Скрыть
Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей?

Святые отцы

Прочие

Феофилакт Болгарский, блж. (†1107)

Ст. 28-34 Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его; какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот, первая заповедь! (Втор. 6:4-5) Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. (Лев. 19:18). Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его

Матфей говорит, что книжник подошел (ко Христу) «искушая», а Марк замечает о нем, что он «разумно отвечал». Не противоречат ли евангелисты друг другу? Нет; сначала, вероятно, он спрашивал как человек искушающий, а потом вразумился ответом Христовым и отвечал разумно, и таким образом был похвален. Впрочем, заметь, что и похвала свидетельствует о нем, как еще о несовершенном, ибо Христос не сказал: ты находишься в самом Царствии Божием, а — только «недалеко». Для чего же законник так смело предлагает Христу свой вопрос? Он думал показать себя Христу совершенным в Законе и для того обращает к Нему такую речь, как будто бы касался только Закона. Но Господь, желая показать, что без любви, при ненависти к ближним, нет исполнения закона, отвечает на вопрос законника, что первая и большая заповедь есть — любить Бога, а вторая, подобная — любить ближнего. Почему же подобна? Потому, что они обе тесно связаны между собой. Ибо любящий Бога любит и создание Его, а ближайшее к Богу из созданий есть человек; следовательно, любящий Бога возлюбит и всех человеков. И наоборот, кто любит ближнего, тот тем более любит Бога; ибо если он любит людей, которые часто бывают виной соблазнов и ненависти, тем более любит Бога, всегда благодеющего. Услышь и Господне слово: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:21). Видишь, что от любви к Богу зависит исполнение заповедей Его, а все заповеди Его сходятся к одному предмету — взаимной любви. И в другом месте (Господь говорит): «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Видишь ли опять, как любовью друг к другу держится и любовь ко Христу и познаются Его истинные ученики и други! Обрати внимание и на то, как Он в ответе законнику исчислил все силы души. В душе есть сила животная; на нее указывает словами: «всей душею», ибо Христос повелевает, чтоб сила раздражения и вожделения совершенно были подчинены любви к Богу. Есть и другая сила души, называемая растительной, а иначе она называется силой питания и возрастания. И эту силу должно предать вполне Богу. Есть, наконец, в душе и сила разумная, которую Закон назвал «мыслию». Итак, все силы души должны быть устремлены к любви.

Григорий (Лебедев), сщмч. (†1937)

Ст. 28-34 Один из книжников… подошел (ко Христу) и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия

