Толкования на Евангелие от Матфея 27:26

Ст. 19-26 Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него. Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали: Варавву. Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие

Седящу же ему на судищи, посла к нему жена его, глаголющи: ничтоже тебе и Праведнику тому; много бо пострадах днесь во сне Его ради (ст. 19). Смотри, вот и еще обстоятельство, которое могло всех их отвлечь от их намерения. После доказательств, заключавшихся в делах, не маловажная вещь была и сон. Но почему же не сам Пилат видит его? Или потому, что жена была более достойна его, или потому, что если бы видел он, то не поверил бы ему, и даже, быть может, не сказал бы о нем. Поэтому так и устрояется, что видит этот сон жена, чтобы это сделалось известным для всех. И не просто видит она сон; но и страдает много, чтобы муж, хотя из сострадания к жене, помедлил совершать убийство. Тому же содействовало и самое время: она видела в ту же ночь сон. Но для него, скажут, не безопасно было отпустить Иисуса, так как говорили, что Он творит Себя царем. Поэтому следовало потребовать и рассмотреть доказательства, улики, все признаки властолюбия, какие только могли быть, - например, не набирал ли Он войска, не собирал ли денег, не заготовил ли оружия, или не замышлял ли что-нибудь подобное. Но Пилат просто склоняется на их сторону, а потому Христос не оставляет безвинным и его: предавый Мя тебе, говорит, болий грех имать (Ин. 19:11). Итак, слабость была причиною того, что он уступил и, бив бичами, предал. Он не имел мужества, был слаб; архиереи же были злобны и лукавы. После того, как он нашел некоторый предлог, именно закон о празднике, повелевающий отпускать осужденного, что предпринимают против этого они? Убедили народ, сказано, да Варавву испросят (ст. 20).

