Толкования на Евангелие от Матфея 27:31

Ст. 27-31 Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу; и сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взявши трость, били его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие

После бичевания на Господа надевают багряницу, возлагают на голову терновый венец, в правую руку дают трость. Становясь перед Ним на колени, они насмехаются над Ним. Взяв на Себя все немощи плоти нашей, Он покрывается багряной кровью всех мучеников, которым уготовано царствовать с Ним, Он одевается в пурпур великих почестей пророков и патриархов. Он увенчивается терном, то есть прежними грехами исполненных раскаяния язычников, так чтобы слава рождалась из вещей вредных и бесполезных, которые от Его прикосновения преображаются. Терновые шипы - жала грехов, из которых сплетается венец победы для Христа. Трость же символизирует пустоту и немощь всех язычников, которые от Его прикосновения начинают укрепляться. Его бьют и по голове. Как я думаю, не слишком много вреда Его голове принесли удары трости; типичное объяснение этому таково, что плотская немощь язычников, которую прежде удерживал в Своей руке Христос, теперь утешается в Боге Отце, ибо Он - глава. И среди всего этого, когда над Христом насмехаются, Он вызывает восхищение.

Ст. 27-31 Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу; и сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взявши трость, били его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие

Все это иудеи и язычники делали для того, чтобы насмехаться. Но теперь мы знаем, что происходило это в силу небесного таинства. В иудеях действовала порочность, в язычниках - таинство веры и свет истины. В багряницу Христа одевают как царя, как князя мучеников, ибо святой Своей кровью Он сияет как драгоценный пурпур. Как победитель Он получает венец, ибо обыкновенно увенчиваются победители. И как Богом, Им, став на колени, восхищаются люди. Итак, Он облачается в пурпур как царь, в багряницу как князь мучеников; увенчивается как победитель, приветствуется как Господь и почитается как Бог.

В багрянице мы можем узнать и Церковь, соединенную в браке с Христом Царем и сияющую царственной славой. Потому она и названа «родом царственным» в Откровении Иоанна. А относительно багряницы мы читаем у Соломона: седалище его из пурпуровой ткани (Песн 3:10). На том седалище восседает Христос, ибо там Он находит пурпур - веру царственную и дух прекрасный…

Венец терновый, который возложили Господу на голову, символизирует наше сообщество - пришедших к вере из язычников. Некогда мы были терниями, то есть грешниками. А теперь, веря в Христа, мы превратились в венец праведности, ибо мы более не причиняем боль и ущерб Спасителю. Напротив, мы окружаем главу Его исповеданием веры, когда восхваляем Отца в Сыне, так как глава Христу - Бог, как о том говорит апостол. Это - венец, о котором предсказано Давидом в псалме: возложил на голову его венец из чистого золота (Пс 20:4). Мы некогда были шипами, но после того как вплетены были в венец Христа, мы стали чистым золотом. Ибо Тот, Кто воздвиг детей Авраама из камней, сделал драгоценные камни и из шипов.

Не является в этом фрагменте Писания незначительным и то обстоятельство, что Господу дали трость в правую руку. Обрати внимание, что Давид говорит в псалме о Христе: язык мой - трость скорописца. (Пс 44:2). Собираясь принять страдания, Он взял трость в правую руку, чтобы либо небесным знаком даровать нам прощение наших злодеяний, либо начертать закон Свой божественными буквами в наших сердцах. Как и Сам говорит через пророка: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его (Иер 31:33). Относительно трости возможны и другие толкования, потому что она имеет много духовных смыслов. Трость полая и без сердцевины обозначает язычников, которые когда-то не имели сердцевины - закона Божьего, пусты были верой и лишены благодати. Итак, такого рода трость, то есть язычники, помещается в правой руке Господа, потому что Его левая рука уже удерживала народ иудеев, преследовавший Его.

