Толкования на Евангелие от Матфея 26:49

Ст. 36-50 Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. И, взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. И приходит к ученикам и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя. И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели. И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы все еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников; встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня. И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его

Так как ученики неразлучно были со Христом, то Он и говорит им: седите ту, дондеже шед помолюся. Он имел обыкновение молиться без них. Делал же это Он для того, чтобы и нас научить доставлять себе во время молитвы безмолвие и совершенный покой. С Собою берет только троих, и говорит им: прискорбна есть душа Моя до смерти. Для чего Он не взял всех? Для того, чтобы они не подверглись падению, и взял только тех, которые были зрителями Его славы. Но и этих он оставляет. И прешед мало молится, говоря: Отче, аще возможно, да мимоидет от Мене чаша сия, обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты. И прешед к ним, и обрете их спящих, и глагола Петрови: тако ли не возмогосте единаго часа побдети со Мною? Бдите и молитеся, да не внидете в напасть: дух бо бодр, плоть же немощна (ст. 39-41). Не без причины Он обращается особенно к Петру, тогда как и другие ученики также спали; но и здесь укоряет его по той же причине, которую я указал раньше. Потом, так как и прочие то же самое говорили, - когда Петр сказал: аще ми есть с Тобою и умрети, не отвергуся Тебе, такожде, свидетельствует евангелист, и вси ученицы реша (Мф. 26:35), - то обращается ко всем и обличает их слабость. Те, которые прежде решались умереть с Ним, теперь не могли бодрствовать и сострадать Ему в Его скорби, но побеждены были сном. Он же прилежно молится, чтобы это действие не показалось притворством. По той же причине истекает из Него и пот, чтобы еретики не сказали, что Его скорбь была лицемерною. Поэтому и пот истекает из Него в виде каплей крови, и для подкрепления Его явился ангел; и было много других признаков страха, чтобы кто не сказал, что это слова ложные. По этой же причине Он и молится. А когда говорит: аще возможно, да мимоидет, то показывает этим Свое человеческое естество; словами же: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты, показывает Свое мужество и твердость, научая нас повиноваться Богу, не смотря на противодействие природы. А так как для неразумных не довольно выражать скорбь на одном лице, то Он прибавляет и слова. Опять, так как недостаточно было одних слов, а требовались самые действия, то Он со словами соединяет и самое дело, чтобы самые притязательные противники поверили, что Он и вочеловечился, и умер. Если и при всех этих знамениях находятся такие люди, которые не верят этому, то тем более не поверили бы, если бы ничего такого не было. Смотри, какими знамениями Он доказывает истину благодатного строительства? И словами, и страданиями. Затем, придя к ученикам, говорит Петру: тако ли не возмогл еси единаго часа побдети со Мною (Мк. XIV, 37)? Все спали, между тем Он обличает Петра, напоминая ему прежние его слова. Слово: со Мною Он употребил здесь не без причины, и как бы так сказал: ты не можешь со Мною бодрствовать; как же положишь за Меня душу? То же самое выражается и в следующих словах: бдите и молитеся, да не внидете в напасть. Смотри, как и здесь Он учит их не гордиться, но смирить мысль свою и сердце, и предать все Богу! То обращается к Петру, то ко всем вместе. Именно говорит одному ему: Симоне Симоне, се сатана просит вас сеяти, и Аз молихся о тебе (Лк. XXII, 31). А всем: молитесь, да не внидете в напасть, - везде сокрушая их гордость, и заставляя заботиться о себе. Далее, чтобы обличение Его не показалось жестоким, прибавляет: дух бо бодр, плоть же немощна. Хотя ты, говорит Он, и желаешь презреть смерть, однако не можешь, пока Бог не поможет тебе, потому что все плотское унижает дух. И снова молился о том же, говоря: Отче, аще не может сия (чаша) мимоити от Мене, аще не пию ея, буди воля Твоя (ст. 42), - показывая тем, что Он совершенно согласуется с волею Божиею, и что во всем должно сообразоваться с нею и искать ее. И пришед, обрете их спящих (ст. 43). Кроме того, что тогда была глубокая ночь, очи их были еще отягчены печалью. И отойдя от них, в третий раз помолился, сказав то же самое, чтобы подтвердить, что Он был совершенный человек. Слова: во второй раз и в третий раз, в Писании употребляются для означения несомненной достоверности чего-либо. Так Иосиф говорит фараону: во второй раз тебе явился сон ради истины и чтобы уверить тебя, что это действительно исполнится (Быт. XLI, 32). Поэтому и Христос говорит то же самое и в первый, и во второй и в третий раз, для того, чтобы уверить в Своем домостроительстве. Для чего Он приходит во второй раз? Для того, чтобы обличить их в том, что так погрузились в печаль, что не чувствовали даже Его присутствия. Впрочем, Он не стал обличать более, но несколько удалился от них, обнаруживая этим их великую слабость, когда они не смотря и на обличение не могли бодрствовать. А не разбудил их и не обличает снова для того, чтобы не поразить еще более уже пораженных, но отошедши от них, помолился еще, и возвратившись сказал: спите прочее и почивайте (ст. 45). Хотя это время надлежало бодрствовать, но Христос, желая показать, что они не перенесут зрелища бедствий и рассеются от ужаса, что Он не имеет нужды в их помощи, и что Он необходимо должен быть предан, говорит: спите прочее и почивайте. Се приближися час, и Сын человеческий предается в руки грешников. Этим Он снова показывает, что все происходившее с Ним было делом домостроительства.