Видишь ли, с какою предусмотрительностью заботится Он о том, чтобы избавить их от греха, и с какою тщательностью стараются они не оставить для себя и тени к своему оправданию? Что надлежало делать: уличенного ли отпустить преступника, или сомнительного? Если позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более сомнительного. И конечно, Иисус не казался для них худшим явных человекоубийц. Евангелист не просто сказал: имели разбойника, но: разбойника известного, знаменитого по своим злодеяниям, совершившего бесчисленные убийства. И все-таки они предпочли его Спасителю вселенной, и не посовестились ни святого времени, ни законов человеколюбия, ни другого чего-либо подобного. Зависть совершенно ослепила их. Будучи сами злы, они развращали и народ, чтобы и за обольщение его понесть тягчайшую казнь. Итак, когда просили они Варавву, то Пилат сказал: что сотворю Христу (ст. 22)? Вопросом этим он опять хотел образумить их; предоставляя им свободу в выборе, он хочет, чтобы они хотя по чувству стыда испросили Иисуса, и таким образом все стало бы делом их великодушия. Если бы сказал он, что Иисус ни в чем не согрешил, то вызвал бы в них только большее упорство; когда же просил спасти Его по чувству человеколюбия, то против этой просьбы и убеждения нечего было прекословить им. Но они, не смотря и на это, говорили: распни Его. Он же рече: кое убо зло сотвори? Они же излиха вопияху: да пропят будет. Видев же яко ничтоже успевает, умы руце, глаголя: неповинен есмь (ст. 23-24). Зачем же предаешь? Почему не исхитил Его, как Павла сотник? И этот знал также, что он угодил бы иудеям; и из-за Павла было возмущение и смятение; и однако он мужественно стал против всего. Но Пилат действует весьма малодушно, слабо. Все провинились: ни Пилат не восстал против черни, ни чернь против иудеев; и никому из них нет ни откуда оправдания: они излиха вопияху, то есть, еще более кричали: да пропят будет. Хотели не только убить, но и убить, как за худое, и когда судья противился, они только упорствовали, крича одно и то же. Видишь ли, сколько сделал Христос для того, чтобы приобресть их? Как Иуду часто отклонял Он от его намерения, так удерживал и этих, и во все время благовествования Своего и во время самого суда. В самом деле, когда они видели, что игемон-судия умывает руки и говорит: неповинен есмь от крове Сего, то и слова и дела убеждали их к раскаянию, равно как и тогда, когда Иуда удавился, и сам Пилат увещевал их взять на казнь другого вместо Иисуса. Когда обвинявший и предавший Его осуждает сам себя, и тот, который должен произносить решение, снимает с себя ответственность, и видение является в ту же ночь, и Пилат просит у них Его, как осужденного, то как могут они оправдаться? Если они и не хотели объявить Его невинным, то не надлежало, по крайней мере, предпочесть Ему разбойника, разбойника отъявленного и весьма известного. Что же они? Когда увидели, что судья умывает руки и говорит: неповинен есмь, кричали: кровь Его на нас и на чадех наших (ст. 25). И тогда уже, как они сами произнесли на себя определение, он дозволил им все. Смотри же, сколь велико и здесь их безумие! Такова ярость, такова злая страсть: она не позволяет видеть то, что должно видеть. Пусть так, что вы самих себя прокляли; для чего навлекаете проклятие и на детей? Впрочем человеколюбивый Господь, хотя они и неистовствовали так безумно против себя и детей, не подтвердил согласием этого приговора не только по отношению к детям, но и по отношению к ним самим; но даже и из них самих принял покаявшихся и удостоил бесчисленных благ. И Павел был из числа их, и многие тысячи уверовавших в Иерусалиме (видиши ли бо, брате, говорил Иаков, колико тем есть Иудей веровавших - Деян. 21:20) были также из этих. Если же некоторые остались, то себе самим должны вменить мучение их ожидающее. Тогда отпусти им Варавву: Иисуса же бив, предаде, да Его пропнут (ст. 26). Для чего же бил? Или как осужденного, или - чтобы дать вид суда, или - чтобы угодить иудеям. Во всяком случае надлежало сопротивляться. И прежде этого он сказал: возмите Его вы, и по закону вашему судите Ему (Ин. 18:31). Да и много было такого, что могло остановить и его, и иудеев, именно: и знамения, и чудеса, и великое незлобие Страдальца, и особенно - неизреченное Его молчание. Если Он и защитою Себя и молитвою показывал, что Он человек, то с другой стороны Своим молчанием и презрением к их словам обнаруживал Свое величие и высокое достоинство - всем этим заставляя их удивляться Себе. Но ничто не подействовало на них.

Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие

Варавва, производивший возмущение в народе и бывший виновником убийств был отпущен народу иудейскому; это - дьявол, который и доныне царствует между ними, а потому они и не могут иметь мира. Иисус же, преданный иудеями, освобождается женой Пилата, и сам правитель называет Его праведником. Ученый читатель, может быть, спросит: Как согласить между собой то, что Пилат умыл руки свои и сказал: Невиновен Я в крови Праведника Сего, а потом передал Иисуса, подвернув Его бичеванию, на распятие? Но для этого необходимо знать, что он исполнял римские законы, которыми было определено, чтобы осужденный на распятие сначала был подвергнут бичеванию. Итак, Иисус передан был воинам, чтобы они нанесли Ему удары, и это святейшее тело и грудь, - вместилище Божие, - были терзаемы бичами. А было это так, что исполнилось написанное: Многочисленны бичевания грешникам (Пс 31:10), потому что, когда Его бичевали, тогда мы были освобождаемы от ударов, как говорит Писание: Бич не приблизится к жилищу твоему (Пс 90:10).