Здесь Господь указал две опоры жизни, и они обнимают всю жизнь в целом. Одна из них дает теоретическое (метафизическое) обоснование жизни, другая указывает практическое, жизненное приложение первого обоснования. Обе в целом, как два якоря и два столпа жизни, крепят ее на незыблемом фундаменте и поднимают ее от ничтожества земной пыли до захватывающей высоты неба, и дают ей исчерпывающее наполнение до полноты ее завершения в вечности. Вот теоретическое (метафизическое) обоснование жизни: источник жизни — Бог. «Господь наш есть Господь Единый». И нет иного (источника жизни), кроме Него. Все от Него, и все в Нем. Конечно, и человек от Него… И, конечно, жив будет человек только в Нем… А потому будь Его частью вовеки! И, как Его часть, живущая только в Нем и Им, влейся в Него всем существом. Полюби Его так, как только способен смертный, до самозабвения. Уйди в Него всем сердцем, всем разумением, всею крепостью твоею. Как в любви, отдайся Ему до полного истребления себя… Чтобы тебя уж не было… А ты жил Им и в Нем, а Он жил в тебе. Таков первый якорь и обоснование жизни. Им определяется место человеческой жизни во вселенной. Твоя жизнь есть часть Божественной жизни. Оправдание твоей жизни, как и оправдание жизни всей вселенной, в устремленности к источнику жизни — Богу, в воспринятой от Него всей полноты жизни и в завершении жизни через слияние с Ним. Господь указывает и второй якорь жизни и им определяет, каково должно быть практическое построение человеческой жизни. Если всякая жизнь есть творение Бога и в человеческий дух вдунута частица Божественного Духа, то, значит, над жизнью, окружающей человека, тяготеет промыслительная Божия Рука, а люди, окружающие человека, — такие же носители частиц Божественной жизни. Значит, если всем устремлением человеческой жизни, всей любовью человека должен быть Бог, то где бы и в чем бы ни было присутствие Бога, на то же обращается и человеческая любовь, т.е. человек должен отдать свою как бы отраженную любовь всем созданиям Бога, человек должен любить других людей, окружающих, ближних. И мало того. Так как Бог в Своем существе не являем человеку, и Он открывается для человека только в Своих созданиях, как, например, в других людях, то и проявление человеческой любви к Богу более осязаемо в любви к людям. Вот почему в другом месте Божественного Откровения любовь к ближнему выдвигается даже на первый план жизни и ставится показателем и мерой самой любви к Богу. «Бога никто никогда не видел, — пишет святой евангелист Иоанн. — Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает… пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем… Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» И апостол заканчивает свое наставление повторением евангельских слов: «И мы имеем от Него (Бога) такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1Ин. 4:12, 16, 20, 21). Так любовь к ближнему объявляется вторым столпом жизни и по своей практической осязаемости и делается мерилом самой любви к Богу. Образуется замкнутый круг. Божия любовь изливается в мире и человеческом духе. Человеческий дух, рожденный от этой любви, в свою очередь восходит к своему источнику — Богу через земные лучи Бога, рассыпанные в людских душах. Человек через свою любовь к этим душам и через Божественные лучи в них восходит к их небесному центру — Богу. Указав две опоры жизни, Божественное Слово определяет условия их действенности; оно определяет, как надо любить Бога и ближних, чтобы эта любовь принесла плод. Любить Бога заповедуется «всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею». Сердце — центр душевной жизни. Следовательно, требуется, чтобы устремленность к Богу была не поверхностной, а чтобы самая глубина глубин души была повернута к Источнику жизни и устремилась к Нему. Когда обращенность к Богу пойдет из глубины души человека, она, конечно, охватит, как всепожирающее пламя, всю душу и все способности ее, все «разумение» ее. Но Господне слово не довольствуется и таким, казалось бы, исчерпывающим определением любви к Богу. Оно добавляет и еще одну характерную черту: полюби Бога «всею крепостью твоею», т.