Ст. 31, 34 И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить

Слушай же, что следует далее. После того, как насмеялись над Ним, ведоша Его на пропятие (ст. 31), и обнаживши Его, взяли себе одежды Его и, севши, выжидали, когда Он испустит дух. И разделили одежды Его, как это обыкновенно бывает с осужденными самого низкого рода, с отверженными, с беззащитными и беспомощными; разделили те ризы, которые произвели столько чудес, и которые однако же не оказывали тогда никакого действия, так как Христос удерживал Свою неизреченную силу. И этот поступок составляет немаловажное прибавление к их сумасбродству: они, как я сказал, во всем поступали с Ним, как с бесчестным и презренным, как самым последним человеком. С разбойниками ничего подобного они не делали, а против Христа достало у них дерзости на все это. Его и распяли посреди их, чтобы Он разделил с ними их худую славу. И даша Ему оцет пити (ст. 34), - и это с целью надругаться: Он же не хотяше. Другой же повествует, что, отведав, Он сказал: совершишася (Иоан. XIX, 30)! Что же значит это слово: совершишася? Совершилось о Нем пророчество: даша бо, говорит, в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта (Псал. LXVIII, 22). Впрочем и этот не показывает, что Он пил. Нет различия - отведать что-нибудь только и не пить: это означает одно и то же. Но и здесь еще не конец их неистовству. После того, как обнажили Его, распяли, подносили оцет, они идут еще далее: смотря на пригвожденного ко кресту, поносят и они сами, и мимоходящие; и что было всего тяжелее, Он терпел страдания как бы льстец и обманщик, как гордый и пустой самохвал. Для того они и распяли Его всенародно, чтобы в глазах всех ругаться над Ним; для того распяли и руками воинов, чтобы под предлогом, что приговор произнесен в народном судилище, тем свободнее предаваться неистовству.

И кого бы не смягчил народ, последующий за Ним и рыдающий? Но только не этих зверей. Вот почему Он тех и удостоил ответа, а этих не удостоил.

И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие

Когда Иисус был бичуем, оплевываем и осмеиваем, то имел не Свои одежды, а те, которые принял за наши грехи. А когда Его распинают, после прекращения торжественной обстановки насмешек и ругательств, тогда снова Он получает прежнюю одежду и принимает собственное украшение, и тотчас же приходят в замешательство составные части мира (стихии, elementa) и тварь дает свидетельство о Творце.

Ст. 31-32 И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его

Первые три говорят, что Симон нес крест Иисусов, а Иоанн - что его нес Сам Господь. Поэтому, вероятно, было то и другое: сначала Сам Иисус нес крест, а потом, нашедши на пути Симона, возложили на него крест. Ты же заметь и то, что Симон значит послушание: итак, имеющий послушание несет крест Христов. Киринея, будучи городом Пентапольским, означает пять чувств, которым надобно нести крест.

Ст. 31-37 И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его. И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место, дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить. Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий; и, сидя, стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский

И когда насмеялись надъ Нимъ (стих 31) воины правителя ревностно продолжают свое богоборческое дело: снимают с Него багряницу, ведут на Голгофу, распинают, разделяют Его одежду, дают Ему уксус, смешанный с желчью, и поставили надъ головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Iисусъ, Царь Iудейскiй (стих 37); а потом? сидя, стерегли Его тамъ (стих 36).

Так предусмотрительно обеспечено исполнение приговора; ничего не пропустили, чтобы Богочеловек наверняка умер; сделано все, что ведет к верной смерти. Воины правителя действительно с римским хладнокровием и бесчувственностью совершают свое преступное дело. А Иисус? Все переносит кротко. Где Его божественная сила и могущество, всесила и всемогущество, столько раз показанное в разных Его делах и чудесах? Где Его преображенский свет, сильнейший солнца? Все это сокрылось глубоко в Нем, в чудном Страдальце, там, в Богочеловеческих глубинах души и тела: теперь грех пирует свой самый разлюбезнейший пир - убивает Бога. А Богочеловек это допускает, ибо это «должно совершиться», ибо «так написано»; нужно, чтобы проявилась вся сила зла в человеческом мире, и изнемогла, и уничтожилась в своей борьбе с Богом. Ибо когда зло причинит и нанесет Богу самое большое зло - смерть, тогда Бог «смертiю смерть попретъ», и так превратит величайшее зло в человеческом мире воскресением Своим в величайшее благо: в уничтожение смерти (Тропарь Пасхи: «Христосъ воскресе изъ мертвыхъ, смертiю смерть поправъ и сущимъ во гробехъ животъ даровавъ»).

