Толкования на Евангелие от Иоанна 6:48

Ст. 44-52 никтоже может приити ко Мне, аще не Отец пославый Мя привлечет его, и Аз воскрешу его в последний день. Есть писано во пророцех: и будут вси научени Богом. Всяк слышавый от Отца и навык, приидет ко Мне. Не яко Отца видел есть кто, токмо Сый от Бога, Сей виде Отца. Аминь, аминь глаголю вам: веруяй в Мя имать живот вечный. Аз есмь хлеб животный: отцы ваши ядоша манну в пустыни и умроша: сей есть хлеб сходяй с небесе, да, аще кто от него яст, не умрет: Аз есмь хлеб животный, иже сшедый с небесе: аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки: и хлеб, егоже Аз дам, Плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира. Пряхуся же между собою жидове, глаголюще: како может Сей нам дати Плоть (Свою) ясти

Что же Он отвечает на их ропот? Никтоже может приити ко Мне, аще не Отец, пославый Мя, привлечет его (ст. 44). На это нападают манихеи и говорят, будто ничто не зависит от нас. Между тем эти-то слова особенно и доказывают, что мы властны в своем произволении. Но какая, говорят, надобность привлекать, если кто сам приходит к Нему? Опять и это не уничтожает нашего произволения, а, напротив, показывает, что мы нуждаемся в помощи. Здесь (Христос) говорит не о всяком приходящем, но о том, кто пользуется великим содействием (от Бога). Далее показывает и способ, которым Отец привлекает. А чтобы иудеи опять не подумали о Боге чего-либо чувственного, Он присовокупил: не яко Отца видел есть кто, токмо Сый от Бога, Сей виде Отца (ст. 46). Как же, спросишь, привлекает? Это давно показал Пророк, предвозвещая и говоря: будут вси научени Богом (ст. 45). Видишь ли достоинство веры? Видишь ли, как, по предсказанию Пророка, люди имеют быть научены ни от человек, ни человеком (Гал. 1, 1), но Самим Богом? Потому-то, чтобы придать достоверность Своим словам, Он и отослал иудеев к Пророкам. Но если сказано, что все будут научены Богом, то отчего, спросишь, некоторые не веруют? Оттого, что те слова сказаны о большей части людей, или еще: пророчество указывает не вообще на всех, но на всех желающих. Учитель стоит пред всеми и всем готов преподать и сообщить свое учение. И Аз воскрешу его в последний день (ст. 39). Не малое здесь означается достоинство Сына: если Отец привлекает, то Он воскрешает. Но этим Он не отделяет Своих дел от Отца (как это возможно?), а только показывает равенство могущества. Почему, как в том месте, сказав: и пославый Мя Отец свидетельствова о Мне (5, 37), вслед за тем Он отослал иудеев к Писанию, чтобы кто-нибудь из них не стал понапрасну много трудиться над объяснением Его слов; так и здесь, чтобы не стали по-прежнему подозревать Его, отсылает их к Пророкам, которых весьма часто и приводит, чтобы показать, что Он не противник Отца. Что же, скажешь, жившие до того времени разве не были научаемы Богом? Что же здесь особенного? То, что тогда люди научались Божественным истинам при посредстве людей, а теперь научаются чрез Единородного Сына Божия и Духа Святого. Далее Христос присовокупляет: не яко Отца видел есть кто, токмо Сый от Бога, разумея здесь эти слова (Сый от Бога) не о причине бытия, но о свойстве существа. Если бы Он разумел ту мысль, то в чем бы тогда состояло преимущество Сына и Его отличие от нас? И мы ведь все от Бога. Для чего же, скажешь, Он не выразил этого яснее? Ради немощи иудеев. Если они так соблазнились и словами: с небесе снидох, то что было бы с ними, если бы Он присовокупил и это? А хлебом животным называет Себя потому, что от Него зависит наша жизнь, и настоящая и будущая. Оттого и присовокупил: аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки (ст. 51), разумея здесь под хлебом или спасительные догматы и веру в Него, или Свое Тело, потому что и то, и другое укрепляет душу. Хотя в другом случае при Его словах: аще кто слово Мое соблюдет, не имать вкусити смерти (8, 51, 52) иудеи соблазнились, но теперь ничего такого не случилось, вероятно оттого, что они еще уважали Его, ради чуда над хлебами.