е. всю силу жизни, как будто даже силу тела, всю силу физической жизни ты брось в эту любовь, чтобы уж ни один атом твоей жизни не остался недейственным, а все живое в тебе, все без остатка, ринулось бы в стихию твоей полноты, удовлетворения, блаженства. Вот так полюби! Указывается и условие действенности любви к ближним. «Возлюби ближнего, как самого себя…» В добавлении «как самого себя» ставится контроль твоей любви. Чтобы твоя любовь не оказалась бесплодной, мертвой, оторванной от жизни, чтобы она не оказалась самоусладительным построением, рассчитанным на то, что вне тебя, ты всякое дело любви применяй к себе: хорошо было бы такое дело для тебя и ради тебя или нет? Это — идеальный контроль. Он стоит в неразрывной связи с твоим внутренним существом, совершенно соответствует ему и, как зеркало, отражает его. При нем моральный уровень твоего дела, обращенного к ближнему, падает или растет вместе с тобой самим. И по мере твоего духовного роста поднимается твое дело любви… Когда ты в своем внутреннем росте дойдешь до совершенной любви к себе, а совершенная любовь к себе в христианстве есть «отвергнись себя», возненавидь себя и погуби себя (Мк. 8:34-35), тогда ты сумеешь и другого полюбить совершенно, т.е. до самоотвержения. Вот почему в другой раз Христос и ставит пределом любви любовь до смерти. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). И заповедь о любви до смерти ничуть не противоречит заповеди о любви к ближнему, как к самому себе. В них — единство и замкнутый круг: ты познаешь и полюбишь ближнего через себя; и когда ты себя поймешь до отвержения себя, только тогда ты сумеешь полюбить до самоотвержения и другого. Указывается и еще одно условие действенности заповедей, а именно: чтобы человек сделал их действительным обоснованием жизни, т.е. выдвинул их на первый план своего построения жизни и не вздумал бы возводить какие-либо иные надуманные опоры жизни. В них (этих заповедях) дано все. В них — «весь закон и пророки». Не затемняй их ничем и не загромождай другой обманчивой декорацией жизни! Даже ради самого служения Богу не придумывай ничего затемняющего и отодвигающего заповеди любви, потому что исполнение их «выше всех всесожжений и жертв». Значит, как в служении Богу держи на первом месте любовь, обращенность, устремленность к Нему всей душой и, помимо любви, не думай оправдаться чем-либо внешним, всяческими «всесожжениями», так и во всей остальной практической жизни держи любовь к отцу и братьям в отце в первом поле твоего зрения. Имей эту любовь первой задачей жизни и ее основанием, столпом и опорой. И тоже не вздумай подменить ее или затушевать и оттеснить какими-либо другими задачами и подпереть жизнь другими опорами, как бы они ни казались тебе разумными и надежными, даже если б они рисовались тебе «жертвами». Такая подмена будет пустым делом. Все твои опоры, помимо двух этих якорей, будут гнилы, и оправдание жизни, помимо их, будет обманом. Такой обман может временно держаться и, пожалуй, даже (особенно, как твоя «жертва») будет тешить тебя, но истинная сущность вещей рано или поздно вскроется, фальшивая опора рухнет, и обманчивая декорация жизни рассыплется, как жалкенькая, ветхая размалеванная тряпка. И это потому, что нет другого фундамента жизни, как стихия любви, и попытка заменить этот фундамент или оттеснить его и ставить иные мнимо-разумные опоры жизни означает безнадежные потуги построить здание жизни на воздухе. Брось такое негодное дело. Рухнет. И тебя-то самого задавит. Наконец, Божественное слово раскрывает причину, по которой заповеди о любви к Богу и ближнему ставятся фундаментом жизни. Соблюдение этих заповедей обеспечивает оправдание жизни. Вот причина! Книжник, беседовавший со Христом, принимает эти заповеди и, видимо, имеет готовность жизненно следовать им. Он заверяет Христа, что, по его сознанию, эти заповеди — центр закона и жизни и что они выше всего прочего, выше «всех всесожжений и жертв». Господь на такое заявление книжника отвечает ему: «Недалеко ты от Царствия Божия». А ведь книжник даже не был учеником Христа! Вот где причина значимости любви. Это — путь к Царству, путь к Царству Божию даже для неидущих за Христом в данный момент. И это истинно! Когда человек сделал Бога источником всей своей жизни, когда к Небесному Отцу обращена вся сила жизни, когда к Нему идет каждый вздох и Им направляется каждый шаг, когда в свете такого обращения к Отцу человек понял себя и других, как призываемых детей Божиих, а обернувшись на себя, ужаснулся своего безобразия, тогда, конечно, он всем сердцем прилепится к Отцу, бросит прочь от себя до ненависти к себе и погубления себя и, хоть ощупью, поползет к Отцу. Куда? Да куда же может ринуться человек при таком понимании жизни, кроме света Отца! Он поползет в свет Отца, к Его Царству. И когда ему, бессильному, слепому, заблудшему, мелькнет свет Христа, выводящий на светлую дорогу Царства, тогда со всем захватом души он примет руку Спасителя и тогда-то он неминуемо войдет в Божие Царство.