Ст. 26-32 Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие. Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! и плевали на Него и, взяв трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его

Прежде чем произнести смертный приговор над Господом Иисусом Христом, Пилат приказал бичевать Его. Тогда, – говорит святой Матфей, – отпустил им Варавву, а Иисуса, бив (сначала подвергнул бичеванию, надеясь этим страшным наказанием утолить ярость врагов Иисусовых, и только уже тогда, когда ему не удалось возбудить в них жалость), он предал Его им на распятие. Святые евангелисты не передают нам всех ужасных подробностей этого наказания: эти подробности хорошо известны первым христианам. Бичевание было и у Иудеев, но не такое жестокое, как у язычников. У Иудеев не дозволялось делать более тридцати девяти ударов обвиненному; у язычников не было определено число ударов: воины обнажали осужденного до пояса, привязывали к столбу и били трехконечными ременными бичами, сколько хотели. В эти бичи местами вплетены были острые косточки, свинцовые или железные наконечники, которыми рвали тело бичуемого до костей. Многие бичуемые и умирали под бичами. Это наказание было так жестоко, так позорно, что ему подвергались только рабы. И таким-то страшным наказанием Пилат хотел угодить врагам нашего Господа! Нет сомнения, что жестокие римские воины, ненавидевшие Иудеев, рады были выместить свою злобу на этот народ на Том, Кого они считали Царем Иудейским. Тогда, – говорит святой евангелист, – воины правителя, взяв Иисуса в преторию (судилище преторское), отвели Его с Лифостротона, с каменного помоста, внутрь двора, в преторию, и собрали на Него весь полк, который состоял обыкновенно из двухсот или шестисот человек, – созвали всех незанятых товарищей, чтобы всем обществом потешиться над Царем Иудейским. Святые евангелисты не говорят, что Господь был привязан к столбу, но несомненно, что это было именно так.

Блаженный Иероним говорит, что он видел столб, орошенный кровью Господа, у которого Он был привязан и бит, и святитель Златоуст упоминает о деревянном столбе в Иерусалиме, где был привязан и бит бичами Иисус Христос. Сердце содрогается, когда представишь себе, какие муки претерпел при этом наш Спаситель… И, раздев Его, стали наносить Ему по обнаженному телу страшные удары… Но грубые римские солдаты не ограничились и этим наказанием: они вздумали устроить для себя дикую потеху, издеваясь над Божественным Страдальцем, как над Царем Иудейским. Насытив свою жестокость, они от мучений перешли к насмешкам. Им вздумалось заставить Божественного Узника представить из Себя Царя, возводимого на царское достоинство. Для этого надели на Него багряницу, накинули на Его обнаженное, покрытое ранами, истекающее кровью тело красный плащ, который обыкновенно застегивался на правом плече, закрывая половину тела, так что правая рука оставалась свободной. Красный плащ носили только цари и военачальники, и вот, солдаты отыскали где-то заброшенный, ни к чему негодный, грязный плащ, чтобы сильнее выразить свое презрение к Царю Иудейскому. Так одет теперь был Тот, Кто одевается «светом яко ризою!» (Пс. 103:2). Нашли и венец для Иудейского Царя; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову… Недоставало только последнего знака царской власти – скипетра; нашли и скипетр: и дали Ему в правую руку трость, вложили Ему в правую руку палку из тростника, который похож на наш тростник, только толще и крепче. После такого, мнимо царского облачения, которое само по себе уже было горькой насмешкой, начались ругательства, самые грубые. На Востоке царям оказывали честь, падая на колени; то же стали делать теперь и воины: и, становясь пред Ним на колени, насмехались, издевались над Ним… Как римскому императору в торжественных случаях кричали: «Да здравствует император!», так теперь и нашему Господу с наглыми насмешками кричали, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И в знак презрения плевали на Него, прямо в пречистое лице Его, и, взяв трость (брали у Него из связанных, дрожавших от изнеможения рук Его трость), били Его по голове этой тростью, от чего колючки терна еще более врезались в главу Его и причиняли сильнейшую боль. А иные при этом еще и били Его по ланитам. «Среди всех поруганий Он являлся таким, каким предвидел Его еще за несколько веков пророк Исайя: ни одного стона, ни одного вздоха, ни одной жалобы не послышалось из Его пречистых уст! Он добровольно восхотел до конца испить чашу гнева Божия за наши грехи (Ис. 53:7).