Ст. 19-26 Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него. Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? Они сказали; Варавву. Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят. Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят. Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки пред народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И отвечая весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса бив предал на распятие

Дивное! Судимый Пилатом устрашал жену его! Не сам видит сон, но жена его: или потому, что сам он не достоин был; или потому, что самому ему не поверили бы, а подумали бы, что он говорит это по пристрастию к Иисусу; а может быть, он и умолчал бы, если бы и видел, так как был судьей. Сон - дело Промышления; но он случился не для того, чтобы освобожден был Христос, но чтоб спаслась жена. Почему же не освободил Христа? Потому, что ему, то есть Пилату, не безопасно было освободить Его, как обвиняемого в царствовании. Но он должен бы был потребовать показаний: не собирал ли Христос около Себя воинов, не заготовлял ли оружия. Теперь же, как легкомысленный и слабый, Пилат отклоняется в сторону; по этой причине он и неизвинителен: ибо, когда они просили отъявленного злодея, отдал, а о Христе спрашивал: что сделать с Иисусом? - делая, таким образом, иудеев начальниками суда. Будучи правителем, он мог вырвать Его от них, как тысяченачальник Павла (Деян. 21, 31). «Да будет распят», - говорили иудеи, намереваясь не только убить Его, но и набросить на Него злодейскую вину, ибо крест назначался в качестве наказания злодеям. Умывается, показывая, что он чист от ненависти. Худо размышляет, ибо, называя Иисуса праведником, вместе с тем предал Его убийцам! А те возмездие за убиение Его принимают на себя; каковое возмездие и постигло их, когда римляне истребили их и детей их. Впрочем, и доныне иудеи, будучи чадами тех,- убивших Господа,- имеют на себе кровь Его, ибо за неверие в Господа преследуются от всех, и когда преследуются они, нет им никакого помилования. Пилат бил Иисуса, то есть бичевал, показывая, что и он осудил Его и что иудеи будут распинать уже не невинного человека, но опозоренного. Так и исполнилось: «плечи Мои Я отдал на раны» (Ис. 50, 6).

Ст. 26-30 Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие. Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове

Евреи осудили Богочеловека на смерть прежде всего в своей совести, затем и действительно, а римляне, язычники привели в исполнение этот приговор. Так они все равны в богоосуждении и богоубийстве. На самом деле исполнилось пророчество Псалмопевца: «народы и племена» взбунтовались против Бога воплощенного, «цари земли и князья» восстали все вместе «на Господа и на Христа его» (Пс 2, 1-2).- Вот, воины Пилатовы, воины правителя совершают свой суд над Богочеловеком Иисусом: высмеивают Его артистически, раздевают Его и надевают на Него багряницу - царское знамение, спелетают Ему терновый венецъ, возлагают его на главу Ему, издеваются над Ним, говоря: радуйся, Царь Iудейскiй, плюютъ на Него, бьютъ Его по голове. Это их <лепта> в суде над Богочеловеком. Они в этом самостоятельны и искусны до чудесной находчивости. Простые люди - великие художники во зле, талантливы во зле, особенно в самом бесстыдном зле - осмеивании Бога. Но не знают, несчастные, что Бога и Божие высмеивает всегда только Сатана и слуги его. И это он действует через них: ибо защищает свое зло, срамя Божие добро. Грех всегда, явно и тайно или осмеивает добро, или мучает добро, или убивает добро. Ибо грех тем и есть грех, что не терпит добра ни в какой форме, нигде и ни в ком. Его жизненный идеал: чтобы не стало никакого добра, и творца его - Бога; что нет Бога, чтобы Его не было. Тогда - его царству не будет конца.

Тогда отпусти им Варавву: Иисуса же бив предаде (им), да Его пропнут

Марк (15,15) сказал, что Пилат желал сделать угодное народу, а Лука (23, 24), что он решил быть по прошению их. Бич (φραγελλιον) – это плеть, сделанная из веревок и ремней, которою били осужденных по спине. О бичевании ясно написал Иоанн (19, 1): Пилат поят Иисуса и би (εμαστιγωσε) Его. Сделал это, думая ослабить силу ярости иудеев, чтобы, видя нанесенное Иисусу Христу оскорбление и слыша приговор, по которому Он предавался в волю их, как сказал Лука (23, 25), т.е. на распятие (в этом состояла их воля), – чтобы они смягчили свой гнев и извергли наконец из себя весь яд. Для этой же цели Пилат допустил и все последующее, именно – что на Него надели багряницу, возложили венец, дали Ему трость и другими способами ругались над Ним.

Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие

(Мк. 15:15; Лк. 23:24, 25; Ин. 19:1). Заметим, что Варавва был первой личностью, которая, вследствие своей случайной связи с Христом, была освобождена от этой страшной казни. Если бы Христос совершил Свое дело искупления, не освободив людей от крестной казни, то оно было бы неполно. Поэтому Его крестная смерть есть одна из важнейших сторон Его искупительного дела. Впоследствии крестная казнь в христианских государствах была уничтожена. Спаситель был осужден на крестную казнь. Бичевание совершалось пред распятием. “У римлян был обычай бичевать осужденного узника, и Иисус Христос отдан был воинам для этой цели — это было чудовищной несправедливостью и жестокостью, потому что Он дважды объявлен был невинным. Страшное наказание пред распятием производилось с таким варварством, что было известно под названием “близкой смерти.” И действительно, жертва часто лишалась чувств во время наказания и нередко умирала до распятия. Удары наносились бичами, а не палками, потому что Пилат не имел у себя ликторов. Ragellis caedebantur apud Romanos servi (liberi virgis) etfere capite damnati, nudi et columnam adstricti, antequam in crucem agerentar« (бичеваниям подвергались у римлян рабы (свободные наказывались розгами), обыкновенно осужденные на смерть, нагие, привязанные к столбу, пред тем, как отводились на крест — Cicero, Virr. V, 66). Бич состоял из кожанных ремней, снабженных иногда свинцовыми наконечниками или острыми гвоздями и косточками, которые изборождали спину и грудь и покрывали изнемогающую жертву массою ран и синяков. «Ragella erant aculeata, ossiculis pecuinis fere catenata, unde «havribile flagellum» dixit Horatius (бичи были снабжены остриями, обыкновенно привязывались к ним скотские косточки, откуда — “страшный бич,” как выразился Гораций — Сат. 1:3, 119). Обнаженный, со связанными руками и наклоненный, осужденный привязывался к столбу в то время, когда удары наносились палачом. Капитан Уоррен приписывал себе открытие в одной подземной комнате в Иерусалиме места бичевания Спасителя. Бичевание производилось обыкновенно corpore denudato. Слово φραγελλώσας есть латинизм (с изменением I на p) от flagellare, бичевать. Собственное греческое слово для этого есть μαστιγοΰ. Бичевание совершено было, как думают, пред Преторией, на виду у Пилата и народа. Слова αύτοΐς после παρέδωκεν нет в лучших рукописях. Смысл тот, что Пилат “отпустил им” (άπέλυσεν αύτοΐς), т.е. иудеям Варавву; но Иисуса Христа предал на бичевание и распятие не “им,” а своим воинам. Поэтому слово “им” после “предал” в русском выпущено правильно. Попытки представить дело несколько иначе и доказать, что иудеи пользовались правом совершать крестную казнь (Александр Ианней), что Пилат только согласился на эту казнь, а распяли Христа сами иудеи независимо от Пилата и его воинов, не выдерживают критики ввиду ясных показаний всех Евангелий, что не сами иудеи принимали участие в распятии Христа, а только воины Пилата.