Заметь еще и то, откуда Он выводит различие между этим хлебом и манною: из следствий употребления той и другой пищи. Показывая, что манна не принесла никакой особенной пользы, Он присовокупил: отцы ваши ядоша манну в пустыни и умроша (ст. 49). Потом представляет убедительнейшее доказательство тому, что они удостоились несравненно большего дара, чем отцы их, намекая на бывших при Моисее тех дивных мужей. Поэтому, сказав, что евшие манну умерли, Он прибавил: аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки. И слово: в пустыни Он употребил не без цели, но чтобы дать заметить, что манна и продолжалась недолго, и не перешла в обетованную землю; а этот хлеб не таков. И хлеб, егоже Аз дам, Плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира (ст. 51). Справедливо здесь может кто-нибудь в недоумении спросить: благовременно ли было говорить эти слова, когда они отнюдь не послужили к назиданию и не принесли никакой пользы, а, напротив, даже повредили тем, которые были уже наставлены? От сего, сказано, мнози от ученик Его идоша вспять, говоря: жестоко слово сие, кто может Его послушати? (66, 60). Ведь можно было это преподать одним ученикам, с которыми, как заметил Матфей, Христос и беседовал особо. Что же отвечать на это? То, что и в настоящем случае эти слова были весьма полезны и нужны. Так как иудеи настоятельно просили у Него пищи, но – телесной, и, вспоминая о пище, какая была ниспосылаема их предкам, считали манну чем-то великим, то Он и упоминает о пище духовной, желая показать, что все то было образом и тенью, а эта пища есть самая истина вещей (Евр. 10, 1). Но надлежало, говорят, сказать: отцы ваши ели манну в пустыне, а Я дал вам хлеб. Но в этом большое различие. Это чудо (над хлебами) казалось даже меньшим того (дарования манны), потому что манна была ниспосылаема с неба, а чудо над хлебами было совершено на земле. Итак, поелику они домогались пищи, сходящей с неба, то Он часто и говорил: с небесе снидох. Если же кто полюбопытствует узнать, для чего Он завел речь и о таинствах, то мы скажем ему, что было очень благовременно сказать и о них. Темнота слов всегда подстрекает слушателя и делает его более внимательным. Потому иудеям не соблазняться следовало, а, напротив, спросить и узнать. Но они удаляются. И если они считали Его Пророком, то должны были поверить Его словам. Таким образом, причина соблазна заключалась в их неразумии, а не в непонятности речи. Но ты смотри, как Он мало-помалу привязывал к Себе учеников. Они говорят: глаголы живота имаши, куда идем (см.: ст. 68), несмотря на то, что здесь Он представляет уже Себя дающим, а не Отца, говоря: хлеб, егоже Аз дам, Плоть Моя есть. Но народ не так, а напротив: жестоко слово сие, говорит он, почему и уходит. Между тем это учение было не новое какое-либо и необычайное. На него прикровенно указал еще прежде Иоанн, назвав Христа Агнцем. Но и при всем том, скажешь, народ не понимал. Знаю это и я; но не понимали также и ученики. Если они еще ничего ясно не знали о воскресении, а потому и не понимали, что бы такое значило: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (2, 19), то еще гораздо менее могли понять те слова, потому что они темнее этих. Что воскресали Пророки, это они знали, хотя Писание говорит об этом и не так ясно; но чтобы кто-нибудь ел плоть, о том никогда не говорил ни один из Пророков. И, однако ж, ученики поверили Христу, следовали за Ним и исповедали, что Он имеет глаголы живота вечного. Долг ученика – не разбирать с излишним любопытством слов учителя, но слушать, верить и ожидать надлежащего времени для решения недоумений. Отчего же, скажешь, (с некоторыми) случилось противное и они обратились вспять? Причина – в их неразумии. Как скоро придет на мысль вопрос: как? – вместе с тем является и неверие. Оттого смущался и Никодим, говоря: како может человек внити в утробу матери своея? (3, 4). Оттого смущаются и они, говоря: како может Сей нам дати Плоть Свою ясти? (ст. 52). Если ты теперь спрашиваешь: как? – то отчего не говорил того же о хлебах? Как из пяти Господь сделал такое множество? Очевидно, они тогда думали только о том, как бы насытиться, а не о том, чтобы уразуметь чудо. Но тогда, скажешь, самый опыт научал их. Если так, то по тому же самому опыту им следовало без труда принять и это учение. Для того-то Христос наперед и совершил то чудо, чтобы они, наученные им, веровали уже и тому, что Он после говорил.