Не только первые слова, но и следующие - в руки грешников, - служат к ободрению их духа, показывая, что совершающееся над Ним есть дело злобы грешников, а не Его вины в каком-либо грехе. Возстаните, идем отсюду, се приближися предаяй Мя (ст. 46). Всем этим Он научает их, что происходившее есть дело не необходимости, и не немощи, но некоторого высочайшего промышления. Он предвидел, что придет Его предатель, и не только не бежал, но пошел даже на встречу. Еще бо Ему глаголющу, се Иуда, един от обоюнадесяте, прииде и с ним народ мног с оружием и дреколми, от архиерей и старец людских (ст. 47). Хороши же орудия у священников! Они идут с мечами и дреколием. И Иуда, сказано, с ними, один из двенадцати учеников. Евангелист опять называет его одним из двенадцати, и не стыдится. Предаяй же Его, даде им знамение, глаголя: егоже аще лобжу, той есть, имите Его (ст. 48). О, какое злодеяние взял на душу свою Иуда! Какими глазами он смотрел тогда на Учителя? Какими устами лобызал Его? О, преступная душа! Что он умыслил, на что отважился? Какое дал знамение предательства? Его же аще лобжу, сказал он; он надеялся на кротость Учителя; а между тем более всего и должно было посрамить его и лишить всякого извинения то, что он предал столь кроткого Учителя. Но для чего же, ты скажешь, он дал знак? Для того, что Иисус часто, когда Его брали, удалялся от них невидимо. И в этом случае могло быть то же самое, если бы Он сам не восхотел предаться. Желая вразумить Иуду, Он ослепил пришедших взять Его и сам спросил их: кого ищете (Ин. XVIII, 4). Но они не узнали Его, хотя были с факелами и светильниками и имели с собою Иуду. Потом, когда отвечали: Иисуса, тогда Он сказал им: Аз есмь, егоже ищете; и, обращаясь к Иуде, говорит ему: друже, на сие ли пришел еси (ст. 50)? Таким образом позволил взять Себя тогда уже, когда показал Свое могущество. А евангелист Лука повествует, что и в этот самый час Христос старался вразумить Иуду, говоря: Иудо, лобзанием ли Сына человеческаго предаеши (Лк. XXII, 48)? Не стыдно ли тебе предавать таким образом? Впрочем, так как Он ему не воспрещал и этого, то и допустил лобзание, и сам Себя добровольно предал. И враги возложили на Него руки и взяли в ту самую ночь, в которую совершали пасху. Так они раздражены были, так неистовствовали. Впрочем, они ничего бы не могли сделать, если бы Он сам не попустил этого. Но это не освобождает Иуду от ужасного наказания, а подвергает его гораздо большему осуждению, потому что он, видя столь великое доказательство и могущества, и снисхождения, и смирения, и кротости своего Учителя, оказался лютее всякого зверя. Итак, зная это, будем избегать любостяжания. Оно именно тогда довело Иуду до неистовства; оно научает крайней жестокости и бесчеловечию тех, которыми обладает. В самом деле, если оно заставляет отказываться от собственного спасения, то тем более располагает к пренебрежению спасением других. И страсть эта настолько сильна, что иногда превозмогает над самым сильнейшим плотским вожделением.