Ст. 26-32 Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие. Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его

Прежде чем произнести смертный приговор над Господом Иисусом Христом, Пилат приказал бичевать Его. Тогда, – говорит святой Матфей, – отпустил им Варавву, а Иисуса, бив (сначала подвергнул бичеванию, надеясь этим страшным наказанием утолить ярость врагов Иисусовых, и только уже тогда, когда ему не удалось возбудить в них жалость), он предал Его им на распятие. Святые евангелисты не передают нам всех ужасных подробностей этого наказания: эти подробности хорошо известны первым христианам. Бичевание было и у Иудеев, но не такое жестокое, как у язычников. У Иудеев не дозволялось делать более тридцати девяти ударов обвиненному; у язычников не было определено число ударов: воины обнажали осужденного до пояса, привязывали к столбу и били трехконечными ременными бичами, сколько хотели. В эти бичи местами вплетены были острые косточки, свинцовые или железные наконечники, которыми рвали тело бичуемого до костей. Многие бичуемые и умирали под бичами. Это наказание было так жестоко, так позорно, что ему подвергались только рабы. И таким-то страшным наказанием Пилат хотел угодить врагам нашего Господа! Нет сомнения, что жестокие римские воины, ненавидевшие Иудеев, рады были выместить свою злобу на этот народ на Том, Кого они считали Царем Иудейским. Тогда, – говорит святой евангелист, – воины правителя, взяв Иисуса в преторию (судилище преторское), отвели Его с Лифостротона, с каменного помоста, внутрь двора, в преторию, и собрали на Него весь полк, который состоял обыкновенно из двухсот или шестисот человек, – созвали всех незанятых товарищей, чтобы всем обществом потешиться над Царем Иудейским. Святые евангелисты не говорят, что Господь был привязан к столбу, но несомненно, что это было именно так.

Блаженный Иероним говорит, что он видел столб, орошенный кровью Господа, у которого Он был привязан и бит, и святитель Златоуст упоминает о деревянном столбе в Иерусалиме, где был привязан и бит бичами Иисус Христос. Сердце содрогается, когда представишь себе, какие муки претерпел при этом наш Спаситель… И, раздев Его, стали наносить Ему по обнаженному телу страшные удары… Но грубые римские солдаты не ограничились и этим наказанием: они вздумали устроить для себя дикую потеху, издеваясь над Божественным Страдальцем, как над Царем Иудейским. Насытив свою жестокость, они от мучений перешли к насмешкам. Им вздумалось заставить Божественного Узника представить из Себя Царя, возводимого на царское достоинство. Для этого надели на Него багряницу, накинули на Его обнаженное, покрытое ранами, истекающее кровью тело красный плащ, который обыкновенно застегивался на правом плече, закрывая половину тела, так что правая рука оставалась свободной. Красный плащ носили только цари и военачальники, и вот, солдаты отыскали где-то заброшенный, ни к чему негодный, грязный плащ, чтобы сильнее выразить свое презрение к Царю Иудейскому. Так одет теперь был Тот, Кто одевается «светом яко ризою!» (Пс. 103:2). Нашли и венец для Иудейского Царя; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову… Недоставало только последнего знака царской власти – скипетра; нашли и скипетр: и дали Ему в правую руку трость, вложили Ему в правую руку палку из тростника, который похож на наш тростник, только толще и крепче. После такого, мнимо царского облачения, которое само по себе уже было горькой насмешкой, начались ругательства, самые грубые. На Востоке царям оказывали честь, падая на колени; то же стали делать теперь и воины: и, становясь пред Ним на колени, насмехались, издевались над Ним… Как римскому императору в торжественных случаях кричали: «Да здравствует император!», так теперь и нашему Господу с наглыми насмешками кричали, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И в знак презрения плевали на Него, прямо в пречистое лице Его, и, взяв трость (брали у Него из связанных, дрожавших от изнеможения рук Его трость), били Его по голове этой тростью, от чего колючки терна еще более врезались в главу Его и причиняли сильнейшую боль. А иные при этом еще и били Его по ланитам. «Среди всех поруганий Он являлся таким, каким предвидел Его еще за несколько веков пророк Исайя: ни одного стона, ни одного вздоха, ни одной жалобы не послышалось из Его пречистых уст! Он добровольно восхотел до конца испить чашу гнева Божия за наши грехи (Ис. 53:7).