Ст. 48-50 Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет

«Аз есмь хлеб животный (жизни): отцы ваши ядоша манну в пустыни и умроша: сей есть хлеб с небесе сходяй, да кто от него яст, и не умрет». В этих словах весьма ясно можно видеть предвозвещенное пророком Исаиею в словах: «Явлен стал Я Меня не искавшим и оказался Я (обретохся) у не вопрошавших о Мне; сказал Я: «вот Я» народу, который не призывал имени Моего; целый день простирал Я руки Мои к народу неповиновавшемуся и противоречившему» (Ис. 65:1–2). Сняв с речи этой всю (внешнюю) оболочку и устранив всю, так сказать, одежду ее, Он уже неприкровенно являет Себя израильтянам, говоря: «Я есмь хлеб жизни», дабы узнали, что если имеют желание стать выше тления и освободиться от самой, поразившей их вследствие преступления, смерти, то им должно будет идти к принятию Имеющего силу животворить, Уничтожающего тление и Упраздняющего смерть, ибо это все действительно свойственно и подобает Жизни по природе.

А как они, ссылаясь на то, что их отцам была дана в пустыне манна (с неба), не принимали хлеб, истинно сошедший с неба, то есть Христа, то по необходимости делает сравнение прообраза с истиною, дабы таким образом они увидели, что не тот (манна) есть хлеб небесный, но Кого опыт действительности показывает таковым по природе. Ваши отцы, говорит, и предки, вкушая манну, отдавали долг природе тела, – приобретая чрез нее поддержание временной жизни и доставляя телу ежедневную из нее пищу, они едва достигали того, чтобы не умереть тотчас. А очевиднейшим, говорит, доказательством того, что то не был хлеб истинно небесный, служит то, что вкушавшие отнюдь не достигали посредством него бессмертия. Подобным же образом опять и знамением того, что Сын есть в собственном и истинном смысле хлеб жизни, служит то, что раз вкусившие от Него и чрез приобщение некоторым образом соединившиеся с Ним оказываются выше и самих уз смерти.

Что манна берется именно во образ или сень Христа и указывала на хлеб жизни, сама же она не была этим хлебом жизни, об этом мы уже говорили много. Подтверждает это, кажется, и Псалмопевец, восклицая в Духе: «Хлеб небесный дал им, хлеб ангельский ел человек» (Пс. 77:24–25). Может, пожалуй, показаться, что слова эти сказаны Духоносцем об израильтянах, а в действительности это не так, но к нам, напротив, относится смысл изречения. В самом деле, разве не верх нелепости и неразумия – думать, что сущие на небе святые Ангелы, хотя и получившие бестелесную природу, вкушают грубейшую пищу и нуждаются в помощи для поддержания жизни, каковой требует и это земное тело? Но ничего, полагаю, не воспрещает думать, что так как они суть духи, то и могут нуждаться в таковой же пище, очевидно духовной и умственной. Почему же, однако, говорится, что хлеб ангельский подавался предкам иудеев, если пророк, восклицая это, высказывает (как думаю) истину? Но очевидно, что если манна была прообразовательная во образ Христа, объемлющего и содержащего все к бытию, питающего Ангелов и животворящего сущих на земле, то пророк указанное как бы в сенях называет истинным именем, невозможностью для святых Ангелов вкушать земную пищу даже и против воли слушателей отвлекая их от грубой мысли, то есть о манне, и возводя к духовному разумению, то есть о Самом Христе, Который есть хлеб и самих святых Ангелов.

Итак, евшие манну, говорит, умерли, очевидно как не получившие от нее причастия ни к какой жизни, ибо она не была действительно животворною, но только средством против плотского голода и имела значение прообраза истины. Восприемлющие же в себя хлеб жизни будут иметь наградою бессмертие и, совершенно освободившись от тления и всех зол его, возвысятся до вечного и бесконечного продолжения жизни по Христу. Этим рассуждениям нашим не представляет никакого препятствия то, что вступившие в общение со Христом все же должны вкусить смерть по долгу природы, потому что, подпадая общему этому концу, они хотя и подвергаются свойственному человеческой природе, но, как говорит Павел, «живут Богу» (Рим. 6:10–14, 8; ср. Гал. 2:17–21), (как таковые), кои должны будут жить (вечно).