И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его

Настоящее бесстыдство и безумная дерзость! Называть Его учителем и вместе с тем давать Ему поцелуй, которым предавал Его. Тем не менее он еще сохраняет некоторое почтение ученика к Учителю, потому что предает Его преследователям не явно, а через условленный поцелуй. Это тот условный знак, который Бог положил на Каина, чтобы его не убил тот, кто найдет его (Быт. 4:15).

Ст. 47-50 И когда еще говорил Он, вот, Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И тотчас, подошел к Иисусу, сказал: Радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал Ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли, и возложили руки на Иисуса, И взяли Его

Видишь орудия архиереев! Дреколья и мечи! Так они были миролюбивы! Так они отличались духом кротости! Один из «двенадцати» - сказал евангелист, показывая с удивлением, что Иуда предал себя дьяволу, несмотря на то, что был избран и с первыми поставлен. Так и ты, человек, бойся, чтоб, ослабев духом, не отпасть, хотя бы и был ты одним из ближайших к Иисусу! Дает знак Иуда отчасти потому, что была ночь и они не могли распознать, а с другой стороны и потому, что пришедшие взять Иисуса были не столько из простого народа, сколько из слуг архиерейских, которые и вовсе, может быть, не знали Иисуса. Ученик указывает им Учителя посредством целования, ибо, зная человеколюбие Господа, он делается дерзким и целует Его. И Господь терпит до последнего часа, стараясь привести его к покаянию Своим долготерпением. Когда же он и так не был вразумлен, тогда Господь делает то, что пришедшие пали на землю, как говорит Иоанн; делает это для того, чтобы хоть чрез падение познали Его силу. Однако и после этого не отвратились они от дерзости. Тогда Господь и предает им Себя. Иуду называет «другом», посрамляя и укоряя за то, что он, как будто друг, дает Ему лобзание. «На сие ли пришел» - вместо: «с каким расположением присутствуешь здесь?». Как друг? Но в таком случае не следовало приходить с мечами. Как враг? Но для чего целуешь? Так-то и изобличает его, как льстеца.

Ст. 45-56 Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы все еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников; встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня. И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть? В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Сие же все было, да сбудутся писания пророков. Тогда все ученики, оставив Его, бежали

Совершился великий молитвенный подвиг Христа Спасителя нашего. Молитва укрепила Его дух; Его человеческая воля всецело предала себя в волю Отца Небесного, – Своим человеческим изволением Он уже восшел на крест и распялся: оставалось вознести на крест Свою плоть, предать Себя на страдания и смерть – самым делом. Ведая все, что с Ним будет, окончив молитву, Он в третий и последний раз идет к Своим ученикам и пробуждает от сна не только трех, но и всех прочих. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им с упреком скорбящей любви: вы все еще спите и почиваете? Дело уже кончено, время, когда вы могли делить со Мной скорби молитвы, прошло: вот, приблизился решительный час, судьбами Божиими определенный, и Сын Человеческий предается в руки грешников. Встаньте, пойдем навстречу предателю, – он уже недалеко: встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня. «Этими словами Он хотел показать ученикам, – говорит святитель Златоуст, – что совершающееся с Ним есть дело злобы грешников, а не Его вина в каком-либо грехе, что все происходящее не есть дело необходимости, или немощи, но высочайшего промышления, ибо Он предвидел, что придут враги Его, между тем не бежал от них, но пошел им навстречу». Сколько твердости, величия и спокойствия слышится в этих словах Господа нашего! «Можно подумать, – говорит Филарет, архиепископ Черниговский, – что это говорит совсем не Тот, Кого видели мы за несколько минут до того изнемогающим от скорбен. Какой переход из состояния тоски и слабости в состояние твердости решительной и величия непоколебимого! Он идет Сам навстречу врагам, Он зовет и Своих учеников навстречу им. Он идет с ясным взором на Свое будущее, Он видит духом Иуду, которого еще не видят ученики, – видит и называет подлинным именем тех, которые будут распоряжаться Его судьбой». И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных.

