках, а о языке стремящихся же к учительству. Наконец, и чтение выражения в вопросительной форме, бывшее обычным у пелагиан, не гармонирует с содержанием и смыслом речи и не подходит к последующему ассерторическому предложению.
Поэтому, нужно понимать выражение о языке без всякого смягчения, обратив только внимание на слова: «никто из людей». Очевидно, мысль та, что никакие естественные человеческие силы не могут обуздать языка, что и понятно, так как язык, как было сказано, находится под влиянием сверхъестественного злого начала – диавола. Понятно также и то, что св. Иаков не только не отрицает возможности обуздания языка при помощи сверхъестественной благодати, но даже указывает на нее в выражении «никто от человек»: человек, как человек, не может обуздать языка, но если он находится под действием Божественной благодати, то такое обуздание всегда возможно. Так понимает выражение «никто от человек» блаж. Августин. И действительно, если бы св. Иаков не имел такой мысли, то излишне с его стороны было бы требование от христианского учителя совершенства, и непонятно то, почему он совсем не запретил учительства. Таким образом, если св. Иаков говорит о бессилии человека обуздать язык, то говорит только о бессилии естественнного человека, не отрицая чрез это возможности обуздания языка при помощи благодати Божией.
Говоря о бессилии человека обуздать язык, св. Иаков обращает внимание на ту характеристическую особенность языка, которая делает человека бессильным в отношении к языку, – именно на то, что язык представляет собою непостоянное(ἀκατάστατον) зло, т. е. нечто действующее не в одном направлении. Если бы язык действовал в одном определенном направлении, то тогда возможно было бы его обуздать. Все животные, которых человек покорил и покоряет себе, имеют определенный облик, действуют в определенном направлении, почему человек, хотя и с трудом, но постепенно подчиняет их себе. Язык же не имеет определенного направления: он непостоянен (ἀκατάστατον), изменчив, извивчив. В этом отношении он похож на змею. К такому названию языка св. Иаков, вероятно, пришел вследствие упоминания о пресмыкающихся змеях в стихе (Иак. 3:7), тем более, что движения языка наиболее напоминают собою движения змеи. Может быть, здесь имело еще значение и то соображение, что змей послужил органом диавола при падении первого человека, и поэтому образ змеи всегда может напоминать о демонском влиянии, каковое обнаруживается в языке.
Таким образом чтению ἀκατάσχετον («неукротимый», «необузданный») мы предпочитаем чтение ἀκατάστατον, как более подходящее к предыдущему и последующему. Не довольствуясь употребленным выражением о языке, как непостоянном зле, св. Иаков, продолжая тот же образ, взятый от змеи, называет еще язык исполненным смертоносного яда. В языке человека, как в деснах змеи, незаметно скрывается смертоносный яд. Как яд змеи при укушении причиняет смерть, так и яд языка, яд вражды и ненависти (1Ин. 3:15), умерщвляет... Подобные выражения о языке весьма распространены в свящ. писании (Иов. 20:16); (Пс. 139:3). Вследствие такого-то непостоянства и змеиной скрытой ядовитости языка, и невозможно естественными силами обуздать его.
Димитрий Владыков, протопресвитер (†1955)
Опровержение сектантских возражений о Церкви.
Сектанты говорят: Принявшие присягу часто говорят ложь и не исполняют своих обещаний, посему присяга излишня.
Ответ: Люди по свойственной им греховности злоупотребляют не одной только присягой, а и многими другими благами: Священным Писанием (2Пет.3:16), свободой (Лк.15:12-16; Гал.5:13 и др.), здоровьем, языком (Иак.3:5-12) и др., но отсюда никак не следует, что все это, и в том числе присяга, не есть добро, а потому излишня.
Если присяга не всегда располагает принимающих ее к истинности и непреложности свидетельства или обещания, то вина не в ней, а в нравственной испорченности человека. При господстве в мире зла с его проявлениями лжи, обмана, недоверия и подозрительности клятва, как средство для заверения в правдивости, является обязательной и необходимой. Если бы среди людей существовала правдивость и неразлучное с нею взаимное доверие, то не было бы места и клятве. Но разве люди достигали или достигнут когда-либо все без исключения нравственного совершенства, указанного Иисусом Христом? (Мф.5:48).
Николай Зефиров, протоиерей (†XXв.)
Ст. 7-12 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим, а язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда. Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию. Из тех же уст исходит благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть. Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода? Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду
Вот почему мы умеем укрощать зверей, птиц, умеем приручать и укрощать разных пресмыкающихся и морских животных, но оказываемся не способны, бессильны укротить, обуздать лживый язык. И это потому, что он неудержим во зле и исполнен смертоносного адского яда. Языком мы благословляем Бога и Отца и тем же самыми языком проклинаем человека, а ведь он создан по образу Божию и по подобию Его. Одними и теми же устами мы благословляем и проклинаем. Но естественно ли это? Должно ли так быть? Может ли течь из одного и того же источника сладкая и горькая вода? Может ли смоковница приносить маслины, или виноградная лоза смоквы? Равно один и тот же источник источать соленую и сладкую воду? Все это невозможно, все это неестественно. Поэтому невозможно и неестественно и то, чтобы уста клянущие в то же время благословляли или славословили Бога.
Общедоступное объяснение апостольских посланий. Т. 1. Соборные послания