Благовестие Святого Евангелиста Марка. Духовные размышления

Толковая Библия А.П. Лопухина (†1904)

Ст. 28-34 Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: «слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею», — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его

(См. Мф. 22:34-40).

Евангелист Марк в этом разделе несколько отличается от Матфея. Так, он говорит, что к Господу приступил один из книжников, вслушавшийся в прения, которые вели между собой враги Христа (У Матфея он назван «законником из фарисеев»). Не говорит евангелист Марк, чтобы у этого вопрошателя были искусительные намерения (как сообщает Матфей). Может быть, в самом деле книжник, хотевший было искусить Христа, скоро отказался от своего намерения, почему евангелист Марк и не счел нужным упоминать о том намерении. Далее, заповедь о любви к Богу Марк предваряет словами известной еврейской молитвы («шма»), представлявшей собой повторение слов Моисея (Втор. 6:4). У евангелиста Марка эти слова Моисея являются основанием требования исключительной любви к Богу: Бог есть единственный Господь или Владыка, следовательно, Ему одному должна принадлежать вся любовь израильтянина.

«Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель!» (стих 32). Лучше слово «хорошо» относить к глаголу «сказал», потому что в Евангелии Марка нигде обращение «Учитель» не ставится на втором месте.

«Больше всех всесожжений» (стих 33; см. Ос. 6:6; 1Цар. 15:22). Это прибавление было весьма важно для читателей Евангелия Марка, христиан из язычников, смущавшихся тем, что у них не было такого храма и такого торжественного культа, какой до 70 года имели иудеи.

«Иисус, видя, что он разумно отвечал…» (стих 34. Разумность ответа книжника сказалась не только в его согласии со словами Христа, но и в стремлении точно определить те способности, какими человек должен служить Богу. Именно (по лучшему чтению см. Тишендорф, 8-е изд.), он говорит, что Бога нужно любить сердцем, умом или разумением и силою: он ставит таким образом рассудок (ἡ σύνεσις) как орудие любви к Богу, которая действительно должна быть вполне осмысленным подвигом, а не только делом чувства. Однако все же мало для вступления в Небесное Царство одного признания единства Божия и необходимости любви к людям. Нужно еще исполнять эту высшую заповедь: книжнику нужно подойти ко Христу не только как к Учителю, но и как к Спасителю, Который только и может подать ему силы, необходимые для исполнения той величайшей заповеди. А веры-то во Христа как в Мессию, очевидно, у него еще и не было.

Иларион (Алфеев), митр.

Ст. 28-31 Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: «слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею», — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Иной большей сих заповеди нет

Как правило, фарисеи и законники фигурируют в Евангелиях в качестве отрицательных персонажей. У Матфея законник задает вопрос Иисусу, «искушая Его» (Мф. 22:35). Он выступает от имени целой группы фарисеев, которая решает подослать его к Иисусу после того, как Иисус привел в молчание саддукеев. У Луки законник также «искушает» Иисуса своим вопросом (Лк. 10:25). И только у Марка законник предстает скорее как положительный персонаж и за свой разумный ответ получает от Иисуса похвалу.

Обе заповеди, которые Иисус цитирует, заимствованы из Пятикнижия Моисеева. Первая входит в ту часть книги Второзакония, в которой заповеди и постановления Божии излагаемые Моисеем, предваряются неоднократно повторяемым рефреном: Слушай, Израиль! (Втор. 5:1; 6:3-4; 9:1; 20:3; 27:9). Заповедь изложена в этом разделе в следующей редакции: Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими (Втор. 6:4-5). Именно в этой редакции — с незначительными изменениями (обусловленными, возможно, переводом слов Иисуса с арамейского на греческий) — первая и главная заповедь цитируется Иисусом.

Вторая заповедь заимствована из книги Левит: Люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 18:19). В оригинальном ветхозаветном тексте под ближним понимается соплеменник — представитель народа израильского. Иисус же в своих поучениях использует понятие ближнего расширительно — как относящееся к любому представителю человеческого рода. Притча о милосердном самарянине, которая в Евангелии от Луки является продолжением диалога Иисуса с законником, утверждает именно такое понимание термина «ближний».

В Ветхом Завете две приведенные заповеди не связаны между собой. В словах Иисуса, напротив, они тесно связаны: вторая вытекает из первой, первая не мыслится без второй. По версии Матфея, изложение этих заповедей Иисус заключает словами: На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22:40). Глагол κρεμαται, переведенный как «утверждается», представляет собой пассивный залог от глагола κρεμαννυμι, означающего «вешать», «подвешивать». Фразу можно было бы перевести так: «На этих двух заповедях подвешены весь закон и пророки».