С возвышенности Гефсиманского сада, при лунном сиянии, уже можно было заметить толпу, которая вышла из восточных ворот Иерусалима, перешла поток Кедронский и направлялась к Гефсиманскому саду. Иуда сделал свое диавольское дело. И вот толпа, в тишине глубокой ночи, подходила к саду Гефсиманскому, и во главе ее шел человек, на лице которого можно было видеть и злобу, и измену, и замешательство, и страх: это был несчастный Иуда… Они шли взять Того, Кто был так кроток, что и льна курящегося не гасил, взять ночью, в беззащитном месте, шли с горящими факелами и фонарями, несмотря на то, что было полнолуние, как будто надобно было ловить кого-либо в подземельях… Страже и слугам, кажется, не было сказано, против Кого они были направлены: это знали только бывшие тут члены синедриона. Сумрак ночи под деревьями сада также мог препятствовать узнать Господа в лицо: поэтому нужен был какой-нибудь знак, чтобы распознать, кого взять. Иуда, «раб и льстец, ученик и наветник», избрал для этого лобзание: предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его и ведите осторожно, чтобы в целости представить, куда следует, чтобы не потревожить народ… «Ах, какое злодеяние взял на душу свою Иуда! – восклицает святитель Златоуст. – Какими глазами смотрел он тогда на Учителя? Какими устами лобызал Его? Преступная душа! О чем он думал, на что отваживался? Он надеялся на кротость Учителя, а эта-то кротость более всего должна была посрамить его и лишить всякого извинения». «Но избрать, хотя бы даже и без злобы, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – признаком измены то самое действие, которое служило выражением дружества в малом обществе Христовом и так разительно отличало его от обществ раввинских, где ученики получали лобзание от раввинов, а сами не смели давать его, – это составляло верх если не злобы, то безсмыслия, которое, по-видимому, привело в удивление Самого Сердцеведца». И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! здравствуй, Учитель, и поцеловал Его. «Какой святой человек мог спокойно принять поцелуй предателя? А Ты, Кротость небесная, спокойно, и даже с участием скорбной любви, говоришь предателю: друг Мой, зачем ты здесь?..» (Филарет, архиеп. Черниговский). Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел?… «Равви, Равви!» – повторил Иуда, и слово замерло на устах его (Мк. 14:45). Тогда Господь со скорбной укоризной остановил его: «Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (Лк. 22:48), предаешь Того, Кто так сильно любил тебя, так берег тебя, удостоил тебя такой чести, что ты был одним из самых близких учеников Его?

«Как сильно говорит нам эта Кротость небесная: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем!» Вот как надобно переносить обиды, наносимые людьми, близкими нам, нашими друзьями, нашими родными, людьми, которым мы делаем много добра! Называя несчастного ученика другом, Господь дает ему видеть, что любовь Божественная еще готова принять его и теперь, показывает скорбь любви о несчастном ученике; дыханием любви Господь желает смягчить и исцелить рану души его! Вот любовь, которая, не думая о своих опасностях, заботится о положении врага своего!» (Филарет, архиеп. Черниговский). Этих слов Господа было достаточно, чтобы открыть предателю самого себя: они во всей наготе представили ему его ужасное дело. Что мог отвечать преступный ученик своему Учителю и Господу? Он молчал, потому что злое дело говорило само за себя; потому что был вполне безответен перед своим Благодетелем, как это выражает Святая Церковь в песнопении: «Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела? Еда от лика тя апостольска разлучи? Еда дарования исцелений лиши? Еда со бнеми вечеряв, тебе от трапезы отрину? Еда иных ноги умыв, твои же презре? О коликих благ непамятлив был еси! …» (Служба Великого Пятка). «Уже преданный нечестивым лобзанием Богочеловек восхотел показать врагам Своим, что Он предает им Сам Себя, и что без Его собственной воли ни предатель, ни они не могли бы ничего сделать. Обратившись к толпе, Иисус спросил громко: «кого ищете? Иисуса Назорея», – отвечали старейшины отряда. «Это Я», – отвечал Иисус. Услышав слова эти, стража, как бы от какого-то необыкновенного удара громового, вся пришла в величайшее замешательство, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – большая часть невольно отступила назад, многие от страха припали к земле. В кратком слове, вышедшем из уст Иисуса, казалось, заключалась некая тайная сила, непреодолимая, всемогущая. Будто молния сверкнула им в лицо. И это было следствием необыкновенной силы духа, с которой выражалась теперь святая решимость идти на крест, – некиим отблеском Божества, обитающего в Иисусе Христе телесне. Когда толпа врагов успокоилась от первого страха, Иисус подошел к ним и снова спросил: «кого ищете?» Толпа отвечала уже смелее, что ищет Иисуса. Некоторые из слуг, более дерзкие, начали принимать меры, чтобы захватить и всех учеников. «Я сказал вам», – отвечал Господь, – «что это Я… если Меня ищете, оставьте их, пусть идут». Стража невольно повиновалась этому, все еще страшному для нее голосу. Так исполнилось пророческое слово Иисуса Христа: «из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого» (Ин. 18:8–9)». Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его.