Он на деле исполнял теперь то, что за много веков говорил о Себе устами пророка: «Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис. 50:6)». Размышляя об этих страданиях Господа, святитель Златоуст говорит: «Как будто по договору ликовал тогда со всеми диавол. Ибо пусть Иудеи, истаевая от зависти и ненависти, ругались над Ним: почему и отчего воины делали это? Не явно ли, что диавол тогда со всеми пиршествовал? Ибо до того были жестоки и неукротимы, что считали себе за удовольствие наносить Ему оскорбления. Они нападали на Него нагло, может быть, или желая угодить Иудеям, или делали это только по своему злонравию. Обиды были различные и многообразные, ибо то били по Божественной Его главе, то уязвляли терновым венцом, то били тростью люди скверные и нечистые. Как после этого мы дадим ответ, мы, которые гневаемся за каждую обиду, нам наносимую, тогда как Христос претерпел такие страдания? Не часть одна, а все тело Его терпело страдания: глава – от венца и трости, лице – от ударов и заплеваний, ланиты – от заушений, все тело – от бичевания, наготы, одеяния в хламиду и притворного поклонения, рука – от трости, которую дали держать Ему вместо скипетра, уста – от поднесения оцта. Что может быть тяжелее этого? Что обиднее? Все, что происходило, превосходит всякое описание. Как бы боясь, чтобы не опустить какой-либо наглости, Иудеи (хотя пророков убивали своими руками) Христа умерщвляют по определению судии. Они и судят сами, и осуждают, крича перед Пилатом: «кровь Его на нас и на детях наших»; нападают с неистовством, и сами по себе мучают, связывают, отводят, делаются виновниками обид, нанесенных воинами, пригвождают ко кресту, укоряют, оплевывают, насмехаются. Пилат здесь ничего не присоединил со своей стороны; они сами все делали, сами были и доносчиками, и судиями, и палачами, и всем. И всегда мы должны читать об этом, так как от этого происходит великая польза. Когда ты видишь, как и на словах, и на деле перед Ним преклоняются, и вместе с тем безстыдно насмехаются над Ним, как тяжко заушают Его и заставляют терпеть крайние страдания, то хотя бы и был ты как камень, но сделаешься мягче воска и изринешь из сердца твоего все надмение». Что было после бичевания, до осуждения на распятие, об этом благовествует нам один евангелист Иоанн Богослов. Пилат вошел в преторию, чтобы видеть, как исполнено его повеление. Увы! Оно было исполнено слишком усердно! Исполнено так, как, вероятно, не ожидал Пилат! Один взгляд на кроткого, истерзанного Страдальца уже глубоко тронул даже безчувственное сердце прокуратора. «Неужели, – думал он, – этот вид не тронет врагов Его? Не все же они пылают к Нему непримиримой ненавистью»…

И правитель приказал Господу нашему следовать за собой, сел на месте, называемом Лифостротон, и сказал Иудеям: «вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины» (Ин. 19:4)… При этих словах Пилата Господь вышел на площадку, связанный по рукам, весь облитый кровью, в терновом венце, в красном дырявом плаще, который не закрывал ни ран, ни наготы Его… Но, несмотря на все это унижение, несмотря на следы ударов и заплеваний, на смертельное утомление в Его безсонных, измученных очах, Его спокойный, кроткий вид поражал таким Божественным достоинством, что у Пилата невольно вырвалось восклицание, полное волнения душевного и сострадания к Невинному Узнику: «се, – Человек!» (Ин. 19:5). «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53:3–7)… Как было не припомнить теперь этого поразительного пророчества при взгляде на Страдальца Иисуса? Но злоба так ожесточила врагов Его, что первосвященники и их слуги, а за ними и вся безчисленная толпа закричала опять: «распни, распни Его!» (Ин. 19:6) Ледяное и каменное сердце Пилата, который проливал кровь, как воду, и на поле битвы, и в тайных убийствах, смягчилось; но жестокое сердце лицемеров осталось нетронутым. Такое упорство синедриона вывело из терпения Пилата: «возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины», – с гневом воскликнул он. Суровый вид прокуратора показывал, что он решил отпустить Узника и сдержит свое слово. Но у хитрых врагов Господа и на это был готов ответ: «мы имеем закон, – сказали они, – и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим» (Ин. 19:7). Члены синедриона хотят дать понять Пилату, что он, как язычник, в их законе ничего не понимает, а потому должен слушать их, ученых толковников своего закона, их же закон требует смерти за богохульство… Но это обвинение произвело на Пилата совсем другое впечатление, а не то, какого они ожидали. Пилат, услышав эти слова, еще более содрогнулся: ему невольно припомнился и сон его жены, и слухи о чудесах этого Праведника, и Его молчаливое спокойствие, с каким Он выслушивал клеветы врагов Своих, и удивительное терпение Его в страданиях, и, наконец, все то, что он, Пилат, сам слышал от Иисуса при первом допросе.