Из всего многообразия ветхозаветных предписаний, знатоками которых были фарисеи и законники, Иисус извлекает самую суть, сердцевину. Все остальное, в том числе «малейшие» заповеди, о которых говорится в Нагорной проповеди, подвешено к этим основополагающим и фундаментальным духовно-нравственным императивам. Иисус часто критикует фарисеев за то, что, погруженные в мелочный формализм, они оставляют важнейшее в законе (Мф. 23:23). Этим важнейшим — квинтэссенцией всего закона и пророков — и оказываются две протицитированные заповеди.

Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга 2

Михаил (Лузин), еп. (†1887)

Ст.28-34 Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душою, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его. (Мк.12:28-34)
 

Разговор Господа с книжником о большей заповеди в законе у ев. Марка изложен с большей подробностью, чем у ев. Матфея, с новыми особенными чертами, которыми восполняется сказание Матфеево, по-видимому в некоторых частностях разногласящее с ним (см. Мф.22:35–40 и прим.).
– «Один из книжников», принадлежавший к фарисейской же секте, искусный в законе (Мф.22:35).
– «Слыша их прения и видя» и пр.: ев. Матфей говорит, что законник или книжник спрашивал Господа, «искушая» Его, как и фарисеи с иродианами и саддукеи; ев. же Марк не только не говорит об этой цели, но как будто указывает на искренность законника в предложении этого вопроса Спасителю, тем более, что далее этот же законник выражает свое одобрение ответам Спасителя, а сей со своей стороны одобряет ответы законника и похваляет его нравственное настроение. Из сличения этих сказаний можно понимать происшествие это так, что законник, приступая к Господу со своим вопросом, первоначально хотел искушать Его, особенно видя, что Господь так победоносно отразил хитрые нападения фарисеев и саддукеев, но потом сам пленился божественной мудростью Спасителя, мысль об искушении в нем исчезла, И он с восторгом одобрил ответ Господа (ср. Феофил.); Господь же одобрил его, так как в нем проявилась искренность, что свидетельствовало о том, что добрые нравственные качества в нем еще не совсем заглушены были ложью фарисейства. «Впрочем затем, что и похвала свидетельствует о нем, как еще несовершенном, ибо Христос не сказал – ты находишься в самом Царствии Божием, а только – недалеко ты от Царствия Божия» (Феофил.).

– «Слушай Израиль» и пр. Слова, которые Моисей сказал народу Израильскому, указывая на высшую заповедь закона, и которыми возбуждал их внимание к своим словам, повторяет и Господь с той же целью, тем более что самая большая заповедь в законе о любви к Богу тесно связана с истиной единства Божества, ибо истинно любить можно только единого истинного Бога.
– «Иной больше сих заповеди нет»: ибо в лю6ви к Богу и ближнему вся сущность религии в практике жизни.
– «Больше всех всесожжений и жертв»: привязанные почти исключительно к внешности религии, иудеи, в особенности же Фарисеи, нередко высшими нравственными обязанностями любви жертвовали внешним обрядностям; исполнением этих последних думали восполнить нарушение тех и сознательно или бессознательно считали жертвы обрядовые выше дел любви к ближнему. Господь еще в Ветхом Завете нередко укорял в этом иудеев (Ис.1и дал. Пс.49и дал.), но привязанность к внешнему в них не ослабевала при оскудении внутренних добродетелей. Честь книжнику, что он умел стать выше этих ложных, но общепринятых понятий и отвечал разумно. Господь сам учил предпочтению дел любви делам внешнего богопочтения (Мф.5:23–24). Поэтому Он, похваляя разумность ответа книжника, сказал ему, что он недалек от Царствия Божия: ибо способен усвоить себе учение Христово о большем значении дел любви, чем дел внешнего богопочтения, и мог бы войти в Церковь Христову.

Толкование на Евангелие от Марка

Иоанн (Смолин), прот. (†1927)

О жертвоприношении.

Мк.12:28-34. Бесспорно, что любовь к Богу и ближнему нельзя заменить жертвоприношением, но ведь именно из любви к Богу и ближнему вытекает самое жертвоприношение: Мф.26:10-13; Мк.12:42-43; Мф.25:40.

 

Краткий толкователь мест Священного Писания, пререкаемых иномыслящими

Стих: Предыдущий Следующий Вернуться в главу
Цитата из Библии каждое утро
TG: t.me/azbible
Viber: vb.me/azbible