Теперь ученики Господа увидели, к чему идет дело, и пришли в волнение. Робость стражи и необыкновенное присутствие духа в Нем Самом навели их на мысль употребить силу для защиты Учителя. «Не ударить ли нам мечом?» – спросили они. Но когда другие спрашивали, Петр уже действовал. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, именем Малх (может быть первого, который осмелился поднять руку на Господа Иисуса), отсек ему ухо десное. Но малейший вид сопротивления власти был противен Господу. «Остановитесь», – сказал Он и, немедленно прикоснувшись к уху Малха, исцелил его. Это означало, что Он на самом деле платит за зло добром, чему учил и словами. Петр действовал, конечно, из любви ко Господу, но действовал неразумно, и потому только огорчил Господа. Он забыл грозный урок, данный ему после Преображения Господня, когда на его возражение против слова о страданиях, Господь строго сказал ему: «отойди от Меня, сатана!» Теперь он вздумал противоречить Господу уже делом, как тогда противоречил словом. И потому услышал новое вразумление от-Господа: Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, в ножны; ибо все, взявшие меч (все, поднявшие меч против законной власти, какова бы она ни была), мечом погибнут; или ты думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и, если бы только Я восхотел, Он представит Мне вместо вас, двенадцати учеников, более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Но в таком случае, как же сбудутся Писания, как исполнятся пророчества, что так должно быть, что Мессия должен пострадать и умереть за грехи мира? «Приучая Петра к Евангельской жизни, Господь дает наставление не употреблять меч, хотя бы и за Бога кто думал совершать мщение» (блаженный Феофилакт). «Господь исцелил раба, – говорит святитель Златоуст, – и сделал великое чудо, которое могло открыть и Его кротость, и могущество, и нежность любви, и покорность ученика. Почему Он не сказал: неужели вы думаете, что Я не могу погубить их? Потому что ученики Его не имели еще о Нем надлежащего понятия. За несколько минут до этого Он говорил им: «душа Моя скорбит смертельно» и «да минует Меня чаша сия»; недавно был в скорби и поту и Его укреплял Ангел. Итак, поскольку Он показывал в Себе много человеческого, то Ему не поверили бы, если бы Он сказал: неужели вы думаете, что Я не могу погубить их?

Поэтому и говорит так: «или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего?» Но и здесь опять показывает смирение, когда говорит: «и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов». Если один Ангел поразил сто восемьдесят тысяч вооруженных, то неужели нужно было Христу двенадцать легионов Ангелов против тысячи человек? Нет, Он так сказал по причине страха и слабости учеников Своих, поскольку они от страха помертвели. Господь неба и земли мог свести огонь с неба на врагов Своих, как на Содомлян, и земля, по мановению Его, разверзлась бы под ногами их, как под ногами Корея и Дафана. Но Он не хотел этого. Последние слова, которые слышали ученики из уст своего Господа и Учителя, были строгим упреком к начальникам стражи и фарисеям. Их первый страх теперь совсем рассеялся. Великий Пророк Сам сдался им, – Он был их безпомощным пленником. Ни гром не прогремел, ни Ангелы не явились с неба для Его освобождения, никакой чудесный огонь не попалил их. Они видели перед собой просто усталого безоружного человека, при аресте которого безпомощно трепетали несколько устрашенных Галилеян. Уже некоторые священники и старейшины толпились около Него с нахальным любопытством. Казалось бы, что чудесное проявление Божественной силы Господа при словах Его: «это Я», чудесное исцеление Малха и решительное запрещение Петру защищать Его – все это должно было убедить их, что Он предает им Себя добровольно. Пытались же они схватить Его и прежде, но безуспешно. Но в их очах, сверкающих злорадством, не было видно и тени признания, что они ничего не могли бы Ему сделать, если бы Он Сам этого не восхотел… Поэтому Господь с величием невинности обратился к ним со словом обличения: В тот час сказал Иисус народу, всей этой толпе: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день, особенно в последние дни, с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня.. Когда учил Я, вы Меня не брали, а когда замолчал, тогда напали на Меня. Я был в храме и никто не удерживал Меня, а теперь, среди ночи, вы приступили ко Мне с оружием и дрекольем… Но теперь ваше время и власть тьмы. Так Бог попустил и Я повинуюсь не вашему насилию, а воле Божией: Сие же все было, да сбудутся писания пророков. «Смотри, – говорит святитель Златоуст, – что Он делает для их вразумления: то повергает их на землю, то исцеляет ухо раба, то угрожает им убийством: «от меча погибнут», – говорит Он».