Полный страха и сомнения правитель снова входит в судебную палату, дав знак следовать за собой и Иисусу Христу, и тут наедине спрашивает Его: «откуда Ты?» (Ин. 19:9). От людей ли Ты рожден или от богов? Господь видел, что Пилат спрашивает Его не из любви к истине, о которой он не захотел слушать раньше, а из страха, видел, что земные расчеты все же возьмут верх над всеми добрыми помыслами этого язычника, и потому не дал ему никакого ответа. Ответ, что Иисус действительно есть Сын Божий, только бы увеличил вину Пилата, а этого не желал милосердый Человеколюбец Своему судии. Пилат не мог понять этого молчания и высокомерно воскликнул: «мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?» (Ин. 19:10). Римский вельможа, скрывая свой страх, хотел устрашить Узника, чтобы заставить Его ответить; между тем только выдал себя и произнес осуждение себе же. «Если все было в твоей власти, – говорит святитель Златоуст, – то почему же ты, не найдя никакой вины в Иисусе, осудил Его на крест?» И Господь сжалился над заблуждением гордого язычника, который стал рабом своих страстей и хвалился тем, чего у него не было. Не укоряя, не обличая, Он сказал Пилату: «ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе» (Ин. 19:11). Ты действительно совершаешь великое преступление, но Иуда, Анна, Каиафа, эти враги Мои – Иудеи преступнее тебя… Так с Божественным достоинством и с безконечной кротостью Иисус Христос судил Своего судию. И этот суд Подсудимого не только не оскорбил судию, но еще более расположил его в пользу Подсудимого. «С этого времени, – замечает святой евангелист Иоанн, – Пилат искал отпустить Его» (Ин. 19:12). Пилат снова вышел на площадку, где Иудеи уже приготовились встретить его криками: «если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Ин. 19:12). Они видели, что обвинение в богохульстве не действует на Пилата, и с новой силой стали обвинять Господа в мятеже против кесаря. Пилат, смущенный этими криками, понял, что ему грозят жалобой кесарю, подозрительному Тиверию, понял, что Иудеи ничего не пожалеют для подкупа чиновников в Риме, чтобы обвинить его, вспомнил еще раз о своих собственных преступлениях, – и вся твердость его исчезла. Он сел на свое судейское место и приказал вывести из претории Иисуса. «Се, Царь ваш!» – воскликнул правитель, желая хотя бы насмешкой отомстить Иудеям за то, что они так нагло требуют от него осуждения Невинного.