Ст. 48-51 Я есмь хлеб жизни; отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек: хлеб же, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира

Подаваемую им пищу сравнивает с манною. Я, говорит, есмь хлеб жизни, а евшие манну умерли. Не просто прибавил слово: «в пустыне», но с целью показать, что манны не надолго стало отцам, в пустыне только, а в землю обетованную она не вошла с ними. Сей же хлеб не таков, но пребывает вовек, так что они, если захотят, получат блага гораздо большие, чем отцы их. Как не больше то, что даруется Христом? Ибо хотя всякий вкусит смерть, однако же он жив по надежде воскресения. - Ясно говорит Он здесь о таинственном причастии Его тела. «Хлеб, - говорит, - который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». Показывая Свою власть, что Он распят не как раб и меньший Отца, но по Своей воле, говорит, что «Я отдам» плоть Мою за жизнь мира. Хотя говорится, что Он отдан Отцом (Ин. 3, 16), но Он отдал и Сам Себя: первое, чтобы мы познали единомыслие с Отцом, а второе, чтобы познали самовластие Сына. Заметь, что хлеб, вкушаемый нами в Таинстве, не есть образ тела Господня, но есть самая Плоть Господа. Ибо не сказал Он, что хлеб, который Я дам, есть образ плоти Моей, но: «есть плоть Моя». Ибо хлеб сей неизреченными словами, чрез таинственное благословение и наитие Святаго Духа, претворяется в плоть Господа. Никто да не страшится веровать, что хлеб становится Плотию. Ибо когда Господь ходил во плоти и принимал пищу из хлеба, то хлеб сей, вкушаемый, применялся в Его тело и уподоблялся святой Его плоти, и, по обычаю естества человеческого, служил к возрастанию и укреплению. И ныне хлеб сей применяется в плоть Господа. Как же, скажут нам, является не плоть, а хлеб? Это для того, чтобы у нас не было отвращения к яству. Ибо если бы нам показывалась плоть, мы неприятно располагались бы к Причастию; а теперь, когда Господь снисходит нашей слабости, таинственная Пища нам является такою, какая у нас бывает обыкновенно. - Он отдал плоть Свою на смерть за жизнь мира, ибо смертью Своею разрушил смерть. Разумей, пожалуй, под жизнью мира и воскресение. Ибо смерть Господа произвела всеобщее воскресение для всего рода человеческого. Может быть, жизнью мира Он именует и жизнь в святости и блаженстве. Ибо хотя не все приняли освещение и жизнь в Духе, но Господь отдал Самого Себя за мир, и что касается до Него, то мир спасен и все естество освящено, поколику получило силу побеждать грех, и грех бежал чрез одного Человека, Господа нашего Иисуса Христа, как и чрез одного Адама человечество впало в грех.

Аз есмь хлеб животный

Иисус Христос сказал это и выше. Он есть хлеб жизни, как питающий душу Своим учением и сохраняющий жизнь, и притом вечную. Мало-помалу Спаситель возвышает Своих слушателей и спокойно открывает им относительно Своего Божества.

Ст. 47-50 Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет

Доказав иудеям, что они не имеют никакого права роптать на то, что Христос требует от них веры в Его божественное посланничество, Христос снова (ср. стихи 35 и 40) начинает говорить о том, что только вера в Него дает вечную жизнь и спасение и что Он именно есть действительный хлеб жизни. Манна, на которую иудеи выше указывали Христу как на небесный хлеб (стих 31), не давала силы вечно жить, евшие ее умирали. Хлеб же небесный должен быть таким, чтобы (ἵνα) вкушающий от него не умирал (стих 50). Но в каком смысле здесь употреблено выражение «не умирал»? Обещает ли здесь Господь вкушающим от действительного небесного хлеба бессмертие и по телу? Нет, из стиха 40 видно, что и верующие во Христа и, следовательно, вкушающие небесный истинный хлеб должны также умереть: Христос воскресит их в последний день. Следовательно, здесь Христос хочет сказать только, что вкушение истинного небесного хлеба дает человеку возможность после смерти воскреснуть к вечной жизни. Отсюда можно заключить, что и слово Христа о странствовавших в Синайской пустыне евреях, что они «умерли», по преимуществу означает то, что они умерли духовно, что вкушение манны само по себе не дало им возможности вступить с Богом в такое тесное общение, которое бы продолжилось и после их смерти. Умерши телесно, они за гробом не вошли в вечную блаженную жизнь и со временем не получат блаженства.