«Такое соединение величия и кротости, силы и беззащитности, еще на несколько мгновений остановило буйную толпу, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский. – Между тем ученики, пользуясь ее смятением и нерешительностью, один за другим начали удаляться с такой поспешностью, что один из них, впоследствии описывая это обстоятельство, почел за долг сказать: тогда все ученики, оставив Его, бежали. Бежали даже пылкий Петр, даже любящий Иоанн. После того, как они увидели, что Богочеловек не хочет употребить никаких средств для Своей защиты, страх тотчас подавил все их чувства и заставил думать только о спасении себя, а для этого было одно средство – скорейшее бегство». Так исполнилось то, что предсказывал им Спаситель. Они теперь еще «чадца», еще слабые дети: оковы, возложенные на их Учителя, грозный вид врагов – устрашили их и они рассеялись. Придет время и исполнится над ними другое слово Господа – они пойдут путем скорбей. Теперь же – прости, твердость человеческая! Ты много обещаешь и мало выполняешь…

И абие приступль ко Иисусови, рече: радуйся, Равви. И облобыза Его

Лука (22:48) говорит, что когда Иуда подошел к Иисусу Христу, чтобы поцеловать Его, то Иисус Христос сказал ему: Иудо, лобзанием ли Сына Человеческого предаеши? Великодушно высказал пред ним цель лобзания и упрекнул за то, что знак любви он делает знаком предательства. Однако не оттолкнул от Себя, но принял целование, и позволил взять Себя. Получив такое доказательство Его силы, кротости и человеколюбия, Иуда, однако, оставался злее всякого зверя.

И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его

(Μк. 14:45; Лк. 22:47). Речь у Луки короче, чем у других синоптиков. Они пропускают весь рассказ Ин. 18:4-9.

По русскому переводу “тотчас” относится к “подошел.” Мейер объясняет тотчас после того, как Иуда дал знак. В Сироснайском кодексе порядок несколько изменен, сначала говорится о целовании, потом о приветствии. В Александрийском кодексе выпущены слова: “и поцеловал Его”. То, что было, хорошо выражено у Марка: “и пришед тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! (один раз — по лучшим чтениям) и поцеловал Его” Евангелисты указывают вообще на быстроту действий Иуды; но мельчайшие детали события на основание их показаний трудно определить. Глагол κατεφίλησεν (поцеловал) отличен от употребленного в 48 стихе φιλήσω (поцелую) и не выражен в русском и других переводах. Лучше можно передать значение его так: “расцеловал,” — может быть, несколько раз, но, вероятнее, только один, причем целование не только было всем видно, но и слышно. Иуда как бы чмокнул, целуя Христа. Какая тут противоположность всякому истинному, нелицемерному, происходящему от любви целованию! Какая глубокая и несомненная правдивость повествования! Кто мог выдумать что-нибудь более простое и вместе с тем в немногих словах так хорошо выразить всю глубину человеческого падения! Неудивительно, если “целование Иуды” вошло в пословицу. В двух словах тут целый психологический очерк, целая нравственная система. С одной стороны, Иуда хочет прикрыть своим целованием свою душевную низость и крайнюю подлость. С другой, целование — знак любви — делается символом самого ужаснейшего предательства и злобы. Всякий, подумав об этом, скажет, что так бывает и даже очень часто в действительной жизни. Слово “радуйся” (χαίρε) было обычным приветствием и по смыслу вполне равняется нашему: “здравствуй!”