Он на деле исполнял теперь то, что за много веков говорил о Себе устами пророка: «Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис. 50:6)». Размышляя об этих страданиях Господа, святитель Златоуст говорит: «Как будто по договору ликовал тогда со всеми диавол. Ибо пусть Иудеи, истаевая от зависти и ненависти, ругались над Ним: почему и отчего воины делали это? Не явно ли, что диавол тогда со всеми пиршествовал? Ибо до того были жестоки и неукротимы, что считали себе за удовольствие наносить Ему оскорбления. Они нападали на Него нагло, может быть, или желая угодить Иудеям, или делали это только по своему злонравию. Обиды были различные и многообразные, ибо то били по Божественной Его главе, то уязвляли терновым венцом, то били тростью люди скверные и нечистые. Как после этого мы дадим ответ, мы, которые гневаемся за каждую обиду, нам наносимую, тогда как Христос претерпел такие страдания? Не часть одна, а все тело Его терпело страдания: глава – от венца и трости, лице – от ударов и заплеваний, ланиты – от заушений, все тело – от бичевания, наготы, одеяния в хламиду и притворного поклонения, рука – от трости, которую дали держать Ему вместо скипетра, уста – от поднесения оцта. Что может быть тяжелее этого? Что обиднее? Все, что происходило, превосходит всякое описание. Как бы боясь, чтобы не опустить какой-либо наглости, Иудеи (хотя пророков убивали своими руками) Христа умерщвляют по определению судии. Они и судят сами, и осуждают, крича перед Пилатом: «кровь Его на нас и на детях наших»; нападают с неистовством, и сами по себе мучают, связывают, отводят, делаются виновниками обид, нанесенных воинами, пригвождают ко кресту, укоряют, оплевывают, насмехаются. Пилат здесь ничего не присоединил со своей стороны; они сами все делали, сами были и доносчиками, и судиями, и палачами, и всем. И всегда мы должны читать об этом, так как от этого происходит великая польза. Когда ты видишь, как и на словах, и на деле перед Ним преклоняются, и вместе с тем безстыдно насмехаются над Ним, как тяжко заушают Его и заставляют терпеть крайние страдания, то хотя бы и был ты как камень, но сделаешься мягче воска и изринешь из сердца твоего все надмение». Что было после бичевания, до осуждения на распятие, об этом благовествует нам один евангелист Иоанн Богослов. Пилат вошел в преторию, чтобы видеть, как исполнено его повеление. Увы! Оно было исполнено слишком усердно! Исполнено так, как, вероятно, не ожидал Пилат! Один взгляд на кроткого, истерзанного Страдальца уже глубоко тронул даже безчувственное сердце прокуратора. «Неужели, – думал он, – этот вид не тронет врагов Его? Не все же они пылают к Нему непримиримой ненавистью»…

И правитель приказал Господу нашему следовать за собой, сел на месте, называемом Лифостротон, и сказал Иудеям: «вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины» (Ин. 19:4)… При этих словах Пилата Господь вышел на площадку, связанный по рукам, весь облитый кровью, в терновом венце, в красном дырявом плаще, который не закрывал ни ран, ни наготы Его… Но, несмотря на все это унижение, несмотря на следы ударов и заплеваний, на смертельное утомление в Его безсонных, измученных очах, Его спокойный, кроткий вид поражал таким Божественным достоинством, что у Пилата невольно вырвалось восклицание, полное волнения душевного и сострадания к Невинному Узнику: «се, – Человек!» (Ин. 19:5). «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53:3–7)… Как было не припомнить теперь этого поразительного пророчества при взгляде на Страдальца Иисуса? Но злоба так ожесточила врагов Его, что первосвященники и их слуги, а за ними и вся безчисленная толпа закричала опять: «распни, распни Его!» (Ин. 19:6) Ледяное и каменное сердце Пилата, который проливал кровь, как воду, и на поле битвы, и в тайных убийствах, смягчилось; но жестокое сердце лицемеров осталось нетронутым. Такое упорство синедриона вывело из терпения Пилата: «возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины», – с гневом воскликнул он. Суровый вид прокуратора показывал, что он решил отпустить Узника и сдержит свое слово. Но у хитрых врагов Господа и на это был готов ответ: «мы имеем закон, – сказали они, – и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим» (Ин. 19:7). Члены синедриона хотят дать понять Пилату, что он, как язычник, в их законе ничего не понимает, а потому должен слушать их, ученых толковников своего закона, их же закон требует смерти за богохульство… Но это обвинение произвело на Пилата совсем другое впечатление, а не то, какого они ожидали. Пилат, услышав эти слова, еще более содрогнулся: ему невольно припомнился и сон его жены, и слухи о чудесах этого Праведника, и Его молчаливое спокойствие, с каким Он выслушивал клеветы врагов Своих, и удивительное терпение Его в страданиях, и, наконец, все то, что он, Пилат, сам слышал от Иисуса при первом допросе.