Возьми, возьми, распни Его!» – неистово закричали Иудеи. «Царя ли вашего распну?» – сказал Пилат. «Нет у нас царя, кроме кесаря!» – отвечали первосвященники, на этот раз забыв о своей гордости, чтобы только достигнуть своей цели – погубить Галилейского Учителя. Тогда, наконец, Пилат решился произнести смертный приговор нашему Господу ¹⁾ (Ин. 1:11). А теперь и совсем изгнали Его вон, да еще с тяжелым крестом на плечах. Это – мы возложили на Него тяжкое бремя грехов наших!..» «Путь, по которому шел Спаситель к Голгофе, – говорит Филарет, архиепископ Черниговский, – и поныне называется путем страстным или скорбным. Скорбны были пути Твои, Господи, Сладчайший Иисусе, в течение всей земной жизни Твоей; но путь Голгофский был путь самый скорбный!» Когда дошли до так называемых Судных ворот, Господь наш до того изнемог, что не в силах был далее нести Свой крест и преклонился под ним… Провидение Отца Небесного послало доброго человека, чтобы понести спасительное бремя креста: Выходя из ворот городских, они встретили одного Киринеянина, родом из города Кирны Ливийской, что на западе от Египта, по имени Симона, отца известных в первенствующей Церкви Александра и Руфа, того Руфа, которого апостол Павел называет избранным о Господе, и мать которого называет своей матерью из-за особенного к ней уважения (Рим. 16:13). Может быть, этот добрый человек знал Иисуса Христа; может быть, даже был Его последователем и при этой встрече обнаружил свое к Нему сострадание, и вот, воины воспользовались этим, чтобы заставить его нести крест Иисусов: сего заставили нести крест Его. А чтобы кто-нибудь, увидев Симона, несущего крест, не подумал, что он сам осужден на распятие, воины приказали Иисусу Христу идти прямо впереди Симона: таким образом весь позор креста оставался по-прежнему на Господе Иисусе. И Господь безмолвно повиновался. Он шел воистину «яко агнец, ведомый на заклание»… В толпе народной послышался плач и рыдание: это плакали жены Иерусалимские, тронутые Его страданиями и позором. Может быть, это были матери детей, которые недавно пели Ему осанна; может быть, матери тех малюток, которых некогда Господь наш с такой любовью благословлял… И Он милосердный, обещавший не забыть чаши студеной воды, поданной во имя Его, плакавший у гроба друга Своего из сочувствия к горю человеческому, – Он с любовью принял и эти слезы сострадания к Нему Самому. Обратившись к плачущим женщинам, Он сказал: «дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас!»… Невозможно представить себе, какой злобной радостью возликовали первосвященники и старейшины Иудейские, когда услышали, наконец, из уст Пилата столь вожделенные для них слова: «иди, воин, приготовь крест!» И у Евреев, и у Римлян был закон, по которому осужденный на смерть преступник лишаем был жизни не тотчас после смертного приговора, а через несколько дней; в эти дни глашатай всенародно объявлял, что такой-то, за такое-то преступление будет казнен, и вызывал всякого, кто хотел защищать его. Но для Господа нашего не было и этого снисхождения: Он тотчас же был предан воинам для распятия. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его… Его одели в собственные одежды для того, чтобы все, кто увидит Его, идущего с крестом на раменах, могли узнать в Нем Того, Кто еще недавно так грозно проповедовал во храме Иерусалимском. Евангелисты не говорят, что терновый венец был снят, а церковное предание утверждает, что Господь наш и на кресте умер увенчанный тернием. «Евангелисты хотели, – говорит древний писатель Ориген, – чтобы мы подумали о значении венца, однажды возложенного и уже не снятого. Я думаю, что терновый венец остался на главе Иисуса, чтобы более не оставались на нас терны, т.е. казнь за грехи, после того, как взяты они честною главою Иисуса». Подобно Исааку, который сам нес дрова для своего сожжения, Спаситель наш должен был Сам нести крест Свой, и повели Его на распятие, повели за городские ворота, где обыкновенно производились казни. На улице присоединились к Нему два спутника, два разбойника, тоже приговоренные к распятию.

«Ибо если с зеленеющим деревом» (если со Мной) «это делают, то с сухим» (с вашими первосвященниками и книжниками, с вашими детьми) «что будет?» (Лк. 23:28–31). Так и перед Своей смертью Господь скорбел о погибели народа Иудейского, и ведомый на распятие этим народом с нежным чувством любви говорил о покаянии…