Полный страха и сомнения правитель снова входит в судебную палату, дав знак следовать за собой и Иисусу Христу, и тут наедине спрашивает Его: «откуда Ты?» (Ин. 19:9). От людей ли Ты рожден или от богов? Господь видел, что Пилат спрашивает Его не из любви к истине, о которой он не захотел слушать раньше, а из страха, видел, что земные расчеты все же возьмут верх над всеми добрыми помыслами этого язычника, и потому не дал ему никакого ответа. Ответ, что Иисус действительно есть Сын Божий, только бы увеличил вину Пилата, а этого не желал милосердый Человеколюбец Своему судии. Пилат не мог понять этого молчания и высокомерно воскликнул: «мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?» (Ин. 19:10). Римский вельможа, скрывая свой страх, хотел устрашить Узника, чтобы заставить Его ответить; между тем только выдал себя и произнес осуждение себе же. «Если все было в твоей власти, – говорит святитель Златоуст, – то почему же ты, не найдя никакой вины в Иисусе, осудил Его на крест?» И Господь сжалился над заблуждением гордого язычника, который стал рабом своих страстей и хвалился тем, чего у него не было. Не укоряя, не обличая, Он сказал Пилату: «ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе» (Ин. 19:11). Ты действительно совершаешь великое преступление, но Иуда, Анна, Каиафа, эти враги Мои – Иудеи преступнее тебя… Так с Божественным достоинством и с безконечной кротостью Иисус Христос судил Своего судию. И этот суд Подсудимого не только не оскорбил судию, но еще более расположил его в пользу Подсудимого. «С этого времени, – замечает святой евангелист Иоанн, – Пилат искал отпустить Его» (Ин. 19:12). Пилат снова вышел на площадку, где Иудеи уже приготовились встретить его криками: «если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Ин. 19:12). Они видели, что обвинение в богохульстве не действует на Пилата, и с новой силой стали обвинять Господа в мятеже против кесаря. Пилат, смущенный этими криками, понял, что ему грозят жалобой кесарю, подозрительному Тиверию, понял, что Иудеи ничего не пожалеют для подкупа чиновников в Риме, чтобы обвинить его, вспомнил еще раз о своих собственных преступлениях, – и вся твердость его исчезла. Он сел на свое судейское место и приказал вывести из претории Иисуса. «Се, Царь ваш!» – воскликнул правитель, желая хотя бы насмешкой отомстить Иудеям за то, что они так нагло требуют от него осуждения Невинного.

Возьми, возьми, распни Его!» – неистово закричали Иудеи. «Царя ли вашего распну?» – сказал Пилат. «Нет у нас царя, кроме кесаря!» – отвечали первосвященники, на этот раз забыв о своей гордости, чтобы только достигнуть своей цели – погубить Галилейского Учителя. Тогда, наконец, Пилат решился произнести смертный приговор нашему Господу ¹⁾ (Ин. 1:11). А теперь и совсем изгнали Его вон, да еще с тяжелым крестом на плечах. Это – мы возложили на Него тяжкое бремя грехов наших!..» «Путь, по которому шел Спаситель к Голгофе, – говорит Филарет, архиепископ Черниговский, – и поныне называется путем страстным или скорбным. Скорбны были пути Твои, Господи, Сладчайший Иисусе, в течение всей земной жизни Твоей; но путь Голгофский был путь самый скорбный!» Когда дошли до так называемых Судных ворот, Господь наш до того изнемог, что не в силах был далее нести Свой крест и преклонился под ним… Провидение Отца Небесного послало доброго человека, чтобы понести спасительное бремя креста: Выходя из ворот городских, они встретили одного Киринеянина, родом из города Кирны Ливийской, что на западе от Египта, по имени Симона, отца известных в первенствующей Церкви Александра и Руфа, того Руфа, которого апостол Павел называет избранным о Господе, и мать которого называет своей матерью из-за особенного к ней уважения (Рим. 16:13). Может быть, этот добрый человек знал Иисуса Христа; может быть, даже был Его последователем и при этой встрече обнаружил свое к Нему сострадание, и вот, воины воспользовались этим, чтобы заставить его нести крест Иисусов: сего заставили нести крест Его. А чтобы кто-нибудь, увидев Симона, несущего крест, не подумал, что он сам осужден на распятие, воины приказали Иисусу Христу идти прямо впереди Симона: таким образом весь позор креста оставался по-прежнему на Господе Иисусе. И Господь безмолвно повиновался. Он шел воистину «яко агнец, ведомый на заклание»… В толпе народной послышался плач и рыдание: это плакали жены Иерусалимские, тронутые Его страданиями и позором. Может быть, это были матери детей, которые недавно пели Ему осанна; может быть, матери тех малюток, которых некогда Господь наш с такой любовью благословлял… И Он милосердный, обещавший не забыть чаши студеной воды, поданной во имя Его, плакавший у гроба друга Своего из сочувствия к горю человеческому, – Он с любовью принял и эти слезы сострадания к Нему Самому. Обратившись к плачущим женщинам, Он сказал: «дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас!»… Невозможно представить себе, какой злобной радостью возликовали первосвященники и старейшины Иудейские, когда услышали, наконец, из уст Пилата столь вожделенные для них слова: «иди, воин, приготовь крест!» И у Евреев, и у Римлян был закон, по которому осужденный на смерть преступник лишаем был жизни не тотчас после смертного приговора, а через несколько дней; в эти дни глашатай всенародно объявлял, что такой-то, за такое-то преступление будет казнен, и вызывал всякого, кто хотел защищать его. Но для Господа нашего не было и этого снисхождения: Он тотчас же был предан воинам для распятия. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его… Его одели в собственные одежды для того, чтобы все, кто увидит Его, идущего с крестом на раменах, могли узнать в Нем Того, Кто еще недавно так грозно проповедовал во храме Иерусалимском. Евангелисты не говорят, что терновый венец был снят, а церковное предание утверждает, что Господь наш и на кресте умер увенчанный тернием. «Евангелисты хотели, – говорит древний писатель Ориген, – чтобы мы подумали о значении венца, однажды возложенного и уже не снятого. Я думаю, что терновый венец остался на главе Иисуса, чтобы более не оставались на нас терны, т.е. казнь за грехи, после того, как взяты они честною главою Иисуса». Подобно Исааку, который сам нес дрова для своего сожжения, Спаситель наш должен был Сам нести крест Свой, и повели Его на распятие, повели за городские ворота, где обыкновенно производились казни. На улице присоединились к Нему два спутника, два разбойника, тоже приговоренные к распятию.

«Ибо если с зеленеющим деревом» (если со Мной) «это делают, то с сухим» (с вашими первосвященниками и книжниками, с вашими детьми) «что будет?» (Лк. 23:28–31). Так и перед Своей смертью Господь скорбел о погибели народа Иудейского, и ведомый на распятие этим народом с нежным чувством любви говорил о покаянии…

И егда поругашася Ему, совлекоша с Него багряницу и облекоша Его в ризы Его: и ведоша Его на пропятие

Сняв с Него багряницу, сняли, конечно, и венец. Иоанн говорит (19, 16), что поемше же Иисуса и ведоша (в претор), так как иудеи заботились и о том, чтобы казалось, что Иисус Христос выведен осужденным оттуда.

И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие

(Мк. 15:20; Лк. 23:26; Ин. 19:17). Иоанн вставляет здесь довольно длинный рассказ, которого нет у синоптиков, о том, как Пилат вывел измученного Христа к иудеям, и о новом допросе Пилата (Ин. 19:4-16). По-видимому, уже после этого воины сняли с Него хламиду или багряницу и надели на Него опять Его собственные одежды, а затем повели Его на распятие.